Дочь Белой Птицы

1

-Да!

-Сделай это!

-Давай! Их голоса сливались в рев, обволакивали, владели, концентрируясь в одном человеке, стоящем на помосте. Яркая, горячая страсть, не знающая преград, готовая уничтожить все, что отрицает ее власть.  Даже сейчас он чувствовал, как далеко это чувство от любви. Это было здесь,  его ожидание и ожидание тысяч мелких, грязных и нелепых, там, под ногами, и его собственное ожидание. Давай! Они хотят этого. Я хочу.

-Вы все здесь?

-Все!

-Вы готовы?

-Да! Делай!

-Это ваш выбор.

Он сказал Слово. Короткое. Простое. То, которого от него ждали. И тогда время остановилось.

После, когда все изменилось, он помнил ярость этого рева, ту власть и силу, которой обладал. Насмешкой и утешением звучали слова:

-Это мой выбор. Я так решил. Я хочу.

Семнадцатая полночь от начала дней.

Семнадцатая ночь.

И в каждом сумраке

Немного было темноты моей.

Семнадцатая капля с лезвия ножа

Опять кругами расползется.

Не торопись.

Признайся: сладко было ждать,

Ты долго ждал меня

Во тьме, где не бывает солнца.

Когда шел снег - а это бывало часто - все менялось. Мир сужался до расстояния между домом и ближайшим комом снега, что имел возможность упасть за воротник. Или, быть может, расширялся - до неисчислимого количества оттенков белого. Метель длилась три недели в тот год, когда Норт нашел ее мать недалеко от селения в лесу. Женщина была больна и успела прожить всего несколько дней после того, как родила ребенка.

- Найдена в лесу, зимой, в метель - это не к добру, - сказали одни.

- Она принесет нам беды, - вторили другие.

- Нам своих прокормить бы.

- Нужно убить этого ребенка... давайте принесем ее в жертву... отдадим ее лесу...- их голоса звучали все убедительней и настойчивей.

- Она останется, - тихо сказал Норт. Он был удачливым охотником и сильным мужчиной, поэтому больше не спорили. Девочка осталась. В память метели ее назвали Тиаулурин - дочь белой птицы. Норт, хмурый бородатый великан, знающий очень много о лесе и его обитателях, о привычках зверей и птиц, о жизни деревьев, о ветре и солнце, и дождях, и почти ничего - о людях, стал ее первым учителем. Второй была Гелла - местная колдунья - толстая неопрятная женщина, пропахнувшая травами и говорящая на непонятном языке. Гелла знала много удивительных вещей, она была гораздо интереснее, чем другие жители селения. Ни огонь, ни тьма, ни причины человеческих чувств и поступков не были для нее тайной. Но ни Гелла, ни Норт не смогли защитить ее, когда в селение пришли посланцы Богини. Они часто приходили - то требуя даров, то обещая награду, то за детьми. И настала ее очередь - чужой ребенок, дочь неизвестно откуда взявшейся чужеземки. Никто не отдал бы своего ребенка. Норт не плакал,  но его руки дрожали, когда в последний раз он прикоснулся к волосам своей названной дочери.

Богиня не требовала от своих служителей слишком многого. Детей, попавших к ней, не приносили в жертву, более того - жрицы Богини не обязаны были давать обет безбрачия. Жизнь и так была тяжелой тут, на севере, детей не хватало. Культ Богини насчитывал уже много тысячелетий, и цель его - сохранение знаний, поддержание жизни. Тиаулурин попала в одну из белых школ, так как владычица ее была Белая Хозяйка жизни и смерти, Зима. 

Госпожа Иделен обладала прекрасным голосом и знала много песен о волшебниках и обычных людях. Кроме этого, у нее были сильные руки и стальной характер, что довелось  испытать на себе многим ее воспитанницам. Но нельзя иначе, как хозяйка школы, госпожа Иделен отвечала за всех.

Однажды она сказала:

- Уже прошло восемь лет с тех пор, как ты пришла к нам. Сколько тебе теперь?

- Семнадцать, госпожа.

- Скоро ты уйдешь. И первое, что ты обнаружишь за воротами школы - что мир совсем не такой, как тебе об этом рассказывали. Тебе будет трудно там.  Поэтому первое время я разрешаю тебе возвращаться, если станет совсем плохо. Но недолго.

- Но почему, госпожа?

- Я многому учила тебя, но в основном тому, как этот мир должен быть устроен. Но не тому, каков он на самом деле. Это жестоко, да. Но были причины сделать так.

- Я не понимаю, госпожа.

- Конечно.

Она откинула волосы со лба, показав бледный рубец.

- Это сделали люди. Их было трое. Грязные, вонючие, полные страха и ненависти. Они кричали мне ругательства, думая, что этим оскорбляют меня. А потом  один из них  взял камень и бросил его мне в лицо.

2

... Если дом мой оставлен для ветра,

Если в искрах костра я не вижу пути,

Для друзей у огня не осталось места,

А в глазах – темноты…

Если выветрен до изнанки

Плащ, мои заметавший следы…

Я приду в этот час, но не раньше,

Только если ты скажешь: “приди” ...

Ро отложил книгу.

- Морах великолепен, госпожа, несмотря на годы. Ты согласна?

После дней, проведенных в лесу, среди жителей поселка, и одиночества на берегу Темного озера, было странно слышать стихи. В лесу трудно найти собеседника. И никто не вспоминает слова давно умерших поэтов. Обычно люди говорят о том, что едят или одевают, о том, чего хотят, о чем думают, чего боятся.

Ро, если только он не лгал, бояться было нечего. И такая мелочь, как еда или одежда его тоже не могла беспокоить. Недавно унаследовав небольшой торговый город, и справедливо рассудив, что лучше быть большой лягушкой в маленьком болоте, он переехал в Иссей из столицы. Здесь господин Ро задавал тон, указывая, что нужно говорить и думать. Одной из особенностей его характера была любовь к литературе. Во всем остальном  же это был обычный вельможа, грубый, в меру жестокий, неглупый, легко загорающийся новой страстью.

- Я рад, что ты здесь, и мне есть с кем разделить это удовольствие.

- Но я не рада. Господин, в Иссее ярмарка, если я хочу уехать, лучшего времени не найти.

- А зачем тебе уезжать?

- Нужно. Господин, я должна.

- "Нужно”,  “господин”? В чем дело? Что случилось?

- Есть что-то… что-то такое, что я должна сделать. Никто кроме меня не может. Я должна уйти.

- Это несерьезно, Тиа. Детские игрушки. Ты останешься здесь, со мной.

Он подошел совсем близко. Влажные губы пробежали по щеке, коснулись уха:

- Разве не этого ты хочешь?

 - Да, но...

Зажмурившись, почти забыв обо всем. Как знать, чего она хочет, куда идет, что ищет? Она сама перестала это понимать. Там, на юге, куда вели до сих пор дороги, ожидает – что? Огромное, бесформенное, оно было там – расстояние не может его скрыть. Оно великолепно, темно, ужасно и власть его  велика. Оно было причиной пути. Оно пугало, вызывало почти суеверный ужас. Оно обещало вознаграждение.

А Ро, он – всего лишь человек. Кем бы он ни был. Ро, его сила, власть, стены его замка и все оружие в этом замке не сможет помешать жрице Богини сделать то, что она должна. Только вот, чем-то Ро удерживал ее. Пока. 

Удержать невозможно.

На ладони огонь – отпусти.

Пусть бежит, пусть ползет, пусть летит –

Сколько сможет

И не плачь, если видишь над пропастью,

Что ее оборвались следы

- Расскажи нам что-нибудь волшебное, - попросил однажды Ро.

Никто не возразил. Вряд ли его гостям хотелось слушать волшебные истории, но все промолчали.  Свет потушили, оставив лишь несколько искр в очаге, арфист нежно перебирал струны, создавая странную, едва уловимую печальную мелодию. Сумерки вползали в зал, сливаясь с цветом  платьев.

Так рождались необыкновенные сказки, которые потом расползались по Иссею в самых немыслимых вариантах.

- Да.

Давно, много лет назад немного южнее Иссея был город, все крыши которого были выкрашены в синий цвет. Чтобы звезды, живущие на синем небе, были добры к людям, живущим в синем городе. И правил городом король-колдун. Это был мудрый  и гордый человек. И люди слушались его лишь отчасти из-за страха, потому что был он справедлив.

Это был великий маг, непревзойденный никем. И, в гордости своей, он поверил во всемогущество своей магии. Он верил, что нет ничего такого, чего он бы не смог добиться, или, чего не сможет добиться кто-нибудь другой при помощи магии. И захотел узнать секреты, которые недоступны людям. И ради этого нарушил законы, по которым всегда жил.

Больше всего, чем обладал, король дорожил белыми конями, детьми Бога Времени Лаогдене. Но он принес их в жертву, убив собственными руками. И тогда время остановилось...

Время остановилось. Время замерло, превратившись в цепь отдельных, коротких мгновений. Каждое из которых жгло, причиняя невероятную боль. Тело не может выдержать это, не сгорев или не уничтожив все вокруг. Огонь пробежал по рукам в поисках выхода, заметался по залу, охватил занавеси и успокоился, найдя очаг.

Взвизгнула одна из дам. Гости заметались по залу, кинулись к выходу. Ро опомнился первым, сдернул горящую ткань и бил ее сапогами до тех пор, пока огонь не стих. Принесли воду. И кто-то сказал: “Госпожа, твои руки!”