Данил
– Данил Дмитриевич, извините за беспокойство. Тут к вам прекрасная леди, – из динамика доносится голос Василия Антоновича, нашего консьержа, а я тру слипающиеся глаза и не могу сообразить, на какой планете вообще нахожусь.
– Пропусти.
Немного помешкав, я все-таки даю добро швейцару и перекатываюсь на другой край кровати. За долгое время у меня случился законный выходной, и я планировал дрыхнуть до самого обеда, смотреть сериалы и не высовывать носа наружу. Я совершенно точно никого не приглашал и не назначал никаких встреч.
Выпутавшись из одеяла, я потягиваюсь до хруста позвонков, прочесываю шевелюру пятерней и впопыхах ныряю в мятую футболку и домашние штаны, гадая, кто решил нанести мне визит с утра пораньше.
Дин-дон. Дин-дон.
Спустя пару минут в коридоре разливается звонкая трель звонка, а у меня по какой-то причине учащается пульс и растет градус волнения. С необъяснимым предвкушением я направляюсь в прихожую, распахиваю дверь и опускаю голову вниз, напарываясь на нежданного гостя.
– Здравствуйте.
Негромко произносит светловолосая девчушка лет девяти-десяти, застывшая на пороге, и крепче прижимает к себе плюшевого медведя. На ней надето приталенное бежевое пальто, достающее ей до колен, синие джинсы и желтый свитер крупной вязки под горло.
Ее ручки сжимают лямки коричневого кожаного рюкзака. На запястье болтаются изящные серебристые часики. Она выглядит опрятно и не кажется похожей на бездомную потеряшку. Вряд ли она пришла просить милостыню.
Переварив информацию полусонным мозгом, я делаю логичный вывод о том, что малышка ошиблась апартаментами, поэтому с легкой душой советую ей.
– Если ты забыла номер квартиры, спустись вниз и скажи, чтобы Василий Антонович связался с твоими родителями. Он тебе обязательно поможет.
На этом я считаю свою миссию оконченной, захлопываю дверь и не горю желанием возиться с чужим ребенком. Потому что, это не мои заботы. Потому что я хочу досмотреть прерванный на самом интересном месте сон. И потому что я мечтал о благостной тишине не неделю, не две и даже не три – месяц.
Но зловредная трель звонка рушит мои намерения, продолжая долбиться в барабанные перепонки, и заставляет вернуться к настойчивой визитерше.
– Ты ошиблась квартирой и хочешь, чтобы я помог тебе найти маму и папу? – уточняю я больше для проформы, все еще надеясь спихнуть девчонку добродушному швейцару, но судьба со мной категорически не согласна.
– Нет. Я к вам.
Уверенно сообщает златокудрое создание, прилипшее ко мне, словно банный лист, и я окончательно перестаю что-либо понимать. Кручу приходящие на ум варианты, отметаю их за несостоятельностью и, наконец, цепляюсь за осенившую меня идею.
– Я понял. Ты видела меня по телеку и захотела взять автограф? Окей. Где там тебе расписаться?
Кажется, теперь паззл сошелся. Я довольно неплохо играю в футбол, имею много фанатов, поэтому считаю подобное объяснение вполне разумным. И, если для того, чтобы избавиться от малолетней диверсантки, мне нужно где-то черкнуть, то я готов.
С этими мыслями я тянусь к тумбочке, чтобы выудить оттуда ручку и листочек, но как раз в это мгновение девчонка проскальзывает мимо меня и на всех парах несется вглубь квартиры – навстречу моему питомцу.
– У тебя живет Хатико?! Сюда, малыш! Он такой ми-и-илый! – вопит малая восторженно, я же зачем-то ее поправляю.
– Это не Хатико, это Зевс. Зевс, фу! Эй, нет-нет-нет. Это очень опасная собака, – я пытаюсь воззвать к разуму ворвавшегося в мою холостяцкую берлогу стихийного бедствия, но малышка бесстрашно игнорирует ударившееся ей в спину предупреждение.
Наклоняется к МОЕМУ псу, принимается чесать у него за ухом и иронично выгибает бровь, интересуясь.
– Опасная? И что она сделает? Залижет меня до смерти?
Девчонка тихо озорно хихикает. Предатель-Зевс подставляет ей второе ухо и вовсе не выглядит грозно. Я же шумно выдыхаю, складываю руки на груди и хмурю лоб.
– Послушай, девочка, как тебя зовут? – я добавляю в голос строгих стальных ноток, но непрошеной гостье они словно слону дробина.
– Ксюша, – коротко отвечает она, а я стараюсь донести до ребенка прописные истины.
– Так вот, Ксюша. Нельзя так просто врываться в дом к чужим людям, они могут быть плохими. Вокруг много уродов. Они могут причинить тебе вред. Неужели твоя мама об этом не говорила?
– Говорила.
Согласно кивает малышка, а я закипаю, как неснятый с плиты чайник. Мысленно я отчитываю мать этого ураганчика и пытаюсь прояснить детали, которые помогут быстрее разобраться в ситуации и вернуться ко сну, который я все еще наивно рассчитываю досмотреть.
– Ну и где же она, твоя мама?
– В самолете, – пожимает плечами Ксения, а я хочу биться головой о стену от ее непосредственности.
– Чуть больше деталей. Мама в самолете, а ты сейчас с кем?
– С папой.
На этих словах я выдыхаю с облегчением и думаю о том, что вот-вот обрету свободу, осталось только найти обеспокоенного отца этой катастрофы, который сейчас, вероятнее всего, носится по всей территории жилого комплекса в поисках пропавшей дочурки.
Данил
Бадабум. Вжух. Хрясь.
Это мои внутренности наматывает на невидимые лопасти, по крайней мере, ощущения именно такие. Произнесенные с детской непосредственностью фразы дезориентируют. И я стою, оглушенный пыльным мешком, и растерянно повторяю застрявшие в сознании фразы.
«Ты был женат на моей маме».
«На Эве Вороновой».
«Я – твоя дочь».
Происходящее настолько выпадает из картины привычной реальности, что я попросту не могу с ним смириться. Надавливаю на виски, пытаясь прогнать подступающую мигрень, и ляпаю совсем уж дурацкое.
– Этого не может быть!
– Еще как может! – восклицает маленькая Рапунцель грозно и дует губы, как будто я только что сказал ей, что Деда Мороза не существует.
– Нет-нет-нет. Так, стоп. Мне нужен таймаут, – я опускаюсь прямо на пол неподалеку от продолжающей наглаживать Зевса Ксюши и тру лицо, словно это поможет отмотать все назад и стереть похожие на сюр события сегодняшнего утра. – У нас с Эвой не было детей.
Заявляю я твердо и принимаюсь восстанавливать в памяти прошлое в подробностях, до мельчайших деталей. Я проматываю пленку от самого начала и до конца – первое свидание, отношения, предложение, свадьба, медовый месяц, скандалы, последняя ссора и оглушающе громкий развод. Никакой ребенок в хрониках нашей с Вороновой жизни не значится.
Только вот совсем не призрачная Ксюша расстегивает молнию рюкзака, роется в нем недолго и протягивает мне сложенный вчетверо листок.
– Вот ее письмо.
– Ее письмо? Ты шутишь?
Опять выдаю нечто банальное.
В данный момент я ощущаю себя либо героем третьесортной мелодрамы, либо участником розыгрыша. Я жду, что из-за угла выскочит съемочная группа вместе с режиссером и заорет «Вас снимает скрытая камера» или «Следующий дубль. Мотор!». Но время идет, и никаких действующих лиц к нашей выразительной скульптуре не прибавляется.
Так что, вопреки желанию откреститься от родства с застывшей в полуметре от меня девчонки, мне приходится забрать из ее подрагивающих пальцев бумагу и развернуть послание.
А дальше высоковольтный разряд ударяет прямо в грудину. Я гулко сглатываю, делаю глубокий вдох, как пловец перед прыжком в воду, и пристально всматриваюсь в расплывающиеся строки.
«Дань…
Тебя, наверное, это сильно удивит, но Ксюша – твоя дочь.
Я не сказала тебе о том, что беременна, когда мы разводились, потому что не хотела ломать твою карьеру и портить себе жизнь.
Прости».
Несмотря на то что с нашей последней встречи с Эвой прошла целая вечность, я прекрасно помню ее почерк и не сомневаюсь в том, что письмо написано ее рукой.
Но разум упрямится и напрочь отказывается признавать очевидное.
– И ты хочешь, чтобы я поверил этой писульке? Ее мог наваять кто угодно.
Положа руку на сердце, я не знаю, зачем отпираюсь. Просто действую на инстинктах, которые оберегают организм. Слишком много шокирующей информации – мозг буквально дымится.
– Ах да. Вот еще свидетельство о рождении, – Ксюша, не жалея моих чувств, с ловкостью фокусника извлекает на свет зеленый прямоугольник и вручает его мне, забивая еще один гвоздь в крышку гроба моего почившего самообладания. – Там твое имя.
– Свидетельство? Хах. Мое имя? Мое имя. Багров Данил Дмитриевич.
Я повторяю за ней, как китайский болванчик. Продолжаю безбожно тупить, убеждаюсь в подлинности документа и разве что не пробую его на зуб. Кровь сначала отливает от щек, потом приливает к ним и бурлит в жилах слишком яростно.
Я же долго пялюсь в спину отвернувшейся от меня Ксюши и обращаюсь больше к себе, чем к ней.
– Ну и что мне с тобой делать?
– Приютить на пару дней. Пока мама не вернется в город – с готовностью бросает через плечо этот слишком взрослый для своих лет ребенок и, кажется, шмыгает носом.
– Приютить? Мда-а-а, – роняю я растерянно и принимаюсь звонить своему другу и по совместительству агенту Денису Говорову. – Ден, у нас, кажется, проблемы. Больши-и-ие проблемы.
– Ну и куда ты опять встрял? Ладно, не говори. Сейчас подъеду, объяснишь все с глазу на глаз.
Несмотря на то, что я не вижу приятеля, я отчетливо представляю, как он закатывает глаза и вешает трубку, но душевные терзания Денчика – это не самая важная проблема. Гораздо более серьезная неприятность – голодный ребенок в квартире с холодильником, в котором нет ничего съедобного, кроме засохшего куска сыра и просроченного йогурта.
Я редко питаюсь дома, провожу большую часть времени на тренировочной базе и не заморачиваюсь тем, чтобы готовить двадцать пять блюд на неделю. Поэтому сейчас лихорадочно кидаю всевозможную еду в виртуальную корзину и заказываю доставку для себя и свалившейся на мою бедовую голову гостьи.
Спустя полчаса в моей квартире появляется Денчик в сопровождении очередной пассии – жгучей длинноногой брюнетки по имени Эмилия. Говоров крепко жмет мне ладонь и наклоняется вперед, чтобы в полголоса прошипеть.
Данил
Картинки из прошлого не хотят истаивать и прочно застревают в мозгу, как будто киномеханик зациклил пленку на повтор. От осознания, что появившаяся в моей квартире девчонка может быть моей дочерью, меня прошибает холодным потом, и я растерянно качаю башкой.
Детали сходятся, калейдоскоп являет миру четкий рисунок, а я отчаянно пытаюсь переключить внимание гостей на что-то более тривиальное, чем вопросы моего отцовства.
– Слушайте. Есть кто-нибудь хочет?
Я принимаюсь разбирать доставленные курьером пакеты, но Говорова не устраивает тот факт, что я пытаюсь соскочить со скользкой темы. Поэтому он подозрительно прищуривается, вклинивается между мной и столом и вцепляется в мою персону бульдожьей хваткой.
– Подожди, Багров. Когда это «пришла забрать вещи» случилось? – Денис выцепляет из моего короткого сумбурного рассказа самое важное и бьет прицельно так, что мне не остается ничего другого, кроме как уныло признаться.
– Лет девять-десять назад.
– Сколько тебе лет, малышка? – теперь настает очередь Ксюши держать ответ, и она тут же бойко откликается.
– Девять.
Звучит, как приговор, и я опасливо втягиваю голову в плечи, пока Ден испепеляет меня тяжелым взглядом и с нарочитым весельем изрекает.
– Ну что, Дань, поздравляю.
– Нет, вероятность, конечно, высока. Но я думаю, что стоит сделать тест ДНК, чтобы не осталось никаких сомнений.
– Отличная мысль!
Согласно кивает перевернувшая все вверх дном Рапунцель и делает это с таким энтузиазмом, что я ненадолго впадаю в прострацию. Ксеня впивается зубами в гамбургер, и я банально не успеваю прочитать ей лекцию о вреде подобной пищи и сказать, что бигмак предназначался мне.
– Ксюша, а мама разве не говорила, что фастфуд вреден для детского пищеварения? – обреченно выдохнув, я сцепляю руки в замок и гипнотизирую мелкую тяжелым взглядом, от которого обычно ежатся даже мои товарищи по команде.
Только вот Рапунцель легкомысленно ведет плечиками и укладывает меня на лопатки безапелляционным.
– Для взрослого тоже. Но ты ведь ешь.
Оброненный с поразительной непосредственностью аргумент повисает в воздухе и отбивает у меня дальнейшее желание спорить. Скажу девчонке слово, в ответ получу десять. Оно мне надо? Вряд ли.
Ну и в кого она такая языкастая? В Эвку, что ли?
Я размышляю с поистине буддийским спокойствием, а сбоку во весь голос ржет Говоров. Рядом тихонько хихикает его пассия. Так что я молчаливо приземляюсь на высокий барный стул и тяну к себе пакетик с картошкой фри и сырный соус.
Подобный обед, безусловно, не вяжется ни с моим спортивным режимом, ни с рекомендациями нашего диетолого-нутрициолога, но в данный момент мне глубоко наплевать. Потому что за каких-то пятнадцать минут я угробил огромное множество нервных клеток и сжег столько калорий, что организм срочно требует их компенсировать.
Ненадолго мы все замолкаем. Ксюша с упоением доедает бургер. Я в качестве компенсации покушаюсь на пирожок с вишней. Пассия Денчика что-то клацает в своем телефоне длинными ярко-розовыми ногтями. А сам Ден косится на нас так подозрительно, что я не выдерживаю и выпаливаю с набитым ртом.
– Фто-о-о?
– Похожи вы с ней. Охренеть, как похожи. Вот что!
– Неправда!
– Еще какая правда. Одно лицо! – с каким-то садистским удовольствием Говоров продолжает меня подначивать, и я окончательно зверею.
Рявкаю на него так громко, что Ксюша подпрыгивает на месте, и мне приходится сбавлять обороты и гладить ее по спине свободной рукой.
– Позвони в клинику. Договорись насчет теста.
– Давай-ка обсудим это наедине.
Говоров реагирует на мою просьбу странно: округляет глаза и тащит меня на лоджию, где приоткрыто окно и достаточно свежо, потому что весна не так давно вступила в свои права и еще не успело потеплеть.
– Багров, ты, случайно, башкой не ударялся? – помявшись, Денис зачем-то ощупывает мой лоб, макушку, виски, чем бесит еще сильнее.
– В смысле? – я отстраняюсь от друга, сбрасывая его руки с себя, и жалею, что вообще его позвал.
– Ну какая тебе сейчас экспертиза ДНК. Кто-нибудь из персонала обязательно проболтается, и правда выплывет наружу. А мы только позавчера подписали контракт на рекламу «В гостях у Пэппи». Сеть семейных ресторанов, если ты забыл. Они расторгнут договор и взыщут с нас штрафы. А ты окажешься типом, который бросил родную дочь. И плакали наши мега-бабки вместе с любовью фанаток.
– И что ты предлагаешь?
– Сиди тихо. Никуда не высовывайся. Сдай Ксюшу на руки матери, когда та прилетит. Авось пронесет.
Говоров выразительно выгибает брови и корчит смешные рожицы. Я же разбираю его план на винтики, собираю шурупы обратно и не нахожу в предложении приятеля ни единого изъяна.
Кроме того, что я совершенно не умею обращаться с детьми. Я не знаю, чем их развлекать. Не понимаю, о чем с ними беседовать. И не догадываюсь, что может порадовать девятилетнюю девчонку с двумя французскими косичками и милой ямочкой на левой щеке.
Данил
– Доброе утро.
Не слишком бодро приветствует меня Ксюша, протискиваясь в мою реальность, пока я пялюсь на экран мобильника посреди гостиной. Там, где меня застали поистине смачные новости о том, какой я козел, мудак и дальше по списку.
Заспанная, наша с Эвой дочь шлепает босиком по полу и прижимает к себе того же плюшевого медведя, с которым появилась у меня на пороге. В ее рюкзачке нашлась симпатичная розовая пижама в белый горошек, расческа, куча резинок, и даже зубная щетка. В общем, девчушка как следует подготовилась к ночевке в чужом доме. И это наводит на определенные мысли, но я не успеваю их толком сформулировать. Отвлекаюсь.
Тряхнув распущенными волосами, Ксеня сладко зевает, и я невольно переключаюсь. Смотрю на нее по-новому и признаю, что за короткие сутки она так гармонично вписалась в мой закрытый мир, что мне не хочется ее прогонять. Не хочется поскорее от нее избавляться.
И злиться на нее за то, что мне теперь светит огромная куча проблем, тоже не хочется.
– Привет, малышка.
Прочистив горло, я здороваюсь с мелкой и кладу телефон экраном вниз на стеклянный столик. Он вибрирует и норовит съехать с края поверхности, но я ничего не предпринимаю. Вслушиваюсь в слегка раздражающий шум, как в фоновый, и не желаю контактировать с внешним миром.
Звонят все. Друзья по команде. Мама с отцом. И, конечно, досужие репортеры, желающие вытрясти из меня как можно больше подробностей.
«Сын, это правда?».
«Дань, бро, ты реально заделал бывшей малявку?».
«Добрый день, Данил Дмитриевич, никак не могу связаться с вашим агентом. Хотела договориться об интервью. С уважением, Элла Таранова, «Спортивный экспресс».
«Данил Дмитриевич, а вы выплачиваете вашей экс-супруге алименты?».
Сообщения сыплются на меня, как из рога изобилия, но я упорно их игнорирую и провожаю гостью в ванную комнату. Показываю, как включается новомодный кран, вручаю ей зубную пасту и полотенце, и удаляюсь, чтобы не мешать.
Ксюша возвращается ко мне спустя минут десять – посвежевшая и пахнущая мятой. Ее щечки порозовели, глаза блестят. И у меня попросту не поворачивается язык ругать ее за то, что она перевернула привычный порядок вещей.
Я не испытываю благоговейного трепета перед детьми. Но эту кроху мне хочется оберегать и опекать. Наверное, срабатывает генетическая память и пресловутый отцовский инстинкт.
– Иди-ка сюда. Завтракать будем?
– Будем. Только заплети мне, пожалуйста, косичку.
В горле застревает банальное «я не умею». Добродушно улыбнувшись, я нахожу видео-урок, несколько раз его пересматриваю и принимаюсь за это нелегкое дело.
Выходит не сразу. Золотистые локоны не слушаются и норовят все время выскользнуть из пальцев. Но я упрямо с ними воюю и с шестого раза все-таки сооружаю простую прическу.
– Готово.
Сообщаю, довольный собой, и сооружаю нам нехитрый завтрак. Яйца всмятку, тосты с творожным сыром, авокадо и ломтиками слабосоленой семги. Никакой нам картошки фри, бургеров и прочей вреднятины, которую мы уминали вчера.
Ксюше я наливаю чай. Себе же завариваю крепкий дурманящий кофе, потому что мне необходимо взбодриться и прочистить все еще поскрипывающие мозги.
Я до сих пор безмерно зол на Эву за то, что она не удосужилась предупредить меня заранее о Ксенином визите, за то, что молчала о существовании дочери и столько лет жила так, как будто меня никогда не существовало на ее орбите.
При этом я все-таки благодарен бывшей за то, что с появлением шустрой малявки в холостяцкой квартире стало чуть более шумно и оживленно.
Пока я анализирую свои сумбурные противоречивые эмоции, проходит пара часов, и в моей берлоге материализуется растрепанный Говоров. Выглядит он так, как будто недавно выбрался из кровати и бежал марафон. Его русые волосы торчат в разные стороны, на висках блестят капельки пота и губы подрагивают так, словно он хочет меня обматерить, но сдерживается в присутствии ребенка.
– Это катастрофа, Дань! Самый настоящий Армагеддец! – вопит Денис, как герой небезызвестного советского кинофильма, у которого украли два магнитофона, две кинокамеры, золотой портсигар и замшевую куртку.
Я же транслирую завидный дзен.
– По-моему, ты преувеличиваешь.
– Преувеличиваю? Преувеличиваю?! – вскидывается Говоров и нарезает десятый круг по гостиной. – Новость распространилась, как лесной пожар. Тебя не обсуждает только ленивый. Ты в глубой жо… В заднице ты, Багров!
Ревет разъяренным гризли Ден, ну а я беспечно пожимаю плечами.
– Все, что могло случиться, уже случилось, – замечаю я философски и иду к шкафчику, чтобы достать оттуда еще одну кружку и налить другу кофе. – Ты голодный, наверное. Завтракать будешь?
– Буду, – шумно сопит Говоров и кулем падает на свободный стул. – Нам срочно нужно созвать конференцию.
– Созывай.
– Представим журналистам твою дочь. Продемонстрируем, что у вас отличные отношения. И не вздумай облажаться, Багров. Фанаты тебя не простят.
Эва
– Ксюнь, пожалуйста, будь хорошей девочкой. Слушайся тетю Машу. И не шали, ладно?
Я целую дочку в висок, прохожусь пальцами по ее тугим косам и раздосадовано выдыхаю.
Мы перебрались из теплого Сочи в прохладную столицу всего неделю назад, только успели немного обустроиться и разобрать вещи, как мне срочно потребовалось лететь назад.
Нашелся покупатель на квартиру, доставшуюся нам с сестрой от бабушки, и его ни в коем случае нельзя упускать. Я хочу отложить свою половину, немного накопить и взять в ипотеку жилье.
– Хорошо, мам, – обещает дочурка, и я с трудом обретаю спокойствие, хотя интуиция буквально орет белугой.
– Я буду скучать по тебе, солнышко, – я целую Ксюшу в макушку и искренне надеюсь, что за короткое время моего отсутствия дочь не успеет ничего натворить.
Ведь она у меня самый настоящий ураган. Разрушительный и неистовый.
– Я тоже буду скучать по тебе, мамуль.
Кивает кроха и обнимает меня крепко. Я же кричу завозившейся в кухне с мясной запеканкой сестре.
– Так, Машка, никакого фастфуда. Никаких бургеров, чипсов, картошки фри. Это вредно. Я буду звонить, – я перечисляю лихорадочно и ощущаю, как теряю поводья контроля.
– Беги уже, тебя такси ждет.
В коридор высовывается голова моей младшенькой, и меня невольно затапливает волной благодарности к ней.
Маша смотрит на мир куда проще, чем я. Но никогда не подводит. Она не раз выручала меня, брала отпуск и сидела с Ксюней, когда мне нужно было отлучиться в командировку. Демонстрировала навыки лучшей в мире няни, хоть у нее самой пока нет детей.
– Все, Аривидерчи. Завтра вернусь.
Махнув моим любимым девчонкам на прощание рукой, я выскакиваю на лестничную клетку и кометой несусь к лифту. Опаздываю, как и всегда. Плюхаюсь на заднее сидение желтого Шевроле и молюсь, чтобы мы с водителем не встряли в вечные московские пробки.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Я тараторю вряд ли способную реально помочь мантру, подгоняю плетущееся в хвосте змейки транспортное средство и с облегчением отмечаю, что неподалеку начинает маячить знакомое здание.
В аэропорт мы прибываем за пятнадцать минут до окончания регистрации. Я оставляю шоферу щедрые чаевые, преодолеваю полосу препятствий в виде суровых таможенников и под укоризненным взглядом девушки за стойкой сую чемодан на багажную ленту.
На борт самолета я поднимаюсь слегка взбудораженная – я дико боюсь высоты и вот уже много лет борюсь со своей фобией. Вздрагиваю каждый раз, когда крылатая машина попадает в воздушную яму. Вцепляюсь ногтями в подлокотник, когда мы идем на снижение. И отбиваю ладони, когда пассажиры рейса хлопают пилоту и бортпроводникам.
К счастью, полет проходит нормально.
Спустившись по трапу, я натягиваю на нос авиаторы, потому что нас встречает ласковое яркое солнце, и встраиваюсь в очередь, движущуюся за багажом.
Первым делом, когда я выскальзываю на стоянку и жду автомобиль, я звоню своей малышке. Терпеть не могу уезжать от Ксюши и всегда сильно волнуюсь, хоть повода для беспокойства вроде бы нет.
– Привет, крошка, – я прижимаю телефон плечом к уху и целеустремленно качу небольшой чемодан по заполненной машинами парковке.
– Как долетели, мамуль? – отвечает Ксеня, а на заднем фоне слышится звон чего-то разбившегося.
– Все в порядке.
– Ты снова перепутала подлокотник с рукой сидящего рядом джентльмена и вцепилась в него?
– Нет, на этот раз нет, – я смеюсь от того, что дочурка знает мои привычки и страхи лучше меня самой, и вручаю подоспевшему водителю вещи. – У вас как дела?
– Все хорошо. Смотрим «Рапунцель».
– И никакого фастфуда?
– И никакого фастфуда.
Твердо утверждает Ксюнька, но я почему-то уверена, что она скрещивает пальчики за спиной. На задворках сознания ворочается предчувствие чего-то неясного, но я от него отмахиваюсь, списывая свои подозрения на присущую любой мамочке тревожность.
Пожелав своей проказнице отличного дня, я отключаюсь и откидываюсь в кресле. За окном проносятся потрясающие виды. Море причудливо переливается в солнечных лучах и так и манит искупаться.
Но вода пока еще слишком холодная. Жаль.
Полюбовавшись родными пейзажами, я выскальзываю из салона такси и ненадолго застреваю у стойки. Разместившись в отеле, я наскоро принимаю душ, а потом окунаюсь в суету.
Вместе с агентом я показываю покупателям – приятой пожилой паре, квартиру, оговариваю все нюансы, предоставляю квитанции об оплате коммунальных услуг и еду к нотариусу.
Там все жутко затягивается, потому что помощник перепутал наши данные и теперь заново заполняет договор.
Банковская система тоже буксует. Перевод зависает, и я долго жду, пока деньги поступят на нужный счет. Так что я уже не верю, что мы управимся за сегодня. Но в итоге фортуна все-таки улыбается, и я становлюсь обладательницей кругленькой суммы.
Эва
Молчание между нами простирается такое бездонное, что его не перекричать, как писал Ринат Валиуллин. В нем и моя истерика, и не выплеснутая ярость Данила, которую он старательно удерживает внутри, и Ксюшино любопытство, выведенное крупными буквами у нее на лбу.
Один, два, три…
Я успеваю досчитать до десяти и гулко вздохнуть, когда Багров стряхивает с себя оцепенение и в несколько шагов преодолевает разделяющее нас расстояние.
– Ну и как это понимать, Эва? – в его голосе отчетливо проступает металл, только меня он мало трогает.
– Никак. Мы уже уходим.
Пищу я полузадушено и пытаюсь обогнуть бывшего мужа, но он ловит меня за запястье и не позволяет сдвинуться с места.
– Не так быстро, моя дорогая. Нашему ребенку девять лет. А о его существовании я узнаю только сейчас. Тебе не кажется, что ты должна была сообщить мне сразу, как только увидела две полоски на тесте.
Может быть, справедливо, но… Мне тоже есть что сказать.
– Нет, не кажется, Багров. Ты хотел строить карьеру и играть в Турине. Ты не был готов осесть и посвятить себя воспитанию дочери. Тебе нравились фанатки, которые толпой бегали за тобой и спешили снять майки, чтобы ты оставил им автограф на память. А я раз в месяц меняла номер телефона, потому что на него с завидной частотой сыпались угрозы и проклятия. Так что нет, Багров. Мне не кажется, что я должна была поставить тебя в известность.
Выпаливаю я озлобленно и отказываюсь признавать, что совершила ошибку.
– Эва! – гаркает Данил гневно, и я тоже срываюсь на крик.
– Что, Эва? С нашим разводом к тебе пришла слава, популярность, многомиллионные контракты. Ты ведь этого хотел больше всего на свете. Значит, тогда я все сделала правильно.
Слова из моего рта вылетают, как из пулемета. Они пропитаны застарелой обидой, которую мне не удалось выкорчевать из сердца, и ядом, которого у меня в избытке.
Но я не переживаю, что они ранят моего бывшего супруга, потому что в нем всегда преобладали холодный эгоизм, непробиваемое равнодушие и откровенный цинизм.
– Не передергивай, Эва, – пытается осадить меня Данил. Я же избавляюсь от его рук и отступаю на безопасное расстояние. – Я хочу участвовать в жизни дочери.
– Спасибо, уже не надо. Сами как-нибудь справимся. Собирайся, малыш, – я намеренно поворачиваюсь к Багрову спиной, потому что выдерживать его тяжелый взгляд становится сложнее.
Семафорю Ксюше изо всех сил, но она и не думает шевелиться. Наклоняет головку вбок, выразительно выгибает бровь и сцепляет пальцы в замок.
В общем, каждым жестом выражает, что она мной недовольна.
– Ну пожалуйста!
Шепчу я горячечно, а Данил снова нарушает мои личные границы. Подойдя вплотную, он опускает свои огромные лапищи мне на плечи, отчего по моему телу бежит высоковольтный ток, и произносит достаточно мягко.
– Да, я был не лучшим мужем. И ты имеешь полное право на меня обижаться. Но Ксеня уже не маленькая. Давай спросим, чего она хочет?
– Но… – я пытаюсь возразить, только вот проигрываю битву еще до ее начала.
– Я хочу общаться с папой, – твердо чеканит дочурка, заколачивая гвозди в крышку моего гроба, и смотрит на Багрова так, как будто признает в нем самого настоящего Бога.
Потрясающего воображение. Могущественного. Непобедимого.
– Вот видишь, – давит Данил, разминая мои окаменевшие мышцы, и не спешит разрывать телесный контакт, прекрасно зная, как действовали на меня его прикосновения.
Невольно я поддаюсь его влиянию, проявляю слабость и наступаю на горло собственной гордости. В конце концов, любой ребенок заслуживает расти в полной семье. А я свою дочку этой возможности лишила.
– Хорошо. Можешь забирать Ксюшу в гости в субботу или воскресенье. Как тебе удобно, – нехотя уступаю, рассчитывая избавиться от бывшего супруга поскорее, но он не спешит завершать разговор.
– Папа выходного дня, значит? – с затаенной угрозой переспрашивает Данил, и у меня от хрипотцы его голоса и прорезающихся стальных ноток мурашки расползаются по коже и пересыхает во рту.
Поэтому я прокашливаюсь, наполняю легкие кислородом и скоро-скоро тарабаню.
– Или так, или никак. Бери, что дают, Багров.
– Для начала согласен.
Роняет он притворно ласково и, наконец, опускает руки. Я же теряю равновесие, как будто лишилась опоры, и чувствую себя загнанной в ловушку ланью, которой никак не сбежать от хищника.
Я не могу отделаться от мысли, что только что случилось что-то непоправимое, и теперь Данил точно перевернет мой хрупкий мирок вверх тормашками. Вместе с дочкой я иду в гостевую спальню, где она оставила вещи. Терпеливо жду, пока она сложит пижаму с зубной щеткой в рюкзак.
И с удивлением кошусь на Багрова, протягивающего мне свидетельство о Ксенином рождении и незапечатанный конверт с письмом, которое я когда-то не решилась ему отправить.
– Так вот где ты нашла папин адрес, барышня…
Данил
Новость о дочери выбивает меня из колеи.
Да, Эва не горит энтузиазмом при мысли о нашем общении и явно готовит целый свод правил, которых нужно придерживаться. И я понимаю, что не обязан менять привычки и перекраивать распорядок дня, чтобы встроить туда встречи с Ксюшей.
Но что-то внутри противится. Выражает стихийный протест и твердит, что так, как раньше, уже не будет.
Расчленив меня на много маленьких Данилов красноречивым взглядом, Воронова обувается, уводит за собой дочку, а в моей квартире вдруг становится пусто. Никогда не думал, что буду скучать по бойкому щебетанию и топоту босых ног, но мне начинает этого не хватать.
– Ну, что, дружок, пойдем прогуляемся?
Потрепав Зевса по холке, я щелкаю карабином и выкатываюсь на лестничную клетку. Протискиваюсь в лифтовую кабину и сталкиваюсь с соседкой по этажу.
Мария Геннадьевна, супруга какого-то депутата, имеет прескверный характер и не пропускает сплетен из желтой прессы. Вот и сейчас она высоко выгибает смоляную бровь, цокает и бесцеремонно лезет в мою личную жизнь.
– Данил Дмитриевич, это правда, что у вас взрослая дочь? Надо же, как удобно. Не надо нянчиться, воспитывать, возить малышку по врачам. Неплохо устроились.
Увлеченно распекает меня женщина, как будто это ее я бросил беременной, и что-то еще тарабанит мне вслед, когда мы доезжаем до первого этажа, и я пулей вылетаю в фойе.
У меня толстая шкура и иммунитет к подобным нотациям. Но сегодня пропитанные сарказмом слова почему-то пробивают броню, достигают цели и задевают.
Если бы я знал о существовании Ксюши, я бы ни за что не бросил их с Эвой. Не факт, что я бы настоял на повторном браке, но от финансового участия точно не отказался бы.
– Зевс, фу!
Вынырнув из омута мыслей, я натягиваю поводок и оттаскиваю своего любопытного пса от обертки из-под мороженого. Нарезаю несколько кругов вокруг дома, играю с питомцем в мяч и возвращаюсь к подъезду, где ждет меня Говоров.
Взбудораженный и полный неуемной энергии, он цепляет меня за рукав и принимается частить.
– Багров, это огромная удача. Владелец «Пэппи» в восторге от ваших фоток с Ксюшей, которые я ему переслал. Он готов внести изменения в контракт и удвоить сумму, если девочка примет участие в рекламной акции. Прикинь?
– Не думаю, что Эва обрадуется такому предложению.
– А ты не думай, ты делай! – чешет кончик носа Денис и явно не собирается с меня слезать.
Я же спешу перевести тему, потому что совсем не уверен, что бывшая жена не пошлет меня к черту, если я попытаюсь озвучить ей «заманчивые» перспективы.
– Так что со сливом, Ден? Откуда просочилась инфа?
– Ты был прав. Это все Эм. Разругался с ней в хлам. На славу повелась, идиотка, – Денис хмурится недолго и быстро переключается, такой уж у него нрав. – Ладно, братка, я погнал на переговоры в «Сальвадор». У тебя сутки на принятие решения. Положительного решения, слышишь?
Встряхнув меня напоследок, удаляется деятельный Говоров, а я возвращаюсь в свою берлогу и пинаю балду. Завтра у нас начинается подготовка к важному матчу, надо как следует выспаться, а у меня из головы не идет Эва.
Отчитывает меня, как мальчишку, когда я включаю сериал и не могу вникнуть в происходящее. Обвиняет в том, что я всегда был слишком беспечным и ни к чему не относился серьезно, пока я стою под прохладными струями душа. И читает запавшее в душу письмо, когда я ужинаю остывшими котлетами и пью травяной чай.
Поэтому ближе к десяти я плюю на все и срываюсь с места – закрывать застаревший гештальт.
– Спускайся. Я жду.
Я выдаю требовательно и веду себя, как малолетний придурок, игнорируя чужие границы.
Что если Воронова давно замужем, и я мешаю счастливой семье?
Признаться честно, я даже варианта такого не допускаю. Таскаю свежий воздух ноздрями, репетирую наш диалог и вскидываюсь, когда из подъезда выскальзывает знакомая фигурка.
Екает что-то внутри, дребезжит, хоть я и стараюсь убедить себя в обратном.
Вспоминаю, как ухаживал за ней когда-то и таскал охапками цветы, и прячу за кривой ухмылкой искреннюю улыбку.
– Я хочу чаще видеться с Ксюшей. Твое расписание – полное дерьмо, – рублю рвано и мгновенно напарываюсь на колючее.
– Зачем, Багров.
– Потому что это естественно для любого адекватного отца, Эва.
Парирую и с затаенной грустью отмечаю, что наша беседа совсем не походит на нормальный разговор. Это пикировка, война, стрельба отравленными дротиками. Что угодно, только не цивилизованный диалог.
Каждый из нас тянет одеяло на себя и не горит желанием уступать. Воронова отстаивает свой маленький устоявшийся мирок. Я – право воспитывать дочь, которого она меня лишила.
– Тебе следует принять мое предложение. Я приеду завтра.
– Не нужно.
Упирается Эва. Я же от нее отмахиваюсь, разрабатывая долгосрочную стратегию и строя победный план.
Эва
Мне кажется, что этот день с самого утра идет наперекосяк. Обычно идеальные, стрелки рисуются криво, и на третий раз я плюю и стираю подводку. Ограничиваюсь нежно-бежевыми тенями и тушью, бутерброд затолкать в себя не успеваю и едва не опаздываю к назначенному времени.
Поэтому сейчас, не сумев подавить волнения, я сижу в кабинете у нового начальства, нервно ерзаю в кресле и украдкой озираюсь по сторонам. Изучаю обстановку.
Добротный письменный стол. Массивный шкаф с множеством кубков. Неброские, но явно дорогие часы на запястье.
Все здесь говорит о хорошем вкусе владельца клуба – Евгения Владленовича Бергера. Солидного мужчины лет сорока пяти. Ну или чуть старше, если у него отличные гены.
В его движениях сквозит глубокая уверенность и природная властность. Есть люди, которые рождены, чтобы командовать, повелевать и вести других за собой. Бергер именно из таких. Багров из таких. Я – нет.
– Ну, что, Эва Владимировна. Я имел разговор с вашим прежним руководителем, внимательно изучил вашу характеристику и должен сказать, что впечатлен. Несмотря на юный возраст, у меня нет сомнений в вашем опыте. Надеюсь, сработаемся, – спокойно произносит Бергер, и я откливаюсь.
– Очень на это рассчитываю, Евгений Владленович.
Тихо выдохнув, я позволяю губам расплыться в робкой улыбке. Бергер производит приятное впечатление. Да и условия, которые он предложил, подкупили меня с самого начала.
– Эва Владимировна, если у вас нет замечаний, можете подписывать контракт, – владелец клуба все так же уверенно двигает ко мне внушительных размеров папку, которую я бережно раскрываю.
– Да-да. Никаких замечаний.
Коротко кивнув, я осторожно обхватываю ручку, которая наверняка стоит целое состояние. Мои пальцы немного трясутся, и я выдерживаю небольшую паузу прежде, чем поставить свою подпись внизу листка.
Очень боюсь испортить документ, но зря. Линии выходят ровные и плавные, невзирая на опутавшее меня волнение. Парой росчерков я вписываю себя в команду первоклассного спортивного клуба, ставящего самые высокие цели в этом сезоне.
– Прекрасно, Эва Владимировна. Просто прекрасно. Шампанского сегодня не предлагаю. Как-нибудь в другой раз, – добродушно подмигивает мне Бергер и убирает свой экземпляр договора в бордовую папку с золотистым тиснением. – Ну а теперь передаю вас Алексею Романовичу.
Петровский, главный врач и ангел-хранитель футболистов, все это время стоит в углу кабинета рядом с кадкой с фикусом и делает вид, что его совершенно не интересует происходящее.
Ему около пятидесяти пяти лет. Благородная седина уже успела посеребрить его виски. Но он находится в потрясающей форме. Бодр, подтянут и энергичен, он, вряд ли сдает какие-то нормативы, но точно способен быстро пересечь половину поля с медицинским чемоданом в руках и оказать первую помощь пострадавшему спортсмену.
Я всю жизнь мечтала работать с таким специалистом, поэтому вся обращаюсь в слух и готовлюсь ловить каждое его слово.
Спустя минуту мы с Петровским покидаем переключившегося на какой-то важный звонок Евгения Владленовича и бесшумно выскальзываем в коридор. Алексей Романович вручает мне пухлые личные дела спортсменов и лаконично обрисовывает ситуацию.
– Тарасов восстанавливается после надрыва крестообразной связки. Киселеву надо подлатать голеностоп. Гусев мучается с мениском. У остальных плановый осмотр на этой неделе. Поначалу назначения будете согласовывать со мной. Справитесь, Эва Владимировна? – Петровский смотрит на меня с хитрым прищуром, но я не тушуюсь.
– Справлюсь, – рапортую я твердо и, повинуясь порыву, добавляю. – Эва. Можно просто Эва.
Петровский годится мне в отцы, и я испытываю неловкость оттого, что он обращается ко мне по имени отчеству.
– Договорились, Эва. Если кто из наших балбесов будет обижать, доложишь мне сразу. Парни у нас молодые, горячие. Надо держать их в узде, иначе на шею сядут и ножки свесят.
Иронично хмыкает Алексей Романович. Я же благодарно ему киваю и устремляюсь к кабинету реабилитации.
Хоть Петровский и несколько раз повторил, как до него добраться, я, судя по всему, пропускаю нужный поворот и начинаю плутать. Замираю между двумя одинаковыми дверьми и вздрагиваю, когда из одной из них вылетает не кто иной, как Данил Багров собственной персоной.
Он прошивает меня тяжелым пристальным взглядом, от которого внутренности стискивает стальным обручем, и гулко сглатывает.
В это мгновение все системы моего организма буквально вопят об опасности, и я срываюсь с места встревоженной ланью. Лечу от своего преследователя испуганной птицей, но увеличить разделяющее нас расстояние оказываюсь не в состоянии.
Багров догоняет меня на первом же повороте.
– Воронова, стой!
Он требовательно хватает меня за локоть, лишая свободы движений, и явно считает себя в своем праве. Его ноздри широко раздуваются, кадык дергается, темно-карие омуты чернеют.
Сейчас он очень напоминает гепарда, поймавшего дичь. А я все больше похожу на угодившую в капкан жертву.
– Что ты здесь делаешь, Эва? – гремит он звучно, а я невольно вздергиваю подбородок и приподнимаюсь на носки в тщетной попытке казаться чуть выше.
Данил
В моей крови плещется нешуточный азарт.
Поцелуй с Эвой до сих пор туманит разум, и я влетаю на перекличку взбудораженный. Вполуха слушаю указания тренера, и первым срываюсь с места, когда звучит свисток.
Энергии так много, что она мешает оставаться хладнокровным.
Я выкладываюсь на двести процентов на разминке, хоть этого и не требуется, и получаю закономерное замечание от главного тренера. Вепрев Константин Денисович тут же меня подзывает и отчитывает, как маленького ребенка.
– Умерь-ка свой пыл, Багров. Перегоришь к матчу. Кому это нужно?
В его словах определенно есть зерно здравого смысла, но совладать с адреналином мне никак не удается.
Играю я на тоненького. Чересчур резво ухожу в подкаты, неистово борюсь за мяч и усаживаюсь на скамейку с предупреждением.
– Ты мне так одноклубников переломаешь. Что с тобой происходит, Багров?
– Простите, тренер. Увлекся.
Бормочу я невнятно и остаток тренировки досматриваю с кромки поля. Пообещав Денисычу привести себя в порядок к завтрашнему дню, я принимаю ледяной душ и в одиночестве покидаю арену.
Но эмоции снова берут надо мной верх и топят в мощном водовороте.
Я замечаю Тарасова, устремляющегося к Вороновой, и непроизвольно ускоряю шаг. Траектории нашего движения пересекаются. Мы застываем в полуметре друг от друга и устраиваем молчаливую дуэль.
Голодный до побед и славы Ленька метил на место капитана и так желал меня обойти, что получил травму. Не так давно мы жестко столкнулись. Я отделался ушибом и парой синяков, а вот Тарасов получил надрыв крестов.
И нет, так вышло не специально.
– Эва. Эва Владимировна!
Подает голос этот молодой да ранний, а меня словно кипятком ошпаривает. Бесят и вкрадчивые нотки в его обращении, и откуда ни возьмись прорезавшаяся галантность, и надежда, плещущаяся на дне Ленькиных глаз.
– Так что насчет свидания? Я билеты купил!
С энтузиазмом сообщает Тарасов, а я грубо оттесняю его в сторону и выпаливаю прежде, чем начинает соображать мозг.
– Гуляй, куда шел, Тарас. Эва занята.
– А ты кто такой, чтобы за нее что-то решать, – ожидаемо кипятится Ленька, только вот мне совершенно точно есть, что ему сказать.
– Муж.
– Бывший.
Шарашу я жестко, а Воронова как-то виновато.
Тарасов от моего внезапного откровения ожидаемо теряется. Я же пользуюсь моментом, подхватываю Эву под локоть и на буксире тащу к припаркованной неподалеку машине.
– Какой все-таки ты хам, Багров.
Моя дражайшая экс-половина отмирает только тогда, когда я уже запихиваю ее на пассажирское сидение и защелкиваю ремень безопасности. Расправляет подол сиреневого платья с расклешенной юбкой, запахивает плотнее косуху, чтобы я не косился на ее декольте, и прикусывает нижнюю губу, рассуждая о чем-то своем.
Я же прыгаю за руль и палю резину до того, как Ленька успеет что-то сообразить.
– Не это ли тебе всегда во мне нравилось?
Я в очередной раз провоцирую Эву, но она не поддается.
– Ты еще вспомни, как динозавры по земле ходили, – выдержав небольшую паузу, Воронова закидывает нога на ногу и возвращается к затронутой теме. – А в футболистов только таких и берут? Вы там какое-то собеседование проходите? Наглость – сто процентов, беспардонность – двести пятьдесят, самоуверенность – тысяча?
– В яблочко.
Роняю самодовольно и отстраненно отмечаю, что наша с ней шутливая пикировка поднимает мне настроение до небес.
В груди пульсирует что-то горячее, воодушевление поселяется в каждой клеточке тела. И я вдруг осознаю, что не хочу делить Эвино внимание ни с кем. Не хочу наблюдать, как кто-то из парней будет увиваться за ней, и намереваюсь сорвать ей не одно свидание.
Не знаю, что движет мной в этот момент. Может, забытый собственнический инстинкт, который внезапно поднял голову. Или не выжженное с подкорки воспоминание о том, что когда-то Воронова всецело была моей. Или охотничий азарт.
Не важно. Важно лишь то, что нежелание терпеть рядом с Эвой других мужчин растет в геометрической прогрессии.
Оставшееся время мы с Вороновой молчим, но есть в этом молчании что-то уютное. Из колонок магнитолы льется негромкая музыка, мое сердце стучит в такт, дыхание Эвы звучит в унисон.
К дому, где живет Эвина сестра, мы приезжаем спустя час. Воронова, желая избавиться от моего общества, выпархивает наружу, не дожидаясь, пока я распахну дверь, и устремляется к подъезду.
Я же догоняю ее на ступеньках. Трогаю за запястье, вынуждая обернуться, и снова тону в нереальных голубых глазах.
– А ты куда? – интересуется она, прекрасно понимая мои мотивы, а я транслирую логичное.
– С тобой. Неужели не пригласишь на чай?
– Багров…
Эва
– Ну и чего ты на меня так пялишься? – пылая праведным гневом, я шиплю на Данила озлобленной коброй и пытаюсь пнуть его под столом. Он же строит из себя оскорбленную невинность.
– Как так?
– Как будто у меня рога на голове выросли или во лбу открылся третий глаз.
– Ничего подобного. Я просто тобой любуюсь.
– Завязывай, Багров. Мне кусок в горло не лезет.
Улучив момент, когда сестра идет ставить чайник, а Ксюша зачем-то убегает в свою комнату, я набрасываюсь на бывшего мужа с обвинениями.
Он умял уже свою порцию и просит добавки, а я никак не могу осилить несчастную куриную ножку. И это все потому, что он прожигает меня насквозь своим пристальным цепким взглядом.
Я чувствую себя беспомощной мошкой, угодившей под микроскоп к дотошному ученому. И это несказанно меня бесит.
До дергающегося глаза. До учащающегося пульса. И до противного тремора в конечностях.
Данил совершенно точно лишний в Машкиной небольшой, но уютной кухоньке со светло-бежевыми ажурными шторами и орхидеями в кадках на подоконнике. Но я не могу указать ему на дверь, раз уж пообещала не мешать общению с дочерью.
– Эв, а почему ты сменила фамилию? – не дав мне насладиться ужином, Багров подается вперед и снова бесцеремонно вторгается в мое личное пространство.
Таким он был всегда. Нарушал чужие границы. Сметал напором возведенные стены. И добивался желаемого, чего бы ему это ни стоило.
– Хотела, чтобы нас с тобой больше ничего не связывало. Ни кольцо, ни штамп в паспорте, ни пафосное «Багрова».
– А Ксюша тоже…?
– Носит фамилию Воронова.
– Какая же ты все-таки вредная, Эва.
Произносит Данил после секундной паузы и тянется ко мне. Касается подушечкой большого пальца уголка моих губ и улыбается с какой-то странной нежностью, от которой я моментально теряю налет циничности и превращаюсь в наивную восторженную девчонку.
К счастью, наваждение длится недолго.
Я торопливо отталкиваю руку бывшего супруга и увеличиваю разделяющее нас расстояние.
– Не делай так больше, Багров! – не прошу – требую, но Данил ловко отбивает прилетевшую на его сторону подачу.
– Ты испачкалась. Я просто вытер соус.
– Все равно. Не нужно.
Я слишком хорошо помню привычки Данила и то, как он ухаживает. Поэтому резко трясу головой и пытаюсь вернуть на место потрескавшуюся броню.
Между нами давно простирается пропасть. Нечего самой рубить бревна и строить мосты. Тем более, что рано или поздно мы с Багровым в любом случае вернемся к отправной точке.
Убедимся в том, что мы слишком разные. Что не способны нормально существовать вместе. И разойдемся, как корабли в море.
– Чай? Кофе?
– Кофе. Со сливками и двумя ложками сахара.
Спрашивает Манюня, а я опережаю Данила с ответом и мысленно ругаю себя за это. За то, что не умею держать язык за зубами. За то, что слишком явно демонстрирую, что не смогла стереть из памяти ту главу нашей жизни. И за то, что вижу картинки из прошлого так ярко, как будто мы с Багровым расстались только вчера.
Я помню, что по утрам он просыпается только после четвертого будильника и еще пять минут уговаривает себя встать с кровати. Душ он чаще всего принимает контрастный и предпочитает гель с ароматом морской свежести. Он ненавидит брокколи и сельдерей. Обожает гранатовый сок, мясо на мангале и брауни. Хоть и не злоупотребляет сладким.
А еще он умопомрачительно целуется. Так, что земля уплывает из-под ног, сердце барахтается где-то в горле, и ты сама превращаешься в безвольный ванильный пудинг.
– Если ты не поменял пристрастия, конечно.
Тормознув разыгравшуюся фантазию, я делаю хорошую мину при плохой игре. Данил же какое-то время меня изучает и лукаво ухмыляется, двусмысленно роняя.
– Я верен своим пристрастиям, Эва.
В этой фразе мне чудится второе дно, но я решаю ничего не уточнять. Встаю из-за стола, чтобы забрать у сестры свой американо, да так и остаюсь стоять рядом с барной стойкой.
Она отделяет меня от Багрова и дарит иллюзию безопасности.
Только вот Данила совсем не устраивает мое перемещение. Он поднимается следом за мной, огибает столешницу и замирает у меня за спиной так, что его горячее дыхание касается моей шеи.
Крупные мурашки рассыпаются по коже. Колени норовят подогнуться.
Сейчас я напоминаю оголенный провод. Дотронься – прошьет электрическим разрядом насквозь.
И Багров дотрагивается. Накрывает горячими ладонями мои плечи и легонько их сжимает.
– Ты обещала подумать насчет контракта, Эва.
Бац.
Магия момента улетучивается так же стремительно, как появилась. Мотивы Данила банальны – все упирается в деньги.
Во рту разливается горечь разочарования. Я давно не примеряю на Багрова образ благородного рыцаря, но его меркантильность отчего-то ранит. Пробивает брешь в стене безразличия, которую я так и не достроила, и заставляет со свистом выталкивать воздух.
Данил
– Это же Багров, да?! Смотрите!
– Вау!
– Круто!
– Нужно срочно его поймать и сделать селфи!
Звонко галдят налетевшие, как пчелы на мед, девчонки так, что эхо их голосов разносится по коридору. А я намеренно замедляю шаг и позволяю им себя догнать.
Кто-то из коллег по цеху пренебрегает общением с болельщиками. Кто-то скандалит и не стесняется говорить им далеко не самые приятные слова.
Я же, напротив, стараюсь уделять внимание фанатам и следить за языком, чтобы никого ненароком не обидеть.
– Данила, подскажите, а у вас уже вышел новый мерч?
– А бомберы с вашим номером будут?
– А можно мне автограф на футболке, пожалуйста?
Вопросы сыплются на меня, как из рога изобилия, и я не успеваю на них отвечать.
Размашистым росчерком я рисую подпись на ткани. Улыбаюсь во все тридцать два, подмигивая облепившим меня с двух сторон двойняшкам. И отшучиваюсь на предложение о свидании.
Привычный, в общем-то, день одного из лучших бомбардиров лиги.
Единственное, что-то неприятно царапает под ребрами. И я далеко не сразу определяю, что именно.
В уме я прокручиваю список дел, которые должен был переделать с утра. Может, что-то забыл? Я отметаю каждый из вариантов за несостоятельностью. Со свистом выпускаю воздух из легких и вдруг напарываюсь на удаляющиеся спины.
Эвы и Ксюши.
Догадка вспышкой прорезает сознание, и я срываюсь с места, не без труда выпутываясь из цепкой хватки акулы-блондинки в до неприличия обтягивающем комбинезоне.
– Эва!
Кричу я, сокращая разделяющее нас расстояние, но Воронова не оборачивается. Не выпускает из своей ладони Ксюшиной руки. Уверенно, кажется даже зло, переставляет ноги, обутые в белые кеды с голубыми незабудками на боку.
А я, как идиот, залипаю на ее тонких щиколотках.
– Эва, да стой же ты! Мне надоело беседовать с твоей спиной.
– Так не беседуй.
Моя дражайшая бывшая супруга разворачивается хоть и не круто, но неожиданно для меня. Поэтому я едва не влетаю в нее.
Рассматриваю нежную жилку, трепыхающуюся на шее. Невольно сползаю взглядом на вздымающуюся грудь. И кривлю губы в ухмылке, изрекая ироничное.
– Ну и куда ты бежишь? Нам вообще-то в другую сторону.
– Подальше от тебя!
Пылит Воронова, привставая на носочки, и протирает дыру в моей переносице. Я же приобнимаю ее за талию и буквально тащу в нужном направлении.
– Мой агент застрял с пиар-менеджером в пробке. Так что у нас есть пятнадцать минут на то, чтобы попить кофе, чая, воды или поиграть в словесный пинг-понг.
Я комментирую, пока мы поднимаемся на двенадцатый этаж и направляемся к дальней двери. Эва усердно делает вид, что меня не существует. А вот Ксюша заметно оживляется, стоит нам только переступить через порог.
– Это Ви-Ар, да?
– Ага.
– Можно?
– Пользуйся. Без проблем.
Не знаю, кто оставил шлем в переговорке, но виртуальная реальность мгновенно увлекает Ксеню. Я, в свою очередь, пользуюсь моментом и приближаюсь к застывшей у панорамного окна Вороновой.
– Давай поговорим.
Роняю я негромко в Эвин затылок и вплавляю пальцы в ее плечи. Проклинаю плотную ткань пиджака, накинутого поверх шифонового сарафана.
– Не о чем.
Фыркает Эва возмущенно и моментально сбрасывает с себя мои ладони.
– Ты злишься из-за моего общения с фанатками? Но это часть жизни любого более или менее востребованного спортсмена.
– Часть твоей жизни, Багров! Не нашей!
Взвивается Воронова и закладывает вираж так резко, что ее густые волосы хлещут меня по лицу.
Теперь я смотрю прямо в ее глаза и погружаюсь в их лазурную глубину.
Без акваланга. Без страховки. Без запасного баллона кислорода.
– Так в чем, блин, проблема, ты можешь сказать? – я никогда не понимал женских истерик и сейчас не понимаю. Ну расписался девчонке на майке, сфоткался, это, что, преступление?
– В том, что ты забыл, что у тебя есть дочь, стоило симпатичным мордашкам появиться на горизонте.
– Это не правда.
– Да? – спрашивает Эва подозрительно мягко, отчего я заранее готовлюсь признать поражение, и скептически выгибает бровь. – Когда ты заметил наше отсутствие?
Невзирая на кажущуюся хрупкость и внешность принцессы, Воронова припечатывает меня вопросом так жестко, что мне нечего возразить.
Поэтому я примирительно вскидываю ладони вверх и скатываюсь до хриплого шепота.
– Туше.
Я выдерживаю небольшую паузу. Прочищаю горло кашлем. И ищу снисхождения.
Эва
Время замирает.
Кажется, будто кто-то невидимый нажал на кнопку «стоп», и теперь я смотрю на кадры из популярного турецкого сериала со стороны.
Вот Данил заправляет мне за ухо прядь волос, с которой до этого играл ветер. Вот нежно касается подушечкой пальца скулы. Предупредительно распахивает для меня дверь своей «ласточки». Прослеживает, чтобы я пристегнулась, и только потом огибает машину.
Багров уверенно выезжает со школьной парковки, виртуозно лавируя между криво втиснутыми поперек разметки внедорожниками и седанами, и мне даже не приходится зажмуриваться.
Я бы на его месте визжала и то и дело тормозила бы на полпути, потому что свободного пространства катастрофически мало. Или плюнула бы на все и заказала бы такси.
Но Данил спокоен, как танк.
– Я уже не тот раздолбай, что десять лет назад, Эва. Давай устроим свидание. Семейное. Возьмем с собой Ксюшу. Соглашайся. Что ты теряешь?
Не отвлекаясь от дороги, интересуется Багров и попутно включает смарт-аудио, моментально демонстрирующее его музыкальные пристрастия. «Привет. Я тебя очень ждал. Ждал, когда город уснет. Когда опустеет вокзал. И время придет» *[1], – поет Женя Трофимов и его «Комната культуры», а я пытаюсь ответить на простой вопрос.
Я уже впустила Данила в свою жизнь. Одобрила их встречи с дочкой. И даже успела поучаствовать в утренней фотосессии и получить удовольствие от процесса. Так, действительно, что я теряю?
– Хорошо, – роняю я тихо-тихо и отворачиваюсь к окну, чтобы прижаться к прохладному стеклу носом.
– Хорошо?
Переспрашивает Данил, явно удивляясь моей покладистости, и инстинктивно топит педаль газа. Послушный, Порше резво набирает ход, перестраивается в левую крайнюю полосу и оставляет далеко позади и ярко-красную Мазду, и фиолетовый Додж, и матово-черную бэху.
В глазах у Багрова резвятся бесенята. Да и мои губы расплываются в довольной улыбке. И, если я думаю, что остаток пути мы проведем в комфортном молчании, наслаждаясь скоростью, то глубоко ошибаюсь.
Отбив барабанную бровь по оплетке руля, Данил прикусывает нижнюю губу и стреляет в меня очередным вопросом.
– Как ты жила все это время? Чем занималась? Расскажи, – в его интонациях читается неприкрытый интерес и что-то еще потаенное, что я не могу разобрать. Поэтому я сглатываю и в общих чертах обрисовываю, чем занималась девять лет без него.
– Несмотря на рождение Ксюши, я все-таки окончила интернатуру. Положительно зарекомендовала себя на практике. Потом работала. Много работала.
– Ты всегда была целеустремленной, – с неприкрытым восхищением комментирует Багров, а я ощущаю, как щеки медленно заливает румянцем.
Киваю, прислоняя пальцы к щекам, и продолжаю коротко описывать свои будни.
– Я читала много специальной литературы. Занималась реабилитацией спортсменов после травм. Каталась на выездные матчи с командой.
– А Ксюша? – не забывает о дочери Данил и проделывает очередную брешь в моей обороне.
– Сначала оставалась с няней или с родителями. Они частенько мотались к нам в Сочи, чтобы побыть с внучкой. Потом, когда подросла и когда не было занятий в школе, гоняла вместе со мной на игры. Ксюня обожает футбол, – знаю, что последнее заявление бальзамом прольется на и без того высокую самооценку Багрова, но все равно не считаю нужным скрывать от него этот факт.
– Прекрасно. Значит, организуем ей проходку в вип-сектор. И сестре твоей заодно, – решив все за нас, сообщает Данил, а я представляю, в какой «восторг» от его предложения придет сестра.
– Машу вряд ли можно назвать фанаткой.
– Ничего. Потерпит ради племяшки. Я буду на поле, ты у кромки, не оставим же мы Рапунцель одну.
Резонно роняет Багров, отметая мой робкий аргумент «против». Я же за разговором не замечаю, как мы въезжаем на территорию арены. Кошусь на часы и понимаю, что успею и переодеться, и заплести волосы в тугую косу и даже неторопливо выпить чашечку кофе.
Данил глушит двигатель и по сложившейся традиции протягивает мне руку, помогая выбраться из салона. Не задумавшись ни на секунду, я вкладываю пальцы в его ладонь и встречаюсь с тяжелым взглядом, направленным в нашу сторону.
Неподалеку застыла Тимофеева. И негатив, которым от нее веет, буквально сносит меня с ног.
Тряхнув головой, я цепляю на лицо невозмутимую маску и приветствую коллегу коротким кивком. «Да-да, я тоже тебя вижу, и плевать хотела на твою неприязнь», – произношу мысленно, а чуть позже между лопаток врезается десяток невидимых дротиков-игл. Но я игнорирую чужое липкое внимание и умудряюсь даже не сбиться с шага.
В браке с Багровым бывало и похлеще. Что такое неприязнь одного физиотерапевта по сравнению с завистью сотен фанаток? Так, комариный укус, не больше.
– До вечера.
Вырвав меня из омута мыслей, Данил невесомо касается губами запястья, отчего предательские мурашки обсыпают мою кожу, и притягивает еще ближе. Он, конечно, фиксирует произошедшие со мной изменения и, чтобы окончательно вогнать меня в краску, целует теперь уже в висок.
Данил
День выдается замечательным. Предчувствие вечера окрыляет, и мне с трудом удается спуститься с небес на землю.
Я понимаю, что скоро важная игра и жизненно важно сосредоточиться, поэтому убираю мысли об Эве в дальний ящик и запираю его на замок. Я капитан, и на поле от меня зависит очень многое.
Сегодня я не перебарщиваю с прессингом, своевременно отдаю пасс одноклубникам и не лезу на рожон. Во мне очень много энергии, главное – не расплескать раньше дня икс.
Когда мы, вымотанные и раскрасневшиеся, выползаем к трибунам, звучит финальный свисток, и Денисыч подзывает меня к себе.
– Молодец, Багров. Второе дыхание у тебя открылось, что ли?
– Стараюсь, товарищ тренер.
– Старайся. Только не перегори.
– Не перегорю.
Я обещаю уверенно и вместе с пацанами направляюсь в раздевалку. Стою под контрастным душем и думаю о Вороновой. Проблем с выбором не испытываю. Я знаю, что она любит простые полевые цветы, поэтому заказываю для нее ромашки.
Распрощавшись с ребятами, яж ду ее на парковке, а у самого сердце грохочет, как реактивный двигатель. Я будто заново проживаю юность. Робею перед девушкой, которая безумно нравится, и стараюсь этого не показывать.
Мне хватает короткого беглого взгляда, чтобы определить, что Эва устала. Поэтому целую ее бережно в щеку и замираю, когда она подается вперед. Прячет лицо у меня на груди и гулко вздыхает.
– Тяжелой выдался день?
– Не поверишь – год.
Иронично хмыкает Воронова, а я нежно вожу ладонями по ее спине. Ощущаю, как она постепенно расслабляется в моих руках, и радуюсь этой маленькой победе.
В отношениях с ней мне хочется переть напролом и мчаться к звездам на крейсерской скорости, но я торможу себя. Даю ей время снова ко мне привыкнуть.
– Поехали?
– Поехали.
Соглашается она, и я помогаю ей удобно расположиться в кресле.
Ухаживать за ней – особое удовольствие. Касаться ее тонкого запястья, дотрагиваться до бедра, ловить смущенный взгляд – чистая эйфория.
Когда я говорил о семейном свидании, я не лукавил. Завоевать крепость по имени «Эва» я обязательно успею, но дочерью пренебрегать нельзя. Именно поэтому я не желаю скидывать Ксюшу на Эвину сестру или на нянек.
Поэтому первым пунктом нашей поездки значится школа.
– Ну, что, Рапунцель, как твой первый день?
Я спрашиваю не для проформы. Мне, действительно, интересно.
– Прекрасно. Учителя хорошие. Одноклассники тоже нормальные ребята.
Сообщает Ксения и в подробностях рассказывает, как тепло ее приняли одноклассники, как хвалил новый педагог. Она даже успела завести друга – мальчишку с вьющимися светлыми волосами и голубыми глазами по имени Тимофей.
Так, за легко протекающей беседой в приподнятом настроении мы едем в торговый центр, ужинаем в уютной кофейне и берем дорожку в боулинге. А дальше начинается магия. Я учу Ксюшу играть.
– Большой палец сюда. Опускаешься. И мягко, но уверенно толкаешь шар вперед. Поняла? – объясняю максимально детально и на своем примере демонстрирую, как правильно сбивать кегли.
– Ага.
Торопливо кивает Ксеня и пробует сама. Несколько шаров, предсказуемо, скатываются в желоб, и Рапунцель злится. Дует пухлые губки, топает ногой и складывает руки на груди.
А потом с моей помощью Ксюня выбивает первый страйк.
– Вау! У меня получилось! Ура!
Малышка с визгом влетает в мои объятья и прижимается щекой к моей щеке, когда я отрываю ее от пола.
– Моя девочка! Молодец.
Я хвалю ее от чистого сердца и крепко-крепко обнимаю, пока она восторженно пищит.
Все это время Эва внимательно за нами наблюдает. Ее губы растягивает счастливая улыбка, да и вся она словно светится.
Пара часов в компании моих девчонок пролетает незаметно и наполняет впечатлениями на месяц вперед. Я обещаю себе вытаскивать Эву с Ксюшей куда-нибудь почаще, после чего отвожу их в арендованную Вороновой квартиру.
Закрадывается мысль сменить маршрут и доставить бывшую супругу с дочкой к себе, но боюсь, что Эва к таким выкрутасам с моей стороны пока не готова.
Мы поднимаемся на нужный этаж и синхронно замираем. Пора прощаться, но что-то необъяснимое внутри не позволяет мне выдавить дежурное «до завтра» и направиться к лифтам.
– Беги, малышка. Я сейчас.
Эва принимает решение за меня. Она открывает замок, подталкивает Ксюшу в коридор и закрывает дверь. Мы остаемся одни на лестничной клетке. Пространство загустевает.
Кончики пальцев начинает покалывать. Оголтелое, сердце разбухает в груди. Пульс достигает критической отметки.
– Данил, я…
– Молчи.
Я делаю шаг вперед. Обхватываю Эвино запястье и мучительно медленно скольжу вверх. А потом резко срываюсь.
Эва
Я снова это делаю. Живу эту жизнь без фильтров. Так, как будто у меня позади никогда не было разочарований и розовые очки ни разу не бились стеклами внутрь.
Я дышу на полную катушку. Впускаю Багрова в свои будни. И, чего уж греха таить, вручаю ему ключи от своего сердца.
Я не набиваю себе цену. Не катаю его на эмоциональных горках. И не притворяюсь, что его присутствие меня не трогает.
Трогает, и очень сильно. Смущает, волнует и заставляет с нетерпением ждать каждой встречи.
Всю эту неделю, когда я забегаю в кабинет с улыбкой на лице и с букетом свежих цветов в руках, или со стаканчиком умопомрачительного латте с корицей, или с упаковкой нежнейших пирожных, Тимофеева хмуро косится в мою сторону и поджимает и без того тонкие губы. Гребцов с Измайловым понимающе переглядываются и, кажется, заключают пари. По крайней мере, Сашка Баранов охотно разбивает их сцепленные в замок ладони и требует долю от выигрыша.
Ну а Алексей Романович по-отечески хлопает меня по плечу и добродушно замечает.
– И так красавицей была, а сейчас совсем уж расцвела, Эва Владимировна. Помирились, что ли, с Данькой?
– Стараемся.
Отвечаю я, заливаясь румянцем, и бегу проверять назначения, которые сделала ребятам. Хоть ситуация и располагает витать в облаках, к работе я подхожу ответственно. Не хочу портить репутацию и прослыть легкомысленной дурочкой, поэтому чуть ли не под микроскопом изучаю анализы своих подопечных, не гнушаюсь обращаться к Петровскому за советом и радуюсь положительной динамике, которая наблюдается у Тарасова.
Если так пойдет дальше, через полмесяца мы сможем выпустить его на поле.
Теперь я с уверенностью могу заявить – я знаю, как выглядит белая полоса.
Несмотря на увлеченность мной, которую Данил демонстрирует, мы много времени проводим втроем с Ксюшей. Играем в настолки, слушаем, как дочурка адаптируется в новой школе и обрастает друзьями, и фантазируем, как в следующий отпуск полетим в Грецию.
Мы с Ксюней давно мечтаем о Крите – о Кносском Дворце, острове Хриси и пляже Превели.
В те вечера, которые наша Рапунцель проводит с Машей, мы с Багровым исследуем кофейни и итальянские ресторанчики, которые он так любит. Прогуливаемся вдоль Москвы-реки. Или просто сидим в Багровском Порше и наслаждаемся негромкой музыкой, льющейся из колонок.
Моя голова покоится на плече у Данила. Его пальцы перебирают мои волосы. Наши сердца стучат в унисон.
– Ты знаешь, какая ты красивая, малышка?
Шепчет он с хрипотцой, а я млею от томительных нежных прикосновений.
Я даже ловлю себя на мысли, что эти семь дней похожи на настоящий медовый месяц, когда партнер сдувает с тебя пылинки. Пусть мне и не поступало никаких предложений и колец, мужчина рядом со мной превосходит любые даже смелые ожидания.
Он предугадывает мои желания. Реагирует на малейшие колебания настроения. И не позволяет усомниться в серьезности его намерений.
Он вкладывается в Ксюшу не только морально, но и финансово. Обновляет ее гардероб, хоть я с ним ожесточенно спорю. И оплачивает недешевые курсы актерского мастерства, о которых она грезила.
Поэтому, в конце концов, я отпускаю ситуацию и трачу свой первый аванс на приятные мелочи. Белый купальник, босоножки на высоком каблуке и маленькое красное платье.
В общем, в нашем мире царит такая гармония, что я верю, что она не закончится никогда.
Зря.
В пятницу после тренировки, когда у меня выпадает перерыв, Данил, играя с моим локоном, выбившимся из пучка, спрашивает.
– Какие планы на вечер? Хочешь в театр? Хотя я бы предпочел бассейн. Тебя на волнах. И клубничное мороженое. Что скажешь?
– Прости, сегодня не могу. Родители вчера вернулись из санатория, и я обещала показать им, как мы обустроились, и приготовить мясную запеканку.
– Мое присутствие не предусмотрено?
– Не обижайся, пожалуйста.
Я придвигаюсь ближе к Багрову, глажу его ладонь и надеюсь, что он поймет.
И он понимает. Целует меня в макушку и не пытается учинить скандал.
– Так уж и быть. Сегодня погрущу в одиночестве. Но в следующий раз рассчитываю на приглашение.
– Договорились.
Киваю я с облегчением и еду домой. Включаю духовку, укладываю фарш с картофелем в противень и напеваю, пока Ксюша помогает мне вытереть пыль.
Спустя пару часов на пороге материализуется моя семья, включая маму, папу и сестру, и тепло растекается в груди. Я безумно рада их видеть и очень соскучилась.
По традиции из путешествия мне привозят сувениры – магнитик на холодильник и фарфорового тигра. А еще набор травяного чая и настоящий липовый мед.
Я обнимаю всех по очереди и зову на кухню, где уже накрыт стол.
– Как прошла ваша поездка?
– Прекрасно. Напились нарзана на год вперед. Облазили горы. Оздоровились кислородным коктейлем, – бодро рапортует мама и хвалит мой салат, сделанный по новому рецепту.