Дочь капитана Блада

  Пролог. Милый город Бриджуотер: записки путешественника

От автора: данный пролог, как и весь роман, даётся в том же виде, каком был опубликован издательством.  Хотя этот фрагмент, на мой взгляд, более всего нуждается в правке. 

Как-то раз во время поездки в Англию мне посчастливилось побывать в Бриджуотере. Этот типичный городок английской провинции с аккуратными маленькими улочками замечателен не только известным всему миру фестивалем Гая Фокса, но и тем, что именно с него начались приключения Питера Блада, описанные в романах Сабатини. Особая достопримечательность городка - музей капитана на улице Уотер Лэйн, один из немногих сохранившихся на ней домов старой постройки. Окружённый высокими сооружениями из стекла и бетона, он всё ещё хранит обаяние елизаветинской эпохи, когда жизнь была неспешной и размеренной, по улицам, скрипя колёсами, ездили позолоченные экипажи, а нарядные дамы в пышных платьях под руку со своими не менее блестящими спутниками медленно прогуливались по дороге, ведущей к пристани. Сохранился и памятный балкон, с которого началась одиссея знаменитого мореплавателя. По-прежнему благоухает герань, красные и розовые цветки которой довершают иллюзию того, что именно эти растения поливал бакалавр медицины Питер Блад в далёком 1687 году, когда посланец лорда Гилдоя круто изменил его судьбу. Эклектика внутреннего убранства помещений отражает череду эпох, сменивших друг друга на протяжении всего одного лишь столетия. Массивные книжные шкафы и тяжёлые, похожие на троны, резные кресла, навевают мысли о мрачных и таинственных легендах средневековья. Простой дубовый стол хранит память о временах Кромвеля, когда роскошь была изгнана строгой пуританской моралью, а лёгкие изящные стулья и великолепный камин работы голландских мастеров времён реставрации заставляют вспомнить о периоде правления легкомысленного распутника Карла II.
Бриджуотерский музей известен не только собранием редкостей, связанных с историей английского пиратства, но и отменной библиотекой, насчитывающей несколько тысяч томов. В ней собраны мемуары мореплавателей и флибустьеров того времени и тех лиц, которым по роду своей деятельности приходилось много общаться с этими славными людьми, надолго обеспечившими Англии господство в Новом Свете. Смотритель, коренастый рыжеволосый англичанин с коротко подстриженной бородкой, сам будто бы вчера сошедший с палубы фрегата, рассказал мне о том, что в коллекции музея хранится немало воспоминаний сподвижников капитана. С юности питая интерес к приключениям и зачитав до дыр не один том Сабатини, я, тем не менее, пребывала в полной уверенности, что все эти истории – чистый вымысел. Каково же было моё удивление, когда хитро прищурившийся смотритель, порывшись в каком-то дальнем углу, с торжествующей улыбкой преподнёс мне судовой журнал Джереми Питта! Листы его, изрядно пожелтевшие от времени, были исписаны торопливым неровным почерком шкипера. Но самое удивительное, что документ содержал подробное описание тех самых событий, которые послужили основой для повествований о капитане Бладе! Разумеется, стиль шкипера был не столь блестящ и литературен, а выражения порой были слишком крепки, но в целом судовой журнал полностью подтверждал историческую достоверность трудов Сабатини. Проведя целый день в библиотеке, и досконально изучив хронологию путешествий Блада, я обратила внимание на некоторые несоответствия между датами описываемых шкипером событий. Будучи обожателем и почитателем своего капитана, Джереми Питт, как мне показалось, намеренно упустил некоторые детали. Так, например, не нашёл отражения в журнале период между кораблекрушением у берегов Багамских островов и путешествием на «Эстремадуре» в компании дона Жуана де ля Фуэнте. А ведь между этими датами прошло не менее полугода, и главной причиной неудачи у острова Маргарита стало состояние самого Блада, ещё не окончательно оправившегося после тяжёлого ранения. Дотошность шкипера сослужила ему плохую службу – за прорехами в хронологии угадывались некоторые эпизоды, о которых Питт не хотел упоминать. Заинтересовал меня и тот факт, что после упомянутого ранения капитан почти каждый год наведывался на Нью-Провиденс. Что он искал там? Записки Джереми Питта об этом молчали. Услужливый смотритель, видя мои сомнения, предложил воспользоваться воспоминаниями других соратников капитана – Вольверстона и Огла. В них мне удалось обнаружить некоторые замечательные подробности, относящиеся к рождению внебрачной дочери капитана.
Как следовало из записок Вольверстона, вблизи Багамского архипелага эскадру настиг сильный шторм. Корабли, словно скорлупки, метались по огромным, перекатывающимся через палубу, волнам, и лишь благодаря таланту капитана им удалось миновать многочисленные подводные рифы. Но, пощадив команду, фортуна изменила самому Бладу – гигантская волна сшибла его с ног и унесла в бушующее море. Вскоре там же оказался и Вольверстон, попытавшийся помочь другу. Не выдержав изнурительной борьбы со стихией, оба вскоре потеряли сознание и очнулись уже на песчаной отмели острова Нью-Провиденс. Одноглазый гигант почти не пострадал, а израненный Блад, бездыханное тело которого волны несколько раз бросали на прибрежные рифы, находился на грани жизни и смерти. Последовавшие за кораблекрушением события описаны Вольверстоном столь подробно, что с трудом верится, что их автор уже перешагнул шестидесятилетний рубеж и, отойдя от дел, превратился в мирного обывателя, коротающего свои дни в вудстокском имении. Переходя из дома в дом, Нэд тщетно пытался уговорить местных жителей приютить их на время в своём жилище. Большинство отказывали – испанцы, периодически совершающие набеги на острова, особо жестоко расправлялись с теми, кто оказывал помощь английским флибустьерам. Боялись и губернатора – Джейкоб Патерсон прослыл усердным борцом с пиратами и наказывал тех жителей, кто так или иначе был с ними связан. Уже потеряв надежду, Волверстон увидел девушку лет семнадцати, внешность которой поразила его воображение. Казалось бы, в ней не было ничего особенного. Как и все особы её возраста, она была стройной и гибкой, словно молодое деревце. Русые волосы, собранные в пучок, мягкими волнами спускались по чуть прикрытым белоснежным шарфом плечам. Правильные черты лица выдавали в ней особу благородного происхождения, а необычайно светлая, ещё не тронутая тропическим загаром кожа заставляла думать о том, что ножки этой юной леди лишь недавно ступили на залитое солнцем побережье Нью-Провиденс. Девушка взирала на мир широко раскрытыми светло-голубыми глазами, в глубине которых светилась любовь ко всем живым существам, населяющим этот мир. С искренней жалостью взирая на окровавленный камзол морского волка, она с радостью согласилась помочь двум раненым незнакомцам.
Юная леди оказалась племянницей лорда Уинсборо, владевшего самой крупной плантацией близ Нассау. Тайком от родных девушка предоставила Бладу часть своей комнаты и ухаживала за ним, как ухаживала бы за любым несчастным умирающим созданием. Капитан порой приходил в сознание, порой бредил, произнося имя своей возлюбленной Арабеллы. Мало-помалу мужественная красота больного и юношеская восторженность сиделки сделали своё дело, и она влюбилась в него окончательно и бесповоротно. К тому времени Волверстон уже покинул гостеприимный дом, поселившись в построенной им хижине на берегу. Поэтому последующие события он описывает со слов самого капитана, в мозгу которого сохранились лишь обрывочные воспоминания об этом периоде его жизни. Прошло чуть более месяца, и однажды Блад сообщил, что достаточно здоров, чтобы покинуть дом и не досаждать более своим присутствием. Юная красавица, заливаясь слезами, выбежала вон из комнаты, в которую некоторое время спустя ворвался разъярённый хозяин. Ничего не подозревавший капитан поклонился, намереваясь поблагодарить за оказанное гостеприимство. Но плантатор в ответ лишь разразился грубой бранью и в весьма категоричной форме заявил, что он никогда не согласится на брак своей племянницы с пиратом, даже зная, что та ждёт от него ребёнка. Ошеломлённый Блад не знал, что сказать. Утверждая, что ничего не помнит, он скомпроментировал бы девушку, обвинив её в том, что она просто воспользовалась тем состоянием, в котором он находился. Согласившись, он признался бы в том, чего не совершал, во всяком случае, находясь в здравом рассудке. Поэтому капитану оставалось лишь молча выслушать все угрозы и удалиться, предупредив находящегося в бешенстве господина, что он, несмотря на состояние здоровья, отлично владеет шпагой и именно поэтому не желал бы кровопролития. Господин, наслышавшись о приключениях морского разбойника, счёл его доводы вполне разумными и даже предоставил в его распоряжение лодку, втайне надеясь, что обидчик будет проглочен морскими волнами. Вернувшись на Тортугу, Блад провёл некоторое время на острове, а затем, ещё не оправившись от контузии, направился в то самое злополучное плавание. Именно тогда он и потерпел очередное крушение, попав на корабль дона Жуана де ля Фуэнте. Заинтересовавшись этой историей, я решила остаться в Бриджуотере ещё некоторое время и посвятить расследованию судьбы капитана часть своего отпуска. В той же самой библиотеке мне попались воспоминания некоего мистера Джеффильда, в течение десяти лет бывшего помощником губернатора Нью-Провиденс. В них он сообщает, что племянница одного из плантаторов, мисс Дженнифер Марианна Черчилль, была поспешно выдана замуж за полковника Брэдфорда. Полковник, человек в годах, известный своей храбростью и многочисленными военными победами, прибыл в Новый Свет после того, как оставил службу. Со слов Джеффильда, его отставка явилась следствием тяжелейшего ранения в битве у реки Бойн, и полковник не раз говорил ему о том, что у него, возможно, никогда не будет детей. Однако вскоре после свадьбы у молодых родилась дочь. Миссис Брэдфорд, дотоле тосковавшая, повеселела и нашла своё счастье, посвятив себя девочке, которая, по мнению Джеффильда, нисколько не напоминала своего отца ни внешностью, ни характером. Окончательно убедившись в существовании внебрачной дочери капитана Блада, я углубилась в изучение других рукописей, находящихся в музейной библиотеке, и мне удалось найти действительно интересные факты, относящиеся к судьбе этой удивительной и неординарной женщины. Результаты своего расследования я имею смелость представить вам в этой книге. Возможно, мой английский недостаточно совершенен, чтобы досконально уяснить себе все подробности, но хотелось бы верить, что, если где-то я и отступаю от истины, то лишь в незначительнейших мелочах.
Справедливости ради, хотелось бы уточнить ещё один факт, который может удивить читателя, знакомого с сочинениями Михаила Попова. В своей «Илиаде капитана Блада», посвящённой позднему периоду жизни знаменитого флибустьера, автор, вероятно, использовал дневники Блэкстоуна, одного из сподвижников капитана. Однако рукопись эта сильно пострадала при пожаре в имении Блэкстоуна в графстве Хэмпшир, случившемся уже после смерти сего достойного джентельмена. В результате заключительная часть его была безвозвратно утрачена, а обрывки сохранившихся на последних страницах фраз в буквальном переводе означают, что в последнем бою капитан был «значительно более мёртв, чем жив». Факты, относящиеся к жизни Блада в ещё более поздний период, можно отыскать и в воспоминаниях других свидетелей, хранящихся в собрании бриджуотерского музея. На них частично основываются сочинения Татьяны Виноградовой. Таким образом, утверждение Попова о гибели капитана в ходе описанных автором событий не соответствует действительности. Напротив, выйдя в отставку в возрасте шестидесяти с лишним лет, он прожил остаток дней на Ямайке, окружённый заботой и вниманием детей и внуков.

Искренне Ваша, Нелли Искандерова


Примечание
Данная глава представляет собой попытку объяснить как существование трёх различных версий дальнейшей судьбы капитана, так и факт появления внебрачной дочери у человека, который, как следует из романов Сабатини, всю свою жизнь любил лишь одну женщину. Что касается достоверности повествования о путешествии в город Бриджуотер и существовании в нём музея капитана Блада, то это чистая мистификация.

 Глава 1. Семейство Брэдфорд

Необычайно тихий выдался вечер в Нассау. Отшумели летние штормы. Утихли дожди, заливавшие поросшее мангром побережье. Тёплый бриз играл пряными ароматами цветов, апельсиновых и перечных деревьев. В неярких лучах клонившегося к закату солнца виднелись гавань, пролив и узкая полоска побережья острова Хог. На вершине холма белел губернаторский дом. В саду, устроившись в кресле рядом с беседкой, отдыхал сам губернатор, полковник Джеймс Брэдфорд. Попыхивая трубкой, он лениво созерцал открывавшуюся взору картину.

- О чём думаешь, дорогой? – раздался позади него знакомый голос.

Это была она, его Дженнифер. Его супруга – молодая, прекрасная и печальная. Та, что вернула ему надежду, подарив красавицу-дочь. Дочь… Мысль о ней тенью легла на лицо губернатора. Он обернулся и озабоченно взглянул на женщину.

  - Как гости из Лондона?

  - Питер из комнаты не выходит, - расстроено произнесла миссис Брэдфорд. – Как прибыл, всё на морскую болезнь жаловался, а теперь ещё на жару. Джеймс писал, что его младший сын - изнеженный сибарит, но чтобы настолько… Не верится, что он родной брат Беревика.

  - А Арабелла?

Женщина устало махнула рукой в сторону дома.

  - Ты же знаешь нашу девочку. Сколько раз напоминала о празднике, но ей не до того. Хоть бы новое платье примерила. А то говорят, гости прибудут даже с Барбадоса.

  - Что делает?

  - Донимает беднягу Джеффильда. Когда она только повзрослеет?

Губернатор нахмурился. 

  - Питер жаловался, что Арабелла не уделяет ему внимания. Скажи ей…

  - Да он только и говорит, что о своих борзых и о том, как плохо переносит здешний климат, - нетерпеливо перебила его Дженнифер. - Клянусь, если бы я не знала сестру, была бы уверена, что она изменила Стюарту. У Питера нет ничего общего с герцогом Джеймсом, а ты знаешь, как девочка увлечена своим дядюшкой.

  - Это не девочка, а сорванец, и дело не только в Джеймсе. Вспомни, кто развлекал её пиратскими байками, позволял лазать по вантам и распоряжаться на своём корабле? Твой приятель Нэд, будь он неладен. И это при её-то родословной… Чего ещё ждать от человека, чьи предки носили фамилию Дрейк?

  Дженнифер смущённо опустила глаза и принялась рассматривать сорванный ей цветок.

  - Надо было строже её воспитывать, - продолжал полковник.- Запретить мальчишеские выходки, не пускать в море с Нэдом, да и вообще – разогнать эту босоногую команду.

  - Ты же сам не мог ей ни в чём отказать. Взгляни, эти негодники снова здесь! И ещё за воротами...

Брэдфорд обернулся. Сердитая мина тотчас же сменилась улыбкой. Прямо у дверей  его дома азартно фехтовали пятеро парней в рваных рубашках. Шпаги им заменяли найденные где-то на побережье палки. Это были ровесники Арабеллы, сыновья окрестных рыбаков, неизменные товарищи её игр и забав. Именно с ними проводила досуг эта подвижная, словно ртуть, девчонка, часами пропадавшая на заходивших в гавань кораблях. Любимцем мисс Брэдфорд был старый приятель её матери, бывший пират, а ныне капитан одного из фрегатов ямайской эскадры, Нэд  Вольверстон. Едва этот великан с чёрной повязкой на глазу появлялся на пирсе, она забывала все дела и бросалась ему навстречу, созывая с собой мальчишечью ватагу. Целыми днями пропадали они на фрегате, и лишь громкий крик  Вольверстона «Юнги, на берег!», заставлял озорную ребятню покидать корабль. Много раз Брэдфорд и его супруга пытались запретить дочери проводить время на судне, но каждый раз Арабелла вновь и вновь настаивала на своём. А упрямства девушке было не занимать. Вот и на этот раз ей взбрело в голову упражняться в большом зале со шпагой и донимать плантатора, которого нелёгкая занесла в губернаторский дом именно в этот момент.

  - Разве мы не старлись воспитать из неё леди? – продолжила Дженнифер, укоризненно взглянув на долговязого белобрысого детину семнадцати лет от роду. Тот не только успешно отбивался от трёх весьма ловких соперников, но и внимательно ловил каждое её слово.

  - Ты права, - промолвил полковник, перехватив её взгляд. - Я старался, чтобы она росла образованной девушкой. Обучал наукам, просил капитанов доставлять новые книги. Да и Нэд твой вечно подарками баловал - то французские стихи, то испанские романы.

- Вот только зря мы разрешили Питту учиться с ней. Теперь…

- Ты права, Дженнифер. Мальчик стал хорошим счетоводом, но разве можно так заглядываться на девушку, которая тебе не пара? Хорошо ещё, что Арабелла не обращает на него внимания.

  - Надеюсь, у неё  это пройдёт, - задумчиво произнесла Дженнифер. - Она повзрослеет и станет настоящей леди. Может даже Питер ей приглянется.

  - Да, - пробормотал губернатор. - Вот только с Питером я бы повременил. Понимаю, в его жилах течёт королевская кровь, но они не подходят друг другу. Да и герцог Джеймс сейчас не в фаворе, и это несмотря на прежние заслуги. А девочка могла бы сделать неплохую карьеру при дворе. С её внешностью, умом, способностями к музыке… Помнится, твой брат обещал поговорить с Анной.

  - Не думаешь ли ты отправить Арабеллу в это змеиное болото? - Дженнифер вздрогнула, будто супруг причинил ей боль

  - Нам надо думать о будущем. Познакомить с молодыми людьми, равными ей по положению, составить хорошую партию. Нет, дорогая, нам надо вернуться в Англию. Не здесь же искать супруга для племянницы герцога Мальборо?

  - Но ей так нравится в Новом Свете, и вообще…, - в глазах женщины мелькнула плохо скрываемая тревога

  - Она же не видела ничего другого, - решительным тоном промолвил губернатор. – И скажи, разве нашего сорванца можно назвать леди?

  - Наверное, ты прав. Просто мне очень не хочется уезжать. Да и не знаю, примет ли девочку Анна. Помню, она была против нашей свадьбы.

  Глава 2. Нежданный гость

Арабелла выбежала на пристань,  вознамерившись броситься на шею старому другу. Однако  Вольверстон, к её удивлению, лишь склонился в глубоком поклоне.

- Приветствую Вас, мисс Брэдфорд, - хрипловатый голос капитана «Солнца Ямайки» вдруг показался девушке чужим и далёким. - Имею честь представить Вам лорда Уайнтона Мэнсона, посланца Её Величества на территориях Нового Света.

Нарочитая официальность манер старого моряка неприятно поразила девушку. Опустив глаза, она церемонно присела в реверансе.

    - Арабелла Брэдфорд, дочь губернатора Джеймса Брэдфорда

   - Лорд Мэнсон, - процедил незнакомец, едва взглянув на Арабеллу.

На вид Мэнсону можно было дать лет тридцать пять – тридцать семь. На бледно-желтоватом пухлом лице, украшенном двойным подбородком, тускло поблескивали мутно-голубые глаза, выпуклые и неподвижные, как у рыбы. Бесформенную фигуру облегал серебристо-серый камзол. На мгновение остановившись, он тотчас вновь зашагал по каменным плитам пристани.

   Вольверстон многозначительно взглянул на Арабеллу. Сердце её почему-то замерло, будто от дурного предчувствия. Миновав шумную городскую площадь, процессия направилась вверх по крутой каменистой тропинке. Впереди следовал дородный Мэнсон, за ним –  Вольверстон и Арабелла - притихшие, словно набедокурившие обитатели приюта перед директором. Редкие прохожие почтительно приветствовали незнакомца. Гордый господин, сопровождаемый эскортом в лице дочери губернатора и лучшего друга его супруги, вызывал невольное уважение. Но королевский посланец, даже не взглянув в их сторону, невозмутимо шествовал по дорожке, а воскового цвета лицо, украшенное двойным подбородком, выражало крайнюю степень высокомерия. Наконец, они достигли вершины холма, где располагался губернаторский дом. Стоявший у ворот юноша-мулат тут же распахнул калитку, и взорам вошедших предстал сам мистер Брэдфорд. Сей достойный джентльмен, шестнадцать лет назад проявлявший чудеса храбрости при переходе через реку Бойн, ныне раздобрел и превратился в весьма солидного господина. Когда-то узкое лицо его со временем приобрело приятную округлость, но на полных подрумяненных щеках по-прежнему виднелись ямочки, придававшие всему облику  грозного вояки что-то неуловимо детское и непосредственное. Улыбка Брэдфорда была всё так же искренна и любезна, а в слегка прищуренных карих глазах поблёскивали весёлые искорки. Полковник дружелюбно взглянул на посетителей, но  Вольверстон заметил, что он был чем-то встревожен.

  - Джеймс Брэдфорд, губернатор Нью-Провиденс. Моя супруга Дженнифер.

  - Лорд Уайнтон Мэнсон, представитель Её Величества в Новом Свете

  - Моя супруга…, - едва успел произнести Брэдфорд, но незнакомец тотчас перебил его:

  - Я прекрасно знаю, что Ваша супруга приходится сестрой Джону Черчиллю, - с ноткой неприязни в голосе процедил он. - Не стоит напоминать об этом.

  - Я лишь хотел предложить Вам великолепный десерт, приготовленный моей супругой по Кенсингтонскому рецепту, - оправдывался встревоженный губернатор. - Завтра мы празднуем день рождения дочери, и я могу угостить Вас самыми изысканными яствами. Буду рад видеть Вас на нашем празднике.

  - Благодарю Вас, но у меня мало времени, - сквозь зубы процедил он. - К тому же я не люблю блюда, которые готовят в Кенсингтоне. У нас с леди Сарой разные взгляды и на кулинарию, и на политику. Где мы можем поговорить наедине?

  - Простите меня, мистер Мэнсон. Пройдёмте в беседку.

  Яркие тропические цветы благоухали пряными ароматами, но величественно шествовавший по дорожке Мэнсон не обратил на них никакого внимания. Наконец, они достигли беседки – невысокого белого строения с куполом, башнями и арабесками. Слуга уже покидал её, приготовив всё необходимое - мягкие кресла, ром, табак, лимоны и сладости.

  - Мистер Брэдфорд, - произнёс Мэнсон, когда затихли шаги удалявшегося лакея. - Наслышан о Вас.

  - Хорошего или плохого?

  Брэдфорд с гостеприимной любезностью предложил незнакомцу сесть. Тот на мгновение замолчал, устраивая в кресле своё дородное тело, а затем вновь взглянул на собеседника.

  - Всякого. Слышал, к примеру, что Вы слишком много позволяете этим флибустьерам, а ведь Её Величество делает всё для борьбы с пиратством.

  - Понимаю, мистер Мэнсон, но чем испанские вице-адмиралы, словно пираты, нападающие на английские территории, лучше английских флибустьеров? Вы слышали о том, что произошло здесь семнадцать лет назад?

  Гость молчал, невозмутимо глядя на Брэдфорда. Тот, видя, что королевский посланник прислушивается к его словам, продолжал:

  - Здесь была страшная бойня. Почти все жители Нассау погибли. Слава Богу, мы с Дженнифер были тогда в Англии. Лишь через полгода Багамы  были возвращены Её Величеству, и то благодаря английским пиратам. Так что флибустьеры – это хотя бы какая-то возможность сдержать испанцев. Эти доны до сих пор хозяйничают здесь, и они не менее жадны и жестоки, чем пираты.

  Налив рома в хрустальный стакан, губернатор предложил его Мэнсону. Тот, едва взглянув искрящийся на солнце напиток, вновь перевёл взгляд рыбьих глаз на Брэдфорда, затем на окружающий его сад. Тропическое буйство цвета явно было не по душе холодному северному гостю. Взяв стакан, он пригубил немного напитка, брезгливо поморщился и недовольно взглянул на собеседника.

  - Многие в Новом Свете считают так, как Вы, - тоном, не терпящим возражений, произнёс он, и бесцветные глаза выкатились ещё больше. - Прежде всего, ямайский губернатор Блад, сам в прошлом морской разбойник. Именно он покровительствует всей этой братии, а вслед за ним – все остальные. Но я наведу здесь порядок. Именно за этим я и прибыл к Вам, и намерен представить нового командующего фортом Нассау мистера Джона Сэндерса.

Глава 3.Испанцы идут

 Не успел лёгкий фрегат, на котором прибыл королевский посланец, скрыться за горизонтом, как вдали показались очертания эскадры. «Наверное, это гости с Барбадоса или Ямайки», - подумал Брэдфорд, - «но почему столько кораблей?». Суда приближались, медленно проходя по узкому проливу, разделяющему острова Хог и Нью-Провиденс. Впереди следовал огромный галеон, красный корпус которого невольно привлекал внимание. За ним - ещё один, поменьше, а в арьергарде двигался фрегат. Чёрные контуры мачт и рей мрачно поблескивали на солнце. Брэдфорда не покидало смутное ощущение беспокойства. За десять лет губернаторства у него выработалась неплохая интуиция, не раз выручавшая в трудных жизненных ситуациях. Вот и сейчас её неумолимый голос подсказывал, что вверенный попечению полковника остров ждут большие неприятности.

  Вернувшись в беседку, Брэдфорд взял со стола подзорную трубу и взглянул на корабли. На мачте красного галеона развевалось знамя Кастильи. Брэдфорд тихо подозвал  Вольверстона.

  - Вы были правы, - задумчиво произнёс тот, за несколько мгновений успевший пересчитать количество орудий на каждом из судов. – Это испанцы. Два галеона по сорок пушек и тридцатипушечный фрегат. Они собираются драться.

  Мужчины переглянулись. Даже не взглянув на стоящих поодаль Дженнифер и Арабеллу, они тотчас же ринулись к калитке, едва не сбив отпрянувшего слугу. Раздобревший губернатор едва поспевал за другом. Тот же, несмотря на пятьдесят с лишком, без труда мог дать фору любому юнге, взлетев по вантам до самого грот-брам-рея. Миновав площадь,  Вольверстон через несколько мгновений достиг форта.

  Новый командующий, толстый неповоротливый коротышка с такими же бесцветными, как у Мэнсона, глазами, внимательно осматривал укрепления. Ему ещё не исполнилось и тридцати, но он уже успел усвоить свойственную своему начальнику холодно-презрительную манеру поведения. Заложив руки за спину, командующий величественно прохаживался мимо артиллерийских батарей. Солдаты, вся одежда которых состояла из не первой свежести рубах и панталон, восхищённо взирали на украшенный крупными жемчужинами наряд знатного господина. За командиром следовал щуплый седовласый человечек в выцветшем сером камзоле.

  - Мистер Джеймс, - сквозь зубы процедил бывший придворный, - сколько лет гарнизон был в Вашем подчинении?

  - Десять лет,  - пробормотал бывший начальник. - И Вы должны понять, что мой опыт...

  - Нет, это Вы не понимаете самых простых вещей, Джеймс! Три человека на одну шестифунтовую пушку! Для городской казны это просто непозволительная роскошь.

  - Что Вы хотите сказать? - удивился Джеймс.

  - Чтобы сократить расходы, поставьте к каждому орудию одного канонира и одного помощника. Этого вполне достаточно.

  В серых глазах щуплого человечка застыло недоумение. Он попеременно глядел то на своего начальника, то на пушки, которые тот только что назвал кулевринами.

  - Но мистер…, - попытался возразить он.- Для обслуживания одной такой пушки необходимо пять человек!

  - Это приказ, Джеймс. Извольте его выполнять, - с сознанием собственной значимости произнёс коротышка.- К тому же Ваши бездельники получают слишком большое жалование. Сократите количество вахт. Пусть стоят у пушек по двенадцать часов в день. Всё равно эти оборванцы только и делают, что болтают друг с другом.

  Джеймс молчал, потупив взор и почёсывая жилистой рукой редкую бородку. Возражать было бессмысленно. Новый командующий, высказавший полное отсутствие каких-либо знаний в области артиллерийской науки, был убеждён в своей исключительной правоте. Старый вояка тяжело вздохнул, не зная, что предпринять. Поэтому, не успел бывший флибустьер ворваться в форт, Джеймс обратился к нему, надеясь на поддержку старого друга.

  - Но мистер  Вольверстон, может быть, хотя бы Вы объясните ему…, - едва успел произнести он, но тут же затих, услышав громовой голос одноглазого великана:

  - Испанские корабли подходят к гавани! Готовьте пушки!

  Начальник, не сразу поняв, чего же хочет от него этот, словно вихрь примчавшийся в форт незнакомец, тупо уставился на  Вольверстона и пожал плечами:

  - Какие ещё испанцы? Кто Вы такой? На каком основании здесь распоряжаетесь? - и смешанное чувство непонимания, удивления и презрения отразилось на округлом румяном лице, украшенном таким же двойным подбородком, как у Мэнсона.

  - А, мистер Брэдфорд, и Вы здесь? Ваши приказы здесь значат не больше, чем слова Вашего одноглазого приятеля, который больше смахивает на пирата, чем на добропорядочного англичанина.

  - Но…, - попытался возразить ему Брэдфорд, указывая на неумолимо приближавшиеся к берегу суда

  - Пусть войдут в форт, а мы направим к ним шлюпку с парламентёрами, - брезгливо поджав губы, произнёс командующий, привыкший к неспешности Сент-Джеймса и Кенсингтона.

  - Но за это время испанцы…, - вновь подал голос встревоженный губернатор

  - Не перебивайте меня, мистер Брэдфорд, - тоном, не терпящим возражений, парировал новый начальник.  - Надо выяснить, с какой целью они прибыли в Нассау. Может быть, они желают предложить нам торговую сделку, а Вы предлагаете открыть огонь по их кораблям. Представляете, какое письмо направит тогда Эскуриал Её Величеству? А что сделает с нами Мэнсон?

  Брэдфорд молчал. Ему нечего было сказать, как и  Вольверстону с Джеймсом. Человеческая глупость, в особенности, глупость начальника, может поставить в тупик даже самого опытного политика или военного, и в этом случае остаётся лишь покориться судьбе. Эскадра медленно входила в гавань Нассау. Натянутые над палубой сетки и открытые пушечные порты не оставляли ни малейшего сомнения в цели визита.

Глава 4. Когда честь дороже жизни

 Впервые в жизни губернаторская дочь поняла, что существуют моменты, когда смелость и находчивость не могут уберечь от страшной беды. Девушка ни на минуту не теряла сознание, и в её мозгу запечатлелось каждое мгновение последнего путешествия. Крепко связанные просмолённой верёвкой руки и ноги затекли, и Арабелла почти их не ощущала. Четверо дюжих матросов, пропахших потом, табаком и ромом, несли её на полуобнажённых плечах, перекидываясь друг с другом похотливыми репликами. «Наверняка они уверены, что я не знаю испанского», - подумала она, - «хотя какое им дело до моих чувств? Ведь я - пленница». Арабелла внезапно осознала, что этим людям совершенно безразличны и её переживания, и её судьба. Она для них – красивая игрушка, с которой можно позабавиться, а затем придушить в трюме и выбросить в море. Воображение с ужасающей ясностью рисовало перед ней картину будущей судьбы, по сравнению даже самая страшная смерть станет дорогой и желанной гостьей, сулящей покой и забвение. Матросы уже подошли к пристани, где покачивался на волнах красный сорокапушечный галеон «Инфанта Лусия». В сгущающейся темноте чадили факелы. По узкому трапу медленно поднимались мужчины в разорванных рубахах. Их полуобнажённые спины были исполосованы саблями и плётками испанских матросов.

  - Живей! – слышались повсюду злобные окрики погонщиков, - поторапливайтесь, английские свиньи!

  Арабелла попыталась повернуть голову, чтобы лучше рассмотреть пленников, но один из матросов грубо окликнул её:

  - Лежи спокойно, красотка! – слух губернаторской дочери уловил непонятную фразу, явно обращённую к ней. Девушка никогда ранее не слышала подобных слов, но тон, которым они были произнесены не оставлял никаких сомнений в их содержании, - и не испорти свою нежную кожу, а то капитан Педро нам головы оторвёт!

  Воздух вновь огласился нецензурной бранью вперемешку с раскатистым хохотом.

  - Да, Педро – капитан что надо! – криво усмехнулся встречавший их у трапа офицер, - а кто болтал, что с новичком всё дело провалим!

  - Так то ж раньше было! – парировал один из матросов, - кто ж его знал-то…

  Арабелла попыталась взять себя в руки и не шевелиться, чтобы не испортить своё и без того плачевное положение. Тащившие её матросы, отогнав от трапа пленных англичан, начали медленно подниматься на корабль. От подступившего к горлу острого чувства страха и жалости к себе девушке  захотелось закрыть глаза и умереть.

  - Отпустите её, собаки! – прервал её мысли знакомый голос Питта Уоллеса.

  Увидев связанную дочь своего патрона, Питт попытался броситься к ней на помощь. На мгновение ум девушки озарила надежда, но свист испанской плётки и грубая брань вернули её к действительности.

  - Хочешь, чтобы я тебя пристрелил, тощий юнец! – выругался погонщик, - за такого как ты нам даже полпесо никто не даст! Так что считай, что я тебе делаю одолжение, да помалкивай, - и кожаная плётка снова прошлась по спине Уоллеса.

  Происшествие с Питтом было последнее, что ещё могла видеть Арабелла на берегу. Девушку подняли на палубу, и теперь несли в сторону лестницы, ведущей к занимаемым командой помещениям. У мисс Брэдфорд не было ни сил, ни желания обращаться с просьбами к своим похитителям, и она лишь наблюдала, как яркие образы, сменяя друг друга, запечатлеваются в её памяти, как последние видения, ещё теплящиеся в мозгу умирающего.

  Тяжёлая дверь каюты, скрипнув, отворилась, и матросы опустили её на огромный красный ковёр. Вновь перекинувшись непристойными шутками, они покинули каюту, в которую тут же вошёл худощавый мужчина в синем бархатном камзоле, расшитом крупными жемчужинами.

  Чувства Арабеллы притуплялись. Она  не различала черт его лица, но сердце  болезненно сжалось и замерло от ужаса. Сейчас с ней произойдёт то, что ещё хуже, чем смерть, и ей не дано этого предотвратить. О том же, что случится после, губернаторская дочь не смела даже подумать. Воображение невинной девушки было бессильно представить ту бесчисленную череду унижений, которые могли ждать молодую и красивую пленницу на пиратском судне.

  Незнакомец приблизился. Арабелла явственно ощутила исходящий от него запах рома, табака и перегара. Изящным движением тонких пальцев, унизанных дорогими перстнями, он достал из-за пояса кинжал и рассёк верёвки на её запястьях и щиколотках. Руки и ноги девушки болели, но онемение постепенно начинало проходить, и она попыталась незаметно пошевелить затекшими пальцами.

    - Жди меня здесь, красотка, - хрипло произнёс капитан, направляясь к двери, - и приведи себя в порядок. Надеюсь, что к моему возвращению ты будешь сговорчивей. Будешь брыкаться  – я всё равно своего добьюсь, но только потом пойдёшь на корм рыбам!

    Дверь каюты хлопнула, пушечным выстрелом отозвавшись в мозгу Арабеллы. Забыв о том, что онемевшие конечности всё ещё плохо слушались её, девушка вскочила на ноги. Под ней расстилался красный персидский ковёр, который можно было бы назвать великолепным, если бы он не был грязен и на нём бы не оставили след не только сапоги, но и следы обильных возлияний его хозяина. Рядом стояла широкая кровать, на которой в беспорядке были разбросаны многочисленные рубашки и камзолы её владельца. В каюте стоял удушающий смрад, представлявший собой сочетание запахов грязи, вина, табака и перегара.

  Нащупав под корсажем отцовский кинжал, который она успела спрятать в тот момент, когда её схватили испанцы, Арабелла зажала его в руке.  «Умереть, но не быть опозоренной – вот единственный выход для честной девушки», - пронеслась в её мозгу спасительная мысль, - «Господи, прости мне этот грех. Ведь если я этого не сделаю, мне придётся совершить грех ещё худший, я стану дурной женщиной и мне не будет от Тебя прощения». Сердце её бешено колотилось, она и ждала с нетерпением этой минуты, и боялась её больше всего на свете. Но в мозгу её всё ещё теплилась надежда на чудо…

  Глава 5. Виражи судьбы

  Темно и сыро было на нижней палубе. Неровный свет масляного фонаря выхватывал из мрака опухшие бородатые лица двух неопределённого возраста субъектов. Устроившись на перевёрнутых бочках, матросы коротали время за картами и малагой. 

  - Ну вот, Лео, мы тут трюм сторожим, а другие пируют. Глянь, какой замок на двери-то, а капитан ещё пост выставил. Боится, что взбунтуются? Старый наш, помнишь, ключ всегда с собой носил, а этот… Видать, зелёный ещё. Хотя не ожидал я от него такой прыти. На Багамах ловко управился, и девчонку прихватил.

  - А тебе какая разница, Сильвио, - заплетающимся языком пробормотал другой, - выпивки вволю, и всё для нас двоих. Пусть его делает, что хочет, лишь бы про нас не забывал.

  - Да Лео, а пирушка у нас знатная. Ну что ж ты… Выкладывай карты, - мрачный субъект вытащил из колоды засаленного туза и выложил его на дно стоявшей перед ними бочки с малагой

  Обладатель звучного имени Леонардо внешне ничем не напоминал царственное животное и являл собою тощего жилистого типа с неопределённым цветом волос. Увидев туза, он почесал в затылке и недовольно поморщился.

    - Не нравится? Крыть нечем? Тогда выворачивай карманы.

  Лео запустил руку в карман и пошарил там, пытаясь придать своему лицу глубокомысленное выражение. Но увы! Немногое, что там ещё оставалось, уже успело перекочевать к его более удачливому приятелю.

  - Мда…, - в задумчивости пробормотал он, а затем умолк, будто прислушиваясь

  - Ты что?

  - Тише! Идёт кто-то! Наверное, от капитана.

  - Ну и что? Все веселятся, и мы тоже, - усмехнулся Сильвио, - быстрей раскошеливайся!

  - Тсс! - Леонардо поднёс палец к губам, привстал, покачнулся, и, опершись на стену, заглянул в кромешный мрак коридора.

  - Молчи дурень! Это капитан!

В темноте мелькнула худощавая фигура в украшенном серебряном позументом камзоле. Верхнюю часть лица скрывали опущенные поля шляпы, из-под которой ниспадали чёрные локоны парика.

  - Дон Педро? - пробормотал Сильвио, - или мерещится мне…

  - Не твоё дело, бездельник. Встать!  

Оробевшие часовые вскочили с мест, пытаясь удержать отяжелевшие тела в вертикальном положении.

- Может, выпьем, капитан? И ты же нам обещал…

 - Что? – угрожающе прохрипел капитан.

- Молчи, дурень, - Сильвио толкнул товарища в бок. Тот тотчас же умолк.

- Что я обещал? Ты…

- Что мы… Ну с девчонкой…, - пробормотал еле живой от страха Леонардо

Капитан усмехнулся, и рука его уверенно заняла место на спусковом крючке подвязанного к поясу пистолета.

- Будет вам девчонка. Ключи от трюма! Живо!

- Что…

- Два раза повторять надо?

 Матрос трясущимися руками снял с шеи верёвку с подвешенной на ней связкой и подал капитану. Тот быстро зажал её в руке.

- Сейчас проверю, а то перепутаешь спьяну.  

Метнувшись к двери через освещённое пространство, капитан вновь оказался в тени и, развернувшись вполоборота, не упускал из виду стоявших навытяжку стражников. Уверенно вставив в замок один из висевших на связке ключей, он повернул его и, сняв с петель, толкнул дверь. Та поддалась. Внутри послышались крики пленных англичан. Капитан запер трюм, а в лица стражников вновь взглянуло чёрное дуло пистолета.

- Вперёд, - тихо скомандовал Педро.

- Куда?

- В каюту, где девчонка, - усмехнулся капитан. – Или уже не хочешь?

Сильвио толкнул приятеля в бок, но по губам Лео уже расплывалась ехидно-глуповатая улыбка.

- А как же…

- Тогда вперёд, - прохрипел капитан. - Завтра по доске её пустим. Женщина на корабле не к добру.

  Поднявшись по лестнице, стражники направились к капитанской каюте. Впереди, пошатываясь и икая, следовал Леонардо. За ним нехотя, брёл Сильвио. Он то и дело оглядывался назад, на замыкавшего шествие дона Педро.

  - Ты видел его лицо, Лео? – шепнул Сильвио. - Печёнкой неладное чую

  - Иди ты! – отозвался  Леонардо. Он уверенно шагнул в приотворившуюся дверь и тотчас услышал за спиной глухой звук и сдавленный голос товарища.

  - Ты что…

Матрос обернулся. Сильвио медленно оседал, глядя перед собой бессмысленным взором. Ещё мгновение, и сильный удар в висок погасил последние остатки сознания в мозгу Леонардо. Ноги его подкосились, и он рухнул рядом с товарищем.   За сим последовал лязг поворачивающихся в проржавелом замке ключей, а вскоре затихли и шаги в коридоре.

  «Кажется, удалось. Теперь главное, чтобы ребята не подвели», - прошептал тот, кого только что называли капитаном Альваресом. Бесшумно спустившись вниз по лестнице, ведущей к трюму, он осмотрелся, повернул ключ и приоткрыл дверь. Из тёмного помещения послышалась крепкая английская брань. Заключённые, толкая друг друга, ринулись к выходу.

  - Тише, - шепнул незнакомец и поднёс палец к губам, - есть план, как отсюда выбраться.

  - Ты кто? - пробормотал Питт Уоллес. Тусклый свет фонаря казался ему непривычно ярким. Он щурился, протирал глаза разорванным в клочья рукавом окровавленной рубахи и тщетно пытался различить черты стоявшего на пороге человека.

    - Разговоры потом. У нас мало времени. Все наверху, а меня принимают за капитана. Нэд, ты здесь? – незнакомец вновь заглянул в кромешный мрак трюма.

  - Да, - откликнулся  Вольверстон

  - Отбери самых крепких. Лучше из тех, кто выходил в море. Держи!

   Вольверстон ловко поймал брошенную связку, с которой незнакомец предусмотрительно снял ключ от двери, ведущей в трюм. Несколько пленников были закованы в кандалы, и, чтобы освободить их, требовалось время.

Глава 6. Звезда Тортуги

  В Кайонской бухте, как всегда, скопилось множество кораблей. Большую часть их составляли барки и шлюпы с командой не более пятидесяти человек. Рядом гордо высились аристократы - элегантные двадцати- или тридцатипушечные фрегаты с белоснежными парусами. Многие корабли были изрядно потрёпаны в боях. Сломанные мачты и реи, повреждённые пушечными ядрами паруса, вмятины и пробоины в днищах заставляли команду задерживаться на берегу, проводя свободное от работы время в трактирах у пристани. Вокруг судов и на их палубах, словно муравьи, суетились люди, очищая обросшее ракушками дно, латая дыры в бортах и чиня мачты и паруса. Кто-то перетаскивал на палубу брёвна и доски, другие, согнувшись в три погибели, спускали на берег какие-то тяжёлые сундуки. Большинство из них не могло похвастаться великолепием нарядов, довольствуясь лишь изодранной рубахой и панталонами. Маленькое судно не могло захватить хороший приз, и добычи хватало лишь на то, чтобы кое-как свести концы с концами. Поэтому появление сорокапушечного галеона и не менее внушительного тридцатишестипушечного фрегата привлекло внимание не только праздных зевак, но и всех, находящихся в порту. Даже шестеро здоровяков-матросов, тащивших брёвна и, казалось, не замечавших ничего вокруг, оставили свою поклажу и замерли как заворожённые, уставившись на приближающиеся к пристани плавучие крепости. Но вот заскрипели кабестаны, раздался лязг цепей, и тяжёлые якоря медленно погрузились в тёмные воды залива.

    - Гляди-ка, какие франты пришвартовались, - ехидно заметил рыжеволосый субъект в расстёгнутой на груди рубахе, - не иначе как из Версаля прибыли.

    - Да не из Версаля они дурень, взгляни! – отозвался его товарищ, - посудины-то испанские. Вот бы нам такую… Да только по всему видно, люди они бывалые. Тоже англичане, похоже… Пошли, с Нортоном потолкуем – вдруг заинтересуется.

    - Да подожди ты! Посмотрим давай… Если пираты – наверняка добычу делить будут.

    На берег сбросили концы, спустили трап, и на каменные плиты пристани спустился темноволосый юноша лет семнадцати.

    - Точно франт, - прищёлкнул языком пират, - камзол испанский, шляпа с плюмажем. Мало здесь таких, всё больше попроще.

    - Молодой что-то очень… Интересно, кто у них капитан?

    - Гляди, наверняка тот, с фрегата! Что по трапу сейчас спускается, с повязкой на глазу!

  - Мда… Эти уж точно с губернатором поладят…

    -Народу немного, зато гляди-ка, сундуков сколько! Тяжёлые – такие здоровяки с трудом тащат!

    - А разодеты-то, словно палата лордов! А первый – тот юнец, в чёрном – точно принц, не иначе…

    Вскоре на берегу была вся немногочисленная команда. Питер, и в море не пожелавший отказываться от привычек аристократа, настоял на том, чтобы вся команда, от офицеров до юнг, выглядела как можно респектабельнее. Трудностей с пополнением гардероба не возникло – испанские офицеры одевались весьма изыскано.

    - Давай, Питт, дели! Кто у нас счетоводом был? –  Вольверстон дружески толкнул Уоллеса в плечо. - Кстати… Предлагаю избрать его квартирмейстером.

    Возражений со стороны команды не последовало, и вскоре на пристани раздался звон серебра, ласкавший слух истосковавшихся по хорошим призам членов «берегового братства», каждый из которых, тайно или явно, завидовал вновь прибывшей команде.

Слова «Silver», «Argent» не раз произносились находящимися на пристани пиратами.  Услышав их, капитан на мгновение замер, а затем, подозвав Вольверстона,  шепнул ему на ухо:

- Сильвер. Я нашёл имя, Нэд.
Вольверстон понимающе кивнул.   Оставалось лишь столковаться с губернатором, тем более, что тот слыл знающим человеком и мог дать им разумный совет.  Вольверстон был коротко с ним знаком и не раз навещал – и просто по-дружески, и по поручению ямайского губернатора Блада.

    Личность этого замечательного человека, ставшего настоящей звездой на затерянном в морских просторах острове, заслуживает того, чтобы уделить ему немного внимания. Представитель старинного французского рода по имени шевалье Антуан дЭтуаль де Монтенон в своё время не раз был награждён за храбрость, проявленную им в бытность гвардейским капитаном. Безвременная смерть супруги и назойливые притязания придворных красоток заставили его покинуть двор и уединиться в имении. Вскоре он направился в Новый Свет и занял место отбывшего на континент Дю Касса. Тропический климат и возможность проявить себя благотворно сказались на его телесном и душевном здоровье. Дотоле тосковавший губернатор заметно посвежел и повеселел, всецело посвятив себя исполнению своих новых обязанностей. Несмотря на неоднократно поступающие указы правительства о борьбе с пиратством и дружеских отношениях с Испанией, он не раз убеждался в непомерных аппетитах испанцев и пользе сотрудничества с флибустьерами как для Франции, так и, прежде всего, лично для себя. Монтенону удалось вернуть острову репутацию несокрушимой цитадели «берегового братства», пошатнувшуюся с разорением французской Вест-Индской компании. Унаследовав от Дю Касса развалины былой империи, он легко договорился с пиратскими капитанами относительно помещения части их добычи в Королевскую Африканскую Компанию и Ост-Индскую компанию, а также в приобретение собственности в Англии, Франции и Новом Свете. Выгода от подобных операций была обоюдной – помимо традиционной доли в прибылях, де Монтенону доставались неплохие комиссионные, а капитаны получали гарантированный доход для себя и членов своих команд. В доме губернатора всегда было много посетителей – вернув на Тортугу многих капитанов, которые с разорением Вест-Индской Компании перевели свои корабли на базу Пти Гоав, он каждый день принимал добрый десяток представителей «берегового братства». Одиночество его скрашивали две дочери, шестнадцатилетняя Мари Жермен и восемнадцатилетняя Сюзен Элизабет и их четырнадцатилетний брат Анри.

  Глава 7. Право выбора

  Натаниэл Хэндс, бывший шкипер двадцатипушечного фрегата «Пеликан», сидел на старом бревне перед раскрытой шахматной доской, на которой были расставлены чёрные и белые фигуры. Партия не удалась. Хэндс слишком хорошо знал собственную тактику, чтобы успешно сражаться с самим собой. В течение целого года он не выходил в море, коротая время за составлением хитроумных диспозиций. Да и шум вокруг мешал сосредоточиться. Как всегда по воскресеньям, на рыночной площади рядом с пристанью было весело и многолюдно. Беспрестанные крики торговцев раздражали его, отвлекая от игры. А может быть, игра не удалась лишь потому, что с самого утра Натаниэл был не в духе? После последней стычки с Дэвисом, капитаном «Удачи», Хэндс ни разу не выходил в море. Все капитаны имели своих шкиперов, а брать на борт известного скандалиста, которому уже за пятьдесят, не желал ни один из них.

  Натаниэл ясно помнил свою последнюю ссору с Дэвисом. Увидев, что тот пытается спрятать в каюте сундук с жемчугом, он открыто призвал команду к мятежу, потребовав от капитана честного дележа добычи. В тот день ему удалось сорвать неплохой куш, но деньги подошли к концу, и старый Хэндс уже с трудом сводил концы с концами. Оторвав взгляд от застывшего на чёрном поле ферзя, шкипер устремил его на площадь.

  «Скоро придётся просить милостыню вроде одноногого старика Джейкоба», - мрачно нахмурившись, подумал он, - «годы летят быстро, и через год-другой я уже не смогу выходить в море».

  Неожиданно взор его упал на невысокого юношу лет семнадцати в чёрном камзоле и с белоснежным плюмажем на шляпе.

  «Вот это франт!», - подумал Хэндс, - «наверное, к девчонке спешит или с поручением от капитана»,

 Не сводя глаз с незнакомца, Хэндс передвинул вперёд одну из центральных белых пешек. Юноша шёл, погрузившись в свои мысли и не замечая ничего вокруг.

  «Странный тип», - продолжил рассуждения бывший шкипер, - «помнится мне, в его годах был, меня капитан Надсон за покупками посылал. Не такой был совсем - будто на волю из-под замка вырывался. Засматривался на девиц, приценивался к любой мало-мальски стоящей вещи на базаре… А у самого в кармане лишь пара медных грошей была»

  За годы, проведённые на Тортуге, Хэндс видел много таких же молодых повес, и каждый, обретая свободу на берегу, спешил насладиться жизнью, кипевшей и бурлившей вокруг него, подобно океану. «Интересно, с какого корабля этот франт?» - подумал Хэндс.

  Незнакомец вдруг остановился, будто ища кого-то.

  - Эй, юноша! Ты кого-то ищешь? Кто твой капитан? – обратился к нему Хэндс, надеясь, наконец-то, обрести собеседника.

  - В каком смысле?

  - Ты, наверное, юнга?

  - Да, в общем, что-то вроде того, - улыбнулся юноша. Внимательно оглядев бывшего шкипера с головы до ног, он уставился на шахматную доску, будто пытаясь найти решение давно мучавшей Хэндса проблемы.

  - Ты с какого корабля? – спросил его старик

  - Я с галеона, что на пристани, - кивнул он в сторону гавани, где среди шлюпов и барок высился огромный красный красавец с белоснежными парусами.

  - Мой капитан – Питер Сильвер. А Вы кто?

  - Сейчас никто, пожалуй, - с горечью усмехнулся старый пират. - Но когда- то я был шкипером на «Удаче». Меня зовут Натаниэл Хэндс,

  Старик кивком указал незнакомцу на лежащий рядом обрубок красного мангра

  - Присаживайся ко мне, поговорим. О чём ты задумался?

  - Да так, о жизни, да и о своей судьбе тоже. Мне надо принять одно важное решение, но никак не придумаю, каким оно должно быть.

  - Хочешь, сыграем в шахматы, поговорим.

  Морщинистое лицо Хэндса озарила улыбка, а в умных карих глазах мелькнули задорные искорки. Незнакомец явно начинал ему нравиться.

  - Надеюсь, ты не спешишь с поручением от своего капитана?

  - Нет. Я свободен и могу задержаться настолько, насколько захочу.

  - Умеешь играть в шахматы? – спросил шкипер, желая поддержать разговор. Его заинтриговали необычные манеры собеседника, который вёл себя спокойно и с достоинством, что никак не напоминало поведение мальчика на побегушках.

  - Это хорошая игра. Она мне нравится, - бесстрастно заметил юноша, вновь устремляя взгляд на доску с фигурами. Чёрный ферзь занимал удобную позицию, угрожая белому королю. Но и сам он находился под угрозой обстрела. Прямо напротив него, на противоположной стороне доски, пристроилась похожая на шлюп белая ладья.

  - Это игра мудрецов. Знаешь, почему? – Хэндс пристально взглянул на собеседника. Тот молчал, сосредоточившись на чёрной точёной фигуре ферзя.

  - Шахматы – отражение нашей жизни, - не дожидаясь ответа, добавил старик, - мы все – как пешки на чёрно-белой доске.

  - Почему? – незнакомец наконец-то оторвал взгляд от ферзя и взял его за талию своими тонкими пальцами. Ферзь на мгновение повис в воздухе, затем уверенно переместился на белое поле, прямо напротив короля. Белая ладья не могла причинить ему вреда – она служила единственной защитой несчастному владыке с большой чёрной диагонали, откуда вёл обстрел слон-канонир.

  - Взгляни сюда, - старик, забыв об угрожающей его монарху опасности, указал рукой на расставленные на доске фигуры. - Видишь короля? Он может сдвинуться всего на один шаг. Король бессилен – им правит его окружение – министры, фавориты или фаворитки. Но если ему поставлен мат – партия проиграна. Поэтому мы всегда защищаем короля как символ, независимо от того, любим его или ненавидим. В жизни всё точно так же – вспомни несчастного Карлоса или нашу добрую старушку Анну. Теперь взгляни на ферзя…