Дочь Кощеева

В Тридевятом царстве безраздельно влавствует ночь. Вы никогда не увидите, как здесь разливается золотой рассвет. Вас никогда не разбудит пение птиц. Время застыло в октябрьском полуночном часу.

О наступлении "утра" говорил только звон сотни золотых колокольчиков, будивший немногочисленных обитателей царского дворца.

Василиса потянулась на кровати. Каждый её день проходил одинаково. Она просыпается, застилает постель, умывается холодной подземной водой, заплетает свои золотые волосы в две тугие косы и зовёт ннечку, чтобы та помогла ей одеть расшитое золотом платье. А потом берёт факел и спускается к завтраку.

По пути в столовую ей будет встречаться лишь тишь, пустота, темень и холод. В этом дворце существовали только её семья и несколько прислуг (она говорит "существовали", а не "жили", потому что вряд ли про нежить можно сказать, что она живёт). Больше никого. Коридоры были длинными и совершенно пустыми, разве что иногда свет факела выхватывал в поле зрения гобелены на стенах. Их сшила сама Василиса. Несмотря на то, что ей было лишь двенадцать лет, она была искусной рукодельницей. Даже батюшка криво улыбался, когда она преподносила ему свою работу. А батюшка крайне редко кого-то хвалил, даже собственную дочь.

В столовой освещение было, так что Василиса вложила факел в подставку у входа. В центре длинного стола в большом холодном зале, освещённом свечами, сидел царь Кощей Бессмертный, Василисин батюшка. Был он настолько стар, что помимо костей да кожи ничего от него не осталось. Скелетоподобная фигура его была заключена в латы кованные, украшенные черепами, и позолоченный плащ, на лысой голове у него покоилась остроконечная тяжёлая корона. Хоть стол и ломился от яств, царь ничего не ел, только пил воду из золотого кубка. За столом оставалось полсотни свободных мест, но Василиса могла сесть только за стул по левую руку от батюшки.

Немногочисленные слуги ели в комнатушке слева. Их было всего четверо.

Ключница Хвора, маленька старушка, очень напоминавшая трухлявую корягу: спина согнулась дугой, у коротких ног были длинные ступни, а руки волочились по полу. У неё был скрипучий голос, которым она раньше читала Василисе сказки перед сном.

Нянечка Студь выглядела юной, хоть ей было уже не одно столетие. Она была словно призрак из ледянного ветра и снежинок. В её обязанности входило помогать Василисе с одеждой, а когда-то она учила её читать, писать и вышивать.

Дворовой Пагуба, покрытый мхом скелет в кольчуге и истлевшем плаще следил за тем, чтобы незваные гости не проникли во дворец. И, чтобы озорная царевна не сбегала из дворца. Стоило признаться, Василиса действительно доставляла своему старому слуге немало хлопот.

Повариха Мор. Полноватая упыриха с тремя глазами. Очень бойкая и деятельная болтушка, готовившая самый мягкий и вкусный хлеб на свете. И сейчас на столе в золотой посуде стояли плоды её трудов: щи, каша, печённый осётр, блины, варенье и ароматный чай в сверкающем, как солнце, начищенном золотом самоваре.

Обычно, во время завтрака отец не говорил ни слова, и самой Василисе было положено вести себя тихо, что она и делала. Закончив трапезу, Кощей также молча уходил в свою сокровищницу и не покидал её до самого вечера. Но сегодня, перед тем как удалиться, посчитал нужным спросить:

– Сегодня снова идёшь к этой старой ведьме? – дождавшись утвердительного кивка, отец криво усмехнулся. – Хорошо ли она тебя учит? Хорошо ли ты учишься?

– Да, батюшка. – сказала Василиса и почтительно склонила голову.

"Старой ведьмой" отец называл свою куму - Бабу Ягу. Были они... не очень дружны. Между ними лежали давние нерешённые счёты, о которых Василисе не было известно. И поэтому, отправляя дочь на обучение к ней, Кощей разрывался между неприязнью к Яге и желанием сделать из дочери могущественную колдунью.

Василиса чувствовала, что последнее время к этому противоречию примешалось ещё одно чувство. Зависть.

Кощей хотел, чтобы дочь была сильна в колдовстве, но не сильнее его. Василиса всегда должна была оставаться с ним рядом и быть послушной отцу. Если она однажды поймёт, что стала мудрее своего отца, то возгордиться и решит, что может сама решать, что ей делать и как жить.

Вот и сейчас батюшка смерил её подозрительным взглядом, под которым Василиса старалась выглядеть предельно кроткой и почтительной. Не сумев найти каких-либо признаков дерзости на лице ребёнка, Кощей хрипло обронил:

– Учись, учись, дочка. – после чего ушёл, заниматься своим любимым делом, пересчитывать золото.

Василиса облегчённо вздохнула и подошла к окну, оглянуть вызолоченный, но пустой и тёмный город.

Тридевятое царство – это царство мёртвых, тут ничего не меняется, ничего не растёт, и даже ветер не дует. Окружавший его со всех сторон дремучий лес маленькая ворожелая любила гораздо больше. В отличии от её дома, он был наполнен жизнью. Но своей, особой.

Это было пограничье между миром живых и миром мёртвых. Тёмный, густой и полный шорохов. Но темнота не пугала девочку, как не пугали и шаги невидимых существ, шуршащих по сухой траве прямо у неё за спиной. Её вовсе не пугали и хищные взгляды крадущихся теней. Не боялась она и подступающих холодов. Уже со дня на день златовласый Сентябрь должен будет передать посох своему рыжему брату Октябрю. "Интересно," – подумала девочка, пряча покрасневшее лицо в шарфик. – "он придёт со мной попрощаться?".

В руках у Василисы был подарок от наставницы - посох, увенчанный человеческим черепом, внутри которого горел волшебный огонь. Его зеленоватый свет выхватывал из плена ночной мглы едва заметную тропинку и отбрасывал длинные тени, похожие на пляшущих змей.

На пути царевне встретился огромный, сучковатый тополь, такой старый, что кора местами полопалась, с северной стороны по стволу стелился огромный ковёр мха и лишайника, а две особенно тяжёлые ветви припали к земле и упирались в её, как огромные когтистые лапы. С громким треском великан повернулся в сторону девочки, и ей в глаза ударил ярко-жёлтый свет, горящий в двух его сморщенных дуплах.