Глава 1

Арина

— Господи, зачем я так напилась? — стонет Рита, наклонившись над унитазом и придерживая рукой волосы.

— Тебе потом должно стать лучше, — остаюсь стоять у дверей ванной.

Я не уверена на сто процентов, но так сказал Богдан, Риткин парень. Это он позвал меня в номер и попросил помочь привести ее в чувство.

— Пусть прорыгается. Будет знать как нажираться.

Почему именно меня? Наверное, потому что я единственная из всех на этой вечеринке трезвая как стекло. Полбокала шампанского за вечер — даже у моего отца не повернулся бы язык сказать, что я злоупотребляю алкоголем.

Обычно я и вовсе обхожусь чем-то вроде сока, но сегодня особенный день. Мне исполнилось девятнадцать. И вместо того, чтобы его праздновать, я сижу в ванной с рыгающей Риткой. Как любит говорить мой отчим, превратности судьбы.

Это не моя вечеринка, меня одногруппники позвали на тусу, и я согласилась. Это лучше, чем сидеть одной в пустом доме с прислугой и охраной.

Отец уехал в Барселону с очередной любовницей, а о том, что у меня день рождения, он просто забыл...

— Мама меня убьет, — продолжает стонать Рита, заполняя паузы.

Мама Риты работает в прокуратуре, так что все может быть. Но это не лучший вариант моральной поддержки, приходится напрячься.

— Такое с каждым может случиться, — выдаю дипломатичную отговорку.

Я должна быть дипломатичной. Убеждать Ритку, что она выпила не так много, не позволяет совесть. Столько «Зомби», сколько она в себя влила, свалят с ног любого парня весом до сто килограммов. А Ритка худая, хоть и высокая.

Но и читать морали человеку, которого выворачивает над унитазом, не самое благородное занятие. И не самое благодарное. А вообще, у нее есть парень, пусть он ей преподает.

Кто-то снаружи ломится в ванную.

— Арина, Рита, откройте!

Узнаю голос Богдана.

— Впустить? — спрашиваю у Риты. Богдан, не дожидаясь разрешения, просовывает голову в дверной проем.

Ритка трясет головой, не поднимая ее от унитаза.

— Ммм...

— Обойдешься, — налегаю на дверь, закрываю ее перед носом у парня и щелкаю замком.

Поворачиваюсь к Рите, она уже успела сменить унитаз на умывальник. Плещет в лицо водой, шумно отфыркиваясь. Поднимает голову и с ужасом разглядывает себя в зеркале.

— Какой же пиздец!

— Зато в себя пришла, — успокаиваю. — Заканчивай умываться, будем заново краситься.

Протягиваю полотенце, Ритка поливается водой, затем тщательно промакивает лицо.

Открываю сумку, достаю кушон и палетку теней. Пятнадцать минут, и из зеркала на нас смотрит уже почти вменяемая Маргарита.

Правда платье у нее измятое и в темных мокрых разводах, как будто им мыли полы. Но на мой взгляд это мелочи.

— В машине высохнешь, — беру Ритку под руку и вывожу из ванной.

Богдан ждет под дверью. Увидев нас, подскакивает и забирает у меня Ритку.

— Спасибо, Арин! Топай, Ритуля, топай, нас машина ждет, — он ведет девушку к выходу, та послушно идет за ним.

— Я сумку забыла, — хлопаю себя по бедрам, — идите, я вас догоню.

Возвращаюсь в ванную. Забираю сумку, приглаживаю перед зеркалом растрепавшиеся волосы. Выхожу из ванной и замечаю, что становится непривычно тихо. Только что все обсуждали что-то, спорили а то вдруг разом замолчали и одновременно на меня смотрят.

Между лопатками пробегает холодок, но стараюсь не подать виду. Иду по направлению к выходу, и внезапно слышу звук закрывающейся двери. Тихо щелкает дверной замок, и я чуть не влетаю в Руслана Исмаилова, сына депутата нашего горсовета. Он старшекурсник, то ли с третьего курса, то ли с четвертого.

Руслан загораживает проход, руки заложены за спину.

— Куда ты так бежишь, Арина? — он пьяно скалится, и я невольно отступаю.

Обвожу взглядом присутствующих парней — в номере уже почти никого. Когда мы пришли, здесь было человек двадцать. А сейчас осталось пятеро, из них мы знакомы только с Пашкой, он мой одногруппник. Еще Руслана я знаю в лицо, остальные мне не знакомы.

— Я иду домой, — с силой вцепляюсь в ремешки сумки, стараюсь говорить негромко, чтобы голос меня не выдал. Не скатился в истерику.

Потому что мне очень страшно. Почему я не попросила Богдана меня подождать? И почему сразу не забрала сумку?

— Пропусти, мне нужно идти, — голос предательски дрожит, — я спешу.

— А ты не спеши, — Руслан шагает ко мне, пошатывается, и я понимаю, что он сильно пьян. — Давай выпьем, мы с тобой сегодня еще не пили.

— Поспешишь людей насмешишь, — ржет у окна незнакомый парень. — А ты красотка, Аринка.

— Спасибо, мне пора, — пробую обойти Исмаилова, но он достаточно резво делает шаг в сторону и снова нависает надо мной.

— Уйдешь, когда я отпущу. Будешь послушной девочкой? — он как будто меня не слышит.

Глава 2

Арина

Целый день я в нарядном платье и с макияжем прослонялась из одного конца особняка в другой.

До последнего ждала, что отец позвонит. Придумывала отговорки, искала оправдания. И когда в тишине дома заиграла мелодия вызова, схватила телефон, даже не глядя на экран.

— Да, пап, — крикнула в микрофон, но из динамика заговорил не отец, а моя одногруппница Натка.

— Привет, Арин, ты вечером что делаешь?

— Прости, Нат, я думала, это отец звонит, — стушевалась я, но она похоже не заметила.

— Так как насчет вечера? Занята?

— Не знаю еще, — я пожала плечами, глядя на свое отражение в зеркале. — А ты что хотела?

— Сегодня туса в «Револьвере», Лена только что позвонила, она пойти не сможет. Есть один пригласительный, пойдешь с нами?

— Что за «Револьвер»? — спросила скорее, чтобы выиграть время. Какая разница, в каком клубе проходит вечеринка, если они мне все на одно лицо?

— Отель «Саксон» знаешь? Это там.

— А кто будет?

— Все свои, — засмеялась Натка, — проверенные люди, не бойся. Никого из посторонних не будет, только наш круг.

«Наш» круг это те, у кого карманные деньги, которые выделяют родители, начинаются от нескольких сотен долларов в день.

Доходы моего отца сделали меня своей для местной студенческой элиты, но не могу сказать, что это делает меня счастливее. Потому что они для меня чужие, и я сто раз предпочла бы провести свой день рождения с отцом и даже с его любовницей, чем со своими новыми друзьями.

Но отец так и не позвонил, и ближе к вечеру я сдалась и сама набрала Натку.

— Твое приглашение остается в силе, Нат? Тогда сбрось геолокацию, я скоро буду.

«Револьвер» ничем не выделялся из сотен похожих клубов, и вскоре я начала жалеть, что пришла. Пропущенных звонков на телефоне не было, но я всерьез жалела, что утром сдержалась и не поддалась порыву самой написать отцу.

У него бизнес, дел, как он любит выражаться, по горло. И в Барселоне тоже. Папа никогда не умел отдыхать на всю катушку. Даже в отпуске он умудряется налаживать контакты, которые можно с выгодой использовать для бизнеса.

Значит, надо было самой написать «Поздравляю с днем рождения дочки!»

Представила, как бы он расстроился, а потом начал извиняться и засыпать меня смешными картинками и видео о старческих склерозах.

Только сама расстроилась.

Решила, что еще не поздно. Но сколько ни набирала, отец был вне зоне действия сети. Раньше надо было звонить, мало ли куда он завеялся со своей новой подругой.

Обстановка становилась все более развязной и бесцеремонной. Я вышла на танцпол с Наткой и другими девочками, и сзади сразу же пристроился незнакомый парень.

Он прижался со спины, положил руки на бедра, и я почувствовала, как в мои ягодицы уперлась мощная чужая эрекция.

С возмущением сбросила руки, а Вика заливисто засмеялась.

— Ну, Арин, ну что ты такая дикая, потанцуй с Артемом. От одного танца целка твоя не лопнет, не переживай.

Краска бросилась в лицо, ладони вспотели. Я никому не говорила, что девственница, это мое личное дело. Отошла с танцпола и достала телефон, чтобы вызвать такси.

Смотрела на экран и не заметила как врезалась в парня, который держал в руке коктейль.

— Ой! — растерянно вскинулась, когда полбокала выплеснулось мне на платье. И подняла голову. — Прости, я тебя не видела...

Передо мной с растерянным видом стоял одногруппник Паша. В одной руке он держал полупустой бокал, второй придерживал за локоть меня. А я расстроенно осматривала расползающееся по подолу платья пятно.

— Как же я домой доеду? — нос щипало, глаза слезились. Паша оглянулся по сторонам, крепче сжал руку на локте и скомандовал:

— Туда.

— Что? — уставилась непонимающе. — Куда ты меня ведешь?

— Пойдем, Арин. Мы с парнями в отеле сняли комнату. Ну чтобы можно было всю ночь протусить. Сама знаешь, может кому-то поспать приломит, ну или знакомство подвернется удачное...

Он многозначительно выделил слово «знакомство», но я никак не отреагировала. У каждого свои представления о знакомствах, не хватало мне еще читать морали одногруппнику.

Он вывел меня к лифтам, и я с сомнением посмотрела на пустующий холл. Остановилась и попыталась высвободить локоть.

— Может, я лучше в туалете застираю?

— И поедешь в мокром платье в такси? Пойдем, — Паша перехватил вторую руку и практически втолкнул меня в лифт, — застираешь платье и просушишь феном. А потом я сам вызову тебе такси.

Номер был забит битком. Привычная сцена вечеринок, похожих друг на друга как две капли воды.

В кресле в углу парочка целовалась громко и с причмокиванием. Оба уже были достаточно хорошо разогреты, следующим этапом — кровать или ванная комната. Половину стола занимал кальян и несколько начатых бутылок алкоголя.

Глава 3

Демид

«Знаки и символы правят миром, а не слово и закон».

Всю свою сознательную жизнь я согласен с Конфуцием. Даже когда понятия не имел о его философии, поддерживал. Просто формулировал для себя по-другому.

Слово это всего лишь слово, про закон и говорить нечего. С этим миром не справятся ни слова, ни законы.

Правда, старик Кун имел в виду знаки и символы, которые посылает человечеству Вселенная. Здесь наши с ним мнения расходятся. Дьявол, он, как известно, в деталях.

Лично я склоняюсь к мысли, что все эти знаки имеют вполне определенную форму. В идеале они напечатаны на специальной бумаге, на семьдесят пять процентов состоящей из хлопка и на двадцать пять процентов — из льна, и имеют строго установленный вид.

Или правильнее будет сказать, портрет.

К примеру, Бенджамина Франклина.

Случаи, когда такие знаки демонстрировали свою власть, я могу перечислять сутками. Правда, и ко Вселенной стараюсь относиться с пониманием. Кармы, бумеранги, возмездие, Вселенская справедливость — все это я готов принять и признать. В разумных пределах конечно же.

Но где и в каком месте я сегодня так проебался, понятия не имею.

За что Вселенная решила меня сегодня так безжалостно наказать, тоже.

Пусть скажет, почему вместо того, чтобы спать у себя дома, сегодня я ночую в отеле. Я ненавижу отели, даже самые люксовые.

И почему вместо того, чтобы выравнивать свой эмоциональный фон с помощью вискаря и джакузи, я минут сорок слушаю, как в соседнем номере рыгает какая-то малолетка.

За это я и ненавижу отели. Мало где есть достойная звукоизоляция, а там где она есть, как правило, ее недостаточно.

Недостаточно для меня.

С домом ладно, там я согласен. В конце концов валить на Вселенную прорыв трубы явный перебор. Мироздание не может отвечать за строителей-долбоебов.

Я только въехал в новый дом. Хорошо еще мебель не всю привезли, воды там налилось немало, хоть я почти сразу перекрыл кран. Гребаную трубу прорвало в нескольких местах.

Вызвал прораба, домработницу, а сам съехал в отель.

Но девица, рыгающая в ванной соседнего номера, — а судя по стонам и матам, доносящимся из вентиляционного отверстия, это девушка, — явно не дотягивает до номинации мисс Вселенская справедливость.

Я бы скорее назвал это Вселенским беспределом.

Надо позвонить на ресепшн, пусть администраторы как-то решают проблему. Хотя в первую очередь виноват я сам.

Снять номер в отеле, где есть ночной клуб с караоке и бар двадцать четыре на семь, а потом беситься, что в соседнем номере блюет пьяная писюха, высшее проявление дебилизма. Ясно, что мне сегодня повезло, и обдолбавшиеся малолетки сняли соседний номер чтобы потрахаться.

Встаю, набрасываю полотенце и тянусь за телефоном. Вызываю нужный контакт, не обращая внимания на часы.

В моей команде не существует понятия рабочего или нерабочего времени. Оно у нас всегда рабочее, прямо как бар в «Саксоне». Двадцать четыре на семь.

Но я и плачу соответствующе, так что абонент отвечает практически сразу же.

— Уно, мне нужно знать на кого снят соседний номер. Сможешь? Только быстро.

— Обижаете, Демид Александрович, — хмыкает парень.

Самородок. Люблю таких. Для Уно войти во внутреннюю систему бронирования «Саксона» дело трех минут. Он в банковских системах с высококлассной многоуровневой защитой как у себя дома.

Я штаны не успеваю натянуть, как на телефоне уже пиликает сообщение.

«Руслан Исмаилов»

Хм. Не Умера ли это сынок, депутата горсовета?

Спрашиваю у Уно, и через минуту прилетает:

«Он»

Кстати, а откуда...

Набираю.

— А ты откуда узнал, в какой комнате их искать, я же тебе свой номер не называл?

— Так я вас вижу, Демид Александрович, — смеется парень. Вот же засранец.

Меня отслеживает моя охрана, так что моя геолокация для Уно не проблема.

— Спасибо, Уно, прости что побеспокоил.

— Вообще не за что, Демид Александрович, там такая защита детская стоит, что и вы бы вошли.

Вошел бы, знаю. Раньше бывали времена, и посложнее системы взламывал. Но потом появились деньги на специалистов. Таких как Уно. Так что сейчас я вряд ли сумею серьезно хакернуть, разве что что-то простенькое.

Значит, мой сосед сын Умера Исмаилова. Определенно я сегодня Вселенную довел до ручки.

И мне уже даже неинтересно, чем. Гораздо важнее, как все исправить.

Иду в спальню и мысленно молюсь, чтобы там звукоизоляция оказалась получше. Все-таки, в комнатах нет систем вентиляции и внутренних коробов для труб, через которые может проникать звук.

Надеваю футболку, заваливаюсь на кровать и открываю ноутбук. Час-два можно еще поработать. Но работа не идет, туплю над каждой строчкой. И наверное я чего-то такого и ждал, потому что за стенкой начинается подозрительная активность.

Глава 4

Арина

«Нет, только не полиция. Только не это, прошу!..»

Меня уже не трясет как вначале, когда четверо подонков вдавливали в кровать мои руки и ноги своими грязными липкими лапами.

Но время от времени тело сотрясает мелкая дрожь, и чтобы это было не так заметно, обхватываю себя руками за плечи.

За тем, что происходит дальше, наблюдаю безучастно, сил не осталось ни на чувства, ни на эмоции.

Энергетически я на полном нуле, все отняло сопротивление. Как держусь на ногах, сама не понимаю. Напоминаю себе безвольную тряпку. Грязную половую тряпку.

Никогда в жизни не чувствовала себя такой размазанной. Раздавленной.

Если бы я могла адекватно реагировать, наверное истерически хохотала от того, как моих мучителей до смерти напугал этот хмурый мужчина с пистолетом. Они испугались больше чем я, и от этого меня реально тошнит.

Моего спасителя зовут Демид. Красивое имя, мужественное. Рассмотреть, какой он, не могу. Картинка перед глазами плывет, не получается сфокусироваться. А еще боюсь встретиться с ним взглядом, чтобы не сгореть от стыда.

Он видел, как я лежала с широко разведенными ногами, сдвинутым в сторону бельем, стянутым верхом платья и торчащей наружу голой грудью. Как эти подонки шарили руками по моему телу. Как меня трогали.

Лучше бы я умерла.

Бортников его назвал ликвидатором. Я не очень поняла, что это значит. Сейчас слова вообще плохо воспринимаются, отскакивают, как теннисные мячики от стенки.

Но когда понимаю, что Демид хочет вызвать полицию, как включаюсь. Поднимаю на мужчину полные мольбы глаза и беззвучно кричу:

«Не надо... Пожалуйста...»

Наверное, я научилась передавать мысли на расстоянии, потому что мой спаситель смотрит на меня долгим, пронизывающим взглядом. Затем его рука с телефоном медленно ползет вниз.

Выдыхаю с облегчением. Не представляю, что меня в таком виде увезут в участок. Что придется рассказывать, как все было, чужим незнакомым мужчинам.

Себя не вижу, но представляю, как жалко сейчас выгляжу. Запекшаяся кровь, треснутая губа. Потекший макияж, взлохмаченные, спутавшиеся волосы. Платье так измято и растянуто, что годится только для помойки.

Я и сама сейчас ничем не лучше бомжихи с помойки. Если в таком виде меня увидят сотрудники отеля, точно умру от стыда.

А из полиции наверняка позвонят отцу, и это меня пугает больше всего. Потому что как настоящий отец он должен сорваться, бросить все и прилететь домой. Наказать обидчиков, заступиться за единственную дочь. Меня.

Только после слов Руслана внутри зреет уверенность, что ничего этого не будет. Заранее представляю, как папа хмурит брови, играет желваками, слушая мой сбивчивый рассказ. Выдерживает паузу, затем говорит с нотками упрека в голосе:

— А теперь давай посмотрим на ситуацию объективно. Ты приехала на пьянку с малознакомой девицей, поднялась в номер, полный пьяных и обдолбанных парней. О чем ты думала, дочь? Как ты могла так подставиться и подставить меня? А теперь ты ждешь, чтобы я поставил под угрозу все, что выстраивал все эти годы?

Дальше начнет перечислять, какие его связывают отношения с отцом каждого из этих пятерых. Все закончится тем, что я стану испытывать жесточайшее чувство вины, возможно даже попрошу у отца прощения.

Папа меня любит, но только до того момента, пока не встает вопрос о деньгах. Тогда он становится удивительно лояльным и гибким.

А я этого просто не переживу. Пусть лучше ничего не знает.

Вообще ничего.

— Ты уверена? — резко переспрашивает Демид, и я несколько раз подряд киваю.

Уверена. Убеждена.

— Ладно. Пойдем, — он кивает в сторону выхода.

Ищу взглядом сумку, она валяется на полу в соседней комнате. Поспешно поднимаю и сжимаю ручки. Если бы я ее не забыла в туалете, ничего бы не было. Я бы ушла с Риткой и Богданом.

Демид никак не комментирует, молча наблюдает с хмурым видом. Идет первым, но перед самой дверью останавливается и пропускает меня вперед.

Стараюсь не смотреть на сидящего под стенкой Исмаилова. Он обнимает себя за колени, утыкаясь в них головой.

Короткой вспышкой мелькает воспоминание, как его палец по-хозяйски шарил между ног, и я с трудом сдерживаю рвотный рефлекс.

Демид выводит меня в коридор и подводит к соседнему номеру, открывает дверь и пропускает внутрь. Поднимаю удивленные глаза, он ловит мой взгляд и утвердительно кивает.

— Да, я сначала слышал, как ты час рыгала в туалете. А потом когда закричала, понял что все плохо.

Это оказывается последней каплей.

— Это была не я! — выкрикиваю с отчаянием. Закрываю руками рот и бросаюсь в туалет.

Меня выворачивает над унитазом. Спазмы сотрясают тело, кажется я на время глохну и слепну. Слезы градом катятся по щекам.

— Это была не я, — твержу шепотом в промежутках между спазмами.

Когда прихожу в себя, перемещаюсь к умывальнику и долго плещу в лицо холодной водой. За спиной раздается шум воды, это Демид включил кран над ванной.

Глава 5

Арина

— Демид, дорогой, что-то случилось? — Демид держит трубку слишком далеко от уха, и мне все слышно.

— Насть, привет, не разбудил? — он отталкивается от стены и обходит номер по периметру. Я молча слежу за ним, прижимая к себе сумку. — Тут такое дело. Можешь прислать что-то из одежды поприличнее? Если есть с биркой, вообще отлично.

Что отвечает невидимая Настя, не слышно, но Демид хмурится, значит ответ ему не нравится.

— Я в отеле. Нет, не надо приезжать, пришлешь с таксистом, я сброшу геолокацию. Да, для девушки, у вас одинаковая комплекция. Нет, не для моей... Слушай, Насть, успокойся... Что за бред ты несешь? Так, все, остынь, потом поговорим, — он сбрасывает звонок и с раздражением бросает телефон на стол.

— Если бы вы были моим парнем и попросили привезти одежду для другой девушки, я бы вас тоже послала, — выпаливаю я, старательно подавляя зависть.

Будь я его девушкой, меня бы никто не тронул. Просто не посмел. Но я не представляю как можно быть с этим мужчиной.

Его энергетика слишком давящая, она буквально пригвождает к полу. Хочется пригнуться, чтобы в последний момент успеть выскользнуть из-под тяжеленного пресса.

Даже когда он просто молчит и смотрит, хочется юркнуть под стол. Или хотя бы прикрыться сумкой. Вот как сейчас, когда он давит своим впечатывающим в стенку взглядом.

— Кто тебе сказал, что она меня послала? — даже если он уязвлен, то не подает виду.

— Я так поняла.

— Совет на будущее: не влезай во взрослые разговоры, — Демид подходит к гардеробу и отодвигает слайд. Перебирает висящую на вешалках одежду. Смеряет меня оценивающим взглядом и снова отворачивается к шкафу. — Во-первых, я не твой парень, малыш. Во-вторых, кто тебе сказал, что она у меня одна?

— Как это? — моргаю непонимающе.

— Настя моя любовница, — отвечает после паузы. — У вас с ней один размер, поэтому я позвонил ей. В размере Алиски ты утонешь.

— Вы бабник? — не могу сдержать восклицательный возглас.

— Я предпочитаю такой формат, — стоя ко мне спиной, отвечает Демид. — Не люблю заморачиваться.

— Боитесь?

— Боюсь? — Демид застывает с вешалкой в руке, затем оборачивается и смотрит неодобрительно. — Чего?

— Серьезных отношений, — не выдерживаю его буравящий взгляд, отворачиваюсь как будто для того, чтобы поправить бретель бюстгальтера. Демид на удивление отвечает вполне серьезно:

— От них одни проблемы. Не люблю, когда закатывают истерики на ровном месте.

— Вы так говорите, будто это я виновата, что она вас послала, — хмыкаю и веду плечами. Безупречные брови Ольшанского взлетают вверх.

— Придержи язычок, малыш. Если мне захочется послушать проповедь, я не поленюсь и схожу в церковь. Примерь лучше вот это, — он бросает мне черную футболку и серые трикотажные штаны.

— Я в них утону, — говорю обреченно, но под требовательным взглядом Ольшанского бреду в ванную и бормочу: — Не такое оно и мятое это платье...

Штаны ожидаемо спадают. А вот футболка оказывается довольно приличной длины — по колено.

Снимаю с платья тонкий кожаный поясок и затягиваю на талии. Получается очень даже стильно. Платье сворачиваю валиком, запихиваю в сумку.

Выхожу из ванной и натыкаюсь на одобрительный взгляд.

— Так намного лучше. По крайней мере, она чистая и выглаженная.

— Вы перфекционист? — смотрю ему в глаза уже смелее.

— Почти. Где там твоя общага? Я вызову такси.

— Не надо, я сама, — достаю из сумки телефон, молясь про себя, чтобы Демиду не пришло в голову просить показать ему экран.

Захожу в приложение, забиваю в окошко пункта назначения «Дом» и подтверждаю вызов.

До приезда таксиста три минуты.

— Я пойду? — сейчас мне очень хочется избавиться от слишком навязчивой опеки. А еще глотнуть свежего воздуха. Слишком спирает в легких, когда Демид стоит так близко...

— Я тебя провожу, — он открывает дверь, пропуская меня вперед, и я молюсь, чтобы ему не пришло в голову обсуждать с водителем пункт назначения.

Мы спускаемся лифтом в холл. Если администраторы и удивились, то никак не подали виду.

Приложение оповещает, что водитель прибыл. Поворачиваюсь к Демиду и сжимаю рукой горло.

— Такси приехало. Спасибо вам еще раз, Демид!

— Знаешь, я наверное проедусь с тобой, чтобы убедиться... — он берет меня за локоть и толкает к выходу. Я упираюсь ему в грудь и торможу изо всех сил.

— Не стоит заморачиваться, вы и так на меня столько времени потратили... — и чтобы он не передумал, разворачиваюсь и выбегаю на крыльцо.

Демид идет за мной, но я ускоряюсь, и когда он подходит к машине, уже захлопываю дверь.

— Едем, быстро, — бросаю водителю, а сама отчаянно машу Демиду в окно.

Он остается стоять на дороге, сунув руки в карманы, и смотрит мне вслед. А я стараюсь не думать о том, что он не стал настаивать, чтобы меня проводить. Потому что для такого сногсшибательного мужчины такая как я может быть максимум досадной помехой.

Глава 6

Арина

Я уже вернулась из университета, а меня все еще потряхивает от разговора с Бортниковым. Я совершенно не разбираюсь в людях. Как я могла считать хорошим парнем законченного подонка?

И даже сейчас я была готова поверить, что он пришел просить прощения. Что раскаивается. А он всего лишь до жути боится своего отца. И Ольшанского.

Зря я сказала про Демида. Они теперь будут думать, что нас с ним что-то связывает. Бортников вон от страха весь позеленел, когда я вспомнила о Демиде.

Господи, да если бы! Если бы я имела хоть какое-то отношение к Ольшанскому!

Рядом с таким мужчиной чувствуешь себя как в коконе. Защищенной, недоступной, недосягаемой даже для просто чужого взгляда.

Мне часа хватило, чтобы ощутить это на себе. Да, его энергетика тяжелая, давящая. Но фишка в том, что когда этот мужчина играет на твоем поле, его энергетика превращается в защитный силовой щит. Невидимую непробиваемую броню.

Каково быть по другую сторону силового щита, не хочу и думать.

Интересно, что чувствуют женщины, которые с ним в отношениях? Которые под его защитой?

Даже представить не получается. Мурашки разбегаются по телу, кончики пальцев немеют. В груди образуется холодная пустота, в которую я проваливаюсь, стоит только подумать, что мы могли бы... Я могла бы...

Подхожу к зеркалу и внимательно вглядываюсь в отражение. А я смогла бы его по настоящему заинтересовать?

Разглаживаю пальцами брови, обвожу овал лица, обрисовываю губы.

Хотела бы я посмотреть на Настю, которой звонил Ольшанский. Какая она?

Вздыхаю и отворачиваюсь. Ясно, какая. Ослепительная. Роскошная.

Идеальная. Рядом с Демидом должна быть только такая. Я и до половины наверное не дотягиваю, хотя мне слишком часто говорят, что я красивая. Особенно в последнее время стали говорить...

От распирающих грудь чувств дом кажется клеткой. Переодеваюсь и иду в гараж — если утром я боялась сесть за руль, то сейчас наоборот, полна решимости обкатать свой подарок.

Ивану, папиному водителю говорю, что поеду покатаюсь по центру. Сама. Ехать недалеко, дорога знакомая. Когда я брала уроки вождения, мы с инструктором отрабатывали основные маршруты до автоматизма.

— Я пообедаю где-нибудь в центре и вернусь, — успокаиваю Ивана, — не волнуйтесь.

— Может мне все же поехать с вами, Арина? — он обеспокоено качает головой. — Не бойтесь, я буду как в шапке-невидимке. Зато мне так будет спокойнее.

— Да нет, не надо, а то я так никогда сама не научусь, — сажусь за руль, сумку бросаю на соседнее сиденье.

Глажу руль, приборную панель, светлую кожу, которой обит салон.

Это не машина, это мечта.

Завожу двигатель и плавно двигаюсь с места. Иван следит за мной, нервно кусая губы. Мне хорошо его видно в зеркале внутреннего обзора.

Как ни странно, вождение успокаивает. Мне некогда размышлять о демонической харизме Ольшанского, надо смотреть на дорогу.

Еду по средней полосе очень аккуратно и осторожно. Мой инструктор остался бы доволен.

Паркуюсь возле недавно открывшегося ресторанчика — мы здесь были с папой, и мне понравилось. Единственное, парковка небольшая, но глупо в центре города требовать невозможного.

Занимаю столик в самом углу, официант приносит меню. Даже не знаю, в какой момент его почувствовала, когда он уже вошел или когда только собирался. Но кожу начинает покалывать. Поднимаю глаза и вижу, как в зал ресторана входит Ольшанский.

***

На автомате съезжаю по спинке стула и приседаю на корточки, выглядывая поверх стола.

Я еще тот везунчик года. Из десятков ресторанов города Ольшанскому сегодня приспичило пообедать именно здесь.

Он не один, с ним еще двое мужчин, но они оба проигрывают Демиду по девяти пунктам из десяти. Головы присутствующих женщин поворачиваются в его сторону как флюгеры. Ольшанский все видит, и ему явно это льстит.

Один из спутников Демида показывает на террасу, и если бы я обладала способностью к телекинезу, то всех троих уже бы давно туда вынесло силой моей мысли.

Но Демид отрицательно качает головой, и хостес показывает им на столик, стоящий от моего через зал по диагонали. Мне остается теперь следить за Ольшанским, выглядывая из-за стола.

— Прошу прощения, с вами все в порядке? — слышу сверху, и от неожиданности втягиваю голову в плечи.

Опомнившись, поднимаю глаза. Надо мной стоит официант с блокнотом и ручкой наготове. Божечки, что он обо мне подумал?

— Сережка упала, — бормочу, хватаясь за мочку и делая вид, будто поправляю сережку. — Думала потерялась, а она под стол закатилась, представляете? Жалко, папин подарок...

Представляю, как глупо выгляжу, но парень сохраняет абсолютно невозмутимый вид. Искренне надеюсь, что ему феерически наплевать, что там у меня произошло и почему я сижу под столом. Лишь бы это не отразилось на его заработной плате.

— Вы готовы сделать заказ? — спрашивает он с дежурной вежливостью.

Глава 7

Демид

— Все сказал? — смотрю не в глаза собеседнику, а чуть выше линии бровей, при этом по возможности не моргаю. Обычно срабатывает безотказно. Но только не с Айдаровыми.

Наверное, они просто привыкли.

Сверлят меня злыми глазами, но держатся. Не в их интересах меня сейчас посылать.

— Ты бы лучше не нарывался, Демид, — Руслан упирается локтями в стол. — Сам видишь, что твой Покровский перегибает палку.

— А ты бы меньше выебывался, Айдаров, — советую ему, — может, сойдешь за умного.

— Не понимаю я тебя, — качает головой Рустам, — какого хера ты так за него вписываешься? Ты видел, с кем он сейчас спелся? Он на дно пойдет, и тебя с собой потянет.

— Я тридцать лет живу без вашего понимания. Думаешь, что-то изменилось?

— С ним невозможно разговаривать, — поворачивается Руслан к брату. Тот молча барабанит пальцами по столу.

Оба Айдарова явно на взводе и явно держатся из последних сил. В детстве они были больше похожи, сейчас Рустам здоровее Руслана, шире в плечах и крепче. Руслан в очках, у него проблемы со зрением.

Хорошо, что все эти проблемы не мои.

— Не я вас сюда позвал, — выпрямляюсь. — А теперь послушайте меня. Тот самый день, когда вы наконец поймете, что в этом мире вы не самые хитровыебанные, станет вашим звездным часом. Надеюсь, я до этого доживу.

Руслан порывается что-то сказать, но я не даю. Упираюсь в стол раскрытыми ладонями.

— Если Покровский откажется от тендера, конечными выгодополучателями будет ваша компания. Можете начинать бить себя в грудь и доказывать, что это не так. Я готов перечислить все ваши прокладки с размерами уставных капиталов, датой регистрации и учредителей с директорами поименно, — пресекаю жестко и поднимаюсь из-за стола. — А если вы думаете, что это могу сделать только я, то вы идиоты вдвойне. Сказать, что вы меня разочаровали, ничего не сказать.

Разворачиваюсь и иду к двери. Вот сейчас Рустам крикнет, что я долбоеб.

— Демид, — слышу за спиной раздраженное, — не надоело долбоеба изображать?

Пожимаю плечами и продолжаю идти. Сейчас Руслан окликнет и предложит долю. Но прежде выдаст, как им тошно со мной иметь дело.

— Демид, подожди, — зовет Руслан и негромко добавляет: — Как же ты заебал...

Разворачиваюсь.

— Десять процентов, и ты гарантированно отстраняешь Покровского.

Поворачиваюсь обратно. Что-то Рустам долго не вмешивается.

— Двадцать, — иду, а вдогонку летит: — Хер с тобой, двадцать пять.

О, вмешался. Снова останавливаюсь, но говорю, обращаясь к стенке.

— Вы забыли, мальчики. Ольшанский меньше чем за пятьдесят процентов не работает. А с вами не работает в принципе, — и открываю дверь.

— Ну и иди нахуй, — слышу психованное и улыбаюсь даже когда иду по коридору.

***

Сажусь за руль и выдвигаюсь в сторону дома. Конечно, мне больше хотелось не улыбаться, а набить им обоим ебальники.

Но я не могу. Нельзя. Эти два говнюка Айдарова мои братья. Родные, по отцу. И по совместительству мои враги.

Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы у нас оставались хоть какие-то иллюзии. Мы вместе росли, и сейчас я жалею только об одном. Что они слишком мало от меня огребали.

Когда я был маленький, я боготворил своего отца, Усмана Айдарова. Я знал, что у меня есть младшие братья. Что они близнецы, их зовут Рустам и Руслан, и я каждый раз просил отца нас познакомить, когда он приходил к нам с матерью.

Когда мать умерла, Усман пришел, поставил меня перед собой и сказал:

— Сын, ты уже большой парень и понимаешь, что не все в этом мире происходит так, как хочется нам. Я заберу тебя к нам, но никто не должен знать, что ты мой сын. Это условие моей жены Ясмин, и я дал слово. Мы должны подчиниться, ведь она будет о тебе заботиться. А главное, ничего не должны знать Рустам с Русланом. Для всех ты сын моего троюродного брата, мы с Ясмин взяли тебя в семью на воспитание. Договорились, Демид?

Братья узнали правду после его внезапной смерти, и особой любви это в наши отношения не добавило.

Въезжаю во двор, ворота закрываются автоматически. Прохожу в дом, снимаю пиджак, бросаю на диван. Стягиваю галстук, комкаю, и он летит туда же.

Открываю бар, достаю виски, наливаю полный бокал.

Я давно научился контролировать эмоции, но сегодняшняя встреча выбила меня из колеи влегкую. Это потому что Айдаровы, я на них всегда так реагирую.

И еще что-то грызет, точит как червяк.

Покровский, точно. Рустам хоть и говнюк, но насчет связей Глеба прав на сто процентов. Пусть он только вернется из Испании, устрою ему маленький Армагеддец. Надо же мозги включать, кого в свою компанию впускаешь.

Делаю глоток, вискарь обжигает горло и бежит дальше про пищеводу, прокладывая огненную дорожку. Зато внутри сразу становится тепло, оно отдает в голову, расслабляя и тело, и мозги.

Глава 8

Демид

Можно долго развозить о причинах моего сумасшествия, но реальность легко укладывается в одно слово.

Захотел.

Я ее захотел как только она появилась на пороге моей комнаты в коротком платье, с круглыми пышными рукавами и большим вырезом.

Чересчур большим. Если слегка потянуть вниз, соски наружу выпрыгнут.

То что там нет белья, я считал сразу. Даже не я, а мой ноющий от возбуждения стояк.

Студенточка моя сбивчиво бормотала что-то про футболку, а я представлял как задираю подол ее короткого платьица, трахаю ее здесь же на диване, а кончаю на возбужденные соски.

Брюки мгновенно стали тесными, член из ширинки рвался наружу, будто я неделями не трахался.

Но я не могу столько без секса, я и неделю не выдерживаю. Если воздерживаюсь больше трех дней, напряжение зашкаливает. Градус нервозности взлетает до небес.

Сегодня как раз третий день, и тут она.

С глазами блядскими и таким же блядским ртом с пухлыми сочными губами. Представляю, как они тесно обхватывают мой член, вбирают поглубже, и в паху простреливает от звенящего возбуждения.

Только девчонка захотела со мной поиграть. Ладно, пускай. Значит, сегодня наш секс начнется с кофе. Мне не похуй?

Но Вселенная решила, что меня лучше не злить и сорвала резьбу с трубы. Потом я обязательно выебу мозг прорабу. Завтра. А сегодня у меня есть кое-кто получше — мокрая Ира с прилипшим платьем, облегающим голую грудь и торчащие соски.

Кстати, мой стояк не ошибся, она без бюстгалтера.

Мозги плавятся и плывут, когда я заглядываю в ее темные влажные глаза. В них вижу то же самое. Представляю как эти глаза расширяются, от страсти становятся совсем черными. Мой пульс ускоряется, в висках покалывает, и я толкаю ее к стене.

Сердце ритмично бьет в грудную клетку изнутри. Ира непроизвольно облизывает губы. Выхватываю жадным взглядом кончик языка, мелькнувший между белыми зубками и скользящий по нижней губе. Врываюсь в ее рот с коротким рыком, не в силах совладать с затуманившей мозги похотью.

На меня обрушивается такой голод, словно я впервые в жизни целую женщину. Сознание раскалывается на части, они разлетаются в разные стороны, вращаясь как в невесомости.

Ира жадно обнимает мои плечи, гладит шею. Я так сильно возбужден, что в паху каменеет до болезненных ощущений.

Одной рукой цепляю ее запястья, поднимаю над головой и фиксирую у стены. Второй задираю подол и накрываю горячий треугольник между ног, закрытый тонким кружевом.

Оно мокрое насквозь, и я знаю, что это не вода. Отодвигаю кружево, моя сладкая текущая девчонка со стоном насаживается на пальцы. Она такая мокрая, что по пальцам стекает вязкая жидкость. Член в момент ощутимо дергается, требуя немедленного вторжения.

Не отрываюсь от ее рта, она отвечает, мы сплетаемся языками в бешеном ритме. Подхватываю девчонку под бедра, поднимаю выше, кусаю за губу.

— Послушай, моя охуенная, пиздец как тебя хочу. Я голодный, ебать буду всю ночь, так что готовься. Если не согласна, тут мне быстро отсосешь и свалишь. Просто так уже не уйдешь, извини. Довела. Если согласна, кивни.

Она не сводит с меня манящего, гипнотического взгляда и выворачивающе медленно кивает. Вдавливаюсь каменным стояком в горячую истекающую соками ложбинку, трусь пахом, и мы вместе стонем.

Меня еще сильнее заводит. Рывком поднимаю повыше и сажаю на мраморный пьедестал. На нас слишком много одежды, но это легко исправить. Легче, чем достать из ящика презервативы.

Одним движением стаскиваю с нее мокрое платье, бросаю на пол. Следующей в угол летит моя рубашка. Штаны стягиваю вместе с боксерами, одновременно зубами вскрывая фольгированную упаковку.

Ира упирается ладонями в мою грудь и смотрит, как я раскатываю латекс. Мне кажется, в ее глазах мелькает шок, списываю это на свой счет. Вполне возможно, такой размер она видит впервые. Надо поосторожнее, кто знает, что за недомерок ее трахал до меня.

От того что в ней до меня кто-то был, неприятно царапает, и это удивляет. Обычно мне поебать. Лучше выбросить из головы всякую дичь.

Отодвигаю кружевную полоску, головкой размазываю смазку по входу. Ира стонет, выгнувшись и раздвинув ноги.

— Шире разведи, — приказываю и размашисто толкаюсь бедрами. — Ауч...

Не сдерживаюсь, шиплю. Ира стонет слишком громко, протяжно. Блядь, я же собирался сдерживаться... Ладно, не в этой жизни.

Я все равно уже в ней. Полностью.

Рывком и на всю длину.

Больше не двигаюсь, даю к себе привыкнуть, наклоняюсь и облизываю соски. Свожу груди вместе, облизываю сразу оба. Ира вскрикивает, извивается. Пятками по моим бедрам возит.

Нереально же, блядь. Нереально.

Просто охуенно.

Она такая тугая и тесная, как будто на член перчатку натянули. На два размера меньше.

Стеночки у нее шелковые, сжимаются изнутри, ласкают. Закрываю глаза и начинаю трахать, громко стону от дикого, запредельного наслаждения.

Глава 9

Арина

Захожу за ограждение, открываю воду. Перед глазами пятна крови на мраморном пьедестале. Надо не забыть потом вытереть.

Странно, раньше я бы мечтала провалиться от стыда сквозь землю и только и думала о том, что я вымазала идеально чистую поверхность ванной Демида. Но Демида волнует только то, что он меня чуть не разорвал. На грязный пьедестал ему наплевать, так зачем же загоняться мне?

Выставляю комфортную температуру, закрываю глаза. И заново переживаю нашу сумасшедшую близость. Первую, такую болезненную и такую сладкую одновременно.

Столько раз я представляла себе как это будет! Но и подумать не могла, что будет ТАК.

И с ТАКИМ мужчиной.

От которого у меня сердце носится по грудной клетке как взбесившаяся белка. От которого мое тело становится как мягкий податливый воск, пронизанный сплошными нервными окончаниями. Все эти окончания до сих пор вибрируют, сладко тянут и пульсируют.

От которого по венам вместе с кровью бегут щекочущие пузырьки. И которого я до сих пор фантомно ощущаю на себе и в себе.

Я не лгу, губы и руки Демида все еще на моем теле, его член внутри.

Судорога прошивает по позвоночнику от пальцев ног до макушки. Дыхание учащается, рука скользит вниз. Туда, где я все еще до упора заполнена Демидом.

Осторожно смываю с бедер кровь, направляю лейку между раздвинутых ног. Струи воды облизывают складки и пробираются дальше, заставляя меня выгибаться и подниматься на носочки.

Набухшая, налитая кровью плоть слишком чувствительно реагирует на прикосновения. А ведь сначала было больно, когда Демид вогнал в меня свой огромный каменный ствол. Даже слезы потекли непроизвольно.

Но потом боль притупилась. Зато Демид продолжал вбиваться в меня, прожигать поцелуями-укусами. Его рука на моем клиторе просто нажала спусковую кнопку, вызвала настоящий цунами, который снес нас обоих убийственными волнами оргазма.

Разве с кем-то другим я смогла бы его испытать с первого раза? Уверена, что нет.

Раздается стук открывающейся двери, и в ванну входит Демид. Через запотевшие стекла ограждения вижу, что он уже одет в трикотажные штаны. В руках упаковка салфеток для уборки.

— Ира, у тебя все нормально? — он останавливается на пороге, и мне инстинктивно хочется прикрыться.

— Да, — отвечаю сипло, — все хорошо, спасибо.

Он как и я видит лишь силуэт. У меня между ног начинает слабо пульсировать, колени слабеют, приходится одной рукой упереться в стену.

Демид отворачивается и распечатывает упаковку. Достает салфетки, протирает пьедестал, и мои щеки вспыхивают.

Не то, чтобы в этом было что-то стыдное, но представить Ольшанского, оттирающего кровь с мрамора у себя в доме моей фантазии явно маловато.

— Жабры еще не выросли? — Демид заканчивает уборку и вырастает рядом с ограждением. Затаиваю дыхание.

— А тебе как хочется? — очень стараюсь, чтобы голос звучал непринужденно. Но я слишком взволнована, и для Демида это достаточно очевидно.

— На то, чего мне хочется, ты сегодня явно не годишься, — отвечает он сухо, — так что мой секс марафон наебнулся еще на взлете. Выходи уже, раньше надо было бояться.

Дверь закрывается, выдыхаю. Почему он на меня так действует? Я столько придумала удачных фраз — метких, остроумных. Даже язвительных. А он своим хриплым голосом размягчает мозги в пластилин...

Вытираюсь большим мягким полотенцем и заворачиваюсь в халат. То, что заворачиваюсь — не аллегория, халат явно с хозяйского плеча, и я в нем чувствую себя как в подарочной упаковке. Не хватает праздничной ленты с бантом...

Выхожу из ванной, оглядываюсь.

— Сюда иди, — раздается из коридора слева. Поворачиваю на звук голоса и попадаю в гостиную.

Демид сидит на диване с бокалом, смуглый обнаженный торс красиво контрастирует со светлой обивкой. Увидев меня, хлопает по сиденью рядом с собой.

— Проходи, садись.

— А где мое платье? — оглядываюсь по сторонам, не торопясь подходить слишком близко. Меня и на расстоянии штормит от запахов алкоголя, парфюма и секса. Они шлейфом исходят от Ольшанского, опасно обволакивая и вновь расплавляя до состояния размягченного воска.

— В сушильном шкафу. Зачем оно тебе?

— Мне домой надо. То есть в общежитие, — быстро исправляюсь. Демид как будто не замечает оплошности.

— Не выдумывай, Ира, какое общежитие? — недовольно кривится.

— Студенческое. Оно в одиннадцать закрывается. Если не успею, придется на улице ночевать.

— Еще скажи, что поедешь на троллейбусе и уже опаздываешь на последний.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. В самом деле, звучит очень глупо. Ничего не мешает мне сказать правду прямо сейчас, уверена, Демид тоже посмеется. Но почему-то язык упорно отказывается подчиняться, прилипнув к пересохшей гортани.

— У меня останешься. Или тебе здесь не нравится? Пойдем, кровать тебе покажу, — Демид одним движением оказывается на ногах и продолжает совсем другим тоном. — Да не бойся ты. Захочешь, одна будешь спать. Сегодня не трону. Ну может немножко еще потрогаю... Идем.

Глава 10

Демид

Я в полном смысле слова сломал себе голову, пытаясь разгадать загадку девочки-студентки, бывшей девственницы Ирины. Но за сутки не продвинулся ни на миллиметр.

Окажись она сейчас передо мной, я задал бы один единственный вопрос — нахуя? Зачем она приехала вечером к незнакомому мужику в чужой дом. И почему не просто позволила себя трахнуть. Она сделала это с удовольствием!..

Меня сутки уже кроет.

Я пытался структурировать в голове всю ту кашу, которую нагенерировал. Прикидывал варианты, анализировал. Но ни одной подходящей причины так и не нашел. И ответа на свой вопрос тоже.

А если я не могу разгадать ее мотивацию, то что я тогда в принципе могу?

В чем я на сто процентов уверен, так это в ее девственности. И кровь тут не главное, главное — в деталях. Взгляды, эмоции, реакции. Так не играют.

Конечно, первое, о чем я подумал — засланный казачок. Но изнасилование в одном из люксов «Саксона» не совсем тот крючок, на который предпочтительно цеплять. Потому что еще немного, и пятеро уебков ее бы реально изнасиловали.

Они были слишком пьяные. Слишком обдолбленные. От них слишком несло похотью, чтобы у меня оставались сомнения. И если бы я не пришел, они бы рвали ее и по очереди, и одновременно.

На этом месте я шел избивать грушу.

Ведь я мог забить и не пойти к ним в номер. Мог позвать администраторов или вызвать полицию. А мог просто не попасть в отель, если бы меня так не выбесила труба.

Я предполагал, что Ирка пришла в мой дом шпионить. Потом просканировал дом — ни жучков, ни левых камер, ни передатчиков. Такая себе шпионка. А ничего из важных бумаг я дома не храню.

И что она украла, думал. Но она сбежала в моей футболке, даже не попыталась поискать свое платье. Хер нашла бы, конечно, но...

И тут я тоже в ступоре. Впервые вижу такую преданную собственной общаге студентку. Чем было плохо у меня переночевать? Утром отвез бы ее в университет.

Пока Ира была в душе, мне позвонил заказчик. Разговор конфиденциальный, потому я перешел на другую сторону дома. А когда завершил разговор и вернулся, нашел сброшенное на пол влажное полотенце. Прямо как лягушечья кожа. И пакет, в котором Ира мою футболку принесла.

Как принесла, так и в ней унеслась. По второму кругу.

Вопрос все тот же — нахуя? Он по-прежнему не теряет актуальности.

Долго потом лежал без сна и втыкал. Ира перед глазами стояла. А следом за ней стояк вставал, но это уже лирика.

Утром решение было принято. Кем бы Ирка ни оказалась в итоге, в первую очередь она моя девочка. И подонки, которые посмели к ней прикоснуться, должны заплатить.

То, что они золотые детки, которые оступились и больше не будут, тоже лирика. И мне плевать, кем окажутся их родители. Двоих я знаю, осталось определиться с троими.

В обед, разрулив часть дел, еду в университет. Сын Бортникова Иркин одногруппник. Не обоссался только потому, что я выбрал себе другую жертву. Но обоссаться он вполне может в любой день недели, и я намерен предоставить ему такую возможность прямо сейчас.

Паркую машину. По расписанию, которое мне скинули парни Уно, у Бортникова закончились пары. Я бы с удовольствием поймал Ирку, но сомневаюсь, что она сейчас учится. Я найду ее, сначала разберусь с уебками, потом найду.

С Бортниковым провтык, его сегодня нет на лекциях. Ничего, у меня времени валом, могу посвятить ему дни и ночи, а пока возвращаюсь в офис.

Из полного погружения в работу выдергивает телефонный звонок. Глеб Покровский — мой друг, мы с ним лет десять знакомы. Я помог ему выпутаться из одной неприятной истории, потом он ответил. Так и завязалось.

— Демид! Демид, привет, чертяка! — голос Покровского в трубке звучит как всегда, громко и жизнерадостно. — Ты в городе?

— В городе. А ты?

— А я только вчера прилетел. Придешь сегодня к нам на ужин? Ко мне дочка жить перебралась, Аринка. Помнишь ее?

— Как же, помню, — я в самом деле помню. — Я ей конфеты от тебя передавал. Это она в пансионе для девочек училась?

— Она! — кивает Глеб. — Короче, ждем.

И отключается.

Ровно в пять вечера ступаю на порог особняка, хозяин которого бежит навстречу. Мы обнимаемся, я правда рад его видеть.

И тут я впадаю в ступор. Настоящий. Потому что чуть поодаль от Глеба стоит она. Моя Ира.

Ира... Ирина... Арина...

Блядь! Нет сука, нет!..

«Может ты обознался, Демид? — успокаиваю себя. — Может, они просто похожи...»

А сам уже вижу, что нихера. Не слепой же.

Она это. Губы до сих пор подпухшие. И следы зубов возле ключицы. Она все время платье поправляет, чтобы закрыть. Это мои зубы, это я ее прикусывал, на такой коже все остается.

А на груди засос. Не один. Хорошо, что ты, Глебчик, этого не видел. Я вспоминаю, и у меня уже стоит. Приходится руки сцепить перед собой чтобы хоть как-то прикрыться.

Глава 11

Демид

Сука.

Это был ее день рождения.

Не сказала. Правильно, было бы чем хвастаться.

О том, что Глеб таскает с собой на курорты шлюх, я давно знаю. И мне похуй, шлюхи для этого и нужны. Но о том, что он дочь в ее день рождения бросил, и она пошла в компанию, где ее чуть не изнасиловали пятеро подонков, не просто не похуй.

Меня бомбит так, что в глотку не лезет ни еда, ни коллекционное вино.

Как так можно обойтись с собственной дочерью? Как?

Напрягшись, вспоминаю нескладную угловатую девочку, вечно стесняющуюся своей худобы. Я знал, что у Покровского с женой проблемы, что он забрал дочь и отправил в Англию в закрытый пансион для девочек. Знал и поддерживал.

Глеб мужчина, деловой человек. Постоянно в разъездах, как и я. Как в таких условиях самому воспитывать дочь, когда ею заниматься?

Будь у меня дочь и жена с потекшими мозгами, я бы тоже так сделал. Или... Или нет?

Не знаю. Ни жены, ни дочери у меня нет и, надеюсь, не будет. А дочку Покровского я видел мельком пару раз. Как-то мы вместе приезжали, ненадолго. Глеб с ней обнимался, а я ждал. По телефону разговаривал, особо в них не всматривался.

Зато теперь, блядь, присмотрелся. Так, что и в глаза другу не глянешь.

Представил девчонку, которая целыми днями сидит одна в этом огромном доме. И в свой день рождения была одна. И потом, когда самой пришлось со всем этим дерьмом справляться.

Вот только зачем она про общагу наврала? На что она вообще рассчитывала? Если бы я сегодня застал в университете этого говнюка Бортникова, то уже через пять минут был в курсе, кого эти гондоны собирались изнасиловать.

Меня в очередной раз накрывает. Все пятеро из одной тусовки. Их родители так или иначе знают Глеба. Они все — столичная элита, где Покровский достаточно известная фигура.

Так почему это не остановило малолетних ссыкунов? Они настолько уверены, что родители отмажут? Или...

А вот тут становится совсем хуево. И тяжело сдерживаться, особенно когда друг сидит рядом и радостно о чем-то рассказывает. Не могу заставить себя вслушаться, чтобы понять, о чем. Хочется взять за затылок и впечатать мордой в тарелку. Повозить еще, чтобы проникся.

В этой тусовке все знают, что Глеб Покровский не вступится за свою дочь. Что смолчит, прогнется. В крайнем случае возьмет деньги. И от этого кишки выворачивает. Вымораживает до внутренностей.

И я вместе с ним оказываюсь с головой погруженным в это дерьмо.

Ясно, почему девчонка ко мне пришла. Она не могла не знать, что мы с ее отцом знакомы. И что если не сейчас, то потом это обязательно всплывет.

Весь пиздец в том, что Арина Покровская таким образом решила закрыть рот Демиду Ольшанскому.

Как я сразу не понял, идиот? Это же ясно как белый день, она для этого и прикинулась бедной студенткой.

Сделка. Девчонка теперь станет меня шантажировать. Я не стану говорить отцу про износ, она не скажет, что я ее трахнул. И чем мне крыть?

Как же ты так встрял, дядя блядь Демид? Совсем нюх потерял? Малолетка зеленая вокруг пальца обвела, а ты как пубертатный подросток пошел на поводу у собственного члена!

Теперь хочется не Глеба башкой о стол припечатать, а самому хорошенько приложиться.

Охуенные у тебя карты на руках, Ольшанский. Сегодня ты просто гений расклада.

— Дем, ты почему ничего не ешь? — голос друга выводит из полуанабиоза.

— Наелся, — встаю, задвигаю ногой стул. — Пойдем, Глеб.

— Куда? — тот смотрит непонимающе. Глазищи напротив опасливо моргают.

Правильно ты все поняла, студенточка. В этом ты не соврала, ты и в самом деле студентка. Это я лох. Я же поначалу все правильно вычислил — платье, туфли, сумка. У нее даже трусы были от «Эрес», а это пятьсот баксов.

Почему потом я повелся на сказки о том, что ей это все дала поносить подруга, сам понять не могу.

Вот сейчас мы и устроим небольшой пиздец и тебе, и твоему папаше. Но только без нервов, Демид. Без нервов...

— В кабинет твой, Глеб. Ты говорил, вискарь хороший привез. Не пошло мне вино. Выпьем, попиздим.

— Демид! Здесь дети! — с укором смотрит приятель и показывает глазами на вцепившуюся в бокал Аринку. Встречается со мной взглядом, но он слишком хорошо меня знает. Вздыхает и начинает выбираться из-за стола. — Ну, пойдем...

Еле сдерживаюсь, чтобы не заржать. Дети!

— Подождите! — вскакивает следом девчонка, глаза бегают. Такая же проницательная как ее отец или мои намерения слишком явно отражаются на физиономии? — Демид, можно вас на минутку?

Смотрю на нее и к собственному неудовольствию понимаю, что внизу в области ширинки начинается нездоровая движуха. То есть, она здоровая, конечно, но объект выбран явно не тот. Больше я так не поведусь.

— У меня к твоему отцу важный разговор, Арина, — выбираю правильный тон, девчонка бледнеет, на щеках выступает яркий румянец.

Глава 12

Арина

Сказать, что я волнуюсь, это ни о чем. Меня колотит озноб, я пытаюсь остановить тремор, обхватив себя руками, и как механическая заведенная игрушка нарезаю круги по холлу. Хочу остановиться, но не могу. Разве что когда завод кончится.

Отец и Демид закрылись в кабинете. Сначала оттуда доносился мат и пугающие звуки, отчего у меня чуть не остановилось сердце. Но затем снова послышались голоса, причем обоих. И я хоть немного выдохнула.

Больше они не дрались, говорили. О чем, не знаю, у отца в кабинете двойные двери. Раньше я и не замечала, не было необходимости подслушивать. А теперь остается только ждать, сцепив зубы.

Из кабинета выход только через холл, значит мимо они не пройдут.

Стискиваю ладонью пальцы другой руки, вдавливаю в солнечное сплетение, словно так можно блокировать свои чувства и эмоции. А в мозгу отчаянно мечутся мысли.

Почему они подрались? Кто начал первый? Что Демид сказал отцу?

Моя провальная попытка шантажа оказалась настолько жалкой, что я испытываю в отношении себя настоящий испанский стыд.

Я знала, что он так отреагирует, знала и понимала. И все равно полезла со своими дешевыми угрозами.

Идиотка.

Теперь Демид будет считать, что я нарочно пришла к нему для секса. Намеренно подловила, чтобы потом шантажировать. Мне даже возразить нечего. Вся моя ложь про общагу и бедную студентку кричит в пользу этой версии.

Наконец двери распахиваются, и у меня сердце взлетает к гортани. Кажется, если не поймаю, вылетит наружу, и я пытаюсь сдержать его, сжимая ладонями горло.

Первым выходит Демид. На секунду задерживается на мне взглядом, и сердце ухает обратно в вязкий омут отчаяния и страха. У него на губе кровоподтек, но в целом видимых повреждений нет.

От облегчения становится еще хуже. Ноги подкашиваются, тело бьет крупная дрожь. Я боялась, что отец его убьет. У него в сейфе есть пистолет, но и Ольшанский насколько я помню любит носить с собой оружие.

И это я их между собой стравила...

Демид разворачивается и идет к двери. Следом из кабинета появляется отец. Пригвождает к полу тяжелым взглядом, я и забыла, что он у него может таким быть.

На отца страшно смотреть. Он похож на вставшего из могилы мертвеца — бледный, с бескровными покусанными губами. Что ж такого наговорил ему Ольшанский?

— Арина, — хрипло говорит отец, — он говорит правду? Он тебя не насиловал? Ты с ним... по своей воле?

Сильнее прижимаю ладони к горлу и киваю. Правда, папа. Демид останавливается у двери, но продолжает стоять спиной.

— Скажи, ты действительно это сделала, потому что... потому что не хотела, чтобы я узнал? Про отель... И надеялась нагнуть Демида?

Молчу. Не киваю, но и не отрицаю. Просто стою и смотрю ему в глаза.

— Глеб, не дави на нее, — доносится от двери грозный рык.

— Иди нахуй, Демид, я с дочерью разговариваю, — огрызается отец. На моих глазах рушится и осыпается фасад, который раньше был моим папой. Теперь я верю, что человек, который стоит передо мной — друг Демида Ольшанского. У них в глазах горит один и тот же огонь.

Чувствую на себе пронизывающий взгляд, поворачиваю голову. Демид выжидающе смотрит исподлобья, нахмурив брови.

Ну как сказать, что нет, не поэтому? А потому что он мне понравился? Как можно такое говорить, когда он вот так смотрит? Это же фактически признаться в любви. Да я скорее язык себе откушу.

Но и чтобы считал меня расчетливой дрянью, тоже не хочу.

— Я приехала чтобы вернуть ему футболку, папа, — с трудом шевелю пересохшими губами. — Просто так получилось...

У Ольшанского дергается кадык, отец закрывает глаза.

— Уходи, Демид, — говорит сухо, — а ты иди собирай вещи. Завтра Иван отвезет тебя в аэропорт, в два часа самолет.

— Куда, папа? Мне же с утра на занятия... — пробую возразить, но он рявкает «Иди собирайся, я сказал!»

Хлопает входная дверь, я закрываю руками лицо и бегу в свою комнату.

***

Я наревелась так, что теперь не могу уснуть. Чемодан остался валяться посреди комнаты несобранным.

Он меня выгоняет. За что? Из-за Демида? Но я действительно не знала, что они друзья. Если разобраться, я ничего об отце не знала. И не знаю. Вот сегодня увидела, как он умеет злиться. И каким жестким может быть, когда его задеть.

В дверь осторожно стучат. Игнорирую стук, пусть думает, что я сплю.

— Арина, дочка, открой. Я же слышал, как ты носом хлюпаешь.

Судорожно всхлипываю, спаливаясь окончательно, но открывать и не думаю.

Замок несколько раз проворачивается, дверь открывается. Отворачиваюсь и зарываюсь лицом в подушку. И зачем было спрашивать разрешения? В этом весь отец...

— Извини, Аринка, что вламываюсь. Но я не готов сидеть под дверью как плешивая псина, — отцовский голос в самом деле звучит взволнованно, в воздухе появляется легкий запах алкоголя. — Хотя в твоих глазах я наверное такой и есть.

Загрузка...