Дочь смерти

Глава 1

Я всегда чувствовала себя чужой в этом мире. Другая. Более верного слова для меня вряд ли возможно подобрать. Я никогда не знала своих родителей - с первых дней меня воспитывала няня, но даже она никогда не встречалась с теми, кто оплачивал мое существование. Деньги перечислялись на кредитные карты, и это было единственной связью с ними. Няня была женщиной строгой и образованной. Она относилась ко мне как к родной дочери, и была единственным человеком, к которому я испытывала теплые чувства.

Когда я пошла в школу, естественно элитную, все изменилось. Между мной и одноклассниками возникла стена. Они были богатыми детьми, но детьми и не более. Они обсуждали мультфильмы, говорили про каких-то героев сериалов и популярную музыку. Я же не могла поддержать разговор. Сказки я давно не читала, предпочитая им классику и поэзию, а фильмы смотрела исключительно документальные про историю и живой мир. Наверное, это было влиянием моей няни. Я чувствовала себя взрослой рядом с одноклассниками, которые еще читали по слогам. Все их слова казались мне вздором, и я перестала вслушиваться в них. Я возвела между нами стену, никого не подпуская в свой круг. Так прошли школьные годы.

Немногое изменилось в университете, с той лишь разницей, что теперь мои слова раздражали не только однокурсников, но и преподавателей, с которыми я нередко вступала в диспуты. К двадцати годам я чувствовала себя древней старухой. Я не питала никаких иллюзий относительно людей, не верила ни во что хорошее и не знала что делать дальше. Я разочаровалась в грубом недалеком человечестве.

Именно тогда я впервые почувствовала это. Это вряд ли можно было однозначно назвать чувством или голосом. Некто безмолвный манил за собой. Ночью я просыпалась, будто кто-то позвал меня по имени, вновь ложилась спать и вновь просыпалась. Зов стал невыносимым. И в один из дней я поддалась ему.

Это было ночью в июле. В доме было очень душно, и я распахнула настежь окна, впуская в комнату прохладный воздух. И тогда вновь появилось это чувство. Оно было сильнее, чем всегда, и я не могла ему противиться. Накинув поверх платья теплый коричневый платок, я вышла из дома.

Трава уже покрылась росой, и длинный подол быстро намок. Но я не чувствовала холода. Теперь я ровным счетом не чувствовала ничего, кроме нарастающего зова. Словно зачарованная, я шла сквозь лес, возле которого находился мой дом, не обращая внимания ни на овраги, ни на ветви деревьев. Меня кто-то вел. Я чувствовала, что рядом кто-то есть, но не видела его. И не боялась. Его присутствие казалось таким же естественным, как и луна над головой.

Я не знаю, сколько шла. Мне казалось, что уже миновала вечность с того момента, как я покинула дом, но небо еще не посветлело, да и усталости не было. Лес медленно редел, и вскоре деревья оказались позади меня, и зов исчез. Теперь я стояла возле железнодорожных путей, прямо за которыми находился покосившийся деревянный домик станции. Мне стало не по себе - в нашем городе отродясь не было железнодорожных путей, и теперь я не имела ни малейшего понятия, где я и как вернуться обратно.

Наверное, я должна была испугаться, но вместо страха пришло иное странное чувство - мне казалось, будто я после долгого отсутствия вновь вернулась домой. Заморосил мелкий дождь и я, пытаясь укрыться от него, торопливо направилась к домику станции.

Тут все и произошло. Старый керосиновый фонарь внезапно загорелся теплым оранжевым светом. С каждым моим шагом, он становился все ярче и ярче, и когда я поравнялась с домиком, неожиданно ослепительно вспыхнул и погас. Затем он загорелся снова тусклым дрожащим светом. Мне стало не по себе. Кожа покрылась мурашками и я поспешно открыла дверь домика, стараясь как можно быстрее оказаться под его защитой.

Дом удивил, пожалуй, меня еще сильнее, чем что-либо еще. Язык не повернулся бы назвать его станцией - обычный жилой дом, пришедший в запустение в отсутствии хозяев. Войдя внутрь, я оказалась в просторной комнате, залитой таинственным светом уличного фонаря. Найти ей однозначное определение я никак не могла. Зал? Столовая? Кухня? Скорее все вместе. Посреди комнаты стоял огромный квадратный стол, заваленный всевозможными вещами, у стен высокие книжные полки, забитые литературой, а противоположную стену украшал огромный камин, в котором, было видно, хозяева нередко готовили себе еду. На нем стояла разная кухонная утварь, выглядевшая более чем скромно - кастрюля и чугунок были покрыты толстым слоем копоти, от кружки отбита ручка, а на тарелке скол. Кто бы здесь ни жил, вряд ли он принимал гостей.

Единственной дорогой вещью в комнате была хрустальная лампа, висевшая над столом, невесть как, затесавшаяся в эту более чем скромную обстановку. Стоило мне приблизиться к столу, как она, подобно уличному фонарю, вспыхнула ярким теплым светом. К этому времени я уже давно перестала чему-либо удивляться, и отнеслась к этому более чем спокойно.

Из комнаты вела арка в соседнюю, и я направилась туда. Вторая комната однозначно была спальней. В ней был просторный шкаф, открыв который я с удивлением обнаружила множество платьев, похожих на то, в которое я была одета, узкая кровать, накрытая вязаным пледом, небольшой письменный стол и стул. Над кроватью висело покрытое слоем пыли бра, и стоило мне только приблизиться, оно осветило комнату дрожащим светом. Теперь я заметила находящуюся в противоположном углу комнаты лестницу, ведущую на второй этаж.

Поднявшись, я нашла горы странных для подобного места вещей, буквально заполонивших все пространство. Здесь были старинные фотографии, порванные мягкие игрушки, грампластинки, посуда, песочные часы, деньги, мячи. Я даже увидела свадебное платье. Чувствуя, что еще чуть-чуть и буквально сойду с ума, я медленно спустилась вниз и села на кровать.

Я была опустошена. Мир, который казался мне таким простым и предсказуемым, внезапно открылся с новой грани, и все что я знала, все, во что я верила, превратилось в прах. Но вместе с тем я чувствовала, что это мой мир, тот, который я так давно покинула и так отчаянно пыталась отыскать. И теперь я его нашла.

Глава 2

Дневник Регины

Прошла ровно неделя с того момента, как я впервые оказалась здесь, но по-прежнему это место продолжает меня удивлять. Ровно в двенадцать часов раздается знакомый гудок поезда, и на перрон сходит очередной пассажир. Я открываю чемодан и вынимаю наружу тот или иной предмет. И тут начинается самое интересное. Умерший преображается. Он словно превращается из полутелесного призрака в саму... Душу. Как правило, после этого он садится на скамью и начинает говорить.

Сперва была женщина с томиком Байрона. Первые мгновения она судорожно дышала, прижимая к своей груди потрепанную книгу. Взгляд ее испуганных глаз был направлен сквозь меня. Затем она внезапно улыбнулась и вновь ее улыбка погасла, унося с собой и страх. Взгляд ее стал осмысленным, и она посмотрела на меня.

- Я никогда не думала, что страшный суд может быть таким, - внезапно начала она. Ее мелко трясло, и я помогла ей устроиться на скамье.- Знаете что это такое? - она продемонстрировала мне книгу. - Впрочем, откуда вы можете знать? - тут же пробормотала. - Эта книга принадлежала моей матери. Была её любимой. Когда я училась в школе, нам задали выучить стихотворение наизусть. Я не хотела. В то время я не хотела ничего, кроме того дня, когда я наконец смогу распрощаться с учебой. Мать узнала про задание и дала мне книгу, и я демонстративно забросила томик за шкаф, на ее глазах, - она замолчала. Взгляд ее вновь был устремлен в пустоту. - С тех пор мама перестала контролировать мою учебу, наверное, выходка с книгой была последней каплей. Тем более, что она, в отличие от меня, прекрасно училась в школе и в университете и даже в зрелые годы продолжила заниматься самообразованием. И как у нее могла появиться такая дочь, как я? Она махнула на меня рукой, и с тех пор я делала только то, что хотела.

После школы пошла работать, потом рано выскочила замуж, развелась. Денег всегда не хватало, и после долгих лет я все же накопила необходимую сумму на машину. Дешевая колымага, ломающаяся каждые пять километров. В конце концов, она меня и погубила. Хотя нет, не она, - женщина покачала сжатой в руке книгой. - Книга. И мой характер. Если бы в тот день я не закинула Байрона за шкаф, все могло было бы иначе. Мать помогла бы мне сносно закончить школу, оплатила бы колледж, где я и встретила бысвоего будущего мужа. Другого, того, кто судьбой предназначался мне. И не было бы ни машины, ни катастрофы.

- Откуда вы знаете?- удивилась я.

- Я видела. Бог показал. Это был мой страшный суд, и еще долго душа будет исцеляться после него.

- Ей надо поспешить, - прошептал привычный голос.

- Она исцелится. Обязательно исцелится.

- Думаете? - с надеждой спросила женщина.

- Знаю, - с неясной для себя уверенностью ответила я. - А теперь тебе пора идти. Тебя ждут.

- Кто?- пожала она плечами и внезапно вновь замерла. - Я слышу их голоса... Они рядом... Я...

Яркая белая вспышка вновь охватила ее фигуру, и женщина исчезла. Вместе с ней исчезли чемодан и поезд. Я вновь осталась одна. На часах было пять минут первого.

Сейчас мне трудно вспомнить, о чем я тогда думала, но когда я более-менее пришла в себя, время было без четверти три. На улице вновь моросил дождь, и мое платье насквозь промокло. Я даже не заметила этого. Поднявшись со скамейки, я вошла в дом и села у камина, в котором теперь ярко полыхал огонь. Я все еще думала о произошедшем и не заметила, как уснула. Проснулась я уже в кровати. На тумбочке лежали две тетради и, открыв одну из них, я увидела на первой странице свой почерк.

Дневник Регины Фербоун.

И на полях

17 июля.

Я так и не смогла в этот день написать хотя бы несколько слов. Я еще не совсем поняла, что произошло, чтобы рассказывать об этом тому, кто будет после меня. Второй тетрадью оказался дневник моей предшественницы. Год, в который велись записи, указан не был, но бумага уже пожелтела.

Дневник Хлое Финж.

22 марта.

От своей предшественницы я узнала немногое, но даже оно теперь кажется мне обманом. Уже пять лет каждые двенадцать часов я достаю из чемодана очередную вещь, наблюдаю, как душа обретает свою давно утерянную суть и провожаю ее дальше по пути в бесконечность. Но никто не говорил мне, что порой, я могу сама принимать решение относительно ее дальнейшей судьбы. Я узнала это вчера из дневников, и теперь тщательно переписываю все в свой, чтобы пришедшие после меня, не остались в неведении. Нам даровано свыше отнять жизнь у того, чей путь еще не окончен, дав взамен то, что он попросит, и даровать жизнь тем, кто должен уйти, взяв с него любое обещание. Но лишь однажды. Вчера я воспользовалась своим первым правом.

Они пришли вдвоем - муж и жена. Он уже умер, и его тело было вскрыто, а она прибывала между жизнью и смертью, но все же должна была выжить. Они просили не разлучать их даже в смерти. Они были так молоды и так влюблены друг в друга, что сердце мое не выдержало, и я согласилась. Но у них была новорожденная дочь, и мысль о расставании с ней была для женщины нестерпимой. В обмен на свою жизнь она попросила позаботиться о девочке, сделать так, чтобы никогда в жизни ее малышка ни в чем не нуждалась. Я согласилась, и стоило моему "да" вырваться наружу, мой голос будто подхватило эхо, и я поняла, что была услышана.

Они исчезли в пустоте и на скамье, где мы сидели, остался плод граната, предмет, который я вручила мужчине. Почему он не исчез, я не знаю. Я отнесла его на чердак к другим вещам.

Впервые я задумалась над тем, как и почему они оказались здесь. Мысль об этом не давала мне покоя ровно до того момента, как я вновь нашла очередной дневник. По обыкновению, я пролистнула его, но, как обычно, лишь на первой странице был текст, хотя я могла бы поклясться, что мне и прежде доводилось его читать. Это было последнее письмо смотрительницы своей преемнице, речь о которой, пойдет дальше. В письме она откровенно говорила о своей жизни.