Дом, где живет чудовище

Глава 1

Дикие плетущиеся розы пахли перед грозой совершенно одуряюще. Этот уголок сада зарос так густо, что остов беседки, находящейся рядом, статуи и некоторые деревья прятались под листьями, как старушки под шалями. Часть древней, покрытой трещинами ограды тоже скрывалась под колючими ветвями, а дальше было море. Обрывалось резко вниз и распахивалось в стороны, мешаясь с небом. Кроваво-красное солнце тонуло в темной, подсвеченной таким же багровым воде. Тяжелая темная низкая тень, клубясь, наползала со стороны города.

Стоило прятаться здесь, в краю, где дождей бывает меньше всего, как в первую же неделю поймать грозу.

Готьера. Побережье. Курортные городки и рыбачьи деревни, сплетни вместо новостного листка, все друг другу родственники или свояки. Во всяком случае, местные жители. Но обилие приезжих отдыхающих, особенно в сезон, оказалось решающим. И минимум дождей.

По местным поверьям очень-очень давно морская нимфа, обозлившись за что-то, наложила проклятие, чтобы тучи обходили Статчен стороной. Ушлый наместник подумал и сделал отсутствие дождливых дней местной изюминкой, а под это дело организовал весьма прибыльную торговлю прохладительными напитками. Розовый лимонад только здесь можно попробовать. Роз в Готьере тоже много. И они везде. Забавно, что название городка на ааронрийском значит именно “городок”.

Я попробовала улыбнуться. По ощущениям, вышло не очень. В последнее время у меня совсем не было практики. И зеркало мне тут не помощник. Я избегала своих отражений почти так же тщательно, как и дождя. А море – любила. За горькую соль.

До разгула стихии еще было время, и я не торопилась обратно в дом. Смотрела на тревожный закат и мечущихся над водой чаек. Ветер уносил их крики куда-то под обрыв. Так и тянуло заглянуть, куда именно.

Я осторожно положила руки на край белеющей в сумерках ограды и посмотрела вниз. Узкая полоска пляжа была так далеко, что гребни беспокойных волн казались тонкими розоватыми нитками.

На тропинке-серпантине, чуть дальше вправо по склону, где обрыв не был таким крутым, лежала сломанная кукла в платье служанки. Ветер трепал темные кукольные волосы, задирал подол кукольного платья, обнажая раскинутые и повернутые под неестественными углами кукольные ноги. Одна кукольная рука свешивалась вниз. И голова на тонкой шее. Мечущиеся волосы плотно облепили кукольное лицо, но мне все равно чудился открытый рот. Чаячьи голоса были там же, над тропинкой, рядом со сломанной куклой. Будто птицы кричали вместо нее.

Я схватила густой, сладкий, как розовое варенье, воздух, но он застрял в горле. В глазах сделалось темно, а под руками – пусто. Не выдержав моего веса, древние камни осели, проваливаясь вперед и вниз. Туда, где беспокойные волны и полоска пляжа.

Глупо… Как глупо…

Шею обжег резко натянувшийся воротник. Пуговицы россыпью сиганули прочь от меня, руки с растопыренными пальцами нелепо дернулись, что-то хрупнуло в пояснице, а потом я снова оказалась ногами на земле. И лицом к… черному провалу тени под капюшоном. Только подбородок видно. И губы. Они двигались. Я улавливала тон, но не могла разобрать слов. Я была занята другим важным делом, кроме как слушать слова – вспоминала, как дышать.

Тяжелые руки легли на плечи, сжали, встряхнули и тут же отпустили.

Помогло. Смысл стал доходить одновременно с осознанием, что я фактически с голой грудью стою перед чужим, совершенно незнакомым мужчиной. Прикрываться было поздно, но руки все равно попытались стянуть края платья, чтобы спрятать непритязательный корсет и то, что он поддерживал.

– Вам понятно? – хрипловато произнесла тень в капюшоне.

Я на всякий случай кивнула.

Мужчина дернул плечом, резко развернулся и пошел прочь.

Громыхнуло. Залетевший выше обрыва порыв ветра сдул капюшон с головы незнакомца, но рука оказалась быстрее, потянув ткань обратно. Блеснул перстень-печатка с кроваво-красным рубином. А еще я успела разглядеть неприлично короткие волосы и частые белые пряди с правой стороны в густой темной шевелюре.

Вот и познакомились.

Лорд Алард Эдсель, позвольте представиться, я Элира Дашери, ваша… Кто? В объявлении было “помощница экономки”, а в контракте только “нанята в услужение” и список обязанностей. Кто же я?

Я все-таки не удержалась и сунулась посмотреть на куклу поближе. Выбралась из сада через повалившийся забор, прошла к спуску и, цепляясь за старую цепь, протянутую сквозь вбитые в камень скобы, дрожа коленками, одолела несколько метров ведущей к пляжу головоломной тропки. Присела и выглянула за край. Ветер тут же растрепал волосы и залепил выбившимися прядями лицо, но…

Пусто. Кукла исчезла. И голоса чаек пропали.

Конечно же, там была вовсе не кукла, девушка-служанка. Если была. А может, привиделось? Со мной случается. Думать об этом было слишком беспокойно и неуютно, но все равно думалось.

Откуда она могла быть, если была? Отсюда, из поместья, или из города? Я до сих пор не знала всех слуг в доме в лицо, так как они приходили в разные дни и время. Только нескольких горничных и служанок, убирающих комнаты и следящих за вещами хозяина и мадам. Многим было запрещено появляться в жилых комнатах, только на кухне и в хозяйственных коридорах, или в других подсобных помещениях, где они выполняли свою работу.

Глава 2

Неожиданно тепло было вспоминать свой приезд в этот дом. Лучше бы поспать. Но дождь все еще шел, пусть и не такой сильный, и пока он идет, я все равно не смогу уснуть.

Я жила в поместье уже неделю. Всего неделю, а казалось, что я пустила здесь корни, как вездесущие розы. И с момента моего приезда сегодняшняя весьма впечатляющая встреча в саду была первой встречей с тем, кто платит мне жалование. Очень даже недурное, если учесть, что я здесь на всем готовом. Мне даже два форменных платья выдали без вычета из будущего заработка. Весьма приличных и из хорошей ткани синего и персикового цвета. Довольно легкие, ведь здесь, в Статчене, бывает жарковато, но с закрытыми плечами. Мода в Готьере намного консервативнее имперской. И несмотря на курортную легкомысленность, обнаженные плечи даже на приемах здесь полагалось прикрывать кружевной или газовой накидкой, пелериной или платком. Не говоря уж о том, чтобы бегать с голыми плечами и руками днем. Но мне и не зачем было. Меня вполне устраивали закрытые руки, а плечи – особенно.

Думаю, выдать мне платья было инициативой Лексии. Она не преминула сунуть нос в мой гардероб и скорбно поджала губы, прямо как тогда, когда я попросила унести из спальни большое зеркало, что висело над туалетным столиком.

В первые дни я пыталась разведать о владельце поместья побольше. Мне было удивительно, что он не явился посмотреть на ту, что будет хозяйничать в его доме. Обычно представляли даже судомоек, чтоб те хотя бы в лицо работодателя знали, а тут вот так.

Да и женщина, сводящая доходы с расходами тоже удивительное явление.

– А чем он занимается? Откуда деньги? – допытывалась я.

– Не все ли равно? – мадам Дастин подняла голову от учетной книги. Серьезное лицо и чуть длинноватый острый нос придавал ей сходство с аистом.

Пришлось пожать плечами, изображая, что это не более, чем праздное любопытство. Знать, откуда доход, было для меня из той же серии, что и урок о привлекательности.

Собственно, странностей в доме, помимо озвученных, было с избытком. Взять хотя бы мои обязанности. Я накрывала стол в большой столовой на одного в одни и те же часы и уходила. Потом, через условленное время, возвращалась и уносила тарелки, независимо от того, ели из них или нет. Я разбирала и сортировала почту, раскладывая письма на разные подносы: приглашения на один, деловые предложения на другой и послания личного характера на третий. И так и оставляла все три подноса внизу в специальной нише на столике слева от входной двери. Нет, письма я не вскрывала. Для сортировки имелся занятный камень в подставке, к которому следовало поднести конверт.

Иногда я помогала мадам с подсчетами. Это она так называла наши посиделки за чаем и пирожными. Учетная книга тоже присутствовала. И даже однажды попробовала чай. После чего меня на весь вечер усадили за переписывание испорченных страниц с поплывшими чернилами. Мадам вслух разбирала записи, а я копировала.

Чуть позже я узнала, что земля, на которой располагается Статчен, принадлежит лорду Эдсель, и что он когда-то жил в городе, а потом выкупил поместье и перебрался сюда. Выходит, все собственники в Статчене платят аренду нелюдимому лорду. Отсюда и доход. Сейчас мне сложно было представить такую прорву денег, да и ни к чему.

Дождь продолжал шелестеть.

От воспоминаний о чае и захотелось есть. А я сегодня не ужинала. И тарелки из столовой не убрала. О мысли, что нужно покинуть убежище, спине сделалось зябко, но если оставить как есть, утром мадам первым делом спросит, почему. Не хотелось бы ей врать, сочиняя правдоподобную причину.

Я вздохнула. Хорошо, что вечером в доме никого. Слуги живут в деревне, а мадам принимает на ночь сонные капли и ее тараном не разбудишь. Значит, никто не будет крутить пальцем у виска, встретив в коридоре меня с пучком сушеной полыни на поясе. А еще хорошо, что дождь почти прошел и зеркал по пути в столовую нет. Вечерние отражения я особенно не жаловала. Имелось зеркало в нише в передней гостиной, но поддерживающая лестницу колонна надежно прятала полированное стекло с серебряной амальгамой.

Кажется, я осмелилась вдохнуть только когда оказалась в столовой. Там было светло. С почти очистившегося неба ярко светила луна и без стеснения заглядывала в высокие стрельчатые окна.

Еда под крышкой оказалась нетронутой. Остыла, конечно же, но все равно выглядела аппетитно: птичьи бедрышки в россыпи овощных ломтиков. Я сглотнула голодную слюну, воровато оглянулась. Все равно уносить…

– Отчего не присядете? – хрипловато раздалось позади.

Кусок встал поперек, надкушенное бедрышко плюхнулось на скатерть, отскочило от края стола и куда-то укатилось. Из глаз брызнули слезы. Едва сдерживая рвущийся наружу кашель, я схватила бокал с водой, торопливо глотнула, и снова – неудачно.

Ко мне шагнули и собранные щепотью твердые пальцы резко ткнули в спину между лопаток. На мгновение в груди сделалось тяжело, а потом я снова смогла дышать.

Видимо, сегодня судьбе угодно избавиться от меня, и она пытается сделать это любым способом.

Упасть с обрыва, угодить под грозу, подавиться…

Сгореть со стыда? Весьма вероятно, поскольку шаль, которой я все же прикрыла испорченный лиф платья, не став тратить время на переодевание, лежала на полу.

– Полагаю, это был мой ужин, – сказали за спиной.

Глава 3

Алард

Утром войдя в столовую лорд Эдсель застал там грозную тучу. Туча сидела за столом, накрытом, как водится, на одного, гневно сопела и перебирала пальцами сложенных на груди крест накрест рук. Губы были раздраженно поджаты, глаза – готовы метать молнии. Алард не особенно любил зрелища на голодный желудок, но тут уж с чем подали, с тем и вкушайте.

– Тетушка Лекс, – мужчина улыбнулся. Мадам Дастин давно уже была привычна к его виду без прикрас и попытки Аларда изображать приветливость ее не пугали.

– Недоброе утро? Плохо спали? Кухарка не доложила меда в чай, или мыши изгрызли в кладовой запас моркови на полгода вперед? – перебирал варианты Эдсель.

– Я категорически заявляю, что мне нужна помощница. Не так это и просто – управлять домом в нечеловеческих условиях.

– Нечеловеческих?

– Я устала следить за всем сама! – восклицала Лексия.

– Наймите еще служанок, – спокойно предложил лорд Эдсель. – В деревне, в городе.

– Мне не нужны новые служанки, Алард. Они путаются под ногами, не выполняют распоряжений, как следует и… – мадам Дастин набрала воздуха, чтобы продолжить, и не стала. Сдулась, будто шарик. Даже руки опустила на колени. Но возмущенно сопеть не прекратила.

Лорд Эдсель присел за стол и занялся тем, за чем пришел: принялся завтракать. Рассыпчатая каша, яйца, сыр, душистый хлеб с розмарином, прозрачные ломтики розовой ветчины, чай… Сегодня с жасмином и шиповником.

Солнце дробилось радужными бликами в узоре хрустального графина с водой, матово поблескивало на глазури тарелок, отбивалось блеклым золотом на глянцевых боках серебряных крышек. Тетушкино отражение в одной из них выглядело презанятно.

– И? – напомнил Эдсель отражению.

– Мне не нужны служанки, – твердо повторила Лексия. – Мне нужна помощница. Умная, спокойная и рассудительная особа приятной наружности, которая не будет меня раздражать.

– Вы забыли главное, – заметил Алард, отдавая должное чаю и поднимая взгляд на тетушку.

– Что именно? – тут же отозвалась она.

– Ваша кандидатка не должна раздражать меня. Вы знаете, что я не терплю в доме посторонних.

– Да, – как-то уж слишком покладисто и быстро согласилась мадам Дастин. – И это тоже.

– Тогда вам не повезло, уважаемая тетушка. Таких особ не существует.

– Вы ошибаетесь, Алард. Очень даже существуют. И она уже едет сюда из Равена.

– Вы внезапно овладели магией и покорили время, тетушка Лекс? Вы едва-едва получили мое согласие, как мало того, что подходящую девицу нашли, так еще и пригласили.

– Вовсе нет, что за глупости вы городите. Я еще неделю назад дала объявление в несколько газет. Мне прислали письма с рекомендациями. Я навела справки и выбрала.

– К чему тогда был пассаж о нечеловеческих условиях и требования, едва я сюда вошел?

– Просто чтобы вы были в курсе, – ответила мадам Дастин и посмотрела на Аларда уверенным взглядом честного человека, сделавшего все от него зависящее и даже больше.

Лорд Эдсель хмыкнул. Иногда он жалел, что Лексия не была ему матерью. А иногда радовался. Сейчас – радовался. Будь она его матерью и вздумай его женить, что рано или поздно начинают делать все матери на свете, подошла бы к делу с такой же деловитой основательностью.

– Равен в Ааронрийской империи, – упрекнул Эдсель. – Если вам местных было мало, в городе полно приезжих. К чему газеты?

– Приезжие все пройдохи, а местные из города тем более. Деревенские девицы годны только тарелки мыть, а мне нужна компания, чтоб было с кем новости обсудить или променад устроить. Плюс все то, что я уже раньше говорила.

Можно подумать, объявление в газете избавило бы от пройдох… Но Алард не стал говорить этого вслух, чтобы не огорчать тетушку, самоотверженно растившую его почти с пеленок. Он налил себе еще чаю и спросил о другом:

– И как вам удалось все провернуть в столь сжатые сроки?

– Магические вестники, дорогой мой Ларди, – снисходительно улыбаясь, проговорила мадам Дастин, – как же еще?

– И во сколько мне это обошлось? Решили перейти от давних угроз к действию и намереваетесь меня разорить?

– Вы не разоритесь, даже если мне вздумается отправить магические письма каждому жителю Готьеры и половине империи в придачу. Так что прекратите изображать скрягу. И смиритесь. Мисс Дашери скоро будет здесь, а я, наконец, обрету душевный покой.

– Вы смертельно больны? – лорд Эдсель уронил салфетку на пол и показным жестом схватился за грудь.

– Это жестокая и глупая шутка, – тут же завелась мадам Дастин, – недостойная…

– Недостойная, – с нарочито горестным вздохом согласился Алард. – Пирожное, тетушка Лекс?

Лексия подергала губами, но улыбка выбралась наружу, несмотря на все тетушкины ухищрения. Рука была протянута и благосклонно приняла тарелочку с пирожным.

Пирожное являлось для мадам Дастин еще одним подтверждением, что помощница необходима. Кухонная служанка продолжала оставлять десерт к чаю, хотя раз сто упоминалось этого не делать: лорд Эдсель не жалует сладкое. Лично Аларду было все равно. Да и десерт сегодня оказался кстати. Лексия часто сетовала на свои окружности и старательно ограничивала себя от подобной еды, но от угощения, предложенного воспитанником отказаться не могла. Отведав бисквит в пене взбитых сливок с засахаренными ягодами, мадам Дастин мгновенно подобрела и перестала сопеть.

Глава 4

Если окружить себя делами, переживать о пережитом будет некогда.

Я провела грозовую ночь так же, как прочие до нее. Какие-то были более спокойными, какие-то как эта, когда мне не удалось полностью отгородится от назойливого прошлого, и оно в очередной раз явилось взыскать за содеянное. Оно, он. Просто теперь я буду знать, что окошко в ванной тоже нужно проверять.

Мадам Дастин отметила утром и помятый вид, и запавшие от бессонной ночи глаза, но ни слова не сказала о неубранной со стола посуде и моей забытой там же шали. В столовой и правда был порядок, я просто отнесла туда завтрак, как обычно. Поглядывая на вход, поиска шаль, надеясь, что она лежит где-то на кресле. Но, наверное, служанка, что приходит рано утром протирать пыль и поливать цветы в больших вазах в простенках между окнами, все убрала. И посуду, и шаль. В первый день я еще ждала, что шаль мне вернут, но никто не пришел. И я немного тревожилась, а потом решила, что могу теперь позволить себе новую, и перестала.

Здесь как-то удивительно быстро забывались тревоги. Несмотря на рассказываемые о хозяине страшилки, в доме было спокойно. Или просто я привыкла, легко приняв предложенный ритм? Размеренный, неспешный.

С лордом Эдсель мы лично никак не пересекались. Иногда я видела его силуэт в саду или тень на балконе, не больше. В те моменты, когда он находился в холле или в столовой, шел в кабинет или в библиотеку, или к себе в комнату, я была чем-нибудь занята в другой части дома, или гуляла, или ездила с мадам на рынок.

Через день после моей злополучной бессонной ночи мы как раз отправились на рынок. Лексия оставила меня у экипажа, которым правил всегда будто спящий на ходу Ганц, а сама пошла в лавку бакалейщика, забрать заказ и обговорить новый. Я побродила рядом, потом для порядка сказала Ганцу, что отойду ненадолго и направилась к открытому прилавку, с которого торговали легкими платками и воздушными шалями. Выбор оказался неплох. Продавец сначала ждал, затем понял, что я никак не определюсь, и куда-то отлучился. Я же в раздумьях перебирала цветные, отороченные кружевом и целиком из него выполненные изделия местных и не только мастериц и не услышала, как сзади кто-то подошел.

– Вот эту, жемчужно-розовую, – раздался над моим плечом знакомый голос с хрипотцой.

Я вздрогнула от неожиданности, оступилась и наступила тому, кто стоял позади, на ногу. Дернулась, чтобы отойти, но он сделал то же самое. Жаль, сторону, куда отходить, мы выбрали одну.

Что же, теперь я точно знаю, что у Аларда Эдселя каменной твердости не только грудь, но и подбородок. Надеюсь, он не прикусил себе язык, потому как я – прикусила. И страдала сейчас не только от неловкости, но и от боли в затылке и на кончике языка. Может и к лучшему, меньше глупостей наговорю. Но извиняться все равно придется.

– Лорд Эдсель…

– Это мне кара за непрошеный совет, видимо, а вам за рассеянность.

– Добрый день. Извините.

– Вы за добрый день сейчас извиняетесь или за подбитую челюсть и отдавленную ногу?

Снова, как ночью в столовой, отчаянно захотелось зажмурится. Было ужасно стыдно. Когда я умудрилась сделаться такой неловкой?

– Я не извиняюсь. Я…

И косноязычной. И слова забываю. Очень вовремя…

– Однако. И не собираетесь?

– Собираюсь! – от отчаяния я недопустимо повысила голос и почувствовала, как щекам стало горячо.

– Тогда повернитесь, наконец, лицом, или думаете, что раскаяние на спине будет выглядеть выразительнее?

– Вы же против, чтобы на вас смотрели.

– Сейчас не против. Сейчас сюда половина рынка смотрит. Вас жалеют, восхищаются вашей стойкостью и немного завидуют, а на меня смотрят и гадают, я вас прямо тут целиком сожру или надкушу и утащу в омут порока и ужаса.

– И разврата, – ляпнула я. Оказывается, прикушенный язык еще не гарант того, что вы не наговорите глупостей.

– Повернитесь же. В конце концов это невежливо, говорить о разврате, повернушись спиной к собеседнику. Мне нужно понять, вы так шутите или это предложение?

– Это не предложение, это выражение такое. Говорят омут порока и разврата, – сказала я, поворачиваясь и продолжая краснеть, но нашла в себе смелость не только не зажмуриться, но и в глаза посмотреть, в лицо. Половину лица. Вторая оказалась скрыта гладкой белой маской с золотыми завитками узорами на щеке и вокруг прорези для глаза. Глаза были серые, светлые, и на фоне по большей части темных волос и тронутой загаром кожи, выглядели почти прозрачными и капельку жуткими.

Рубашка, светлый жилет и брюки, сапоги, плащ перекинут через согнутую в локте руку… Сегодня жарко с самого утра. Мне просто жарко, платье темное, вот лицо и полыхает, а вовсе не от того, что…

Сожрет или утащит в омут… О чем я думаю?..

– Извините мне мою неловкость, лорд Эдсель, я пойду.

– Извиняю. Идите. А как же шаль или платок? Вы ведь хотели.

– Перехотела.

– Зря, вы, кажется, обгорели на солнце. Лицо и кончики ушей. И вы меня извините, мне следовало обозначить свое присутствие прежде, чем давать советы.

Я присела в книксене и поспешила обратно к экипажу.

Глава 5

Попеняв себе за подслушивание, я вернулась в кухню, ноги сами принесли, и попала к разгару внушения.

Внушала мадам Дастин, внимали речам девушки-горничные в количестве трех слегка удрученных и слегка испуганных персон. Кухарка и ее помощница пристроились на табуретках у разделочного стола и тоже внимали, хотя Лексия говорила для горничных.

– Это совершенно недопустимо. Вас взяли в приличное место, платят более чем приличное жалование и не заставляют трудится от рассвета до полуночи не для того, чтобы вы пересказывали здесь гнусные сплетни и, тем более, добавляли к ним собственные, не слишком разумные размышления, коими, я уверена, не преминете поделиться за пределами поместья. Так я вам напомню об условиях контракта, где красными чернилами выделен пункт, касающийся излишней болтовни. Немедленное прекращение всяких отношений без оплаты, даже если вы отработали полные две недели, и штраф, если не отработали.

Сурово, однако. В моем собственном контракте тоже был подобный пункт, правда, без красных чернил и штрафов. Но в стандартных контрактах служащих, так или иначе приближенных к личной жизни хозяев, личных горничных, дворецких, гувернеров, воспитателей и наперсниц, он есть в обязательном порядке. Я догадывалась, что прочие слуги тоже предупреждаются о недопустимости болтовни, но чтоб вот так, совсем без жалования, да еще и с взысканиями. Впрочем, о чем я? Взять хотя бы строго выверенный график перемещений по дому, чтобы, как мне было сказано, не нарушать покой лорда Эдселя.

– И это вам еще повезло, – продолжала Лексия, возмущенно взмахивая рукой, – что Камие одернула вас до того, как я услышала все, что вы собирались сказать. Удивительно удачно мне пришла в голову мысль пойти проверить, чем так долго можно заниматься на заднем дворе всем сразу, когда развесить белье был отправлена лишь одна из вас. Не терпелось вместе с простынями просушить на ветру ваши болтливые языки? Похоже, это все от излишка свободного времени. Так в погребе с овощами есть куда руки приложить. Камие не помешает помощь, а вам пойдет на пользу немного грязной работы, раз вы не цените ту, что у вас уже есть.

Невысокая пухленькая помощница кухарки, она же Камие, в обязанности которой входила чистка овощей, мытье посуды и прочая не слишком приятная работа на кухне и не только, прятала глаза в пол. Кажется, кое у кого мгновенно поубавилось подруг.

– А если вас перестало что-то устраивать, всегда можно подойти ко мне и сообщить лично. Условия досрочного разрыва контракта тоже оговорены на весьма доступном пониманию языке. Итак?

– Прошу прощения, мадам Дастин, – произнесла светловолосая, чуть постарше прочих, девушка. – Подобного больше не повторится.

Остальные вразнобой тоже принялись просить прощения. Теперь была очередь Лексии внимать.

– К наказанию приступите, когда закончите с обязательными поручениями. Свободны, – строго сказала она.

Горничные, не скрывая вздохов облегчения, выпорхнули, а мадам, мазнув по мне все еще возмущенным взором, повернулась к кухарке.

– Простите уважаемая Рин, что устроила разнос в вашем царстве. Делать это посреди двора было неуместно, а до своего кабинета я просто не выдержала.

– Ничего, ничего, мадам Дастин. Никогда не лишне напомнить о правилах, хоть себе, хоть окружающим, коль у них память короче языка. Чаю с ромашкой? И, может, пирожка?

– С удовольствием, – согласилась Лексия. – И вы Элира, присядьте. Вы какая-то бледненькая, вам чай с ромашкой тоже на пользу будет. Что-то случилось в столовой? Вас долго не было.

– К его светлости приходил господин Лансерт. Я вошла в разгар беседы. Немного неловко, что я помешала, но ждать в коридоре и слушать – было еще более неловко. Господин Лансерт поинтересовался, откуда я. Пришлось отвечать, ведь он, как я поняла, начальник местной жандармерии.

Сказала не всю правду или почти соврала? Или “почти” не считается? Я ведь не знала, в курсе ли Лексия, что у лорда Эдселя гость, а если она в курсе, умалчивание выглядело бы некрасиво. Особенно на фоне только что состоявшегося разноса.

Чаю мне не слишком хотелось, но я все равно составила мадам Дастин компанию. А потом отправилась обратно в столовую. У меня ведь тоже есть обязанности.

Убрав посуду, я села за разбор писем.

Корреспонденция, отправляемая магическими вестниками скапливалась в специальном ящике. Для не слишком общительного человека, ведущего довольно замкнутую жизнь, лорд Эдсель получал вполне приличное количество писем. Большую часть составляла деловая переписка, но попадались послания явно интимного характера. Отличить их от прочих было легко и без распределяющего кристалла: бумага нежных оттенков, лента с романтичным закрепом или цветной сургуч, вместо скучного красно-коричневого и легкий флер духов.

Воображение рисовало смутные образы великосветских красавиц, разряженных в шелка и бархат, изящных и утонченных, и строгий силуэт хозяина дома, поддерживающего эти эфемерные создания под локоток или ведущего в танце. Зависть – дурное чувство. Я скучала по развлечениям, что греха таить. Раньше, давно, мне нравились танцы и внимание. Я любила и умела танцевать и бывала на балах и приемах так часто, как позволяли родители, а потом меня заметили и выделили среди других молодых девушек и все прекратилось. Не сразу, но очень быстро.

Вызвавшее сонм одновременно приятных и неприятных воспоминаний письмо я поднесла к распределяющему артефакту только потому, что так было оговорено правилами. И удивилась, что кристалл отметил его как важное, хотя все прочие послания подобного толка до этого момента отправлялись на третий поднос. У моего удивления был странный привкус. Неприятный. Будто я имею какое-то право на толику внимания лорда Эдселя, а меня вот прямо сейчас собираются его лишить. Во всем виноваты столкновения, не иначе. Было много проще если бы мы вообще не виделись, как в те дни, когда я только приехала в поместье.

Глава 6

Алард

В тот грозовой вечер, когда мисс Дашери едва не свалилась в пропасть, Алард заметил тело на тропе и спустился убрать его, чтобы избавить себя от очередной порции слухов. Приблизившись к мертвой девушке он уловил ту самую нотку горечи, но решил, что померещилось. Из-за недавнего контакта с непосредственным источником, Элирой, испугавшейся так, что, похоже, едва вспомнила, как дышать. Белеющий в сумерках лик, алый овал приоткрытого рта, распахнутые колодцами глаза, разошедшееся платье, край корсета, тисками сдавивший грудь, и запах-дурман.

Отнести несчастную служанку в скалы оказалось минутным делом, а запутавшаяся в волосах запонка… Пришлось для начала сдвинуть погибшую к самому краю тропы, чтобы было удобнее схватить. Скорее всего, именно в этот момент аксессуар покинул манжету. Прикасаться к тяжелому обмякшему телу руками было неприятно, в прочем виде – хотелось быстрее отделаться от обузы, и прозванный Ножами участок берега казался лучшим местом. Придет прилив и следов не останется. Но остались.

Лансу он признался еще по дороге в город. Увидел, решил, что подумают на него, и спрятал. Без подробностей. Но Раману их хотелось, и шеф жандармерии не нашел ничего лучше, чем устроить экскурсию в мертвецкую, дабы попытаться пробудить в Аларде совесть. Сам сказал. Но чтобы пробудить что-нибудь в мертвецкой нужно быть некромантом, а у Эдселя совсем другие способности.

– Считаешь, что поступаешь верно? – спросил Алард, оглядывая довольно просторное подвальное помещение. Окрашенные белым стены, такие же белые глухие шкафы. Окна почти под потолком, но светло. Холодно, будто не лето на дворе. В центре – два узких стола, на которых, надо полагать, жертвы, накрытые простынями.

– Не уверен, что совсем уж верно, но мне нужно с кем-то говорить. Диалог с самим собой не так продуктивен, – ответил Ланс, прошел между столов и поочередно сдернул простыни, наполовину открывая тела, развернулся и стал в изголовье.

– У тебя в подчинении с полсотни жандармов, – напомнил Эдсель.

– Да-да, а можно еще выйти на площадь и поорать, что я понятия не имею, что происходит.

– Так решили уже, что это я, – не удержался от шпильки Алард. Мертвые девушки в грубых длинных рубашках не то зрелище, которое захочется лицезреть с утра, да и в прочее время суток. Плюс, у него имелись все основания окончательно лишить Ланса настроения в отместку за испорченный за завтраком десерт.

– Не передергивай, – скривился тот. – Я в праве обвинить тебя за то, что ты спрятал бедняжку в скалах вместо того, чтобы как честный человек просто сообщить о случившемся. Если бы ты не влез, можно было списать на несчастный случай. Два несчастных случая. Теперь и во второй не поверят.

Эдсель и сам понимал, что поступил как полный болван. А все запах. Перестал казаться навязчивым, но никуда не делся. Самое неприятное, что хотелось скорее вернуться обратно в дом и снова ощутить его в полной мере.

Вторую жертву нашли на окраине Статчена. Судя по рассказу Ланса, это было даже красиво: бледное лицо и руки среди маков и диких пионов, запутавшиеся в темных волосах лепестки и трава. Алард помнил ее, видел в доме, как и ту первую, что помогала тетушке устроить Элиру и по просьбе мисс Дашери убрала зеркало из комнаты внизу. Первая была красивой, вторая – милой, но простоватой.

От этой, второй, все еще пахло смесью горечи и ветра. Едва уловимо. И Эдселя внезапно накрыла волна раздражения. Запах не принадлежал мертвой девушке, и слышать его на ней было неприятно. И видеть тонкую шерстяную шаль, которая погибшей тоже не принадлежала. Лежала рядом с ней на столе поверх стопки с одеждой.

– Что сказал целитель? – сухо спросил Алард, борясь с желанием подойти к и забрать шаль.

– Перестали дышать. Сами. А что скажешь ты? – длинные пальцы Ланса с ухоженными ногтями с мерзким звуком постукивали по краю стола.

– Они милые, но живые намного интереснее, даже когда раздражают.

– А что ты скажешь на это? – Лансерт подошел ближе к столу, на котором лежала вторая жертва, и рывком приподнял тело, поворачивая девушку на бок.

Рубашка на спине разошлась, по светлой коже между лопаток извивался изломанными черными линиями абрис молнии, как растущее из основания шеи экзотическое дерево. Будто затянутое тучами грозовое небо вывернули наизнанку, зеркально отразив цвета.

У первой жертвы рисунок тянулся от подмышки до бедра.

– Красиво, – прокомментировал Алард.

– Что это?! – чуть повысив голос и явно теряя терпение, спросил Ланс. – По тебе видно, что ты знаешь. Какое-то проклятие?

– Молния. Даже не очень сильная. Большинство выживает.

– Молния? – повторил Лансерт, глядя исподлобья и снова принялся мерзко постучать кончиками ногтей по столу, будто специально, будто мало Аларду утренних впечатлений, мертвецкой, гадкого звука, украденного запаха, еще чуть влажноватого мундира Ланса и рук, которыми он сейчас так равнодушно прикасался к мертвым девицам, а до этого… Абсурд, какая разница, когда и кого он этими руками держал. И где. Но реакция тетушкиной помощницы на его слова и правда была ненормальной: шок и обморок. Недолгий. Еще бы… После графина с водой. Стакан был пуст… не чаем же было плескать?

– Молния. Одна до грозы, а вторая сильно после? – с сомнением проговорил Ланс.

Глава 7

Элира

Гроза так и не пришла, несмотря на все ожидания, ломоту в костях у Рин и ледяные порывы ветра, пронизывающие до дна души и оставляющие после себя гнетущую пустоту, которая тут же наполнилась тоской и жгучим желанием бежать прочь не разбирая куда. Туча, черная и страшная, висела над морем. В ее утробе полыхало зарницами, будто свет мира пытался прорваться наружу и не мог преодолеть клубящийся мрак. Море ярилось. Волны перекатывались горбами и неистово бились о пляж, расшибаясь в пену и брызги, долетающие, казалось, до края обрыва. Да, я снова сюда пришла. Не знаю, зачем. Чтобы смотреть, как бьется внизу разъяренная вода, вздрагивать от глухих раскатов внутри низких, нависших над морем облаков и жутковатых сине-зеленых вспышек молний, запертых в тяжелой, набрякшей влагой утробе.

Ветер стегал прядями по глазам, словно отваживал, просил – не смотри. Мне виделся в свете зарниц и тенях разгневанный женский лик с раззявленным в крике ртом, как у той мертвой девушки на тропе, и чудилось, что гнев небесной девы направлен на меня. Как взгляд, зыбкое ощущение от которого ветер то и дело нервно стряхивал с моей спины, но тот, упрямый, возвращался.

Я боялась и ждала грозы больше прочих, наверное. А сбежав, наконец, в дом, первым проверила на надежность окошко в ванной. То самое, что так подвело меня в прошлый раз. Пришлось ослабить защиту вокруг постели и отжалеть один из обережных пучков. В Статчене имелась и аптекарская лавка, и травник, который бывал на рынке со своей тележкой, когда выбирался в город. Но Рин уверяла, что проще найти его, спустившись в деревню.

Тот оберег из полыни, что остался когда-то в столовой, запасной, сейчас бы как раз пригодился. Теперь мне его не хватало.

Ведьма в обители учила понятно и на совесть, отчего-то особенно выделяя меня среди других своих случайных учениц. Возможно потому, что возилась со мной дольше прочих. Подобрала меня, полубезумное, почти ничего не соображающее беспамятное существо, бредшее непонятно куда и свалившееся в изнеможении у ограды.

– Кто ты? – спрашивала она, присев рядом в пыль в своем чистом, пахнущим цветочным мылом и терпкой травой платье.

– Кто ты, кто ты, – бормотала я, не зная слов, кроме тех, что только что прозвучали, с удивлением разглядывая свои белые, упирающиеся в блеклую траву обочины, руки, на которых цвели яркие мазки, не сходившие неделями: синие, пурпурные, желтовато-зеленые.

– Я Лиана, а ты?

– Я… я чудовище, – и потянулась к лицу рукой.

Пальцы помнили шрам, что вздергивал бровь, и другой, на щеке, похожий на звезду. Помнили ноющую боль от цветных рисунков на скулах, припухшие губы в стрелках лопнувшей кожицы. Подбородок, испачканный красным. Красное стынет и стягивает кожу там, где попало – на шее и груди. На пальцах теперь тоже есть. Я улыбалась, и свежее алое сочилось поверх застывшего.

– Я – чудовище.

– Это еще как посмотреть, – задумчиво произнесла та, что назвалась Лианой, – идем, – протянула руку, заставляя меня подняться, – я как раз думала завести себе парочку чуд, но думаю, обойдусь одним.

Обитель не была обителью в прямом смысле, просто лечебница для бедняков на окраине, существовавшая на благотворительные средства. Работницы, целительницы, травницы и их помощницы жили тут же. В высшем свете было принято что-то куда-то жертвовать и хвалиться тем, что радеют и заботятся, но сами жертвователи тут никогда лично не появлялись. Разве что имперский ревизор, скрупулезно сверяющий расходные ведомости и дотошно просматривающий каждую бумажку, чтобы потом отчитаться кому-то выше, что королевская дотация дошла до тех, кому предназначалась.

Я провела там несколько лет, став другой. Мое лицо тоже теперь выглядело немного иначе, чем я помнила, и уж точно совсем не походило на то, что я иногда ловила в зеркале.

– А и не смотри, – поучала Лиана, – и оно на тебя смотреть не будет. Поживите пока так, наособицу.

Я не совсем ее понимала, но привыкла избегать зеркал. А прятаться от дождя меня научили. Она же и научила.

– От этой беды не избавлю, но как уберечься – покажу.

И показала травы и как их сочетать, как выбрать те, что сильнее, как складывать в рисунок, чтобы тот, кто сделал из меня чудовище, новую меня не разглядел.

– Поздняя ты. Многое уже не сумеешь, – покачивала головой ведьма Лиана, которая ведьмой совсем не была.

Благодаря ей, я знала, как заново выстроить рисунок, сузив обережный круг, но это значило, что если мой страх преодолеет первый барьер и шагнет ко второму, он будет очень близко. На расстоянии вытянутой руки. Ничего. Переживу. Не в первый раз.

В его первое появление у меня не было вообще никакой защиты, и он едва не отнял у меня то жалкое подобие жизни, что мне такой ценой удалось отвоевать. Но зато я узнала, что бояться теперь нужно не только себя.

Застиг в огороде, куда меня отправили за зеленью к ужину. Под внезапным вечерним ливнем, хлынувшим из неказистой тучки, до последнего прикидывающейся безобидным облаком. И когда вокруг заплясала вода – он пришел.

– Вот ты где, моя малышка, моя Эли. Сбежала. Хочешь поиграть? – ласковый, до дрожи в коленях, до немого горла и звона в ушах.

Мой прекрасный нареченный, мертвый, но живой. Вода, пламя и голос.

Глава 8

Ночь прошла беспокойно. Не дождавшись дождя, я уснула, свернувшись клубком на постели и, должно быть, замерзла, потому что снился сад, засыпанный снегом, поникшие под его тяжестью розовые бутоны, продрогшие деревья и съежившиеся листья, дорожка, будто посыпанные блестящей пудрой и я на ней босиком в ночной сорочке с открытыми плечами, каких у меня не водилось, а на плечах – чьи-то теплые руки.

Я закрыла глаза во сне, и мне грезилась танцующая над водой цапля и взгляд сквозь пронизанное светом стекло гостинной. Плечам было тепло, но я помнила, что стою на снегу босиком и ничего этого на самом деле нет. Тогда теплые руки соскользнули с плеч, и я, вздрогнув, проснулась, а бросив взгляд в окно, впопыхах оделась и выбежала наружу.

В саду и правда будто снег выпал. Розовый. Всех возможных оттенков розового. Другие цвета жалко проигрывали.

Ветер вчера вечером и ночью метался с такой силой, что все под ногами устилали цветочные лепестки. Они ровным слоем лежали на дорожках, набились в завитки низких ажурных изгородей, пологими горками скатывались с поребриков и ступеней крыльца, неподвижно покоились махровым покрывалом в чаше фонтана. А фонтанная дева принарядилась и перестала хмуриться.

Я не смогла удержаться и спустилась. Ноги тут же утонули. Сколько же здесь на самом деле роз… Было.

Словно в продолжающемся сне побрела вдоль лишенных бутонов кустов, взбивая ногами осыпавшиеся лепестки, пахнущие влажно и сладко, как старое ягодное вино. Представила, как Ганц сгребает цветочное море деревянными граблями в кучи, будто листья осенью, а мадам бранится и велит не грести с травой и мусором, потому что ей придумалось сделать розовое варенье.

– Доброе утро, Элира. Не боитесь простудиться? – спросила тень у беседки, разом вернув меня из фантазий. – Здесь прохладно, а вы без… в легком платье.

– Не волнуйтесь, лорд Эдсель, вам не придется тратиться на целителя, я ответила прежде, чем подумала.

– Можно было просто сказать “доброе утро”, – отозвался голос.

– Вот именно, – поддакнула я, пристально разглядывая тень. – Можно было просто сказать “доброе утро”.

Я вела себя недопустимо. Выскочила с неубранными волосами, с наверняка мятым после странных снов лицом, грублю. Тоже наверняка.

Раскатистое “рра” в моем имени заставила поежится, едва он заговорил, но причиной была вовсе не утренняя свежесть.

Маг, эльф или… О! Это было бы поистине злой шуткой.

Что ему стоило промолчать? Или так претит, что я не прихватила на спонтанную прогулку его совершенно неуместный подарок. И вообще, что он тут делает в такую несусветную рань. По моим ощущениям, до приготовлений к завтраку еще несколько часов, и даже Рин еще спит. Тоже, как восторженная барышня, помчался любоваться на розовый снег?

– Что вы делаете здесь в такую несусветную рань?

– Гуляю, как видите.

Озвучивать мне же мои же мысли о нем же – вот где истинное коварство, а подкрадываться с внезапными разговорами из тени, просто мелкая пакость. Хорошо, что сам Алард Эдсель об этом не знает. Тут же представила, как хозяин дома в своем неизменном плаще и маске крадется в сад, чтобы караулить служанок и пугать, заговаривая с ними из тени. Картинка вышла гротескной. Губы решили, что самое время попрактиковаться в улыбках. Это все странные сны.

– И судя по направлению, гуляете тайком в ту часть сада, куда я прямо запретил соваться одной, – укорил голос.

– А не одной можно?

Меня разглядывали. Пристально. Мне даже щекотно стало. И мне это… нравилось.

– Не одной – можно, – выдержав паузу, ответил Эдсель

– Тогда попрошу Ганца меня проводить. Прямо сейчас. К обеду дойдем.

Это была наглость чистой воды. Просто все вокруг выглядело таким нереальным, что меня не отпускало ощущение продолжающегося сна. Но щипать себя за руки, чтобы проснуться, я не стала.

– Ганцу сейчас предстоит невероятно сложный выбор: найти в сарае с садовым инвентарем грабли пошире или оставить это розовое безобразие как есть, надеясь, что оно само куда-нибудь денется. Так что для начала вы как минимум до обеда его прождете, потом пару часов будете объяснять, что от него требуется, и, возможно, к ночи как раз догуляете.

– Вы шутите, – с удивлением отметила я.

– Никаких шуток. Я вполне серьезно предлагаю свою кандидатуру в качестве провожатого, – тень шевельнулась от нее отделилась фигура в плаще и шагнула на освещенный робким утренним солнцем участок лужайки.

Безжалостно разбрасывая лепестки мысками сапог, Эдсель приблизился. Видимо, он в саду довольно долго – кончики волос стали влажными и похожими на колкие шипы нагло вылезшей на дорожку декоративной айвы. Здесь розовые лепестки густо перемешались с алыми, и Эдсель сейчас как раз стоял на этом красном пятне. В своем темном плаще и серебрящимися в волосах нитями хозяин поместья походил на дух возмездия по поверьям являющийся преступникам на рассвете перед казнью. Что же… Я заслужила.

Мне показалось, что Эдсель сейчас локоть предложит, но он не стал, потому я немного расслабилась и спросила:

– Зачем вам это?

– Понятия не имею. Но был еще вариант не окликать вас, позволить пойти, куда вы так рвались, а потом наябедничать Лексии, чтобы вы получили взыскание.

Глава 9

Прошло несколько дней после утренней прогулки в саду. Лепестки убрали. Лексия нанимала рабочих в деревне, и те не только избавили сад от опада, но и навели подобие порядка в той его части, что граничила с въездными воротами и “лицом” дома. Разлапистые кусты и мохнатые туи приобрели форму, часть деревьев лишилась старых ветвей с бородами вьюнов, лужайку подстригли, а подъездную дорожку посыпали свежим красноватым гравием. Даже фонтан почистили. Но вода в нем все равно оставалась темной. Из-за камня, которым было выложено дно. Фонтанной деве замазали трещины, выбрали листья и лепестки из мраморных волос, и она из хмурой превратилась в удивленную.

Лексия командовала прибылым воинством садового порядка как генерал на параде. Я какое-то время провела с ней и видела, как старый Ганц с огромными, но, видимо, легкими граблями возится чуть поодаль и шевелит губами, ворча на пришельцев, нарушающих дикое очарование, которое он так лелеял и оберегал.

В эти несколько дней я делала все, чтобы даже случайно не попасться на глаза хозяину дома. Таскалась хвостиком за мадам Дастин, напрашиваясь на поручения, и даже в удовольствие помогала Рин на кухне. Ничего серьезного она мне, конечно же, не поручала, но почистить орехи или растереть в ступке приправу могла даже такая, по кухаркиному мнению, далекая от готовки особа как я. Во время этих немудреных дел я разузнала о травнике подробнее. После чего получила инструкцию, как найти деревню, потом уверение, что лучше пойти туда с одной из служанок, и не лишенный разумности совет сначала посетить доктора в городе, если меня что-то беспокоит.

– У него девочка в помощницах, так что конфуза не будет, если у вас деликатная проблема женского характера.

Да, проблемы имелись, но вряд ли доктор, даже с помощницей, в силах были мне помочь.

После выполнения всех дел я пряталась в гостиной с бирюзовым диваном или у себя в комнате. В библиотеку и сад вообще перестала выбираться, обходилась теми книгами, что есть, и открывала окно, чтобы в комнату свежий влажноватый и сладкий от цветов воздух.

Единственно, я была полностью открыта в те моменты, когда возилась внизу с письмами. Я стала догадываться, кому принадлежал взгляд, который я чувствовала, работая с распределяющим кристаллом. Удивлялась этому и понимала, что правильно сделала, решив ограничить свои контакты с лордом Эдселем. Он мой работодатель, я прислуга. Точка.

Именно точки меня и озадачили, когда я, выждав положенное время и едва не крадучись, как воришка, утащила из столовой посуду после завтрака, после чего, так же озираясь, отправилась за свой столик в нише у входной двери.

Все было как всегда. Предметы на столе лежали в так, как я их оставила, и стул был на месте, разве что почти стершиеся метки, что я рисовала на полу и всякий раз собиралась обновить, были четкими. Я бы даже сказала – вопиюще четкими, будто намекали, что моя странность выставлять стул в строго определенном положении замечена.

Я просто запретила себе раздумывать над тем, чьи руки возились тут с мелом, уселась за стол, сняла крышку с кристалла и придвинула его поближе к себе. Расставила слева три круглых подноса с разным орнаментом по краю, открыла приемный ящик магпочты, достала письма – сегодня меньше десятка – и задвинула емкость обратно.

Почти в это самое мгновение внутри устройства раздался хлопок. Следом тихий мелодичный треньк возвестил о доставке нового послания. И одновременно с этим со мной заговорили, будто владельца голоса тоже магическим вестником доставили, потому что я совершенно не слышала, когда и откуда он успел появиться. Не под лестницей же, где была оборудована гардеробная для гостей, прятался? Когда я вышла сюда из коридора, холл был абсолютно пуст. А так же лестница и балкон над ней. Там я, оглядываясь, проверила несколько раз.

– Чем вам так не угодили зеркала, мисс Дашери? – поинтересовался Алард Эдсель. – Вы зачем-то дали обет не смотреть в зеркало или таким образом боретесь с пороком тщеславия? Даже в вашей комнате ни одного нет. Разве что то странное приспособление, круг из полированной меди на подставке на вашем туалетном столике, служит в качестве зеркала.

Я сначала собиралась встать и поздороваться, но теперь… Эдсель положил руки на спинку стула так, что стоит мне шевельнуться, чтобы подняться из-за стола, костяшки наверняка упрутся в лопатки. Но возмущаться можно и сидя.

– Вы были в моей комнате…

– Это вообще-то мой дом, – свысока. Во всех смыслах.

– …в мое отсутствие!

– В вашем присутствии быть там было бы губительно для вашей же репутации.

– А так вы подпортили свою.

– Испортить мою репутацию весьма проблематично – у меня ее практически нет.

– Как и чувства такта.

– Кто бы говорил. Я снова беседую с вашей спиной.

Я демонстративно встала. Не касаясь его рук. Чуть сдвинула стул, хоть Эдсель и удерживал его на месте. Чудовище в краешке зеркала замерло в предвкушении. Я чуть прикрыла глаза и решительно повернулась к бесцеремонному провокатору.

– Для того, чтобы при разговоре видеть лицо собеседника, достаточно начать подходить к собеседнику со стороны лица, а не з… спины.

На нем была другая маска, серая, с инкрустацией из мелких прозрачных камней вокруг области глаз, напоминающая языки серебряного пламени. Затененные зрачки казались такими же камнями, только крупнее. Из-под маски выглядывал кончик носа, изуродованная щека скрывалась полностью. Губы… губы вздрагивали.

Глава 10

В лавке, где торговали тканями, мадам Дастин, очевидно, была постоянной и обожаемой клиенткой, поскольку хозяин вышел лично и лично же проводил в приватную комнату. Там нам были предложены легкие закуски, розовый лимонад со льдом, холодный травяной чай и кларет. Лексия снизошла к последнему, я ограничилась лимонадом. От чего-то крепче кваса мне тут же становилось дурно, к тому же я так до сих пор и не удосужилась познакомиться с уникальным местным напитком. Вкус оказался странноватым, как всякий впервые попробованный незнакомый продукт.

Мы угощались, торговец разливался соловьем и капельку лебезил, а его помощники уже несли в комнату и расстилали на демонстрационном столике образцы обивочных тканей. Отведавшая кларета Лексия сделалась мягкой и уступчивой, улыбалась, но как ни старался хозяин лавки, заказала только то, за чем приехала, и именно в тех количествах, в каких собиралась. Видимо, в скором времени полюбившийся мне старый диван в полупустой гостиной за холлом перестанет быть бирюзовым.

Когда мы выходили, я на всякий случай предложила мадам Дастин руку, и она ее приняла. Шагала важно и загадочно улыбалась собственным мыслям. Ее глаза поблескивали, будто она задумала какую-то шутку и ждет удобного момента.

Преодолев несколько метров тротуара, мы вернулись к месту, где оставили экипаж. Мадам тут же посетовала на отсутствие скамеек. Можно было бы сесть в коляску, но Лексия хотела проследить, как один из служащих складывает в багажный ящик рулоны тканей, которые другой подвез следом за нами на тележке. Я стояла рядом и смотрела на покачивающиеся головки еще не распустившихся роз и оставшиеся без лепестков соцветия. Даже здесь, в центре, роз было невероятно много. И деревьев. Но роз – больше.

– Он хороший мальчик, только не слишком общительный из-за своего физического недуга, – вдруг заговорила мадам, коснувшись моей руки и догадаться, о ком она, было не сложно. – Не любит больших компаний. Но раз в три месяца мы устраиваем прием. Так положено. Чтоб совсем уж дикими не прослыть. О нем чего только не говорят…

Служащие с тележкой ушли, получив монетку за помощь, и рука Лексии сжала мою.

– Это все невероятное, трагичное и страшное стечение обстоятельств…

Мадам отводила глаза, но все равно возвращалась ко мне, часто дыша, будто слова, что она таила очень давно, внезапно потребовали выхода. Ее голос звучал тише, чем прежде, и я сократила расстояние между нами, накрыв руку Лексии своей. Иногда все, что нужно для душевного равновесия – несколько слов, сказанных кому-то не слишком близкому вот так, на улице.

– Обе его невесты погибли фактически у него на глазах, но не эти смерти сделали Аларда таким… осторожным к людям. Их было трое, девушек. Его первая любимая… Они были очень молоды и несдержанны. Он сделал ее женой прежде, чем назвал невестой. Вы ведь понимаете, да? Никто так и не знает доподлинно, что произошло. Они возвращались с морской прогулки, когда налетела буря. Паром затонул. Ларди единственный выжил. Его нашли сидящим на пляже в полной прострации, повторяющего, что он – убийца и чудовище.

Я не могла не среагировать на последние слова, они были и обо мне тоже. Не знаю, как Лексия восприняла мою реакцию и что подумала, однако я знаю точно, даже не будь сегодняшнего кларета, она все равно сказала бы мне, может не в этот день, в другой, позже. Чужие тайны хранить сложнее своих.

– С этого начались слухи и домыслы, – выдохнув, продолжила Лексия. – Оставшись один, Алард продал дом в городе и купил это поместье. Если пройти вглубь сада, к самому обрыву, как раз напротив будет то самое место, где все случилось. Только вы не ходите. Там обвалы бывают. Я вам, кажется, не сказала раньше. Так что, если он иногда с вами резок… – мадам Дастин качнула головой и забрала руку. – Постарайтесь не думать о нем дурно.

Тиран, самодур, скряга, убийца и чудовище…

– Я… Хорошо. И я не имею обыкновения думать дурно о людях без веских оснований, – сказала я и обнаружила в тени розового куста наблюдателя.

Поняв, что замечен, небрежно элегантный шеф жандармерии Статчена ослепительно улыбнулся. И хоть я не доверяю красавцам, противостоять очарованию этого конкретного, обладающего вкрадчиво-кошачьим голосом, было довольно сложно.

– Доброго дня, дамы, – Ланс, неслышно ступая, подобрался поближе.

– О! Милый Раман! – воскликнула мадам Дастин, и улыбка Лансерта приобрела оттенок акульего оскала. Ему собственное имя не нравится?

– Вы нас поджидаете? – горлицей ворковала Лексия.

– Заметил знакомый экипаж, лошадку и девушк… девушек, – поправившись, муркнул Ланс и чмокнул мадам ручку. Я, по счастью, этой части ритуала приветствия избежала, вовремя отгородившись от Лансерта экономкой.

– Вы уже закончили ваши дела, душечка Лексия? – поинтересовался он у мадам, но смотрел, по большей части на меня.

– Не совсем. Я как раз думала, что мне нужно забежать кое-куда, где молодым леди бывать рановато, – улыбаясь проговорила мадам Дастин и озадачила не только меня, но и Лансерта.

– Это куда же? – спросил он.

– В лекарскую лавку, – хлопнула ресницами Лексия и вид у нее при том был такой, словно она на свидание собралась. Она коснулась манжета, где, как я знала, прятался конвертик.

– Тогда очень удачно, что я вас встретил, мисс Дашери не будет скучать в ваше отсутствие. Чуть дальше есть небольшое милое кафе, не против, если мы подождем вас там?

Глава 11

Последовавшие дни были так похожи на те, что я провела в поместье в самом начале своего приезда, что мне начинало казаться, будто время не только остановилось, но и бросилось вспять. С небольшой разницей: в гостиной, где я привыкла прятаться, добавилось мебели, и оттуда, еще из столовой, да и по дому вообще, стали чаще слышатся голоса и смех. Как сейчас. Лексия и Орвиг.

Глядя на них можно было бы решить, что раньше они были парой и до сих пор сохранили тепло. Может и так, не мне судить, но однозначно и точно их связывало нечто большее, чем телесная близость или старые чувства – общая тайна. Она, вернее он, словно стал призраком в собственном доме. Не зря я вспомнила первые дни здесь.

Мой же личный распорядок ни капли не изменился. Значит ли это, что Алард Эдсель сам делал так, чтобы мы сталкивались, и стоило ему перестать, как все вернулось в прежнюю колею?

Писем стало меньше, и я тянула с ними, как могла. Подносила конверты к кристаллу на подставке по два раза, раскладывала из них пасьянсы или сидела за столом и возила самописцем по бумаге, стопку которой нашла в одном из ящиков, рисуя плетистые розы, профили, птиц с вычурными хвостами или тренируясь в каллиграфии, которую терпеть не могла в детстве. Ждала ощущения взгляда, что коснется плеч и шеи, как мягкое жемчужно-розовое кружево. То, что теплее, чем кажется.

Сегодня руки жили сами по себе. Из штрихов и точек на бумаге вдруг проступил женский лик среди облаков и молний. Я скомкала рисунок, бросила бумажный шарик в корзину под столом и встала. Стул скрипнул, проехав по полу ножками, но мне больше не приходилось беспокоится, что из зеркала за колонной на меня посмотрит чудовище. Там не было зеркала. Вместо него в арке барельефа висел портрет красивой леди в старинном платье, с затаенной печалью в больших тепло-карих глазах.

Я немного постояла, будто эти минуты, и так растянутые донельзя, что-то изменят, и взгляд появится, но нет. Теперь это стало случайным явлением, не привязанным ни к месту, ни ко времени. Поймав его, я замирала, где бы ни была и чем бы ни занималась в тот момент. Еще не прикосновение, предчувствие, тень тепла, если у тепла бывают тени. Кажется, я схожу с ума. Или скучаю.

В гостиной рассмеялись. Звук вывел меня из состояния затаенного ожидания, я развернулась и пошла прочь от стола, в свою комнату. Мне было жаль старого дивана с вытертой обивкой и уютными подушками. Он куда-то делся. Его заменили другим гарнитуром и другим столиком, сменили шторы, расстелили на полу тонкий бежевый ковер и убрали большинство кадок с цветами, выселив их наружу. Гостиная изменилась до неузнаваемости. И комнаты наверху, где я не бывала, должно быть, тоже. На третьем этаже, например, больше похожем на мансарду. И у моря. Я еще ни разу не была у моря.

Войдя к себе, я сменила синее служебное платье на легкую блузу и юбку и прихватила шляпку. Это все Орвиг. Всучил, заявив, что шляпка как раз и есть самое лучшее средство от обмороков на солнце.

Сегодня было ярко. Выходя, я кивнула нежащейся в солнечных лучах фонтанной деве и, шурша гравием, направилась к воротам. Взгляд скользнул в сторону, на ведущую к обрыву тропинку, но я дернула его обратно, как щенка за поводок. Этот запрет я не нарушала. Могла остановиться и постоять на дорожке, но не ходила туда одна…

Ноги замерли сами. Луч скользнул или ветер качнул волосы на затылке? Тень тепла. Очередное мое сокровище, как розовая шаль, что прячется в чемодане с травами, так и завернутая в хрусткую бумагу.

Пропало…

Я аккуратно прикрыла створку ворот и решительно зашагала направо по дороге. Кроны деревьев быстро сомкнули изумрудную арку ветвей над головой и в шляпке больше не было нужды. Я ослабила ленту и оставила головной убор болтаться за спиной, как часто делала в детстве. Мне нравилось побежать, чтобы шляпка подпрыгивала, стуча по лопаткам, и подгоняла нестись быстрее, особенно если дождь.

Раньше, давно, я любила дождь. И воду. Туманное озеро в старом имении отца. На рассвете там иногда можно было увидеть розовых цапель, и я выбиралась из окна по решетке для цветов и бежала через луг босиком по росе. Я заходила по щиколотки, держа в руках уже и так мокрый от утренней травы подол ночной сорочки, и замирала. Вода под одеялом тумана была теплой, а дальше, на отмели, почти в центре озера, танцевали цапли, и пронизанное светом марево завивалось под распахнутыми крыльями длинными жемчужными спиралями.

Спустя примерно час я остановилась, присела на случившийся рядом камень с гладким верхом. Видимо, не только я использовала его как скамейку, чтобы передохнуть. Заблудиться не боялась. У поворота, куда мне следовало свернуть как раз после камня, приткнувшись на краю укатанной колеи имелась деревянная шильда, указывающая направление к деревне.

С собой у меня была небольшая фляга с холодным чаем, которым я запаслась на кухне с самого утра и выслушала, как идти в деревню от Рин уж не знаю в который раз. Про запрет покидать поместье она не упоминала. А даже если бы и упомянула – это мой выходной.

Я честно поступила, как советовала мадам Дастин, но те травы, что мне доставили, идеально подходили для чая или отваров, но никак не для оберега. Никаких странных случаев с внезапными смертями больше не происходило, разговоры притихли, а я решилась на небольшое путешествие. Заодно прогуляюсь по берегу.

Черная лошадь нагнала у поворота. Глупо, но услышав перестук позади, я ускорила шаг. Было даже желание юркнуть под тень деревьев и притаиться между старых шершавых стволов, зажав рот ладошкой, чтобы не вырвалось ни звука, но меня все равно уже заметили. И записали в число закоренелых нарушителей дисциплины. Поэтому продолжила идти как шла.

Глава 12

Деревня, приткнувшаяся на склоне и уступами стекающая вниз, к морю, была, как картинка. Казалось, что просто перегнувшись, можно запросто таскать фрукты с верхушки дерева в соседнем дворе или, выйдя за калитку, случайно наступить на крытые плавником крыши домов на уступе ниже. Огородики с карликовыми вишнями, абрикосы, кустовые розы, растянутые на распорках сети, терпкий запах йода, рыбы, ветер, море, насколько хватало глаз, голоса, смех, шепотки и щекотное любопытство.

Я попросила ссадить меня с лошади еще на въезде и не сдержала вздоха облегчения. Слишком уж близко мы с лордом Эдселем были друг к другу и слишком явной была реакция моего тела на эту близость.

Когда-то, еще в обители, после всего, что произошло со мной, мне казалось, я больше никогда не смогу не то что доверить себя мужчине, даже мысли не допущу о подобном.

– Живое всегда свое возьмет. Тело излечивается быстрее души, – говорила Лиана.

От ее мазей и отваров с кожи пропали ссадины и синяки, разглаживались шрамы, оставленные неистовой любовью мужа, а попытка представить, что меня снова коснутся руки мужчины, вызывала дрожь отвращения и едва ли не тошноту. И ярость. И руки делались чужими и холодными, немели, кололо пальцы, и вода начинала петь, шумя прибоем в ушах.

– Но когда сердце отзовется, отзовется и тело.

Та, что упорно звала себя ведьмой, смотрела уверенно, знала, что так будет. А я не верила. Пока не попала сюда, в поместье с диким садом.

Домик травника был на окраине, и чтобы добраться до него, пришлось пройти деревню насквозь. Мне повезло и пожилой мужчина оказался у себя. Возился в выползшем на склон огороде, где вместо морковки и томатов росли травы.

После приветствия меня впустили в кладовую – большую полутемную комнату, сплошь увешанную и уставленную различными снадобьями. Мне было странно, что травник не спросил, что мне нужно, просто провел к нужной двери и чуть с поклоном ее открыл. И только тут я поняла, что не взяла с собой ничего, куда можно было бы сложить покупки. Видимо, мужчина сам сообразил и предложил за символическую доплату старую корзинку с хлипким дном, но мне ведь не камни в ней нести.

Все это время Эдсель терпеливо прождал во дворе у ограды на рассохшейся скамейке, лениво пощипывая почти спелую вишню прямо с куста. Черная лошадь, привязанная к столбику калитки, выпрашивала угощение. Я спустилась с низкого крыльца, и Алард встал только когда я с ним поравнялась. Хорошо что не стал кавалера изображать и отбирать у меня корзинку.

– Это все? – спросил он отстраненно, почти безразлично. Я кивнула. Разница между Алардом в дороге и Алардом в деревне была значительная. Никаких фамильярных жестов и слов. Ровно, вежливо. Будто мне померещилось. Или я все сама себе придумала.

– Хотите лимонад? – предложил он, глядя поверх моей головы. – Настоящий, а не тот что в городе подают?

Решила согласиться. Чай у меня во фляге закончился, а пить уже хотелось. По дороге можно придумать, как сообщить, что собираюсь к морю и не особенно нуждаюсь в провожающих.

Эдсель оказался прав насчет лимонада: деревенский напиток отличался от городского. Это было все равно что свежий фрукт и он же, только разваренный в компоте. Но вкус все равно был для меня непривычен. Мы не заходили внутрь невысокого домика, где местные устроили таверну. Алард заглянул в открытое окошко и ему прямо через него подали небольшой кувшин и две глиняные кружки. В перерыве между глотками я и сказала, что хотела, и уже была готова к отказу, но Эдсель вернул кувшин и кружки, бросив в одну из них монетку и коротко произнес:

– Идемте.

Лошадь осталась дожидаться у таверны. Я немного жалела, но не оставила там же и корзинку с травами. До пляжа она успела немного оббить мне бедро. Не была тяжелой, просто я никак не могла приноровиться, чтобы взять ее поудобнее.

Дома остались позади. Тропинка виляла. Лорд Эдсель шел почти рядом, всего на полшага впереди, и угрюмо молчал, будто у него в кружке вместо лимонада каким-то чудом оказался уксус. Никто его не просил меня сопровождать. Даже наоборот. Так что теперь?

Завидев кромку прибоя, не сдержалась, обогнала Эдселя. Корзинка мягко шлепнулась на поросший редкой длинной травой песок и осталась лежать, а я, подобрав юбку, понеслась к морю. Шляпка (да!) хлопала по спине, и восторг щипал пузырьками где-то внутри, как настоящий розовый лимонад за кончик языка. Не добежав с пару метров, я, поддевая мысками за задники, избавилась от туфель и, прыгая, торопливо стаскивала чулки. Лента на левом была затянута слишком туго, я нетерпеливо дергала за края, пытаясь распустить узел.

– Что вы собираетесь делать?

Подошедший Эдсель держал мою корзинку, в которой, поверх травяных пучков, лежал его камзол. На нем самом осталась только рубашка. Верхние пуговицы были расстегнуты, рукава подвернуты до локтей. Солнце играло в серебряных прядях, зеркалило от маски.

Лента и так не поддается, а тут еще отвлекают.

– А на что это похоже, по-вашему? – отозвалась я, отводя взгляд, и, наконец, развязала.

– Я бы не советовал, – медленно проговорил Эдсель со странным выражением следя за моими руками, стягивающими чулок с ноги.

Я проигнорировала и Аларда, и выражение. Запихала чулки в туфли, подхватила юбку и…

Контраст между горячим песком и водой был такой резкий, что у меня дух перехватило. Я уронила юбку, замерев с раскрытым ртом и широко распахнутыми глазами.