Дом Мэлори. "Мама, ты справишься!"

Глава 1

Вонь стояла невыносимая.

Смесь немытого тела, мочи и еще чего-то неопределимо гнилостного. Я с трудом сдержала рвотный позыв и торопливо зажала рот ладонью. Откуда эти жуткие запахи в моей проветренной на ночь спальне? Максимум, что могла бы унюхать с утра, так это остаточные пары пустырника и валерианы, которыми пыталась успокоиться накануне. У моего младшего сына родился первенец, а я узнала об этом от соседки Людки… Ее дочь общалась с моей невесткой. А мой ребенок не удосужился даже позвонить. В последние годы я вообще была лишней в жизни всех своих детей.

Так, не отвлекаться. Запахи. Откуда у меня в квартире эта тошнотворная вонь?

Веки слушались, почему-то, с большим трудом. Казалось, ресницы плотно спутались и не давали разлепить тонкую кожу. Двинув ладонью по лицу, я растерла глаза, и только потом, щурясь, приоткрыла их.

Откуда-то справа падал тусклый свет.

Я повернула голову, концентрируя взгляд на огоньке масляной лампы. Стекло ее запачкано разводами сажи, а кривая ручка выглядела грязной и липкой. Нахмурившись, я пыталась сообразить, имелась ли в моем хозяйстве такая древняя вещь.

Тут слева раздался трубный звук, напугавший меня до чертиков. Дернувшись, я моментально скатилась с матраса, задней мыслью отмечая, что далось это слишком легко. Ни болей в позвоночнике, ни тяжести в изъеденных артритом суставах рук и ног. Но это все там, на задворках сознания, всем моим вниманием сейчас завладел тот, кто лежал на второй половине кровати.

Да и кровать ли это?..

Топчан с грязным вонючем матрасом, набитым соломой. Осознав, что именно от него так неимоверно несет, я отшатнулась, шлепнувшись на пятую точку. Нежная кожа филея познала грубость неровных деревянных досок, и я досадливо зашипела. Перевернулась, опираясь на колени, и только потом встала.

Теперь мне открылся полный вид на спальню.

Это определенно была не моя комната! Единственное окошко слишком высоко и настолько маленькое, что через него вряд ли можно что-либо разглядеть. Бревенчатые стены, кривой голый пол, абы как сбитая дверь подобная тем, что устанавливали в каких-нибудь сараях.

Сердце зашлось в бешенном ритме, и я по привычке схватилась за грудь… которая уменьшилась раза в три!

— Господи, что же это такое?.. — вырвалось у меня.

Я застыла, как громом пораженная. Голос был тоже не мой. Высокий, мелодичный, девичий. Так я говорила лет эдак пятьдесят назад. Вытянув руки перед собой, я увидела изменения и в них. Тонкие запястья, длинные ровные пальчики, гладкая кожа. Правда, есть «цыпки» на тыльной стороне ладоней, да несколько старых порезов. Поднеся руки ближе к лицу, увидела довольно неухоженные ногти с полосками грязи под ними.

Отдышавшись от первого шока, я принялась осматривать себя дальше.

У меня были русые волосы, тяжелой густой волной ниспадающие до самой талии и длинные ноги с худыми бедрами. Маленькая аккуратная грудь и слегка выпирающие ребра. На коже по всему телу виднелись синяки, как от чужих пальцев, и внутренние кровоподтеки. От этого зрелища пробежал мороз по позвоночнику.

Взгляд сам по себе прильнул к кровати, к горе на ней под замызганной простыней.

Гора размеренно поднималась и опускалась, выпуская на волю трубный храп.

Мужик был вдвое, если не втрое, больше меня.

Кто этот храпящий детина? Где я вообще? В голове мелькали обрывки фраз, странные имена, смутные образы, но ничего конкретного. Я осторожно двинулась через комнату, на цыпочках подходя ближе к присутствующему здесь человеку.

Комната была темной, освещалась лишь слабым светом луны, пробивавшимся сквозь загаженное мухами окно, да тусклым мерцанием лампы. Кроме топчана, покосившегося деревянного стола и большого сундука у стены, ничего здесь больше не было из мебели.

Подойдя на достаточное расстояние, чтобы можно было рассмотреть спящего, я остановилась. Мужик имел по меньшей мере двадцать лишних килограмм, густую черную бороду с усами и сбитые в колтуны замасленные волосы. Кустистые брови, практически сросшиеся на переносице, придавали ему недовольный вид даже во сне. Силясь определить его возраст, я так и не смогла этого сделать. До сорока где-то, наверное.

Резкая боль пронзила голову. Воспоминания, чужие и яркие, хлынули в сознание.

Я – Мэлори Бут, дочь местного мельника, насильно выданная замуж за угрюмого кузнеца. После свадьбы прошло полтора месяца, как отец мой скончался. Соседские бабы судачили, мол, как удачно старый Джек единственную кровиночку пристроил! Третьей жинкой мастера на все руки — Ромула Шестипалого. Мастерство, правда, он свое лет эдак десять назад как окончательно пропил, и теперь зарабатывал на жизнь слишком уж редкими заказами. Деньги в основном таяли на дне бутылки. На содержание молодой жены да двух детей оставались совсем крохи.

Господи, тут еще и дети!

Страх и растерянность охватили меня с головой.

Как я, интеллигентная пенсионерка, буду жить в этом диком мире, полном жестокости и предрассудков? Как я буду делить ложе с этим страшным мужчиной? На что растить и воспитывать чужих детей?

Но вместе со страхом поднималось и любопытство, и едва уловимый трепет надежды. Судьба дала мне второй шанс. Шанс прожить жизнь заново, полную приключений и, возможно, счастья. Не может быть такое, что она так жестоко посмеялась, определив меня в тело этой несчастной!

Едва ощущая под собой ноги, я обошла топчан и аккуратно села. Только сейчас осознала, что абсолютно голая. Стало мерзко от ощущения грязного, набитого соломой матраса под обнаженной кожей. Брезгливо передернув плечами, я все же заставила себя медленно лечь на спину, сложить руки на животе и зажмуриться.

Нет, я не умерла и не очутилась в этом забытом Богом месте, мне просто снится кошмар. Очень реалистичный, полный мерзотных запахов и трубящих звуков мужского храпа.

Я лежала так очень долго, пока где-то вдалеке не прокричал одинокий петух. Через короткое время ему вторили собратья.

Глава 2

У Ромула было двое сыновей, мальчишки лет пяти и семи. Их имена, словно эхо из забытого прошлого, прозвучали в моей памяти, едва я увидела их. Младшего звали Мэтти, старшего — Итан. Оба хмурые, чумазые, до костей худые и неприлично грубые! Приемную мать эти ребята воспринимали примерно также, как их отец: служанкой, низшим существом. Мое сердце болезненно сжалось, когда я впервые их увидела — тощих воробышков со взрослыми глазами. А потом в ужасе застыло, когда старший открыл рот.

— Ну че, когда жрачка будет? Батька ушел по делам, несолоно хлебавши, пока ты дрыхла! Шевели лапками, сонная тетеря!

Я опешила настолько, что смогла лишь обвести взглядом подобие кухни и молча направиться к массивной глиняной печи. Огонь в ней давно потух, а внутри обнаружился котелок. Подняв закопченную крышку, я обнаружила на дне остатки вчерашней каши. Разложив предполагаемую пшенку в две деревянные плошки, поставила завтрак перед детьми. Мэтти, не глядя на меня, сразу же вцепился в ложку, а Итан, сморщив нос, брезгливо понюхал содержимое своей тарелки и лишь после этого принялся есть.

Я пребывала в каком-то ступоре, наблюдая за этими детьми. А когда они в пару секунд умяли скудную еду и, оставив на столе посуду, убежали на улицу, я тихонько присела на освободившийся табурет и расплакалась.

Именно это стало той последней каплей в моем самообладании.

Не жуткий муж, не условия жизни, не состояние собственного тела. А именно двое мальчишек, походивших на диких зверят.

Слезы высвободили копившееся во мне напряжение, и на душе стало чуточку легче. Ромул действительно куда-то ушел, а у меня появилась возможность осмотреться.

Дом оказался на удивление неплохим — крепкий сруб в два этажа. Весь верхний этаж занимала одна большая спальня. Внизу же находилась комната мальчишек, кухня-варочная и небольшая прихожая. Только все это запущенное до ужаса, пропитанное отвратительными для моего обоняния запахами и скудно обставленное.

Кстати, в эти времена такие хоромы крестьянам только снились, и каким образом мой супруг стал их владельцем — оставалось загадкой. Я машинально поставила себе галочку, чтобы непременно разузнать это как-нибудь потом.

Здесь буквально каждый угол требовал генеральной уборки и, желательно, дезинфекции. Растерявшись, я не знала, за что схватиться в первую очередь. Все же, внезапная тяга к чистоте будет выглядеть подозрительно.

Правильнее, наверное, начать с кухни. Перемыть посуду, провести ревизию запасов и приготовить обед. А еще… вытащить из спальни этот проклятый матрас. Чтобы что? Я не знала. Единственным желанием было – предать его огню! Но, обуздав первый порыв, я поняла, что горячиться нельзя. Нужно осмотреться, понять, как тут все устроено, что будет позволительно, а что прежняя Мэлори ни за что бы не сделала. Поэтому, немного подумав, я решила хотя бы вынести на воздух этот соломенный мешок, да попытаться очистить его от следов утреннего кошмара.

Воды в доме не было, ее носили из ближайшего колодца. Знать бы только, где тот находится… В углу варочной я нашла два старых ведра с веревочными ручками. Взяв их, вышла во двор.

По коже пробежали мурашки от контраста запахов.

Весенний воздух обдал утреней свежестью. Я вдохнула полной грудью, наслаждаясь отсутствием той тошнотворной вони, что осталась в доме за моей спиной.

Куры сновали по двору, у протоптанной тропинки, что вилась за покосившийся забор, росла одинокая яблоня, а чуть поодаль – старые деревянные постройки. В тот самый миг, когда взгляд мой упал на них, из крайнего сарая вынырнула темноволосая макушка младшего сына. Он что-то бережно нес, прижимая к груди обеими руками. С удивлением я заметила, как мальчик направляется ко мне. Остановившись, Мэтти вытянул ладони, демонстрируя четыре кремовых куриных яйца.

— Ты проверил курятник? — констатировала я очевидное.

Он безмолвно кивнул и двинулся к дому. Я проводила его взглядом, ощущая странную тяжесть в груди.

— Мэтти? — окликнула, пока он не скрылся за порогом.

Мальчик обернулся.

— Воды нужно принести. Пойдешь со мной к колодцу?

Миг тишины, словно взвешивал мое предложение, и снова кивок. Повторно продемонстрировав свою ношу, он на мгновение исчез в доме, а затем вернулся уже с пустыми руками. Засунув их в карманы коротких, пыльных штанишек, он зашагал по тропе, петляющей за забор.

Опомнившись, я поспешила следом.

— А где твой брат? — попыталась завязать разговор.

Мэтти бросил на меня быстрый взгляд и указал пальцем в сторону видневшихся вдалеке домов.

— Он побежал к другу? К соседям? Отправился помогать отцу? — гадала я, перебирая варианты.

В ответ он посмотрел на меня так, будто я сошла с ума. В его взгляде читалось невысказанное: «Ты и без меня должна знать, куда подевался Итан». Ах, если бы память прежней Мэлори обрушилась на меня целиком, а не жалкими, случайными обрывками! Нужно что-то срочно предпринять…

Я опустила ведра на землю, осторожно взяла маленькую, шершавую ладошку мальчика в свою и присела на корточки, стараясь быть на одном уровне с его взглядом.

— Вчера ночью я оступилась на лестнице и сильно ударилась головой. Теперь некоторые воспоминания… исчезли. Например, я совсем не помню, куда должен был пойти Итан… Ты поможешь мне вернуть потерянные знания?

Чумазое лицо осветила задумчивость. Меня так и подмывало поднять подол и оттереть краем юбки пыльные разводы со лба и щек, но я держала себя в руках. Ничего, у меня еще будет время установить свои порядки, в том числе в вопросах личной гигиены. А сейчас во главе угла другое.

Мэтти наконец кивнул.

— Замечательно! Тогда расскажи, куда делся брат.

Тут он нахмурился, одаривая меня подозрительным взглядом. Затем поднял руку ко рту, коснулся губ, а затем помотал головой.

Тревога зародилась в душе.

— Ты… не умеешь говорить?

Он молчал, упорно глядя мне в глаза, и от этого пронзительного взгляда по коже побежали мурашки. Мэтти глубоко вздохнул, огляделся по сторонам, словно убеждаясь, что мы одни, и медленно, с видимым усилием, открыл рот. Сначала я не поняла, а потом…

Глава 3

До дома мы шли с остановками. Ведра, до краев налитые водой, тянули руки к земле, а веревочные ручки врезались в ладони, оставляя пылающие алые борозды. Осознание того, что этот мучительный путь придется повторить еще не раз, обрушилось на меня у самого порога. Принесенной воды едва хватит, чтобы отмыть въевшуюся грязь с посуды и сварить скудный суп.

Мэтти распахнул передо мной дверь, и я, покачиваясь, внесла ведра в дом. После свежести улицы, вонь ударила в нос с новой силой. Опустив ношу на пол, я принялась растирать ноющие запястья и локтевые сгибы, где боль ощущалась особенно остро.

Здесь царил полумрак. Пыль клубилась в лучах солнца, пробивающихся сквозь замызганные стекла единственного в кухне окошка. Я огляделась, стараясь не думать о том, сколько сил потребуется, чтобы привести это место в порядок. Нужно было с чего-то начинать.

«Сначала вода», — подумала я, подталкивая себя к действию.

В углу обнаружилась большая деревянная бочка с ковшом на крышке. Приподняв ее, я заглянула внутрь. На дне оставалось немного жидкости, качество которой вызывало сомнения.

— Мэтти, помоги мне, — позвала я и вручила ему крышку.

Наклонив бочку, я подставила под ее край глиняную чашку и осторожно вылила мутную жижу с осадком. Затем, вернув бочку в прежнее положение, обратилась к мальчику:

— Выплесни-ка это под яблоню, пусть хоть ей будет польза.

Мэтти послушно подхватил чашку и выскользнул во двор. Я же принялась оттирать внутренности бочки тряпкой, смоченной чистой водой из ведра. Работа шла медленно и нудно, но я упорно счищала зеленоватый налет со стенок. Чем чище будет емкость, тем лучше сохранится свежая вода.

Когда бочка была более-менее готова, я отодвинула ее на прежнее место. На вскидку туда поместится шесть или семь ведер. Неплохой будет запас.

Отложив пока эту мысль, я принялась за посуду. Гора грязных мисок и кружек громоздилась на столе, покрытом липким налетом, на полу у печи стоял второй котелок, побольше того, в котором была вчерашняя каша. Ожидаемо он тоже был грязным. Я засучила рукава, взяла тряпку и принялась отмывать каждую тарелку, каждую ложку. Вода быстро становилась мутной и грязной, и мне приходилось снова и снова менять ее на свежую. За неимением какого-либо моющего средства мытье превратилось в настоящий ад.

Наконец, последняя миска была отмыта и поставлена на просушку на край отчищенного стола. Я окинула взглядом кухню. Без грязной посуды на всех поверхностях стало заметно лучше. Устало выдохнув, я присела на табурет, чтобы передохнуть.

— Мэтти, а где у нас хранятся запасы?

Мой маленький помощник указал пальцем на лестницу. Я недоуменно нахмурилась. На втором этаже была только одна комната. Кстати, о ней! Спохватившись, я вскочила и помчалась наверх. Забытый мешок с соломой, служивший матрасом, все это время «благоухал» там, где я его бросила.

Пройдя в спальню, я заодно распахнула окно, дабы выпустить смрад и впустить хоть капельку свежести. Затем забрала ведро с тухлой водой, куда умывались уже несметное количество дней, а другой рукой схватила суконный бок мешка.

Чудом не растянувшись на лестнице, выволокла вонючую ношу во двор. Ведро опустошила снова под яблоню, а матрас, поднатужившись, закинула на крышу низенького сарая. В нем хранились садовые и огородные инструменты, как я позже проверила.

Вернувшись в дом, я снова обратилась к Мэтти:

— Показывай!

Он понял меня без лишних слов, схватил за руку и потянул к лестнице. Только не к ступеням, а в нишу под ними. Там обнаружилась узкая дверь, за которой было небольшое пространство, вроде чулана. На шатких самодельных полках стояли льняные мешки килограмма на два-три каждый, а на полу в одном углу — небольшой ящик, наполовину наполненный картошкой, а в другом — жались друг к дружке стеклянные банки и бутыли с тонкими длинными горлышками.

Потянувшись к ближайшему мешку, я развязала грубую веревку. Внутри оказалась сушеная красная фасоль. В трех других мешках были овсянка, горох и ячмень. Дальше – сушеные дольками яблоки, грибы, собранный прошлым летом чабрец, чей аромат напомнил о прошлой жизни. Наконец, в самом большом мешке я нашла муку, грубого помола, но муку! Значит, можно будет испечь хлеб.

Закончив осмотр полок, присела на корточки, изучая стеклянные емкости. Две банки с кусками сала, густо пересыпанного солью, четыре – с квашеной капустой. В одной бутыли распознала душистое растительное масло. В остальных хранился мутный самогон.

В голове моментально сложилась мрачная картина предстоящих месяцев. Запасы неплохие, но их хватит ненадолго. Для семьи из четырех человек – это не запасы, это жалкий паек, позволяющий лишь отсрочить голод.

Мэтти явно понимал цену каждого мешка, каждой банке, он смотрел на них, как на сокровище, а не просто еду.

— Так, хорошо, — подытожила я, мысленно прикидывая рацион на ближайшую неделю. — Сегодня у нас будет гороховый суп.

Без морковки и лука ожидалась скорее картофельно-гороховая похлебка, но я решила еще достать кусок сала, чтобы сделать бульон питательнее. Мэтти заметно оживился. Он тут же вызвался помочь и ловко вытащил из ящика несколько картофелин.

Оставшейся воды хватило только чтобы помыть руки, потому я сходила к колодцу еще раз. Этот поход вытянул последние силы, и на обратном пути меня повело так, что я едва не рухнула вместе с ведрами. Вспомнила, что с самого утра не ела ни крошки, а уже переделала столько дел. Откуда взяться энергии, если питаюсь одним воздухом?

Мысленно отругав себя, я доковыляла до дома, выплеснула одно ведро в бочку, а второе водрузила на табурет. Этого хватит на и готовку, и чтобы отмыть кухонное окно, сквозь которое с трудом пробивается дневной свет.

Пока я ходила, Мэтти успел почистить картошку. Я чмокнула его в макушку и легонько потрепала грязные волосы.

— Надо бы нам с тобой искупаться…

Мальчик вдруг сделал страшные глаза и замотал головой. Я удивилась нахмурившись.

Глава 4

Ромул швырнул меня внутрь темного, пропахшего навозом помещения, как мешок с картошкой. Я с трудом удержалась на ногах, чуть не упав в грязную жижу под ногами. Коза с козленком, испуганные грохотом, жалобно блеяли, прижавшись друг к другу в дальнем углу. Куры, оглушительно закудахтав, врассыпную кинулись по закуткам, забиваясь в самые темные щели.

Задыхаясь от ярости, Ромул обвел взглядом грязное помещение. Под ноги ему с грохотом откатилось ведро. Схватив его, он с силой бросил его в мою сторону. Оно с глухим стуком ударилось о стену в паре сантиметров от моей головы. Я вздрогнула, прижавшись спиной к шершавым доскам.

— Тут еще и не чищено! — прорычал он, надвигаясь на меня. — Сейчас я тебе покажу, что значит мужу перечить!

Я съежилась, закрывая лицо руками, ожидая удара. Но вдруг в гвалт, царящий вокруг, ворвался крик Итана:

— Батька, батька, там дед Жерар идет!

Мальчишка влетел в сарай, резко останавливаясь в дверях. На его бледном лице горели огромные темные глаза, наполненные испугом. Он метнул взгляд на меня, потом на Ромула, и торопливо выпалил:

— Зовет тебя, слышишь, бать?

Ромул, сплюнув под ноги, выругался сквозь зубы:

— Черт бы побрал старого хрыча… — снова плюнул и ткнул в мою сторону пальцем: — Чтоб тут все блестело, поняла? Иначе в этом дерьме утоплю.

Меня пробрало до костей от его слов и взгляда, полного пьяной злости.

— Ответа жду!

— Поняла.

— Коза, куры, навоз, — перечислил он, — И не растягивай удовольствие.

Он развернулся и, тяжело ступая, направился к выходу. Поравнявшись с сыном, схватил его за ухо и потащил за собой.

— Ай-яй, батька, за что? — запричитал Итан.

— Сколько раз говорил, не лезь, а? Думаешь, я не вижу, как ты мачеху защищаешь? За дурака меня держишь?

Дверь с грохотом захлопнулась, оставив меня в полумраке сарая. Я опустилась на колени, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Обида и отчаяние сдавили горло. Перед глазами все еще стояло перекошенное от злобы лицо мужа и забившийся под стол Мэтти, съежившийся от страха.

Слезы жгли кожу, смешиваясь с грязью на руках. Я подняла взгляд на узкую щель под крышей, сквозь которую пробивался слабый луч солнца. Его на секунду перекрыла юркая тень, и мое внимание переключилось на нее. По балке пробежал полосатый кот. Ловко перепрыгнув с одной доски на другую, он быстро очутился внизу и, крадучись, приблизился ко мне. Я вытерла слезы тыльной стороной ладони и протянула к нему руку. Он тут же ткнулся мокрым носом, а затем лбом, требуя ласки.

Нужно было встать. Нужно было сделать то, что приказал Ромул.

— Прости, Усатик, в другой раз.

С трудом поднявшись на ноги, я огляделась. Сарай был в ужасном состоянии. Сено валялось вперемешку с козьим и куриным пометом, повсюду летали куриные перья. Запах стоял невыносимый. Я взяла в руки вилы, прислоненные к сеннику, и, собрав всю волю в кулак, начала убирать. Каждое движение отдавалось болью в теле, но я не останавливалась. Работа помогала отвлечься от обиды, от страха за свое будущее и от переживаний за детей.

Полосатый кот устроился на сене и наблюдал за мной с высоты своей лежанки. За мыслями о том, как мне жить дальше, я не заметила, как выполнила все, что требовалось. Кроме дойки козы. Этого я совсем не умела…

Стало немного чище, запах чуть слабее. Козы перестали жаться в углу, а куры спокойно клевали зерно. Я наполнила поилки водой из стоявшей в углу бочки и насыпала корм. Окинула взглядом преобразившийся сарай, задержалась на все еще валяющемся ведре. Подняла его и растерянно посмотрела на козу.

Ну, надо хотя бы попытаться…

Вздохнув, я двинулась к скотине, неуверенно протягивая руку. Она настороженно покосилась на меня, переминаясь с ноги на ногу. Я присела на корточки рядом, стараясь говорить ласково, чтобы успокоить. Больше себя, наверное, нежели ее…

— Ну чего ты боишься, глупенькая? Я же не обижу. Надо тебя подоить, а я и не знаю как.

Коза все еще нервно дергала хвостом. Я попыталась вспомнить, как доили корову в детстве, но память подводила. Помнила только, что нужно сжать сосок и потянуть вниз.

Сделала несколько неуклюжих попыток, но коза дернулась и отошла в сторону.

— Ну вот, — вздохнула я, — ничего у меня не получается…

Тут раздался скрип, и в приоткрытую дверь просунулась вихрастая голова Итана.

— Ты чего тут застряла? Батька взбеленится, если еще долго тут сидеть будешь!

Мое самообладание держалось на тонюсенькой ниточке. Еще один упрек, тычок или окрик, и я зареву белугой, вот честное слово!

Резко выпрямившись, я протянула мальчику ведро.

— Подои козу!

— Чего?..

— Козу, говорю, подои. Ты же умеешь?

Он растерянно похлопал глазами, затем протиснулся внутрь сарая. Почесал затылок.

— Знаешь же, что умею. Чего вопросы глупые задавать.

Я непроизвольно перевела взгляд на его алеющее правое ухо. Жалость кольнула в самое сердце. Так не должно продолжаться. Нужно что-то делать… Сбежать? Дети не оставят отца, да и куда я пойду? У меня никого и ничего нет… Ни родни, ни друзей, ни знаний об этом мире.

— Сильно он тебя? — тихо спросила, подходя ближе.

— Ды нет, эт ничего совсем, — он растер пылающее ухо. — А коль меня не воспитывать, я ж совсем от рук отобьюсь.

Слова эти вряд ли принадлежали ему.

— И ты вон обленилась совсем, — вдруг резко добавил Итан. Грубо отобрал у меня ведро и двинулся к козе. — Мурку подоить ей сложно, ты гляди какая цаца!

Я прикрыла глаза и сделал глубокий вдох. Затем медленный выдох.

Найти выход.

Немедленно найти выход, иначе долго я тут не протяну.

Итан ловко подставил ведро и начал быстро доить козу. Струйки молока звонко били по дну. Пока он доил, я рассматривала его худенькую фигурку, запачканную грязью рубашку, спутанные волосы. Сколько ему пришлось пережить? Сколько раз он становился свидетелем пьяных выходок отца? Сколько синяков скрывается под этой одеждой? Я наблюдала за ним, и в голове зрел план. Надо уехать, но не одной. Забрать детей, начать новую жизнь. Как? Куда? Эти вопросы пока оставались без ответов. Ведь мальчишки — сыновья Ромула, не могла же я их похитить… Да и касательно себя не была уверенна, что запросто могу скрыться от него.

Глава 5

Я проводила Итана взглядом, ощущая ноющую боль в плече и нарастающее чувство вины. Что я творю? Перекраиваю чужую жизнь по своему усмотрению, не задумываясь о последствиях. Хотела как лучше, а получилось… как всегда.

Вернувшись в баню, я взглянула на сиротливо плескавшуюся на дне ведра остывшую воду. Капля в море, которой явно не хватит, чтобы смыть с себя всю грязь и усталость. Придется ставить котелок снова.

Пока вода грелась, я занялась матрасом. Вытряхнула из него затхлую солому, собираясь набить свежей, но вдруг остановилась. Рассмотрела этот мешок на свету. Ужаснулась. Тут замена содержимого не поможет…

Пришлось пихать наматрасник в уже закипающую воду. Сверху настрогала ножом стружки с куска мыла, хорошенько перемешала все палкой. Отправилась снова за водой.

Не знаю, как я дотянула до вечера и не рухнула, словно подрубленное дерево! Наполнила бочку в кухне до краев, щедро отмерила два ведра для своего купания, вытащила выварку на улицу, и, пока она остывала, наметала рядом гору белья для первой стирки. Одежду Мэтти, полотенца, свои несколько сменных рубах и юбку, извлеченную из сундука. Даже сложенные, они хранили в себе запах затхлости и времени. К ним же отправились несколько наволочек – моих и мальчиков.

Стирка руками была не простым занятием.

Когда вода немного остыла, я принялась остервенело тереть ткань о ребристую доску. Мыльной пены почти не было, жидкость быстро превращалась в густую, грязную жижу. Запах старого дерева, мыла и пота сплетался в густой, терпкий аромат, въедавшийся в кожу,

В двух подготовленных ведрах я полоскала и сразу же вывешивала белье на веревку. До вечера оставалось достаточно времени, чтобы часть вещей высохла. К моей удачи поднялся ветер, ускоряя этот процесс.

После стирки я нашла в себе силы на купание. Теплая вода приятно растекалась по натруженным мышцам, унося с собой усталость и боль. Я долго намыливала волосы и тело, смывала и снова намыливала. Кусок драгоценного мыла истончился за этот день почти наполовину! Нужно срочно подумать, где взять еще. Может быть, в доме есть кладовка или тайник, о которых я пока не знаю?

В голове крутились обрывки мыслей, планы на завтрашний день, воспоминания о прошлой, такой далекой и безвозвратной жизни. Как же легко и беззаботно я жила! Да, были трудности и потери, но сейчас, после всего одного дня в этом суровом мире, прошлое казалось мне потерянным раем.

Воистину, мы не ценим то, что имеем. Просто не знаем, как сильно может быть тяжело.

Когда вышла из бани, ветер немного стих, а солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в багровые тона. Воздух был свежим, но еще хранил тепло уходящего дня. В доме мерцал тусклый огонек, и оттуда доносились приглушенные голоса.

Не имея пока иной альтернативы, я надела те же вещи, что и перед купанием. Встряхнула несколько раз мокрые волосы, сбрасывая с них остатки влаги, и шагнула за порог.

На кухне я застала детей. Чистый, преобразившийся Мэтти и еще более чумазый на его фоне Итан. Они сидели за столом, и старший что-то тихо рассказывал младшему. На подоконнике горела свеча, отбрасывая причудливые тени на стены. Несмотря на то, что на улице еще было светло, в доме царил полумрак.

Заметив меня, Итан вдруг вскочил и, потупив взгляд, пробормотал:

— Ты это… прости меня. Что толкнул. Я просто… это, как его… — он почесал затылок, старательно избегая смотреть мне в глаза.

— Был расстроен из-за отца? — помогла я ему закончить фразу.

Он лишь молча кивнул.

Я приблизилась, подняла руку и легонько пригладила его торчащие во все стороны волосы. Он вздрогнул от моего прикосновения и сгорбился еще сильнее, словно пытаясь спрятаться от меня, от себя самого, от всего мира.

— Мэтти и я искупались, может, все же и ты захочешь?

Итан шмыгнул носом и, все еще избегая зрительного контакта, пробурчал:

— Там же это... того… мало воды осталось.

Я улыбнулась, чувствуя, как по венам разливается тепло.

— Я наполнила бочку в кухне. Хватит на всех.

Итан поднял на меня быстрый, недоверчивый взгляд, но тут же снова опустил глаза. Видимо, ему было трудно поверить в такую простую заботу, в элементарное проявление участия. Голод, тяжелый труд, постоянная тревога из-за пьянчуги родителя — все это оставило глубокий отпечаток на детях, научив их ожидать худшего и сомневаться в лучшем.

Я тихонько присела на щербатый табурет рядом с ним и взяла его ладонь в свою. Маленькая, но уже загрубевшая от работы, она была холодной. Тепло моей руки, казалось, немного растопило его напряженность.

— Итан, я понимаю, что ты волнуешься за отца. Но мы должны держаться вместе. Мы должны заботиться друг о друге. Я знаю, ты намеренно отвлек его сегодня, когда мы были в сарае. Спасибо тебе за это.

Он молчал, но я почувствовала, как его пальцы слегка сжали мою ладонь. Этого слабого, едва заметного жеста было для меня достаточно.

— Пойдем, — сказала я, поднимаясь. — Я помогу тебе налить воды. Она быстро нагреется, и мы отправимся в баню. А потом ты будешь чистым и отдохнувшим, как Мэтти. И мы вместе поужинаем.

Итан наконец поднял глаза и посмотрел на меня. Затем кивнул и, отпустив мою руку, направился к бочке, стоявшей в углу кухни. Я последовала за ним, чувствуя, как тяжесть в груди немного отступает.

Мы вместе набрали воды в чугунок и отволокли его к печи.

Пока он нагревался, я поверхностно прибралась на кухне, а Итан пополнил опустевшую корзину для дров — наносил поленьев с уличных запасов. Их надо было беречь, расходовать экономно. Я это знала, но впереди было много стирки и уборки, потому и вода, и огонь будут просто необходимы.

— Мальчики, завтра мне нужна ваша помощь. Необходимо будет натаскать воды от колодца. Я затеяла большую уборку, и этой бочки точно не хватит.

— Чего эт ты надумала? — с подозрением покосился на меня старший. — Нормально у нас в избе, чисто. Неча глупостями заниматься. Странная какая…

Глава 6

Ночь прошла в тревожном полусне. Я то проваливалась в беспокойные видения, то просыпалась от малейшего шороха. Образ Знающей, ее слова о матери-ведунье, о расплатившемся мной отце, о трех невинных душах, нуждающихся в спасении, не давали мне покоя.

Едва в спальню начал пробиваться свет нового дня, я тихонько встала, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мальчиков. Облачившись в поношенное платье Мэлори, я неслышно выскользнула из дома, сжимая в руке старый ключ.

Утренняя прохлада бодрила, а пение птиц казалось насмешкой на фоне творившегося в моей душе хаоса. Дорога к окраине деревни была недолгой. Я не помнила этот путь вдоль леса, ноги сами несли вперед. Вот и яблоня, усыпанная нежными розовыми цветами, словно приветствующая меня из прошлого. Старый покосившийся дом выглядел заброшенным и мрачным, но в то же время в нем чувствовалось что-то родное, давно забытое.

Это было странно, ведь отец умер не так давно. Почему здесь царит такое запустение, такая ветхость? Словно жизнь покинула эти стены много лет назад.

Ключ оказался не от входной двери. Та и вовсе не была заперта. Она со скрипом распахнулась, впуская меня в темную утробу, пропитанную сыростью и пылью. Запах старого дерева, плесени и давно забытых воспоминаний обрушился на меня, унося в далекое детство, которое Мэлори, казалось, и вовсе не помнила. Я вошла внутрь, полная решимости узнать как можно больше о себе и о своей семье.

Осторожно ступая, я прошла вглубь дома. В полумраке угадывались очертания старой мебели, покрытой толстым слоем пыли. Паутина свисала с потолка, словно траурные кружева. В углу комнаты, возле камина, стояло кресло-качалка, тихонько поскрипывая под напором ветра, проникавшего сквозь щели в окнах. Дом жил своей собственной жизнью, храня в себе тайны прошлых лет.

Я замерла посреди комнаты, тщетно пытаясь собрать воедино обрывки воспоминаний Мэлори. Что она помнила об этом месте? О своей матери? Об отце? В голове всплывали лишь размытые образы, словно кадры из старого фильма. Я подошла к камину и провела рукой по шершавой поверхности камней. Здесь горел огонь, согревая семью в долгие зимние вечера. Здесь рассказывались сказки и легенды, передаваемые из поколения в поколение.

В доме было два помещения, одно из которых служило кухней, столовой и жилой комнатой одновременно. Назначение второго оставалось загадкой, ибо в нем не осталось ровным счетом ничего. Ни мебели, ни вещей. Неужели Ромул вынес и пропил все до последней щепки?

К слову, осматривая родительский дом, я вновь поймала себя на мысли, что хоромы моего мужа совершенно не похожи на крестьянскую избу. Даже с учетом того, что он кузнец и, возможно, когда-то неплохо зарабатывал на жизнь. Два этажа с двумя раздельными спальнями и кухней — это неслыханная роскошь для средневековой деревни! Если бы Знающая не исчезла так внезапно, а я не была так потрясена услышанным, я бы непременно спросила и об этом. Возможно, еще представится случай встретиться с ней, и уж тогда я не забуду задать этот вопрос. А может, сама найду ответ. Наберусь смелости и выпытаю все у Ромула. С его покалеченной ногой он вряд ли причинит мне вред за излишнее любопытство.

Обойдя комнаты несколько раз, я не нашла ничего, что могло бы пролить свет на прошлое. Единственной тайной дверью оказался вход в погреб под кухонным столом. Но он был пуст. Лишь яма, заваленная обломками старых ящиков и парой пустых стеклянных банок. Возможно, часть запасов, которые я обнаружила в доме мужа, была извлечена именно отсюда.

Выйдя во двор, я бегло осмотрела покосившиеся постройки, где когда-то содержались животные, а затем направилась к мельнице.

В целом, моя семья не бедствовала. Отец имел право обрабатывать часть поля, мимо которого мы шли с Мэтти к колодцу. Там сеяли пшеницу или рожь, а урожай шел на продажу и пропитание. Часть зерна отправлялась на рынок, а часть мололась в муку. Если вспомнить о матери-ворожее, можно предположить, что она оказывала лекарские услуги или занималась чем-то подобным. Но о ней в моей памяти не осталось ни единого воспоминания, лишь смутные догадки.

Мельница, несмотря на заброшенный вид, оказалась довольно крепкой. Деревянные лопасти обветшали, но сам механизм выглядел вполне работоспособным. Заглянув внутрь, я обнаружила мешки с зерном, немного муки и старые инструменты. Видимо, до мельницы руки у Ромула еще не дошли.

Пробежавшись глазами по стенам, я заметила небольшую потайную нишу, замаскированную под деревянную обшивку.

Сердце забилось быстрее. Что-то подсказывало: именно туда мне нужно заглянуть.

Ощупав стену, я нащупала подвижную дощечку. Она отодвигалась в сторону, являя замочную скважину. Дрожащими пальцами я извлекла старый ключ и вставила его внутрь. Повернула несколько раз, и раздался щелчок.

Неужели все так просто?

Узкая дверь поддалась не сразу — заела, но в конце концов со скрипом отворилась.

Заглянув внутрь, я увидела что-то вроде чулана. Тесное пространство, едва метр на полтора, с низким потолком. У дальней стены стоял сундук, а по бокам были прибиты узкие полочки, на которых пылились несколько старых книг в кожаных переплетах, пучки сушеных трав, несколько пузырьков с непонятными жидкостями и котелок с толстыми стенками. Травы пахли странно, но как-то знакомо. Книги были написаны на чужом языке, хотя буквы выглядели так, словно я уже видела их раньше.

Присев перед сундуком, я открыла скрипучую крышку. Внутри оказались разные вещи: одежда, мыло, еще одна книга, свитки с записями и вытесанная из серого камня шкатулка. В ней лежал кожаный мешочек с золотыми и серебряными монетами, кольцо с мутным бесцветным камнем и такой же кулон на плетеном шнурке.

Он привлек мое внимание больше всего остального. Взяв его в руку, я ощутила холодную тяжесть и легкое покалывание в ладони. Это явно не простая стекляшка…

Я не могла здесь долго задерживаться. Но стоило ли нести находки в дом мужа? Книги, травы, пузырьки и амулет. Знания. То, что мне так необходимо. Знающая советовала поспешить в отцовский дом, значит, велика вероятность, что Ромул сам может обнаружить все это.