Дома и стоны помогают

Если бы существовал чемпионат мира по болезням, то мой муж Сергей выигрывал бы его на протяжении всех десяти лет нашей совместной жизни. Его ОРВИ были эпичнее «Властелина Колец», а легкий насморк сопровождался трагическим взглядом, будто он единственный выживший после падения метеорита.

В тот роковой вечер он вернулся с работы с выражением лица Лаокоона, борющегося со змеями.
— Всё, — прошептал он, падая на диван так, что вздрогнули стены. — Я заболел. Это конец.

Я потрогала его лоб. Он был прохладнее огурца в овощном отделе.
— Милый, у тебя ни температуры, ни соплей. Может, просто устал?
— Ты ничего не понимаешь! — застонал он, закатывая глаза. — Это коварный вирус! Он действует изнутри! Я чувствую, как он подтачивает мои жизненные силы!

С этими словами он начал свой священный ритуал. Он не просто лёг. Он «уложил свои останки». Он не просто накрылся одеялом. Он «совершил погребальный обряд». Потом раздался первый стон. Тихий, трагический, полный надрыва.

— Дома и стоны помогают… — прошептал он, отвечая на мой немой вопрос.

Я решила не спорить. Опыт подсказывал, что это бесполезно. Я принесла ему чай с лимоном.
— Спасибо, родная, — он принял кружку дрожащими руками, будто это была чаша с целебным зельем в последней надежде. — Но мне уже ничто не поможет. Кроме тишины и покоя. И maybe, чтобы кто-то погладил мне лоб влажной тряпочкой…

Я уже тянулась за тряпочкой, как вдруг раздался оглушительный звонок в дверь. Сергей вздрогнул и прошипел:
— Никого нет дома! Я при смерти!

Я посмотрела в глазок. На площадке стояла его мама, Валентина Петровна, с кастрюлей куриного супа, размером с детскую ванночку. Спрятаться было некуда.

— Мама… — слабо просипел Сергей, когда она ворвалась в квартиру, как торнадо заботы.
— Сыночек! Родной мой! — взревела она, бросаясь к дивану. — Что с тобой?!
— Всё… плохо… — выдавил он, старательно усиливая хрипоту. — Ноги… не держат… В горле… колючки…

Валентина Петровна приложила ладонь к его лбу, потом к своей.
— Холодный! Это страшная, скрытая инфекция! Немедленно горчичники! Растирание спиртом! Ингаляция над вареной картошкой!

Лицо Сергея вытянулось. Его красивые «стоны помощи» внезапно обернулись перспективой настоящих медицинских пыток. Он попытался возразить:
— Мам, знаешь, я уже вроде как лучше себя чувствую…
— Молчи! Больной должен слушаться мать!

Последующие два часа были похожи на сцену из фильма ужасов. Сергей, красный как рак, отчаянно дышал над кастрюлей с картошкой, в то время как Валентина Петровна растирала ему спину с такой силой, будто хотела добраться до позвоночника. Потом были горчичники. Его тихие, трагические стоны сменились настоящими, душераздирающими воплями.

— Помогает, сыночек? — спрашивала мама, с удовлетворением наблюдая, как он извивается.
— О-о-очень… — хрипел он, бросая на меня взгляд, полный смертельной обиды.

Наконец, экзекуция закончилась. Валентина Петровна, довольная, ушла, пообещав завтра прийти с банками. Дверь закрылась. В квартире воцарилась тишина. Сергей лежал на диване, покрытый красными пятнами, пропахший спиртом и картошкой, и смотрел в потолок пустыми глазами.

— Ну что, — спросила я, подсаживаясь к нему. — Дома и стоны помогают?
Он медленно повернул ко мне голову.
— Знаешь, — прохрипел он. — Иногда лучше просто помолчать и выпить таблетку. А то эти «стоны» могут привести к таким последствиям, по сравнению с которыми любая болезнь покажется курортом в Сочи.

С тех пор, едва Сергей начинает делать глубокий вдох для своего первого трагического стона, я просто говорю: «Позвонить маме?» Эффект мгновенный. Он тут же вспоминает, что он «почти здоров» и что «само прошло». И я понимаю, что нашла единственное верное лекарство от его болезней. Угроза материнской заботы.