Дорога домой

Пролог. С чего все началось

НИИ им. Н. В. Склифосовского,

г. Москва, год назад

- Какой прогноз вы даете моему сыну, Иван Игоревич? – сквозь вакуум и туман в голове парень, лежащий на больничной койке, слышал суровый голос отца, но не узнавал его. Его сознание было разорванным, путанным и раздвоенным. Он попробовал нахмуриться, не до конца понимая слова, но догадываясь об их значении. Что-то определенно было не так, но он не мог сосредоточиться и понять происходящее.

Возле больничной койки в платной палате собрались врач-хирург и родители весьма непростого парня - мажора, хулигана и просто прожигателя жизни. И не мудрено: его отец ворочал не просто миллионами, миллиардами, создав в конце девяностых собственную компанию «РусьНефть», которая набрала обороты и продолжала разрастаться. Станислав Кириллович мог купить всю больницу, где лежал с травмами сын и наследник, мог вызвать любого врача и оплатить операцию любой сложности – для него не существовало слово «невозможно». Мать парня держалась чуть в стороне, бледная и испуганная.

- Боюсь, - осторожно начал врач, медленно подбирая слова, - с прогнозами пока рано. Герман должен пережить эту ночь. Мы его прооперировали и сделали все возможное, но травмы…

- Вы сделаете даже невозможное, - резко перебил Завьялов. – Мой сын должен встать с этой койки и не остаться инвалидом!

- Его привезли с Воробьевых Гор после гонок на спортивных машинах, - не позволил запугать себя врач, глядя прямо в сузившиеся сердитые глаза бизнесмена, не боясь бросать вызов: когда в течение пятнадцати лет у операционного стола вытаскиваешь людей с того света, научишься настаивать на своем. – Он на скорости потерял управление и врезался в столб! У него травма грудной клетки и перелом руки от удара о руль и спинку сиденья. Перелом лодыжки, травмы внутренних органов, но это пустяки! Переломы и раны мягких тканей не пугают меня. Я сделал свое дело. А вот черепно-мозговая травма… Здесь сложнее. У Германа ушиб мозга и сотрясение. Он в коме. Я не могу сказать, когда ваш сын придет в себя. Важнее, чтобы он дышал утром.

- Я вас услышал, - глухо ответил мужчина, не обращая внимания на судорожный вздох жены, которая не плакала, а просто сильнее сжала кулаки, впиваясь длинными ногтями в ладони. Она умела держать себя в руках, прожив с Завьяловым больше двадцати лет. – И все же? Сколько может длиться кома?

- От нескольких минут до нескольких лет, - правдиво ответил он. – Я не знаю, как сложится у Германа. Мы следим за всеми его показателями. Его мозг жив.

Герман потерял нить разговора и уплыл в туман, отдаваясь боли и страху, который затопил его. Он больше не слышал, что происходило в вип-палате, которую оплатил отец, его сознание просто увело его от ужаса настоящего. Он остался с собой и мог признаться, что сильно напуган всем случившимся. Но его пугала даже не авария, а то, что он с трудом понимает все происходящее. Он видел ночной город в рампе огней, большую площадку, на которой толпились парни и девушки возле дорогих спортивных машин. И он сидел за рулем сине-белой тачки, поглядывая на девушку в откровенном узком платье, которая улыбалась ему. Он не помнил ее имени. Дальше скорость, почти пустая дорога и… удар, который выключил свет… но перед этим было что-то еще. Но это словно были не его воспоминания.

И имя! Почему Герман? Он не принимал его, оно было чужим. Ему казалось, что все это игры сознания, которые на него навеяла лихорадка. Он точно знал, что не мог находиться ни в какой машине! Он был совершенно в другом месте. А где? Услужливая память напомнила, что последнее воспоминание, которое он не отвергал – путь в столицу. По дороге он чувствовал слабость, но отец велел приехать. Срочно! Вот он и выполнял его желание, а в пути почувствовал, что заболевает. Он испугался. Он всегда был здоров и никогда не поддавался слабости, но сейчас было другое. Кажется, впервые в жизни он по-настоящему испугался, и худощавое мускулистое тело пронзила холодная дрожь. Это были его воспоминания. И парень уцепился за них, пытаясь добраться до всего.

Днем он вошел в величественное здание из красного кирпича, окруженное зеленым парком, и оказался в богатых покоях. Он устал, и слуги помогли ему лечь в постель. Парень забылся сном, но тело словно существовало само. Его начало колотить от холода и не было сил позвать на помощь. Его одолевала слабость. Слуги во дворце были вышколены и не смели нарушать покой господина без требования. Он попробовал позвать хоть кого-то, но не смог. А недуг распространялся, и он осознавал, что заболел! Его поразил тот же недуг, что просто выкашивал народ, не делая исключения между бедными и богатыми. Лекари не могли найти причину болезни, которая или уничтожала, или давала жить.

Юноша через час почувствовал сильную боль в шее и плечах, конечности просто отваливались. Головокружение не давало встать с ложа, и он дико устал. Его лихорадило, и пот просто струился по телу. Неужели он заболел или его отравили? Он не исключал обе возможности. Как же он хотел, чтобы отец позвал его к себе, и тогда слуга будет вынужден нарушить его покой. Но он оставался один. Он не понимал, почему ему и жарко, и холодно, почему тело потное. Он очень хотел пить, но его просто оставили одного, а как хотелось жить! Ему только было семнадцать, у него была жена, которую сразу после венчания отправили домой, и они вообще не общались уже три года. Отец запретил приближаться к ней, пока он не даст добро, и он выполнял, подчинялся требованию. Эту жизнь он помнил и принимал.

Его не беспокоили до утра. Никому не пришло в голову, что наследник может заболеть. Паника началась перед завтраком, и спустя время позвали за лекарем, который просто развел руками и поставил неутешительный диагноз. Больной просто сгорал за считанные часы, у него уже была последняя стадия, и лекарь слишком боялся его отца, который мог просто казнить, как он расправлялся с неугодными. Он сам был законом!