1

Ночь, мягкая, живая, с дыханием ветра, игравшего с желтеющими листьями, все еще теплая, такая, какой она бывает в первые дни осени, накрыла бархатным плащом поляну с высокими деревьями и кустарниками, да тихую речку, что журчала неподалеку от разбитого северянами лагеря. Эти места были для них чужими: и дерн под ногами, и клочья земли, что торчали из-под сухих примятых трав, и даже сам воздух, насыщенный запахами хвои и свежести, которую дарила река. Все непривычное, незнакомое.

Чужаков было много. Целый отряд высоких сильных мужчин с хмурыми лицами и хищными взглядами. Споро поставив лагерь, они расселись подле костров, достали припасы и, переговариваясь, принялись ужинать, запивая вяленое мясо чистой речной водой.

Лошади, стреноженные у берега, мирно жевали овес, изредка всхрапывали и водили ушами, слушая голоса. Сейчас скакуны были спокойны — ничто не угрожало путникам в ночи.

Неподалеку от костров, на голой земле сидели люди. Связанные по рукам и ногам, босые и оборванные, это были молодые женщины да мальчики-подростки. Взглядами загнанных жертв, они молча наблюдали за своими поработителями, ужинавшими у огня. Их сторожа, два крепких воина с мечами наголо, словно голодные псы не сводили глаз с живого товара, да знай себе посмеивались над страхами рабов, тех, кто еще недавно был свободен, кто жил полной жизнью, трудился на своей земле, возделывал ее и собирал урожаи.

Сейчас крестьяне не были похожи на себя — оборванцы с глазами, в которых навеки поселился страх.

Но вот ветер бросил играть с листвой и полетел дальше, туда, где у самого большого костра, в окружении своих лучших людей, сидел вождь чужаков. На широких плечах воина лежала густая волчья шкура, в волосах нитями блестело серебро. Ветер дернул мужчину за длинные пряди и, словно поразившись собственной дерзости, полетел дальше, играть с камышами, поросшими густо на противоположном берегу реки. Предводитель чужаков поправил волосы и обвел взглядом собравшихся.

Старший чужак, очевидно, был высок. Даже сидящий он поражал и подавлял своей мощью и, казалось, излучал опасность. Взор голубых глаз, пронзительный и умный, холодный, словно льды северного моря, скользнул по воинам, прежде чем северянин заговорил.

— Рабов надо продать. – Голос был низким и глубоким, как рокот прибоя. – Нам не с руки тащить этих женщин в Хьялмарр. Продадим по пути. Каждый из вас может выбрать себе одну на потеху, или получить за нее лишние деньги, вам решать.

— Спасибо, вождь, – раздались голоса.

Предводитель кивнул.

— А что будем делать со стариком? – вдруг спросил один из сидящих у костра.

Вождь нахмурился.

— Лекарь нам и самим пригодится, – заметил он.

— Только этот лекарь может потравить наших людей, если дать ему волю, вождь! – запротестовал кто-то. – Такие, как этот дед, не преклонят колено. Ты же сам видел, как он глядит. Вроде и не волком, но в глазах затаилась ненависть.

Предводитель северян вздохнул и махнул рукой.

— Приведите-ка его сюда, — велел он, и несколько дружинников тотчас же встали и шагнули в темноту. Спустя время они вернулись, волоча за собой невысокого старика с длинной бородой, связанного по рукам и ногам. Толкнули к огню и застыли за спиной деда, пока вождь рассматривал пленника.

Старик был древний, словно сам мир: скрюченная спина, взлохмаченная борода, ноги в прорезях рубахи худые и сбитые, руки дряблые, с искривленными пальцами, и только взгляд удивительно ясный и гордый.

— Садись, дед, – обратился к старику на его языке вождь.

— Не откажусь. — Старик улыбнулся в бороду и примостился прямо на землю, опустив связанные руки на колено.

— Мне говорят, ты не хочешь идти с нами в Хьялмарр? – спросил вождь.

Глаза старика сверкнули.

— Ты не понимаешь, человек, – сказал дед.

Один из северян, стоявших за спиной мужчины, ударил пленника по голове. Старик наклонился вперед, словно прогибаясь перед вождем, а затем распрямился, как трава поднимается после ливня, разве что поморщился слегка.

— Ты забыл с кем разговариваешь, дед? – зло крикнул северянин, ударивший старика. – Перед тобой великий король и вождь, Бьярне Железнобокий!

— А мое имя — дед Дуб, — усмехнулся старик и добавил спокойно, — вот и познакомились.

Предводитель северян прищурил голубые холодные глаза и скривил губы.

— Не трогайте его, – велел тихо и сделал знак рукой, чтобы воины отошли от Дуба. Старик распрямил насколько смог, скрюченную спину и посмотрел на Бьярне, сидевшего напротив. Их разделяло только яркое пламя, бросавшее на лицо северного короля кровавые блики да страшные тени, искажавшие его черты.

— Отпусти меня, вождь, — произнес Дуб. – Пользы я тебе не принесу. Я уже стар и как знахарь почти непригоден. Разве что могу пособить советом каким, да только ты и без моих советов справишься!

Бьярне усмехнулся.

— Какой смысл мне тебя отпускать, дед? – спросил он.

— А тащить с собой? – поинтересовался Дуб. – Я же еще по дороге на ваш север помру, а так, глядишь, тут, на родной земле еще поживу с год-другой.

— Да ты наглец! – неожиданно рассмеялся Железнобокий. Ему понравилось бесстрашие старика и его спокойный, уверенный взгляд, взиравший на северянина без тени страха. Другие были не такими. Все рабы, за исключением знахаря, дрожали от страха и мочились в штаны, стоило ему посмотреть на них своим ледяным взглядом. А этот…

— Ты храбр, Дуб, – произнес Бьярне. – Но иногда подобная смелость может стоить смельчаку головы!

Дед покачал головой.

— Я не боюсь смерти, — признался он, – столько лет топчу ногами эту землю… — Дуб вздохнул. — Я чувствую, что она зовет меня. С каждым годом моя спина опускается все ниже, руки уже не имеют было силы, а глаза —остроты взора. Я не держусь за жизнь, но и не хочу уходить раньше срока.

Бьярне улыбнулся.

— И что ты можешь предложить мне взамен на свободу? – спросил, изогнув левую бровь.

— Сказку, – ответил дед.

2

Год спустя

Не скажу, что Борич мне совсем не нравился. Он был видный жених, хоть и в летах. Имел хозяйство и крепкий дом с хорошим достатком, да и человек, кажется, был неплохой. Просто я сердцем чувствовала – не мое, а отец уперто заладил, выйдешь за Борича и все тут.

Первое время я пыталась отца образумить, но только на каждый мой довод против этого брака, родитель находил десять своих – за. Хотелось ему породниться с Боричем, ох как хотелось. Только вот, не думала я, что мой любящий батюшка способен пойти против моей воли и принудить меня выйти замуж. Я все еще на что—то надеялась.

— Чем он тебе не жених? – вопрошал отец, стоя в горнице и уперев руки в боки. Глядел он при этом сурово. Впервые он был мною недоволен. Впервые всегда послушная и ласковая дочь выказала свое твердое «нет».

— Простите, отец, — сказала я, но взгляд не опустила, — но за Борича не пойду, будь он семи пядей во лбу.

— Ах, ты! – в сердцах крикнул Вышата и опустился на лавку, хватаясь за сердце – прием старый и на меня уже не действовавший.

— Коза упертая! – Голос матери хлестанул по спине вместе с полотенцем. Я вздрогнула и повернулась к ней лицом.

— Отца сжить со свету хочешь! – запричитала мать и засуетилась над Вышатой. Я же, воспользовавшись моментом, выскочила в двери, метнулась через сени, прихватив сумку, и прямиком во двор. Возмущенно кудахча, разбежались из-под ног пестрые куры, а я налетела на чью—то широкую грудь и попала в кольцо крепких мужских рук. Удивленно застыла, а когда взор подняла, то сразу же и обомлела.

Надо же! Явился не запылился тот, кого не звали!

— Отец дома? – спросил Борич, глядя на меня сверху вниз. Его карие глаза улыбались, и я заметила странные золотистые искорки, что вспыхнули, стоило нашим взглядам встретиться.

— Дома, – ответила и попятилась.

Мужчина отпустил меня, уронив руки. Я поспешно повесила сумку через голову и вскинула подбородок, глядя прямо в глаза жениху.

Он был стар. По крайней мере, в моем понимании. Мне—то всего восемнадцать годков, а ему почти тридцать, но еще крепок и высок. Сложен хорошо и, думаю, многие девки хотели бы стать его женой. Многие, да не я.

В темных, цвета каштана, волосах мужчины, уже мелькало серебро – тонкие нити, словно замысловатая вышивка. В уголках глаз поселилась сеть мелких морщин. Когда Борич улыбался, морщинки становились глубже, но это совсем не портило жениха. Если говорить по чести, всем он был хорош: и статью, и ростом, и богатством не обделен, да только мне не по нраву.

— Добрый день, – опомнилась я, поприветствовав гостя.

— И тебе здравствовать, Гаяна, – ответил Борич. Голос у него был низкий, приятный, да с легкой хрипотцой. Карий взгляд окинул меня с ног до головы, и стало немного неуютно. Я сделала шаг в сторону, намереваясь обойти дорогого гостя.

— Мне пора, – только и сказала, да знай себе шмыгнула за спину мужчины, стараясь не сорваться на бег. За спиной скрипнула дверь — на улицу выглянула мать. Хотела, видно, что-то крикнуть мне вслед, да вовремя заметила гостя. У калитки, не удержавшись, я оглянулась и увидела, как Борич поднимается на крыльцо. Словно почувствовал мой взгляд, он повернул голову и глаза наши встретились, отчего щеки мои тотчас заалели маковым цветом.

Мать глянула на меня с укоризной, да только головой покачала и. хвала богам, звать обратно не стала. Видимо, перед гостем неудобно было за капризную дочь.

Я вышла за калитку и, прикрыв ее, зашагала по дороге, мимо своего двора и соседского дома, слушая как лает собака, завидевшая прохожего. Крикнула ей ласково, чтобы угомонилась. Узнав знакомый голос, лохматый сторож попритих, только хвостом завилял пуще прежнего, признав соседку, что часто угощала чем-то вкусным. Но вот и развилка с колодцем, у которого стоит тетка Бояна. Завидев меня, женщина махнула рукой, подзывая ближе.

— Гая! – улыбнулась она, наполнив второе ведро студеной водой.

Я поздоровалась и поклонилась, приветствуя Бояну. Знакомы мы были очень близко, ее дочка, Милана, моя первая подружка. Именно к ней сейчас я и спешила, да вот с матушкой ее свиделись прежде.

— Хорошо, что я тебя встретила, – сказала женщина. – Милка просила передать тебе, чтобы к реке шла, к пристани. Там тебя ждать будет!

Я кивнула на ведра.

— Помочь? – спросила с улыбкой.

— Да уж, как-нибудь сама, а ты беги. Там нынче корабль чужой приплыл, торговый. Говорят, купец какой чужеземный с товарами прямо на берегу торговать будет. Может, себе что приглядишь?

Я раскинула руки.

— Я без денег совсем, — произнесла.

— А то тебе, быстроногой, домой долго сбегать? – пошутила с улыбкой Бояна и нагнулась за ведрами. До ее дома было рукой подать, но я все равно забрала одно из ведер и поспешила вперед женщины. Вот и калитка перед двором, а дальше и сама изба — из печной трубы дым густо валит, а в воздухе растекается аромат пирогов.

Оставив ведро на крыльце, я сбежала вниз. С Бояной попрощалась уже у калитки, пробегая мимо. Очень уж хотелось на товары посмотреть, да на чужаков, хотя, не думаю, что даже если приглянулось бы мне что, рискнула бы вернуться в дом. Там ведь Борича потчуют. Мне туда пока ходу нет.

Излучина реки сверкнула серебром. Вот и толпа, собравшаяся у причала. Несколько лодок качались на волнах, да рядом одно суденышко местного торговца. Но мое внимание привлекло чужое судно. Странный такой корабль, большой с высокими бортами. Завороженная, я даже остановилась на холме, чтобы полюбоваться на дивного зверя, оплетавшего нос корабля будто змей, зависший на ветке. С высоты разглядела и спущенный парус с золотыми нитями, да как несколько человек на борту что—то делают со снастями: возятся, канаты скручивают. Отсюда, с высокого берега, они словно игрушечные, совсем крошечные, похожие на глиняные фигурки, что продают в лавке горшечника.

Еще немного поглядев на чужой корабль, я принялась спускаться по тропинке вниз, выискивая взглядом Миланку. Но в толпе местных зевак ее с такого расстояния и не приметить. Сливается с другими девчатами своей макушкой в цветастом платке.

3

Сегодня Милана не поскупилась на свечи. Зажгла сразу несколько, да расставила по углам, так, чтобы ее комната была полностью освещена. Конечно, это было расточительно с ее стороны, да только никто из подруг слова не сказал против. Обычно столько свечей разжигали, когда пряли или вышивали, но этим вечером собравшиеся девушки только пили чай, да болтали ни о чем.

Я сидела на самом краю стола. Разговоры подруг отчего-то сегодня меня не заинтересовали. От нечего делать мусолила пряник, да пила травяной чай, пока Арина, дочка старосты Яремы, рассказывала о гостях своего отца, поселившихся в родительском доме.

— Главный у них зовется Мортон, – произнесла Арина, и глаза ее сверкнули из—под пушистых ресниц. – Такой красавец, что взгляд не отвести! Высокий, статный, — она восторженно охнула и руками раскинула, — ну, да вы его нынче видели на берегу.

— Купец? – оживилась Миланка.

— Он самый. Отец позволил чужакам пожить у нас несколько дней. Говорят, поторгуют, да дальше подадутся на юг. — Девушка улыбнулась и бусы самоцветные показала, что на шее в три нити были намотаны.

— Вот мне что подарил молодой купец! – похвалилась она гордо. – А матушке отрез дорогой ткани преподнес за гостеприимство. Отцу – меч в ножнах с рунами подарил.

— Расскажи еще о нем, – попросили девчата.

Я посмотрела на их восторженные лица. Удивилась. О чем мечтают? О чужаке? Так его скоро и след простынет. По мне так, чем раньше, тем лучше. Очень уж скользкий да опасный у незваного гостя взгляд. Мне показалось, что совсем недобрый человек этот купец, да вот только спорить с подругами не хотелось. Для них он был лишним поводом для разговора, и я надеялась, что едва уедет гость северный, так он нем и думать забудут, а то ишь, раскудахтались, да глазенками хлопают. Так гляди, повлюбляются в светловолосого купца, да в парней его. Я-то, когда лодку рассматривала на пристани, обратила внимание, что кроме кормчего седого старика, все люди северянина Мортона сплошь молодые мужчины. А у нас в городе своих парней хватало. Да вот только свои – привычные, а чужие – интереснее. Вон как девушки оживились после слов Арины.

— Тот купец мне еще и платье подарил, – продолжала хвастаться Арина. – А отец решил северян порадовать за их доброту. Завтра праздник устроит в доме, покажет, как мы умеем гостей привечать.

Я уронила руки на стол. Оперлась подбородком на кулак и подумала о Бориче. Чуяло мое сердце: неспроста отец и матерью промолчали сегодня. Ведь ни слова не сказали о женихе и свадьбе после ухода мужчины. А прежде мне все уши прожужжали своими упреками. Неужто Борич попросил? Сами бы они не угомонились. Значит, решил подход найти! Ухаживать будет, наверное, а может еще что удумал. Поглядим.

— Чего молчишь, Гая? – позвала меня Миланка.

Я подняла глаза на подругу.

— Что? – произнесла тихо и не совсем понимая, что упустила.

Девушки уставились на меня смеющимися глазами.

— О женихе мечтает, наверное, – пошутила Росана и все подружки рассмеялись. Давно уже им было известно, что просватали меня за Борича. Даже Милана не понимала моего нежелания идти под венец с лучшим женихом в городе. Признаться, я иногда сама не понимала, почему так противлюсь судьбе. Ведь Борич был и собой хорош, и богат, чем не жених?

— Словно нас не слышишь. В облаках, знай себе, витаешь, – не обращая внимания на смешки подруг, продолжила Милана. – Устала, что ли? – спросила, а затем добавила: — Ты и утром мне странной показалась, там на пристани, — и посмотрела внимательнее, — может, приболела?

Я покачала головой. Не знаю, сколько еще продолжалась бы эта пытка, но тут дверь горницы распахнулась и на пороге возник мальчонка лет десяти от роду, вертлявый, с вихрами волос цвета соломы.

— К бате слуга от Яремы приходил, – поспешил мальчик обрадовать девушек, прежде чем на него накинулись недовольные с упреками. Милана запрещала Святозару беспокоить ее во время посиделок с подругами, но сейчас, услыхав новости, даже она не стала ругать брата.

— В гости звал отца и мать, — быстро проговорил Святик. – Завтра Ярема праздник устраивает.

Девчонки ожили. Загомонили, а Святозар был таков, только дверь скрипнула закрываясь. Пока подруги переговаривались, обсуждая предстоящий праздник, я встала и обняла Милану.

— Ты чего? – удивилась она.

— Пойду я, — ответила. Сегодня не гулялось мне. На сердце было неспокойно и никак не могла веселиться наравне с другими девушками. А посему, чтобы не огорчать остальных своим хмурым видом, решила уйти.

Миланка поняла, что останавливать меня нет смысла, и провела до дверей. Я спустилась с крыльца и направилась через двор к калитке. Во дворе уже хозяйничала ночь: темная, с россыпью звезд по опрокинутому небосводу.

Скрипнула калитка, выпуская меня на дорогу. Я сделала шаг и замешкалась, увидев темный силуэт, отделившийся от соседнего забора. Кто-то стоял под деревом и, видимо, дожидался меня.

Я замерла, пока мужчина приблизился, а затем узнала в нем Борича. Первой мыслью была: «Откуда он здесь взялся!» — но тотчас вспомнила слова мужчины перед нашим расставанием этим днем. Видать, у родителей прознал, что буду сегодня у Миланы на посиделках, и пришел. Ждал, значит, меня.

— Позволь, провожу? – спросил Борич, глядя мне в глаза.

Я пожала плечами. Запретить ему сделать это не могла, понимая, что, наверное, все равно увяжется следом. Вот ведь настырный! И далась я ему? Вокруг сколько девок пригожих…

— Провожай, – ответила скрепя сердце и пошла вперед. Жених пошел следом. Нагнал через пару шагов, рядом зашагал, но при этом держась на расстоянии вытянутой руки. Идти с ним рядом оказалось неожиданно неловко. Я не знала, что сказать, и потому просто молчала. Сам Борич тоже не делал попыток разговорить меня.

Шагали в темноте дороги, расчерченной светом, льющимся из окон. То здесь, то там раздавались голоса или смех. Вдалеке залаяла собака, а тихий шелест реки принес ветер, налетевший так неожиданно, что взметнул тонкие пряди, выбившиеся из моей косы. Ночь раскинулась над нами: тяжелая, тягучая, с ароматами пряных трав и сырой земли, а я шла и мечтала о том, чтобы скорее впереди показался знакомый забор, за которым начинался наш двор. Но время, будто насмехаясь, тянулось медленно, словно смола из бочки.

4

День прошел в работе по дому: то корову на пастбище выпусти, то кур покорми, то свинарник почисть, да еще и наноси воды и в доме прибери. Мать не только указания давала, но и сама работала не покладая рук. И лишь к вечеру, когда все дела были переделаны, стали готовиться идти на пир к дядьке Яреме. Несмотря на усталость, мне все же хотелось встретиться с подружками да потанцевать с парнями.

Староста жил на окраине в самом большом доме, единственном в нашем городе, что имел два этажа. Этот дом, казалось, мог вместить в себя и нашу избу, вместе с двором и пристройками, да еще и соседний двор бы прихватил, настолько он был большой. Староста строил его на зависть другим, только мне осталось непонятно, зачем ему такие хоромы. Семья у Яремы была небольшая, и часть комнат пустовала, зато было понятным, почему чужаки остановились именно у старосты. Кто бы еще смог вместить столько людей под одной крышей, как не он. Обычно гостей расселяли по разным домам, а тут, гляди-ка, поместились все. Только я вот не пожелала бы оставаться рядом с этими пришлыми северянами.

Чуяло мое сердце, что не с добром пришли они в наш город. Может и вправду, просто, проплывали мимо и направлялись совсем не в наши края, а может что задумали злое. Только одна мысль не давала покоя: «Что понадобилось этим людям в нашем городе? Если бы с набегом пришли, стали бы разговаривать? Нет. Такие, как эти воины, нападают без речей медовых, а светлоглазый купец явно старосте на берегу тогда зубы заговаривал». Впрочем, это дело не мое. Даст бог, уплывут себе дальше, когда сторгуют то, что собирались. Да и скажи я кому о своих подозрениях, засмеют ведь. Северян против наших дружинников всего ничего, хотя, как по мне, так каждый северный воин десятка местных стоит.

Именно об этом я думала, пока шагала за родителями по дороге, глядя на широкую спину отца и размышляя о том, как пройдет сегодняшний вечер. Попутно дала себе зарок не обращать внимания на северян и даже более того, избегать их. Не знала тогда еще, что моя судьба была предопределена богами. Любят они шутить над нами, людьми.

Вот впереди показался и дом Яремы с просторным двором. Высокие ворота были приветливо распахнуты, в многочисленных окнах горели огни, слышался шум и множество голосов, музыка, да веселый смех. Кажется, мы замешкались и пришли на пир последними, поскольку, стоило нам подняться на крыльцо и войти в дом, как я увидела всех своих подружек, шептавшихся у окна. Их родители находились тут же, только немного в стороне. Оглядевшись на пороге, я подумала о том, что огромный дом старосты сумел вместить в себя всех жителей нашего городка. Не хватало только разве сопливых детишек, да древних стариков, кто остались дома приглядывать друг за дружкой. Остальные собрались здесь.

Нас заметили быстро. Уже через мгновение подружки обступили меня и за белые руки утянули в свою компанию. Отец и мать поздоровались со старостой, вышедшим встречать последних гостей. Впрочем, они едва раскланялись, и Ярема оставил их, направившись к северянам, находившимся немного в стороне. Я успела заметить, что они держались друг друга, но при этом дружелюбно улыбались, особенно их главный — купец с холодными глазами.

— Чего вы так долго? – побранила меня Милана, но я не успела ей ответить, как девчата загомонили, бросая взгляды в сторону видных северян. Да там было на что посмотреть. Парни хоть куда, и, кажется, только у одной меня они вызывали подозрение.

Чужаки были одеты в дорогие, праздничные одежды, подпоясаны широкими поясами, украшенными многочисленными оберегами, так похожими на те, что купец выставлял в своей переносной лавке. Думаю, скоро подобные вещички украсят платья не одной красавицы в нашем городе. На девок тоже бросали взгляды северные гости. Присматривались друг к другу перед танцами.

Ярема постарался на славу. Я увидела двух музыкантов: один играл на свирели, второй, дед Хотен перебирал струны на гуслях, а сбоку от него, прямо на скамье, лежал бубен. Мой взгляд скользнул дальше, и я заметила, как в проеме смежной комнаты мелькают женские силуэты – Ярема был единственным в городе, кто мог себе позволить нанять прислугу, и именно сейчас эти наемные работники вместе с женщинами рода старосты, накрывали длинные столы и выкатывали бочки с медом и пивом.

— Гая! – возмутилась подруга. – Ты меня совсем не слушаешь!

— Прости. – Я повернулась к Миланке.

Подруга поджала губы. Обиделась, наверное, но я и вправду, была невнимательна и, точно не помню, чтобы слышала, что она мне говорила.

— А старший-то ихний, хорош, – услышала я голос Арины. Старостина дочка главенствовала в толпе и, уперев руки в боки, поясняла девушкам, обступившим ее. – Сегодня я с ним буду танцевать!

— Да мы все не против, – рассмеялась Весняна, румяная дочка мельника, широкая в кости, с яркими красками на лице – она сама не красилась, ее так одарила природа и румянцем, и темными ресницами.

— А то я не знаю, – проговорила Арина и окинула подруг взглядом. – Только моим он будет, так что, выбирайте себе других, тем более, его друзья — парни привлекательные!

«Ишь ты, — подумалось мне, — купца себе приглядела Арина. Хитра!» — но, как по мне, пусть забирает его с потрохами, не по мне товар.

Мы переглянулись с Миланой. Кажется, собственнические повадки Арины подруге не понравились, и я понадеялась, что девки наши не перессорятся из—за чужаков, которые вскорости, дай боги, уедут восвояси.

— А твой-то уже на месте. Вон тебя все выглядывает, — шепнула внимательная Милка, и я вздрогнула, только сейчас заметив вдали среди собравшихся Борича. Статный жених и вправду глядел на меня, но подходить не спешил. Лишь кивнул приветливо, да взор отвел.

Мы еще немного постояли под окном, когда староста пригласил гостей в горницу, отведать угощения. Сперва за длинный стол усадили мужчин, затем их жен. Нам, девкам, что только вошли в расцвет, выделили отдельный стол поменьше, украшенный более других. Арина села во главе и широко улыбнулась, чувствуя свое превосходство.

5

— Я не танцую! – вырвалось у меня, прежде чем поняла, что говорю.

— Правда? – вскинул светлые брови мужчина. – А мне показалось, до нашего появления, ты очень даже танцевала, али я ошибаюсь?

Сглотнула и едва удержалась, чтобы не попятиться, испытывая непонятный страх перед этим чужаком. И тут почувствовала, как на талию легла крепкая рука. Подошедший Борич вышел вперед и одним движением задвинул меня к себе за спину, закрывая от Мортона, после чего спокойно посмотрел на гостя старосты.

Купцу это не понравилось. Его глаза опасно сузились, а ноздри затрепетали, но голос, когда северянин заговорил, прозвучал ровно и почти доброжелательно.

— А ты кто таков? – обратился он к Боричу.

Мой защитник не сплоховал.

— Жених, – ответил честно, а я выглянула из-за широкого плеча и посмотрела на пришлых. Веселье их развеялось как дым. Все стояли хмурые, разделив настроение своего предводителя. В горнице будто повеяло холодом. Предчувствуя беду, я вышла было вперед, да Борич не пустил – поднял руку, преградив мне путь.

— Со мной танцевать будешь, – произнес и добавил, — ты ведь обещала мне.

Ничего подобного меж нами и в помине не было. Я поняла, что мужчина хочет помочь, и в то же время страшилась, как бы из—за меня не началась драка. Еще не хватало, чтобы эти северяне схлестнулись с нашими парнями. А то, что за Борича даже староста встанет горой, сомнений не вызывало. Слишком важным мой жених был человеком в поселении. Даже Ярема не пойдет против его слова, а тут такое!

Посмотрев на Мортона, я пожалела о том, что не хватило мне ума свести все в шутку. Ну, подумаешь бы, потанцевала, не убыло бы от меня от обычного танца. Да только все внутри протестовало против прикосновений купца. Даже Борич и тот казался милее сердцу.

— Значит ты просватана? — Северный предводитель усмехнулся и сделал знак рукой, после которого его люди словно расслабились, попятились, и я не сдержала вздоха облегчения.

— Я ведь только потанцевать, – продолжил Мортон и покосился на Борича, скользнув по нему оценивающим взглядом, словно раздумывая, за кем была бы победа в случае драки.

Борич улыбнулся северянам, и от его улыбки мне стало немного не по себе. Я посмотрела на своего жениха и внезапно поняла, что совсем не знаю его. Он показался мне сейчас не менее опасным, чем Мортон, отступивший назад.

— Эй вы там! – крикнул Борич притихшим музыкантам. – Чего замерли? Играйте! – И вывел меня на середину горницы.

И гости и наши расступились, образовав круг, в котором остались только я и мой так называемый жених. Выбора не было, пришлось танцевать.

Музыканты заиграли бодро, танец вышел веселый. Я скользнула взглядом по лицам, окруживших нас людей. Успела выхватить из толпы злую улыбку Арины и встревоженную – подруги Миланки, а затем вскинула руки и шагнула к Боричу. Мужчина двинулся ко мне, обхватил за талию, закружил так, что длинная коса взвилась в воздухе змеей, мелькнув алой лентой. Впившись в мое лицо цепким взглядом, Борич на миг отпустил меня, и я прокрутилась вокруг своей оси, при этом раскидывая руки, словно птица в полете, ногами выбивая привычную дробь, а затем снова ринулась к жениху, позволяя ему обнимать меня и понимая, что он впервые вот так прикасается ко мне. Какими сильными оказались его пальцы, а дыхание – теплым, с ароматом лесных ягод. Видимо, как и я, Борич пил вино, предпочитая его пиву. А может опасался опьянеть от хмеля или предчувствовал, что от чужаков можно ждать беды, вот и поостерегся? Я точно знать не могла, но позволила мужчине вести меня в этом танце.

Музыка нарастала, и вот мы уже кружились на середине горницы. Борич потянул меня, разворачивая к себе спиной, прижал к груди, заставил повернуть голову и посмотреть на него. Наши взгляды переплелись, я едва дышала. Борич же, напротив, казался спокойным, продолжая кружить меня в пляске. Вот его руки поймали мои ладони, оттолкнули от себя в танце, затем также неожиданно и проворно притянули назад. Мы оказались слишком близко друг к другу. Прижатая к сильному телу, я поймала себя на мысли, что смотрю на губы мужчины. Красиво очерченные, с насмешливым изгибом.

Борич отпустил меня, и я сделала круг вдоль столпившихся гостей, прошла лебедем мимо северян, заметив ледяной взгляд Мортона, смотревшего на меня так пристально, да с такой жадностью, что я едва не оступилась и почти стремглав бросилась к жениху, поймавшему меня в свои объятия и продолжавшему танец.

Никто кроме нас двоих более не танцевал. Все стояли и смотрели. Лица одних была веселы, кто-то улыбался, кто-то, подобно Арине, хмурил брови. Я старалась особо не отвлекаться и не смотреть на них, чтобы не сбиться со счета, отбивая ногами положенные шаги и чувствуя себя несколько скованной от такого пристального внимания, и на последнем крике гуслей и тонком вздохе свирели, застыла. Сильные руки Борича прижали меня к его груди, а глаза мужчины ловили мой взгляд. Я замерла, глядя на него и переводя дыхание. За спиной кто-то сдавленно вздохнул, и я отскочила от мужчины, заливаясь краской.

Арина шагнула к нам и смерила меня насмешливым взглядом, в котором виделось явное недовольство. И мне не надо было даже уметь читать мысли, чтобы понять то, что выражали ее глаза: «Все твердила, что жених не по нраву, а сама вон как к нему прижималась!»

Борич шагнул ко мне, взял за руку и увлек за собой прочь из горницы. Я услышала, как Арина скомандовала музыкантам снова играть, но не оглянулась, пламенея, как огонь в очаге после безумной пляски.

— Выйдем, – предложил Борич и я кивнула, соглашаясь. Мне и правда не помешал бы сейчас свежий воздух.

Когда проходили мимо стола, заметила, как удивленно вскинули брови родители. Затем мать довольно так улыбнулась и дернула за руку отца, который, видимо, вознамерился было встать и идти с нами.

Ничего постыдного не было в том, чтобы прогуляться со своим женихом, когда свадьба, а я в том была убеждена, уже обговорена. Мне неожиданно стало нестерпимо душно. Я вырвала руку из ладони Борича и метнулась через зал, чтобы скорее выйти во двор. Стены вдруг стали давить на меня. Захотелось ощутить над головой высокое небо, чтобы прогнать непонятную печаль.

6

Река дальше текла широкая, чистая, с высокими песчаными берегами, поросшими осокой и камышом. Кормчий напрасно всматривался вперед – на мутной глади не было ни малейшего всплеска, свидетельствовавшего о том, что ладью впереди может поджидать отмель или, того хуже, коряги, залегшие у поверхности, словно коварное чудовище. На такую налети неудачно и можешь повредить дно судна, а это снова – берег и потерянное время. Поэтому Торвальд зорко следил за обманчивой гладью, ожидая подвоха от незнакомой воды. Другое дело, если бы они шли посередине реки, там уж точно никаких отмелей, а здесь у берега все может статься. Но Рагнару обязательно было необходимо смотреть на кручу, и кормчий догадывался, что ищет там его вождь, а потому не сильно удивился, когда молодой мужчина неожиданно вскинул руку, приказывая одним жестом сушить весла.

— Здесь можно причалить, а там, — Рагнар указал на берег, — подняться наверх.

Торвальд кивнул. Некоторое время спустя ладья ткнулась носом в высокий камыш, а сам Рагнар, отстегнув пояс с ножнами, положил его на скамью и перебрался через борт, прихватив с собой только длинный нож.

— Ждите меня здесь, – приказал он и воины проследили, как предводитель ловко взбирается на кручу, а затем исчезает из виду в густых зарослях орешника.

— Можно пока перекусить, – предложил Лассе, и остальные дружинники его поддержали. Весла были вытащены из воды и уложены на палубе, пока мужчины доставали рыбу и сухари из своих мешков.

Рагнар в это время пробирался через лес, придерживаясь береговой полосы. Некоторое время он шел почти не таясь, но уже за третьим поворотом реки, миновав высокие ели, распушившие лапы по земле, замедлил шаг и удобнее устроил в ладони нож.

Северянин миновал еще один поворот, прежде чем увидел то, что опасался.

Две ладьи стояли у берега. На палубах ни души, зато на самом берегу — толпа народу и пламенеют костры.

Рагнар присел, спрятавшись за густым кустарником, и стал всматриваться в происходящее внизу. Увиденное его не порадовало. Людей у брата оказалось еще больше, чем он думал.

Мужчина некоторое время просто стоял и следил за тем, как находящиеся внизу северяне что—то готовят на огне. Кто-то рубил дрова, еще человек десять тренировались неподалеку от большого лагеря. Но основная часть людей просто сидели, переговариваясь.

«Надо подобраться ближе!» — подумал Рагнар и начал спускаться, двигаясь со всей возможной осторожностью, опасаясь даже хруста сухой ветки под ногами. На его счастье к берегу спускалась густая чаща, где можно было спрятаться от глаз воинов, и мужчина направился прямо туда.

Много времени ушло на спуск, но вот и чаща, а за ней и берег раскрылся как на ладони, особенно если немного приподняться над верхушками кустарника, что густо порос сразу за линией леса. Но Рагнару не надо было видеть происходящее, он хотел лишь услышать то, что его интересовало. Присев на корточки, мужчина навострил уши, вслушиваясь в голоса и шум, доносившийся с берега. Говорили северяне почти ни о чем, много смеялись, много перекрикивались и, казалось, совершенно не таились, из чего Рагнар сделал соответствующие выводы: скорее всего, ближайшее поселение находится на значительном расстоянии от этого места, иначе воины Мортона не вели бы себя столь беспечно. Просидев так за кустами значительный промежуток времени, молодой вождь с разочарованием понял, что самого Мортона в лагере нет. Рагнар уже было собирался уходить, так же тихо, как и прокрался, когда услышал прозвучавшее имя брата и застыл камнем.

— Интересно, сколько мы еще будем торчать здесь? – Неподалеку от укрытия северянина заскрипели шаги, и Рагнар присел. Кто-то оказался вблизи от кустов, за которыми укрывался северянин. Послышался звук глухого удара, за ним последовал хлопок и мужской, низкий голос произнес:

— Вчера он сказал нам, что осталось недолго.

— Надо дальше идти, раз здесь нет того, что мы ищем, — последовал ответ и Рагнар нахмурился.

— Уйдем, – сказал второй собеседник. – Только вождь кого—то прихватить с собой хочет, я так понял.

— Кого это? – прозвучало удивленно.

— Девку какую-то. – Следом раздался мужской низкий смех. – Приглянулась, видать.

— Ты откуда знаешь? – спросил его первый голос.

— Так об этом Уни обмолвился, а я Уни верю! Он зазря болтать не станет.

— Как по мне, так стоило вырезать крестьян всех до одного. Городок-то небольшой. Прихватить добро и плыть дальше. Нам такое не впервой.

— И куда ты это добро денешь? И так все корабли уже перегружены!

Рагнар попытался рассмотреть в просвет меж ветками говоривших, но видел лишь части одежды и ноги в высоких сапогах.

— Надо скорее сбыть все барахло и перевести в деньги, – продолжался разговор. – Золото занимает меньше места, чем ткани и безделушки.

— Твоя правда. Вот вернется Мортон, надо будет с ним переговорить по этому поводу.

«Значит, он ничего не нашел!» — подумал Рагнар и стал ждать, когда эти двое, отойдут дальше, чтобы затем спокойно вернуться к своим людям. Здесь ему делать было нечего. Стоило двигаться дальше с тем расчетом, чтобы обойти людей брата, расположившихся выше по реке. Но как это сделать, если в этом месте река оказалась узкой, а по берегу лодки не протянешь волоком, слишком уж заросшие они, да и высокие.

«Придется ждать, пока Мортон не покинет эти места», — решил для себя Рагнар. И, желательно было, не попадаться им на глаза. Превосходство у брата в людях было огромным. Два корабля, что остались дожидаться своего вождя, битком набиты воинами, а у самого Рагнара, мало того, что судно ветхое, так еще и людей раз, два и обчелся. Не противник он пока брату, точно не противник.

Едва дождавшись, пока говорившие отойдут от чащи, послужившей ему убежищем, мужчина скользнул к склону, скрываясь за деревьями, и через некоторое время уже был наверху. Бросив последний взгляд на лагерь северян, скрытом от глаз высоким берегом, Рагнар поспешил, туда, где ждали его люди.

7

— Нет здесь того, что мы ищем, – заявил один из северян, когда Мортон вернулся на пристань и спрыгнул на палубу, обведя дружинников пронзительным взглядом.

— Ошибся ты, признай, – сказал кто-то, но сын вождя только пожал плечами.

— Не знаю, — ответил он. – Но что-то мне подсказывает: мы что-то упустили.

Он прошелся по палубе и опустился на одну из скамей, жестом велел остальным сесть рядом и скоро воины окружили своего предводителя, внимательно слушая то, что он намеревался им сказать. А сказать Мортону было что. Первым делом воин закатал рукав туники и показал всем наруч, обхвативший его предплечье. Тот самый фрагмент доспехов, что нашли в лесу после исчезновения старика Дуба.

— До того дня, когда мы приплыли в этот городишко, — начал мужчина, — наруч был холоден, словно лед. Сейчас же он горячий, как уголья! И вы мне после этого говорите, что здесь ничего нет?

Мортон обвел тяжелым взглядом своих людей, нахмурился.

— Все ли дома мы уже обошли с визитами? – спросил он.

— Почти все, — отозвался кормчий.

— Значит надо проверить все лучше. Я чувствую, что мы близко. И не уеду отсюда, пока не удостоверюсь в том, что наруч не просто так нагрелся. Видят боги, что доспех близко!

— А что твой брат? Если он обгонит нас, пока мы тут простаиваем и тратим время?

Мортон покосился на говорившего.

— Ты разве не помнишь, какой корабль у Рагнара? – спросил он и рассмеялся, сипло, неприятно, словно старый ворон на ветке мертвого дуба. – На том корыте ему нас не догнать. Я даже не удивлюсь, если брат со своими людьми потерпел крушение и сейчас находится на каком-нибудь забытом богами острове в северном море.

— Рагнар удачлив, – заметил кормчий. – Я не стал бы его недооценивать. Да и король дал ясно понять, что только тот, кто привезет ему полный доспех, станет его наследником.

По лицу Мортона мелькнула тень.

— Бастард никогда не станет королем, пока жив я — законный сын и наследник! – Глаза сына Бьярне опасно сверкнули, после чего все его люди сочли правильным больше не высказывать собственные мысли по поводу младшего незаконнорожденного брата своего вождя.

— Ладно, – смягчился купец. – Надо придумать, как осмотреть те дома, что остались.

— Но не каждый захочет впустить нас, – заметил один из людей Мортона.

— Тогда мы войдем хитростью или силой, – произнес северянин. – Я уверен: где-то здесь меня поджидает еще одна часть доспеха. Не станет наруч так нагреваться просто так.

— Только не ошибись, вождь, – предупредил кормчий.

— Не бойся, я еще никогда не ошибался. Боги любят меня больше, чем Рагнара, и именно я буду тем человеком, кто привезет отцу то, что он так желает.

— Как скажешь, – пожал плечами мужчина.

— Давайте пройдемся по оставшимся дворам. – Мортон поднялся со скамьи. – Даг, Балдер и Олаф идут со мной.

Названные воины встали. Кормчий Хальдор проводил взглядом мужчин, пока они перебирались с борта ладьи на пристань, ловко перепрыгивая без сходен прямо с корабля и при этом посмеиваясь над своей удалью. Затем мужчины начали подниматься по тропе к городу, следуя за своим предводителем.

Мортон шагал с видом уверенного в себе человека. Ветер, налетевший с холмов, развевал его длинные светлые волосы, делая его похожим на божество, сошедшее с небес.

Хальдор прикрикнул на оставшихся дружинников, повелев им натаскать речной воды и вымыть палубу. Он подозревал, а может, просто надеялся, что уже через день другой ладья покинет этот берег и отправиться далее. На одном месте было скучно сидеть всегда подвижным мужам севера, да и уже давно хотелось помахать мечом, сразиться с недругом. А здесь, в этом унылом маленьком городишке, о таком можно было забыть. Мортон запретил. Хотя, кто знает, как повернется дело. Может статься и так, что уходя, они еще попируют на костях здешних обитателей, да приласкают девок сталью своих мечей.

***

Очередная вылазка показала, что корабли Мортона вышли из своего убежища и пропали. Рагнар понимал: они отправились дальше по реке, из чего следовало одно — путь открыт. Рисковать плыть мимо более сильного противника он не мог. Не из-за трусости, нет. Ни Рагнар, ни его люди не боялись смерти и сражений, но и глупо идти на погибель не завершив того, что задумали, тоже не хотели. Иногда хитрость была не менее важна в тактике ведения боя, а для Рагнара и Мортона само сосуществование уже граничило со сражением.

С самого детства Мортон считал себя выше по положению, чем его младший брат. И, даже несмотря на то, что Бьярне приблизил к себе сына рабыни, подарив свободу, статус Рагнара от этого в глазах старшего брата выше не стал. Постоянные насмешки, тычки, переходившие в драки, унижения до той поры, пока оба не повзрослели, не примирили братьев, и в итоге сделали врагами и соперниками. Но, если Мортон, имея все, что пожелает, мог претендовать на земли своего отца и прочие блага, переходившие ему по наследству, то Рагнар не имел ничего, кроме той части добычи, что причиталась ему после набегов.

У Рагнара была цель: он хотел выкупить мать, а Бьярне, по какой—то, известной только ему причине, не хотел отпускать свою рабыню, поправ единый для всех северян закон, по которому, женщина, родившая вождю сына, имела право на свободу.

— Ты же ценишь свою мать? – спросил как-то с издевкой Бьярне у своего младшего сына. – Значит, сможешь выкупить ее. А матери стоят дорого, – добавил он и рассмеялся.

А после произошла эта история со стариком и легендой, после которой Железнобокий словно с ума сошел, мечтая лишь об одном – стать обладателем доспехов древнего бога.

Рагнар не сильно верил байке старика, хотя и признавал, что подброшенный им наруч обладал определенной толикой магии. Но уверенности в том, что наруч принадлежал именно богу, у него не было.

«Мало ли, кто из колдунов пробовал свои силы на этом наруче?» – рассуждал он. А с ворожбой связываться – себе дороже.

Загрузка...