Стояла невероятная тишина, в которой растворялись все звуки, будто кто-то куполом накрыл. Четыреста лет назад люди выбрали это пугающее и невероятно красивое место на краю обрыва, на высоте почти тысяча метров над уровнем моря, для жизни. В то время в здешних лесах таилось нечто неживое и не мёртвое. Оно слышалось гулким эхом. Густым маревом тумана. Пронзительным ветром в кромках деревьев. Насколько пугающим, настолько и завораживающим, казалось, то место.
Город Шартре притягивал людей, словно там хранились секреты, которые неведомы остальному миру. Жизнь расцветала в укромных уголках, но каждый знал, с наступлением темноты лучше не бродить по деревне. Не притягивать к себе злых духов. Все боялись тумана, который окутывал землю и поднимался, словно вуаль, ограждая землю от дороги.
Незнакомцы, случайно забредшие в тихую деревушку, с наступлением сумерек, блуждали в тумане, не в силах отыскать дорогу назад. Они исчезали в густом смоге, сходили с ума, когда бродили по лесу, словно младенцы, не понимая, что в тех местах существует не только человеческая жизнь. Там пряталось нечто потаённое, мистическое и зловещее. Многие считали, что земля Шартре проклята, ведь после того как деревню заселяли люди, с ними непременно случалось нечто запретное и кровавое.
Очередное происшествие случилось в ночь на тринадцатое апреля, та ночь считалась днём равноденствия. Женщины в деревне словно лишились здравого ума. Их вспышки неконтролируемой агрессии ужасали. В тот вечер все женщины начали проявлять кровожадность, уничтожая мужчин, а после, каждая подошла к обрыву, уходившему далеко вниз, туда, где волны моря разбивались о скалы, и шагнула в пропасть.
На какое-то время Шартре снова остался тихим и мёртвым. Никто не желал жить там, где происходили массовые самоубийства. Но каждый раз, словно чудовище, наевшись новыми жертвами, город манил новых людей в свои смертельные объятия.
Пронзительные ветра и зловещие туманы всё ещё ужасали людей, но красота той земли она ворожила. Густые леса безостановочно разрастались. Покрытые мхом деревья сочной зеленью манили и привлекали. Постепенно истории забывались, и снова Шартре заселялся новыми жителями, которые находили удовольствие от жизни в тех местах.
Та земля была богата разнообразными мифами и историями, которые привлекали любопытных исследователей в город. В давние времена на землю Шартре, что была окружена с севера — дремучим лесом и мшистыми болотами, а с юга — морем, ссылали душевно больных людей. Тех, кто был не в себе. Но каждый подобный сбор заканчивался ещё большим помешательством. Туман, что приносил с собой ядовитые споры, влиял на сознание людей, вызывая в их душах самые сильные страхи. В порыве защитить себя люди совершали поступки, о которых история умалчивает, ибо они оказались настолько кровавыми и ужасающими, что не были вписаны в хроники Шартре. Потом то место сровняли с землёй, оставив голым и чудовищно одиноким. А лес продолжал разрастаться. Он был живым, красивым, диким и неприступным.
Девушка стояла на краю обрыва того самого, где волны чернеющего моря разбивались о скалы, стачивая камень. Тёплый ветер трепал локоны, лишь только одна белая прядь неподвижно свисала вдоль холодной щёки, пока девушка смотрела вдаль за горизонт, пытаясь вспомнить: кто она? Почему должна стоять здесь в одиночестве и ждать? Её воля была подавлена, но девушка не могла вспомнить причину. Она знала, что не должна стоять так близко к краю, но не могла сдвинуться с места, словно кто-то дал указание сделать именно это и не отступать. Она подчинилась просто, без вопросов и споров, будто только для этого и жила. Не перечить. Слушаться. Служить.
Она хмурилась, чувствуя внутри нечто запретное, неправильное. Словно кто-то взял под контроль сознание, заставив позабыть остальное всё, что было важным для неё. И сколь бы сильно она не пыталась разрушить ту стену, ничего не выходило. Слишком глубокое давление. Её фигура выражала отчаяние и скорбь. Девушка смотрела вдаль, задаваясь единственным вопросом: «Почему?».
— Остался всего шаг, — послышался из-за спины тягучий грубый мужской голос. — Почему ты остановилась?
Она хотела обернуться, чтобы увидеть его, но не могла. Тело не принадлежало ей, повинуясь голосу позади.
— Посмотри вниз, — приказ, которому девушка тут же повиновалась. — Там тебя ждёт уютное пристанище. Ты ведь именно этого и хотела? Найти убежище. Обрести покой и забвение.
От его слов сердце разорвалось на части, но ни одного воспоминания о том, кто ждал её, не промелькнуло. Девушка просто знала там есть кто-то, кто нуждался в ней, но противится приказу ласковому и убаюкивающему, не могла. Этот мужчина, её господин, он диктовал правила, она лишь исполняла.
Скалы внизу омывали неспокойное чернеющее море, в то время как небо заволокло свинцовыми тучами. Всё, казалось, замерло в ожидании, когда она сделает последний шаг. В голове туман, а голоса, что шептали, звали за собой, разрывая сознание, приносили боль. Девушка стояла неподвижно, но внутри у неё происходили такие изменения, от которых кричать нужно было и бежать, но опять же мужчина позади, кукловод, не позволял. Он её судья. И он же палач.
— Прыгай, — ласковый приказ, который активизировал внутри вопль, что по гортани поднимался готовый разорвать внутренности, но девушка не позволила даже тихому шёпоту соскользнуть с языка. То была мгновенная мысль сопротивления, которая тут же угасла под прямым приказом.
Где-то вдали слабо мерцали молнии малинового оттенка, когда девушка сделала последний шаг и нырнула в пропасть, ожидающую внизу скал. Она не почувствовала ледяного прикосновения моря, что обволокло тело и похоронило на дне её мятежную душу.
Береника
Дом призрак — который хранил историю моего прошлого. Тех людей, что никогда больше не войдут в двери, не обнимут и не скажут: «Здравствуй». Тех, кто покинул меня, оставив такие обширные пустоты в душе, что я задыхалась. Просто ловила себя на мысли: мне не хватает воздуха.
На стенах старые портреты с улыбками, смехом и объятиями, а в душе тоска такая снедающая, такая жгучая, что хотелось захлебнуться.
Больше всего я любила именно тот снимок, где мама смотрит в сторону, улыбаясь кому-то. На заднем фоне над ней возвышалась Академия Дракмор. Потрясающее, загадочное место, куда я так отчаянно хотела попасть, лелея надежду найти её призрак в тех стенах. Но поступить туда, означало потерять то немногое, что у меня было. Бабушка останется совсем одна.
Я так и не решилась подать заявление на поступление и теперь понимала, шансов попасть в Академию у меня просто не осталось. В середине лета они не принимали заявки, списки тех, кто начнёт обучение в октябре, были уже давно оглашены. Мне осталось только идти дальше, продолжая делать вид, что я живая, а не тень призрака.
— Береника? — Послышался голос бабушки. — Пойдём, дорогая, нам предстоит сегодня трудный день.
Она мягко улыбнулась, взяла меня под руку и вывела из дома. Церковь — не то место, где я любила находиться, но сегодня именно тот день, когда этого требовали убеждения бабушки. Она не позволит остаться дома.
— Мы должны предаться воспоминаниям о том, какими они были, когда находились рядом с нами. Ты не можешь просто сидеть дома, смотреть на все те фотографии и плакать. Мёртвых нужно вспоминать с улыбкой на губах, и, да, она грустной будет, печальной, но того требует долг.
— Конечно, ведь нам так необходимо предаться воспоминаниям о тех, кто ушёл от нас, — в моём тоне чувствовался сарказм, но боже, сколько тайной, непостижимой боли, содержалось в каждой букве.
Бабушка цыкнула неодобрительно, когда мы вошли в церковь. Аромат ладана, корицы и гвоздики такой душный и концентрированный, ударил в нос. Он, казалось, тут же оплёл меня своим удушающим запахом, проник в гортань, прокатился по трахее, как липкий мёд, и я проглотила тот ком.
Заунывный голос священника в чёрной мантии действовал на нервы, чтобы не расстраивать бабушку, пришлось высидеть весь час, пока длилась молитвенная речь. И я вовсе не вспоминала счастливые моменты с мамой или Линкольном, перед моими глазами стояли сцены более кровавые. Те, что не подходили прекрасной обители святых.
Взгляд задержался на привычном месте — фреска, нарисованная на стене, каждый раз вызывала жуткое чувство неправильности. Бабушка неправа, я не могла сидеть в церкви под удушающим ароматам ладана, который щипал нос, смотреть на картину чертей и дьявола, веселящихся, пирующих в аду, и думать о прекрасных моментах. Наоборот, в моей голове вспыхивали картины более жуткие и запретные, в священных стенах церкви.
Пустые глаза. Холодная кожа. Кровь. А после могила, которую медленно заполняют землёй. Именно те моменты всегда всплывали в памяти. В обычные дни я не позволяла себе даже задуматься о том, что потеряла, но сегодня не могла заставить тени прошлого покинуть пределы моего сознания. Они всегда кружились рядом, били по мне, но я стойко выдерживала те нападки.
Сегодня было всего несколько человек, и я понимала, что не смогу быстро покинуть пределы церкви. Бабушка знала, как на меня влияют большие скопления людей, и не пыталась держать насильно. После того как мы похоронили Линкольна в прошлом году, та боязнь толпы только усилилась. Я не могла сдержать себя. Тремор бил по телу, словно кувалда, лёгкие резко сокращали поступление кислорода, так необходимого мне, будто кто-то невидимой, призрачной рукой сдавливал трахею, по коже холодный пот, а в голове бесновались тени.
Мужественно высидев отведённое время, которое бабушка считала допустимым, мы вышли на улицу, и я задохнулась, когда чистый воздух обжёг лёгкие. Хотелось прокашляться, но, поймав на себе осуждающий взгляд бабушки, я снова проглотила горечь, скопившуюся во рту, и проводила её домой.
— Мне пора, а ты должна отдохнуть, — поцеловав её в щёку, прошептала.
— Не задерживайся сегодня на смене, я приготовлю ужин.
— Конечно.
Ужин — это её способ почтить память моей мамы и Линкольна того, кто так долго был моим другом. Того, кто являлся неотъемлемой частью моего сердца, когда в возрасте семнадцати лет мы впервые поцеловались. Линк тот, кто сорвал первый поцелуй в старших классах. Он водил меня на выпускной. Он забрал мою девственность, а потом просто ушёл.
— Нет. Ты не станешь думать о прошлом, — прошептала строго. — Не сейчас, Береника. Возможно, в будущем, но не сейчас.
Пытаясь держаться тени от деревьев, солнце обжигало кожу, пока добиралась до кафе «Тринити», я снова упала в ту горькую яму, наполненную воспоминаниями. Это постоянный монолог внутри души, который я пыталась заблокировать, но редко получалось. Каждое чёртово воспоминание, словно демон, ковырялось внутри черепа, напоминая о том, что потеряла и никогда не смогу вернуть.
Я делала лучший кофе во всём городе и любила работу, ведь Робби позволял выходить на смену тогда, когда я была свободна от учёбы в колледже. К тому же не иметь свободного времени как раз то, в чём я отчаянно нуждалась. Своего рода терапия от Береники: не хочешь вспоминать о том, чего лишилась — работай, учись, читай. Именно так я и взаимодействовала с миром, который казался мне самым страшным монстром. В один момент он разворачивал пасть и сжирал тебя, а после выплёвывал, оставляя такие обширные пустоты, в которых зияли дыры.
Береника
Судорожно сжимая письмо в руках, всё ещё думала, что это какая-то ошибка, ведь я не отправляла документы на поступление. Единственный вариант выяснить, розыгрыш это или нет, позвонить, и когда девушка ответила, что мои документы одобрены, я была удивлена. Но больше всего меня поразил тот, кто их отправил — Линкольн. Он подал заявку, когда был ещё жив.
Это разорвало меня изнутри. Живот тянуло, словно во мне взорвалась бомба, по щекам покатились слёзы, пока девушка пыталась добиться от меня ответа. Я всхлипывала, чувствуя, как катятся горячие, солёные капли по коже.
Элис Норфолд объяснила, что нужно приехать не позднее открытия в честь нового учебного года. Занятия начинались с октября месяца, и мне нужно было прибыть двадцать пятого сентября. Она продиктовала адрес, рассказала, как доехать, но всё казалось будто в тумане. Я не могла осознать того, что Линк действительно это сделал перед тем, как умереть.
В воскресенье, всё ещё ошеломлённая, что поеду учиться в Академию Дракмор, туда, где когда-то за партой сидела мама, разрывало ожиданием, смешанным со страхом, направилась на экскурсию по мастерской Деи.
— Пока не слишком шикарно, но мне нравится это место. В нём есть свой шарм, — тихо прокомментировала Дея.
Здание и правда не отличалось роскошью, скорее напоминало немного опустевший, старинный дом с облупившейся краской, и почерневшими трещинами на потолке. Внутри огромного пространства стояли картины, лежали эскизы, краски, палитры всевозможных оттенков. И только когда обвела взглядом всё пространство, начала понимать, что имела в виду Дея.
— Пожалуй, ты права. В том, какой вид открывается из того эркерного окна — захватывает дух.
— Я надеялась, тебе понравится общая атмосфера, она напоминает место, в котором я родилась.
Её голос надломился и стал слишком тихим, но я приняла каждое слово. Дея не торопилась заполнить тишину между нами, она позволила насладиться мрачной атмосферой, и когда я разглядела картину, что притянула моё внимание, не смогла поверить.
Академия Дракмор, только не такая, какой её видели другие: яркая, наполненная жизнью и светом. В той картине чувствовалась напряжённость. Мгла. Чернь, что просачивалась сквозь полотно и мурашками бежала по коже. Тёмные краски, яростные мазки, словно в тот момент художник выражал свои истинные чувства: гнев, мрачный тон, резкость, страдание. Серые тучи угрюмо нависали над куполом Академии, касаясь её вершины. Окна без света, вокруг темно и одиноко. Позади расположился молчаливый, тайный лес, и я не заметила ни одного зелёного листочка, все казались серыми, пожухлыми, словно кто-то высосал из них яркие краски.
— Академия Дракмор такой, какой я видела её изнутри, — прокомментировала Дея, когда я слишком долго не могла оторваться от потрясающей, мрачной красоты. — Это место завораживает, но и пугает.
— Просто невероятно, как тебе удалось выразить всё таким тёмным, неприступным, но это завораживает.
Она подарила мне маленькую улыбку, позволив изучить другие картины. И каждая из них будоражила нервы, вызывала восторг и невероятное чувство притяжения.
Картина с вороном. Лицо девушки изображено лишь наполовину, глаза закрыты, а по щеке бежит одинокая слеза. На плече сидит чёрный ворон и клювом собирает те солёные капли. Дрожь пробежала по коже от того, насколько реалистично и правдоподобно была выполнена работа. Слишком откровенно, словно Дея разрешила заглянуть в душу к девушке и понять, о чём она плачет. Уверена, для каждого, кто увидит данное творение, чувства найдут свою отправную точку.
Там были завораживающие пейзажи леса с более яркими красками, чем на картине с Академией, густого тумана, что пластами лежал на земле, словно живой. Будто можно подойти и зачерпнуть в ладони его вязкую мглу.
— Ты невероятно рисуешь, Дея.
— Благодарю.
Прищурившись, я решила рассказать о своём отъезде, потому что верила, между нами зарождалась дружба, и мне она нравилась. Это словно незримые нити, когда люди знакомились — между ними протягивались взаимные струны, которые настраивали два совершенно разных человека на одну волну, и с каждой встречей, с каждым разговором, скрепляли всё больше.
— Скоро я уезжаю в Академию Дракмор. Вот почему меня так увлекла твоя картина, — пыталась объяснить свои чувства в тот момент. И то, каким взглядом на меня посмотрела Дея, немного испугало. Заставило почувствовать холодок между нами. — Меня пригласили по стипендии, но надеюсь несмотря на мой отъезд, мы продолжим общение.
Дея как-то странно замерла, напряглась и только кивнула, погрузившись в свои мысли. После этого она казалась скованной и очень отстранённой. Я подумала, что виновата в её настроение, и не стала задерживаться, ушла.
Прежде чем уехать, написала заявление на увольнение. Ближе к обеду поехала на кладбище, долго сидела у могилы Линкольна, рассказывая обо всём, что произошло. Благодарила за то, что он был тем, кто отправил документы на поступление. Я не понимала, как это произошло и почему, но это просто случилось. Я решилась на поездку, ведь чувствовала — должна пойти на этот шаг. Это то, чего я хотела: учиться, получать знания, узнавать что-то новое. Так хотела окунуться в ту мистическую атмосферу, узнать истории, связанные с тем местом.
Пришлось пересечь океан, чтобы попасть в Академию. Мне понравился город Шартре, раскинувшийся у изножья моря. Он был красивым. Сказочным. Домики, словно построены одним человеком, так подходили друг другу.