— Я больше тебя не люблю.
Несколько слов разбивают жизнь, сердце.. всю душу… и всю меня целиком на осколки.
В огромной, холодной спальне темно и пахнет яркими духами гостей, доносящимися из холла внизу. Но самый сумасшедший, самый желанный запах принадлежит мужчине, который стоит напротив меня — Эластеру Эргорн. Моему мужу.
— Ты слышала? — его губы вновь шевелятся, а тихий рык, слетевших с них кажется раскатом грома в огромном поле, где негде укрыться.
— Слышала, — отвечаю почти мертвая и не могу даже сделать вдох.
Не верю.. до сих пор не верю тому, что все, что сегодня случилось – по-настоящему.
Это какой-то сон. Страшный.. нет! Кошмарный! Это не про нас! Это не может быть правдой! Элас никогда бы так не поступил…
Но он поступил. И теперь стоит напротив и давит… убивает меня взглядом непривычно ледяных, голубых глаз.
“Каратель для всех, защитник для тебя одной”, — звучат в памяти другие слова мужа. Другой он — полный страсти, любви, заботы, красивых слов и обещаний. Общений, которые он исполнял все десять лет нашего брака… до этого дня.
“В болезни и здравии. Пока смерть не разлучит нас”. Нас разлучает не смерть…
Как сейчас помню встревоженные лица знати, столпившейся у дверей в малый зал. Моя племянница, Мэри, упала без чувств прямо на приеме.
Элас подхватил ее, не дав удариться об пол, за что я была ему благодарна. А вот приглашенные дамочки, с тех самых пор кидали в меня жалящие взгляды.
Четверка первых красавиц Асдевиля, стояла у дальнего окна, украшенного новыми оливковыми шторами, которые я выбрала специально для приема, и косились.
Я не обращала внимания. Уже привыкла. Я была лишь наполовину драконицей, а к таким всегда относились с неодобрением. Потому наша свадьба с Эласом вызвала целую бурю слухов в столице.
Половина говорила, что я беременная. Вторая уверяла, что здесь что-то нечисто, ведь просто так чистокровные драконы не крадут полукровок из отчего дома, чтобы жениться.
Говорили, что я приворожила Эласа, хотя это невозможно — драконы неподвластны ментальной магии! Им ничего не внушить, их не околдовать и не приворожить!
Но мало кто верил в правду. Нам пророчили скорое расставание, но мы справились. Даже когда из-за травмы я потеряла нашего первенца в утробе, мы не расстались.
Одна только мысль о том, что я так и коснулась пальчиков нашего малыша, что не вдохнула сладкий запах его кожи, до сих пор терзает душу.
Только благодаря Эласу, я тогда не свихнулась. Тот, кого бояться все, помог это пережжить и поверить, что мы еще сможем быть счастливыми, сможем стать родителями… чуть позже.
Его уверенность, его сила воли – стали моими. Его вера — стала моей. Спасла нас обоих…
Он никогда не давал повода сомневаться в себе, и потому, стоя со злобными девицами в зале, я была уверена, что нет нужды что либо предпринимать, хотя старые привычки еще не до конца покинули меня.
По своей природе — я бунтарка, это статус жены меня смягчил. Научил быть более гибкой, спокойной, сдержанной. Быть леди, достойной новой фамилии. Той, манерам которой восхищалась даже королева, которую муж носил на руках.
Потому и не переживала о слухах, которые распускали гости.
Я была уверена, что когда муж выйдет из дверей малого зала, “змеи” притихнут, и все встанет на свои места. Но нет.
— Тише! — зашумели гости, высокие белоснежные створки распахнулись, и холл тут же погрузился в тишину.
В непривычную, пугающую тишину, от которой даже сердце застыло в тревоге. “Неужели, с Мэри что-то случилось?” — испугалась я, сделала шаг вперед, оставив добродушную мадам Милфорд одну, и… земля ушла из-под ног.
Я сморгнула раз, второй, третий, но картина перед глазами не поменялась, а острые когти медленно, но глубоко впились в горло, не давая сделать вдох.
В дверях во весь свой двухметровый рост стоял Элас в черном безупречном камзоле с высоко поднятым подбородком и строгим, рассекающим воздух взглядом. Его темные волосы немного растрепались, что было совсем непривычно. И рядом стояла красавица в нежно-розовом платье, Мария.
Она держала его под руку, стыдливо отводя глаза в пол, а ее щеки покраснели.
Страшная мысль стрельнула в голову, но я тут же отдернула себя.
“Может, ей все еще плохо?” — какой же глупой я была, что хотела думать именно так, хотела подойти, помочь.
Хвала богам, мадам Милфорд вовремя подхватила меня за локоть.
— Дамы и господа, мне жаль, что заставили вас волноваться. Зато вы первыми удостоитесь чести узнать, что леди Мария Боуэн станет новой госпожой этого дома и моей женой, — прозвучал грозный голос мужа.
Его строгий взгляд прошелся по толпе, остановился на меня и стал… ледяным!
Впился в мое лицо, в кожу, в саму душу ржавыми иглами так же, как и сказанные им слова.
Я слышала… я все слышала, и казалось, что уже это разорвет меня на части, но то, что сказал Элас следом… убило на месте.
— У нас с Мэри будет наследник.
В мертвой тишине прокатился ровный голос мужа, будто он говорил о погоде, о новостной сводке, не отличающейся чем-то интересным.
Элас стоял ровно, расправив плечи, как ни в чем не бывало, а я… я уже тогда умирала. Задыхалась… Не понимала. Как? За что?
Все это казалось страшным сном! Ну не мог… не мог этот мужчина так поступить! Не мог он так сказать!
Но он сказал, и вывел с собой не какую-то незнакомую мне леди, а Мэри! Мою любимую племянницу!
Я сама просила за нее мужа, чтобы она прошла практику в его корпусе по окончанию академии. И я ни разу за столько лет не замечала за ней или за Эласом чего-то странного или неприемлемого.
Они никогда не оставались наедине, не переглядывались, да и все их разговоры состояли только из приветствий и сухих фраз, а тут…
Земля уходит из-под ног. Смотрю на племянницу и мужа, который кажется сейчас каменным изваянием. И на лице его ни капли сожаления, а взгляд будто бы совсем чужой. Давящий, злой.
— Так и знала, что этим закончится. Лишенная испостаси полукровка чистокровному дракону не пара, — доносится за спиной тонкий голосок.
Впервые за десять лет кто-то осмелился говорить так, чтобы я услышала. Да и чего уж, я же теперь списанная со счетов.
Низложенная жена? Это меня ждет? А что ждет нашу Эмили, нашу дочь?
Я так тосковала всю неделю, пока она гостит у бабушки. А сейчас рада, что она не видит того безобразия, что здесь творится.
Но рано или поздно эта скандальная весть достигнет и Драконьих Источников! А Эми всего пять! За что ей все это? Как.. объяснить… Нет.. я и сама не верю.
Это какой-то страшный сон! Неправда! “Может, это какое-то задание от короля?” — все еще пыталась придумать оправдание, глупая.
— Дамы и господа, возвращайтесь к празднику. Мэри нужно отдохнуть, — ледяным приказом прозвучал голос мужа, и гости закивали, делая вид, что послушались, но сами все еще ошарашенно поглядывали на меня.
Еще как ошарашено! Ведь часть из них с годами поверила, что наш союз нерушим.
О нас даже в газетах писали, а мадам Милфорд все говорила: “Не к добру, хоть бы не сглазили!”. Может, она была права, а может быть, я так и не узнала своего мужа на самом деле.
Тот Элас, которого я любила без края, без меры, всем сердцем, никогда не сказал бы “леди Мария устала”, так, будто это она та самая, единственная женщина в его сердце, а не я. Он бы вообще всего этого не допустил… даже если это задание!
— Люди меняются, деточка, драконы — еще чаще. Жаль, что истинности больше нет, — слышу тихий голос мадам, а затем словно сквозь холодный липкий туман, обвивший коконом удушья и отобравший возможность нормально дышать, ощущаю ее теплые пальцы на ладони.
— Пойдем, — зовет она, кинув горестный взгляд.
Только с ней я пойти не могу. Мне нужно побыть одной, нужно еще раз это все осознать… поверить, что это, бездна меня возьми, правда. Предательство!
Нож в сердце.
— Я вас покину ненадолго, — говорю мадам, и улыбнувшись ей через силу — по сути улыбнувшись остальным, — покидаю зал.
“Лишенная ипостаси или нет, полукровка или драконица. Я все еще Аврора Эргорн… Боуэн. И я никогда не опускала головы. Не опущу ее и сейчас!” — напоминаю себе, и гордо ступаю к лестнице.
Прохожу этот позорный марш в полном одиночестве, но достойно. Если это какая-то ошибка, если это задание короля, Элас придет и расскажет.
Всю кровь из него выпью за то, что не предупредил заранее, но стерплю. Ради Эми. Я не лишу дочь отца. А отец он хороший. И муж хороший.
“Он все объяснит, а я уж покажу, где гоблины зимуют”, — уверяю себя, но сама же себе больше не верю. Я видела его глаза… Я знаю его, как себя…
И потому, стоит только закрыть за спиной дверь, как приглушенная боль вспыхивает с такой силой, что хочется вспыхнуть огнем и спалить тут все. Хочется кричать, орать, метать… Хочется обратиться в дракона и улететь прочь из этого дома, из этого мира из своей собственной кожи, из своей жизни. В какую-то другую, в прошлую, где все хорошо.
Где мы втроем сидим вечерами у камина. Где я расчесываю золотистые волосы Эми, а “злобный” каратель выпиливает нам красивости из древесины.
Но сердце знает, что этого уже не будет. Ничего не будет как прежде. Больно… невыносимо. До скрипа зубов… Или это скрипнули не они, а дверь?
Не оборачиваюсь, узнаю тяжелые шаги.
— Ждешь меня? — раздается низкий голос Эласа.
Не оборачиваюсь, стою у окна, глядя на далекие звезды и так мечтаю сейчас оказаться одной из них. Чтобы быть не здесь, а там. Чтобы ничего не чувствовать.
Но увы, я все еще в огромной спальне, стены которой в этот миг давят на плечи, а потолок вот-вот рухнет на голову и расплющит. Так я себя ощущаю, пока начищенные до блеска сапоги Эласа, ступают с глухим эхо по темному паркету.
Паркет начистили слуги, а вот сапоги – я сама. Мне нравилось иногда это делать и видеть в глазах грозного мужа что-то похожее на мальчишескую радость.
Он запрещал, целовал пальцы, говорил, что мои руки слишком хороши для этого, поэтому я не частила. Но в этот раз решила порадовать его вновь, и вот чем все закончилось…
— Аврора, — голос низкий, больше похожий на хрип.
Сердце всегда вздрагивало приятным волнением, когда Элас звал меня по имени. Но не сейчас.
Сейчас я вообще не чувствую сердца. Там кровавое месиво и уголь тающей надежды.
Оборачиваюсь, кидаю строгий взгляд на того, кто только что буквально отвесил мне пощечину на глазах у всех, но не вижу в строгих чертах лица карателя ни капли раскаяния.
Лишь злость, усталость и некое сопротивление, будто он пришел сообщить, что меня ведут на казнь.
Но он казнил. Уже. В том холле. Иллюзий нет.
— Ты бледна, — только и выдает мне муж, разглядев внимательно мое лицо.
— А как иначе? — отвечаю ему почти мертвым голосом. — То, что ты сейчас сделал…
— Давай без истерик, — осекает он, а меня будто молнией бьет.
Он даже говорит со мной теперь, как чужой. Да и когда это были истерики?
— Мне стоило тебя предупредить, — еще одна рана на сердце.
— Нет. Не верю. Ты ни за что бы так не поступил со мной, с Эни… — голос срывается на хрип от боли, а я как глупая еще хватаюсь пальцами за ускользающую надежду.
Уже не для себя, для дочери… Что будет с ней?
— Если это какой-то спектакль. Если это задание самого короля, ты знаешь, что можешь мне рассказать! — умоляю его, ведь мы связаны меткой молчания.
Навесили ее сами на себя, чтобы между нами не было преград. Но преграды все равно появились.
— Это не задание. Все по-настоящему, Аврора.
Слова бьют хлыстом, хотя к ним, я, кажется, была готова. Ком встает в горле, и я молчу.
Не хочу, чтобы голос дрожал, не хочу быть слабой в момент, когда меня пришли убивать. Когда защитник вдруг решил стать моим палачом.
Мысли судорожно пытаются подкинуть утешение: околдовали, опоили — что угодно, лишь бы не верить. Но это невозможно.
Элас — дракон из древнего рода. Нет ни одной вещи на свете, способной затмить его разум и чувства. А это значит… все взаправду… Вот так…
— Она беременна, — сообщает муж, но, видимо, решает, что я оглохла, и повторяет еще раз. — Твоя племянница, Мария, беременна.
И замолкает. Чего ждет, мне непонятно.
Еще вчера мне казалось, что мы знаем друг друга, что слышим. Что можем говорить обо всем.
Я часто бывала в кругах жен, которые относились ко мне с почтением, и слушала за чаем о том, что их мужья вообще не говорят. Не понимают, что они черствы, как камни, а все проблемы у женщин в головах.
“У вас так же?” — спрашивали они.
И учитывая репутацию моего мужа, я отвечала: “По-разному”.
Но это было ложью. Элас, несмотря на свой статус и характер истинного карателя, ко мне относился как к цветку, как с самому хрупкому хрусталю.
Лишь в жаркие ночи он обращался в голодного, жадного зверя, и мне это нравилось.
С ним мне порой казалось, что у меня вновь вырастали крылья. И сейчас эти крылья оторвали с мясом.
— Я слышала. Уже трижды, — возвращаюсь из воспоминаний счастливых дней с горечью во рту, и вскидываю взгляд на мужа. — И о том, что Мария займет мое место тоже слышала.
— Хорошо. Значит, должна понять и то, что отныне у тебя один выбор…
То ли от взгляда, то ли тона меня прошибает ознобом. Я знаю о каком выборе он говорит.
***
Дорогие читатели, я рада приветствовать вас на страницах этой непростой истории. Здесь будут и слезы, и боль, и истинное счастье. Планируются крутые повороты, но и без "болот" не обойтись --- все, как в жизни, чтобы и счастливый конец был логичным! Поэтому, добро пожаловать, и ставьте книге звездочки вот тут, если история вам нравится:

или тут:

— Стать низложенной, проще говоря, запасной женой, которой утешаются, когда есть настроение? И это после всего, через что мы прошли?! За что ты так со мной? — голос хрипит от боли, глаза предательски слезятся.
И Элас видит это, но даже бровью не ведет.
Кто он такой? Где мой муж?
— Я не обязан отчитываться.
Ледяные слова бьют пощечиной. Не понимаю… Будто подменили. Будто это вовсе не он.
Но это Элас. Все мои никчемные попытки оправдать происходящее — тщетны, но я хочу хотя бы знать… за что?
— Из-за того, что она сможет дать тебе наследника, которого не смогла дать я? — не слышу собственный голос, но судя по вспыхнувшему огню в глазах мужа, он слышал все четко.
— Прекрати это, Аврора!
— Я имею право знать, за что меня списал со счетов, тот, кто украл меня из отчего дома и клялся в вечной любви!
И вот тогда он и он сказал… “Я полюбил другую”…
Вот так вот просто все перечеркнул. Смог. Сделал.
Еще когда не родилась Эмили, когда нам было тяжело, когда ругались, я думала уйти. Думала, что пусть буду одна, что пусть с клеймом, но лучше порознь, чем мучится в браке. Я была бунтаркой, но все изменилось.
Элас все изменил. Себя, меня, нас. И все наладилось, а после и вовсе Боги подарили нам чудо — Эмили родилась. Наша крошка, наша малютка.
Мы были счастливы! Точнее, видимо я была счастлива, а Элас искал свое счастье на стороне. И нашел его в объятиях моей племянницы.
— Аврора. Я полюбил другую, — зачем-то повторяет Элас, вгоняя мне в спину еще один ржавый тупой клинок, и эта боль расползается по жилам, будто кислота.
Прядь всегда идеально уложенных волос падает на его испещренный неглубокими морщинами лоб. Я любила проводить по ним кончиками пальцев, а затем целовать нежно-нежно, вдыхая запах дыма и хвои, но сейчас мой муж кажется мне незнакомым, неприступным. Клейменым другой женщиной. Чужим.
— Чего ты молчишь? Всегда такая разговорчивая, а теперь нечего сказать? — Элас злится, подходит к окну, но его мощная драконья аура впивается в кожу иглами даже оттуда.
Я же остаюсь неподвижной, а лакированный паркет под ногами кажется сейчас зыбкими песками Париуса. Затягивает, поглощает. И, признаться, мне хочется, чтобы они поглотили меня целиком. Но, увы, нельзя…
Я не только жена, я еще и мать самой прекрасной на свете девочки. Я должна жить, хотя бы ради нее!
— Не вини меня. Ты должна понять.
— Должна понять что? Мы были в бедности, мы пережили войну! Я помню твои слезы, когда родилась Эмили! А теперь ты так просто говоришь: “люблю другую”? И не просто другую, а мою племянницу, Элас! — боль срывается с губ непозволительным криком, и тут же хочу взять себя в руки.
— Не понимаешь? А ты посмотри на себя, Аврора! — бьет еще больнее, прямо под дых.
Чувствую, что боль, которую я пытаюсь игнорировать, становится сильнее меня. А ведь у меня были годы тренировок.
Идеальных отношений не бывает. Наши были почти идеальными, но обиды случались, и я научилась справляться. Справляться достойно, с высоко поднятой головой.
Я стала идеальной — истинной леди. И душой, и телом. Не забывала ухаживать за собой и даже после того, как потеряла свою драконицу, родив нашу крошку, делала все, чтобы не утратить красоту. А без ипостаси мы быстро стареем.
Я же даже этот закон природы нарушила, чтобы быть желанной для того, кто так старательно делал идеальной нашу жизнь. Кто жил для нас, а сегодня сказал: “люблю другую”.
Хотя кого я обманываю? Звоночки были давно. Уже шесть месяцев, как Элас стал возвращаться поздно, не желал вести беседы. Сердце чувствовало. Знало, а я не хотела верить. Сама себя обманула.
А он все продолжает… убивать:
— Имя утренней звезды тебе больше не подходит. Нет того света в твоих глазах, одна усталость. А отчего, Аврора? Отчего?
— Может, оттого, что я одна воспитываю дочь в последние полгода? Сложно уследить за маленькой драконицей, когда сама больше не дракон. Даже слуги разбежались, — хочу сказать, но решаю смолчать.
Он не услышит. Как и не слышал последние полгода.
“Опять ищешь оправдания”, — так он мне сказал в последний раз, когда на вопрос “Ты не в духе?”, я ответила, что устала.
Отчего? Я рассказала, но он не понял. Он был взвинченным из-за набегов на северной границе, я думала, задача решится и все наладится, как бывало всегда. Я ошиблась. В нем. В нас.
И очевидно не хотела замечать и всего остального, ведь хорошего было больше. Ведь я разучилась быть собой. Научилась быть только с ним, за ним. Идеальной. А эта идеальность оказалась даром никому не нужна!
— Вижу ты и сама все отлично понимаешь, Аврора, — продолжает Элас так, будто я не женщина, которую он когда-то любил так, что украл, а провинившийся подчиненный с заставы. — А значит, нам нужно…
— Развестись.
**
Дорогие читатели, в нашем литмобе новинка:

— С тобой скучно.
Вот что сказал мне муж после 8 лет брака. Я хотела быть для него хорошей женой, но оказалась «предсказуемой».
Что ж, теперь начну удивлять! Я больше не буду делать так, как хочет он. Соберу сердце по кусочкам и начну новую жизнь.
Но зачем бывший муж ищет со мной встречи? Стало интересно, милый? Поздно.
___
Бесплатно в процессе написания!
https://litnet.com/shrt/9W9T
— Что?! — переспрашивает Эластер.
Выглядит так, будто ослышался. Но я сказала четко и повторю опять.
— Развестись.
Внутри все рвется, трещит, но голос выходит ровным, холодным. Только глаза подводят. Их щиплет от слез, и потому я вдыхаю поглубже.
Хватит! Списанной со счетов жалость не нужна. И я всегда говорила это Эласу.
“Как только я утрачу ценность для тебя, я исчезну”, — угрожала ему в шутку. “Такого не случится никогда”, — щекотал своим дыханием мое обнаженное плечо. “Я за тобой и в Бездну пойду! Ты моя — до конца!”.
Гоблины! Почему я это вспоминаю? Не сейчас! Сейчас мне нужна сила, а не боль!
— Ты, кажется не понимаешь, о чем говоришь. Это, наверное, шок, — решает муж.
Оно и ясно. Во всем королевстве быть женщиной-разведенкой – позор, клеймо на репутации.
Мужчина имеет право завести новую жену, если предыдущая не может родить наследников, но при этом должен обеспечивать обоих. Они должны быть на равных. Таков закон, но по факту — нет.
Низложенная жена — это тень новой жены. Еще чаще — ее игрушка.
И все же женщины выбирают эту роль, лишь бы не остаться на улице, лишь бы не стать еще большим посмешищем.
Ведь разводятся только с теми, кто опозорил себя либо же не слушался мужа.
Меня всегда бесили эти порядки, и Элас разделял мои взгляды. Он был другим, таким, как я — бунтарем. Но мы оба изменились.
— Это не шок. Я с самого начала говорила тебе о том, как поступлю, если ты возьмешь новую жену, — говорю мужу так ровно, что самой от себя становится страшно.
— Ты была молодой и глупой. Это были шутки! — навязывает он.
— Похоже, что я сейчас шучу?
— Аврора, ты сама себя не слышишь! Я сказал, что возьму новую жену, но это не значит, что я оставлю тебя на улице. И тем более не стану позорить разводом. Что ты потом будешь делать? Спрячешься на окраине мира? Приди в себя. Ты и глушь — несовместимы.
— Я и твоя новая жена под одной крыши несовместимы, Элас! — все же взрываюсь.
— Аврора, хватит! — гаркает он, и я понимаю, откуда взялась ярость в его глазах.
С ним никто и никогда не говорил в таком тоне. И даже я. Я могла позволить себе высказать остро почти с кем угодно, но не с ним.
Не из-за страха, а из-за уважения. Мне никогда не хотелось ему дерзить или грубить, и хвала богам, поводом для этого тоже не было. Тогда.
— Видимо, я сильно тебя разбаловал, Аврора, — рычит муж, наступая на меня как на врага.
— Это не конец света.. это.. отягчающие обстоятельства и только! Ты привыкнешь. Должна привыкнуть, Аврора! — рычит он так, что стекла дрожать, и мне впервые становится страшно.
Я не вижу в нем того мужчину, который меня любил. Я вижу в нем карателя без сердца и только! Жесткого, надменного, властного!
— Вижу, ты не собираешься соглашаться, — подмечает он. — Значит, не хочешь воспитывать Эмили?
Что? Это запрещенный прием!
— Ты не посмеешь! — страх прокатывается ледяной волной по телу.
Это подло! Подло использовать против матери ее же дитя! Дитя, за жизнь которого я билась, как проклятая!
— Я не хочу этого, Аврора! Но если ты продолжишь бунтовать... Ты знаешь законы королевства. Дети остаются с отцом! — чеканит он, но не все проговаривает.
— Законы королевства я знаю, но она моя дочь! Моя. Я ее родила. Я ее мать. И никто не сможет любить ее так же, как я! — выдаю с болью, надеясь, что он хотя бы это услышит.
— Мария тоже скоро станет матерью, — чеканит. Нет, не слышит. Опять. — Она справится.
Бьет, калечит только лишь словами.
— Элас! Да ты будто ослеп! Ты ведь знаешь, как новые жены относятся к детям низложенных! — хочу до него докричаться, но он не слышит. Совсем!
— Тон, Аврора. Я слишком много тебе позволял! Отныне будет иначе! Либо ты принимаешь свое положение, либо мне придется тебя сослать, — говорит муж, он же каратель всего Асдевиля, от взгляда которого все сжимаются от страха.
Я ступаю вперед, поднимаю голову и смотрю прямо в штормовые глаза.
Как же я хочу сейчас сказать ему “Сошли! Куда угодно, лишь бы подальше от тебя и той, кого ты полюбил!
Сошли, хоть на край света! ”, но Эмили, ей только пять…
— Принимаю, — в мертвой тишине звенит мой голос.
Я лгу. Впервые ему лгу. Ибо нет… я не стану принимать!
Я любила… Я люто любила, а теперь точно так же ненавижу!
И я уйду отсюда так далеко и быстро, что он и опомниться не успеет! Но сначала, я найду способ забрать дочь и продумаю план и место, где она сможет жить со мной без клейма и сплетен о том, что она дочь низложенной.
Где никакая новая жена не попытается ее отравить или изнурить работой, пока влюбленный отец носится по полям битв!
Этот мир велик, и столь же велик гнев женщины, списанной со счетов. Столь велик гнев матери, у которой пытаются отнять дитя!
Ночь кажется бесконечной. Противной. Холодной. Лишь маленькая фотокарточка у груди, напоминает мне — что свет в этом мире еще есть — моя Эми есть.
Она ждет меня. Ждет своего ненаглядного, любящего папу и даже не подозревает, как все изменилось. Как все сломалось. Не починить. Только выкинуть.
Переворачиваюсь на другой бок и натыкаюсь на мокрую от слез подушку. Вся пропиталась. Сухого места не осталось.
Пусть. Нужно отпустить.
Нужно освободиться от боли, чтобы были силы бороться, когда солнце вновь взойдет над Асдевилем – столицей сплетен и интриг.
Любая леди на моем месте думала бы о репутации, о позоре. Мне плевать.
Плевать на весь мир, кроме Эми. Мысли еще вязкие, будто оторванные от реальности, но несколько идей касательно того, как нам с дочерью покинуть этот дом и куда идти у меня уже есть. Загвоздка лишь в том, чтобы дождаться возвращения Эми, а потом подобрать момент для побега. Но пока Эми у свекрови…
Как она там? Знает ли мать Эласа о том, что здесь происходит?
Она всегда относилась ко мне хорошо. Покойный господин Эргорн тоже когда-то украл ее, как Элас меня. В этом мы с Лидией были похожи, потому и понимали друг друга.
Но как гласит история, свекровь всегда будет на стороне сына. И Лидия вовсе не простушка по своей природе.
Она хитра и проницательна, оттого и страшно. Эми только пять, ее запросто можно обмануть.
“Нет. До этого они не опустятся”, — говорю себе, а за окном уже скребётся проклятый рассвет. Пора вытирать слезы, пора брать себя в руки, низложенная леди Эргорн.
Умываю лицо ледяной водой и сама себе не нравлюсь в отражении. Лицо опухло от слез. Четко выраженных скул сейчас почти не видно, под глазами мешки, а возле зеленой радужки алый белок.
Умываюсь еще раз. Прохожу целый комплекс привычных процедур, которые помогают поддерживать молодость, а желания делать их нет. Руки опускаются, будто силы выкачали. Ничего не хочу, но щелчок входной двери приводит в чувства.
“Элас вернулся!” — тревогой пробегает мысль.
Я не видела его всю ночь и … видеть не хочу. Не знаю, где он был, пока я оставалась одна в ледяной спальне. И уже неважно.
После всего, что он сказал и сделал, отныне он должен стать мне врагом и только.
Я должна вырезать его из сердца раз и навсегда! Даже если придется вырезать само сердце.
— Аврора… — раздается вовсе не хриплый бас, а нежный тонкий голосок. — Ты здесь?
На порог входит Мэри. Бледная, как и обычно, с милыми темными кудряшками, обрамляющими овал лица, и теперь на ней не розовое, а темно-зеленое домашнее платье, подчеркивающее цвет глаз.
— Аврора, — шепчет она, пройдя несколько робких шагов, и останавливается в метре от меня.
Смотрит испуганно, будто ее тут придушат. Хотя, честно скажу, мысль такая была.
От кого угодно ждала подлости, но не от Мэри!
— Я не разрешала входить. Уходи.
Чеканю, хотя сил нет даже языком шевелить. Морально опустошена. На нее меня точно не хватит!
— Не гони меня! Послушай! — выпаливает племянница. — Я не хотела, я все объясню!
Еще и смеет заявлять, вместо того, чтобы уйти и не мучить. Не добивать лежачего!
— Что именно ты объяснишь, Мэри? — резонно спрашиваю у нее и чувствую, как в груди напирает буря.
— Всё!
— Всё? Как влюбилась в моего мужа, например? Как он в тебя влюбился? Или как ты оказалась беременной?
Краснеет, стыдится. Этим она мне всегда и нравилась. Чистокровная драконица, но вовсе не заносчива, мила, честна и справедлива. Была...
Она была чиста и справедлива. Я такое чувствую. Потому это все и стало для меня ударом куда сильнее, чем приход наковальни по мизинцу.
— Это случилось вечером… я была на практике допоздна. Сортировала бумаги, а Элас…
“Элас”. Уже не дядя Эргорн! Меня она всегда звала по имени, но его!
— Мэри. Хватит. Я не хочу этого слушать!
— Но ты же сама спросила, — смотрит на меня невинными глазами, а я пытаюсь понять, она в самом деле не понимает, что стоит говорить, а что нет, или издевается? Подросла, научилась у своей матери?
— Прости, если болтаю лишнее. Ты столько для меня сделала, Аврора, а я…
— Уходи. Этот разговор ни к чему хорошему не приведет, — прошу ее, ибо внутри все кипит как магма в жерле проснувшегося вулкана.
— Аврора, прошу! — вместо того, чтобы послушаться, кидается ко мне, хватает за руку.
Она точно ненормальная! Неужели не понимает, что я ей больше не семья.
— Я не хотела! — кричит мне, смотрит полными слез несчастными глазами. — Клянусь, я этого всего не хотела!
Ее слова, ее боль в голубых прекрасных глаз, ввинчиваются в сердце. Заставляют застыть.
— Элас… Он… взял тебя… силой? — не знаю, как выдавливаю из себя слова. Самой становится тошно от допущения подободной мысли, но я уже ничему не должна удивляться.
Внутри бездна. Я любила ее, любила Мэри как дочь, как родную сестру. Понимала ее боли, как свои собственные, хотя шрамы у нас были совсем разными. Я полукровка, а Мэри…
— Нет, — мотает головой, заглядывает мне в глаза как котенок, потерявший мать и умирающий от страха и голода.
— Мы оба… Мы просто не сдержались. Не смогли. Очень старались, правда! Но это… Это сильнее нас! — начинает говорить, и то хрупкое самообладание, которое я строила по кирпичикам, разлетается в дребезги.
— Вон.
Мой голос звучит тихо, глухо. Если хоть немного повышу тон, то сорвусь. А она все не уходит, цепляется в руку, как утопающий в спасательный круг.
— Мари, дверь там.
Опять стоит, и потому я сама выдергиваю руку. Резко. Может, даже чересчур.
Племянница падает, вскрикивает, а я…
Я ненавижу этот мир! Я ненавижу себя. Надо было сдержаться.
А теперь нужно наклониться, помочь ей, а я не могу. Да и упала она несильно. Вроде. На мягкий ковер и медленно.
Боги, я отвратительна. Мне за это воздастся. Или того хуже, за мой грех воздастся Эми.
Так и застываю в шоке. Это с беременностью Мэри сильно отупела, либо же издевается сейчас надо мной? Предала, а теперь “помоги”?
— Маман сюда едет. А ты знаешь ее нрав. Она меня убьет, если узнает, что я беременна!
Маман знаю. И это последняя драконица, которую я хотела бы видеть в своем… гоблины, уже не моем доме.
Неважно. Она последняя, кого я в принципе хотела бы видеть!
Еще когда моя мама была жива, я поехала в гости к племяннику папы и случайно услышала разговор. Неприятный, сложный. Запомнила его на всю жизнь.
Ингрид была "навеселе", точнее, она была в гневе и орала на больного мужа, что он никто. Кричала, что хотела напоить его дядю афродизиаком, действующим на тело, а не на разум дракона, моего отца, чтобы стать его новой женой. Но зелье выпил не тот дракон из Боуэнов, а Ингрид забеременела.
— Ты мне всю жизнь испортил. Я любила другого! — кричала она, наплевав на то, что мы с Мэри стоим в холле и все слышим.
А когда заметила нас, просто хлопнула дверью прямо перед нашими носами. Еще и кинула такой взгляд, будто нам обеим лучше умереть.
— Мама ненавидит папу, — прошептала тогда десятилетняя Мэри.
Я судорожно искала, чем ее утешить.
А она добавила.
— Мама ненавидит меня. Это я, а не папа, ей жизнь испортила…
Боль полоснула душу так, что я не выдержала. Утащила Мэри за руку прочь из этого кошмара и обняла. Как свою родную дочь.
Мне было семнадцать, я сама была еще ребенком по драконьим меркам, но тогда чувствовала, что должна ее защитить.
— Ты ни в чем не виновата, Мэри! Взрослые не всегда имеют в виду то, что говорят. Они злятся и ошибаются…
— Но они любят своих детей… так как твои родители тебя.
Я не могла найти слов, чтобы залатать эту огромную пропасть в ее сердце.
— Любят, но любовь не всегда бывает чистой. Жизнь бывает несправедливой. Забирает одно, но дает другое. Я люблю тебя, Мэри. И я буду заботиться о тебе, как о сестре. Ты мне веришь?
— Клянешься? Всегда-всегда?
— Клянусь! — прошептала ей и обняла крепко-крепко.
— Аврора, — тихо шепчет Мэри уже здесь, сейчас, в нашей с Эласом спальне, Вырывая меня из омута воспоминаний.
Смотрит на меня как на призрака, и я лишь сейчас ощущаю, как холод течет по щеке. Утираю слезу.
— Пыль в глаз попала, — зачем-то вру ей. Наверно, по привычке, чтобы не переживала.
— Правда? Дай посмотрю! — с детской непосредственностью выпаливает Мэри и вскакивает, пытаясь заглянуть мне в глаза.
А я застываю с единственной мыслью:
И как Элар смог ее тронуть? Она ребенок!
Давно повзрослевший ребенок с сексуальными формами и провокационной одеждой, но мозги…
Мозгов, видимо, нет у меня, если я сейчас хочу ей поверить.
— Хватит, Мэри. — отрезаю холодно, отстраняя ее руки от себя. — Чего ты на самом деле хочешь?
— О чем ты? Я же попросила помощи.
— Ты прекрасно знаешь, что Ингрид не накажет тебя, а будет рада такой партии. Так к чему этот цирк?
В этот миг… лишь в этот миг маска на ее лице плывет волнами, подтверждая, что я не ошиблась, что все это игра. Что Мэри за последние пять лет наших редких встреч все же изменилась. И, возможно, даже стала такой же, как Ингрид, ее мать.
В уголке юных, пышных, как бутоны пионов, губ, появляется ухмылка. Пугающая, отрезвляющая.
Это уже не Мэри. Не она… не та, кого я знала. Она изменилась, а я и не заметила.
— Аврора, — хочет она что-то сказать, а я ее слышать больше не хочу.
Нужно добраться до окраины Асдевиля, найти дядю Бартона и попросить о помощи, а не переливать из пустого в порожнее с Мэри...
— Уходи сама, или помогу. Мне некогда с тобой возиться, — предупреждаю племянницу, а она вдруг замирает. Думаю, напугалась ледяного тона, которым я ее спроваживаю, но нет. Взгляд ее зеленых глаз приклеивается к кому-то за моей спиной.
Затем раздаются шаги. Тяжелые, равномерные. Элас…
— Что тут происходит?! — звучит голос мужчины, которого я когда-то так самозабвенно любила. Голос того, кто предал и убил. Грозный голос… а мне уже все равно.
***
Приглашаю в новинку из нашего моба от Алисы Князевой
Я была счастлива. Жена влиятельного, богатого и красивого дракона — что может быть лучше? Оказалось, быть единственной.
Муж вернулся с войны не один. С ним сестры-близнецы в статусе новых жен. Всё потому, что я за пять лет не подарила ему наследника.
— Ох, Элас! — вздыхает Мэри и тут же опускает взгляд вниз, демонстрируя не то смятение, не то покорность.
У знати, к которой я никогда не принадлежала из-за непростого происхождения, так принято. Среди девушек даже конкурсы кротости есть. Но Элас, каким я его знала, любил все наоборот, а сейчас… сейчас уже неважно.
Я не опускала взгляда, когда мы встречались вот так с мужем. Лишь на людях демонстрировала то, что считалось нормой, и Эласа все это всегда устраивало. Более того, ему это очень нравилось.
Он и говорил мне, что я дикая роза, единственная и неповторимая, потому и решился на то безумие, выкрав меня, когда король стал подсовывать ему невест, а мой покойный отец присмотрел жениха.
Но Элас среагировал быстро. Я даже не знала на тот момент имя жениха, а потом… долго думала, не назло ли Гардеру он меня украл. Не знаю, что случилось между этими двумя, но то, что они были врагами, можно было прочесть по взглядам, жаждущим крови друг друга.
У Гардера Элас меня и украл. Потому я боялась, сомневалась, не доверяла ему, путался в собственных чувствах, но со временем, стараниями Эласа сомнения и страхи отступили, забылись.
А сейчас этот страх возрождается где-то в глубинах души, потому я знаю, каким бывает Элас для врагов. Я же, судя по выражению его лица, сейчас оказалась во вражеском лагере.
— Не желаешь объясниться? — чеканит он, глядя на меня так, будто я не объяснять должна, а уже начинать просить прощения.
Когда в его глазах я так низко пала? Неважно. Уже неважно. Меня тошнит. От всего этого тошнит. И если бы не Эми, меня бы уже тут не было.
Из окна бы вылезла, под кустами бы ползла подальше отсюда, и плевать, что этот дом мы строили вместе, что я вложила всю свою душу сюда. Здесь я задохнусь, и каждая ваза и каждый цветок будет напоминать мне дракона, погубившего меня.
— Спрашивать нужно не меня. Не я пришла в покои новой жены, а она в мои, — говорю холодно и вижу, как крылья носа Эласа раздуваются от злости.
Он ждет покорности, и я хотела ее изобразить, но не могу и не хочу сейчас переступать через себя.
— Отныне это покои Мэри, Аврора, — еще и выпаливает он.
Еще один удар, а боли уже нет. Лишь горькая усмешка выходит на губах, что злит Эласа сильнее.
— Чувствуешь до сих пор свою власть, Аврора? Ты позвала сюда Мэри? Думаешь, она твоя девочка на побегушках? — еще и злится он.
Ого! Интересно, когда это я так относилась к Мэри? Плевать. Пусть говорит что хочет. Меньше скандалов, быстрее дождусь Эми и сбегу. Потому и отворачиваюсь к окну, чтобы понять по солнцу, который сейчас час. Нужно продержаться лишь немного.
— Аврора!
— Дорогой, погоди! Не злись на тетю… Я сама пришла! — выпаливает племянница, и вот ее Элас в отличие от меня слышит. И слышит и, кажется, слушает.
Я же буквально впадаю в транс от слова “дорогой”. Хвала богам, шок отпускает спустя секунду. Пора привыкать. Это больше не мой муж.
— Что? — хмурится Элас, обернувшись к Мэри.
А как смотрит.
Мда, такое чувство, что я вдруг начала жить в другом теле, а Мэри в моем.
— Я.. я хотела извиниться перед ней, но.. — начинает лепетать племянница, да так слезно, так искренне, что вчера бы я ей поверила. Сейчас — нет.
— Ай! — вдруг вскрикивает Мэри, ступив один шаг и чуть ли не падает.
И в этот раз я с трудом удерживаю себя на месте, чтобы больше не повестись на ее провокацию. Тем более, если Мэри куда и рухнет, то на мою кровать.
А вот Элас — герой без плаща. Тут же подхватывает ее. Нежно, трепетно. Как меня, когда-то.
— Что такое? Откуда взялась боль? — смотрит только на нее, говорит только с ней, будто меня здесь нет и никогда и не было. Так, прислуга, или говорящая мебель...
— Я... я упала. Видимо, вывихнула ногу, — выдавливает из себя Мэри, кидает слезливый несчастный взгляд в мою сторону, и Элас тут же смекает, что без моей помощи в этом деле не обошлось.
— Ты ее толкнула, Аврора?! — решает он.
— Аврора не хотела, правда! Она… Она случайно меня толкнула! — начинает щебетать племянница, видя, как Элас буквально выходит из себя.
Его черты лица заостряются, радужки начинают мерцать, но не чешуи, ни вертикальных зрачков пока нет. Но и этот достаточно, чтобы в сто пятый раз убедиться: этот дракон не тот мужчина, которого я знала. Не тот, кому я отдавала всю себя и свое сердце.
— Случайно? Хватит ее защищать, Мэри! Лекаря сюда! — рычит Элас, а затем подходит ко мне впритык и смотрит испытывающе, предупреждающе. — Если с ней что-нибудь случится…
— Знаю. Каратель для всех, защитник для нее одной. Никого не пощадишь, если волос упадет с ее головы, — говорю я мужу те самые слова, которые он тысячу раз повторял мне и смотрю. Холодно, почти равнодушно, потому что мне больше нечем чувствовать. Все, что болело внутри, теперь мертво.
— Зря ты шутишь, Аврора, — еще и угрожает мне, наступает, но я не пячусь, хотя могла бы сейчас сыграть покорность или расплакаться, перетягивая одеяло на себя. Но этот мужчина слеп. Даже если я приведу ему сто неопровержимых доводов, он не услышит меня, он поверит Мэри.
Холодная волна проходит по позвоночнику, заставляя кожу покрыться мурашками. Но я не позволю себе дрожать. Не сейчас. Нужно взять себя в руки.
Элас знает меня, но, учитывая, что сейчас он увлечен новой женой, то видит все в отражении кривых зеркал. Он может говорить о чем-то ином, а не о моем планируемом побеге с Эми.
— И что же? — спрашиваю холодно, равнодушно.
Слегка задираю подбородок вверх, чтобы казаться сильной и невозмутимой, но Эласу, видимо, плевать, хорохорюсь ли я или же реву от горя. Его сейчас бесит все, что он не может контролировать.
И этот кабинет тому прямое подтверждение. Здесь каждый предмет лежит на своем месте. Книги на стеллаже выставлены в линейку по размеру, столешница почти пуста, лишь гранитная подставка для перьев и печати и небольшое углубление для повседневных артефактов.
Да что уж говорить, в этом кабинете даже шторы выглажены складка к складке. Идеально все, кроме самого хозяина этого кабинета, который смотрит на меня сейчас, как на врага.
— Ты из ревности толкнула Марию, — выдает Элас, и я тут же выдыхаю.
Не об Эми, хвала богам, пошла речь. А вот о том, что он меня знает, я поторопилась. Он знал меня, но вычеркнул из памяти.
От этой мыслии почти мертвое сердце болезненно сжимается, словно кто-то медленно проворачивает нож между ребер. Но эта боль только делает меня сильнее.
— Так ты выплескиваешь свою злость на меня, — добавляет он, опираясь пятой точкой на темную крышку стола, и складывает на груди руки, как делал всегда, отчитывая провинившихся подчиненных, пришедших в кабинет с повинной.
Только обычно Элас был при параде, в любимом черном камзоле, а сейчас он в белоснежной рубашке. Но от этого выглядит не менее пугающим. Даже напротив — больше. Ведь это был последний мужчина, от которого я могла ждать для себя зла.
— Думаешь, я поглупела от злости и забыла бы о том, что в случае, если я наврежу новой возлюбленной карателя Асдевиля, меня ждет наказание? — задаю риторический вопрос, раз уж разборок не избежать.
— Тогда зачем ты ее толкнула, Аврора? — требует ответа муж, и я сожалением осознаю, что как бы я не пыталась делать вид смирившейся, они все от меня не отстанут.
— Если скажу, что Мэри упала сама, ты поверишь? — спокойно спрашиваю я и вижу, что нет…
Он сейчас ведет со мной себя в точности так, как все со всеми другими, кто хоть косо на меня смотрел в прошлом. Вот она любовь Эластера Эргорна. Яркая, головокружительная и… быстротечная.
Полюбил туфли, начищал до блеска, наскучили – выкинул.
— А должен поверить? — спрашивает Элас, но его голос звучит уже тише, спокойнее. — Мэри хватило смелости и самоотверженности, чтобы пойти к тебе просить прощения. Она так чиста и так сильно любит тебя, что надеется, что вы помиритесь! А ты… Надеюсь, тебе хватит совести извиниться перед ней.
С каким же жаром, с какой верой в собственную правоту выплевывает Эластер эти слова, а я только и хочу, что горько рассмеяться ему в ответ. Но нет.
Страх отступает вместе с тем смирением, которое я так старательно натягивала на себя. В груди, в том самом месте, что едва билось мертвое сердце, вспыхивает пламя. Лютое, опаляющее, застилающее разум.
— Извиниться?! — переспрашиваю, ибо… это уже ни в какие ворота!
Видят боги, я хотела сделать вид, что смирилась. Хотела перетерпеть эти пару часов до возвращения Эми. Хотела уйти тихо, без скандалов, но нет… Достал!
— Ну ты и мерзавец, Элас! — выпаливаю то, что думаю в точности, как делала это в юности, а потом вроде как стало “не по возрасту!”.
— Аврора! Думай, что говоришь! — рычит он, подрываясь от стола. Нависает надо мною горой. — Совсем разум утратила?!
— Да нет уж! Наконец–то, очнулась от сна забвения и тебя сейчас разбужу! — выпаливаю я, задрав голову еще выше, ибо все, хватит! Достал! — Думаешь, если я все это время молчу, то значит, я забыла, как тебе отвечать?!
— Тон, Аврора!
— Не буду! — отрезаю так, что сама пугаюсь своего голоса. Я не кричу, нет. Но в голосе звенит настоящая сталь. Такая же, какая звучала в молодости.
— Ты спросил смириться, я старалась. Не ради тебя, ради Эми! Но унижать себя, ни тебе, ни Мэри не позволю! Я вам не девочка для битья. Хочешь спокойной и мирной жизни в этом доме, тогда не подходи ко мне! И своей новой жене это же передай! А если нет… — шиплю я вскинув голову, и вижу, что уже не шатаюсь на грани, я уже переступила эту грань, и одни только боли чудом сдерживают гнев Эласа.
Плевать! Он хочет войны, он ее получит! Даже если мы разнесем в хлам весь этот кабинет, я не отступлю. Не дам себя больше топтать!
— И что ты сделаешь, Аврора?! — спрашивает Элас, напирая все больше, склоняясь все ниже, будто пытаясь задавить меня своем взглядом, своей огромной черной тенью.
Элас высокий, широкоплечий, сильный. Он с легкостью может прихлопнуть одним ударом левой руки, но что-то свято в нем должно остаться. А если нет… Я выживу, вот что бы ни стало выживу и буду бороться, несмотря на что!
От этих мыслей страх медленно, но верно отступает! Его затмевает злость и жажда отмщения! Я не та, с кем он может так обращаться. Я это вспомнила. Пусть вспомнит и он!
Первым же делом, покинув кабинет Эласа, иду в свои покои. Бывшие покои, откуда уже доносятся голоса и шорох. Судя по звукам, там разбирают вещи новой хозяйки и пакуют мои. Быстро, но мне это на руку.
Останавливаюсь в шаге от распахнутых дверей, накидываю на лицо нужное выражение и вхожу.
— Мэри, можно? — спрашиваю с дельной вежливостью, едва переступив порог.
Прислуги, а их тут четверо тут же вздрагивают, будто я зашла сюда в обличии дракона, а не с дружелюбной, немного грустной улыбкой.
И эта улыбка пытается стать еще более грустной, как только я подмечаю, что часть слуг уже запаковала мои вещи, а некоторые даже вынести успела. Открытый шкаф совсем пуст, а рядом стоит сундук. Вовсе не мой. Боги, да они даже шторы с окон успели снять… чтобы ничего не напоминало о моей руке?
— Ой! — отвлекает меня племянница, пытавшаяся встать с кресла, и вновь падает, причитая от боли в ноге.
Мда, значит, она еще долго будет притворяться больной, чтобы вокруг нее все бегали и жалели, а я казалась злыдней. Хорошо, изменим тактику.
Хотите спектакль, будет вам первый акт.
Тут же придаю лицу встревоженное выражение и подбегаю к племяннице.
— Прости, что без стука, и прости, что так напугала,— говорю ей, подхватывая за локоть, и одни только боги знают, чего мне это стоит. Но надо! Иначе мне отсюда не уйти!
— Я не хотела злиться, не справилась от шока. Мы ведь были, как родные. Но сейчас понимаю, что была неправа. Уж лучше мы с тобой будем женами Эласа под одной крышей, чем кто-то чужой, — выдаю ошарашенной Мэри.
Хотя в шоке не только она.
Я не переигрываю, не делаю голос слащавым. Отчасти проявляю боль, что живет во мне, но не забываю показать ту любовь, которую когда-то испытывала к Мэри как к родной сестре. Она была мне дорога.. была… А сейчас я в темноте и знаю лишь одно — бежать отсюда!
Слуги, наблюдающие за нами, переглядываются, не понимая, что тут происходит. Они меня знают, в конце концов, больше половины из них в этом доме со мной уже десять лет.
Я не прощаю предательства, а сейчас ломаю привычную им картину. Ох, как бы они ни решили, что я от горя сошла с ума.
— Тетя… Аврора, что ты! Это… это я виновата. Мы с Эласом… наши чувства… — начинает Мэри как на зло, и ее глазах тут же слезы.
Но выдавливает она их не ради меня. Ради слуг, которые пока еще ее не принимают и хотят быть верными прежней хозяйке.
Конечно, они ей подчиняются, но стараются не смотреть на нее, что является тем самым подтверждением, что она им против шерсти, но выбора нет.
— Тебе нельзя расстраиваться, — говорю Мэри, а затем, чувствуя, что эта сцена меня саму сейчас добьет, стараюсь перейти к следующей. — В знак примирения давай помогу выбрать наряды, как в старые добрые времена.
Глаза Мэри выкатываются на пол лица, но в них не удивление. В них страх.
— Что такое? Я тебя смущаю? — точно так же удивленно спрашиваю я, но не отступаю.
Как бы сложно не было держать сейчас лицо, я это сделаю. Раньше я терпела, чтобы никого не огорчить, но сейчас сделаю это, чтобы получить то, что мне нужно.
— Так, принеси из хранилища диадему, — ссылаю одну служанку, пока Мэри не придумала, как от меня отмахнуться.
— А ты найди свежий журнал мод. Его как раз должны были доставить. И чай, леди нужен чай, — раздаю распоряжения, а слуги стоят в шоке, как вкопанные. — Что? Мэри моя племянница и она беременна.
Пусть и от моего мужа…
Еще один шок, а затем повиновение. И лишь в глазах последней из служанок, той, которая была мне ближе всех, я вижу понимание. Она знает, что я все это делаю неспроста. И когда в комнате из всех слуг остается лишь она, то сама ищет себе дело.
— Цветы в вазах нужно сменить. С вашего позволения, новая госпожа, я это сделаю, — говорит Рута, хватает вазу абсолютно свежих тюльпанов и выбегает из комнаты.
И в этот же миг Мэри напрягается.
Ага, не хочет оставаться со мною одна, без свидетелей? А с утра пораньше явилась сама.
— Аврора, — начинает она вроде как боязливо, но я вижу ее насквозь. К тому же чинить вреда не буду. Пусть они с Эласом сами друг друга изводят, а я займусь нашим с Эмили счастьем!
— Теперь мне нужна твоя помощь, Мэри, — лишь отчасти скинув маску, говорю племяннице, глядя прямо в ее красивые глаза.
— Что? Какая? — охает она.
— Сегодня в полночь я хочу сбежать из дома, — выдаю то, что и собиралась сказать, а Мэри тут же подскакивает.
И в этот раз не причитает по поводу своей ноги. Забыла? Или просто притворяться не перед кем?
— Аврора! — выпаливает она так, будто я сказала, что собираюсь спалить дом. — Зачем ты мне это говоришь?
— Сказала же, мне нужно помощь.
— И ты считаешь, что я помогу?
— Ты же хочешь быть здесь единственной хозяйкой.
— Ты с ума сошла, Аврора? Ты хочешь заманить меня в ловушку? — не верит мне.
— Я хочу свободы. Давай останемся сестрами, какими были. Одного мужчину мы делить не сможем. Ты беременна, он тебе нужнее. А я.. я тут не выдержу, Мэри. Я хочу уйти. Но сначала обещай мне, что присмотришь за Эмили! — выпаливаю я, а последние слова так рвут душу, что хочется умереть.
Эми пробегает несколько шагов навстречу Мэри и замирает, обратив внимание на беспорядок вокруг, на пустой шкаф и на меня… А я… я шелохнуться отчего-то не могла до этой самой секунды. Сейчас же срываюсь с места, чтобы ее обнять, но Мэри опережает.
Сама кидается к Эми, да еще и на колени падает.
— Куколка моя! Дорогая! — радостно лепечет она, обнимая мою дочь. — Я так по тебе скучала! Такой подарок тебе приготовила! Помнишь, что я тебе обещала?
Что это она обещала? Когда?
— Хочешь посмотреть?! — продолжает щебетать Мэри, а меня это злит.
Злит, потому что слуги тут же достают целую корзину сладостей, которых я стараюсь Эми не давать, ибо после этого она ничего полезного кушать не станет. И Мэри отлично это знает!
— Постойте, — выхожу вперед, останавливая слуг.
— Кхм! — тут же прочищает горло свекровь, ступая вперед, будто пытаясь пресечь.
Не то меня, не то весь этот балаган.
— О, госпожа! — кланяется Мэри, расплываясь в улыбке так, будто саму королеву увидела.
А я чувствую себя сейчас драконицей, посаженной на цепь. Хочу чтобы Мэри уже убрала руки от моей дочери, потому и тянусь к Эми.
— Мама! — дочь как мысли читает, вырывается и тут же бежит ко мне.
Моя прелесть! Моя душа!
Целую ее крепко-крепко, вдыхаю родной запах, на секунду забыв обо всем плохом, но свекровь возвращает в реальность.
— Так значит, это правда? — холодно чеканит она, окидывая взглядом беспорядок, а затем смотрит то на меня, то на Мэри. — Аврора, это ты надоумила Эласа жениться второй раз?
Что?! Она это серьезно?!
— Мам? — хмурится Эми, услышавшая бездумно брошенные слова.
— Может быть, не сейчас, леди Эргорн? — отрезаю я, ибо уж точно не при ребенке такое стоит обсуждать, и наплевав на то, закатит ли свекровь глаза или нет, отдаю все свое внимание Эми. — Как ты, моя хорошая? Сильно скучала?
— Еще как! А что тут у вас? Папа купил тебе новые наряды? — воодушевленно щебечет моя птичка.
Папа “купил” себе новую жену. Но о таком не скажешь.
— Нравится? — только и спрашиваю Эми, а у самой будто осколок стекла в горле застрял.
Я не знаю, как ей сказать, что все изменилось. Что мир пошел по швам, и что нам придется бежать, а своего папу Эми больше не увидит.
От последней мысли сердце сжимается от боли — я не хочу лишать ее отца. Для девочки это очень важно. Но безопасность важнее.
— Вижу, у всех леди из рода Боуэн, с манерами беда. Вы так и не приветствуете мать дракона, чьей новой женой собираетесь стать? — чеканит свекровь, отсчитывая Мэри, и племянница тут же вскакивает, начинает лепетать, а я подхватываю Эмили на руки.
— Пойдем проверим твою комнату. Вдруг игрушки разбежались? — подмигиваю дочке, ибо в этом дурдоме никто не собирается думать о ребенке. Пусть Мэри и свекровь разбираются сами.
— Аврора, — окликает меня свекровь, которой явно не понравилось мое решение.
Я же вместо того, чтобы что-то сказать кидаю ей весьма многозначительный взгляд. Не при моей дочери! После все же по привычке слегка склоняю голову и ухожу.
А Эми, кажется, стала еще тяжелее. Руки уже даже не полукровки, а нынче человечки, слишком быстро устают, но родной запах моей крошки, ее тепло, ее мягкие маленькие пальчики на щеках придают мне сил.
Мы быстро добираемся до покоев Эмили со светлыми обоями в лиловый цветочек. И на каждом бутоне нарисована принцесса – мы вместе их рисовали, и даже давали каждой принцессе имена. Незаконченной осталась лишь часть одной стены.
— О! Ластер! — кидается дочь к любимомму розовому зайке и напрочь забывает о том, что только что она слышала в моей бывшей комнате.
Я тихонько сажусь на край детской кровати и с упоением наблюдаю за Эми, понимая, что вот-вот ее беззаботное детство разлетится на осколки. И понимаю, что уже ничего не смогу с этим поделать. Никак. Но я постараюсь дать ей все то, что когда-то дали мне.
Семья моего отца отказалась от нас, едва узнав, что он решил взять в жены человечку. Нам везде закрыли двери, но папа выстоял. Они с мамой души друг в друге не чаяли. Многие даже говорили, что они истинные. Хотя истинных пар уже лет сто как не водится. Видим, боги покарали. Но даже если истинности нет, то любовь и преданность осталась. Такими были отношения моих родителей. Они выстояли, хотя как только отца не пытались вернуть в семью и столицу, чего только не делали.
Он оставался с мамой и никому не позволял обидеть ее. Он нашел место, где никто не посмотрит на нее косо, оттого, что она человечка, недостойная дракона. В том месте он сам был неугодным, потому что драконов там недолюбливают. Но его полюбили. Его уважали, он стал героем для Западных земель Асдевиля. Он был героем для меня.
Они с мамой смогли, смогу и я. Во что бы то ни стало, я доберусь с Эмили туда, где мы сможем все начать сначала. А пока…
Достаю из декольте припрятанный камень и отучившись в ванную, делаю то, что задумала. Пока артефакт выполняет работу, прислушиваюсь. Эмили стихает, что непривычно, а вернувшись, вижу ее грустные глаза.
— Значит, ты решил взять вторую жену?! Еще и племянницу Авроры?! — голос свекрови, доносящийся из-за темного полотна двери, сложно спутать с каким-то еще.
Но обычно такой тон она позволяет себе только в обращении к слугам и тем, кто ниже рангом. Она никогда не говорила так с Эласом, однако сейчас…
— Ты, видимо, забыла, что не можешь меня отчитывать! — отрезает дракон.
Точно он. Тон раздраженный, будто он вот-вот взорвется и выставить вдову за дверь.
— Я и не отчитываю. Я напоминаю тебе, что ты играешь с огнем, Элас! — не сдается свекровь, а я подхожу ближе, ибо то, что она говорит… О чем она? — Девай свою малолетнюю любовницу куда хочешь, но не смей делать Аврору низложенной женой!
“Ого!” — прокатывается мысль в голове.
Леди Эргорн недолюбливала меня первые пять лет, но позже мы как-то сдружились. Близки никогда не были, но уважали сильный характер друг друга и пакостей не делали, чтобы не началась кровопролитная война.
Хотя не стоит забывать, перемирие не отменяло того факта, что леди Эргорн всегда считала меня, полукровку, недостойной своего сына. Мэри же чистокровная, и после смерти моего отца, вся власть клана Боуэнов перешла к ее семье.
Не думала, что леди Эргорн в таком вопросе встанет на мою сторону… А на мою ли?
— Не лезь в мою жизнь, мама. И не смей командовать Мэри или чинить ей проблемы! — рычит Элас да так грозно, будто сам готов пойти войной.
Он говорит в точности те слова, что когда-то говорил своей матери насчет меня. Сердце сжимается, но уже не так больно…
— То же самое ты говорил, когда украл невесту у Гардера! Ты забыл его слова?! — выпаливает свекровь, и тут я вздрагиваю.
Что она имела в виду? При чем тут мой несостоявшийся жених? Какие слова?
— Не смей! Не смей даже его имя при мне произносить! — рычит муж, а дальше все звуки отсекает напрочь.
Чудом успеваю отступить, прежде чем едва заметная дымка купола тишины охватывает стены и дверь кабинета.
Больше я ничего не услышу. А жаль… Они говорили о чем-то важном и, возможно, полезном для меня.
Хотя.. точно ли полезном? Даже если бы я знала, кто такой Гардер, к нему бы не пошла ни в коем случае. Я уже выбрала путь.
Потому и отступаю от кабинета и шагаю прочь, пока меня не застукали, а в голове все вертятся слова. О них и думаю, вернувшись в комнату. Не понимаю, причем тут какой-то Гардер.
Отец не стал бы отдавать меня замуж за непонятно кого, но имя несостоявшегося жениха я слышала лишь несколько раз в жизни. Впервые после того, как стала украденной невестой. А после также случайно узнала, что Гардер с Эласом враги.
Муж сам мне об этом сказал, но в причины не стал вдаваться. У нас было лишь несколько тем, которые мы не обсуждали вдоль и поперек. И Гардер был одной из этих тем.
Я думала, что Элас ревнует, потому и не настаивала, но сейчас сожалею об этом.
В любом случае проблемы Эласа больше меня не касаются. Мне нужно разобраться с побегом, потому и отворяю один за другим сундуки, которыми заполнили небольшую спальню, да так, что даже места толком не сталось.
Лишь тропинки вдоль двух кресел с кофейным столиком и кроватью, с балдахина которой не успели стряхнуть пыль. Обои в этой комнате давно выцвели.
Темно-синие гобелены стали какого-то невнятного цвета, да и полы нуждались в ремонте. Мы этим крылом почти не пользовались, но я хотела провести ремонт на всякий случай. Даже дату запланировала на осень.
Что ж, значит, если ремонт и будет, то без меня.
С такими мыслями и запихиваю вещи в узлы. Спешу, потому что час побега уже близок. На ужин я не спускаюсь, провожу вечер с Эмили. И к моему счастью никто не препятствует этому решению, будто меня больше здесь ни для кого не существует…
“И ладно, и пусть… Час побега близок”, — думаю я, наблюдая за игрой Эмили и поглядывая на стрелки круглых часов. Осталось немного… Уже поднимаюсь с кресла, как в комнату отворяется дверь…
***
Дорогие читатели, все книги нашего Литмоба "списанная со счетов" уже стартовали! И чтобы вам было удобно, оставляю ссылочку на весь моб: https://litnet.com/shrt/Pxlg

Ровно к девяти часам служанка передает, что свекровь вот-вот придет в мои новые покои… на чай. В самое неподходящее время!
Даже допускаю мысль, что стоило бы осуществить побег прямо сейчас, вот только физически это невозможно. Все сработает ровно в десять часов, пока Мэри либо будет отвлекать Эласа, либо что вероятнее всего, поведет его в обозначенное мною место, чтобы сцпать с поличным и с позором отправить в ссылку за непослушание.
Ослушаться свекровь сейчас тоже не выйдет, она явится в комнату Эми, где ей точно не место. Потом, припрятав артефакт в корсет, выхожу из детской и спешу в самую дальнюю комнату. Свекровь уже стоит на пороге, но без меня не входит.
— Выпьем чай, дорогая, — еще и умудряется улыбаться мне, будто ничего страшного в этом доме не творится.
— Проходите, — отвечаю я, а сама, едва переступив порог, поглядываю на часы. Нужно бы поскорее завершить это чаепитие.
— Боги, что это? — едва войдя следом за мной, восклицает свекровь, оглядывая весьма скромные покои.
Но она тут же берет меня за руку и пытается протиснуться меж сундуков. Поскольку черное платье леди намного пышнее моего, она застревает пару раз, но все же добирает до кресел, а после ждет, чтобы я села и накрывает мою онемевшую руку свой второй сухой ладонью.
— Не переживай, Аврора, я помогу тебе достучаться до Эласа! — в сердцах обещает она, а я…
Я ловлю себя на мысли, что этого уже не хочу. Он не просто изменил, он поставил на мое место другую. И сделал это вовсе не на приеме. Сейчас с остатками боли я все четче осознаю, как отступала с каждым днем на второй план. Как переставала быть для него важной. Все пеняла на быт, а дело оказалось в другом.
— Не опускай руки. Он сейчас не в себе! — не сдается свекровь, хотя я и слова еще не сказала. — Эта девица с ним что-то сделала!
— Я не в обиде, — лгу, но при этом чувствую, что обиженной быть больше не хочу. Я вверила свою жизнь другому, но отныне отвечать за себя буду сама. А он и Мэри… Это меня больше не касается, но вот свекровь…
— Я не могу дать Эласу наследника и понимаю его желание продолжить род, — выдавливаю из себя еще одну фразу, и вот это полная ложь. Я не понимаю, но леди Эргорн, даже если и хотела бы встать на мою сторону, она в первую очередь его мать и будет думать о благе сына. И это нормально. У них все будет нормально.
А я поднимусь с колен, отряхнусь и буду идти, пока раны не заживут, пока ноги не обретут прежнюю силу бежать и прыгать. Или же.. пока за спиной не вырастут крыльям. Мама была права, говоря, что девочкам не стоит спешить замуж, им стоит обрести себя, чтобы не ошибиться в муже, чтобы связать свою жизнь с достойным. Я не стану мужененавистницей, обещаю, но себя любить научусь в первую и стану примером для Эмили!
— Правда? — спохватывается свекровь, а я за своими мыслями, даже забыла, о чем мы говорили.
А вот о времени не забыла. Надо бы сбагрить матушку. Но она продолжает:
— Ты слишком добрая, Аврора. Но это правильно. Мой покойный муж не брал вторую жену, но сколько раз он изменил, — причитает она. — А я вот ношу траур, по тому, кто меня даже не любил. Таков наш мир. Наше лицо и положение в обществе важнее всего, моя девочка. Если то, что ты сказала, правда, давай покажем всем, что с тобой все хорошо.
Последние ее слова вызывают во мне особенное любопытство, потому и спрашиваю:
— Я не против. Но как?
— На свадьбе Эласа ты будешь самой красивой! — умудряется выдать свекровь. — Я приглашу лучших мастеров красоты, мы вернем твою молодость и свежесть. Все увидят, какая ты добродетельная. Давай еще скажем, что ты сама дала добро Эласу и Мэри во благо семьи, а?
Она в своем уме? А ведь только что отчитывала сына. Ах да… там что-то связанное с Гардером…
— Это будет сложно, но я постараюсь. А сейчас, если позволите, я хочу вернуться к Эмили, — сделав положенный поклон, поднимаюсь с кресла.
— Не бойся. Ты будешь не одна! — поднимается свекровь следом за мной, мешая уйти. — На нас смотрит все общество, я не дам этим змеям тебя растоптать. Соберись, Аврора, ты еще можешь все вернуть! — говорит свекровь.
И если бы я не подслушала тот разговор, то сейчас могла бы поверить ей. Поверить, что она переживает обо мне, но нет.
Она боится последствий нарушенного Эласом слова. Что же такого он обещал Гардеру? И кто этот Гардер такой?
Разберусь по ходу дела, а сейчас выпроваживаю свекровь, и выходя из покоев, кидаю взгляд на часы, от чего начинаю нервничать сильнее, а затем подаю Руте сигнал, и она другую служанку.
— Возьми ненужные вещи госпожи и отнеси их через восточный выход к карете. Отдай кучеру, он доставит в храм нуждающимся, — распоряжается она.
А я иду к малышке Эми. Знаю, что даже если служанку поймают, то не накажут. Она получила приказ от Руты, а Рута от меня. Все стрелы направят в мою сторону, и наконечники никого не заденут. По крайней мере, Элас в вопросе суда был всегда справедлив.
На это и рассчитывая, вбегаю в комнату Эми и замечаю, что в щелку под дверью ванной комнаты, уже проникает золотистое свечение. Началось! Нельзя терять и минуты.
— Эми, солнышко, вставай. Сейчас мы поиграем, — беру Эми на руки и сразу же подхватываю ее зайца Ластера и небольшой узел, что прятала среди игрушек. Собрала бы больше вещей, но могли заменить, и план бы сорвался. Пришлось умерить аппетит до самого необходимого.
— Все хорошо, моя девочка, не переживай, — говорю Эмили, укладывая ее в кровать в чужом, но вполне уютном домике, который целиком размером с весь наш каминный зал.
Эми немного тревожится, но слушается. Еще пять минут назад она спрашивала, почему папа кричал, а я… я не знала, что ей ответить.
— Иногда бывает, что взрослые не идеальны. Все пройдет, все будет хорошо, — говорила я ей первые минуты по прибытии, но стоило Эми только увидеть дедушку Бертона, как о проблемах она забыла и кинулась к нему.
Удивительно, но Эми видела моего двоюродного дядю лишь пару раз в жизни, но все равно узнала и кинулась к нему, а он встретил ее радостными объятиями, хотя выглядел очень уставшим. Поговорив пару минут, я пошла укладывать Эми в комнату с одиночными койками. Это дом не дядюшки, а дом при лекарни, куда обычно селят вместо гостевого дома, важных гостей.
Лекарь Бертон как раз такой. Путешественник, профессионалов области медицины с большой буквы и исследователь. А еще он отец Андрэ Бертона, законника, чья помощь мне сейчас нужна.
Дядюшка осмотрел Эмили и дал ей отвар, выводящий сонное зелье. “Оно вполне безопасно для взрослого, но детям такое давать нельзя”, — подтвердил он мои слова. И уложив крошку и убедившись, что с ней все будет хорошо, я тут же спешу на кухню-гостиную, где ждет дядюшка.
— Прости, Аврора, Андрэ задержался в столице, в него воткнули иглу, — сообщает мне лекарь, наливая чай.
— Иглу? — надеюсь, что мне послышалось, ведь сам отец Андрэ выглядит вполне спокойным.
— Варварский метод на первый взгляд, но он оказался весьма эффективным и жизненно важным, — сообщает мне лекарь, присаживаясь за стол. — Какая-то леди вонзила, чтобы помочь ему дышать. Сработало. К слову, та леди тоже низложенная, если верить столичным слухам.
“Тоже низложенная” бьет хлыстом по сердцу. Не хочу быть низложенной кем-то, не хочу, чтобы кто-то мной больше распоряжался. Тем более тот, кто предал мое искреннее доверие и бескорыстную любовь.
— О тебе же, дитя мое, уже написали в вестниках, — добивает дядя, однако я знаю, что он желает мне боли. Но он вынужден это сказать, чтобы я была готова к тому, что для общества я теперь человек второго сорта.
— Быстро же… — проглотив ком в горле, выдавливаю из себя слова.
— Так скандал был на приеме, отсюда и слухи. Слышал, их пытались придержать, но было поздно. Не ожидал я от Эласа такого, хотя толком его не знал. Не его ранга я человек.
— Вы намного лучше, дядя. Вы не отказались мне помочь, — говорю я. — Но надолго нам с Эмили нельзя тут оставаться. Пару раз я рассказывала о вас Эласу, он может нас найти.
И это правда, когда я украла у Эласа артефакт, я долго думала, куда обратиться за помощью. Свойство того артефакта — перемещать мелкие предметы.
Я написала записку лекарю, зная, что у его сына-законника есть положенные департаментом стабильные портала. Попросила открыть точку выхода в безопасном месте, но не в доме лекаря.
Туда нагрянет в ближайший же день. Поэтому этот гостевой дом при лекарне даст нам преимущество, чтобы уйти дальше.
Надеялась, что за это время Андрэ поможет подать бумаги на развод, подскажет о подводных камнях, но в него воткнули иглу. И кто только додумался?
— В своем доме я не появлялся уже четыре месяца, там уже все пылью покрылось, а о том, где я, не так-то просто узнать. Я подаю отчет лишь раз в месяц в департамент, Аврора, так что не беспокойся. Несколько дней здесь точно будет безопасно. А там и Андрэ приедет и обязательно поможет тебе и Эмили, — заверяет дядя.
Я лишь киваю с благодарностью, скрывая внутри себя разрывающие на части чувства. Как хорошо, что мой отец когда-то познакомился с этим лекарем, не просто стал ему другом, а звал своим братом. Лекарь Бертон часто путешествовал, но мы всегда были рады его визитам, и он не отказал мне в беде. И Андрэ не откажет.
Что отец, что сын — они умы нового поколения, они не приветствуют изживший себя консерватизм и удушение женских прав законом. Потому я обратилась к ним.
— Тебе нужен отдых, Аврора. Ты выбрала тяжелый путь, так что не забывай заботиться в первую очередь о себе, чтобы суметь позаботиться об Эми, — гговорит лекарь, а после подает мне стопку одежды. — Для тебя и дочери, и лучше вам не называть здесь свои имена. Я представлю вас родственниками.
— Спасибо, дядя, — киваю я, а после ухожу в ту комнату, где спит Эмили. Весь воздух здесь уже пропитался ее сладким медовым ароматом, но мне мало. Я вдыхаю запах ее волос, глажу по нежным пухлым щечкам, хотя прижать ее к сердцу так сильно, чтобы оно перестало бояться и мучиться.
Я не сделала ошибку, я сделала все правильно. В жизни я еще не раз буду поддаваться этим сомнениям, тем более, когда будут тяжелые времена.
Лекарь прав, я должна быть сильной. Должна постараться больше не думать о прошлом, хотя это так сложно.
Сложно жить, когда потерял землю под ногами. Когда сейчас кажется, что ненавидишь, а спустя минуту хочешь вновь поверить, что шанс был.
Когда скитаешься в пустыне холода, одиночества и предательства. Когда внутри пепел боли и пустота. А ведь это лишь первая ночь вне дома.
“Я должна стать сильной. Я должна вспомнить, кто я такая. Я должна выбрать себя и Эмили”, — читаю как мантру перед снов наставления, и засыпаю на тонкой полоске кроватки Эми, согреваясь ее теплом.
Элас:
Сбежала. Как от врага сбежала, хотя я ей сказал, что между нами ничего почти не изменится. Она думает, только ей больно?
Она не знает, что испытывал я, когда мне под нос подсунули уже вовсе не маленькую, а двадцати однолетнюю копию жены в практикантки.
Она напоминала Аврору во всем. Как говорила, как ходила. Она даже умудрилась удариться плечом о дверной косяк несколько раз и вылить на меня чай. Горячий. Аврора была такой же… Была. Пока жизнь не стала рутиной.
Когда-то она смеялась с каждой шутки, ловила каждый взгляд. А потом… потом появилась Эмили. Не наследник, а наследница, но я полюбил ее всем сердцем.
Это ведь моя дочь, это ведь продолжение Авроры. Продолжение нас…
— Ну и чего ты сидишь? — раздается голос матери в тот самый момент, когда я ухожу в мысли, забыв про магическую карту поиска на своем столе.
— Не сейчас, — отрезаю я.
Не хочу ей грубить, но ровно так и выходит. В голосе звучит раздражение и усталость. А вот злость удается скрыть.
Сбежала, демоны! Сбежала, как от врага…
— Ты велел мне не вмешиваться в ваши отношения, и я слушалась тебя, Эластер. Я всегда тебя слушалась, — говорит мать.
И это правда, иерархию никто не отменял, и я делал все, чтобы стать взрослым как можно раньше.
Гребанный первенец. Первенцев должны любить, но братишка оказался лучше, умнее, талантливее. А я на задворках. И я никогда и никому этого не говорил, не открывал душу… никому, кроме Авроры.
Лишь раз в жизни она сама спросила меня, откуда взялся внезапный холод.
“Холод?” — переспросил я, не понимая, о чем она вдруг говорит. Я был уставшим как собака. Думаете, решать вопросы и жизни так просто?
Не каждый может быть карателем. А я обязан был им быть, чтобы дать Эмили и Авроре достойное будущее, которое держалось бы не на наследстве и фамилии, а на моих поступках и заработанном богатстве.
"Тебе кажется, все в порядке”, — солгал я ей тогда, а она не поверила. Так посмотрела мне в глаза, что внутри все встало на дыбы. Она будто в душу смотрела.
И мне это нравилось. Раньше… но в тот день я не хотел, чтобы она лезла туда, где я ничего не контролирую. Я даже думать о таком не хотел, даже забыл, что отсутствие контроля возможно… А она напомнила. Своим взглядом.
Но ничего не сказала, даже не обняла, как обычно, делала. Будто чувствовала, что в этот момент я не хочу быть с ней близок… Отошла. А я остановил.
“Наверное, я не так понял вопрос. Что значит, стал холодным?” — спросил ее и сам же выругался мысленно. Какого рожна я продолжил то, что не хотел начинать?
“Знаешь, мама всегда говорила, что мужчина, который не смог ощутить достаточно любви в детстве, часто закрывается от всех. Я не знаю твоего прошлого и не стану лезть в душу, если тебе от этого нехорошо. Просто знай, что я рядом. Когда ты меня украл, я могла сбежать, но осталась. Потому что сама выбрала тебя”, — сказала она в тот день, разбередила мои раны.
Раны, о которых я даже помнить не хотел.
И подарила тепло. То тепло, в котором я всегда нуждался, которым питался от нее все десять лет, несмотря ни на что. Но в тот день это тепло жалило больнее холода.
Не оттого, что она полезла ко мне в душу, а оттого, что в этой душе была уже другая. Ее юная версия, которая не знала меня столь же хорошо, как Аврора, которую легко было удивить, а потом ощущать то самое чувство насыщения, которое, как мне казалось, в браке уже иссякло.
И я хотел, чтобы оно иссякло, ведь тогда не драло бы душу внутри. Не пришлось бы сопротивляться тому, что зреет внутри. “Неправильное”, — говорил я себе, гоня прочь Марию, но всякий раз уходя из дома и приходя в ведомство, вновь видел ее.
Цветущую, немного безумную и даже бестолковую. Легкую, непривередливую. Чуточку капризную, как ребенок. И я всегда видел обожание в ее глазах.
То самое обожание, которого в глазах Авроры уже не было. Там была какая-то усталость. Я ей сказал об этом, она вместо того, чтобы исправиться, начала жаловаться, что ей тяжело управляться с дочкой одной.
Моя мать двух сыновей воспитывала и никогда такого не говорила. Еще и готовить сама иногда умудрялась, а Аврора…
Сама ведь виновата. Своими обидами, своими надоедливыми разговорами. Хотя нет, говорила она мало. Может, этим и надоела? Молчанием и взглядом?
Не знаю, но точно знаю, что в ту ночь, когда я сорвался, я обещал себе, что больше этого не повторится. Что это случайность… Но случайность случилась еще раз и еще раз.
И все это время я жил в муках бездны, потому что не видел выхода. Будто рухнул в колодец, и этот колодец хотелось разнести.
Аврора становилась все тише, будто чувствовала, хотя не могла. Конечно, не могла! В ней даже драконица умерла, и, видимо, прихватила с собой тот искрящий характер, который мне никогда не подчинялся.
Раньше я бесился, а тут повода беситься уже не находилось. И ревность прошла, она ведь была дома с дочерью и скучным взглядом. И темами для разговора ничем не отличающимися от предыдущих.
Аврора:
С утра пораньше подхожу к зеркалу и смотрю на себя. Бледная, даже усохшая, и это за несколько дней. Из-за тревог и того, что я больше даже не полудраконица.
“Нет, так не пойдет, я не исчезну!” — обещаю себе с нежностью умывая лицо, а затем снова возвращаюсь к Эмили, чтобы разбудить малышку.
Обычно она бодрая и встает с жаворонками, но сегодня спит долго.
— Солнышко, вставай, — шепчу ей, целуя в щечку.
Эми морщится и улыбается, как обычно, но что-то внутри считывает сигнал. “Наверное, это из-за выводящего сонное зелье отвара”, — хочу себя успокоить, но решаю, что лучше перестраховаться.
Потому еще до завтрака бегу к лекарю и прошу еще раз проверить, чем именно опоили Эмили. Надеюсь, это все от излишней тревоги, но слова дядюшки пугают еще больше.
— Я тоже сначала не заметил, но после обнаруживающий хвори артефакт, которым я считывал ее состояние, изменил цвет. Не критично, Аврора, не переживай. Но для точности я сегодня отправлюсь в столицу, чтобы убедиться, что примесь в сонном зелье была безопасной, — говорит лекарь, а меня передергивает от одной только мысли, что Мэри могла дать что-то плохое Эмили. Как так вообще можно?
— Вы можете осмотреть Эми еще раз? — настаиваю я, ибо неспокойно.
Лекарь не отказывает, никаких признаков нездоровья не находит, да и Эми уже выглядит бодрее, хочет играть и гулять.
— Не волнуйся, я все проверю. Дом в вашем распоряжении, но на улицу лучше не ходить. Сегодня в лекарню приедут артисты, будут выступать для больных, но вся деревня туда подастся, — предостерегает лекарь и покидает нас.
Я же сначала готовлю Эми завтрак, затем ищу, чем бы ее занять, чтобы не было скучно в четырех стенах. Она все-таки драконица и любит бегать, а потом, как вырастет захочет и летать. Я помню это чувство, потому сковывать ее не хочу, отвлекаю самодельными игрушками из салфеток, а сама прокручиваю в голове дальнейший план.
Дожидаемся Андрэ, готовим документы, и после я иду в Восточные Земли. Нужно будет еще раз одолжить у законника портал.
— Мам! Мам! — вдруг вскакивает Эмили, когда на улице раздается музыка и хохот, бежит к окну. — Там праздник! Пойдем?
Сердце разрывается. Разрывается оттого, что я не могу ей разрешить.
— Туда сейчас не попасть, моя крошка. Он только для местных. Мы сходим в другой раз. Давай почитаем книжку или приготовим что-то вкусное.
Эми расстраивается, но я не могу отпустить ее в толпу, поэтому делаю все, чтобы отвлечь. Она не должна чувствовать себя обделенной из-за проблем взрослых.
— Смотри, тут есть мука и сахар! Я так хочу булочек! — говорю Эмили.
— Я тоже! — восклицает она.
И мы занимаем кухонный уголок. Учитывая, что сейчас у меня не так много драгоценностей с собой, чтобы раскидывать направо и налево, буду полезна дяде хотя бы в быту.
За готовкой не замечаем, как проходит время. Кладем прекрасные ароматные булочки в печь, и тут опять удар в сердце. Я никогда не готовила ни для кого, кроме Эласа.
“Что ж, теперь буду”, — говорю себе и заставляю себя вспомнить все плохое, что он сделал, и сразу попускает. Но то, что эта боль так или иначе возвращается ко мне и бьет в любой момент, мне совсем не нравится.
“А как ты хотела, моя девочка? Разбитое сердце не заживает за один день. Нужно время и цель… Нужно полюбить себя, и только тогда оно заживет”, — так когда-то мама говорила подруге, приехавшей к нам в гости. И теперь эти слова станут моим маяком во тьме, о которой я не просила, и в которую мену безжалостно кинули. А теперь наверняка обвиняют в том, какая я плохая.
“Мужчины творят что хотят, но если женщина поднимет голову и захочет уйти, именно ее обвинят во всех грехах. Недодала, потускнела, стала скучной. Они скажут именно так, лишь бы не искать проблему в себе. Это не значит, что они правы. Так они не чувствуют вины”, — тогда же говорила мама.
“Не трать время на того, кто предал. Не жди искупления, не надейся, что сможешь его починить. Сколько будет, если семь умножить на ноль? Ноль. А если двести семь умножить на ноль, тоже ноль. Поэтому когда старается только один, это не даст результата. Думай не о мести, а о своем счастье. Используй это время для того, чтобы снова найти себя и стать счастливой без него”...
— Мам. Мам, горит! — вырывает меня из воспоминаний Эмили, и я тут же прихожу в чувства.
— Горит? Рано же еще, — говорю ей с улыбкой и тут же идут проверять булочки, вот только горят вовсе не они.
Запах просачивается с улицы, а следом раздаются крики:
— Пожар! Пожар! Лекарня горит!
— Мам! — пугается Эмили, когда я кидаюсь к окну.
И я разделяю ее страх. Наш дом стоит аккурат с лекарней, а она уже полностью объята огнем, будто кто-то поджег с применением масла. Еще немного, и до нас доберется это страшное пламя.
— Пойдем отсюда, мое солнышко! — беру Эми за руку, тут же спешу в комнату, чтобы прихватить драгоценности, без которых нам не выжить.
Выбегаем на порог, а тут все уже затянуло едким дымом. За считаные секунды.
Едва войдя в дом леди Кайрон, молоденькая служанка отводит нас в комнату на втором этаже, и тут же убегает, чтобы продолжить помогать своей хозяйке. Я же плотно закрываю дверь, чтобы убедиться, что моя крошка не сильно испугалась увиденного.
— С теми людьми все будет хорошо. Не бойся, моя девочка, — говорю златовласке, поглаживая мягкие локоны.
— Точно? — спрашивает Эми, глядя на меня своими большими голубыми глазами.
— Точно, — обещаю, а у самой внутри все разрывается.
Мне бы пойти туда, мне бы помочь, но Эмили не с кем оставить. Да и нельзя ей быть сейчас без меня. Потому нахожу пару салфеток и вновь делаю из них игрушки.
— Ты видела, как леди Кайрон всем храбро помогает? Вот и тебе пациенты, — решаю перевести все в игру, и дочь с удовольствием в нее вовлекается, а я же пару раз выхожу из комнаты, чтобы глянуть, как обстоят дела внизу.
К счастью, в доме появляется дядя и санитары из лекарни. “У них все под контролем”, — успокаиваюсь я, но несколько даже засматриваюсь на то, как леди Кайрон, отгородившись от мужской половины ширмами из простыней, делает обход.
Впервые вижу такой способ, да и о самой этой леди я была несколько иного мнения.
Слухам никогда не верила, да и старалась не бывать в местах, где их распространяют, но все же до меня долетела информация о том, что лорд Кайрон не способен любить, потому специально выбрал себе в жены взрослую, спокойную женщину, чтобы не было недопониманий.
Но, судя по тому, что я наблюдаю сейчас, генерал сильно ошибся.
Оливия не похожа на тихую, послушную женщину. Она — скорее пламя, и сожжет всех, кто захочет ее потушить.
“Как я в молодости”, — проскальзывает мысль и бьет острием булавки прямо в сердце. Много времени прошло, к старому уже не вернуться, но будущее можно построить не для кого-то, а для себя.
С такими мыслями и возвращаюсь в комнату, а затем иду с Эмили на кухню, чтобы подсобить с едой и водой, ведь все люди заняты. И уже ближе к ночи кладу Эмили в постель, а сама жду момента, когда удастся расспросить лекаря о его поездке в столицу и проверке зелья, которым опоили дочь.
Только вот вместо разговора, я натыкаюсь на сцену: Оливия у бессознательного тела мужчины, и толпа санитарок боящихся его коснуться, чтобы помочь.
— Ему нужна помощь! Помогите перевернуть! Он умрет, вы понимаете, умрет? — кричит леди, а у меня сердце покрывается льдом.
Ее голос дрожит от отчаяния, она смотрит на женщин, а они… Они боятся. Они ни за что не нарушат закон касаний к противоположному полу. Даже несмотря на то, что мужчина, судя по мантии – тоже лекарь, как и дядя, а значит, он спас сегодня множество жизней.
И мне нельзя… мне тем более нельзя нарушать закон, учитывая новый статус и клеймо. Будь я прежней леди Эргонр меня бы так присдыдили, что свет был бы не мил, да и сейчас такой поступок может бросить тень даже на Эмили, но… в первую очередь я человек! И поступать буду по-человечески!
— Что нужно делать? Я помогу! – вырываюсь вперед в полной решимости.
Мы с леди переворачиваем мужчину, и тут сердце застывает еще раз. Это не просто лекарь, а дядюшка Бертон! И как я его не узнала? Почему он в таком состоянии?
— Возьмите зеркало! Поднесите к его губам и проверяйте дыхание! — командует Оливия, и я тут же выполняю все, что велено, пока эта хрупкая, но сильная духом леди рывками давит на грудную клетку дяди.
“Пожалуйста, Боги, помогите ему!” — крутиться в моей голове одна лишь мысль, и боги слышат. Остаток ночи проходит, как в тумане. Оливия обещает, что с Бертоном все будет хорошо, и отправляет санитарок, а оставшимся велит отдохнуть.
Дом быстро пустеет. То ли от пережитых потрясений, то ли от усталости, я не чувствую ни рук, ни ног, когда поднимаюсь по лестнице.
Шаг, еще один, тихий скрип двери и половиц. Чужая комната, воздух в которой уже наполнился запахом сладко спящей Эми.
С ней рядом и ложусь. Обнимаю, вдыхаю ее аромат и закрываю глаза, веря, что завтра все станет лучше.
Дядя скоро очнется, обязательно приедет его сын-законник, вот только.. этой ночью в мою комнату проникает не он!
Едва открыв глаза в полумраке вижу силуэт — высокий, широкоплечий мужчина. Одет во все темное, и лишь бледный свет белой луны, проникающий через окно, выделяет его очертания и… маску на лице.
“Безликий!” — проносится в сознании, и я тут же вскакиваю в холодном поту. Моргаю раз, второй, рассматриваю каждый темный угол комнаты, ожидая, что там кто-то таится. Но нет… комната пуста. Эмили сладко спит, тихо посапывая и прижимая к себе терракотового зайца. А вот у меня сна уже ни в одном глазу нет.
Это же надо такому приснится. “Орден Безликих” — особый отряд самого государя, про который в обществе обычно не говорят. Их боятся ничуть не меньше, чем самих карателей, которые отвечают за вынесения самых сложных приговоров в военных преступлениях. Я и помню лишь одного человека, точнее полудракона, как и я, который хотел туда попасть.
Лутера сложно назвать другом детства. Он появился в нашем городке, когда мне было лет пятнадцать. И все сразу же о нем заговорили, потому что внешне он был прекрасен, как дракон – высок, темноволос, и даже его взгляд был всегда уверенным и будто способным смотреть в саму суть.
Но никто не знал, кто он такой, откуда взялся, из какой семьи. Он и сам был дико молчалив со всеми. А со мной ругался от души. В первый раз его “обет молчания” закончился тогда, когда я за непослушание получила в наказание задание отмыть лабораторию зельеварения.
Магии во мне никогда не было, но к зельям интерес был, потому я и решила во время уборки кое-что попробовать, что ж знал, что пойдет такой сильный шипучий дым, да еще и взрыв будет. И уж точно я не думала тогда, что этот мрачный таинственный новенький старшеклассник будет спать где-то на лавке в заднем ряду. Вот там и познакомились...
Хотя все полгода, что он учился в нашем лицее, он смотрел на меня как на врага или дурочку, которая вечно влипает в неприятности. А тут вдруг стал корчить из себя грозного старшего.
Сколько себя помню, мы с ним часто собачились. Почти не говорили нормально, да и не уверена была до последнего месяца, что он вообще способен на нормальное общение.
От него исходила та странная энергия, будто внутри слишком много неизлечимых ран. Будто он не доверяет всему миру и ненавидит этот мир.
Лишь перед своим отбытием он стал резко меняться. Более того, начал даже защищать меня от всех. Тихо, молча, ничего не объясняя и не требуя в ответ.
Как то раз я поделилась с ним обедом. Он молчал, смотрел странно. Не ел, но держал крепко, будто я не булочку дала, а саму жемчужину со дна драконьего моря.
Мы подружились, а потом он сказал, что у него мечта попасть в орден “Безликих”.
Я посмеялась, ибо туда кого попало не берут, но он, кажется, говорил серьезно. А потом он исчез… И мне не хватало нашей странной дружбы.
Думала, он пришлет хотя бы письмо, но Лутер выкинул меня из головы, как всех, кого знал в Восточных Землях, а я поступила в академию, встретила там среди гостей грозного красивого Эластера Эрогона…
Стоит только вспомнить мужа, как тут же подскакиваю. Надеюсь, что мне мерещатся шаги за дверью, ибо я знаю… Знаю, что Элас не просит мне побега. И я не готова к борьбе. У меня на нее нет сил.
К счастью, кто бы ни шел по коридору, он проходит мимо, а я, лишившись способности спать окончательно, целую Эми, поправляя одеяло, и иду готовить завтрак. Потом развлекаю дочь до полудня, ожидая прихода кузена-законника, пока лекарь все еще спит.
Ближе к обеду заглядывает леди Кайрон. И мы говорим. Недолго, но даже этих нескольких минут с ней достаточно, чтобы понять, что я на правильном пути. Глядя на нее, я вижу женщину, идущую против системы, и понимаю, что ей тоже страшно. Очень страшно, но у нее есть то, во что она верит, чего она жаждет, и потому она не согласна на меньшее. Потому она продолжает идти.
Лутер тоже когда-то говорил: “Человека на поступки толкает либо страх, либо ненависть”. А я смеялась “ Страх толкает только на побег”. Он посмотрел на меня, как на несмышленыша и тихо добавил: “Страх за близких делает нас теми героями, которых мы сами в себе не находили”.
Тогда я не особо понимала его слова, а сейчас с ними согласна полностью. Страх за Эмили и за себя, заставляет меня двигаться дальше. Во благо для нас.
— Вам нужна помощь, леди Эргорн? — отвлекает меня от мыслей о прошлом леди Кайрон.
И вновь взглянув на нее, я понимаю, что это не тот человек, с кем хочется держать статусность.
— Аврора, — представляюсь ей. Мы ведь столько прошли вместе за несколько дней. — Для вас я Аврора, и если вы не расскажете, о том, что видели нас с Эми, это уже помощь. Он… не должен нас найти.
Последние слова даются тяжело, но Оливия будто и без объяснений понимает меня по глазам.
— Никто не узнает, — обещает она, и едва я выдыхаю, как леди Кайрон вздрагивает, кинув взгляд мне за спину, будто там объявился призрак.
Не было шагов приближения, не было даже шороха, но странная, отчасти знакомая энергия раскаленными иглами впивается в спину, я тут же оборачиваюсь и… застываю.
Как во сне!
Все в точности, как во сне! Высокий, широкоплечий, в темной одежде и… маске Безликого! Как такое может быть?
Уже думаю, что мне мерещится, но темная маска поворачивается в мою сторону и застывает, а я… я, кажется, знаю, чье лицо скрыто за ней.
Секунда, вторая, третья… и каждая частичка воздуха буквально начинает искрить рядом с застывшим мужчиной на пороге. Лица его не видно из-за маски, но это странное чувство, будто мы знакомы, не дает мне покоя.
Лутер? Неужели это он?
— Леди Кайрон, — отрезает Безликий так резко, что даже смелая Оливия на секунду теряется.
— Оставьте нас, — приказывает он ей, но этот голос, искаженный маской, я не узнаю.
У Лутера голос был другим, насколько я помню. Да и с чего я взяла, что это именно знакомый из моего прошлого?
Я даже не знаю, что с ним стало. Может, передо мной вообще кто-то иной. И этот кто-то несомненно знает, кто я.
А раз потребовал, чтобы Оливия оставила нас, значит хочет личного разговора. Что делать? Убежать не смогу, да и смысла нет.
Кто знает, вдруг он связан с Эластером и доложит ему, а мне, пока не состоится встреча с законником, нет смысла пускаться в бега.
Потому, когда Оливия в полной готовности сражаться за меня, незнакомку, собирается отправить Безликого подальше, мне приходится вмешаться.
— Оливия, пожалуйста, присмотрите за Эми, — говорю ей, а сама чувствую, как волнение колючими волнами расходится по телу.
Видно, что госпожа Оливия беспокоится и не хочет меня оставлять, но все же не спорит. Идет присмотреть за Эмили, и уже от той мысли, что дочка будет под присмотром, мне становится чуточку легче.
Думаю, что совладаю с оппонентом, кем бы он ни был, но стоит только остаться с Безликим наедине, как воздуха в помещении буквально становится меньше.
— Мы знакомы? О чем вы хотите поговорить, что прибегли к подобной грубости в отношении к леди Кайрон? — спрашиваю я, намеренно пропуская в интонациях нотки неодобрения.
Все еще мечусь в предположениях, кто же этот мужчина под маской. Вряд ли Лутер. Он бы не грубил при встрече, да и злится ему на меня не на что. А этот мужчина однозначно зол.
По его позе, по скованным движениям и энергии, исходящей от мощного тела, это очень даже ощутимо.
— Вас ищут по всему королевству, а вы спокойно попиваете чай в доме еще одной уничтожившей свою репутацию леди? — отсекает Маска так, будто я его сестра, опозорившая весь род.
— Простите? — злость берет крепко берет за душу. — Леди Оливия спасла множество жизней и помогла мне, я не позволю кому-либо в моем присутствии приписывать ей позор. И кто вы вообще такой, чтобы меня отчитывать? Так и не представитесь?
Признаюсь, говорить мне страшно, но приходится держать лицо, иначе ничего не выведаю.
— Кто я? — переспрашивает Безликий, и впервые с момента нашей встречи вспоминает, что может не только шевелиться, но и ходить.
Потому и ступает несколько медленных шагов вдоль стены, но при этом не сводит с меня взгляд. А меня это озадачивает и нервирует. Плохо, когда один может наблюдать за твоей реакцией, а ты будто слеп, потому что на лице оппонента маска.
— Скажем так, я доброжелатель, — все же выдавливает из себя Безликий.
— И в чем же выражается ваше пожелание добра? — хочется знать мне, ибо как-то сложно теперь верить людям, после того как самые близкие предали.
— Вас ищут. Как я понимаю, вы сбежали из дома, узнав о статусе низложенной? — предполагает он.
Накидываю на лицо холод, чтобы Маска говорила с Маской.
— Вам угрожали в вашем доме, леди… Эргорн? — спрашивает он, а я едва улавливаю короткую паузу, когда он будто “споткнулся” о мою нынешнюю фамилию.
— Я бы с удовольствием с вами продолжила беседу, но мне не нравится откровенничать с незнакомцами. Даже если они называют себя доброжелателями.
— Держите путь в Восточные Земли? — продолжает он.
— Откуда вы…?
— Поспешите. Скоро вас и здесь будут искать. Но в Восточные Земли сейчас лучше не ехать. Я могу помочь вам укрыться. И как я вижу, варианта лучше, чем этот дом у вас нет. Забирайте Эмили и спускайтесь вниз, леди… Эргорн, — говорит Безликий, да так, будто от этого зависит не наша с дочерью жизнь, а его собственная.
Стойте, откуда он знает имя моей дочери? Или услышал, как я просила Оливию, и запомнил?
— Леди, — торопит Безликий, видя полное недоверие с моей стороны. — Так вы желаете скрыться или все-таки быть найденной?
— С чего мне верить, что вы действительно хотите помочь? — резонно спрашиваю я. — Вдруг вы мне враг, а не друг? И заманите в ловушку.
— Разве мне составит труда быть вашим врагом в открытую? Я же предлагаю свою помощь, — резонно отвечает он.
— И чего вы хотите взамен? — хочу знать, раз уж пошла такая пляска, а Безликий застывает, будто я спросила что-то ужасное.
Что?
— И давно вы так реагируете на предложение чьей-то помощи? — из-за маски лица не видно, но я уверена, что он сейчас прищурился.
— Давно? Говорите так, будто отлично знаете меня, — вновь подмечаю я.
— Как бы не так. Решайте леди. За вами скоро явятся, — отрезает Безликий, вновь избежав ответа на мой вопрос, кто он. — Вы остаетесь здесь или пойдете со мной?
Хорошенько взвесив все за и против, решаю выбрать третий вариант. А именно: я воспользуюсь повозкой, предложенной Безликим, чтобы усыпить его бдительность. А сама сейчас подам Андрэ сигнал с помощью артефакт, который одолжила в доме мужа. Надеюсь, заряда магии хватит еще хотя бы на день.
Но, прежде чем покинуть дом Оливии, хочу узнать о состоянии дяди.
— Все еще спит, хозяйка сказала, что скоро должен очнуться, — сообщает служанка, которую я ловлю в коридоре.
Его жизнь вне опасности, это хорошо. Но я так и не убедилась, что тот отвар, которым напоила Мэри мою дочь, не опасен. А значит, нужно либо дождаться пробуждения Бертона, либо искать другое доверенное лицо.
— Долго ли дя… лекарь будет спать? — уточняю у недовольной служанки. Кажется, Оливия звала ее Вириан.
— Одним богам известно. Может, завтра, может, послезавтра, — выдает она, даже не скрывая своего недовольства беседой со мной.
Ах да, я ведь низложенная, считай опальная леди, с которой решила подружиться ее хозяйка — дополнительный удар по репутации, которой и так почти не осталось.
Надо же, никогда раньше не задумывалась о том, как ужасно построена эта система, что даже тем, кто в одинаковой беде, нельзя объединяться, чтобы выжить. Конечно, поодиночке сломать людей легче и контролировать проще.
Запомню на будущее эту мысль, а сейчас все же придётся уйти, пока Эластер сюда не явился.
Потому и вхожу в комнату, где леди Оливия сидит на самом краешке кровати, нежно поглаживая Эмили по волосам. Хозяйка даже не сразу замечает меня, зато смотрит на Эмили как на родную дочь.
Не припомню, чтобы у генерала Кайрона были дети, но и не мне копаться в этом. Если Оливия пожелает, то сама откроется мне. А сейчас мне нужно попрощаться.
— Спасибо и прости, — говорю Оливии, едва она замечает меня. По лицу видно, что тревожится. И это странное чувство внутри, будто передо мной родная душа. Потому и хочу красиво с ней объяснится. — Мы должны уйти.
— Ты уверена? — тут же подскакивает Оливия. — Что-то случилось?
В красивых карих глазах испуг и готовность помочь. И честно сказать, это подкупает. Очень подкупает, ведь сейчас весь мир против меня, а единственный из тех, кто готов был помочь, сам на больничной койке.
Правда еще есть Андрэ, чей профессионализм сейчас нужен больше всего, а Оливия… у нее и так проблем достаточно, потому решаю не добавлять беспокойства:
— Не могу рассказать. Но если уйду сейчас, все обойдется, — говорю ей, и сама хочу верить в эти слова, хотя личность и поступки Безликого все еще вызывают кучу сомнений.
— Аврора! — подскакивает Оливия, будто чувствует, что внутри меня мечутся страхи.
Не зря матушка всегда говорили, что женщины, если они не ослеплены ненавистью и жаждой конкуренции между собой, могут чувствовать тревоги друг друга. Она говорила, что именно суровое общество заставляет нас бороться друг с другом вместо того, чтобы оберегать и поддерживать друг друга.
Потому обиженные свекровями свекрови будут точно так же обижать своих невесток, обретя долгожданную толику власти. Потому замкнутый круг не разорвётся, пока кто-то сам не захочет его разорвать.
Вспоминая эти слова, в голову приходят мысли. Хорошие, но опасные. Что, если в будущем я еще встречу девушек, подобных Оливии, что если мы сможем объединиться? Не против кого-то, а для защиты себя?
Это было бы славно. Храм на горе, огороды, счастливые дети, счастливое дество без ужасных правил, нужных лишь для устрашения и контроля? Утопия, или все же шанс на свободную счастливую жизнь ценой труда и упорства?
Пока не знаю, но теперь хочу проверить. Потому и заверяю Оливию:
— Я знаю, что делаю, — говорю ей, чтобы не волновалась и снимаю с шеи кулон, чтобы передать его в знак благодарности за ее доброе сердце.
Она же умудряется снять с себя изумрудные серьги. Красивые и слишком дорогие, чтобы их принять.
— Это моя благодарность за помощь, которую ты оказала, — настаивает Оливия, а сама косится на спящую Эмили, как бы говоря: “не для себя. Ради дочери возьми”, и это колючее, но теплое чувство вновь расплёскивается на дне онемевшей души, вызывая слёзы.
Этот мир не обречён, пока в нем есть, какие как леди Кайрон.
На сем и распрощавшись, спешу к дочери, чтобы не лить слезы и не попасться Эластеру. Хотя где-то в душе я все еще надеюсь, что он найдет, попросит прощения, может, даже встанет на колени, обещая все исправить, осознает ошибки, но затем вспоминаю, что иллюзия не спасёт от боли. Она отсрочит ее и сделает еще больнее.
Потому взяв малышку на руки, а Эми уже вовсе не легкая, осторожно ступаю вниз в холл, а затем и на улицу, где ждет черная большая карета. С виду неприметная, без гербов, но видно, что надёжная.
На такой обычно путешествуют инкогнито важные чиновники. Тут даже магическая защита, если не ошибаюсь, должна стоять, на случай нападения.
Этот факт успокаивает и нервирует одновременно. Только нападения нам с Эмили не хватало. “Прочь такие мысли!” — отгоняю панику, но стоит только взглянуть на кучера, как тревог становится больше.
Крик тонкий, женский. Короткий. А затем невнятные ругательства кучера, из которых только несколько слов удается различить:
— Ты что, с ума сошла?!
“Сошла”? На пути появилась какая-то женщина?
-- Не переживай, моя крошка, -- успокаиваю Эмили, а крепко беру ее за руку, а сама тут же подтягиваюсь к окошку и оглядываюсь. Вокруг сплошной мрачный лес и не души. Даже птицы не поют, а у копыт самих лошадей лежит девчушка. Худенькая, рыжеволосая, в перепачканном изрядно потрёпанном изумрудном платье.
Она дышит глубоко, пытается подняться на тонких руках, но падает. Я вздрагиваю, инстинктивно желая ей помочь и поддержать, но заставляю себя не горячиться.
Я всё-таки была женой карателя и наслушалась сотен ужасных историй о том, как лесные бандиты заманивают своих жертв.
Дети и женщины все чаще встречаются в виде наживок, и это подло. Подло, потому что из-за таких бандитов, мы перестаём помогать тем, кто действительно нуждается в помощи.
И сейчас все мое нутро желает выскочить из повозки и помочь, но я напоминаю себе, что моя первостепенная задача — защита дочери. А значит, я должна быть крайне осторожна.
— Кто там? Что случилось? — окликаю кучера, он тут же соскакивает с козел, но идет не к девушке, а ко мне.
— Девушка на дорогу выбежала. Упала… — докладывает он и тут же зыркает на карманные часы. Только вот под серебряной крышкой не циферблат, а поблескивающий белым светом камень.
Интересно. Я читала про подобные устройства для сопровождающих важных персон. Они сигналят о скоплениях людей или драконов поблизости, становясь алого цвета. Но сейчас камень ровный. Потому я кидаю еще один взгляд на девушку, которая едва находит в себе силы, подняться на локтях, и кидает в меня измученный взгляд.
— По… Пожалуйста, помогите, — шепчет она, а голос хрипит. И полные губы ее разошлись трещинами, и пальцы сбиты. Непохожа она на бандитку, однако…
— Я с ребенком, ей всего пять, — говорю единственную фразу, веря в то, что женщины должны такое понимать. И глаза рыжеволосой незнакомки расширяются будто бы в испуге.
— Помогите, прошу… — все же шепчет она, едва ли не падая. — Мы пошли по грибы, а муж меня бросил в лесу не знаю, сколько дней назад, и я никого кроме вас не встретила.
— Госпожа, — напрягается кучер, все проверяя, есть ли рядом враги, но камень остается белым. Засады поблизости нет, значит, зря я подумала плохо о женщине?
Хотя и кучер не спешит к ней иди, все еще смотрит очень подозрительно, а затем переводит взгляд на меня, ожидая приказа.
А что тут прикажешь?
Вновь внимательно всматриваюсь в глаза незнакомки, и что-то в них мне кажется знакомым, а что-то пугающе настораживающим.
— Я… беременна, — шепчет девушка, будто зная, как надавить на рану.
Да что там, я бы и не беременную ее не бросила, если бы была уверена, что она не причинит Эмили вреда. А то сначала пожар в лекарне, потом Безликий, теперь незнакомка, встреченная в лесу. Давно меня не поджидали приключения за каждым поворотом.
— Артефакт обыска у вас, надеюсь, тоже имеется? — спрашиваю кучера, а он округляет глаза.
Думал, я о таком не знаю? Я все же была женой карателя, а мы раньше часто говорили даже о том, о чем нельзя, и то, что этот мужчина непростой извозчик, я тоже сразу поняла.
— Найдется, — кивает он.
— Проверьте барышню, и если все чисто, пусть поедет с нами, — велю извозчику, а сама спешу вернуться в карету к Эмили.
Она как раз во все глаза пытается разглядеть, что же происходит снаружи.
Успокаиваю ее, говоря, что неприятностей больше не будет, а сама то и дело краем глаза слежу за извозчиком и незнакомкой, подмечая каждое движение и взаимодействие, вспоминаю все, что когда-либо слышала, и убеждаюсь, что поступила правильно. Хотя от этого ни разу не легче.
Едва извозчик подводит хрупкую незнакомку к карете, как я усаживаю Эмили подальше и предлагаю сделать прическу, а то золотистые волосы совсем растрепались.
Спустя секунду дверь кареты открывается, хмурый извозчик опускает голову, а худенькая незнакомка в простом изумрудном платье поднимается по ступеням к нам. Садится на самый край лавки, стараясь меньше поглядывать на меня, зато поймав взгляд Эмили, улыбается открыто.
— Привет! — шепчет она моей дочери, открывается на долю секунды, но тут же вновь жмет плечи, вспомнив, что я наблюдаю.
А наблюдаю я не просто так.
— Простите, что доставила неудобств, — смущается девушка.
— Какие неудобства, все мы в разных ситуациях бываем. Ты голодна? — спрашиваю я, а затем вспоминаю, что я уже не госпожа с сундуком провизии в комфортной повозке, а сама почти попрошайка.
Но небольшой бидончик с водой и корзина с булочками в этой карете все же имеется. Все это расположили в углу противоположной лавки еще до того, как мы с Эмили сели, а потом извозчик сообщил, что можно брать и есть.
— Немного, — отвечает девушка, но по ней видно, что голодна она сильно, аж подрагивает, когда проследив за моим взглядом, замечает еду.
— А вы очень умны, леди Эргорн, — заявляет она, чуть отойдя от шока, а меня пробирает озноб то ли от ее непривычно прямого взгляда, то ли от того, как Лилу ко мне обратилась.
— Я не называла свою фамилию.
— Все верно. Но и те, кто меня сюда послал, выбрали повозку вовсе не случайно, — сообщает рыжая, смотрит все так же прямо в глаза, и в ее взгляде я наблюдаю много пугающих деталей.
Она не боится, будто уже смирилась с тем, что смерть в скором будущем ее настигнет. А еще… в ее глазах есть какое-то сожаление, которое обычно присуще старикам на закате жизни.
Вот только этой девочке нет и двадцати пяти, если она, конечно, не дракон. Но судя по бледности и худобе, она обычный человек.
— Хочешь сказать, цель не просто богатства путников, а именно я? — переспрашиваю девушку, а потом подтягиваю дочь ближе к себе… Мы…
— Мне неведомы их цели, леди Эргорн, я лишь пешка без права голоса, да вообще без каких-либо прав. Меня убьет либо ваш яд, либо яд, которым отравили они. Разница в том, какой сработает быстрее, — сообщает девочка, и у меня кровь стынет в жилах.
Боги, как же можно так играть с жизнью человека. Да и я хороша, обманула ее. Но здесь был вопрос на выживание, а там — на золочение.
Кто мог послать за нами бандитов? Элас? Нет! Ни за что не поверю. Он бы сослал меня в монастырь, но никак не поставил бы под удар, тем более, когда рядом наша дочь!
— У меня есть хорошие знакомые лекари. Я могу помочь тебе избавиться от ядов. Сначала замедлим действие, потом найдем противоядие. Если поможешь нам выбраться из ловушки, все будут в выигрыше. Ты сможешь начать новую жизнь, — говорю рыжей, а она горько усмехается.
Отводит взгляд, и я вижу, как ярко-зеленые глаза наполняются влагой. Она даже смаргивает, втягивает вздернутым носом побольше воздуха, пытаясь успокоится.
— Потому и попросила вас остановить карету. Сказала бы, что вы обо всем догадались и выкинули меня, — шепчет девушка.
Значит, она не собиралась нам вредить?
Лилу будто по лицу читает мой вопрос.
— Я не мать, не беременна, но я тоже женщина. Скажите кучеру остановить карету и сверните на развилке налево, — шепчет рыжая.
Говорит, вроде искренне, но я опасаюсь ей верить.
— Не попросишь противоядие? — спрашиваю ее, и эта горечь в ее улыбке убивает.
— Мне вряд ли удастся выжить, да и не вижу больше смысла бороться. Что со мной будет? Где найти место отвергнутой всеми, госпожа? Я списана со счетов, мой позор не лучше вашего статуса низложенной. Таким, как я нет шанса на жизнь в этом мире, даже на краю света не укрыться. А у вас хотя бы есть деньги, и вам есть ради чего бороться за жизнь, — кивает в сторону Эмили, храбрится, но я то вижу, как подрагивают кончики ее тонких пальцев.
Вижу, как она смотрит на Эмили. Будто и у самой был ребенок или сестра.
— А если я не остановлю повозку? Если возьму тебя с собой? — спрашиваю у девушки, и ее зеленые глаза открываются так широко, что мне становится тревожно за их сохранность.
— Зачем вам это?
— Злом отвечают на зло. Добром на добро. Хотя бы попытаюсь тебе помочь, — говорю Лилу, и влаги в ее глазах становится больше.
— А говорили, что вы изменились, — бурчит что-то невнятное Лилу, но я едва могу разобрать слова.
— Что ты сказала?
— А? Нет. Это я о своем. Скорее велите кучеру набрать скорости. Если я не подам сигнал в ближайшее время, за нами начнется погоня, — просит Лилу.
И в этот момент я срываюсь с места, хватаю ее за запястье чуть выше тех мест, где грязь и порошок и смотрю прямо в глаза.
— Либо мы выживем вместе, либо, если ты обманешь, я и за Гранью тебя найду! — знаю, что запугиваю девчонку, но мне нужно убедиться, что она не врет.
Не врет. Нутром чую, что правду говорит. И следующие ее слова становятся нужным мне подтверждением.
— Я уже должна была вас опоить и остановить карету. И защитные печати вам бы не помогли, — говорит она. — Как я и сказала, мне все равно нет места в этом мире. А так и смерть не будет напрасной. За благое дело, так сказать…
Ее голос дрожит от боли и страха, а в глазах решимость. Помнится, и я когда-то была такой.
— Извозчик! На развилке налево и гони! — выкрикиваю я, а сама велю Лилу держаться крепче.
Кучер слушает, карета набирает ход, подпрыгивая по кочкам. Я крепче обнимаю Эмили, веря, что мы пройдем этот путь, хоть и будет страшно.
Зеленоглазая незнакомка все смотрит на меня так, будто я делаю что-то невероятное. Будто должна была ее выгнать при первой же возможности. И в этом есть доля здравого смысла.
Так было бы безопаснее, но… Чему я тогда смогу научить Эмили? Трусости? Вечному бегству?
Девочка выбрала сторону, а я выбрала взять ее с собой. И видят боги, это не должно стать роковой ошибкой.
— И часто ваша дочь так резко засыпает? — спрашивает Лилу.
— К чему этот вопрос?
— Ваша дочь дракон по рождению, верно? Вот только еще месяц, и ипостась умрет, так и не пробудившись.
Темнота рассеивается так же резко, как и наступила, только вот перед глазами уже не дверь кареты и девчушка, кинувшаяся со шпилькой на пришедшего, а белоснежное полотно. Нет. Потолок. Смаргиваю несколько раз, чтобы зрение стало четче, и убедившись, что мне все это не чудится, тут же вскакиваю и обнаруживаю себя на огромной кровати.
Вместо старого платья на мне что-то вроде изысканного домашнего наряда, но сейчас беспокоит меня вовсе не это. Где Эмили?
— О, вы проснулись, госпожа, — раздается голос из дальнего угла, и я только сейчас обнаруживаю в огромной спальне служанку, которая до этих самых пор, видимо, стояла тихо молча, ожидая моего пробуждения, а теперь же спешит мне поклониться, будто я ее хозяйка.
— Где моя дочь? — тут же спрашиваю ее, и молоденькая девушка тут же спешит заверить, что с Эми все хорошо.
— Ее сейчас осматривают лекари, та юная леди сообщила хозяину, что в крови девочки, скорее всего, есть яд, убивающий драконью ипостась, — сообщает мне служанка.
И я очень хочу задаться вопросом, кто же этот хозяин, какие еще лекари, а юная леди это, видимо, Лилу. Она тоже здесь? Мысли в голове нарастают как снежный ком, летящий по склону горы, но я отметаю в сторону все, кроме самой основной.
— Я хочу видеть дочь. Немедленно. — говорю служанке, ибо в первую очередь должна убедиться, что с Эмили, действительно, все в порядке. а потом уже разбираться, где мы оказались и как.
Девчонка в черном платье с белым передником, тут же кланяется, и открывает мне дверь, обещая немедленно провести. Еще и спешит ко мне, чтобы помочь идти, но я от испуга и сама топаю уверенно и быстро, хотя слабость в ногах ощущается. Почему я упала в обморок? Что случилось в карете? Разберусь, как только увижу Эмили.
Мы идем по огромному коридору огромного дома от силы несколько секунд, а мне кажется, что время замедляет ход. Но вот дверь открывается. Соседняя дверь, и я тут же вхожу внутрь.
Служанка не обманула. Эмили здесь, спит в окружении двух лекарей и трех санитарок, и тут же спешу к ней. Беру за руку, и страх, атаковавший сердце все это время, моментом отступает. Она в порядке, правда, в порядке, хвала Богам!
— Леди, не беспокойтесь. Сейчас с вашей девочкой все хорошо, но нам нужно провести еще исследования, — тут же сообщает мне лекарь.
На вид очень благородный мужчина в возрасте, и кажется я даже где-то уже видела его лицо. Не в вестнике ли. Точно, поход на королевского лекаря, но как такое возможно? Может, просто родственник.
“Так, Аврора, успокойся и приведи мысли в порядок!”, — велю себе, делаю глубокий вдох, выпрямляю спину и начинаю задавать вопросы один за другим.
— Нас вызвал хозяин, чтобы мы осмотрели девочку. Вас уже осмотрели, в целом, кроме сонного порошка, угодившего в ваш организм через кожу, ничего страшного нет, — сообщает лекарь.
Сонный порошок? Не в тот ли момент это случилось, когда Лилу выхватила у меня шпильку?
— А где девушка, что была с нами.
— Она внизу. Ее уже осмотрели. Хозяин позвал на разговор, — сообщает служанка.
и что странно, все эти достопочтенные господа, разговаривают со мной максимально вежливо, будто я очнулась в статусе члена королевской семьи, а ведь еще недавно ко мне боялись подходить, как к чумной.
— Хозяин? — переспрашиваю прислугу, и в уме вертятся несколько предположений о том, как мы здесь оказались. — Кто ваш хозяин?
— О, это нам не велено говорить, — вдруг выдает девушка. — Но если желаете, можете к нему спуститься. Он как раз здесь.
— Спуститься? Желаю, — отвечаю я, ибо то, что вертится у меня на уме, пугает даже меня саму, но… Эмили. Как ее здесь оставить.
— Не беспокойтесь, госпожа. Мы присмотрим, — обещают санитарки.
Не верю им. Не потому, что они выглядят подозрительно,а потому что сейчас мне все на свете кажется подозрительным. Боги, и когда я стала такой душной? После предательства мужа и Мэри? После всех интриг и испытаний.
Кидаю еще один взгляд на дочь, что мирно и сладко спит, а затем на женщин и лекарей. “Они не причинят вреда, они хотят помочь”, — напоминаю себе очевидную истину, ведь пока я спала, именно эти люди заботились об Эмили, а у меня, видимо, проблемы с доверием начались. Нужно взять себя в руки, но сначала, я должна кое в чем убедиться.
— Спасибо, — киваю санитаркам, а затем велю служанке отвести меня к хозяину.
Девушка тут же кланяется, указывает путь, и я, выпрямив спину, ступаю за ней, готовлюсь… вот только к такому повороту готовой не оказываюсь…