Драконово семя. Обррручена..? Обречена!

Глава 1. Сквозь боль

- Я вижу, как вам тяжело, - сказал врач. - Но давайте говорить честно. Есть моменты, когда лекарства помогают не так, как хотелось бы. Это не ваша вина и не чей-то промах. Это предел тех инструментов, что у нас есть.

Я сидела напротив него и держалась за край стола так, чтобы пальцы не дрожали.

Он смотрел на меня на удивление внимательно, по-человечески, без этой выученной нейтральности, которой врачи в больницах обычно прикрывают беспомощность. Его слова легли на меня ровно, как чистая простыня на боль, и я лишь отрешенно кивнула. У меня не осталось сил спорить ни с кем, тем более с реальностью.

- Что мне делать? - спросила его тихо, удивляясь, что голос не сорвался.

Вздохнув, он повернулся к монитору своего компьютера. Пальцы быстро пробежались по клавиатуре, будто по фортепиано, где каждая клавиша - шанс на облегчение. Затем рядом заурчал принтер и выдал листок, пахнущий теплом пластика и тонера. Где-то внутри знакомо кольнуло, предвещая вечерний приступ надвигающихся страданий.

Врач аккуратно пригладил листок ладонью, приписал что-то фиолетовым маркером и подвинул ко мне.

- Вот, - сказал он. - Я собрал для вас список техник, которые помогают некоторым людям легче переносить боль. Всё, что безопасно и помогает вам настраиваться... можно попробовать после консультации со специалистом. Это не лечение, а способ помочь телу и голове договориться.

Буквы на листе чуть дрожали от моего дыхания.

Самогипноз, аутогенная тренировка, гипноанальгезия, визуализация, прогрессивная мышечная релаксация, йога-нидра, дыхание 4-7-8, сканирование тела, майндфулнесс, работа с образами регуляторов, якорение спокойствия... Ниже было приписано от руки: «Если у вас есть свой язык смысла - медитации, трансерфинг, молитва, дневник намерения, - используйте его как опору. Это повысит шансы.»

Я задержала взгляд на последней строчке со знакомым словом «трансерфинг». Не потому что я верила в чудеса... а лишь потому, что он единственный не заставлял бороться. Там было не про спасение, а про выбор. Не просить, а разрешать. Не тянуть, а доверять...

А когда сил нет ни на молитву, ни на надежду, это ощущение особенно ценно.

То, что мир всё ещё можно настроить, как радио, и поймать волну, где жить чуть легче.

- А если… - спросила я, стараясь не сорвать голос, - если попробовать через трансерфинг? Я верю, что можно хотя бы на уровне восприятия уменьшить боль. Если правильно настроить слайд реальности.

Он посмотрел на окно, где отражалась лампа, и сказал устало:

- Попробуйте. Трансерфинг, мантры, гипноз... если это даёт вам опору, значит, работает. Наука всё равно ещё не догнала душу, - он развёл руками. - Иногда помогает не метод, а то, что человек наконец разрешает себе верить, будто перемена - не чудо, а вполне бытовая вещь.

Я вышла в коридор, где больничные лампы горели ровно, как чьи-то чужие и сильные линии жизни. Листок сложился вчетверо и лег в карман, будто талисман.

И мне остро захотелось, чтобы внутри тоже появилась такая же бумажка с гарантийной инструкцией: «Дыши. Верь. Просто сделай свой выбор.»

***

Вечер был по обыкновению выцветший, как старая фотография. Тихий, без запахов и цвета. Только часы тикают и лампа на тумбочке дышит янтарём, будто чьё-то тёплое сердце в темноте.

Я устало опустилась на край кровати и сидела так, просто глядя на свои тапочки.

Спустя минуту боль пришла снова. Без приглашения, наглая, как кошка, которая вломилась в чужой дом и требует внимание. Сначала появилось знакомое покалывание, потом давящий жар, будто кто-то ввинчивает в тело тугую спираль. Раньше я пыталась бороться: зажимала кулаки, стискивала зубы... тянулась за таблеткой, за надеждой, за чем угодно...

Но не сегодня.

Сегодня я просто прошептала ей:

- Ну привет, старая знакомая. Делай, что хочешь.

1.2

Я сказала это, и боль будто бы растерялась. Замерла, словно не ожидала, что с ней можно говорить спокойно. Обычно после ее появления я кидалась к аптечке или пряталась под одеяло, а теперь даже не пошевелилась. Просто сидела, чувствуя, как она ходит по телу кругами в ожидании испуга, и потихоньку теряет кураж.

Но я ничего не делала. Только сидела, смотрела на свои ладони и дышала.

Глубоко и размеренно....

Из прочитанного я помнила, что зацикленность на значимости чего-либо создает избыточный потенциал непонятных сил. В том числе и на боли. Поднимаешь значимость, и тебя выбрасывает на качелях обратно. Чем сильнее гонишь боль, тем громче она скребет дверь и лезет обратно.

Я вздохнула и расстелила коврик. Потом укуталась теплым пледом так, чтобы краешек закрывал стопы, и поставила стакан воды в кружок света на полу от лампы. На прозрачном дне дрожало маленькое солнце в игре отражений. Я прошептала в него, как в ухо миру:

- Я выбираю лёгкость, дыхание, ясность, - и сделала глоток воды.

Намерение сформулировала не как просьбу или приказ, а как утверждение, и проговорила его по-детски тихим шёпотом вживую:

- Я... выбираю коридор вариантов... где тело живёт здоровее и легче...

Потом легла, чувствуя, как плед и тишина окружают меня со всех сторон приятной тяжестью, и включила себе плейлист с самогипнозом.

В наушниках шёл приятный успокаивающий голос из ассорти-практик, где я сама себе проводник: «Отпускаю контроль… оставляю маятники снаружи… я всего лишь наблюдатель... Мысли приходят и уходят, как облака. Дыхание как волна. Телу можно делать вид, что спит. Сознанию - делать вид, что оно отдыхает...».

И, конечно, они тут же явились, эти вечные мои спутники, маятники эмоций. Страх глянул из-под кровати: «А если не сработает?» Другой засеменил по полу: «Это всё глупости». Третий был самым липким: «Вдруг станет хуже?»

Я слабо улыбнулась им, чувствуя, как по щекам катятся непрошеные слёзы, и прошептала:

- Можете остаться, но ведите себя тихо. Страх, ты можешь сидеть в углу. У меня сегодня другая игра... Сомнение, ты можешь жужжать, пока я дышу... Контроль, ты можешь стоять в коридоре и притворяться важным... - Формулы, как гладкие камешки, ложились под язык: - Позволяю себе быть спокойной...

Они удивленно притихли. И тогда пришла тишина. Накрыла меня, словно мягкое одеяло, под которым не страшно. И свет от лампы постепенно стал теплее, а дыхание - глубже.

Воздух казался густым, чуть горьковатым.

Я вдруг заметила, как он входит в меня - длинно, почти с шелестом. А выходит медленно, как прилив, унося изнутри что-то тяжёлое. С каждым вдохом боль теряла очертания, расползалась, как дым по воде. Я не гнала её. Наоборот, мысленно давала место: вот тебе, живи, моя неугомонная, только тихо.

Минуты растянулись. Серый вечер растворялся, границы комнаты плыли. Все звуки исчезли, остался только ровный ритм: вдох... пауза... и выдох, длиннее в два раза.

Коврик был прохладный, плед тёплый, всё просто. Тело ещё не знало, как отпустить боль полностью, но я его не торопила. Просто дышала и наблюдала. И вскоре оно начало расслабляться и мягчеть, как мокрая глина под дождём.

Боль шевелилась изредка, провоцируя меня в надежде на хоть какую-нибудь вкусную реакцию, но я лишь смотрела на неё внутренним взглядом... и позволяла ей быть. И странно, но от этого она будто таяла, как пар над чашкой чая.

Когда суета эмоций немного стихла, я мысленно нарисовала себе образ. Медленно, как ребёнок, который впервые держит кисточку.

Утро. Полутёмно, тёплый воздух. Я открываю глаза и первым делом тянусь к стакану воды. Капли холодной воды стекают по запястьям, и это приятно освежает. Я встаю и накидываю мягкий халат, пахнущий чистотой. Ощущается приближение рассвета. Я улыбаюсь и потягиваюсь, чувствуя себя совершенно здоровой и полной сил. Никакого шума, просто нормальное утро. Нормальный фон, в котором можно жить здоровой, прекрасной и удивительной жизнью, наполненной интересными яркими событиями до самых краев...

Обычно, когда я фантазировала, то всегда ограничивалась этим образом. Но сегодня подсознание решило пошалить и добавило вдруг к этой картинке кое-что новое.

...Мужчина, которого не существует, но который кажется таким настоящим, что воздух между нами дрожит от полноты глубокой, невероятно сильной связи.

Он высокий, мужественный, с загадочно-светящимися глазами цвета старого золота. Стоит у окна, в белой рубашке, чуть приспущенной на вороте, волосы темные, взъерошенные. От него идёт ощутимое тепло... и я бы, пожалуй, назвала ее драконьей аурой, если бы верила в существование драконов.

Мужчина поворачивается, подходит близко-близко и прикасается ко мне, чтобы заглянуть в глаза. Без слов, без драмы... Просто тёплая рука на щеке и взгляд, в котором нет ни жалости, ни брезгливости. Только полное, абсолютное принятие. Словно я для него - не измученная болью женщина, а...

...его сокровище. Драгоценное в любом виде.

Вдох... выдох...

Снова вдох и ещё выдох - длинный, ровный, как нитка света.

Внезапно меня накрыло широким, непреодолимо сильным зевком с тихим «а-а-а». По пальцам пробежали микровибрации, как тёплые мурашки изнутри, и волна тепла медленно прокатилась вниз по телу, как сонный кот, растянувшийся до самых ступней.

Перед глазами почему-то всплыл четкий ясный образ коридора - длинного, светлого, уходящего вдаль до бесконечности.

По обе его стороны этого коридора проступили прозрачные двери, словно из стекла или воды. Причем за каждой светился кусочек другой жизни, как в кино. В одной я смеялась в чьей-то кухне, в другой - увлеченно читала что-то, а за окном лил дождь... в третьей я торопливо шла по набережной, прижимая к груди папку с документами...

Там было десятки... нет, сотни таких дверей! И от каждой веяло своей атмосферой: где-то лёгкостью, где-то тревогой, где-то тихим счастьем.

Глава 2. Моя дверь

Сначала я решила, что всё ещё сплю.

Просто очень удачный приятный сон - без боли, без звона в ушах, без этого глухого давления в висках, которое обычно тянуло вниз, как камень на верёвке.

Я лежала на твёрдой, прохладной плитке и боялась пошевелиться - вдруг дурное самочувствие и тошнота вернутся. Но они не возвращались. Наоборот, откуда-то изнутри шло ровное, пульсирующее тепло. Живое, сильное, ласковое. Оно не жгло и не кололо - просто было. Как будто кто-то тихо включил в груди лампу, и она разливает свет во все стороны.

Я сделала глубокий вдох - кажется, первый и настоящий за целую вечность. Без обрыва, без усилий.
Воздух шёл сам, свободно, будто лёгкие наконец вспомнили, зачем они нужны.

Запах в этом месте был какой-то странный.

Не больничный или стерильный, а какой-то… деревенский, что ли. Немного золы, хлебной корки, чуть влажного дерева, будто где-то неподалёку тлела печь. И было довольно прохладно из-за сильного сквозняка.

Где-то вдалеке вдруг заорал петух, да так громко, что я вздрогнула. Потом послышалось «кап… кап… кап…», и я поняла, что где-то течёт вода. Не из крана, а именно из кувшина или деревянного ведра.

Я медленно приподнялась на локтях. Глаза не открывались сразу: слишком много было света. Когда удалось прищуриться, я чуть не рассмеялась: никаких больничных стен или намека на мою старенькую однокомнатную квартирку в хрущевке. Я была на каком-то чердаке!

Потолок низкий, деревянный, с чёрными балками, на которых висели пучки сухих трав. С одной балки свисал здоровенный паук - пузатый, с длинными лапами, и смотрел так нагло, будто был тут главным хозяином. В углу стоял сундук, покрытый пылью, рядом - узкая кровать, застеленная грубой холстиной.
Из трещин в полу тянуло холодом, но воздух был живой и пах не пластиком, а землёй, сеном и хлебом.

Я моргнула, пытаясь сообразить, как я тут оказалась.

Нет, это точно не моя хрущёвка, где обои отходят на кухне, и не коврик, на котором я легла медитировать. И точно не больничная палата.

Я села и ахнула.

Тело было лёгкое, гибкое и послушное. Никаких болей. Никакого скрипа в спине. Ноги откликались, как будто только что вернулись с пробежки, а не из больницы. Я не просто дышала - я жила. И каждая клеточка в моем теле, кажется, пела от переизбытка чистой жизненной энергии.

Боже… неужели сработало?

Я глянула на руки - тонкие, аккуратные, без следов усталости. Кожа на них была ровная, молодая, гладкая. Ногти, правда, обкусаны, но это уже милые бытовые детали. Подняла ладони к свету, который пробивался сквозь щели в крыше, и они засветились янтарным сиянием. Свет был золотистый и тёплый.

Только теперь я заметила, что на мне надета странная одежда: простая серая юбка, выцветшая кофточка, грубая тканевая лента на запястье. А рядом стоит деревянное ведро и метла, аккуратно прислонённая к стене. И вообще лежу я на каменном полу, а подо мной - тонюсенький соломенный тюфяк.

- Ну класс, - пробормотала я. - Переродиться Золушкой - это прям уровень продвинутой иронии.

Мой голос прозвучал звонко и молодо, словно мне снова вдруг стало восемнадцать лет вместо прежних сорока с хвостиком.

Я встала и огляделась. Чердак был просторный, но обжитой. В углу лежала кучка яблок, видимо, прошлогодних, с морщинистой кожурой. На полке стояли банки с вареньем, и над ними вились ленивые мухи.

По балкам шуршали мыши, и одна особенно наглая выбежала прямо ко мне, села на задние лапки и уставилась так пристально, будто ждала, что я поздороваюсь.

- Привет, - сказала я ей шутливо и хмыкнула, всё еще не принимая происходящее всерьез. - У нас тут что, реально сценарий по Золушке, да?

Мышь пискнула и юркнула обратно в свою щель.

Пол под ногами был прохладный и немного шероховатый. Кусочек выпавшей из тюфяка соломинки уколол пятку, напоминая о том. что это реальность, но на всякий случай я еще вдобавок ущипнула себя и за руку. Было больно. Не очень похоже на сон. Хотя где-то в глубине сознания ещё шевелилась мысль: может, гипнопрактика сработала слишком хорошо?

Я нахмурилась и вспомнила коридор. Тот, в котором я остановилась у двери с прозрачными стенками. И лицо за ними - чёткое, живое, нереально близкое.

Мужчина с глазами цвета янтаря...

Помню, что они были теплые, глубокие, будто внутри них горел тихий огонь. Не такой, что обжигает, а тот, от которого становится светло, как от домашнего очага. Он просто стоял там, за той дверью, не говоря ни слова, и смотрел - спокойно, уверенно, как будто уже знает меня всю. Не нужно было слов, обещаний, даже улыбки. В этом взгляде была абсолютная уверенность, что я принадлежу ему...

Но он смотрел на меня не как на вещь, а как на сокровище.

Как на смысл его жизни.

Вот тогда-то я и шагнула за дверь, поддавшись этому соблазну, перед которым не устоит ни одна одинокая женщина. А в итоге - привет, реальность: каменный пол, метла, паук и мышиные делегации. Судя по крестьянской одежде, претендовать на большой выбор женихов тут не стоит. Так что если это новый мир, то, кажется, я выбрала не ту дверь из тысячи.

Хотя… кто знает. Может, и ту.

Может, этот янтарноглазый где-то здесь. Просто не обязательно в доспехах и на троне. Может, он - какой-нибудь хороший парень с тележкой сена, который по утрам гоняет кур. Пастух, кузнец, мельник - какая разница. Главное, чтобы найти тот взгляд снова.

Я усмехнулась своим мыслям. Вот ведь чудеса самовнушения: женщина в новом теле, с метлой в руке, а всё туда же - про любовь.

Но всё равно внутри разлилось лёгкое тепло. Просто потому что впервые за много лет я не чувствовала себя сломанной. И если за этой дверью действительно есть тот, кто сумел меня туда позвать - пусть будет кем угодно.

Главное, чтобы не оказался женат и не жил с мамой.

2.2

Я подошла к окну.

Оно было крошечное, мутное, но сквозь стекло виднелось небо. Настоящее. Голубое, с редкими белыми облаками и парящими в вышине птицами. За окном виднелся двор, крыши домов, покосившийся колодец, лужайка с петухом - тем самым, что проорал сразу после моего пробуждения. На заборе сушились тряпки, из сарая тянуло сеном и дымом, где-то лениво жевала корова.

Всё выглядело так живо, так по-настоящему, что мне вдруг захотелось смеяться и плакать одновременно.

Створка жалобно заскрипела, стоило приподнять её. В лицо ударил запах свежего хлеба и дыма - густой, тёплый, домашний. Воздух был насыщенный, не городской, и я вдруг ощутила, как каждая клеточка вдыхает этот мир, будто впервые видит его. Где-то гремели кастрюли, доносились голоса - женский визгливый и мужской ворчливый. Слышался лай собаки и мелодичный стук колокольчика.

То ли ферма, то ли усадьба, но точно не больница. И слава Богу.

Мне было всё равно, где я и что это за место. Я просто стояла, облокотившись на подоконник, и впитывала это утро всей кожей. После месяцев боли любое дыхание казалось праздником. Даже лёгкий сквозняк, пробежавший по шее, был приятен, потому что он был живой. Не ветер от кондиционера, а настоящий - с пылью, дымом и теплом.

Я снова глянула на себя.

Юбка грубая, вся в заплатках, кофточка простая, сероватая, но на теле ощущалась мягче, чем выглядела. Распущенные по плечам волосы казались слишком длинными и странно тяжелыми. Они щекотали шею, и я машинально провела по ним рукой. Прядь блеснула в свете, и я вздрогнула: волосы были почти белые, с лёгким лунным отливом, как у сказочных принцесс или эльфийских невест.

На руках - царапины и мозоли. Настоящие, не бутафорские. Кожа чуть шершавит, ногти короткие, но аккуратные. Я нахмурилась: интересно, какое у меня лицо? Тоже измученное, судя по состоянию рук? Или…

Моё внимание зацепилось за пятнышко меди на стене. Там висело крошечное зеркальце, тусклое, но вполне пригодное для разведки. Я шагнула ближе и замерла в восхищении.

На меня смотрела девушка лет восемнадцати - нежная, удивлённая, со светлой кожей, будто фарфоровой, и ясными глазами цвета весеннего неба. Волосы действительно сияли серебром, и мягко ложились на плечи. Черты лица тонкие, гармоничные, без следов усталости, как будто вся жизнь у неё ещё впереди.

Я провела пальцами по щеке и губам. Настоящие. Тёплые. Живые.

Это я, но не совсем. Не та, которая легла на коврик, уставшая от боли. Эта версия была совсем другая, молодая и здоровая, не говоря уже о невероятно красивом оттенке волос. Мои-то волосы в той, "больной" версии были мышино-серыми и поредевшими после болезни.

Так вот как выглядит тело, которое умеет дышать без боли...

Сердце забилось быстрее. Пульс отдавался где-то в висках, в ладонях, в кончиках пальцев. Я смотрела на своё отражение и вдруг поймала себя на улыбке. Сначала растерянной, а потом искренней, почти детской. Где-то внутри вспыхнула мысль, будто радостный сигнал.

Это и есть мой слайд! Мой вариант жизни, где я здорова, где могу смеяться и дышать…

Вот только почему тут чердак, метла и пауки с мышами?

Вздохнув, я осмотрелась внимательнее. Под кроватью спала кошка - худая, с рыжим ухом и выражением лица, будто она видела в жизни слишком многое, чтобы удивляться очередной хозяйке. На стене сушились пучки трав: лаванда, зверобой, розмарин. Запах от них стоял густой, терпкий, с горьковато-сладкими нотами. Откуда-то из угла доносился размеренный кап-кап воды, словно в такт моему сердцу.

На тумбочке стоял кувшин с водой - толстостенный, глиняный. Я подняла его, сделала осторожный глоток. Вода оказалась прохладной, свежей, со вкусом железа и земли, как из родника. Горло приятно защекотало, и я выдохнула с удовольствием.

- Так, - пробормотала я, вытирая губы. - Если это гипнопрактика, то сценарий явно переработали под реализм. Даже слишком.

Тишина вокруг была тёплой, уютной, почти обволакивающей. Только пыль танцевала в лучах солнца. Казалось, что время остановилось, давая мне передышку после долгой войны с телом.

И вдруг внизу послышался хлопок двери. Резкий, сердитый. Раздался звук шагов - быстрых, тяжёлых, женских. Они поднимались всё ближе, и с каждым ударом каблуков по лестнице у меня внутри росла настороженность.

- Лилианна! - донеслось снизу. - Ты где там застряла?!

Я вздрогнула.

Лилианна?.. Очень похоже на имя, которое могло быть моим. Лиля. Почти совпадение.

Или совсем не почти?

Паутина над головой качнулась от сквозняка, кошка распахнула глаза и презрительно фыркнула. Мышь шуркнула обратно в щель. А я стояла посреди чужого чердака, в чужом теле, с ведром и метлой под рукой и почему-то чувствовала не ужас, а азарт. Как будто всё, что было раньше - подготовка, а вот теперь начнётся жизнь.

- Пошевеливайся и вставай, а не то из-за тебя того ребёнка высекут! - крикнула женщина. Голос резкий, властный, но с какой-то знакомой, почти бытовой раздражённостью. - Я не шучу!

И прежде чем я успела сделать хоть шаг, дверь чердака с грохотом распахнулась.