Друг отца. С ним нельзя

1.1

Ада

Я не знаю, как это случилось. Как могла такое допустить. Но, устав бороться с собственными чувствами, я их приняла. Смирилась.

Но не действовала.

Последний раз я видела Давида около месяца назад. Он приезжал в наш дом в гости к моему отцу.

Тогда я и решилась на этот отчаянный шаг…

Оставалось лишь дождаться дня своего совершеннолетия. И сегодня, когда я полна уверенности признаться в своих чувствах ему, я стою на входе в закрытый частный клуб.

Я знаю, что он даже не посмотрит в мою сторону, если просто подойду к нему. Поэтому пошла на хитрость.

Поправляя края черного платья, переливающегося блеском от света прожекторов, поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Два поворота налево, и я стою перед дверями вип комнаты, в которой он сегодня отдыхает с друзьями.

Мое лицо скрыто маской, и это здесь ни для кого не сюрприз. Главное, чтобы он не узнал меня до того момента, как… уже не сможет остановиться.

Толкнув дверь, медленно вхожу в помещение с приглушенным светом. И на мгновение замираю, ощущая, как в груди гулко бьется сердце.

Здесь гораздо тише, хоть и играет своя музыка на фоне. На широких мягких диванах насчитываю четырех мужчин.

Сердце стучит еще отчаяннее…

Их лиц практически не видно за кальянным дымом. Но его я вижу сразу.

Делаю шаг ближе, глубоко дышу и плавной походкой иду к шесту напротив низких столиков.

Моя уверенность, подобно пломбиру в летний день, медленно тает от мужского внимания. Плечи мелко дрожат. Но я не отступлю.

Касаюсь пальцами холодного металла, обхватываю влажной ладонью и прислоняюсь к нему телом. Прогнувшись в спине, отступаю на шаг и, подстраиваясь под льющуюся из динамиков мелодию, извиваюсь словно змея.

Голоса за спиной совсем стихают, и я впервые решаюсь обернуться. Посмотреть прямо в глаза. Его глаза.

Этот танец я часто отрабатывала на протяжении последних дней и всё равно ощущаю скованность в собственных движениях.

Нервное напряжение будоражит кровь. В висках ощутимо пульсирует. А внутри беснуется яркое пламя азарта.

Лишив себя опоры, направляюсь к диванам. Не отрывая взгляда, подхожу к тому, из-за кого мое хрупкое сердце каждый раз норовит выпрыгнуть из груди, бешено стуча о ребра.

Мои ладони опускаются на колени Давида и медленно скользят по ногам выше. Обвивая широкие плечи, обтянутые белой рубашкой, смыкаю руки за шеей. И плавно сажусь на него сверху.

Черные глаза гипнотизируют. Затягивают в воронку нарастающего желания. Подчиняют. Раскрепощают…

Кадык на его шее дергается, черные зрачки заполняют радужку карих глаз. Едва заметный кивок, и в следующую секунду остальные мужчины покидают комнату, оставляя нас одних.

Я знала, что они уйдут. Что не станет при всех.

Я всё о нём знаю…

А затем его руки ложатся на мои бедра.

— Не помню, чтобы сегодня заказывал кого-то.

Низкий голос поднимает волну трепета в груди, и мои плечи осыпают мурашки.

— Я пришла к тебе сама.

Он не узнает мой голос. В его компании я практически всегда молчу. Да и не думаю, что он когда-нибудь слушал меня.

— Тогда я должен услышать условия. Ограничения, — добавляет тверже, грубо сжимая мои бедра.

Ноги непроизвольно сжимаются. По телу несется огонь. Опаляя все внутренности, он разжигает то пламя, что я так долго и мучительно пыталась потушить.

— Их нет.

Эти слова мне даются непросто.

Какой он в постели, мне неизвестно. Но вероятность того, что он может меня прогнать, пугает куда больше.

Давид мягко обхватывает мою ладонь за его шеей и тянет ее к лицу. Впиваясь губами в запястье, не сводит с меня глаз.

Он словно вампир, пьет из меня покой. Но вселяет жизнь.

Кожу печет от жадного поцелуя, и я перевожу взгляд на свою выпущенную из захвата руку. Яркое пятно на запястье становится чуть бледнее, но не исчезает совсем. Вряд ли оно уйдет до утра. Но меня это совсем не пугает.

Тянусь к его губам, ощущая невыразимый трепет от осознания, что я впервые его поцелую. Сама. Но это трепетное волнение уходит на второй план, заполняя меня отвратительной гущей разочарования, когда он… отводит голову в сторону, избегая поцелуя.

— Без поцелуев, — отрезает коротко.

— Почему?!

От растерянности и удивления мой голос буквально звенит, поднимаясь на несколько тонов выше.

Слегка шершавые пальцы обманчиво мягко касаются лица. Скользят по губам, вынуждая их распахнуть шире.

— Мне нравятся твои губы, — говорит с каким-то сожалением в голосе, — но я не целую шлюх.

Щеки, виски, уши обдает резким жаром. В груди больно простреливает и ноет. Напоминаю себе, зачем я здесь и убеждаю себя в том, что должна дойти до конца.

Я уверена в том, что когда сниму маску, он уже не оттолкнет меня. Всё изменится…

— Не расстраивайся так, — успокаивает сочувствующим тоном. — Ртом ты тоже сможешь поработать.

Приходится напомнить себе, что он не знает, кто сейчас перед ним. Если бы знал… он бы не стал так говорить. Ничего бы не стал делать…

Мое платье задирается до талии, горячие ладони жгут бедра, стринги больно впиваются в кожу и исчезают с моего тела.

Давид расстегивает свой ремень и спускает брюки. А затем сжимает мои ягодицы, притягивая ближе к себе.

1.2

Взгляд падает на внушительную длину его члена, и, несмотря на смущение, я не могу отвести глаз.

Он сжимает его ладонью, несколько раз проводит по всей длине, отчего кажется, будто он становится больше.

И когда Давид надевает защиту и, подхватывая меня за бедра, приподнимает выше, я затаиваю дыхание и непроизвольно закрываю глаза.

Мне безумно страшно, потому что я не уверена, будет ли он осторожен. Но мое тело расслаблено и готово его принять. Я ждала этот день и знаю, что меня ждет. И я не пророню ни звука.

Резко жмурюсь от грубого толчка, ощущая режущую боль между ног. До крови закусываю губы, борясь с болевыми ощущениями в теле. Ногтями впиваюсь в горячую кожу на крепких плечах. Спешно ослабляю хватку и прячу пальцы в кулаки, когда он с шипящими звуками втягивает воздух сквозь сжатые челюсти.

— Блядь… — удерживает мои бедра без возможности отстраниться. — Об этом нужно предупреждать.

Выравнивая дыхание, часто моргаю и утыкаюсь носом в его шею. Вдыхаю любимый аромат туалетной воды и какой-то будоражащий запах его тела. Позволяю себе вольность, пока он отвлечен, и мягко касаюсь губами его плеча.

Он не запрещал целовать его тело. Даже намекал на то, что смогу ощутить вкус определенных частей. Но я хочу касаться губами его плеч, шеи, рук и поэтому пользуюсь сейчас такой возможностью.

— Я не связываюсь с девственницами, так что терпи.

Страх пробирает мгновенно. Но в протест его слов, я не испытываю боли, когда он начинает двигаться и входит в меня глубоко, а затем снова замедляется.

Ощущение такой необходимой и приятной наполненности разгоняет кровь по венам с бешеной скоростью.

Я не планировала говорить с ним в процессе секса, но сдержать все те чувства, что меня переполняют, сложно.

— Я всегда хотела отдать свою девственность…

— Мне похуй, чего ты хотела, — нагло перебивает меня, не позволяя закончить, — и на рассказы о том, как бы подороже ты ее продала. Девственность для меня нихрена не значит. Так что молчи и не открывай рта, пока он мне не понадобится.

Грудь стягивает болезненным спазмом. Не могу вдохнуть, так саднит горло от сдерживаемых слез.

Внезапным рывком Давид скидывает меня со своих ног. Развернув спиной, давит ладонью на лопатки, вынуждая опуститься грудью на мягкую обивку дивана. А затем грубо сжимает руками ягодицы и заполняет меня одним движением.

Уверена, и на бедрах останутся следы от его пальцев. Эта мысль проносится вскользь. Ухватиться за нее невозможно. Потому что в следующее мгновение его толчки становятся резче и быстрее.

Вбиваясь в меня сзади, он срывается на бешеный темп. Лишь на секунду замедляется и, наклонившись ниже, стягивает волосы на затылке.

Не так всё должно было быть! Не так!

Тяжелой рукой Давид обхватывает меня вдоль тела за талию и грудь. Вынуждает подняться, прижимаясь к его торсу спиной. А затем он впивается в шею грубым поцелуем и продолжает вколачиваться в меня.

Воспаленная кожа на плечах и шее саднит. Между ног словно пламенем все объято.

В какой-то момент он словно увеличивается в размерах и растягивает меня изнутри. Совершая несколько коротких и глубоких толчков, он вдруг замедляется и покидает мое тело.

Стянув защиту, разворачивает меня к себе лицом. Но не успеваю ухватиться за его взгляд, как ощущаю давление на затылке.

— Теперь можешь открыть свой рот. И сними эту хрень в лица, — тянется к маске свободной рукой.

Захлебываясь от шока и обиды, упираюсь ладонями в его бедра. Хватка на затылке ослабевает, и я откидываюсь спиной на диван.

В глазах стынут слезы, губы предательски дрожат. Нервно одергиваю платье и пытаюсь встать на ноги. Под маской, которую теперь уже я не сниму, пекут от влаги щеки.

Давид не настаивает. Расслабленно садится на диван и тянется за бумажником.

— За девственность, — На низкий столик ложатся крупные купюры. — И за минет, который я всё еще жду, — Поверх падают еще несколько. — Приступай.

Вся боль, что скапливается внутри, требует выхода. Иначе меня просто разорвет… Хочется доставить ему те же мучения, надеясь на то, что мне станет хоть немного легче.

— Тебе самому они пригодятся, — произношу не дрогнувшим голосом, наблюдая, как его бровь вопросительно изгибается. — Мне даже нет восемнадцати, — намеренно вру, злобно ухмыляясь. На деле же эта эмоция ощущается болезненно.

Я не собираюсь доставлять ему проблемы. Но хочу, чтобы он хотя бы почувствовал злость. Хоть что-нибудь почувствовал…

И я добиваюсь своей цели.

Его глаза вспыхивают гневом. Скулы заостряются, на челюстях играют желваки.

— Что, блядь?! — замирает в оцепенении. — Сука…

Рывок, и он подрывается с места, наступая на меня.

Умирая от страха, кидаюсь к выходу и быстро скрываюсь за дверями вип комнаты.

Сердце гремит, пока я сбегаю по ступенькам на первый этаж, слыша за спиной отборные маты. Толкая встречающихся на пути людей, пробираюсь к выходу и спешу оказаться на улице.

Вижу приближающуюся машину такси и не могу избавиться от тревожного чувства преследования. Ощущение его присутствия за спиной кажется осязаемым и вселяет в меня дикий ужас.

Единственное, о чем я сейчас молюсь, это… успеть сбежать.

ВИЗУАЛЫ

Давид

Ада

2

Только дома мне удается немного успокоиться. Приняв душ, я забираюсь в кровать и прикрываю глаза.

Он не успел…

Нервно кусая свои губы, представляю его лицо, искаженное злостью.

Он не любит, когда что-то идет не так, как он хочет. Не так, как ему выгодно и удобно. Ни раз наблюдала, как Давид раздражался в процессе делового разговора с отцом, если что-то нарушало их планы и цели. Уверена, он всегда находил решение.

Сейчас же… Я хочу верить в то, что ему не удастся понять, с кем он провел ночь в клубе. Но это не значит, что я отступлю. Мне просто нужен другой план.

Он не знал, что это я, не знал. Он бы не стал… Так я успокаиваю себя, лежа в постели и дрожа от пережитых чувств, пока не засыпаю.

Утром мне приходится тщательно маскировать следы от его пальцев и губ на своем теле. Морозное время года облегчает мне задачу, и я надеваю теплый вязаный свитер с высокой горловиной. Для надежности распускаю длинные темные волосы и спускаюсь на первый этаж.

Отца, как часто бывает в выходные дни, дома нет. Мама еще не вернулась из командировки, и я предоставлена сама себе.

Тренировку в фитнес-клубе намеренно пропускаю, исключая вероятность встречи с Давидом, к которой я пока не готова. Хотя, скорее всего, он сейчас с отцом на какой-нибудь бизнес-встрече.

День тянется мучительно медленно. Радуюсь возвращению папы и крепко обнимаю его за плечи.

— Ты сегодня недолго, — замечаю я, расплываясь в улыбке.

— Быстро справились с делами, — усмехается он, по-отечески поглаживая мою спину. — Сделай нам кофе?

Вся моя радость мгновенно угасает, когда вслед за ним в дверях появляется высокая мужская фигура.

Давид…

Паника овладевает мной мгновенно. Воздуха в легких становится критически мало. Я как рыба, выброшенная на берег, жадно глотаю воздух, поздно осознавая о своей неуместной реакции на появление друга отца и по совместительству бизнес-партнера.

Прячу лицо на отцовском плече и сильно жмурюсь, пытаясь справиться с эмоциями, и только потом медленно отстраняюсь.

— Конечно, сейчас накрою стол, — снова улыбаюсь. Правда, натянуто.

Бросаю быстрый взгляд на Давида, который даже не смотрит на меня. Его широкие брови сведены к переносице, а взгляд направлен на смартфон, зажатый в руках.

Всё, как и прежде... Ничего не изменилось. Для него.

В смятенных чувствах спешно скрываюсь на кухне и гремлю кухонными шкафами в поиске кофейных зерен. Варю крепкий эспрессо и направляюсь с блюдом на закрытую террасу.

Пальца подрагивают, когда я ставлю белый фарфор перед Давидом. Боюсь на него взглянуть и снова не могу сдержать этого порыва.

Он коротко кивает, а затем поднимает глаза и смотрит на меня прямо.

Дыхание спирает, к лицу медленно приливает жар, пока я не осознаю, что он лишь поблагодарил меня за кофе и давно уже опустил взгляд к телефону.

Убедившись, что мое присутствие больше не требуется, прячусь в своей спальне. Даже дверь запираю на замок.

Опускаюсь на край кровати, нервно растирая плечи.

Он ничего не понял. Он не узнал меня. Зря только накручиваю… Если сама же не выдам себя странным поведением, он никогда и не догадается, что вчера он принял за шлюху меня.

Просидев так около часа, мне удается немного успокоиться. И я решаюсь выйти из комнаты, спуститься на кухню, чтобы заварить себе травяной чай. Нужно вести себя естественно.

Когда Давид приезжает в гости к отцу, я обычно занимаю место на диванах в нашей гостиной. Включаю какой-нибудь фильм, пью чай или какао и вслушиваюсь в разговоры мужчин, которые сидят на кухне или террасе. Это же планирую и сейчас.

На кухне ставлю чайник и тянусь за травяным сбором в верхний шкаф. Бледное пятно на оголившемся запястье притягивает взгляд.

Перед глазами, словно ожившая картинка, невольно вспыхивает кадр, как Давид обхватывает мою ладонь, тянет к своему лицу и жадно впивается в нежную кожу на запястье.

Пакет с травами падает рук и рассыпается по полу. Оборачиваясь, еле сдерживаю испуганный вскрик.

В дверях стоит Давид.

3

Его пристальный взгляд с прищуром направлен на меня. Несколько долгих и мучительных секунд Давид стоит неподвижно, не сводя глаз с моего лица. Он словно сбит с толку.

А затем этот взгляд медленно скользит по телу и останавливается на руках.

Боже… Только не это…

Я проживаю настоящий ужас, представляя, что он смотрит на запястье. Пока не осознаю, что нервно сжимаю в кулаках натянутые рукава свитера, скрывая следы прошлой ночи.

Если он успел заметить… то…

Сердце снова разгоняется до оглушительного стука в висках, и я просто не могу совладать с нарастающей паникой.

Падаю на пол, опуская голову, и спешно собираю травы. Пальцы дрожат, движения дерганые, суетливые. Замираю, лишь когда понимаю, что он уже стоит рядом…

Вижу его ноги, но так и не решаюсь поднять взгляд.

Давид опускается сам.

Вздрагиваю, ощущая, как соприкасаемся коленями. Лихорадочно трясусь, чувствуя, что обхватывает мою ладонь. И закрываю глаза, готовясь к худшему.

Но он… Он всего лишь забирает из моей руки полупустую пачку с чаем и склоняется чуть ниже, заглядывая в лицо.

— Ада, — зовет меня тихо, а я дергаюсь, будто он прокричал. — У тебя что-то случилось?

Не могу припомнить, когда мы еще вот так близко находились друг к другу, кроме как вчерашней ночью. Когда вообще мы оставались в комнате вдвоем. И когда он говорил со мной, задавал вопросы.

Почему вдруг сейчас?

О том, чтобы ответить, я даже не задумываюсь. Слишком много других мыслей не дают покоя. Я даже боюсь заговорить. Боюсь, что, услышав мой голос, он может показаться ему знакомым.

Но голову поднимаю.

Давид хмурится и смотрит на меня с беспокойством. Мне даже кажется, что ничего он и не понял. Я просто веду себя… странно. Поэтому и подошел.

Но потом… его взгляд опускается на мои губы.

Резко вскакиваю, задевая его плечом. Отшатываюсь, словно от удара током, и быстро отворачиваюсь, упираясь ладонями в кухонную столешницу.

Так странно… Всегда мечтала остаться с ним наедине. О чем-нибудь поговорить или спросить. Хотела, чтобы он рассказывал мне о себе, а я бы слушала его низкий голос.

Но сейчас я хочу сбежать и спрятаться.

Мне нужно время, — вновь себе напоминаю. Нельзя, чтобы он узнал меня.

— Ты где пропал?

Отец появляется на кухне неожиданно.

В ужасе цепенею, сжимая пальцами столешницу. Он застал нас вместе… Так близко.

— Руслан звонил, — спокойно отзывается Давид, не выражая никаких эмоций. — Нужно было ответить.

Его голос слышится не близко.

Почему-то думала, что он стоит у меня за спиной. Но это не так. Видимо, он потерял ко мне интерес и собирался уйти, как только я, проигнорировав его вопрос, вскочила с пола.

Убеждаюсь в этом окончательно, когда медленно оборачиваюсь, осторожно глядя через плечо.

Брови отца сведены к переносице. Он кажется напряженным. Меня словно и не видит.

— Нашли ее? — обращается к Давиду. А затем он кидает в мою сторону короткий взгляд и, будто вспомнив о моем присутствии, указывает своему другу на дверь. — Пойдем в мой кабинет.

Я знаю, кто такой Руслан. Он владелец того самого закрытого частного клуба, в которой я вчера пришла к Давиду.

Пугающие предположения, что речь идет обо мне, толкает на рискованный шаг.

Поднимаясь вслед за мужчинами на второй этаж, стараюсь двигаться бесшумно. Останавливаюсь около закрытой двери кабинета и практически не дышу, прислушиваясь к голосам. И с первой же фразы Давида, понимаю…

Все мои сомнения подтверждаются. Они говорят обо мне.

— В клуб она прошла с чужим паспортом. Скинули фото девчонки, это не она.

Господи… Я взяла паспорт подруги, даже не думая о том, что это может всплыть и выйти нам боком.

— Откуда такая уверенность? — усмехается отец. — Запомнил внешность?

— Частично.

Частично?

Что он запомнил?! Почему тогда не узнал меня на кухне?

— Значит, она на самом деле может быть не совершеннолетняя, — теперь в голосе папы нет и капли веселья.

Он что, всё ему рассказал? Зачем?!

Боже… В чем же он нашел отличия?

Мы с Ами очень похожи. У обоих карие глаза, длинные волосы. И даже цвет одного шоколадного оттенка! Да и к тому же я была в маске…

— Нас было четверо, — продолжает Давид. — Она не выбирала. Ко мне пришла. И деньги ей были не нужны. Это может значить только одно…

Учащенный стук колотящегося сердца мешает вслушиваться в их и без того приглушенную речь.

Прижимаюсь к двери вплотную, не заботясь сейчас о том, что могу быть замеченной.

— Что она хотела тебя, — снова усмехается отец, но Давид не разделяет его веселья.

— Что заплатил ей кто-то другой.

Прикрываю ладонью рот. Жмурюсь, борясь с эмоциями. Тяну носом такой необходимый сейчас воздух, пока всё осознаю.

Я не хотела доставлять ему проблем? Именно это, с точностью наоборот, он сейчас считает моей вчерашней целью! Он думает, что я пришла к нему, чтобы подставить.

— Какого хрена, Давид?! — взрывается папа. — На малолеток потянуло? Если это связано с бизнесом… Нахера нам эти проблемы?!

Мое лицо пылает еще ярче. Я даже отца умудрилась в это втянуть. Хотя… А чего я хотела? О чем думала?

— Всё сказал?

Вздрагиваю от интонации в голосе Давида. Он не кричит, лишь говорит жестче. А я цепенею, ощущая, как по спине бежит холодный озноб. Пробирает до дрожи.

— А паспорт-то чей? — папа продолжает спокойнее.

— Пробивают, к вечеру будет ясно. Фамилия мне незнакома.

Нет-нет-нет… Боже… Моя Ами…

Папа ее видел несколько раз у нас дома, когда она была у меня в гостях. Но ни фамилии, ни ее семью он не знает.

Даже если он ее не узнает по фото, они с Давидом ведь легко выяснят, где она учится.

В том же вузе, что и я…

Хоть мы и на разных факультетах, сопоставить не сложно. И даже если я смогу убедить папу в том, что мы с ней незнакомы, это не значит, что впоследствии… не возникнет проблем у Ами.

4

Давид уехал от отца ближе к вечеру. И буквально через час мне позвонила Ами…

Он приезжал к ней. Один. Вел себя спокойно, задавал вопросы, но ничего не требовал, не угрожал.

Так, как мы с ней и договорились сразу же после подслушанного мной разговора, она сказала, что потеряла паспорт. Даже запрос на восстановление документов успела отправить.

Но, кажется, он в это не поверил… По крайней мере так показалось ей.

А еще… он спрашивал обо мне.

Врать о том, что мы незнакомы, было бессмысленно. Наше общение можно легко подтвердить, опросив студентов в университете.

С Ами мы знакомы чуть меньше года. То же самое она сказала и ему. А потом он просто уехал.

Что делал дальше Давид мне неизвестно. Он звонил отцу, но по обрывкам фраз, я ничего не поняла.

Не нахожу себе места, мечась из угла в угол своей комнаты, и ничего не могу придумать.

Есть ли надежда, что всё забудется само собой? Что никаких последствий от моей глупой наивности не будет?

От нервного напряжения даже не могу что-либо делать. Всё буквально валится из рук. Учеба на ум не идет, яблочный пирог, который так любит папа, подгорел, а переписка с подругой совсем лишает спокойствия.

Поглядывая на часы, отсчитываю минуты. Собираю сумку в спортзал заранее.

Кладу светло-серый закрытый костюм, радуясь тому, что и такой в моем гардеробе имеется. Волосы так же, как и днем, оставляю распущенными.

Я их всегда собираю в хвост, но не думаю, что буду выделяться среди других. Девушки часто привлекают так мужское внимание, даже несмотря на то, что это неудобно. Но сейчас это последнее, о чем я беспокоюсь.

Ночные тренировки я не люблю, но кое-кто находит в них что-то особенное. Около полугода назад у меня сформировался график посещения зала. Его график…

Но иногда я от него отклоняюсь. Боюсь вызвать излишние подозрения. В такие дни мне мучительнее всего.

Возможно, увидев Давида, я пойму насколько всё плохо. Когда он чем-то раздражен или недоволен, я сразу это вижу по его эмоциям на лице.

Он часто хмурится, отчего между бровей залегают две прямые складки. Задерживает взгляд темных глаз в одной точке, о чем-то размышляя. Изредка проводит костяшками указательного и среднего пальцев по подбородку, словно стирая напряжение с лица. И полные губы… Они не такие расслабленные, как бывает обычно.

Я так и не смогла их коснуться…

В спортзале мое волнение только усиливается. Не потому, что я всё еще не готова его увидеть. Его просто здесь нет.

Покидая беговую дорожку, перемещаюсь по залу и присматриваюсь к тренажерам, чтобы занять желаемый. Такую видимость я создаю. На деле же не оставляю надежды найти Давида.

Отчаявшись, иду к кулеру, после чего собираюсь принять душ и уехать домой.

— Уже закончила?

Бутылка в моих руках ударятся об кулер, и вода проливается мимо. Резко втянув носом воздух, задерживаю дыхание и медленно выдыхаю.

А затем поднимаю глаза.

Сталкиваюсь с такими же карими, но более темного оттенка. Сглатываю мгновенно образовавшуюся сухость во рту и только потом отвечаю.

— Нет, — меняю свои планы, даже не задумываясь. — Я за водой пришла. А ты сегодня позднее…

Брови Давида слегка приподнимаются в удивлении. Прикусываю кончик языка, осознавая, что только что сказала.

Боже, ну почему я будто лишаюсь рассудка рядом с ним? Лучше бы, как и раньше, молчала! Хотя такой необходимости не было. Он никогда не подходил ко мне…

И снова это пугающее осознание.

Что-то не так. Второй раз за день он со мной говорит. Проявляет инициативу. Почему?!

Ужасающими мои подозрения становится, когда взгляд Давида мажет по лицу. Касается губ, задерживаясь на пару секунд, и опускается ниже. На грудь...

Взволнованное сердце бьется о ребра и рвется наружу. Руки и плечи мелко дрожат. Я вся сжимаюсь и цепенею, боясь пошевелиться.

Он коротко кивает, не сводя глаз с груди, и я непроизвольно склоняю голову, прослеживая его взгляд.

Бутылка, которую я так крепко обхватываю пальцами, плотно прижата к груди. А на водолазке под ней… расползается влажное пятно от воды.

Срываюсь с места мгновенно. Сворачиваю в сторону раздевалок и прячусь в закрытом помещении.

Ну почему всё так?! Он впервые ко мне подошел в зале, а я так опозорилась!

Просидев так несколько минут, намереваюсь вернуться. Но запасной одежды у меня нет. Просушиваю спортивную водолазку феном и направляюсь обратно в зал.

За Давидом, по большей степени, наблюдаю боковым зрением. Хочу, чтобы он снова ко мне подошел, хоть и глупо на это надеяться.

У кулера мы, можно сказать, столкнули случайно. Может быть, тогда бы он не остановился рядом и не заговорил?

Понимаю, что так я себя стараюсь успокоить. Убедить, что он не догадывается. Но ведь если бы знал, неужели бы вел себя спокойно, а не набросился с гневными обвинениями или поучениями?

Глупо, но я расстраиваюсь, когда он заканчивает тренировку, так на меня ни разу и не взглянув.

После душа я переодеваюсь в белый свитер и темные джинсы, а затем направляюсь к выходу.

По привычке останавливаюсь около спортивного бара и заказываю какой-то коктейль. Так я обычно завершаю тренировку, сидя за небольшим круглым столиком и провожая Давида взглядом из фитнес-клуба.

Но не в этот раз.

Сегодня он меняет привычный маршрут и направляет прямо к столам. Ко мне.

— Я присяду?

5

Волнение, резко взметнувшееся до предельной отметки, лишает возможности говорить. Сил хватает лишь на то, чтобы медленно кивнуть.

Давид опускается на стул, протягивает руки перед собой и скрещивает пальцы в замок. А затем смотрит на меня упор.

— Что у тебя случилось?

От такого прямого вопроса, я снова впадаю в ступор.

— С чего вы взяли, что…

— Ада, — останавливает уверенным тоном, словно видит меня насквозь и понимает, что я пытаюсь солгать. — Ты ведешь себя странно. Какие-то проблемы? Родители в курсе?

Все мои проблемы сейчас крутятся вокруг него. И нет. Родители, конечно же, не в курсе…

Боже, да если бы отец только знал… Он бы его убил! И неизвестно, что было бы со мной.

— Мы с вами, можно сказать, впервые разговариваем, — заключаю с призрачной надеждой, что мой голос звучит ровно. — Откуда вам знать, какая я, когда у меня всё хорошо? Разве вы меня знаете?

Под изучающим взглядом Давида я снова дрожу. Чувствую, как приливает жар к лицу, и не выдерживаю. Опускаю глаза на свой нетронутый коктейль.

Его молчание и такое пристальное внимание натягивают нервы до предела. И я спешу подкрепить свои слова.

— Мне кажется, чтобы заметить изменившееся поведение человека, нужно с ним тесно общаться. А мы с вами никогда не были близки.

Лицо пылает еще ярче, когда понимаю, что… это не так. Размышляя о душевной близости, я не учла физическую. И здесь… наш контакт был очень даже тесным.

— Ты верно говоришь, — соглашается со мной, что несколько удивляет… пока он не заканчивает мысль: — Тебе кажется.

Давид расслабленно откидывается на спинку стула и отводит взгляд в сторону. Но не успеваю я глотнуть воздуха, как он снова смотрит на меня с легким прищуром.

— Я тебя как-то видел здесь с подругой. Амелия, — делает паузу, оценивая мою реакцию. — Давно она тут не появлялась. Вы всё еще общаетесь?

Он ведь, итак, это знает! Зачем спрашивает? И даже не пытается скрыть, что ему известно ее имя!

— Да, мы дружим. У нее закончился абонемент. Новый еще не купила, — выдаю часть правды.

Она поддерживала меня лишь первое время. Но продлевать абонемент не планирует. Слишком далеко ей сюда добираться. Хотя и мне тоже…

— А с ней вы… — сползает взглядом к моим пальцам, сжимающим рукава свитера, — близки?

— Она моя подруга. Конечно, — прячу руки под стол. — Почему спрашиваете? Что-то не так?

Если он меня подозревает, то у него сейчас есть хорошая возможность спросить прямо. И я убеждаю себя в том, что готова к этому. Даже взгляд от стола отрываю и поднимаю к его глазам.

Но вместо того, чтобы задать интересующий его вопрос, он встает и собирается уехать. Не один…

— Пойдем. Отвезу тебя домой.

В шоке распахиваю глаза, ошарашено глядя на него. Вытягиваюсь струной и не могу пошевелиться. Распахнуты у меня не только глаза. Понимаю это, когда он снова смотрит на мои губы…

Если я и готова была услышать сейчас все его подозрения, то личного разговора в машине и без свидетелей я жутко боюсь.

Но все равно… Послушно выхожу из-за стола и иду следом за ним.

Все мои страхи оказываются беспочвенны. На протяжении всего пути он не сказал мне ни слова. И когда мы подъезжаем к моему дому, я уже ни на что не надеюсь.

Забираю спортивную сумку, коротко прощаюсь и тянусь к дверной ручке. А затем… ощущаю хватку на запястье.

— Ада.

Кожу под его пальцами жжет. Все тело охватывает лихорадочный жар. Боюсь совершить лишнее движение и резко жмурюсь. Склонив голову, прячу лицо за спадающими волосами.

— Если возникнут какие-то проблемы, или тебе что-то покажется странным, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Проходит целая вечность, пока до меня доходит смысл его слов, и я могу трезво мыслить.

— Какие проблемы?

— Не думай об этом сейчас. И помни о том, что я тебе сказал.

— Хорошо…

Дергаю руку, вырывая из его хватки, и прижимаю к груди. А затем, наконец, забегаю в дом.

Боже, ну когда эти следы исчезнут, и я смогу с ним поговорить нормально?! Без страха о том, что он всё поймет! Признаться в своих чувствах, оставаясь в его глазах лишь дочерью друга. Не шлюхой, пытающейся его соблазнить…

— Не спишь?

Отец появляется в дверях моей комнаты неожиданно. Хмурится, замечая спортивную сумку на кровати.

— Снова возвращаешься так поздно одна.

Сегодня я возвращалась не одна… Но в этом я, конечно же, никогда ему не признаюсь.

— Пап, я уже так несколько месяцев на тренировки езжу.

— И я до сих пор не понимаю зачем. Чем наш спортзал внизу хуже фитнес-клуба?

Тем, что там нет его…

— Нравится мне в клубе, — неопределенно пожимаю плечами.

— Нравится ей, — усмехается папа, недовольно качая головой. Но потом вдруг становится серьезным. — Хотел поговорить с тобой.

Невольно напрягаюсь и тяжело сглатываю. Если и он будет допрашивать меня о подруге…

— Завтра поедешь в институт, закроешь все важные вопросы. Предупреди всех, мы на неделю уезжаем заграницу.

От неожиданности я начинаю спорить. Не хочу никуда уезжать!

— Куда? Зачем? Я не могу пропустить неделю учебы, папа!

— Ада, всего неделя. Может даже быстрее вернемся. С собой учебники возьмешь, не вижу здесь проблемы, — отмахивается он.

Дальше спорить смысла нет.

Даже несмотря на то, что я могла не видеть Давида на протяжении нескольких недель, уезжать из города я не люблю. Так острее ощущается расстояние между нами…

На следующий день я отправляюсь в институт и после занятий жду родителей.

Папа поехал встречать маму из командировки, а затем мы вместе поедем в другой аэропорт.

Но на парковке я вижу машину Давида…

Боже, неужели он продолжает свое расследование? Он приехал к Ами?!

Заметив меня, он выходит из машины и кивает, подзывая к себе. На негнущихся ногах медленно приближаюсь. Останавливаюсь в паре шагов, надеясь, что так мое волнение будет незаметно.

6

Звонков от родителей я не получила по одной простой причине: мой телефон разряжен.

В машине Давид дает мне зарядку, и мне приходит несколько уведомлений о пропущенных.

— Они успеют на рейс?

— Без понятия, будем ждать.

Это значит, что он не уедет до приезда родителей.

Всё-таки в этой поездке есть один большой плюс — я снова увидела его.

— Как дела с учебой?

Кажется, только что появился и второй плюс — он не собирается молчать как в прошлый раз и, что куда важнее… он интересуется моей жизнью.

У меня даже поднимается настроение, и невольно расцветает улыбка на лице.

— Всё хорошо, программа дается мне легко, — хвалюсь по-детски, но мне очень хочется его впечатлить.

— А разве когда-то было иначе? Филат тобой гордится.

Они с отцом меня обсуждают?

Хотя… не скажу, что я сильно удивлена. Папа на самом деле мной гордится, и мне никогда не хотелось его разочаровывать. Именно поэтому я долго боролась со своими чувствами к его другу. Но… безуспешно.

Давид едва заметно улыбается, и я невольно засматриваюсь на него.

Хорошо, что он сейчас сосредоточен на дороге, и не видит, как я скольжу взглядом по его скулам, подбородку и спускаюсь по шее к широким плечам.

Он очень красив.

— Приехали.

Смутившись, резко отворачиваюсь и тянусь за своим телефоном.

— Позвоню маме. Узнаю, где они.

Дозвониться удается только папе. Новости не утешительные. Самолет мамы еще не приземлился. Так мы можем опоздать на свой…

— Едут?

Давид закрывает багажник и подходит ко мне. А я замечаю в его руках сумку.

— Вы тоже летите?!

От растерянности мой голос звучит громче. Забываю даже о том, что он спросил.

Я была уверена, что эта поездка семейная, и никак не пойму, почему он летит с нами. А если отцу нужно в Италию по работе, то зачем тогда там мы с мамой?

— Пойдем, скоро начнется регистрация. Дождемся их в зале ожидания. Билет у тебя с собой?

— Да… — отвечаю растерянно. — Вещи только у папы в машине. Но они же успеют…

В потоке людей я постоянно оглядываюсь на стеклянные двери на входе и надеюсь, что вот-вот увижу папу с мамой.

Если они вдруг задержатся, мы, скорее всего, останемся ждать следующего рейса. А значит, проведем с Давидом еще какое-то время вдвоем.

От этой мысли я испытываю волнение. В груди разливается приятное тепло. Но в то же время мне стыдно... Потому что я не расстроюсь, если они на самом деле опоздают…

Но когда объявляют посадку, а родители так и не появляются в зале, мы их не ждем.

Давид берет свою сумку, мы подходим к нужному нам выходу и проходим по воздушному трапу.

— Мы полетим сами?! А как же…

— Не переживай. Как только приземлимся, отведу тебя в номер и дождешься их там. Я не могу опоздать на встречу. Но ты летишь со мной.

Даже если бы я хотела поспорить, то не стала бы. Уверенный и серьезный тон Давида не оставляет такой возможности. Но ведь я и не хочу…

Едва мы садимся рядом, меня снова охватывает волнение. По телу пробегает дрожь, когда случайно соприкасаемся плечами. И он это замечает…

— Боишься летать?

Он снова улыбается мне, и чтобы не смотреть на его губы, я закрываю глаза и быстро киваю.

— Вы часто летаете в отпуск, — подмечает он.

— Никак не привыкну…

На самом деле я не боюсь перелетов. Но эта маленькая ложь дает возможность скрыть истинную причину моей дрожи.

— А вы спокойно переносите перелеты? — спешу завязать разговор.

— Чаще я его не замечаю. Погружаюсь в работу.

— Вы много работаете, — делюсь своими наблюдениями, но быстро осекаюсь и добавляю: — Как и мой отец. Бывает, он возвращается домой лишь за полночь, да и в выходные нередко уезжает в офис. А потом он пытается компенсировать недостаток своего внимания такими вот поездками. И как я понимаю, работа ложится на ваши плечи. У вас ведь даже семьи нет. Кстати, почему?

— Ты озвучила одну из главных причин, — усмехается Давид и смотрит на меня с интересом.

Он явно удивлен моей разговорчивостью. Меня это немного смущает, но я всё равно продолжаю.

— Но ведь любому человек нужен отдых. Вы хотя бы в отпуск летаете?

— Эта поездка считается? Думаю, у меня будет отличная возможность совместить приятное с полезным.

— Планируете оторваться?

Давид хрипло смеется и слегка качает головой. Радуюсь, как ребенок, от того, что у меня получилось его развеселить.

— Последний раз я отрывался лет десять назад. Желания повторить не возникало ни разу.

— И что вы подразумеваете под этим словом? Напивались до беспамятства? — улыбаюсь ему в ответ.

Он смотрит на меня с каким-то сомнением. Будто раздумывает, стоит ли мне это говорить.

— Будем считать, что да.

Что-то мне подсказывает, что его отрыв никак не связан с излишним алкоголем, но уточнять я не стану.

Больше я стараюсь не спрашивать его о личной жизни. Боюсь показаться навязчивой или излишне любопытной.

Не замечаю, как проваливаюсь в сон. И так же резко просыпаюсь, ощущая легкое прикосновение в районе ключиц.

Распахиваю испуганно глаза и первое, что вижу — нависающего Давида, оттягивающего горло моего свитера.

— Что вы делаете?

Дернувшись, отшатываюсь от Давида и прижимаю ладонь к пылающей коже.

Его взгляд опускается ниже, и я спешно прикрываю пальцами засосы на шее.

Боже! Как я могла так глупо попасться! В разговоре с ним совсем расслабилась и уснула. Еще и, кажется, спала на его плече…

Вижу, как он напряжен. Как пристально смотрит на меня с подозрением. Он злится.

А я всё еще ощущаю его пальцы на воспаленной коже…

— Что у тебя на шее?

7

Сжимаюсь под его тяжелым взглядом. Теряю связь с реальностью. И практически не дышу.

Пульсация в висках нарастает. Шум в ушах заглушает все посторонние звуки. Слышу лишь бешеный стук сердца и собственный голос в голове.

Он увидел...

Что мне теперь делать? Признаться?

Боже, ну почему именно сейчас? Когда мы находимся в самолете, и у меня нет возможности скрыться!

Давид не сводит с меня глаз и упрямо ждет ответа. Черты его лица заостряются, он весь так напряжен, словно вот-вот сорвется.

— Ада, — давит одним лишь тоном, — не молчи. Откуда синяки?

— Это не… — осекаюсь, так и не решаясь обо всем ему рассказать. — Это не то, что вы подумали.

Но он будто не слышит меня и продолжает свой допрос.

— Кто это сделал?

— Никто, — заверяю тут же. — Я… я просто ударилась.

Если мне до этого казалось, что он зол, то сейчас от его реакции у меня бежит мороз по коже. Хочется сбежать и еще долгое время не попадаться ему на глаза.

— Не ври, — цедит жестко, опуская взгляд на горловину свитера.

И я не выдерживаю…

Вскакиваю с места и уношусь в зону туалетов.

Смотрю в свое отражение в зеркале и ужасаюсь открывшемуся виду. Глаза воспалены, лицо пылает, пальцы дрожат. Стараюсь успокоиться, но ничего не выходит.

Он ведь не понял? Нет… Но своей легкомысленностью я добилась того, что он считает, будто я в опасности.

Боже, как же унять эту нервную дрожь? Как найти в себе силы? И как заставить его поверить, что мне ничего не угрожает?

Судорожно вдыхаю, втягивая носом воздух, и протяжно выдыхаю ртом. А в следующее мгновение испуганно дергаюсь, когда дверь открывается.

Чувствую его присутствие, даже не глядя.

Спешу проскочить мимо Давида, но он, словно скала! Занимает весь дверной проем и даже не думает отойти в сторону.

Мне ужасно страшно, стыдно и совестно. Безумно тесно здесь с ним…

Особенно, когда он оттесняет меня к стене.

— Ада, — его голос где-то очень близко, но я не могу повернуться и посмотреть ему в глаза, — ты можешь мне всё рассказать. Кто это сделал?

Чувствую прикосновение на волосах и резко отстраняюсь, перехватывая его руку.

А затем также быстро отпускаю горячую ладонь, словно обжегшись.

— Не надо, — сиплю еле слышно. — Я правда… сама…

— Чего ты боишься? Ты же знаешь, одно слово, и…

— Я не вру, — перебиваю его, настаивая на своем. — Никто меня не трогал.

На борту объявляют о необходимости занять свои места перед посадкой. И я облегченно выдыхаю, когда Давид отходит на шаг в сторону.

— Выясним, — заключает уверенно и кивает на выход.

— Выясним? — настораживаюсь я.

— Ты же не думаешь, что Филат ничего не узнает?

— Давид, пожалуйста! Не нужно ничего рассказывать отцу! Я вас очень прошу!

Он молчит лишь пару секунд, а у меня вся жизнь перед глазами проносится. Но потом он коротко кивает и подталкивает меня к двери.

Больше он не говорит мне ни слова до самого заселения в отель. И даже когда он проводит меня до номера, лишь наказывает дождаться родителей и оставляет одну.

Не нахожу себе места, теряясь в догадках, расскажет ли он обо всем папе или всё же сдержит слово. Но даже когда ко мне заходит мама, мне не становится легче.

Папу на ужин мы не дожидаемся и идем в ресторан на первом этаже вдвоем.

Мама безустанно что-то рассказывает, строит планы на наш короткий отпуск, а я практически ничего не слышу.

Я очень соскучилась по ней. Но я так погрузилась в свои мысли и переживания, что едва ли запоминаю, куда мы там собираемся отправиться завтра.

После ужина решаем отложить бассейн на следующий день и отправляемся на прогулку по территории отеля.

Здесь очень красиво. Но зеленые пейзажи не вызывают такого восторга, как это бывало прежде.

— Когда вернется папа?

Не могу не думать о том, что вместе с ним я увижу и Давида.

— Ты как чувствовала, — улыбается мама, глядя мне за спину.

Обернувшись, я замечаю приближающегося к нам отца. Но Давида с ним нет…

— Я вернусь в номер, ты не против?

Совсем теряю интерес ко всему и хочу остаться одна.

— Конечно, беги. Я тоже уже устала. Немного погуляем еще и вернемся. Зайду к тебе попозже.

Наши номера с родителями находятся по соседству. И это, конечно же, не удивительно. А вот в каком номере остановился Давид мне неизвестно.

Как и то, где он сейчас находится…

Вернувшись к себе, я принимаю ванну и немного расслабляюсь. Переодеваюсь в пижаму, забираюсь в кровать и выбираю фильм, под который надеюсь заснуть.

Мама, как и обещала, заходит ко мне не надолго, а затем я снова остаюсь одна. Я и правда устала, но почему-то сон никак не идет.

Дома я привыкла перед сном выпить кружку травяного чая, и поэтому решаю заказать его в номер. Передумываю в последний момент.

Быстро переодеваюсь в спортивный костюм, а затем спускаюсь в ресторан, где мы сегодня ужинали.

Людей здесь сейчас немного. Но это абсолютно неважно. Ведь я вижу лишь одного, о котором думаю весь вечер.

Хотя, нет. Он не один. В компании с ним за дальним столиком сидит какая-то женщина. Красивая, улыбчивая и довольная…

В то время как я с трудом контролирую вспыхнувшие эмоции и заставляю себя двигаться дальше.

Они меня не видят, и это неудивительно. Слишком увлечен разговором, приятно проводя время.

Зачем мне это? Спрашиваю себя снова и снова, пока медленно пью свой чай, который всегда казался вкусным. Сейчас он пресный и горчит.

Зачем я сижу здесь и извожу себя ревностью? Я не понимаю. Но и уйти не могу.

— Можно?

Вскидываю голову, замечая парня, который кладет руку на спинку свободного кресла около меня.

Я не нуждаюсь в компании. Но почему-то растерянно киваю. А потом наблюдаю за тем, как он опускается на кресло и добродушно мне улыбается.

8

— Виталий, — представляется парень и выжидающе смотрит на меня. — А… Анна? Алина? Анастасия?

От растерянности я молчу и кошусь на него с опасением.

Заметив мою настороженность, он перестает гадать мое имя и, расплываясь в улыбке, кивает мне на грудь.

— Ада, — исправляю его, пряча подвеску с буквой под толстовку.

— Приятно с тобой познакомиться. Не видел тебя раньше, давно здесь? Хотя я и сам только третий день в Италии, но каждый вечер захожу в ресторан. Тебя бы запомнил.

Озорной блеск в его глазах говорит о том, что он флиртует.

Виталий ждет моей реакции, а я бросаю быстрый взгляд за дальний столик в углу, но сталкиваюсь с неутешительной реальностью.

Давид не замечает меня. Он всё так же приятно общается с женщиной, которая лет на десять меня старше, и не видит никого вокруг.

Интересно, что он ей говорит? Отчего она так сияет и постоянно смеется, пытаясь ослепить здесь всех своей счастливой улыбкой?

И почему мне так отчаянно хочется, чтобы он обернулся? Увидел, наконец, меня…

— Ты не думай, — выдергивает меня из гнетущих мыслей Виталий, — я не подсаживаюсь так ко всем одиноким девушкам. Но тебя, и правда, сложно не заметить. Красивая… и грустная.

— С чего ты взял, что я одинока? – неожиданно раздражаюсь.

Почему-то именно сейчас эта правда режет больнее. Ощущается отчетливее.

Я одна. И улыбаться так же, как и блондинка в бежевом платье за столом Давида, может меня заставить только один человек. Но улыбается другая…

— Есть еще вариант, что твой парень идиот, раз его девушка сидит посреди ночи одна в ресторане и постоянно хмурится, — усмехается Виталий. — И в таком случае я тоже могу считать, что ты одинока. Вопрос лишь во времени. Так когда ты прилетела?

— Сегодня.

Допиваю чай и подзываю официанта, чтобы оплатить счет и вернуться в свой номер.

Этот разговор вызывает лишь неприятные чувства. Сталкивает с реальностью, о которой я даже думать не хочу. А сейчас я не просто думаю… Я представляю, вижу ее. Как признаюсь во всем Давиду, а он злится или жалостливо смотрит на меня, а потом… отталкивает.

— Ладно, — меняет тон мой собеседник, теряя свой позитивный настрой, — извини, если задел. Не хотел тебя обидеть. Лучше постараюсь развеселить. Пойдем прогуляемся? Покажу тебе территорию. Вряд ли ты за один день успела здесь осмотреться.

Я практически не слышу его. В глазах собираются слезы. Грудь стягивает болезненным спазмом, когда даю волю фантазии и осознаю: Давид ведь не поболтать сюда пришел. Сейчас его спутница допьет свое шампанское, они поднимутся в его номер и…

Тяжело сглатываю, ощущая, как в легких заканчивается воздух, пульс разгоняется, и всё внутри леденеет от колючего холода.

Не хочу выглядеть слабой. Мне нужно немедленно уйти.

— Я не…

— На выход.

Грубый голос Давида пронзает меня насквозь. И только когда поднимаю глаза и замечаю его около нашего столика, убеждаюсь в том, что это не слуховые галлюцинации, и я не схожу с ума.

А следом за этим во мне расцветает надежда…

Он не просто заметил меня. Он подошел. И, судя по выражению лица, он решительно настроен лично проводить бедного парня к двери, если он станет спорить.

— Вы это мне? Не пойму, с чего вы…

— Свалил, говорю. Так понятнее?

Вздрагиваю, реагируя на его жесткий тон. И с трудом сдерживаю улыбку…

Но когда он переводит на меня свой осуждающий взгляд, мою радость вымещает стыд и страх.

— Вставай, — обращается ко мне.

В ту же секунду забываю о недоумевающем парне и без раздумий поднимаюсь с кресла.

— Ада, — зовет меня Виталий. — Надеюсь, увидеть тебя завтра.

Растерянно киваю и подхожу к Давиду, который одним лишь взглядом дает ему понять, что лучше не стоит на что-либо надеяться.

Поднимаясь по лестнице, еле успеваю за его быстрым шагом. Он раздражен, я это чувствую. И даже если он недоволен тем, что его свидание сорвалось, я все равно испытываю радость.

Думать о том, что он приревновал меня, я себе не позволяю. Достаточно и того, что он не остался равнодушным, заметив меня с незнакомым парнем.

— Почему вы злитесь? — всё же не выдерживаю, когда равняюсь с ним в коридоре.

Он лишь усмехается и немного замедляет шаг. Останавливается только возле моего номера.

— Не стоит называть свое настоящее имя первому встречному. А если бы меня здесь не было?

— Но вы оказались здесь, — прячу улыбку. — И как вы представились той женщине?

Давид так смотрит на меня, словно я задаю очевидный вопрос, на который ему отвечать даже лень.

— Не нужно нас сравнивать, — отрезает уверенно, но несколько мягче.

Если бы он оставался таким же недовольным, как и минуту назад, я бы так не расстроилась. Но задевает именно такой мягкий и отстраненный голос. Он теряет ко мне интерес.

— А вам не нужно разговаривать со мной, как с ребенком. Я могу делать, что хочу и общаться, с кем хочу. И сейчас я хочу вернуться обратно!

Пока я пытаюсь справиться с шоком от того, что осмелилась повысить на него голос и говорить в таком тоне, он в удивлении склоняет голову и усмехается.

— Взрослая, говоришь… Что ты о нем знаешь?

— Его зовут Виталий.

— Дальше.

— А дальше появились вы!

Прекрасно понимаю, что и правда веду себя по-детски, бросая ему обвинения, тогда как просто должна попрощаться и уйти в номер. Но только так я сейчас могу своровать себе еще несколько минут рядом с ним…

— И ты собралась куда-то идти с человеком, зная лишь его имя.

Значит, он слышал предложение Виталия прогуляться… Это даже хорошо.

— Я ведь никого здесь не знаю. Или вы можете предложить мне свою компанию?

Жалею о своих словах мгновенно. Нервно закусываю губы, наблюдая, как Давид отводит взгляд в сторону.

— Ада, — выдыхает устало, — иди спать.

У меня больше нет идей, как его задержать, чтобы окончательно не упасть в его глазах. Я, итак, постаралась, выставив себя капризной дурочкой…

9

Давид так и стоит в дверном проеме, не двигаясь с места. И когда мне уже кажется, что сейчас развернется и уйдет, он делает шаг и закрывает за собой дверь.

В тот же момент начинаю суетиться. Нервно сжимаю пальцы, борясь с волнением, смотрю на единственную кровать в моем однокомнатном номере, перевожу взгляд на кресло, освобождая место и убирая плед с книгой, и не решаюсь обернуться к нему…

Рассчитываю, что он займет кресло, а я тогда смогу присесть на кровать. Не будем же мы стоя разговаривать?

Боже, что мне ему говорить вообще?!

Только я могла умудриться всё запутать еще сильнее. Ну не врать же снова?

Подхожу к кровати, но сесть не решаюсь и разворачиваюсь к мини-бару.

— Хотите что-нибудь выпить? Правда… здесь только газировка. Но есть еще сок, минеральная вода с газом и без, еще…

— Нет, Ада, — прерывает мой словесный поток. — Я бы хотел, чтобы ты села и всё рассказала.

Легко ему говорить… А я не знаю, куда себя деть, ощущая, как всё внутри сжимается от того, что мы с ним одни в моем номере. Еще и стоит по центру комнаты, заложив руки в карманы брюк, и напряженно смотрит на меня, подавляя своей энергетикой…

Украдкой поглядывая на него, судорожно перевожу дыхание и опускаюсь на край кровати.

— А вы не сядете?

Давид шумно выдыхает, но всё же подходит ближе. Садится в кресло и тут же торопит меня.

— Ада, не молчи. Ты можешь рассказать мне всё, как есть.

От его слов мне не проще признаться, но я стараюсь…

— Повторюсь, я сама виновата в том, что произошло и… понимаю, что поступила глупо. У меня был день рождения. Мне восемнадцать, — поднимаю глаза, сталкиваясь с его пристальным взглядом, и замолкаю.

— Ада, я знаю, сколько тебе лет, дальше.

— Так получилось, что я оказалась с мужчиной наедине. И…

Снова молчу, закусывая губы и прикрывая глаза.

— Что он тебе сделал? Ты запомнила лицо? Знаешь его?

Он не понимает…

Даже мысли не может допустить, что у меня была близость ни то что с ним, вообще с кем-либо.

— Ничего такого он не сделал, — выдавливаю глухо.

— Есть еще синяки? — скользит быстрым взглядом по телу. — Знаешь, кто это был?

— Нет, — привираю, жутко нервничая. — Мы знакомы, и он не хотел мне сделать больно. Просто… произошло недопонимание.

— Недопонимание… — раздражается он и поднимается с кресла. — Ада, ты в каком мире живешь? А если бы одним синяком не отделалась? Кто это?

— Да он просто поцеловал! — подрываюсь следом за ним, задыхаясь от кипящих чувств внутри.

Мечущийся взгляд Давида застывает на моем лице, а затем он отводит глаза в сторону, словно смутившись.

— Не хотел обидеть или сделать больно, — добавляю тише. — Я сама…

— Я уже понял, – бросает недовольно. — Сама она… Зря ты так думаешь. И не стоит никогда брать вину на себя. Ты не сказала, кто это. Родители знают его?

Давид так и не смотрит на меня. Будто испытывает неловкость или не хочет меня смущать, что скорее всего и есть истинная причина.

Но главное… Он так ничего и не понял. Не догадывается, что это я пришла к нему. Настолько сконцентрирован на поисках девушки из клуба, которую, думает, подослали конкуренты, что подобный вариант он даже не рассматривает.

А у меня заканчиваются силы и пропадает всякая надежда…

— Не знают, — вру, гипнотизируя взглядом его плечо. — Так, студент. И я ему больше неинтересна. Вряд ли еще подойдет.

— Ясно, — выдыхает устало. — Не хочешь поговорить с Владой?

— Маме не нужно знать. И папе тоже… Никому не нужно. Ничего серьезного не произошло.

Давид, наконец, поднимает глаза, но я ничего в них не вижу. А затем неопределенно кивает и направляется к двери.

— Если возникнут проблемы… — замирает на выходе, — набери мне.

— У меня нет вашего номера телефона.

— Я скину.

Он выходит, даже не попрощавшись. А я погружаюсь в апатию. Залезаю на кровать прямо в одежде, даже не сменив спортивный костюм на пижаму.

В голове словно вакуум. Да и во всем теле будто не остается жизненных сил. И в груди щемящая пустота.

Он не видит во мне девушку. И я не знаю, как что-то исправить. И возможно ли? Как найти в себе силы не опускать руки? Если я даже признаться ему не могу…

С этими тревожными мыслями я и проваливаюсь в сон.

Следующий день такой же ужасный, как и ночь. На завтрак мы отправляемся с мамой вдвоем, так как папа с Давидом уехали на встречу. Потом мы едем на какую-то экскурсию, на которой я даже не слушаю историю города и описание архитектуры, а лишь смотрю на красивые строения и ландшафты.

Обедаем мы с мамой тоже вдвоем, но ее настроение такое же приподнятое, как и с утра. А затем мы идем в бассейн при отеле.

Папа возвращается лишь ближе к ночи, когда мы с мамой досматриваем фильм у них в номере, и я собираюсь уходить к себе.

— Ну что, нашли? — интересуется мама.

Невольно прислушиваюсь к ее вопросу и смотрю на папу.

— Да, вышли на связь. Рыли, скоты, под нас, — хмурится он. — но вопрос решен. Можем на пару дней задержаться здесь, но потом полетим домой. Мне надо быть в офисе.

— А девушка та… — продолжает мама. — Теперь не будет проблем у Давида?

В растерянности отвожу взгляд в сторону, ощущая, как внутри все сжимается от страха. Они говорят обо мне… Жду, что ответит папа, и практически не дышу от волнения.

— Там вообще всё странно… Связи нет. Но если бы не она, хрен бы узнали про этих уродов.

— Может, и правда какая-нибудь влюбленная в Давида? — усмехается мама.

— Без понятия… Но в любом случае искать нужно не здесь. Сказал сам пока проверит по своим каналам.

— Вы, я смотрю, и отметить успели, — с мнимым укором говорит мама. — А я переживала, где вы есть так долго. В ресторане сидели?

— Учуяла, — смеется папа. — В местный бар зашли. Это ты Давида не видела.

Мое настроение становится только хуже, и я не знаю, решусь ли пойти в ресторан, чтобы увидеть его там. Возможно даже снова с той женщиной. Или даже с другой…

10

Прохожу в гостиную, оценивая стильный интерьер люкса, и останавливаюсь взглядом на кофейном столике около дивана. Начатая бутылка крепкого алкоголя, полупустой стакан и раскрытый ноутбук. Из закусок лишь несколько долек лимона на маленьком блюдце.

— Всё же решили не придерживаться своего плана? — с легкой улыбкой вспоминаю наш разговор в самолете, когда он говорил, что не собирается уходить в отрыв и напиваться.

— Похоже, что я развлекаюсь?

В его голосе слышится усмешка. Обернуться и взглянуть на него не решаюсь. Подрагивая от нервного напряжения, гипнотизирую логотип на крышке ноутбука.

— Не очень, — соглашаюсь с ним. — Но если вы предложите составить вам компанию, я не смогу отказать.

Мысль о том, что он сейчас стоит за спиной в одних лишь брюках будоражит кровь и вызывает смешанные чувства.

Сердце мечется в диком желании обернутся, и в то же время я понимаю, что все мои эмоции тут же отразятся на лице. Но за целый день, пропитанный грустной тоской, который будто бы и не жила вовсе, я успела сделать определенные выводы.

У меня есть лишь два варианта.

Или я должна разрушить эту зависимость и прекратить всяческое общение и встречи с Давидом, или перейти к более решительным действиям.

И судя по тому, что посреди ночи я нахожусь в его номере... Решение уже принято.

Я ведь не смогу его забыть...

Прохожусь влажными ладонями по грубой ткани своих джинсов, судорожно перевожу дыхание и поворачиваюсь.

Давид успел накинуть белую рубашку, но разыгравшееся воображение не так просто усмирить. К тому же... он не стал застегивать пуговицы.

Сейчас мне кажется, что я обладаю прекрасной силой воли, ведь мне удается удерживать взгляд на его лице. Но кто бы знал, каких трудов мне это стоит...

Пульс частит, разгоняясь с каждым его шагом, пока он медленно приближается. В нос ударяет аромат мужского парфюма, и я невольно прикрываю глаза, вдыхая глубже.

Минуя меня в критической близости, он опускается на диван, закрывает ноутбук, а затем смотрит с недоумением.

— Почему ты здесь, Ада?

Надеюсь, что моя улыбка выглядит естественной, когда я мягко опускаюсь на край дивана и забираюсь в угол, подтягивая к себе ноги.

— Мне скучно, — грустно вздыхаю, разглядывая свои коленки, но даже не пытаясь скрыть улыбку. — И так как общаться мне здесь ни с кем нельзя... — поднимаю взгляд, наблюдая за его реакцией, а затем лезу в карман своих джинсов, — я решила украсть немного времени у вас. Тем более я не с пустыми руками, — кладу на стол игральные карты.

Еще мгновение назад Давид озадаченно хмурился. Сейчас же выражает искреннее замешательство, и я невольно улыбаюсь шире, находя в этом что-то забавное.

— Хочешь поиграть в карты? — удивляется он.

— Покер, — подхватываю с воодушевлением. — Научите? Я знаю, что вы с папой часто играете.

Он усмехается, качая головой, тянется за стаканом с алкоголем и, осушив его в пару глотков, откидывается на спинку дивана.

Мне не нравится этот взгляд, которым он меня награждает. Чувствую... понимаю, что сейчас откажется и снова отправит меня спать.

— Ада...

— Или мне лучше спуститься в ресторан? — не даю ему договорить. — Спать я всё равно не собираюсь.

Можно было бы сказать еще и о возможной встрече с Виталием, которого я даже не видела сегодня, но боюсь перегнуть.

— Это провокация? — посмеивается он.

Взяв бутылку со стола, Давид обновляет свой стакан и поглядывает на меня в ожидании ответа.

— Да, — выпаливаю искренне.

Его низкий хриплый смех отзывается волнующей вибрацией в груди. Щекочет ребра и закручивается приятным томлением в солнечном сплетении. И я невольно отражаю эту эмоцию, улыбаясь ему.

— Телефон с собой? — спрашивает вдруг.

— Вспомнили, что обещали свой номер скинуть? — заявляю с озорными нотками в голосе, не скрывая веселья.

Боже... я словно флиртую с ним. Заигрывающий тон моего голоса сложно не распознать. Но только не ему. Он его не замечает.

— Комбинации открыть.

И только сейчас до меня доходит, что... этот вечер я проведу с ним.

Вести себя непринужденно крайне сложно. Но это уже не первый наш контакт, и мне чудесным образом удается немного расслабиться. Как минимум не вздрагивать каждый раз, когда наши взгляды случайно пересекаются.

— Я так понимаю, играем без фишек, — подмечает он.

— Прятать мне их было некуда, — развожу руки в стороны, демонстрируя свой внешний вид. Я в одной лишь облегающей футболке и джинсах.

Он невольно пробегается цепким взглядом по моему телу, а затем отводит его в сторону и тянется за колодой карт.

А я вновь борюсь с взметнувшимся волнением, ощущая, как учащается мой пульс.

Давид объясняет мне правила игры, которые я, честно признаться, итак, знаю. Но ему об этом знать необязательно. И то, что он мне поддается, я быстро замечаю.

Это не может не радовать. Ведь значит только одно: он не хочет меня расстраивать.

Глядя на его «пару», опускаю свои раскрытые карты на диван между нами и с довольным видом подхватываю дольку лимона с блюдца.

— Флеш, — оглашаю победно, прежде чем закинуть дольку в рот.

Он не выглядит расстроенным, что, конечно, неудивительно, но мне вдруг хочется его поддеть.

Или же меня просто смущает его взгляд, которым он скользит по моему лицу...

— Может, нужно было взять шашки?

Давид поднимается к моим глазам и усмехается.

— Что еще в твоем чемодане?

— Уверены, что хотите знать? — вскидываю бровь.

Улыбка стынет на губах, когда его, наоборот, медленно сползает с лица...

11

Смутившись, опускаю глаза и сгребаю наши карты, принимаясь их тасовать.

— Это была шутка, — роняю тихо, — и шашек в моем чемодане, конечно же, нет.

Уходить я не собираюсь. Не оставляя ему выбора, снова раздаю карты.

Он следит за моими движениями. Ощущаю не глядя. Чувствую, как горит лицо от пристального внимания, а потом слышу его голос:

— Хочешь продолжить?

— Не могу уйти, оставив вас с потрепанной самооценкой, — усмехаюсь, стараясь выглядеть расслабленной. — Кто знает, может во второй раз вам повезет больше.

— Давай проверим, — смеется он, а затем проигрывает снова. И ни один раз.

Значит ли это, что он не хочет, чтобы я уходила? Или я всё это придумываю?

— У вас хорошо получается, — заверяю несколько позже.

За мной уже три победы, доставшиеся мне с легкостью и незаслуженно. Но я говорю о другом.

Он, что ожидаемо, удивляется такому замечанию и, усмехнувшись, награждает заинтересованным взглядом.

— Обучать меня, — понижая голос, объясняю тише.

— Думаю, тебе любое обучение дается легко. Ты даже на скрипке играла лучше других, хотя, насколько знаю, тебе не очень это нравилось. Боялась расстроить родителей?

Боже... Это он откуда знает? Они ведь в то время с отцом даже не были знакомы!

Давид младше папы на несколько лет, и когда я ходила в музыкальную школу, он наверняка еще учился в институте.

— Филат много о тебе говорит, — мягко улыбается, заметив мою растерянность. — Он тобой гордится, — хмурится, будто что-то вспоминает, а затем продолжает: — Я это уже говорил...

Тихо смеюсь, глядя на него. Никогда не видела Давида таким. Всегда серьезный и собранный, сейчас он выглядит таким расслабленным и открытым. Все эмоции отражаются на лице. И я жадно впитываю каждую.

Мне нравится, что он сегодня такой разговорчивый. Нравится, что он помнит о том, что когда-либо слышал обо мне. Даже несмотря на то, что он не знает, какая я на самом деле...

— Честно, я был удивлен тому, что ты мне рассказала, — смотрит на мою шею. — Сама, говоришь, виновата... Что это значит? Твоя была инициатива полезть к тому парню?

— Не поверили?

Он легко пожимает плечами, глядя на свой стакан.

— Привык всё проверять.

— Зачем это вам?

Я действительно не понимаю. Если он ко мне равнодушен, зачем пытается докопаться до правды? Так беспокоится? Он мог бы скинуть эту задачу на отца. Но он не стал ему рассказывать, потому что я попросила.

Давид отвечает не сразу. Будто задумывается над моим вопросом. И я решаю ему помочь.

— Волнуетесь обо мне?

— А не должен?

Он говорит о простом человеческом беспокойстве за человека, который ему не чужой. Но мне хочется думать иначе.

Мой недвусмысленный взгляд сложно понять неправильно. И сейчас я даже не забочусь о том, чтобы спрятать свои чувства.

Но он разрывает этот затянувшийся зрительный контакт.

Взяв свой стакан, опустошает его и снова наполняет. Я делаю то же самое. Тянусь за своим бокалом и подношу его к губам.

Когда допиваю морс, который он мне предложил еще в начале игры, Давид встает к мини-бару за бутылкой, чтобы снова наполнить мой бокал. А я наблюдаю за ним со спины, замечая усталость в расслабленных движениях, в то время как во мне, несмотря на глубокую ночь, бурлит энергия.

Борюсь с внутренними желаниями, разрываясь между тем, чтобы уйти или задержаться еще ненадолго. И когда он наливает мне морс, а потом лениво плескает последнюю порцию алкоголя в свой стакан, всё-таки собираюсь уйти к себе в номер.

— Вы не предложили мне выпить, — задумываюсь вдруг, глядя на пустую бутылку алкоголя.

— Разве? — кивает на мой бокал с морсом.

На самом деле, если бы он спросил, я бы отказалась.

Хочу оставаться в ясном сознании. Впитывать каждую эмоцию, каждый его взгляд и движение, запечатывая в своей копилке воспоминаний, чтобы потом прокручивать их в мыслях снова и снова.

Хотя... С той самой минуты, как оказалась здесь, я чувствую себя словно опьяненной.

Но он ведь даже не предложил. Только сейчас почему-то придаю значение этому факту и загораюсь интересом выяснить причину.

— Можно? — лукаво улыбаюсь, перемещаясь ближе и опираясь коленками на диван.

Не жду ответа и тянусь к его стакану.

Давид прослеживает движение моей руки и резко обхватывает граненое стекло.

Но я быстрее...

Пальцы пронзает током, когда он накрывает мою ладонь своей.

Глаза в глаза, и я теряю связь с реальностью. Его пристальный взгляд словно испытывает мою выдержку на прочность. Но в то же время не позволяет мне разорвать этот контакт первой.

Пульс замирает. Дыхание обрывается. По телу проносится лихорадочная дрожь, и меня опаляет жаром.

Горячая ладонь ослабляет хватку, выпуская мои подрагивающие пальцы, и я одергиваю руку, наблюдая за тем, как он подносит стакан к губам.

Не могу признаться словами? Значит, покажу...

Сердце за мгновение разгоняется до оглушительного стука в ушах, пока решаюсь сделать то, что задумала.

Мысленно отсчитываю истекающие секунды. И когда он допивает, сигналом мне служит грохот стакана о столешницу.

Рывок, и я опираюсь ладонями на широкие плечи, перекидываю ногу через его колени и сажусь сверху. А затем... резко подаюсь вперёд, касаюсь его губ своими и замираю.

По венам струится адреналин. Легкие горят от нехватки кислорода. Меня окатывает такой сумасшедшей лавиной чувств, что я еле сдерживаю жалобный писк.

Ощущаю его руки на бедрах, машинально опустившиеся на мое тело в попытке удержать.
И всё же роняю короткий вздох разочарования, когда его ладони перемещаются на талию и под давлением отстраняют.

Мое тяжелое и сбивчивое дыхание перемешивается с его учащенным.

Несколько мучительно долгих секунд он обжигает мои губы потемневшим взглядом и крепче стискивает талию.

Не целует больше. Но и не отталкивает...

Запускаю пальцы в жесткие волосы на затылке, мягко сжимаю, задевая подушечками кожу головы. И когда замечаю, как вздрагивают его ресницы в желании прикрыть глаза, грубо тяну.

12

«Без поцелуев», — вспыхивает в мыслях терзающее душу воспоминание.

Так он сказал в ту ночь, когда принял меня за девушку по вызову. В ту ночь, когда я умирала от желания его поцеловать. Но он отвернулся. Не позволил прикоснуться к его губам.

А сейчас он целует меня… Сам.

Жадно, несдержанно и так страстно, будто нуждается в этом не меньше, чем я.

Сдавливая затылок, он рвется языком глубже, скользит по моему, засасывает. Впивается пальцами в ягодицы, крепче прижимая к горячему телу, и насаживает на себя.

Сердце вылетает, душу выбрасывает из тела. По граням пьянящего безумия несусь на вершину блаженства.

Даже сквозь несколько слоев ткани я чувствую, как он возбужден. Как я действую на него. Он словно сходит с ума, теряя власть над собственными желаниями и эмоциями, в то время как мои личные переживания и чувства уже давно мне неподвластны.

Во мне бурлит столько чувств, что я даже не сразу осознаю происходящее. Сгораю от наслаждения и не верю, что всё это не моя фантазия.

Отвечаю так же несдержанно и все равно не успеваю за ним. Пальцами царапаю затылок, шею, спускаюсь на плечи и забираюсь под ворот рубашки.

Боже… Как же давно я ждала этого момента…

Когда смогу вот так его касаться, чувствовать жар кожи, напряжение в мышцах. Неприкрыто скользить руками по телу, быть собой, не прячась за масками…

И он принимает меня. Целует, осознавая, кто перед ним.

Жадно хватаю воздух, как только он разрывает поцелуй, и снова лишаюсь такой возможности, когда тянется ко мне и захватывает зубами распухшую губу, кусая и оттягивая.

Притаив дыхание, упиваюсь его ненасытной страстью. Не могу лишь контролировать движение рук.

Чувствую, как гулко бьется его сердце под подушечками моих пальцев и скольжу ладонями ниже. Очерчиваю напряженные мышцы, пока не упираюсь в пряжку ремня, непроизвольно ее сжимая.

Клянусь, я слышу, как он рычит. Словно раненый зверь, который еще пытается бороться. А затем он склоняет голову и упирается лбом мне в ключицу.

— Еще… — извиваясь на нем, жажду продолжения. Готова умолять, только бы не останавливался. — Пожалуйста…

Шумное дыхание оглушает меня. Мне вдруг становится страшно, что сейчас все закончится. Но он только подтверждает мои мысли…

— Замри, — прижимает к паху, фиксируя на месте.

— Нет, нет, нет… Продолжай! Давид, пожалуйста…

Я просто не в состоянии контролировать нарастающую панику.

Он не может вот так все оборвать! Я же сойду с ума!

Обвиваю шею руками, крепче цепляясь за него, будто может меня в любой момент скинуть на диван.

Но именно это он и делает.

Не так небрежно и жестоко, как я это успела представить в своих мыслях, но достаточно решительно. Без какой-либо надежды на продолжение.

Поднявшись с дивана, он даже не смотрит в мою сторону и уходит в спальню.

В смятении я сижу, не двигаясь и гипнотизируя взглядом дверь, за которой он скрылся. Но почти сразу он выходит и останавливается около меня.

Робею под его тяжелым взглядом. Не могу даже слова сказать. Всю решительность смывает волной разочарования. И тем, что я вижу в его глазах.

Он злится и, вероятно, уже жалеет…

Давид тоже не находит подходящих слов. Отводит взгляд в сторону и направляется к балкону. А я только сейчас замечаю зажатую в его руке пачку сигарет.

Останавливаясь у открытой двери, он не оборачивается. Но слова находит.

— Не жди меня.

Хлопок двери, как жирная точка в его словах.

Задыхаюсь от боли, мгновенно пронзающей грудь. Вскидываю голову к потолку, часто моргая и закусывая дрожащие губы.

Мне требуется не меньше минуты, чтобы хоть как-то начать дышать и понять, что мой мир хоть и вибрирует, но все еще цел.

А дальше я практически не помню, как оказываюсь в своем номере и падаю на кровать. Зато хорошо запоминаю ночь, которая начиналась с ожившей сказочной фантазии и закончилась разве что не концом света.

Утром мне приходится надеть очки, скрывая болезненный вид моих глаз от окружающих. Отец словно не находит в этом ничего странного, зато мать косится с настороженностью. Но после завтрака, который так и остался на моей тарелке, мы идем на пляж, и там это уже никому не кажется странным.

Давида я не вижу до позднего вечера. Я даже успела решить, что он улетел домой, предпочитая работу сомнительному отдыху. Еще и отругать себя за то, что этот факт меня расстроит.

Но лучше бы он улетел…

Это было бы куда легче, чем снова увидеть его. И не одного. В компании той же женщины, которая уже сидела с ним в ресторане двое суток назад.

Цепенею мгновенно. Приходится упереться ладонью в мраморную колонну, ощущая, как снова вибрирует мой мир.

Сознание вопит о том, что мне необходимо скрыться из виду. Запереться в своем номере, чтобы снова собрать себя по частям.

Но какая-то часть меня… та, что не желает мириться с реальностью и готова на отчаянные поступки, не позволяет мне просто сбежать.

Передвигаться крайне сложно. Не чувствую опоры под ногами, которые ощущаются ватными. Но я дохожу до своей цели. Даже умудряюсь с невозмутимым видом придвинуть кресло, которому явно не место за столиком на двоих.

Мазнув взглядом по ухоженной блондинке, которой вблизи добавляю еще пару лет, сосредотачиваю всё свое внимание на напряженном лице Давида.

— Простите… А вы кто? — слышится голос рядом, который, несмотря на всё мое недовольство, не могу отрицать, что приятный.

— Я не к вам, — отвечаю, не глядя на нее. — Поговорим?

Теперь его лицо не выражает каких-либо эмоций. И меня это жутко нервирует.

Как он может так просто делать вид, будто ничего не произошло? Или хочет убедить меня в том, что ничего не помнит? Не собираюсь верить в это.

— Сейчас не лучшее время.

Даже голос до ужасного спокойный!

Откинувшись на спинку кресла, даю понять, что уходить я не собираюсь. И когда в моих руках появляется меню, принимаюсь лениво листать страницы.

13

Давид медленно надвигается на меня, вынуждая отступать.

Не позволяя ему заговорить, нападаю первой.

— Не делай вид, будто ничего не произошло. Это, как минимум, нечестно!

— А максимум?

— Жестоко!

Упираюсь ногами в кресло, но вместо того, чтобы отстраниться самой, только и жду, что прикоснется.

Он останавливается в шаге от меня. Так близко и в то же время далеко. Подавляет не только взглядом, но и энергетикой. Его голос спокойный и негромкий, но я вижу, как он напряжен.

— Приходишь ко мне в номер, заигрываешь и целуешь, ведешь себя самоуверенно, обращаешься на ты… Что с тобой стало за один день?

— Не за один, — отвечаю тише, но с какой-то злостью. Понимает же всё сам! — Значит, помнишь всё… Тебе не кажется, что это стоит обсудить?

— Обсуждать здесь нечего. Но извиниться я должен.

— За то, что не поговорил со мной?

— За несдержанность. Не стоило оставаться с тобой наедине. Ты попала в момент… когда я был не в себе.

Мне больно это слышать. Но я проглатываю обиду, понимая, что это не единственная причина. Помню ведь, как он смотрел на меня, как крепко впивались его пальцы в обнаженную кожу. Он тоже это чувствовал.

— Ты этого хотел. Не отрицай.

— Ада, — остужает одним лишь тоном, — ты же сама должна всё понимать. И дело не только в дружбе, совместном бизнесе с твоим отцом и разнице в возрасте.

— Тебе тридцать четыре. Это не так уж и много.

— Говорю же, не только в этом, — начинает раздражаться.

— Остальное неважно! — упрямлюсь, снова повышая голос, но продолжаю значительно тише: — Я не просто так тебя поцеловала…

— Ада, — перебивает меня, — остановись.

С трудом выдерживаю его пристальный взгляд. Он словно смотрит глубже. Пробирается в мысли и считывает их с ужасающей точностью.

Не нужно гадать, он всё понимает. Да и неудивительно это. После того как я его поцеловала, а затем заявилась в ресторан, только идиот не догадается.

Но когда он это подтверждает словами, я не выдерживаю и отвожу глаза в сторону.

— Вижу я.

Кусая губы, гоню пугающие мысли. То, что он теперь знает о моих чувствах, как оказалось, ничего не меняет.

— Ты меня не знаешь. И не захочешь узнать. Я тебе не подхожу. Ты должна смотреть на своих сверстников.

Злюсь на себя за свою самоуверенность, наивность. А выплескиваю это на него.

— Должна?! Почему ты решаешь за меня? Ты ведь тоже чувствовал! Мне не показалось! Ты тоже…

— Я просто хотел тебя трахнуть. И я бы трахнул, но ничего бы не изменилось. Поверь, тебе это не нужно.

— Ты этого не можешь знать! Не тебе решать!

Жалкое расстояние между нами исчезает так же быстро, как и моя вспыхнувшая истерика.

Давид хватает меня за плечи, резко разворачивает и дергает на себя.

Влетаю спиной в его напряженное тело и ощущаю крепкую хватку на шее. Сжимая пальцами мой подбородок, склоняет голову к себе.

Шумное дыхание опаляет кожу на щеке, горячие губы обжигают скулы. Сползают ниже на покрытое мурашками плечо и больно жалят.

Сквозь стиснутые зубы с шипением воздух тяну. Ни звука не издаю, ощущая пульсирующую боль.

Он меня укусил!

Осознать это до конца я не успеваю. Он толкает меня в спину, перекидывая через подлокотник кресла. Раскрытой ладонью на спину давит. Пахом сзади прижимается.

И я понимаю, что он возбужден…

Грубым толчком сзади имитирует секс. Всего один единственный выпад. И, прижавшись ко мне, больше не повторяет. А я с ужасом осознаю, что хотела бы еще...

А затем он запускает ладонь мне в волосы. Жестко сжимая затылок, оттягивает пряди. И наклоняется… накрывает мое тело своим.

Его протяжный выдох смешивается с моим судорожным дыханием. Сжавшись, жду, что снова укусит. Но он оглушает меня хриплым шепотом.

— Так понятнее?

Прикрывая глаза, борюсь с ощущениями в теле. По венам словно огонь течет, и в то же время я чувствую, как меня трясет.

Унять эту дрожь, кажется, нереальным. Как и сдержать тихий стон, выровнять шаткое дыхание, обрести контроль над собственными движениями.

И я невольно ерзаю, выгибаюсь, упираясь ягодицами в него.

Чувствую, как напрягаются мышцы на его теле и крепче сжимаются пальцы на затылке. Слышу, как сбивается дыхание. А потом и его голос слышу.

— Идиотка…

Давление исчезает мгновенно. Вздрогнув от внезапного холода, медленно выравниваюсь.

Но когда оборачиваюсь, вижу, что его уже в моем номере нет.

14

— Рассказывай, — напирает мама, опускаясь на край моей кровати. — Не могу уже смотреть на тебя, что случилось?

Я знала, что рано или поздно она не выдержит и придет ко мне с расспросами. Итак долго не трогала меня, начиная с аэропорта в Италии и несколько дней после возвращения в Москву.

У меня было достаточно времени, чтобы что-то придумать и успокоить ее, но я всё равно напрягаюсь, понимая, что не готова к разговорам.

— Всё нормально, — выдаю банальную фразу.

— Ада. Так дело не пойдет… Ну что произошло? Тебя кто-то обидел? Поссорилась с кем-то?

— Нет, мам, пожалуйста… Давай не будем это обсуждать. Всё нормально, говорю же…

Мама устало вздыхает, но хотя бы больше не мучает меня вопросами. Хочется снова остаться одной и никого не видеть.

— Ладно, давай так… Сейчас собираемся и едем по магазинам. Или хочешь, в кино сходим? Массаж? Йога? Ну сколько можно сидеть тут одной! — заводится снова, не дождавшись моей реакции.

— Мам, ну не хочу я никуда…

На самом деле я не нахожусь в своей комнате круглые сутки. Езжу на учебу, английский и даже пару вечеров провела в беседке в нашем дворе, глядя на падающий снег и витая в собственных мыслях.

А несколько дней назад я выбралась в спортзал…

Гордости моей хватило на три дня, чтобы не сорваться туда в тот же вечер по прилету и не искать встречи с Давидом.

После того как он ушел из моего номера, больше я его не видела. Он улетел домой на рассвете. Так по крайней мере сказал папа. А мы только к вечеру поехали в аэропорт.

Но и в доме нашем он больше не появлялся. Мысли о том, что намеренно меня избегает, появились только к концу недели. И укрепились они, когда я вчера в очередной раз не застала его в тренажерном зале.

Вряд ли он просто сменил свое расписание…

Оживший рядом телефон помогает мне избежать тягостного разговора с мамой.

— Ами звонит, мы встретиться собирались, — придумываю на ходу.

Мама заметно веселеет и спешно кивает, отчего я тут же жалею о сказанном. И когда она оставляет меня в комнате одну, я принимаю вызов и предлагаю подруге встретиться, тем самым немного успокаивая свою совесть и смягчая ложь.

***

— Прости, что пропала, — налетаю на нее с объятиями. — Я соскучилась…

Только сейчас понимаю, как на самом деле по ней скучала.

— Ну ладно тебе, хватит… Сейчас задушишь, — притворно хрипит.

В торговом центре мы идем в нашу любимую кафешку и заказываем кофе.

— Как съездила? Общались с Давидом?

— Можно сказать и так…

Ами в общих красках знает о том, что он поехал с нами. Мы с ней поддерживали общение в смс. Но о том, что между нами произошло, я не успела ей рассказать.

— Заинтриговала… И как же вы общались?

— Немного поболтали в самолете, играли в карты у него в номере… — опускаю взгляд в кружку, когда ее глаза расширяются, и резко перевожу тему: — А что, кстати, у тебя? Никто не звонил, за паспорт и тот день ничего не спрашивали?

— Нет, всё отлично. И не старайся меня отвлечь, продолжай. Как ты оказалась у него в номере?

Знаю, что услышу от подруги, если она узнает о том, как мы с ним общались. И всё равно говорю о поцелуе и о том, что сорвала ему свидание.

Видимо, именно эти отрезвляющие слова мне и нужны, чтобы вспомнить о гордости. Хотя и сама прекрасно понимаю, как глупо себя вела.

— Расскажи ему за ту ночь, и тебе самой станет легче.

— Если только встречу его… Он меня избегает.

— Тогда тем более выбрось его из головы, тебе нужно переключиться. Пойдем на следующих выходных на вечеринку к Грахольскому? Уверена, там будет круто, народу будет много.

— Не знаю… Подумаю.

— Чего думать-то? Так всё, я пойду. А ты меня одну не оставишь, — заявляет решительно.

Спорить с ней не берусь, хотя для себя уже знаю, что никуда я не пойду.

Попрощавшись с подругой, возвращаюсь домой, но родителей не застаю. Мама наверняка поехала сама, куда она там звала меня днем, а папа снова работает в выходной.

Разместившись с чаем около плазмы на диване, считаю, что это прогресс. Я хотя бы не закрываюсь снова в своей комнате.

— Ну неужели, — слышится за спиной. — Кто-то выполз из своей конуры. Так, гляди, и до порога доберешься.

— Я сегодня гуляла… — бурчу нахмурившись, но когда вижу расслабленную улыбку папы, тоже невольно улыбаюсь.

Он садится рядом и кривится, глядя на экран, где разворачивается драматическая сцена.

— Может, включишь что-то повеселее?

— Я вообще уже спать собиралась, — щелкаю пультом.

Окинув меня быстрым взглядом, он качает головой.

— Скажи мне имя этого идиота, и я прострелю ему яйца.

В шоке распахиваю глаза и верчу головой. Оживляюсь мгновенно.

— Ты чего, пап? Не надо…

— Не скажешь, значит. А я уже собирался за охотничьим ружьем идти.

— Папа!

— Что папа? Не железный я, сопли мне вот эти дома… — ворчит нахмурившись.

Он выглядит недовольным, но я знаю, что просто переживает за меня, потому что очень любит.

Он всегда решает любую мою проблему в тот же момент, стоит с ним только поделиться чем-то. И почему-то рассказать что-то ему легче, чем маме. Он всегда старается меня понять и никогда не осуждает.

Прижавшись к нему, я улыбаюсь. Но когда он гладит меня по голове как в детстве, жмурюсь от сдерживаемых слез и не выдерживаю.

— Я просто влюбилась…

— Так светиться должна, нет? — удивляется он.

— Он меня оттолкнул. Вообще видеть не хочет…

Папа шумно вздыхает и целует меня в макушку.

— Нет, я всё-таки прострелю ему яйца.

Отстранившись, смотрю на него с улыбкой.

— А знаешь, пап, ты мне и правда можешь помочь.

Кажется, я знаю, как добиться внимания Давида. Либо потрепать ему нервы…

__________

В тг добавила визуал Ады)) Все видео будут только там, так как здесь нет возможности разместить❤️

(Ссылка на телеграм есть в разделе "Обо мне")

15

Последние десять минут я придирчиво смотрю на свое отражение в зеркале. Снова поправляю манжеты на белой блузке, приглаживая и без того ровную ткань, и прохожусь ладонями по узкой черной юбке на бедрах, подчеркивающей изгибы тела.

Струящиеся темные волосы я собрала в хвост. Теперь могу быть спокойной, когда на моей шее уже нет следов от жгучих поцелуев…

В дверях моей спальни появляется папа. Он подходит ближе, окидывая меня внимательным взглядом, и одобрительно улыбается.

— Готова?

— Да… уже выезжаем? — От волнения мой голос звучит хрипло.

Все утро провела в сборах, жутко нервничая, но сейчас, когда до встречи с Давидом остается не больше часа, мне становится страшно.

Как он отреагирует? Что скажет? Сможет ли сдержать эмоции при отце? И что будет потом…

Моя идея уже не кажется такой хорошей. Но папа успел обо всем позаботиться, и отступать слишком поздно.

— Красавица, — заверяет он с некой задумчивостью. — Когда только выросла…

— Ну хватит, пап, — ощущая неловкость, отхожу от зеркала и беру с комода свою сумочку. — Мы не опоздаем?

— Поехали, — смеется он и выходит из комнаты первым.

Мама провожает нас до двери и ободряюще сжимает в своих объятиях.

Она думает, что таким образом я решила избежать возвращения в институт, и, судя по всему, поддерживает мой выбор. Переубеждать я ее не стану… Да и учебу бросать не собираюсь.

В машине папа фоном включает музыку, но это нисколько не успокаивает. Наоборот, мои нервы натянуты до предела.

В висках часто пульсирует, а влажные ладони холодеют. А стоит представить ледяной взгляд Давида, жуткий мороз расползается по всему телу.

Двадцать минут пути в таком нервном состоянии даются мне не легко. Но когда перед нами плавно открываются массивные стеклянные двери, я едва ли держусь на ногах.

Каждый шаг на высоких шпильках отражается эхом в стенах просторного холла. Стараюсь не отставать от папы, который, в отличие от меня, абсолютно спокоен.

И когда мы поднимаемся на верхние этажи здания, я буквально задыхаюсь от нарастающей паники. Сердце срывается на бег, пока я веду мысленный отсчет последних секунд до момента, когда снова его увижу.

Придерживая дверь, папа пропускает меня первой. Замираю в нерешительности, глядя на него в поисках поддержки. Но он лишь мягко улыбается мне и кивает.

У меня были сутки на то, чтобы подготовиться к встрече с Давидом. Он же совершенно точно не ожидает меня увидеть.

Глубокий вдох. Судорожный выдох. И я переступаю порог его кабинета.

— Давид Евгеньевич, — с улыбкой в голосе обращается к нему отец, — позвольте представить вам нового сотрудника компании «Health Oasis».

Звенящая тишина после громкого объявления папы давит на уши. Сжимаюсь, ощущая тяжелый взгляд на себе, и медленно поднимаю глаза.

Боже…

В этом взгляде гораздо больше, чем я способна сейчас вынести и принять…

Если бы была такая возможность, я бы отмотала время назад и ни за что на свете не решилась бы попросить отца устроить меня к ним в компанию.

Но такой возможности у меня нет. И мне просто необходимо хотя бы попытаться обрести уверенность.

Внимание Давида уже давно переключилось на отца, а я всё так же гипнотизирую взглядом паркет в его кабинете.

— Почему не оформишь ее к себе в Омегу?

Его голос ровный, без намека на ту нервозность, которая сейчас полностью овладевает мной.

— Нечего ей там делать, — легко отмахивается отец. — Ты же знаешь, что я там только на собраниях акционеров появляюсь. В той среде, что я сейчас активно развиваю, девушке не место.

Я слышала из обрывков разговоров о том, что папа ведет активную борьбу на торгах госзакупок оружия. Поэтому попросит его устроить меня к Давиду был заранее беспроигрышный вариант.

— Ада учится на экономическом, — продолжает отец, — решил, что из всех дочерних компаний холдинга ей будет ближе всего твоя.

— Клиника?

— Не только, — папа подходит к креслу около стола и садится, вальяжно закинув одну ногу на другую. — Я хочу, чтобы ты присмотрел за ней. Она девочка умная, учится отлично. Дай ей какую-нибудь интересную работу. Только так, сильно не перегружай.

Стою около сидящего в кресле отца, чувствуя себя глупой дочерью мецената, которую устраивают на работу «по блату». Но я отмахиваюсь от этих мыслей, ведомая лишь одной целью…

Сердце колотится так, словно пытается вырваться из груди в ожидании его решения. Но он не спешит соглашаться.

— А учеба? — продолжает Давид с неким напряжением, что я легко улавливаю в его голосе.

— Говорю же, не нагружай. Свободный график ей сделай. Ну что мне, объяснять тебе? — папа вынимает из пиджака свой телефон, глядя на горящий экран. — В общем, разберешься. Отвлечься ей надо.

С этими словами он принимает входящий вызов и покидает кабинет. А я чувствую, как из-под ног уходит земля…

Ищу опору рукой, касаясь кожаной обивки кресла, и содрогаюсь от ужаса, когда слышу приближающиеся шаги.

Он останавливается напротив. Подавляет своей энергетикой и силой, даже не касаясь меня. Не произнося ни слова.

Чувствую себя такой слабой, когда даже не решаюсь посмотреть в его лицо. Упираюсь взглядом в широкую грудь, прикрытую белой рубашкой. Одной силой воли удерживаю себя и не отворачиваюсь.

А затем меня словно током пробивает…

Давид обхватывает пальцами мой подбородок, вынуждая вскинуть голову и встретиться с его глазами.

И я снова не чувствую опоры под ногами...

16

— Зачем? — спрашивает с мнимым спокойствием.

Закусывая щеку изнутри, отрезвляю себя болью. Резервы моей выдержки давно исчерпаны. Но я нахожу в себе силы, чтобы ответить.

— Ты знаешь…

Он сжимает челюсти, словно теряет контроль над собой. Всего на мгновенье. А в следующую секунду пронзает меня холодным жестким тоном.

— Что из последнего нашего разговора тебе было непонятно? Куда ты лезешь? Какого черта, Ада! — бьет словами, а на деле скидывает руку, опуская вниз.

Ответов, которые бы его устроили, у меня нет.

Мне сложно объясниться с ним словами, и так было всегда. Удивительно, но гораздо проще донести все свои мысли и чувства действиями. Неконтролируемо, отчаянно и бездумно.

Руки самовольно тянутся к его груди с желанием прикоснуться. Но он из резко перехватывает.

Крепко сжимает пальцы, стискивая их одной ладонью. Едва заметно качает головой и скидывает их вниз, словно отмахиваясь от меня, как от назойливой девчонки.

А затем он отстраняется и возвращается за свой стол.

— Работать хочешь… — бросает с нескрываемой злостью и раздражением. — Я тебе это обеспечу. Дам тебе работу.

Он поднимает трубку внутреннего телефона и после короткой паузы вызывает свою помощницу.

В дверях тут же появляется молодая девушка и проходит в кабинет.

— Олеся, проводи дочь Авдеева в сто седьмой кабинет, а потом зайди ко мне.

Больше он на меня не смотрит. Переключается на бумаги и с непроницаемым выражения лица погружается в работу, теряя какой-либо интерес ко мне.

Олеся выглядит несколько удивленной, но выполняет поручение своего босса беспрекословно.

Лишь оказавшись в выделенном для меня кабинете, я понимаю, чем была вызвана ее растерянность.

Помимо того, что он находится через несколько этажей от кабинета генерального директора и в дальнем углу от лифтов, в нем, очевидно, давно никого не было.

Помощница Давида суетится, освобождая для меня стол, заваленный бумагами, двигает кресло от такого же пустующего стола и поглядывает с неким интересом.

— Чей это кабинет? — интересуюсь больше для того, чтобы заполнить неловкую тишину, и подхожу к окну.

Открыв его, впускаю свежий воздух, а затем возвращаюсь и помогаю ей с бумагами и папками.

— Да ничей… — пожимает плечами. — Не помню, чтобы он был раньше занят. Здесь, кстати, архив рядом, а в другой стороне коридора есть туалет. Кофейня этажом выше. Соседние несколько кабинетов тоже пустуют… — добавляет тише, но быстро оживляется и продолжает с улыбкой: — Но у нас планируется расширение, и через пару месяцев у тебя появятся соседи.

— Всё хорошо, — ободряюще улыбаюсь, но утешить тем самым пытаюсь себя. — Мне и одной вполне комфортно.

— Так, ты пока обустраивайся, а я поднимусь к Давиду Евгеньевичу и вернусь к тебе уже со всей информацией. Я, честно сказать, не знала, что у нас новый сотрудник…

— Не переживайте так, буду ждать, — снова расплываюсь в натянутой улыбке.

Олеся оставляет меня одну, и я, наконец, скидываю свою маску.

Плакать себе не позволяю. Растирая ноющие виски, возвращаюсь к окну, за которым срывается мелкий дождь.

Вдыхая полной грудью влажный воздух, пытаюсь свыкнуться с мыслью, что все мои старания были напрасными.

Понимаю ведь, что он намеренно меня запихнул сюда, подальше от себя. Вряд ли я вообще с ним в этом офисе пересекусь хоть раз. Но и бросить всё я так просто могу.

Дело даже не в том, что я не хочу выглядеть легкомысленной и непостоянной в глазах родителей. И даже не в том, что надеюсь на случайную встречу с Давидом в офисе. Теперь уже понятно, что они бессмысленны. Ничего не изменится.

Я просто цепляюсь за остатки гордости…

К тому же есть вероятность, что, загрузив себя учебой и работой, мне будет легче справиться со своим нездоровым влечением. Отвлечься. Чего и хотел папа…

Олеся возвращается спустя минут двадцать. Теперь уже она не пытается мне улыбнуться и словно проникается ко мне жалостью.

— Вы же дочь Авдеева? — уточняет вкрадчиво.

— Да, а в чем проблема?

— Нет, нет, проблем никаких нет, просто… Ладно, извините. Пойдемте со мной в архив, мне нужна будет помощь.

С архива мы приносим несколько коробок с документацией, и в течении следующего часа она объясняет мне мои задачи.

Когда она уходит, во мне не остается даже того крохотного желания остаться здесь, за которое еще недавно я так отчаянно цеплялась.

Давид решил загрузить меня с ног до головы документацией, которая, уверена, ему даже не пригодится и уже давным-давно оцифрована.

Впервые, с тех пор, как я знакома с ним, я испытываю такую злость на него, граничащую с яростью!

Прекрасно понимаю, что тем самым он хочет, чтобы я как можно скорее уволилась сама. Но я держусь… На одном лишь упрямстве.

В конце рабочего дня, когда мне звонит папа и что-то говорит об ужине, я вспоминаю, что вообще сегодня еще не ела. Но забываю об этом в ту же секунду, когда вслушиваюсь в его слова…

— Я уже звонил Давиду, рад что тебе все нравится, — посмеивается он, — не думал, что так задержишься в первый же день. Через полчаса ждем вас на ужин, мать тут сегодня накрывает стол.

— Меня с Давидом? — переспрашиваю растерянно.

— Да. Давай, заканчивай там, и приезжайте.

Несколько минут я сижу в оцепенении и не знаю, что делать.

Что это вообще значит? Я поеду домой с ним?!

Вздрагиваю, когда впервые за день звонит мой рабочий телефон.

— Спускайся, — жестким тоном требует Давид и отключается.

Сегодня я успела свыкнуться с мыслью, что увижу его теперь не скоро, и вряд ли вообще мы когда-нибудь останемся наедине… Как снова всё переворачивается вверх дном.