Другая истинная. Вторая жена дракона

Глава 1

— Приосанься, — шепнула мне на ухо нянечка и хлопнула ладонью по пояснице.

Я вздрогнула от холодного порыва ветра, выпрямилась струной, крепко удерживая на руках младенца. Безотрывно смотрела на ворота, которые вот-вот распахнутся и впустят в поместье экипаж моего мужа. Война закончилась и генерал драконов с победой возвращался домой. А здесь его ждал сюрприз!

— Прекрати дрожать. Будь уверенной в себе. Ты ему сына родила, — нянечке Флоренс легко говорить. После пережитого в этом чужом и жестоком мире, трудно сдержать дрожь перед тем, от кого будет полностью зависеть моя судьба. — Торен очень любит Соломею.

Соломею! Вот именно! Но теперь в ее теле я — София Коломейцева, которая умерла от лейкемии в возрасте сорока лет на руках любимого супруга. В мире магии и драконов не привечают попаданцев. Им дают новое имя и продают на невольничьем рынке. Но у меня особые обстоятельства. Я выносила и родила дракону наследника всего месяц назад. О малыше он ничего не знает. Во время ожесточенных боев письма на фронт не доходили. Он так же еще не знает, чья душа поселилась в теле его молодой супруги.

Ворота с грохотом распахнулись, и в проеме показался пышный экипаж, запряженный четырьмя вороными конями. Они ржали, сбивая с ног ближайших слуг, их черная шерсть блестела под лучами заходящего солнца. Из экипажа выскочил лакей, одетый в ливрею цвета драконьей чешуи, и распахнул дверцу.

То, что показалось мне сначала лишь тенью, вышло наружу. Это был Торен — мой муж, такой же, как на портретах. Его фигура, высокая и могучая, казалась высеченной из самого мрамора. На нем была военная форма, украшенная орденами и вышивкой из драконьего золота. Его красивое аристократическое лицо выражало усталость, но глаза горели, и в них я увидела нежность, предназначенную только мне… или, скорее, Соломее.

Я сжала маленького ребенка, его головка уткнулась в мою грудь. Сердце колотилось как бешеное, угрожая вырваться наружу. Флоренс, заметив мое состояние, положила руку мне на плечо. Ее прикосновение, хотя и немного грубоватое, произвело успокаивающий эффект.

Торен приближался уверенным шагом, но в его взгляде сквозила осторожность. Он не спешил, осматривая меня с головы до ног. Я попыталась успокоиться, еще раз вспомнить все подробности жизни Соломеи, что запечатлелись в памяти и передались мне.

— Торен, — прошептала я, стараясь придать своему голосу нужную мягкость и нежность, присущую Соломее.

Дракон остановился передо мной, его темные глаза, словно бездонные колодцы, буравили меня насквозь. Он приблизился, осторожно взял у меня ребенка. Маленький мужчина с большими зелеными глазами, как у матери.

— Мой сын… — лицо мужа радостно озарилось. Он поцеловал малыша в лоб. — Как же я скучал…

Я пыталась держаться спокойно, притвориться настоящей Соломеей, но страх не отступал. Скоро он узнает и...

— Я так рада тебе, мой дракон, — прошептала, прижимаясь к мужу.

Торен обнял меня, его объятия были сильными и нежными одновременно. Я закрыла глаза, позволив себе на миг забыться. Но в глубине души знала, что мое присутствие здесь — временное, хрупкое равновесие.

— Сыночек! Неужели! — вот и треснул под ногами лед! Из дома выбежала ненавистная свекровь. Это она распознала во мне самозванку и вызвала мага, чтобы зафиксировать подмену душ. Не знаю, чем бы закончилась та жуткая сцена, если бы маг не выявил беременность Соломеи. Все эти долгие месяцы в новом мире я провела, как в аду, а скорее, в чистилище, ведь ад мог быть еще впереди! — Родной мой! Держись! У нас беда! — мать Торена раскинула объятия.

Дракон нахмурился, передал ребенка нянечке и прижал мать к груди.

— О чем ты? — вкрадчиво спросил.

— Твоей обожаемой Соломеи больше нет, — пустила она скупую, явно специально выдавленную слезу. Судя по воспоминаниям хозяйки тела, свекровь никогда к ней хорошо не относилась. Постоянно донимала и жестоко воспитывала. Именно во время их ссоры бедняжку хватил удар и та упала с лестницы. Лекари спасли ее тело, но не душу. Ох, с не простой судьбой мне девушка досталась! — Отлетела ее душа, дорогой. А в теле поселилась самозванка, — указала она на меня тонким пальцем и злобно прищурилась.

На мгновение мне показалось, что Торен просиял, будто новость о кончине души его благоверной ему понравилась! Или мне лишь показалось?

— Подмена? — он посмотрел на меня иначе. Как на букашку, которую можно раздавить одним пальцем и избавиться от назойливого жужжания. — Как это случилось? — спросил твердо, но Дебора не дала мне возможности ответить. Начала сбивчиво рассказывать сыну о несчастном случае на лестнице. Сцену их ссоры с невесткой она, конечно же, опустила.

— Простите! — все же я решилась перебить свекровь и выступить вперед. Знаю, какими суровыми могут быть генералы, ведь у самой отец был военным, но надо защищаться, пока не поздно. — Господин Торен Ройс, поверьте, для меня стало огромной неожиданностью умереть в своем мире и очнуться в теле вашей супруги. Уверяю, что сама стала жертвой обстоятельств. Но считаю не справедливым отлучать меня от жизни Соломеи, окончательно похоронив ее прежнюю. Этот маленький человечек для меня такой же родной сын, как и для вас…

— Он не человек! Нахалка! — завелась ни на шутку Дебора, всплеснув руками.

— Сэмвелл — мой ребенок. Я носила его под сердцем и рожала в муках. Это не только кровные узы. Это настоящая материнская любовь. Прошу, не лишайте меня возможности видеть, как растет мой сынок. Обещаю, что буду для вас самой верной и доброй женой, — не жалея шикарного пышного платья прекрасного изумрудного цвета, я опустилась на колени перед драконом прямо на юбки. Подняла полный надежды взгляд, стараясь найти в черных глазах мужчины сострадание.

Глава 2

— Как это было? — Дебора заваливала сына вопросами, пока я скромно семенила следом за процессией. Поглядывала на нянечку, которая несла ребенка на руках.

— Это было лучшее, что я когда-либо чувствовал! — восторженно ответил Торен, пока мы шли по холлу особняка. — Пролетая над степью, я ощутил жар, пробирающий до кости, и увидел свою Шармиллу. Она подняла взгляд в небо и я влюбился окончательно, бесповоротно! — слушая все это, я с трудом сдерживала слезы. Так сроднилась с телом Соломеи, что за девушку было обидно так же сильно, как и за себя. Хорошо, что она бедная отошла в мир иной раньше, чем увидела, как ее обожаемый дракон притащил в дом истинную. Насколько успела узнать — для любого дракона связь с истинной парой зверя — святое. Прежняя супруга, по желанию, может остаться в доме второй женой. Собственно, мне теперь только на это и стоило рассчитывать, если сам дракон, конечно, позволит.

— Шармилла! Какая красавица! — восхитилась Дебора и ее взгляд скользнул по мне, оценивающий и проницательный.

Я опустила глаза, стараясь не встречаться с ней взглядом. Торен, весь сияющий от счастья, даже не обращал на меня внимания, полностью поглощенный рассказом о своем волшебном полете и встрече с любимой. Он жестикулировал, живо описывая бескрайние степи, жгучее солнце и блеск глаз Шармиллы.

Нянечка, молчаливая и невозмутимая, продолжала нести спящего ребенка, словно статуя, приставленная к этой странной семейной сцене.

Мы вошли в огромный торжественный зал, заставленный древними гобеленами и скульптурами. Обычно он служил местом приема дорогих гостей. Дебора здесь вместо сына проводила переговоры и принимала важные семейные решения.

Свекровь резко остановилась, повернувшись ко мне. Не читаемое лицо ничего не изображало, но в глазах, как на миг показалось, мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— Флоренс, уложи ребенка, — распорядилась женщина и жестом прогнала всю прислугу вслед за нянечкой. — Соломея… — тихо произнесла она, и в этом имени слышалась и скорбь, и признание того, что произошло. Я сделала небольшой поклон, стараясь сдержать дрожь в руках. — Точнее, София... — в спокойном голосе слышалась сталь. — Ты знаешь позицию семьи Соломеи. Пока ты под покровительством супруга, они не могут участвовать в твоей судьбе, — ох, как сейчас помню приезд отца после трагедии. Я была поражена черствостью его сердца! Дентон Нордак легко простился с погибшей душой дочери и отказался от ее тела. Не захотел участвовать в будущем попаданки. По сути, за меня радела лишь нянечка Флоренс, которая растила Соломею с пеленок и проявила ко мне сочувствие и понимание. — Сэмвелл принадлежит нашему роду. После развода… — у меня сердце пропустило удар, когда я услышала это страшное слово! — Мы передадим тебя стражам. Пополнишь казну королевства, когда тебя продадут на невольничьем рынке, — услышала я то, чего так сильно боялась и едва сознание не потеряла от шока. — Нужно готовиться к свадьбе, — одарила она красавицу Шармиллу благосклонной улыбкой.

Я же посмотрела на дракона, который все это время молча стоял у окна, выходящего на бескрайний сад. За его стеклянной поверхностью расстилались цветущие луга и блестела вода огромного пруда.

— Господин Торен! Прошу! Позвольте мне остаться второй женой! — склонила перед мужчиной голову, страшась заглянуть в его черные глаза и увидеть в них отказ.

— Еще чего! — выступила Шармилла, а я неподвижно застыла.

— Связь с истинной — это священно! Но дракон может оставить прежнюю супругу в доме на правах второй жены, — пожала свекровь плечами и у меня появилась крохотная надежда.

— Да откуда нам знать, кем она была в прошлой жизни?! А если убийцей! Как можно было доверить ей младенца?! — судя по второму акту выступления истинной пары Торена я поняла, что девушка не так проста, как показалось изначально. Ей палец в рот не клади! Сожрет она меня и не подавится! Надо начинать обороняться уже сейчас.

— Убийцей?! — прошипела я. Гнев, подобный раскаленной лаве, поднялся из глубины моего существа. Шармилла, с ее высокомерной улыбкой, напоминала хищную кошку, готовую наброситься на добычу. Я, конечно, понимала, что ее беспокойство за ребенка — лишь маска, скрывающая чистое желание поскорее от меня избавиться. — Я никогда не причинила бы вреда ни одному ребенку! — мой голос дрожал от возмущения, но я старалась сохранить хоть какую-то долю достоинства. — А вы, госпожа Шармилла, с таким уверенным видом обвиняете меня, даже не познакомившись поближе! Какие у вас есть доказательства? Или это просто интуиция, подсказывающая вам, что я — злодейка, достойная лишь смерти? Да будет вам известно, что в своем мире я посвятила жизнь уходу за тяжелобольными людьми. Мой муж — самый востребованный архитектор в городе! А сама я в совершенстве владею искусством ландшафтного дизайна. Долгие годы я боролась со смертельной болезнью и умерла на руках своего любящего и заботливого супруга. Не знала, что попаду в такой жестокий мир, где людей продают на рынках, как скот!

Торен, до этого молча наблюдавший за нашим спектаклем, наконец, вмешался:

— Хватит! — его голос, хотя и низкий, прорезал воздух с нескрываемой силой. — Матушка, отведи Шармиллу в мои покои. Я хочу поговорить с Софией наедине!

Истинная недовольно скривилась и развернулась, махнув копной пшеничных волос, а я вся превратилась в нерв перед судьбоносным разговором.

Глава 3

— Драконы в нашем мире имеют особое отношение к своим женщинам, — начал Торен спокойно и ровно, жестом предложив мне присесть на диван. Сам опустился рядом и даже легонько улыбнулся. — Это большое везение, если зверь находит свою истинную пару. От нее нельзя отказаться, иначе дракон зачахнет. Я любил свою Соломею, но, выходя за меня замуж, она знала, что однажды я могу привезти в дом истинную. Возможно, тебе сложно понять то, о чем я говорю, но здесь и сейчас, оказавшись в подобном положении, мне надо принять решение. Прежде, чем я это сделаю, хочу убедиться, что ты, как иномирянка, не представляешь угрозы, — он снял с шеи амулет — ярко-красный камень, ограненный золотом, и протянул его мне. — Подержи в ладони, — с опаской я приняла из рук генерала вещицу.

Прохладный камень, словно живой, пульсировал в ладони, отдавая легким холодком. Я почувствовала, как по коже пробежала волна покалывания, а затем — странное ощущение прилива энергии. В голове все закружилось, образы мелькали с бешеной скоростью: безмятежное детство в деревне, выпускной, знакомство с будущим мужем, учеба, работа, болезнь и… смерть.

Торен не сводил с меня глаз, слегка наклонив голову, словно стараясь разобрать сложные узоры на моем лице. А потом накрыл ладонью мою руку и аккуратно забрал камень. Прикрыл веки, прижав амулет к груди.

— Камень памяти всегда помогал на войне понять, кто друг, а кто враг. Вот и в мирной жизни послужил окном в чужой мир, — одобрительно кивнул дракон.

— Я видела… свое прошлое, — прошептала, стараясь собрать рассыпавшиеся мысли в кучу.

Торен вздохнул, его плечи опустились, и во взгляде я увидела усталость, смешанную с осторожной надеждой.

— И я его увидел, — спокойно сказал он и повесил амулет обратно на шею.

Торен молчал некоторое время, разглядывая меня с нескрываемым интересом. Даже неловко стало, я не знала, куда себя деть, ожидая вердикта дракона.

— Я очень любил Соломею, — его взгляд, прежде исследовательский, смягчился, приобретя оттенки заботы и… чего-то еще, неопределенного, что заставило мои щеки вспыхнуть. — Избавиться от ее тела и продать твою душу… Не смогу так поступить, — потянулся он к моему лицу и заправил за ухо выбившуюся из прически прядь каштановых волос. У меня словно гора с души свалилась. От испытанного облегчения глаза налились слезами радости.

— Вы позволите мне заботиться о ребенке? — спросила с тихой надеждой.

— Ты останешься официально на правах второй жены. Будешь кормилицей Сэмвелла. Но жить будешь в отдельной комнате в крыле для прислуги рядом с нянечкой Флоренс. Ты должна понимать, что я буду за тобой наблюдать. Лишь приняв эти условия, ты сможешь остаться в моем доме.

Я кивнула, сглотнув комок в горле. Я понимала и принимала. Потому что альтернативы нет. Даже если бы он предложил мне остаться и убирать навоз в конюшне, я согласилась бы на все! Лишь бы не оказаться в рабстве вдалеке от сына! Но сердце все равно болело. Болело за Соломею, за ее потерянную любовь.

Я на миг представила лицо Шармиллы, когда Торен ей объявит о принятом решении. С высоты прожитых лет понимала, что это будет началом нашей холодной войны. Шармилла не позволит бывшей, которую так любил дракон, маячить перед ним каждый день, соблазняя своим красивым телом. И мне придется бороться за свое место в замке Ройс, за свое выживание. Но теперь я знала, что не одна. У меня есть хоть какая-то защита в лице Торена, пусть и не такая сильная, как я хотела бы. Докажу всем, что иномирянка достойна более доброго отношения, чем то, которое я получила сегодня.

— Благодарю. Никогда не забуду вашей доброты, господин Ройс.

Я склонила голову, стараясь скрыть дрожь в руках. Благодарность, что сорвалась с моих губ, звучала искренне. Впервые за долгие и мучительные месяцы бок о бок со свекровью, я ощутила чью-то поддержку. Для женщины моих нравов унизительно иметь статус второй жены без права голоса и стать, по сути, прислугой в доме хозяина. Но и за это была благодарна. Лучше, чем страх перед неизвестностью. Главное, буду рядом с ребенком, к которому прониклась материнской любовью.

Глава 4

Комната в крыле для прислуги оказалась крошечной, но чистой. В ней стояла узкая кровать, деревянный стол и стул. Окно выходило на заросший диким плющом забор, отделяющий замок от лесных зарослей. Флоренс встретила меня приветливо, радостно приняв новость и моем новом статусе.

— Я же говорила, что Торен любит Соломею и не позволит ее телу пропасть. Большая удача, что он разрешил тебе остаться. Мало кто из иномирян, пройдя тернистый путь рабства, добивается успеха в жизни. На моей памяти был только один случай, когда девушка стала фавориткой в королевском дворце. Но прожила она недолго. Отравили бедняжку, — махнула Флоренс пухлой рукой и повела меня за собой.

В этой части замка мне бывать не доводилось. Практически всю беременность я просидела в покоях Соломеи под охраной стражей и пристальным наблюдением Деборы. Лишь изредка меня выводили на прогулку в сад, по пути к которому был просто ужасный ландшафт. Руки безумно чесались его переделать под дизайн в стиле русской усадьбы, как сейчас модно. Привнести частичку своего мира и украсить новый так, чтобы глаз радовался. Но мне не разрешалось даже просто наклоняться лишний раз, берегли, как фарфоровую вазу, пока я вынашивала ребенка.

Вещи Соломеи у меня отобрали, оставив лишь одно дорогое платье на случай приезда в замок гостей. Теперь я мало чем отличалась от обычной горничной. Флоренс рассказала о распорядке дня и о том, где находится кухня для прислуги. Она провела меня по длинному, слабо освещенному коридору, стены которого были увешаны портретами драконьих предков — суровые мужчины в старинных доспехах и бледные женщины с высокими воротниками.

Воздух был пропитан запахом пыли и чего-то еще, неуловимо сладкого и одновременно затхлого — смесью старой древесины, запылившихся ковров и, возможно, специй из кухни. Коридор вывел к широкой каменной лестнице, ведущей вниз. Спуск был крутым, ступени скользкие от времени. Я с опаской спускалась, придерживаясь за холодный, шершавый камень, чувствуя под ногами сырость и прохладу подземелья.

Внизу царил полумрак. Единственным источником света стали несколько факелов, чадящих дымом и отбрасывающих пляшущие тени на каменные стены. Воздух еще более тяжелый, пропитанный сыростью.

Я услышала отдаленный шум — похоже, работали люди. Флоренс указала на деревянную дверь, обшитую толстыми железными полосами. Это и была кухня для прислуги. За дверью разворачивалась живая, бурлящая жизнь. Воздух здесь насыщен ароматами мяса, овощей и специй. Помещение большое с низким потолком, закопченным от постоянного огня. В центре стояла огромная каменная печь, из которой доносились треск и шипение. Несколько женщин в грубых холщовых одеждах суетились вокруг нее, мешали что-то в больших чугунных котлах, рубили овощи на деревянных столах. Все выглядело хаотичным, но организованным.

Нянечка представила меня, как «вторую жену хозяина», и женщины пристально на меня посмотрели. В их взглядах не читалось враждебности, скорее любопытство и немного сочувствия. Одна из них, более старая и полная, с добрым лицом, улыбнулась и предложила мне чашку теплого молока с медом.

Я с благодарностью приняла ее предложение и посидела немного в душном помещении, мило общаясь с кухарками. А потом отправилась в детскую, чтобы покормить Сэмвелла грудью.

У порога наткнулась на свекровь, которая не сразу впустила меня внутрь.

— Сначала помойся! Не смей брать ребенка своими грязными руками! — отчитала она меня, как малолетку, не способную без наставлений соблюдать личную гигиену.

Не в моем характере сносить подобное обращение, но пришлось проглотить, кивнуть и отправиться прямиком в ванную комнату.

Вода, льющаяся из крана, была ледяной, как и взгляд свекрови, который я мысленно ощущала даже сквозь закрытую дверь. Мысленно я уже перебрала десяток колкостей, которые могла бы ей выпалить, но решила пока повременить. Ссора ни к чему, особенно перед ребенком.

Я тщательно вымыла руки, не только ладони, но и запястья, намылила их до скрипа, стараясь смыть не только грязь, но и обиду, которая, как въевшееся пятно, портила настроение.

После душа, я ополоснулась прохладной водой, стараясь привести себя в чувства. В зеркале отражалось мое лицо — немного покрасневшее от обиды, но зеленые глаза горели не только от негодования, но и от какой-то странной решимости. Эта женщина... заходит слишком далеко! Ее слова не просто замечание, а очередная попытка унизить, поставить меня на место.

Я слишком долго терпела ее придирки, находясь в неопределенном положении, сглаживала острые углы, старалась угодить, но терпение, как и последняя капля воды в опустевшем стакане, иссякло.

Выйдя из ванной, я почувствовала, как напряжение накапливается внутри. Решила подойти к ситуации иначе. Я не буду опускаться до ссор и криков, но я дам ей понять, что в новом статусе второй жены я не безропотная кукла, которую можно унижать безнаказанно!

Взяв ребенка на руки, я улыбнулась сынишке, стараясь, чтобы моя улыбка была искренней и теплой. Потом повернулась к свекрови.

Ее лицо выражало ожидание моих извинений или, по крайней мере, покорности. Но я не извинилась.

— Спасибо, что напомнили о гигиене, — сказала спокойно, но твердо. — Я всегда слежу за чистотой, особенно когда имею дело с ребенком. В моем мире безопасность и здоровье детей тоже на первом месте. Однако хочу заметить, что ваш тон был не совсем корректен. С этого дня я в официальном статусе второй жены Торена и требую к себе элементарного уважения. Надеюсь, в будущем вы будете это помнить.

Глава 5

Первые дни прошли в туманной суматохе. Я заботилась о Сэмвелле, стараясь не показывать Шармилле свою принадлежность к дому Ройс. Встречи с Тореном были редкими, короткими и формальными. Он появлялся лишь для того, чтобы узнать о состоянии сына, его взгляд оставался холодным и отстраненным. Зато Шармилла не упускала ни единой возможности напомнить мне о моем месте. Ее улыбка колючая, как ледяные иглы, а слова — яд, медленно проникающий в душу. Она заставляла меня чувствовать себя нежеланной гостьей, тенью, которую постоянно пытаются стереть.

День свадьбы Торена и Шармиллы для меня был залитой солнцем пыткой. Замок Ройс, обычно величественный и холодный, превратился в кипящий котел из шелка, драгоценностей и сплетен. Воздух гудел от предвкушения и напряжения, которое я ощущала физически — тяжестью в груди, сдавливающей дыхание. Зато появился повод надеть свое единственное праздничное платье.

Я старалась быть незаметной, сосредоточившись на заботе о сыне. Каждый мой шаг, каждое движение контролировались не только свекровью, но и слугами, взгляды которых, хотя и скрытые, были пронизаны явным презрением.

Истинная, словно павлин, гордо расхаживала в своем свадебном наряде — облаке из белого шелка, расшитого жемчугом, который переливался в свете сотен свечей, словно осколки замороженного моря. Ее красота была холодной, безупречной, как ледяная статуя. Сложно не залюбоваться. Стоя поодаль от восторженных гостей, я тайно вздыхала, вспоминая собственную свадьбу.

— Ох и попьет эта змея ему крови, — шепнула мне на ухо Флоренс и бросила ненавистный взгляд в сторону невесты. — Почти всю прислугу до слез довела. Да что уж там прислугу, я вчера видела, как леди Дебора рыдала в гостиной, — откровения нянечки стали для меня открытием. Довести железную женщину до слез — особый вид искусства!

— А что случилось? — поинтересовалась я, найдя взглядом величественного стана свекровь, что от сына не отходила.

— Она заставила перешить свадебное платье три раза! Говорила, что кружево не того оттенка белого, жемчуг не достаточно крупный, и вообще, это не достойно ее положения! Бедняжки швеи плакали все ночи напролет, стараясь угодить строптивой невесте, — Флоренс замялась, оглядываясь, словно боясь, что ее услышат.

Я перевела взгляд на Шармиллу. Ее лицо, казалось, было выточено изо льда, ни единой эмоции не дрогнуло на безупречно гладкой коже. Она грациозно поднимала бокал, принимая поздравления, улыбаясь холодной, недосягаемой улыбкой. В этой улыбке не чувствовалось тепла, только ледяное спокойствие и глубокое презрение.

— Потом устроила целый скандал из-за торта. Повар испек шедевр, настоящее произведение искусства, но она заявила, что сливки слишком жирные, а украшения не подходят к ее платью. Бедный повар был в отчаянии. Она обвинила его в некомпетентности и заставила переделывать торт заново, уже под ее строгим руководством. В итоге торт будет готов только к самой поздней части праздника.

— Согласна, есть в ней что-то пугающее. Стерва в чистом виде, — высказала я свое мнение без стеснения.

— А еще... — прошипела Флоренс, понизив голос до шепота. — Она требует, чтобы после церемонии леди Дебора покинула замок и переехала жить в загородное поместье.

— Здесь я могу ее понять, — хохотнула, вспоминая мои «чудные» деньки, проведенные со свекровью.

Нянечка едва сдержала смешок, прекрасно понимая, о чем я толкую.

А что же чувствует жених? Я кинула взгляд на Торена. Он выглядел счастливым, влюбленным, зачарованным красотой своей жены. Или он просто не видит или не хочет видеть истинное лицо Шармиллы? Что чувствуют драконы, когда их зверь находит истинную?

— Боюсь, если леди Деборы не станет, тебе совсем тут жизни не будет, — с опаской призналась Флоренс, но тему развить мы не успели. Началась церемония.

Она прошла в помпезном зале, украшенном гербами Ройс и совершенно мне не понравилась. Не чувствовалось того тепла и любви, что царили на свадьбах нашего мира. Торен, стоящий рядом с Шармиллой, казался не более чем красивой, бездушной статуей. Обмен клятвами прозвучал как формальность, холодный, безжизненный ритуал. Даже присутствующие гости, одетые в свои роскошные наряды, казались застывшими, лишенные искренних эмоций.

После церемонии начался пир. Шармилла, словно хозяйка, победившая в какой-то невидимой войне, сияла, пристально наблюдая за каждым моим движением. Зачем-то усадила меня за стол по правую руку от себя, хотя я как раз хотела покинуть торжество. Но вскоре я поняла, к чему вдруг ко мне столько внимания.

— Торен пожалел иномирянку. Оставил кормилицей на правах второй жены! — объявила во всеуслышание Шармилла и взгляды гостей колкими иглами проникли мне под кожу. — Но это ненадолго, пока малыш не окрепнет, — подливала она масло в огонь, представляя меня гостям, не скрывая своего презрения в каждом слове. Ее тонкие, резкие слова были искусно замаскированы под вежливую беседу, но я чувствовала, как они ранят, словно отравленный кинжал, медленно проникающий в сердце. Каждый взгляд, каждый шепот за спиной напоминали о моем низком положении и непризнании.

Лица присутствующих плыли перед глазами, размываясь в калейдоскопе пренебрежения. Они шептались, покачивая головой, их взгляды скользили по мне, оценивая, разбирая на части, как какой-то экзотический предмет, а не живого человека. Я чувствовала себя голой, лишенной защиты, выставленной на всеобщее осуждение. А Торен молчал, только подчеркивая мое унизительное положение.

Глава 6

— Баю-баю-баюшки, да прискакали заюшки. Люли-люли-люлюшки, да прилетели гулюшки. Стали гули гулевать, да стал мой милый засыпать, — мурлыкала я колыбельную, укачивая на руках сынишку и вспоминая те счастливые дни, когда пела детские песенки своей крохотной доченьке.

Нянечка Флоренс тем временем перестилала колыбель, тихо пыхтя, обозленная моим рассказом о выходке первой жены за праздничным столом.

— Ох, не будет тебе тут жизни, не будет, — причитала сердобольная женщина. — Бежать тебе надо, милая, — застыла она с пеленкой в руках и устремила взгляд в широкое окно.

— Да как я убегу, Фло? Здесь мой ребенок. Мой, понимаешь? — я чувствовала не только усталость, но и безысходность, острую, как осколок стекла. Жизнь в этом роскошном, но пропитанном ненавистью ко мне особняке, становилась невыносимой. Каждый день — новый акт в спектакле, где я играю роль безвольной прислуги.

Мой мальчик спокойно спал на руках, его дыхание было ровным. Я погладила нежные щечки Сэма, чувствуя прилив материнской любви, той любви, которая давала мне силы жить дальше. Но долго я не смогу терпеть. Нянечка права.

Взгляд Флоренс в широкое окно заставил меня задуматься. Бежать… Куда? К кому? У меня нет ничего и никого, кроме сына и нескольких драгоценностей Соломеи, которые я тайно сберегла на случай нужды.

— С ребенком все будет хорошо. Хозяин окружит первенца заботой. А вот тебя Шармилла со свету сживет! — помогла она мне уложить малыша в колыбель и усадила в кресло у камина. Вручила стакан теплого молока. — Нам надо за ней следить через тайные ходы. Я уже договорилась с горничной. Она дала мне ключи от потайной двери, что в нише коридора крыла прислуги, — выудила она из кармана железный ключ и тут же положила его обратно. — Попрошу кузнеца сделать для тебя такой же.

— Если кто-то из Ройсов узнает… — хотелось откреститься от опасной затеи нянечки, но она была настроена воинственно.

— Не узнает никто. Прислуга не станет болтать. За последние дни Шармилла всех успела достать. Ее уже все ненавидят, — подмигнула женщина и в этот миг дверь с грохотом распахнулась, от чего я вздрогнула и обернулась на шум.

В проеме застыла высокая фигура Торена в строгом идеально сидящем свадебном костюме цвета темного шоколада. Надо отдать должное этому миру. Все мужчины-драконы здесь, как на подбор. Можно смело на обложки модных журналов фотографировать. Да и сущность звериная чувствовалась на инстинктивном уровне.

Одним лишь жестом он заставил Флоренс выбежать из покоев, оставив нас наедине. Я подскочила с места и выпрямилась. Он подошел к колыбели и с нежностью посмотрел на спящего младенца, а потом перевел на меня пронизывающий насквозь взгляд темных глаз.

Воздух между нами сгустился до такой степени, что казалось, его можно потрогать, словно липкую паутину. Я попыталась что-то сказать, но язык прилип к нёбу. В горле стоял ком, душа дрожала от страха и непонятного предчувствия.

— Никак не могу привыкнуть, что Соломеи больше нет, — подошел он ко мне почти вплотную и провел ладонью по волосам, втянул носом воздух. Глаза дракона загорелись обожанием и страстью.

— Понимаю ваши чувства, — осторожно отпрянула, но его сильная рука все еще ощущалась на моих волосах. Я на миг прикрыла веки, пытаясь приглушить вспыхнувшие воспоминания: смех Соломеи, ее яркий, словно солнечный свет, взгляд, ее неукротимый дух. Их ночи любви с мужем, необузданную страсть и слова нежности. — Но вы встретили новую любовь, — распахнула глаза и обомлела от того, как близко его губы застыли у моих губ.

— Ты все помнишь, правда? — проигнорировал он мое высказывание о его новой жене.

Я легонько кивнула, боясь с ним соприкоснуться.

— Ты помнишь и чувствуешь, — голос его был низким, словно раскаты грома, но в то же время ласковым, как шепот летнего дождя. Его дыхание обжигало мою кожу, и я чувствовала, как учащается сердцебиение.

Полные необузданной энергии черные глаза дракона пламенели не только страстью, в них читалась мучительная тоска.

— Вот и я не могу забыть. Смотрю на тебя и схожу с ума. Вдыхаю твой запах и проваливаюсь в бездну.

— Я тоже, — прошептала непроизвольно, будто Соломея вдруг ожила и ответила за себя.

Он приблизился еще теснее, и я уже чувствовала тепло его тела, как волну обжигающего жара, проникающую сквозь тонкую ткань моего платья. Его рука, сильная и резкая, как стальная цепь, коснулась моего лица, легко проведя по щеке.

— Я не знаю, что делать, — захлопала ресницами, пожимая плечами. — Ваша жена…

— Сложно это все, — он притянул меня к себе, и я очутилась в крепких объятиях. — Мне трудно бороться с чувствами дракона, а ему с моими.

Невесомо коснулся моих губ. Его поцелуй был нежным и страстным одновременно, полным того же безумия и боли, что и его глаза.

— Не думай ни о чем сейчас, — прошептал он мне на ухо.

Я закрыла глаза, позволив себе погрузиться в этот вихрь эмоций. Вспомнила нежные руки Соломеи, которые так умело успокаивали мужа после долгих и изнурительных сражений. Вспомнила их страсть, их нежность, их абсолютную, всепоглощающую любовь. И я вспомнила, как он любил ее, как боготворил, как посвящал ей победы, как сгорал от ревности к любому мужчине, приблизившемуся к ней.

Его губы вновь коснулись моих, легким, едва заметным прикосновением, но в этом касании было столько боли, столько тоски, столько невыразимой печали, что мне стало невыносимо. Я почувствовала, как по щеке скатилась слеза.

Глава 7

— Дорогой! Я везде тебя ищу! — влетела она в детскую, как ураган, не думая о том, что громким голосом может разбудить малыша.

— Тише, — автоматически шикнула я, заглядывая в колыбельку. Сэмвелл закряхтел, но не проснулся, а я невольно коснулась губ, на которых еще оставался вкус поцелуя дракона.

Шармилла бросила на меня быстрый, оценивающий взгляд и ее глаза сжались в узкие щелочки. В них я прочла неприязнь, смешанную с чем-то похожим на… зависть? Возможно, она успела увидеть, что муж сжимал меня в объятиях.

— Идем. Супружеские покои готовы для первой брачной ночи, — Торен кивнул своей истинной и пошел к выходу, его движения были медленными и вялыми, как у куклы, лишенной пружин.

Дождавшись, когда Торен выйдет в коридор, Шармилла коварно ухмыльнулась и горделиво вскинула подбородок.

— Ты такая жалкая, как брошенная псина, — прошипела девушка и подошла к колыбели. Я заметила, как ее пальцы сжимаются в кулаки. Несколько секунд она стояла, застыв, словно хищная птица, готовящаяся к броску. — Такому животному как ты лучше не привязываться к хозяину, — рассмеялась, резко развернулась и направилась к выходу. Шлейф ее тяжелого свадебного платья шуршал, как змея, ползущая по каменному полу.

Я затаила дыхание и выдохнула только в тот миг, когда дверь за ее спиной захлопнулась.

— Животное, — это слово, как осколки стекла, впились в мое сознание. Вот кто я такая для всех этих аристократов! Так меня еще не унижали ни в прошлой, ни в этой жизни!

Я почувствовала, как щеки сжигают слезы, но сдерживала их, зажав губы так крепко, что почувствовала вкус крови. Взгляд уперся в маленькую колыбель, в которой тихо спал младенец с ангельски спокойным личиком. Он еще слишком маленький, чтобы понимать жестокость взрослого мира. Но я и сама пыталась понять, откуда такая лютая ненависть. Может, она видела во мне соперницу, препятствие на пути к ее счастью? Или же это было что-то более глубокое, более темное? Ее взгляд всегда холодный и проницательный, как ледяной клинок. В нем нет ни капли сочувствия, только презрение и триумф. Кто она вообще такая? С вражеских, захваченных земель? Где ее семья? Есть ли у нее родные? На свадьбе никого с ее стороны не было. Только она, ослепительно красивая, но холодная, как мраморная статуя. Это пугало. В ее безупречном облике, в идеально выверенных манерах чувствовалась какая-то неестественность, напускная грация, скрывающая что-то тревожное.

В очередной раз я убедилась, что нянечка права. Мне здесь не выжить и надо действовать! Следовало изучить дом от и до, чтобы найти лазейки для удачного побега. Нужно подготовить все самое необходимое на первое время и сложить в неприметный мешок. Собрать немного денег. Пристально следить за хозяевами, чтобы понимать их намерения. А когда мне удастся вырваться, я обязательно найду себе работу и встану на ноги. Придет время, когда меня признают. За жизнью сына буду следить через Флоренс. У меня просто нет другого выбора!

Через два дня я получила точную копию ключа от потайного замкового хода. Металл был грубее, чем у оригинала, но замок открывался без труда. В тот же вечер, под прикрытием полумрака, я скрытно прошла в указанный нянечкой коридор. Ниша, незаметная с первого взгляда, располагалась рядом с каморкой для хранения инвентаря.

Сердце колотилось в груди, как дикий голубь. Вставив ключ в замочную скважину, я с тревогой повернула его. Потайная дверь бесшумно отошла, открыв узкий, пыльный проход. Запах сырости и плесени ударил в ноздри. Проход был не широким, мне пришлось двигаться бочком, прижимаясь к холодным каменным стенам. В некоторых местах приходилось наклоняться, чтобы не удариться головой.

Пройдя несколько метров, я оказалась в маленькой каменной комнате, освещенной лишь слабым светом, проникающим из щелей в стене. Это была та самая наблюдательная комната, о которой говорила Флоренс. Через узкое отверстие в стене я могла наблюдать за коридором перед хозяйской спальней, а также за гостиной, где обычно проводила время Шармилла.

На стене висел старый телескоп, а рядом с ним лежал грязный блокнот. Я взяла его в руки и зачитала записи о действиях Шармиллы, ее встречах, разговорах, даже записи о том, какие лекарства она принимала. Я поняла, что Флоренс действительно следила за Шармиллой и собирала информацию. В одной из записей было упоминание о зелье, которое Шармилла готовила в своей комнате и это наводило на жуткие подозрения!

А еще смутила запись о ее встрече с неизвестным мужчиной в сером плаще. Он передал ей небольшой бумажный пакет, пока Торена не было дома. Далее следовали более расплывчатые заметки, содержащие только эмоциональные оценки поведения Шармиллы — «беспокойство», «нервозность», «излишняя жестокость».

Внезапно я услышала тихий скрип двери. Сердце заколотилось в груди. Я быстро закрыла блокнот и прижалась к холодной каменной стене. В узкое отверстие в стене проник лучик света, подсвечивая фигуру человека, медленно продвигавшегося по коридору. Я присмотрелась — это была Шармилла. Она держала в руках небольшой фарфоровый кувшин, завернутый в мягкую ткань. Остановилась перед дверью в супружескую спальню. Набрала полную воздуха грудь и натянула лучезарную улыбку перед тем, как войти к мужу.

Мой разум лихорадочно работал. Что-то здесь не так! Дебора почти не выходит из своих покоев. Торен тоже в последние дни редко спускается в холл, хотя раньше любил там сидеть. Никто, кроме Шармиллы, не гуляет по саду. И что же за такое зелье варит эта змея?

Тихо и осторожно я выскользнула из наблюдательной комнаты, оставив блокнот Флоренс на месте. Теперь я точно убедилась, что нужно действовать быстро и решительно, пока еще есть возможность ходить и дышать.

Глава 8

— Лучше сядь, София! — с ошалелыми глазами нянечка ворвалась в мою комнату, крепко сжимая в пухлых руках конверт.

И я опустилась обратно на кровать, даже не думая возражать.

— Что такое?

— Ты родилась под счастливой звездой, девочка! — просияла она улыбкой и положила мне на колени письмо с оттиском красивого герба рода Нордак. Сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда вдруг осознала, что оно от родственников Соломеи. — Ну же, открывай! — я заметила, что конверт вскрыт. Значит, Флоренс уже знает содержание письма, от того и прыгает от счастья.

Любопытство захватило настолько, что я чуть ли не разорвала конверт в клочья, когда выуживала из него листок бумаги. Каллиграфический почерк, строгий и элегантный. Текст начинался с формального обращения: «Дорогая София…». Кто-то обращался ко мне по настоящему имени!

Далее следовали извинения за столь позднее обращение. Бабушка Соломеи — Хелейна Нордак, написала, что узнала о трагедии внучки лишь недавно и не собирается бросать ее тело в беде. Хочет забрать меня из дома мужа под свое покровительство и научить жизни в новом мире.

Я подняла на Флоренс растерянный взгляд.

— Вот не зря я недавно вспомнила про опальную бабку Нордак! — ударила она себя ладонью в грудь, горделиво вскинув подбородок. — Не выжила еще из ума старуха! Собирайся, скоро прибудет за тобой экипаж. Торен подписал согласие на твое проживание в поместье Хелейны!

Мои руки дрожали от смешения чувств. Я безумно обрадовалась, что появился реальный шанс покинуть это чистилище с ежедневными моральными пытками, но маленький Сэм… Как не думать о судьбе ребенка?

— Мне надо увидеть сына! — вскочила я с места и заметалась по комнате в попытке собрать какие-то ненужные пожитки. В голове сплошная каша!

— Успокойся! — схватила меня за руку нянечка. — Надень красивое платье и спускайся в зал. И поживее! Торен плохо себя чувствует и не будет долго ждать.

— Что с ним? — кольнула в сердце тревога.

— Ранение не заживает. Вызвали лекаря, посмотрит. Не волнуйся, — вцепилась она в меня серьезным взглядом. — Послушай, о себе только думай. О ребенке я позабочусь.

— Я ходила в потайную… — осеклась я и тяжело вздохнула. — Шармилла что-то задумала. Я видела, как она несла в супружеские покои...

— Я буду писать тебе письма, — устало улыбнулась женщина, перебив мою тираду, и заставила меня как можно скорее переодеться.

Знакомое платье изумрудного цвета уже давно со мной слилось и олицетворяло все важные события в моей новой жизни. Я чувствовала себя в нем чужой, будто надеваю маску на чужое лицо. Зеркало показало легкую бледность, уставшие глаза и едва заметную дрожь в руках. Сэм… Его личико всплывало перед глазами, маленькие ручки, волосики, пахнущие молоком… Сердце сжималось от страха, от неизвестности. Что будет с ним? Если я не вернусь?

Нянечка, женщина с суровым, но добрым лицом, подождала меня у двери и нежно поправила выбившуюся прядь волос.

— Все будет хорошо. Не представляешь, как я рада такому шансу для тебя. За сына не переживай. Глаз с него не спущу, — она хорошо чувствовала мой страх, и ее уверенность немного успокаивала.

Спуск по широкой мраморной лестнице показался бесконечным. Каждый шаг отдавался тяжестью в груди, но в зале я выдохнула и взяла эмоции под контроль. Медленно пошла по ковровой дорожке, приближаясь к хозяину замка. Торен сидел в кресле, опершись на подушки. Его лицо было очень бледным, губы сжаты, взгляд затуманен.

Видимо, не заживающая рана, которую я увидела на его торсе в первый день нашего знакомства, действительно серьезно беспокоила дракона. Вид его вызвал новую волну боли. Я почти не заметила, как подошла, как села напротив.

Торен смотрел на меня внимательно.

— Я получил письмо от леди Хелейны Нордак. Экипаж от нее прибыл и ожидает тебя снаружи. Ты отправишься в Нилейские земли в ее поместье, под ее покровительство, но под именем Соломеи Нордак — моей второй жены. Всего сутки пути от столицы. Ты что-то помнишь о бабушке Хелейне? — Он улыбнулся слабо, почти незаметно. Голос слабый, было видно, что ему тяжело сидеть и говорить.

Вместо того, чтобы копаться в памяти хозяйки тела, я вновь представила, как Шармилла варит не понятное зелье. Почему его рана не заживает? Что скажет лекарь? Не травит ли мужа эта змея специально? И почему после скандала, когда свекровь отказалась покидать замок, она из комнаты так и не вышла даже к Сэму?

— Не припоминаю, хотя имя мне знакомо, — призналась честно.

— Насколько я знаю, родные от нее отреклись из-за наследства, которое она освоила вопреки другим наследникам. Они долго оспаривали завещание прадеда, но ничего не вышло. Поместье в престижных Нилейских землях досталось Хелейне всецело. До сих пор твои родители считают, что она получила его обманом, заставив прадеда силой подписать завещание. Разругались настолько, что вычеркнули ее имя из семейного древа.

— Значит, дело в деньгах, — задумчиво протянула я, перебирая в памяти скудные фрагменты информации. — Знакомо, — пожала я плечами. — В моим мире тоже бывали не шуточные бои за наследство.

— Так и есть. «Дом у синих лотосов» — место легендарное и магическое. Но Соломея никогда там не была. Общаться с бабушкой ей запрещали. Хорошо, что Хелейна откликнулась и готова взять на себя заботу об иномирянке. Это дорогого стоит. Я рад, что ты сможешь найти свое место в нашем мире. Благодарен судьбе, что тело Соломеи будет существовать, пусть и вдали от моего замка, — чувствовалась нотка печали в его словах.

Глава 9

Торен был прав. Путь до Нилейских земель на карете, запряженной четверкой лошадей, занял ровно сутки. К концу поездки меня уже сильно мутило от бесконечной тряски, а молоко в груди горело, требуя выхода. Пришлось пару раз останавливаться, чтобы сцедиться в тряпку. Кучер терпеливо ждал, не задавая никаких вопросов. Когда же я пыталась заговорить о поместье или бабушке, молчал, как рыба.

Перевязав ноющую от боли грудь, я ощутила озноб. Понимала, что температура повышается до обморочного состояния. Будучи не в состоянии рассматривать окрестности, я лежала на мягкой скамье кареты и мечтала поскорее оказаться в теплой постели. В беспробудный сон я окунулась уже в тот миг, когда кучер объявил о прибытии в место назначения.

Проснулась от того, что меня осторожно перекладывают на что-то мягкое. Глаза открылись с трудом, словно сквозь пелену. В нос ударил резкий, но приятный запах хвои и чего-то сладкого, напоминающего ваниль. Я попыталась приподняться, но тут же застонала от боли в груди и в голове. Комната, в которую меня перенесли, была полутемная, освещенная лишь несколькими свечами, расставленными на низком столике из темного дерева. Стены обиты темно-зеленым, чуть выцветшим гобеленом, изображающим цветущие сады. Воздух был пропитан тишиной, лишь легкое потрескивание свечей нарушало ее.

Женщина, чьи руки поглаживали меня, оказалась высокой и худой, с лицом, изборожденным морщинами, но глазами, полными доброты. Ее седые волосы были собраны в тугой узел на затылке. Она накрыла меня теплым, шерстяным пледом.

— Сложно представить, что ты там пережила, дитя. Флоренс поведала мне историю твоего переселения. Рассказала о тяжелой жизни в замке Ройс. Прости, что пришлось разлучить тебя с ребенком, но нянечка в письме меня убедила, что так будет лучше. Я хочу сохранить память о внучке, от которой отказалась вся наша хваленая семейка, будь она неладна! Выпей, — прошептала старушка тихим, успокаивающим голосом, — пей, легче станет. За ночь перегорит молоко, — подошла она со знаем дела к моей проблеме.

— Спасибо большое, — приняла я пузырек с пахнущей травами настойкой. Глотнула и скривилась от горьковатого вкуса.

— Я — Хелейна Нордак, бабушка Соломеи. Но ты уже, наверное, знаешь.

Я кивнула. Женщина помогла мне приподняться, подложив под спину подушки. Она принесла кружку с теплым молоком и ломтик чего-то, что пахло медом и корицей. Я пила молоко маленькими глотками, ощущая, как тепло разливается по телу.

— Я — София Коломейцева. После смерти очутилась в теле вашей внучки. Я мало о вас знаю. Судя по воспоминаниям Соломеи, вы не общались.

— Верно, — подтвердила моя собеседница, ее голос приобрел слегка ностальгический оттенок. — Дентон — мой единственный сын и отец Соломеи, никогда не позволял мне видеться с внуками. Отомстил за то, что не захотела делиться с ними наследством. Я-то знала, что растащат они «Дом у синих лотосов» по камушкам. Продадут и поделят. Ни какой памяти от дедушки не останется. А я храню все воспоминания о тех чудесных днях, когда он управлял поместьем. Вот станешь для меня хорошей внучкой и унаследуешь имение. Хотелось бы посмотреть на их лица, когда они пожалеют, что от иномирянки в теле дочери отказались, — рассмеялась она так заразительно, что я сама через боль улыбнулась.

— Вы… хотите, чтобы я вам помогла? — осторожно спросила я, по-прежнему ощущая странную смесь удивления и недоумения.

— Помочь? Дорогая София, это будет взаимовыгодным обменом. Ты получишь дом, место, где ты сможешь найти покой после… всего того, что ты пережила. А я увижу, как эти жадные души будут кусать локти. Представь лишь — они отказались от тебя, от своей родной кровинушки, не понимая, что ты — это Соломея, только… другая. Ты станешь хозяйкой их мечты, их наследства, которое они так жестоко делили, выкинув меня из своей жизни, как ненужную вещь, — ее глаза, хотя и потускневшие от времени, горели неугасимым огнем.

Азарт бабули передался и мне. Я уж точно не против помочь старушке умыть зарвавшихся родственников, которые от меня отказались в самый тяжелый момент.

Она подняла руку, показывая мне старинное кольцо с небольшим сапфиром.

— Это семейная реликвия, — прошептала она. — С его помощью ты сможешь управлять домом, оно откроет тебе все его тайны. Здесь магия в каждом камушке. Ты поймешь, когда попробуешь. А теперь расскажи мне о своей прошлой жизни. Я хочу знать, какими навыками ты обладаешь, — устроилась она на постели и потянулась к фарфоровой кружке с чаем.

С таким упоением и ностальгией я рассказывала старушке о своем прошлом, что, казалось, погрузилась в воспоминания с головой. Из них не хотелось выныривать. Я вновь прошла тот тернистый путь, что привел меня к смерти в другом мире.

Она слушала внимательно и изредка перебивала вопросами, когда не могла понять сути нашего мироустройства и общества.

— … Потом по состоянию здоровья я не смогла больше заниматься ландшафтным дизайном. Во время ремиссии отдала всю себя заботе о стариках и тяжело больных людях. Но в итоге сама стала одной из них. Обо мне муж заботился. Я умирала на его руках. Даже когда я была в бессознательном состоянии, он держал мою руку, говорил со мной, пел мне песни. Он сказал мне много слов любви… столько, что я помню каждое из них, каждый тон его голоса. Я чувствовала его любовь даже тогда, когда уже не могла ничего понять. Уходила на тот свет с мыслями о нем. Он был самым преданным и добрым мужчиной, которого можно представить. Надеюсь, он проживет без меня еще долгую жизнь и никогда не попадет в такую ситуацию, как я, — обвела я взглядом собственное тело и тяжело вздохнула.