
Палочка Волан-де-Морта неприятно жгла руку, и Гарри в который раз поймал себя на мысли, что ему хочется её выбросить, отшвырнуть прочь и забыть, как ядовитую гадину. Поэтому, добредя до остатков моста, Гарри остановился на краю, в сомнении сжимая обе палочки — боярышниковую, бывшую малфоевскую, и воландемортовскую бузинную. Решение пришло внезапно: он не будет класть палочку в гробницу Дамблдора, он её уничтожит. И прежде чем мысль успела сформироваться, руки догнали и исполнили — сжали бузинную палочку и переломили её ровно пополам. Она сломалась как-то очень легко, как карандаш, с громким сухим треском и свистящим шипением.
Вот теперь он почувствовал полное удовлетворение и сознание того, что всё сделал правильно. Прислушавшись к себе, Гарри окончательно убедился в своей правоте — всё верно, хватит ей царствовать, искушать добрых и злых волшебников, и так много смертей она пронесла сквозь века, оставив кровавый шлейф в истории.
Позади него встали Гермиона и Рон. Долговязый и заросший, чуть сутулящийся Рон смотрел на гаррины действия с некоторым осуждением во взгляде, но протестовать вслух не рискнул — понял, что сейчас не время и не место для споров. Гермионе же было всё однофигственно, она устало ежилась, зябко обняв себя за плечи, а на лице её застыло уныло-скорбное выражение. Она явно готовилась к чему-то неприятному.
Неприятности не замедлили начаться. Разбор завалов, вынос тел погибших и раненых, поиски пропавших… В какой-то миг Гарри вспомнил о Снейпе и ужаснулся — что же он за сволочь такая? Покойного профессора оставил лежать в безвестности, как кошку помоечную!
К тому времени Рон окончательно отсеялся, отошел к родителям и теперь скорбел вместе с ними над телами Фреда, Люпина и Тонкс. Так что к иве Гарри поспешил один, кусая губы и прикидывая, сможет ли он послать Патронуса за носильщиками и как сподручнее всего вытаскивать из хижины мертвого профессора? От последней мысли вдруг скрутило живот, а в глазах потемнело — Северус… ещё одна жертва войны. И что хуже всего — он жертвенный агнец на алтаре добра Альбуса Дамблдора, совсем как он, Поттер, с последним крестражем в черепушке. Хотя, ехидно поправил себя Гарри, последним крестражем всё же оказалась Нагайна, которой Невилл отсек башку уже после того, как Гарри перенес клиническую смерть в лесу. Так что в этом твой план чуточку не удался, Дамблдор.
Размышляя об этом, Гарри нагнулся к корням Гремучей ивы и, коротко вздохнув, нырнул в лаз. Люмос на кончике палочки мягко пульсировал, освещая путь. Свет был неяркий, чуть рассеянный, всё же не фонарик с направленным световым пучком. Но палочке хотя бы батарейка не нужна, отстраненно подумал Гарри, идя согнувшись по низкому ходу.
Вот и дверь. За ней — ящик, а за ящиком… Что-то странное было в теле, распростертом там. Гарри целую минуту тупо моргал, прежде чем в голове уложилась главнейшая истина на данный момент — это не Северус Снейп. Горло разорвано, это да, укусы Нагайны видны четко: на руке, которой Северус рефлекторно прикрылся тогда, на шее и щеке, повсюду, там, куда кусала верная гадюка Волан-де-Морта, вот только кусала она, как видно сейчас, не Северуса…
Перед Гарри лежал незнакомый человек, а судя по пятнам на коже, давно умерший человек. На короткий миг даже промелькнула дикая, совершенно невозможная мысль — профессор Снейп использовал в качестве замены инфернала. Труп не пах по причине мумификации, но по телосложению это был полный мужчина. Черная мантия Северуса туго натянулась на пузе, так, что несколько пуговиц расстегнулись. Гарри хихикнул, представив, как Снейп терпеливо облачает в свою одежду живого покойника. Возможно, с уже измененной внешностью, иначе одеяние не налезло бы на толстяка.
Сдавленное хихиканье перешло в гомерический хохот — Гарри, согнувшись и взявшись за живот, сильно содрогался от неудержимого гогота. Ну Снейп… Ну скотина! Живой, зараза!
И, как теперь стало понятно, умирать не планировал. Его даже рядом в тот момент не было… Интересно, как он так Лорда-то провел, что тот ничего и не заметил? И как он воспоминание передал через покойника? Хотя… Гарри напряженно замер, силясь вспомнить все мельчайшие подробности той ночи. Вот он приближается к раненому, с ужасом смотря на белое, как полотно, лицо Снейпа и его пальцы, пытающиеся зажать кровавую рану на шее. Гарри подошел вплотную, снял мантию-невидимку и смотрел сверху вниз на ненавистного ему человека. Расширенные черные глаза Снейпа остановились на Гарри, и он попытался что-то сказать. Гарри нагнулся к нему. Снейп схватил его за край одежды и притянул ближе. Из его горла вырвался страшный булькающий звук:
— Собери… собери…
Из Снейпа текла не только кровь. Серебристо-голубое вещество, не газ и не жидкость, хлынуло из его рта, ушей и глаз. Гарри понял, что это такое, но не знал, что делать… Гермиона вложила в его дрожащую руку наколдованный из воздуха флакон. Мановением палочки Гарри направил серебристое вещество в его горлышко. Когда флакон наполнился до краев и кровь перестала течь, Северус отпустил руку Гарри. Потом он умер, заглянув на миг в глаза Поттеру. Крепко зажмурившись, Гарри с усилием, через не могу, заставил себя вспомнить прочих умирающих волшебников. Насколько он помнил, из них вытекала только кровь, слезы и другие естественные жидкости… Не мысли, не воспоминания, которые потекли вслед за кровью Снейпа, как из разбитого сосуда…
Распахнув глаза, Гарри внимательно посмотрел на мертвеца — а не был ли он и вправду сосудом, хранилищем воспоминаний, которые должен собрать тот, кто окажется рядом? Можно ли использовать покойника в качестве емкости для хранения памяти, подобно Омуту? Можно, понял Гарри. Снейп — может. Он достаточно циничен для такого. Переодел труп в свою одежду, загнал в мертвую голову отобранные для передачи нужные воспоминания, запрограммировал экс-голема на определенные действия и слинял. Всё это вполне в духе Северуса Снейпа, желчного и ехидного зельевара.
Гермиона сникла, съежила плечи и смущенно понурилась. Это она виновата, притащив сюда Яксли на хвосте… Гарри приобнял её за плечи, напряженно размышляя о том, где ж им укрытие-то найти?
— Есть дом в Годриковой впадине, — неуверенно предложил он. — Помнишь? Мы там в сочельник были…
— Помню, — грустно согласилась Гермиона. — Но он разве твой? Он же теперь памятник.
Гарри заколебался и замешкался с ответом, так что вместо него ответил Невилл:
— А с какого-такого перепугу частное владение стало общественным мемориалом? Его продавали? Конфисковало государство за неуплату налогов? И вообще, кто имел право забирать недвижимость у живого наследника?
— Э-э-э… не знаю, — совсем заробел Гарри, впечатленный юридическими познаниями Невилла.
— Если Гарри законнорожденный, то никто, разве что с согласия опекуна, — очень серьезно вставила Гермиона.
— Значит, с согласия опекуна дом был передан городу в качестве памятника, — подытожил Невилл. И спросил: — А кто опекун?
— Дамблдор… — убитым голосом прошептал Гарри. — Сириус сидел в тюрьме, и на тот момент, в восемьдесят первом году, моим опекуном стал Дамблдор. Самоназначенный, но тогда он был самым главным. Это же не законы магии, а законы людские.
— Ну и зачем? — вопросительно посмотрел на него Невилл. — Зачем он дом у тебя забрал? Разве он не мог позаботиться о том, где тебе жить, когда ты подрастешь?
— А меня на убой растили, как жертвенного барашка, — совсем затосковал Гарри, потирая лоб, на котором таял восковой след старого шрама. — Дамблдор не рассчитывал на то, что я выживу.
Гермиона и Невилл с сочувствием посмотрели на парня, причем на лице Невилла появилось выражение запоздалого шока — до него только сейчас дошла чудовищность плана Дамблдора.
— Вот же ж… Свистун старый! — деликатно ругнулся потомственный аристократ старинного рода Долгопупсов. — И как ему наглости хватило на сие черное дело? Гарри, — он положил руку на плечо друга, — мне правда очень жаль, что он так подло с тобой поступил. Я всё понял, я слышал слухи и теперь знаю, о чем они… Нет, Гарри, не прав Дамблдор, кругом не прав! Он не имел права распоряжаться чужой жизнью, как своей собственностью. А дом мы тебе вернем, Гарри, прямо сейчас пойдем в банк и всё вернем!
— А может, сначала хотя бы в подвал заглянем? — попросила Гермиона. — Вдруг там сохранилось что-нибудь?
К просьбе девушки прислушались, колданули себе в лицо пузыри воздуха и пошли на разведку, пустив перед собой шарики Люмосов. Однако уже через минуту стало ясно, что им не оставили ни малейшего шанса. Дом был не просто сожжен, а предварительно разграблен Пожирателями, которых привел Яксли. Мародеры вынесли всё подчистую, а то, что не смогли унести, предали огню. Уцелели только сковородки на кухне да каменные полки каминов в комнатах. Посмотрев на выжженное пятно на месте картины, Гарри вздохнул, покачал головой и пошел к выходу. На душе стало совсем пусто. Даже ругательский портрет мамаши Блэк не оставили…
Притихшие друзья вышли вслед за ним, смущенные окончательно, они, избегая смотреть друг на друга, поплелись в ближайшее кафе, где перекусили на остатки средств Гермионы. После перекуса, отдохнувшие, набравшиеся сил и оптимизма, ребята переместились к «Дырявому котлу», а через него вышли в Косой переулок. Здание банка ещё окружали строительные леса, по которым сновали рабочие, чиня разнесенный драконом фасад. Гарри резко перехотел заходить внутрь, вспомнив, что на том драконе они как раз и удирали. А ну как компенсацию потребуют, возмещение ущерба?
Гермиониной попе тоже стало неуютно, и девушка нервно заозиралась по сторонам, явно желая сгинуть с глаз зеленорожих коротышек. Но Невилл их не пустил. Нашарив в кармане ключик, он заявил, что ему пора пополнить финансы, и, решительно цапнув под руки заробевших друзей, решительным шагом отбуксировал их к новым парадным дверям.
Внутри банк был уже полностью отреставрирован: сверкали новые колонны, мраморный пол отражал такой же потолок, сияли колючими гранями хрустальные люстры на сто с чем-то свечей. Идя вдоль высоких стоек, Гарри невольно шарил глазами по стенам в поисках плакатиков с объявлением о розыске вандалов, разрушивших банк, подчеркнутых энными суммами за их грешные головы. Но таких плакатиков, к его изумлению, не было, и удивление аж выпрямило ему спину и подняло вверх подбородок — их не разыскивают?!
Нет. Их не объявили в розыск. Гоблины никаких скандалов не закатили при виде двоих из трех нарушителей, более того, они провожали визитеров спокойными и чуть ехидными взглядами, следя за ними из-за стоек. Невилл, повертев головой, выбрал официального вида клерка и шагнул к нему.
— Простите, где тут отвечают за недвижимость? — вежливо спросил он. Клерк незамедлительно ответил:
— Обратитесь в агентство недвижимости «Зеленые рукава», молодой человек. Не забудьте документы по месту прописки, — добавил он чуть насмешливо.
— А если у человека дом забрали без его ведома? — спросил Невилл, решив взять проблему сразу за рога. — Куда в таком случае обращаться?
Гоблин метнул косой взгляд на Гарри, хмыкнул и ответил:
— Министерство магии уж на что большое, но за жилищные проблемы отвечает совсем крошечный отдел, затерянный на фоне всех этих гигантов вроде Секторов борьбы с незаконным использованием изобретений магглов и Отделов регулирования магических популяций и контроля над ними. Короче, за незаконное обращение с недвижимостью отвечают сотрудники агентств «Надежный дом», «Фиделиус» и «Тепло домашнего очага». Последнее агентство самое надежное, советую обратиться туда.
Ребята поблагодарили и уже развернулись к выходу, когда гоблин бросил им вдогон:
— А, и ещё спросите Дориана Ранкорна, он там главный…
Всё ещё оглушенные и изрядно офигевшие, ребята вышли из здания Министерства и растерянно застыли на тротуаре, очутившись в обычном маггловском мире. Каждый был чем-то снабжен: в руке Гермионы мелко дрожал листок с телефоном леди Кэролайн, Невилл изучал адрес Гланаск-парка, где отсиживалась его беглая бабушка, а Гарри нервно мял в пальцах листочек с адресом конторы, куда он должен зайти за ключами от дома, отметиться и подключить к дому свет и газ.
Подул свежий ветерок, заставив их поежиться и обратить внимание на сгущающуюся темноту — на Лондон опускался ранний вечер. Мысли о расставании потонули в сумерках, у ребят появился шанс побыть вместе ещё немножко.
— Давайте ко мне! — обрадованно предложил Гарри, радуясь, что теперь-то он точно может приютить своих друзей. Гермиона и Невилл на сей раз согласились без промедлений — уж очень они устали за день, да и ночь вон, на носу висит. Взяв Гермиону и Невилла за руки, Гарри переместил их в парк неподалеку от Тисовой. Тут ребят ждал первый облом: контора не работала — закрылась по причине окончания рабочего дня. Сторож, сидящий в будке, пробубнил в окошечко, чтоб молодые господа не переживали, что контора откроется завтра с утра, как открывалась тыщу лет до этого и будет открываться мильон лет после, не будь он Джонатан Биллинг!
Ну, делать нечего, пришлось доставать из кошелька гермионины фунты и платить за постой в маленькой гостиничке при железной дороге. Получив ключ, усталые ребята поплелись вверх по лестнице к гостиничным номерам, совсем не замечая странного взгляда консьержа, замершего в охотничьей стойке. Проводив же ребят, консьерж осторожно перевел дух и скосил хищный глаз на ориентировку, пришпиленную к стойке под столешницей изнутри. Гермиона Грейнджер, семнадцати лет. Пропала без вести, ушла из дома такого-то числа и не вернулась. Просьба сообщить о местонахождении данной особы по телефону горячей линии. А где просьба о помощи, там и вознаграждение. Уж в этом-то он, Честер Мун, точно разбирается!
А он точно разбирался — немало нелегалов и беглых преступников были пойманы благодаря его своевременному звонку. Случалось и помочь: то старушку с Альцгеймером обнаружит и поможет вернуть её перепуганным родственникам; то подростка, взбунтовавшего против произвола отчима и сбежавшего из дома, засечет и позвонит куда надо.
Вот и снова его рука в белом нарукавнике потянулась к телефонной трубке, а холеный палец другой руки привычно завертел диск, набирая выученный до автоматизма номер.
— Алё, полиция? Это Мун. Тут девочка засветилась, у неё ещё имя такое необычное — Гермиона Грейнджер. Её ищете? Нет, паспорта при ней нет, но мордочкой точь-в-точь по фотке, только в жизни она красивее. Где? О, она сейчас наверху, в сорок третьем номере. С ней ещё два парня, по ним ничего нет? Чего спрашиваю? Так подозрительные ж, без паспортов…
А так как искомая Гермиона была неуловима в течение года, то за ней наверняка заявится целый наряд полицейских с ордерами наперевес и начнут брать её прямо с постели, тепленькой, потому что непонятно: то ли она хитрая мошенница, скрывающаяся от властей, то ли сама является жертвой мошенников и скрывается уже от них. И парней небось прихватят — мож, тоже того, бандиты…
Представляя это, Мун алчненько потер ручки, с нетерпением поглядывая на часы над стойкой и на парадную дверь, поджидая визита полицейских с ордерами на арест. Однако явившийся констебль Томас жестко обломал его радужные надежды, велев заткнуться и забыть о вознаграждении, иначе он счас самого Муна заарестует и прикроет его лавочку. Тоже мне, увидел бандитов в отставших от экскурсии студентах… Приструнив чересчур услужливого служку, проявившего слишком усердное рвение, полисмен спокойным шагом направился на второй этаж, по пути неспешно прикидывая свои возможные и допустимые действия по отношению к ученикам поствоенного Хогвартса. Ведь арест подразумевает агрессивную атаку, а это дети войны. Они всех отсюда вынесут, потому что война для них нифига не закончилась.
Честолюбивый Мун просто считает их подростками, а они прошли такое, что не всякий взрослый выдержит. Им же башню посносило нафиг. Дети, брошенные взрослыми против врага. Это ж в страшном сне не приснится. Их никто не имеет права арестовывать и обыскивать. Они не подозреваемые.
Будучи хорошим полисменом и дядей Дину Томасу, Дерек не понаслышке знал, что такое дети войны. И видя глаза своего племянника Дина на последних каникулах, он чувствовал, как по спине ползут мурашки страха. Взгляд Дина был припорошен пеплом, с затаившейся внутри болью, огнем, страхом и дымом. Дети войны — это собаки-парии, выросшие под пинками окружающих, они привыкли на агрессию отвечать ударом.
У него у самого в первые годы после Фолкленда реакция была аналогичной… Война — это рефлексы, это постоянная борьба. Ты просто привыкаешь к тому, что тебя хотят убить, и каждое действие воспринимаешь через эту призму. Есть свои и есть все остальные. За своих всех остальных порвешь в клочья и если надо — зубами. Насмерть.
Этих детей надо определять к психологам и учить жить среди людей.
Его, военного медика, после каждой огневой точки реабилитировали две недели, и все равно рефлексы оставались. Хоть переставал стрелять на резкое движение — и то хлеб.
Дерек работал с детьми войны. Вариантов не было, потому и работал. Кто-то должен же. Поэтому много о них знал. Не дай бог под рукой ствол или нож. Любая агрессия — немедленная атака. Замыкаются от святого духа. Но если доверились — это… даже слов нет. Они, если доверяют, то доверяют полностью. До донышка.
Вот вспоминается девочка десяти лет, которая пережила обстрелы, гибель всех родных… Её спасло-то только чудо. Нашли её, когда она одна непонятно как остановила банду и отстреливалась… Тонкая, как тростинка, автомат — с неё ростом, отдача должна уносить влёт, а она перебила половину и держала оставшихся… Гранаты из ящика рогаткой запускала.