Дудук в Сердце

1. Условия завещания

Москва, вечер 20 ноября.

Холодный ноябрьский дождь барабанил по огромным окнам кабинета Екатерины Воронцовой, оставляя длинные струи, будто небо нарочно оплакивало несправедливость её судьбы.

Роскошный кабинет, обитый тёмным деревом, всегда казался ей воплощением силы и контроля.

Но сегодня эти стены давили на неё.

В воздухе витал аромат свежесваренного кофе, который остался нетронутым, как немой символ её напряжённого состояния.

Екатерина сидела за полированным столом, сцепив руки в замок.

Её длинные ногти впивались в ладони, словно она пыталась удержать себя от взрыва.

Взгляд был прикован к худощавому мужчине в строгом костюме, чей голос звучал ровно и безэмоционально.

— Повторите ещё раз, — сказала она холодным, стальным голосом.

— Завещание вашего отца предусматривает, что для получения наследства — а это, напомню, более десяти миллионов долларов и полный контроль над его компанией, — вы должны выйти замуж и стать матерью как минимум двоих детей. У вас есть на это ровно месяц времени.

Она отодвинулась от стола, её глаза вспыхнули гневом.

— Это какая-то идиотская шутка?

— Боюсь, нет, Екатерина Андреевна. Ваш отец был известен своим... нестандартным мышлением.

— Нестандартным? — её горький смех прозвучал почти как рычание — Он был деспотом, который всю жизнь манипулировал всеми вокруг. Это завещание — его последняя попытка контролировать меня!

Адвокат сдержанно кашлянул и отвёл взгляд.

— А если я, например, решу не играть в эти детские игры?

— В таком случае всё ваше наследство перейдёт благотворительному фонду.

— Благотворительному фонду чего?

Адвокат, словно не услышав её резкости, медленно заглянул в бумаги.

— Бездомных собак, — наконец произнёс он.

Екатерина резко выдохнула, закрыв глаза.

Она не ненавидела собак, и перспектива потерять всё, ради чего её семья трудилась десятилетиями, была адски невыносима!

— Это невозможно! — её голос стал тише, но не менее острым — У меня нет времени даже на нормальный ужин, а вы хотите, чтобы я вышла замуж? Да ещё и детей каким-то образом «завела» за месяц?

— Возможно, в этом и заключалась идея вашего отца, — аккуратно сложил руки на столе адвокат — Отвлечь вас от работы и заставить сосредоточиться на том, что действительно важно.

Она уставилась на него так, будто он предложил ей продать душу дьяволу.

— Вы хотите сказать, что он решил через это нелепое завещание заставить меня «осознать ценности семьи»? Всю жизнь он издевался над моими попытками быть независимой, а теперь это его… прощальный подарок?

Её пальцы вцепились в край стола, в глазах полыхало унижение.

— Кстати, — вдруг произнёс мужчина, словно вспомнив важную деталь — Есть одно интересное решение.

Екатерина выгнула левую бровь.

— Ваш водитель, Гурген.

— Кто?

— Ваш водитель Гурген Армянович. Он вдовец, и у него уже есть две дочери.

— Вы издеваетесь?

— Нет. Условия завещания не уточняют, должны ли дети быть вашими по рождению или удочерёнными.

Горький смех вырвался из её груди, как будто кто-то нажал на спусковой крючок.

— Мой шофёр? Анатолий Павлович, вы хотите, чтобы я вышла замуж за своего шофёра?

— Это могло бы быть... практично, — выдержал тот паузу, невозмутимо глядя на неё.

Екатерина нервно ходила по кабинету, её мысли метались...

— Екатерина Воронцова, глава компании, выходит замуж за своего шофёра, — произнесла она, как бы пробуя эту идею на вкус — Это станет стёбом года. Нет, столетия!

— Возможно, — спокойно ответил адвокат — Но у вас не так уж много времени!

— Вы правы. Это действительно не смешно, — внезапно остановилась она, её голос был резким, но уже без прежнего вызова — Мой отец хотел смирить мою гордость. Что ж, поздравляю! У него это получилось!

Когда адвокат ушёл, оставив её в тишине, Екатерина подошла к окну.

За дождливым стеклом отразился её усталый, почти чужой взгляд.

— Шофёр??? — снова и снова эта мысль всплывала в её голове...

Образ Гургена всплыл в памяти: высокий, плечистый с лёгкой проседью в чёрных, густых, кудрявых волосах и с прямым, уверенным взглядом.

Гурген Армянович Оганесян всегда был вежлив, держал дистанцию, но в то же время его эта естественная простота раздражала её.

Она взяла бумаги, оставленные адвокатом.

Чем больше она смотрела на них, тем яснее понимала: выбора у неё действительно нет!

***

На следующий вечер, когда Гурген встретил её у офиса, всё выглядело как обычно.

2. Регистрация брака

В воздухе витал запах зимы, острый и сырой, наполняя утро тоскливой тяжестью.

Этот день казался особенно мрачным: низкие серые облака почти касались крыш, сырость въедалась в кожу, а холодный ветер, как невидимый хищник, проникал под пальто, заставляя съёжиться...

Улицы тонули в лужах, отражавших блёклое небо, и... казались бесконечно долгими, как их путь к ЗАГСу.

Екатерина шла быстро, почти механически, не обращая внимания на мужчину, уверенно шагающего рядом с ней

— Это лишь формальность, — бросила она больше себе, чем ему, пытаясь придать происходящему безразличие.

Гурген тоже выглядел так, словно это был самый обычный день в его жизни.

Его пальто болталось незастёгнутым, небрежно намотанный шарф развивался от ветра, а растрёпанные волосы упрямо не поддавались никакому порядку.

В его походке, как и в выражении лица, читалась странная беззаботная уверенность, как будто он намеренно не позволял себе воспринимать всё происходящее с ним всерьёз.

— Екатерина Андреевна, — произнес он у входа — Это просто штамп в паспорте.

Она остановилась — его слова обожгли её.

— Это не просто штамп, — процедила она, глядя на него с той холодной строгостью, которая обычно загоняла её сотрудников в трепет — Это... унизительно!

Он чуть приподнял бровь и слегка улыбнулся, чем разозлил её ещё больше:

— Для тебя или для меня?

Его тёмно-карие глаза блеснули искрой, заставившую её стиснуть зубы.

— Как будто ты что-то теряешь, — огрызнулась она, начиная подниматься по лестнице.

— Теряю, — усмехнулся он, не отставая — Свободу!

Она остановилась и обернулась на него:

— Твоя свобода тебе не особо нужна!

Гурген тихо рассмеялся.

Звук его смеха был лёгким, но и каким-то слишком личным, словно он смеялся не над её словами, а её тщетными попытками сохранить контроль.

— Знаешь, а ты не такая страшная, как хочешь казаться! — отметил он, распахивая перед ней дверь.

Катя хотела ответить холодно, как осознала, что его слова невозможно пробить её обычным льдом.

Кажется, он отказывался воспринимать её власть и строгость всерьёз?!

В любом случае, его поведение выбивало её из равновесия...

ЗАГС встретил их тяжёлым запахом забытого времени.

Это был самый мрачный ЗАГС Москвы, расположенный в старом кирпичном здании, где низкие потолки и давно некрашеные стены впитали в себя десятилетия... наверняка однообразных церемоний!

Голые бежевые стены, украшенные лишь парой выцветших плакатов с обручальными кольцами, казались равнодушными ко всему, что здесь происходило.

На одной из них висели старые часы, стрелки которых с угрюмой методичностью двигались по кругу, отсчитывая минуты до конца рабочего дня...

Вдоль стены стояли скучные стулья с облезшей обивкой, на которых едва ли хотелось сидеть!

Металлический стол в углу, покрытый пластиковым покрытием, был загромождён стопками пожелтевших от времени документов.

Воздух в помещении пахнул пыльной бумагой, затхлостью и чуть горьковатым ароматом давно остывшего кофе, который кто-то забыл допить.

За центральным столом сидела женщина лет пятидесяти с начёсанными волосами, аккуратно уложенными лаком, и... очками, которые она время от времени раздражённо поправляла на переносице.

Она выглядела так, словно это был её последний день перед пенсией, и ей абсолютно не хотелось тратить силы на улыбки.

В её взгляде сквозила смесь равнодушия и усталости от нескончаемого потока людей, превращающих важный момент своей жизни в очередную рутину.

Екатерина задержала дыхание, внутренне борясь с порывом развернуться и уйти.

Это место — настоящая метафора всего, что с ней происходило — обшарпанное, лишённое жизни и воодушевления, оно было неизбежно!

Когда Екатерина выложила документы на стол, женщина с начёсанными волосами едва взглянула на неё.

— Паспорта, заявление, квитанция об оплате госпошлины, брачный договор, — пробормотала она, лениво листая женский журнал.

— Всё здесь, — коротко ответила Екатерина.

Женщина прищурилась, ткнула ногтём в заявление и вернула его обратно.

— Подписи проставлены не там. Переписывайте!

Екатерина, привыкшая к тому, что её слова всегда имеют вес, почувствовала, как её раздражение поднимается до предела...

— И как долго мы будем ещё ждать? — холодно спросила она.

Женщина пожала плечами:

— А я никуда не тороплюсь... Идите и встаньте в конец очереди!

Екатерина задержала взгляд на её лице, затем достала из сумки тонкий конверт и положила его на стол:

— Возможно, это всё ускорит...

Женщина мгновенно оживилась, взяла конверт и спрятала его под стопкой бумаг.

3. Первый разрыв льда

На следующий день в подмосковном доме Екатерины царила настоящая суматоха.

Её привычный уклад, идеальная система, где каждая вещь имела своё строгое место, не выдержала испытания энергией двух юных стихий — дочерей Гургена.

Мариам, старшая, в свои двенадцать уже начала проявлять подростковую независимость.

Короткая стрижка под мальчишку, рваные джинсы и анклет на ноге кричали о том, что она «не такая, как все!».

Лицо, с острыми чертами выражало смесь иронии и любопытства, а её огромные, карие глаза — тот самый внимательный взгляд, который легко всегда и везде находит слабые места взрослых.

Девочка всё время говорила с неким с вызовом, но без злобы... скорее, с какой-то тихой жаждой понять, кто перед ней.

Шестилетняя Анаит, напротив, была настоящим ураганом из света и движения. Носилась по дому, словно метеор, в непрактично воздушном, летнем платье, которое она совершенно не собиралась снимать даже ради игр.

Её каштановые кудри скакали, как пружинки, а зелёные глаза сверкали невинным восторгом и любопытством.

— Можно подумать, что весь мир для неё — это большое приключение! — подумала Екатерина, в очередной раз попытавшись взять ситуацию под контроль.

Вскоре она очень быстро поняла, что привычный ей порядок просто бессилен перед таким заселением двух девочек и их отца.

— Это ручная работа! — воскликнула хозяйка дома, когда Анаит едва не сбила с тумбочки кристаллическую вазу.

Девочка замерла, будто её застали за самым страшным преступлением:

— Я… я просто хотела посмотреть, как она блестит, — пробормотала она — Она же вся такая… в этих... — прижала она ручки к груди и всхлипнула.

— В гранях, — строго закончила Екатерина и поправила вазу — Ты можешь на неё смотреть, но ни в коем случае не трогать руками, поняла?!

— Д-да, — кивнула девочка и с опущенной головой подошла к металлическому стулу на трёх ножках.

— На него садиться нельзя! — заранее предупредила Екатерина — Это дорогой дизайнерский атрибут…

— Ску-у-у-учно, — протянула Анаит, но заметив за углом яркую обложку книги, переметнулась к полке.

— Там редкая энциклопедия, прошу поаккуратнее! — воскликнула Екатерина и, как только услышала голос Мариам в своём кабинете, ринулась туда.

— У вас тут книги как новые! Вы их вообще читаете? Или они просто для декораций?

Войдя, Екатерина чуть не проглотила язык!

Девочка-подросток уже успела залезть, не снимая бутс, на её белоснежный диван, и вытаскивала одну книгу за другой из плотного ряда.

— Читаю, — коротко ответила она, с трудом сглотнув и упёрши руки в бока.

— Тогда почему они у вас как новенькие? Папа говорит, что книги должны пахнуть старым домом, а корешки быть потрёпанными. Это значит, что они живые. А ваши, по ходу, ещё и заводской плёнкой пахнут.

Екатерина холодно приподняла бровь.

— Правда?

— Я просто аккуратно обращаюсь с вещами, — ответила женщина, близкая к тридцати шести годам.

— Ну да, логично, — задумчиво покрутила том в руках Мариам — А готовить вы умеете?

— Для этого меня есть повар Володя.

— Но хотя бы яичницу-то умеете?

Екатерина вздохнула.

— Нет.

Мариам широко распахнула глаза.

— Даже я умею! Яичницу! А картошку жарить умеете?

— Нет, — отрезала Екатерина.

Мариам махнула рукой.

— Ну ладно. Видимо, у вас такой стиль жизни. Папа сказал бы: «Паразитарский!».

В этот момент в дверях появился Гурген с новой коробкой вещей в руках.

— Что, девочки, ставите Екатерину Андреевну в тупик?

— Па, она никогда не жарила ни яичницу, ни картошку! — выпалила Мариам, указывая на неё пальцем, будто обвиняла в страшном преступлении.

Гурген поднял брови, пытаясь скрыть улыбку:

— Екатерина Андреевна, это серьёзный провал. Придётся учить тебя основам. Например, варке макаронов?

— Она не умеет готовить картошку! — громко повторила Мариам, указывая пальцем на Екатерину и качая головой.

— Макароны можно заказать, — ледяным тоном ответила его новоиспечённая жена.

— Не то же самое, — ухмыльнулся он, поставив коробку с личными вещами прямо на стол.

Позже, когда девочки угомонились, Екатерина, уставшая от их нескончаемой энергии, вышла на южную террасу с видом на прекрасный сад.

Гурген уже был там, стоял, прислонившись к перилам, и смотрел куда-то в темнеющую даль.

— У тебя очень энергичные дочери, — начала она, сжимая в руках чашку горячего чая.

— Да, это точно. Но такими я их люблю. Без них тишина была бы слишком громкой, — ответил он, не отрывая взгляда от горизонта.

Екатерина немного помолчала, затем, собравшись с духом, спросила: