Dulcitudo. Роман-дорама

Глава 1. Amorem canat aetas prima — Пусть юность поёт о любви.

Студентка медицинского Ли Сонхва никогда не пропускала пары по латыни и была согласна сидеть на них весь день взамен других занятий. Девушка тщательно записывала конспекты, внимала каждому слову преподавателя и активно участвовала в обсуждении. Но иногда она закрывала глаза и просто слушала его голос. Так и сегодня, задумчиво грызя кончик ручки, она опустила веки, когда профессор Чон стал на латыни рассказывать стихотворение. В его устах мёртвый язык обретал новый смысл, оживал, пел. Профессор рассказывал с особым чувством, с эмоциями, в красках. Никто из её преподавателей не умел так подавать свой материал. Она зажмурилась, внимая его мягкому глубокому голосу и даже не сразу расслышала свою фамилию.

– Студентка Ли, вы уснули? Я настолько скучен?
– Что вы, профессор! Я просто заслушалась.
– Значит легко переведёте.
Подловил. Смысла стиха Сонхва не поняла, она даже не вдумывалась, просто наслаждалась звучанием, и сейчас стыдливо покраснела.
– Понимаю, что юность – пора влюблённости. Но давайте на занятиях вы не станете отвлекаться на чувства. Хорошо?
– Конечно. Простите.

Сокурсники сдержано заулыбались. Почти все в аудитории знали, что Сонхва сохнет по молодому профессору. Впрочем, его обожали все студенты. Девушки табунами ходили за ним и оставляли свои сердца у его ног. Они даже создали на базе университета фанклуб, куда принимались все первокурсницы без разбора. Мало кто мог устоять. Парни его уважали за позитив, лёгкую подачу учебного материала и справедливое отношение. И даже понимали влюблённость в него девушек, не ревнуя и не подкалывая их.

Профессор Чон, привлекательный мужчина тридцати двух лет, славился своим обаянием, обворожительной улыбкой и внешностью звезды. Обычно привлекательные люди шли в актёры или айдолы, а Чон Джехён подался в преподаватели. На комплименты своей внешности отвечал, что они излишне, ведь он ничем не примечателен. Многих поражало, что Джехён смог стать профессором в столь раннем возрасте. Но этот факт так же вызывал уважение, ведь мужчина действительно добился этого статуса сам. Впрочем, у него было мало конкурентов. Латынь – не самый популярный предмет и почти не востребованный, однако входящий в список обязательных для некоторых профессий. А Чон Джехён, обладая способностями к языкам, преподавал хангыль и латынь в меде. Последняя была его особой страстью. Скорее за это он и получил статус профессора.

Больше ничего звёздного в нём не было. Скромный, интеллигентный и воспитанный в джентльменских традициях, обычно он ходил в вязаных кофтах и свитерах поверх футболки или рубашки. Мужчина не выделялся дерзким поведением, ни с кем в открытую не флиртовал и вообще являл собой образец «идеального зятя, которого захочет любая мама». Случалось, он накидывал кожанку поверх футболки вместо свитера, и у его студенток сносило крышу. Они писали ему признания и пытались сочинять неказистые стихи на латыни. Однако он не походил на типичного плохого парня, по которому все сохнут. И всё-таки невольно завладевал сердцами новичков каждый год.

Девушки постарше, уже пережившие период влюбленности в преподавателя латыни, мудро философствовали о том, что он просто самый молодой из всего педагогического состава и самый привлекательный. В этом и был секрет его успеха у женского пола. Однако же и они ностальгически вздыхали, когда слышали его смех или видели улыбку с очаровательными ямочками на щеках.

Но у Чон Джехёна были жёсткие принципы: романы со студентками недопустимы. Он знал, как много у него поклонниц и про фандом в его честь с латинским названием «Dulcitudo» тоже. Однако никому из девушек молодой профессор не давал даже малейшей надежды.
Джехён понимал, что они ещё слишком юны для серьезных отношений, а он сам может попасть под уголовную статью, ведь первокурсницам зачастую не было восемнадцати. Да и наивные девушки его не интересовали. Мужчина уже давно встречался с Кён Гон, школьной учительницей истории, девушкой из хорошей семьи, милой, спокойной и аккуратной, и не хотел никаких приключений. Свои отношения он регулярно афишировал, чтобы студентки не фантазировали на его счёт.

Сонхва печально вздохнула. Всю неделю перед этим занятием они повторяли, как составлять словосочетания по типу «правая дуга аорты», «верхняя шейка» или «отросток височной доли», учились согласовывать всю эту красоту на латинском, чтобы потом легче было сдавать проверочную работу за семестр. И вот этот день настал. Во время пробного экзаменационного теста Джехён говорил мало, иногда поглядывая на студентов, чтобы не списывали, а сам что-то постоянно помечал в своих журналах. Она уже ответила на все вопросы и теперь просто ждала окончания пары.

Сегодня профессор Чон был одет в коричневый кардиган крупной вязки поверх простой белой футболки, и в джинсы. Волосы слегка растрёпаны, будто он забыл уложить их после купания, немного сонные глаза и маленькая трещинка на пересохших губах. Он напоминал Сонхве большого плюшевого медведя, которого хотелось крепко обнять и утонуть в его уюте и тепле. Девушка даже представила себе, как они вместе сидят на диванчике и его рука обнимает её плечи. Наверняка, он ещё и пахнет так же уютно, как выглядит, например, кофе с ванильным круассаном или фруктовым чаем с булочкой. Сонхва представила как тянется носом к его шее, чтобы ощутить аромат теплой кожи и как он смотрит на нее своими добрыми карими глазами.

В этот момент профессор Чон действительно посмотрел на неё, но не совсем таким взглядом, как она себе нафантазировала. Ему нередко хватало строгого взгляда, чтобы поставить человека на место. Сонхва опустила глаза, смущённо кашлянув, и встряхнула длинными локонами, чтобы прикрыли алеющие щеки. Нашла время мечтать, отругала себя девушка и сосредоточилась на проверке собственных ответов. Но мысли не хотели подчиняться хозяйке.

Студенты-медики латынь учили лишь в первый год, и оставалось всего 2 месяца до окончания того прекрасного периода, когда она сможет откровенно пожирать взглядом Джехёна и шумно вздыхать. А потом латынь кончится и… ничего. Прелестный профессор перейдёт к следующим студентам, а их курс углубится в медицину.

Сонхва даже всхлипнула от жалости к себе. Она ведь так и не решилась признаться ему. Конечно, девушке были известны принципы Джехёна, как она позволяла себе называть его мысленно. Но ведь любовь – не преступление! Только вот как это сделать? Как признаться ему в своих чувствах, чтобы не сгореть от смущения? Она была твёрдо уверена, что пожалеет, если не сделает этого, всю жизнь будет себя корить. Хотелось просто, чтобы он знал о ее любви и что она понимает, что это безответно. Поразмышляв, девушка снова перечитала написанные ею ответы и заметила, что до конца тетради оставалось всего 2 листа.

Покусав кончик ручки, Сонхва начала энергично писать, а после звонка дождалась, пока остальные студенты положат тетради на преподавательский стол. Свою она положила последней, прижав пальцами и дождавшись, пока Джехён поднимет на неё удивленный взгляд. Смущённо улыбнувшись, девушка убрала руку и выбежала из аудитории.

Глава 2. Nitinur in vetitum semper, cupimusque negate — Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного.

В начале второго курса, изучая список предметов и преподавателей, Сонхва с удивлением обнаружила, что курс хангыля и словесности будет вести профессор Чон. Девушка невероятно обрадовалась этому открытию, пока не вспомнила, что теперь ей остаётся лишь любоваться им и наслаждаться его голосом. Сонхва была не из тех наивных девочек, которые если любили, то делали из объекта своего обожания культ.

Ей пришлось рано повзрослеть. Семья никогда не была богатой. Пока отец работал на заводе, они ни в чём не нуждались. К её 8 годам в дом забрали парализованную наполовину тела бабушку. Сонхва быстро научилась ухаживать за ней, подавать лекарства, менять подгузники, даже делать массаж на неподвижные участки тела. К 10 годам она уже ставила бабушке уколы, знала, что делать с пролежнями и как чистить гнойники.
Отец часто говорил, что им повезло, семье не придется тратиться на врачей, ведь у них дома уже есть врач. Сонхва очень собой гордилась. Бабушки не стало через два года и девочка сосредоточилась на учёбе, присматриваясь к профессии врача.

А потом отец пострадал на работе, ему пришлось ампутировать правую руку и ногу – придавило тяжелой трубой. Сонхве только исполнилось 15 и у неё начался новый этап заботы о лежачем больном. С отцом было сложнее. Он часто злился, кричал от боли, возмущался, что отрезали конечности и он теперь бесполезен. Ночами он плакал, Сонхва слышала его причитания. Его травмы долго кровоточили и девочка научилась останавливать этот процесс, делать сложные перевязки.
К 16 она уже много знала о хирургии, обследованиях и анализах. Денег в семье резко стало меньше. Вся компенсация от завода ушла на операцию и последующее лечение. Мать устроилась на вторую работу в ночную смену, чтобы хватало на еду и лекарства. Теперь они мало виделись, Сонхве приходилось после школы ухаживать за отцом самостоятельно.

Его не стало внезапно. Ночью отец принял всё обезболивающее из баночки разом. Не выдержал такой жизни. Не хотел оставаться обузой для семьи, видя как им тяжело. Сонхва долго плакала, не желала мириться с его выбором, потом проклинала его, злилась. Но этот его поступок лишь укрепил её в желании стать врачом. Она хотела делать всё возможное, чтобы другие люди выбирали иной путь и учились жить дальше.

Мама её отговаривала. Учёба в меде очень сложная, нужны связи и деньги, чтобы получать высокие оценки и в будущем хорошую должность.
– Мне это всё не нужно мам, – убеждала её Сонхва. – Я лишь хочу спасать людей. Оценки в этом не помогут. И платить не надо, я буду сама учиться, как получится. Главное, чтоб не отчислили.

Мать только тяжело вздохнула. Не переубедишь.
– Ты не понимаешь, милая. Дело не только в этом. Тебе не дадут жизни, будут сваливать чужую работу и мало платить.
– Только если я сама это позволю.
– Нет, Сонхва, так устроена жизнь и наше общество. Женщинам и без того платят меньше, чем мужчинам на таких же должностях.
– Мам, мне скоро 18 и это будет уже не твоя забота. Не забывай о себе, хорошо кушай и старайся не болеть. Тогда и у меня будет больше шансов устроиться в жизни.

Мама понимала, что у дочери почти не было детства. Сначала бабушка, затем отец. Если еще и за матерью придётся ухаживать, она совсем духом упадёт. Поэтому госпожа Ли приняла выбор дочери и старалась заботиться о себе.

Сонхва не подвела, окончила школу с отличием и действительно сдала экзамены в мед сама. Первый курс шёл очень тяжело. Её сокурсники часто были из семей врачей, чем неизменно хвастались, хотя учились посредственно. Учителя специально занижали баллы, сваливали на неё дополнительные рефераты и отчёты, сделали старостой, чтобы усложнить жизнь девушке из бедной семьи, которую некому было защитить. Сонхва старалась всё успеть, вела подробные записи, в том числе на диктофон, если у неё зарождались хоть малейшие сомнения. И это не раз выручало. Иногда нервы сдавали, она плакала в подушку, но никому не жаловалась.

Только профессор Чон был для неё отдушиной. Благодаря любви к нему она не бросила учёбу. Она даже успевала подрабатывать в доставке, чтобы хватало на еду, и чтобы облегчить матери её ношу. Недосып стал хроническим, но Сонхва не сдавалась.

За время каникул она много раз думала о своей первой любви, анализировала их разговор, и пришла к выводу, что сердцу не прикажешь и жалеть ей не о чем. А он скоро женится. Теперь же у нее будет ещё целый год, чтобы любоваться им и наслаждаться его голосом. Кроме прочего, её не могла не радовать смена преподавателя, ведь на первом курсе у них был старый шепелявый дед, разобрать речь которого оказалось той ещё му́кой.
Теперь же у неё не будет никаких проблем с изучением родного языка. Профессор Чон преподавал не только латынь, он сам отучился на филологическом, слыл известным полиглотом. Вроде бы даже говорил на пяти языках.

Весь семестр с марта по июль девушка увлеченно училась, пока ещё расширяя свои знания по базовым предметам. Лишь на следующем курсе они будут более углубленно изучать медицину и начнут определяться с направлением, в котором будут специализироваться.
Её зачётка уже начала работать на неё. Преподаватели оценили усердие девушки, сильный характер, настойчивость и терпение. А сокурсники – возможность списывать у отличницы. Так Сонхве удалось угодить и тем и другим. Уже на втором курсе её перестали буллить и вообще не трогали по мелочам. Даёт списывать, не шестерит – и ладно. А что девчонка без денег и связей – это её проблемы.

Сама учеба всегда давалась ей легко, она впитывала знания как губка, чему немало способствовал ее личный опыт ухода за больными. Поэтому Сонхва часто могла отвлекаться на занятиях, что больше не вредило её оценкам. Она слышала разговоры в фанклубе профессора Чона, что он и его невеста активно готовятся к свадьбе, назначенной на конец сентября. Одержимые им фанатики следили чуть ли не за каждым шагом будущих супругов и уже прознали, в каком салоне невеста заказала свадебное платье и какой ресторан они сняли для празднования.

Сонхва даже научилась радоваться услышанному и счастью на лице Джехёна. В конце концов, что может быть важнее? Её собственные чувства к нему никуда не делись, но теперь у девушки сформировались весьма высокие требования к потенциальным парням: они должны были отличаться умом, образованностью, добротой, вежливостью, высоким ростом и привлекательной внешностью. И если с последними двумя пунктами проблемы были редки, то по первым трём её никто не устраивал. К тому же Сонхва понимала, большая часть парней, что к ней подкатывали, делали это не из симпатии, а потому что у неё всегда можно списать.

Глава 3. Homines quo plura habent, eo cupiunt ampliora — Чем больше люди имеют, тем больше желают иметь.

Услышав про обвинения, Сонхва пришла в форменный ужас. Кому вообще взбрело в голову обвинять идеального профессора Чона в подобном?!
Педагогический комитет немедленно провел заседание, где студентку Сон с пристрастием допросили и даже потребовали пройти медицинское освидетельствование, которое подтвердило – она беременна. Девушку пытались вывести на чистую воду, добиваясь признания, что отцом её будущего ребенка является вовсе не профессор Чон, однако она настаивала на своём. В доказательство она передала педкомитету записку, написанную собственноручно профессором, в которой он сообщал, что им надо встретиться наедине.

Отец студентки рассвирепел, когда узнал, о чём и как её допрашивали, заявив, что посадит за решетку весь педсостав университета. Своей дочери господин Сон доверял безапелляционно и в её слова охотно поверил, тут же обвинив Чон Джехёна во всех смертных грехах. Ректор хотел разобраться в деле без лишних эмоций и свидетелей, поэтому попросил уважаемого депутата сдержаться, пока они не проведут внутреннее расследование.

Джехёна с пристрастием допросили, но он всё отрицал, указав, что это Ын Су преследовала его, а вовсе не наоборот. И что никаких записок он ей не писал. По неосторожности он упомянул, что ещё до первого инцидента действительно оставался с ней пару раз наедине, чтобы поставить девушку на место и объяснить ей, как не стоит себя вести. За это и уцепились его обвинители. Записка прошла экспертизу, которая подтвердила, что почерк его. И никак Джехёну не удавалось это опровергнуть.

Сонхва не могла поверить своим ушам. Почему Ын Су вообще такое взбрело в голову?! Как она посмела возводить напраслину? Как ей не стыдно!? Она шла по территории университета, гоняя эти мысли, пока не услышала разговор парней, куривших за раскидистой елью.
– Говорят, он ее изнасиловал.
– И ты в это веришь?
– А почему нет? В тихом омуте черти водятся. Профессор всегда такой милый и спокойный, но кто знает его настоящего? Вспомните все эти скандалы с айдолами, которые на сцене плюшки, а по ночам в клубах наркотики нюхают и проститутками балуются.
– Ну Чона же не видели в клубах, – вступился третий голос.
– Так это и не обязательно. Вот ты видел Ын Су с кем-то ещё?
– Нет. Но это ничего не доказывает.
– Слушай, – первый говоривший с причмокиванием затянулся и выпустил дым, – она за ним бегала как сучка во время течки. Если б не спала с ним, разве вела себя так?
– И то верно. Но изнасилование?
– Иногда жертвы влюбляются в своих мучителей.

Сонхва не выдержала и подбежала к ним.

– Как вы вообще смеете говорить такое?!
– А что, ты тоже профессора защищать будешь?
– Да ну её, она одна из его фанклуба.
– Причем здесь это? – накинулась на говорившего Сонхва. – Как вы смеете обвинять его в том, что ещё даже не доказано?!
– Так докажут. Дело времени.
– А если нет, ты принесешь публичные извинения?!
– Перед тобой что ли?
– Я уверена, что профессор Чон даже не прикасался к ней.
– Чем докажешь? Или может он и тебя совратил? Примазаться к делу хочешь?
– Я, как ты правильно заметил, его фанатка и оставалась с ним наедине по вопросам учёбы. Так вот, он меня пальцем не тронул и даже взглядом не намекнул.
– Ну так ты, возможно, не в его вкусе. У Ын Су и фигура интереснее и губки ей красивые сделали. Наверное, ему нравилось когда она этими губами...

Пошлые предположения студента прервала звонкая пощёчина, которую Сонхва с оттяжкой ему отвесила.

– Ты чего творишь?! – возмутился парень, прикладывая ладонь к горевшей и вмиг покрасневшей щеке.
– А ты следи за своими словами!

Не желая больше продолжать бессмысленный разговор, Сонхва развернулась на каблуках и быстрее молнии скрылась в учебном корпусе. Забежала в туалет, чтобы умыться холодной водой. Какие нахалы?! Мало того, что ещё ничего не доказано, а они такие пошлые вещи обсуждают?! Её буквально трясло от пережитой злости и ненависти к парням. Но ещё больше трясло от страха за профессора. Если даже простые студенты позволяют себе подобное...

Джехён места себе не находил. Он корил себя за то, что вообще открыл рот без адвоката и сам себя по сути подставил. Молчать надо было! Но кто же знал? Ему не доводилось не то, что участвовать в судебных делах, он даже близко о них ничего не знал. Но на своих ошибках Джехён умел быстро учиться. Вот и теперь он занялся поисками толкового адвоката, отказавшись от того, которого ему предоставили бесплатно на предварительном следствии.

Да, стоили эти адвокаты дорого, но какой у него выбор? Лишиться всего и сесть в тюрьму за преступление, которого он не совершал? У него свадьба на носу! Его девушка из причиной семьи. Он хотел женить, завести несколько детей. Но если сейчас не удастся снять с себя эти обвинения, всё пойдёт прахом.

– Я верю, что ты её не трогал, милый, – успокаивала его Кён Гон, хотя по глазам было видно, ситуация и её нехило напугала.
– Спасибо. Всё же я не хочу, чтобы ты пострадала. Эта девчонка не достойна пыли у твоих ног и очень нахальна. А всё потому, что папаша – депутат. У меня нет таких связей.
– Может привлечь репортёров и придать огласке? – предложила Кён Гон.
– Репортёров, которых депутат перекупит и они еще больше грязи на меня выльют? А если он велит им написать, что я спал со всеми своими студентками? Или даже с несколькими из них?
– Прости. Я как-то не подумала.
– Да всё в порядке. Я же понимаю, ты пытаешься помочь. И я благодарен за это. Но пожалуйста, милая, не лезь в это дело и ни с кем не разговаривай, что бы тебе не говорили и не обещали. И особенно если будут угрожать. Сразу скажи мне. Хорошо?
– Конечно. Не переживай.

Допросы по делу профессора Чона продолжились. По всему выходило, что ему нечем себя защитить, словно весь мир отвернулся от него. Даже фанклуб временно приостановил работу, пояснив, что они не могут поддерживать человека, против которого выдвинуты столь ужасные обвинения.

Окружение Со Ын Су и её сокурсники так же были допрошены и подтвердили, что её никогда не видели с другими парнями и что она действительно пару раз оставалась с профессором наедине в аудитории после лекций или семинаров.
Хотя подобное происходило задолго до скандала, ещё до первых разборок с отцом девушки, убедить кого-либо, что он больше не допускал личных встреч, Джехён так и не смог. Но самое ужасное, что появились слухи, будто бы Ын Су не первая, с кем профессор Чон оставался наедине.

Скандал набирал обороты. Ын Су при поддержке отца подала заявление в прокуратуру, и против Джехёна возбудили уголовное дело сразу по двум статьям. Его отстранили от преподавания на период расследования. Узнав об этом, Сонхва ни на секунду не засомневалась в любимом. Выдвижение обвинений ещё не доказательство вины. Ей казалось очевидным, что это дело подстроено, ведь Джехён никогда не был замечен ни в каких скандалах вообще, даже по мелочи.
Ещё больше её шокировал тот факт, что около трети девушек-студенток, напротив, поверили обвинениям, говоря, что первокурсница выглядит слишком уж невинной и напуганной. А вот профессор слишком скрытен, что может говорить о его порочности.

Фанклуб профессора объявил о закрытии и роспуске в связи с началом официальных следственных действий. Администраторы публично заявили, что не могут больше поддерживать человека, совершившего столь страшное преступление, да ещё против несовершеннолетней. Сонхва пыталась напомнить им, что пока вина не доказана, человек не может считаться преступником, но её никто не слушал.

Кристальная репутация Джехёна рушилась на глазах. Буквально за месяц от него отвернулись почти все, и лишь некоторые студенты и парочка преподавателей всё ещё верили в его невиновность. Невеста профессора тоже оставалась на его стороне, хотя, конечно, и её этот скандал сильно задел. Свадьбу пришлось отложить на неопределенный срок. Джехён понимал желание Кён Гон отдалиться на время, когда она сказала, что пока поживет у родителей. Хотя они иногда ужинали вместе и продолжали видеться, он замечал, как девушка напугана и как с опаской посматривает на него. Но ничего не мог с этим поделать.

Начались расследования. Кабинет и квартиру профессора обыскали и нашли у него небольшую коробку старых рукописных признаний от студенток. Он проклинал себя, что не выбросил их. На самом деле просто забыл об их существовании. Эти признания писали ему девушки тогда, когда он только пришёл в университет и был еще моложе и наивнее. Он хранил их просто как память, думал, что если выбросить, это оскорбит невинные чувства девушек. Это ведь просто признания, наивные и ничего не значащие. Вот и доигрался.

Коробка сыграла на руку стороне обвинения. Прокурор утверждал, что это новые записки, полученные им недавно. Об их старости говорил только сам Джехён, а в записках не было дат и имён, поэтому установить, когда и кем они были написаны оказалось невозможно. То, что это были односторонние признания, хранимые им как добрая память, никого не убедило, как и тот факт, что не имелось ответных писем от самого Джехёна.
В прокуратуре стали утверждать, что профессор давно промышлял развратом и, скорее всего, эта жертва будет не единственной. У Сонхвы от таких подробностей волосы на голове встали дыбом. Что, если в той коробке он хранил и её признание? Ведь оно было написано в тетради.

Весь преподавательский состав был допрошен в суде, хотя почти никто не дал против Джехёна отрицательных показаний. Только один преподаватель, завидовавший популярности молодого профессора, высказал неоднозначные предположения, которые удобно было трактовать как угодно.

Затем пришла очередь студентов. Допрашивать огромный пласт обучающихся было неразумно, поэтому в первую очередь вызвали тех, кто добровольно желал дать показания за или против него. После допросили девушек из фанклуба. Вот уж кто повел себя свински, так это они. Сперва клялись в вечной любви и обожании, а как только заштормило, все как одна включили заднюю и стали утверждать, что их кумихо попутал, а фанклуб это не его, а просто круг по интересам. Еще позже допросили часть студенток, о которых было известно, что им нравился профессор Чон или на них указали предыдущие свидетели.

Джехён уже отчётливо понимал, во что вляпался. Пытался отмотать назад и разобраться, а как надо было себя вести, пока не осознал – уже без разницы. Всё случилось и ничего не получится изменить. С каждым днём ситуация выглядела всё хуже, Кён Гон отдалялась от него, уже не звонила первой и один раз не пришла на встречу, придумав причину. В универе ему нельзя было показываться, а всех его студентов передали другому преподавателю, срочно взятому на должность.

Сонхва не пропускала ни одного судебного заседания, до головной боли вслушиваясь в речи своих же сокурсников. Некоторые из них несли полную чушь, другие говорили что-то неоднозначное, что можно было толковать во вред Джехёну. Нашлись две девушки, которые публично обвинили его в приставаниях. Когда дошла очередь до Сонхвы, девушка с жаром принялась защищать любимого профессора, подробно рассказала о собственной влюбленности в него и его честном отказе. Напомнила всем о его жёстких принципах и том, что за все годы преподавания за ним не числилось ни одного скандала. Но даже она не нашлась с ответом, когда её напрямую спросили, чем они занимались с профессором, когда оставались наедине.

– Это какая-то глупость. Мы не оставались... – растерялась девушка.
– Госпожа, у нас есть трое свидетелей, которые утверждают, что вы лично рассказывали им о том, как оставались наедине с профессором.
Сонхва с ужасом посмотрела на вмиг побелевшего Джехёна, опустившего взгляд в пол. У неё самой лицо горело, но она взяла себя в руки.
– Я не понимаю, о чём вы. Если я и оставалась когда-нибудь наедине с профессором, то исключительно в рамках сдачи экзамена в учебной аудитории, как мы все. Ничего больше не могло быть. Могу я узнать имена свидетелей, кто так нагло врёт?

В тот день имена ей не назвали, но позже они были допрошены в суде и это оказались те самые курильщики, одному из которых Сонхва влепила пощёчину. После слушания она специально подкараулила парня в коридоре.

– Как ты посмел наговорить такое?! – зашипела на него девушка.
– А ты думала, я прощу тебе унижение? Да ни в жизнь!
– Но то, что ты говорил – наглая ложь!
– А ты не докажешь, – ехидно рассмеялся ей в лицо парень и прошел мимо.

Глава 4. Dura lex sed lex. – Закон суров, но это закон.

Джехён сидел в уличном кафе и допивал бутылку соджу в ожидании очередного адвоката. Он перебрал их уже с десяток, но никто не старался достаточно для его защиты. Двух вообще нагло перекупил папаша Ын Су. Джехён уже отчаялся найти достойного и честного юриста. Но выбора у него не было, в этом суде без адвоката никак. Профессор уже потратил все свои сбережения на юристов, остались только деньги на свадьбу и личные вещи. Он даже не представлял, чем платить следующему. Даже за съёмную квартиру Джехён не мог заплатить уже два месяца, но добрая старушка-хозяйка разрешила ему до конца суда там жить. Она была одной из немногих кто ещё верил в его невиновность.

– Долго ждёте? – раздался над головой незнакомый голос.
Джехён взглянул в лицо мужчины, затем на часы и ответил:
– Не особо. В моём случае опоздание уже не имеет значения.
– Что-то совсем уныло звучит, – прокомментировал адвокат усаживаясь на скрипящий стул. На самом деле он не опоздал. Мужчина десять минут специально стоял за окном кафе и просто наблюдал за потенциальным клиентом, изучая его. Такие наблюдения почти всегда давали куда больше информации, чем прямой разговор.
– Как есть, – отмахнулся Джехён, опрокидывая очередную стопку. – Будете?
– Возможно, если договоримся. Расскажете мне свою версию?
– Кажется, я высылал вам обвинительное заключение для ознакомления.
– Высылали. Но это версия прокуратуры.
– В мою никто не верит. Почти никто.
– А кто верит?
– Есть пара человек. Но их тоже не слушают. И одна студентка. Не хочу портить девочке жизнь, используя её как свидетеля. Тем более она уже пыталась.
– Понятно. Вы звучите обречённо. Но тем не менее назначили эту встречу.
– Пока вас ждал, подумал, что зря трачу время. Раз уж вы пришли, давайте начнём с вашей цены.

Адвокат молча взял салфетку, вытащил из нагрудного кармана пиджака модную позолоченную ручку и написал цифру. Джехён посмотрел, поперхнулся глотком соджу и виновато произнёс:
– Простите, что зря потратил ваше время. И что пригласил в эту забегаловку.
– Почему?
– Я не потяну.
– Продайте почку.
– Ради этой… нет, спасибо. Она того не стоит.
– Вы с ней спали?
– Нет.
– Чем докажете?
Джехён цыкнул и протянул:
– Ни.че.м. Всё против меня. Но я не трогал её. Я никого не трогал. И вообще жениться собирался. Не удивлюсь, если Кён Гон теперь меня бросит.

Адвокат внимательно осмотрел мужчину, оценил недорогую, но чистую и аккуратную одежду, потухший взгляд, три пустых бутылки под столом и ту обречённость, с которой он допил четвёртую.

– Я беру ваше дело.
– Я не смогу вам заплатить. Тем более столько.
– Не надо. Я взыщу эти деньги с истицы.
– Вы так уверены в себе? Правда, мне рекомендовали вас как лучшего уголовного адвоката, но вы ведь меня совсем не знаете.
– Я узнал и увидел достаточно.
– Но я не могу ничего предоставить и вы не найдёте опровержений.
– Тем интереснее ваш случай. Это как чистый лист. Я могу написать любую историю.
– То есть выдумать что-то?
– Знаете, для юриста все дела на одно лицо. Часто случаи настолько однотипны, что это просто скучно. Да и люди, которые ко мне обращаются, обычно состоятельны и точно знают, чего хотят. Но вы другой.
– Другой. Нищий преподаватель, который скоро сядет за то, чего не совершал, – ещё одна рюмка алкоголя пропала в глотке мужчины. – Все мои доказательства были отклонены, верят только ей. Я даже не понимаю, как она сумела подделать ту записку.
– Суд основывается не на правде, а на тех доказательствах, которые предоставляют стороны, – задумчиво проговорил господин Ли Кан Сок. – А хороший адвокат концентрируется не на доказательствах, а на том, что должны услышать участники процессе.
– Как сложно.
– Доверьтесь мне. Если вы мне не врёте, я это докажу. А если врёте, вам же хуже.
– И вы не боитесь испортить себе репутацию?
– Я всегда смогу выкрутиться. Не волнуйтесь за меня.
– Ну хорошо. Тогда, что мне надо будет делать и что говорить?
– Слушать мои речи в суде и молчать. В конце концов в этом и состоит суть моей профессии – всё ставить под сомнение, ни с чем не соглашаться и без конца говорить. Главное – не опаздывайте. Пунктуальность для меня важна.

Они пожали руки и адвокат откланялся. Обычно интуиция его не подводила. Этот человек не врёт и на насилие он не способен. Но адвокату стало любопытно узнать истину. Что же там всё-таки произошло? И почему у его студенток разошлись мнения на его счёт. Он любил копаться в человеческой психике.

📝

Судебные заседания возобновились в июне, когда молодую мать выписали из роддома и она уже полностью восстановилась от родов. Джехён появился в суде с новым адвокатом. Присутствующие в зале шушукались, что этот юрист стоил дорого, но как говорили, выигрывал 99 из 100 дел. Наверное, профессор продал почку и часть печени, чтобы оплатить его услуги, шептались студенты.

Новый адвокат, господин Ли, запросил повторный допрос тех, кто дал показания против Джехёна и обвинял его в приставаниях.
– Возражаю, ваша честь! – сказал один из адвокатов Ын Су. – Это затягивание процесса. Мы уже всех их выслушали.
– Учитывая, что этот суд длится уже несколько месяцев, до сих пор работали неумелые адвокаты. Умелый может затягивать процесс вечно. Как мой оппонент, к примеру, – господин Ли бросил колкий взгляд в адвоката напротив и ехидно улыбнулся. – В качестве обоснования скажу, что до сих пор свидетелей допрашивала только сторона обвинения.
– Это потому, что у защиты к ним вопросов не нашлось, – парировал один из судей.
– Это потому, что прежние адвокаты моего доверителя пытались сидеть на нескольких стульях, – ответил господин Ли, намекая на подкуп.
– Хорошо. Вызовем, но не всех, кого вы просите. Суд и правда длится слишком давно. А мне скоро на пенсию, – сдался старший из трёх судей.

За несколько заседаний господин Ли жёстко и качественно опросил свидетелей по второму кругу, вывел их всех на чистую воду, найдя противоречия в их словах и заставив публично признаться, что они врали.
Далее, адвокат Ли смог доказать, что письма, написанные студентками, действительно хранились Джехеном лишь как память, он никогда не отвечал на них. За свой счет он провёл экспертизу и предоставил её результаты суду. Там подтверждался большой возраст листков, на которых письма написаны, и чернил, которыми они написаны.

– Но это не опровергает того, что были и другие письма, более свежие. И их было много! – спорил адвокат обвинения.
– Факты отвергать нельзя: снятой головы к плечам не приставишь, – парировал господин Ли. – Те, что вы нашли в квартире моего доверителя, действительно старые и никакого отношения к обвинению не имеют. В самом первом протоколе осмотра места было указано, что коробка хранилась внизу шкафа и была покрыта толстым слоем пыли, многолетним слоем. Позже по невнятной причине этот протокол был признан несостоятельным. Уверен, суд был введён в заблуждение стороной обвинения.
Мне так же удалось выяснить авторов некоторых из этих писем, и я с ними встретился. Прошу суд приобщить к делу их письменные объяснения в защиту моего доверителя от трёх девушек, когда-то учившихся у Чон Джехёна. К сожалению они сейчас работают в разных городах и приехать не могут. Но все объяснения заверены нотариально.

Судья переглянулся с прокурором, а тот лишь пожал плечами. Против таких доказательств ничего не предъявишь и отвергать их нет оснований.

У Сонхвы немного отлегло от сердца, когда обвинение отказалось от двух пунктов. Она перешла уже на четвертый курс, но желала лично убедиться в том, что Джехён победит. Сомнения ни на секунду не посещали её. В промежутках между учёбой и ночными сменами санитаркой в больнице, она старалась посещать все его заседания. Однажды после смены, когда она возвращалась в общежитие под утро, возле фургончика с кофе, всегда стоявшего у входа в студенческий городок и работавшего круглосуточно, девушка заметила адвоката Ли. Завидев её, мужчина, улыбнулся и направился на встречу, протягивая ей стаканчик латте.
– Благодарю, – Сонхва с поклоном приняла кофе. – Как вы узнали, какой я люблю?
– Это моя работа. Поболтаем, если вы не слишком устали?
– А если слишком? – девушку не мог не удивить его стиль ранний визит.
– Вы – единственная, кто никогда не менял своих слов о Чон Джехёне.
– Так и есть.
– Скажите, почему?

Она задумалась. Всегда можно найти безопасное оправдание или соврать, но в этом деле насобиралось уже так много лжи, что Сонхва решилась.

– А вы бы сомневались в любимом человеке?
– На суде вы утверждали, что ваша любовь безответна.
– Разве от этого она перестаёт быть любовью?
– И господин Чон знает о ваших чувствах?
– Я призналась ему в конце первого курса. Написала в тетради с ответами на тест.
– И он ответил вам?
– Да. Мы поговорили в аудитории. Он напомнил мне о своих принципах – никогда не заводить отношений со студентками и не отвечать на их чувства. А так же сказал, что собирается жениться и поэтому мне следует забыть о нём, сосредоточиться на учёбе.
– И вы разлюбили его?
– Любить вполовину я не умею.
– То есть сейчас, если бы он ответил на ваши чувства, вы бы пошли за ним?
– Думаю, прямо сейчас ему не до меня. И я не стану ухудшать его положение. Если бы я могла помочь…
– Да вы и правда влюблены, – почему-то удивился адвокат. – Я имею ввиду в отличие от других, кто отвернулся от него. Они лишь называли это любовью. Он понимает, насколько сильны ваши чувства?
– Думаю нет, – грустно улыбнулась Сонхва. – Он ведь часто слышал признания. И он считает, что всё это временно.
– Вы будете добиваться его, когда всё закончится?
– Добиваться – какое-то некрасивое слово. Я не оставлю его без поддержки, если он её примет.
– Давайте я накормлю вас сытным завтраком, а вы расскажете мне всё, что знаете о его фанклубе и других студентках?
– Чем это поможет?
– Возможно вы замечали что-то важное, но не понимали этого. А я пойму.
– И это поможет профессору Чону?
– Вполне возможно.
– Где будем завтракать?

Сонхва уже оценила, как этот адвокат, в отличие от прочих, действительно хотел узнать истину и она доверилась ему. Впрочем, она не могла сказать ничего, что могло бы усугубить положение Джехёна. За время их двухчасовой беседы мужчина сделал много заметок в своём блокноте, а после горячо её поблагодарил.