Город всегда пах дождем и пеплом. Не буквально, конечно, хотя после ливня запах влажного асфальта и кирпича действительно напоминал остывающий костер. Скорее, это было ощущение. Сталград – огромный, старый, вечно коптящий небо дымом из труб на восточной окраине – нес в себе память о тысячах сгоревших дней. Он был как гигантский, покрытый шрамами зверь, дремавший под серым одеялом облаков.
Эмилия Ренар прижалась лбом к прохладному стеклу трамвая, наблюдая, как капли воды сливаются в причудливые ручьи, искажая огни витрин и мокрые силуэты прохожих. За окном мелькали знакомые декорации ее жизни: мрачные фасады довоенных особняков, соседствующие с безликими бетонными коробками; граффити, яркими кляксами на кирпиче; рекламные щиты, кричащие о счастье, которое можно купить. Она ехала домой после смены. В кофейне «Старая Искра» всегда было уютно, пахло свежемолотым кофе и теплом старой печи, но к концу дня даже этот теплый оазис пропитывался усталостью. Усталостью от улыбок, от бесконечных «двойных эспрессо с соевым молоком», от необходимости быть… обычной.
Она потянула воротник своего поношенного темно-синего дождевика повыше. Люди вокруг кутались в куртки, прятали руки в карманы, дышали паром. Эмилия не мерзла. Никогда по-настоящему. Даже сейчас, в промозглый ноябрьский вечер, когда влага, казалось, просачивалась сквозь стены, внутри нее тлел ровный, почти незаметный жар. Как угольки под слоем пепла. Она научилась игнорировать это ощущение, подавлять его глубоко внутрь, превращать в фоновый шум. Это было безопаснее.
Трамвай резко затормозил на остановке «Пепельные Розы», скрежет колес по рельсам заставил пассажиров вздрогнуть. Эмилия автоматически схватилась за поручень. В пальцах на долю секунды вспыхнуло знакомое покалывание, теплое и щекотное, будто крошечная искра пробежала по нервам. Она резко разжала руку, сунула ладони в карманы, стиснув кулаки. *Спокойно. Просто спокойно.*
Через запотевшее стекло она увидела знакомый силуэт у входа в сквер. Марк. Ее… что? Парень? Знакомый? Человек, с которым они периодически встречались уже пару месяцев, не утруждая себя определением статуса. Он стоял под зонтом, нервно поглядывая на часы. Договорились встретиться у фонтана в парке. Эмилия вздохнула. У нее не было сил ни на какие разговоры, ни на какие попытки быть милой и заинтересованной. Все, чего она хотела – горячая ванна и тишина. Но отменять было уже поздно.
Она вышла из вагона, и ледяной порыв ветра с дождем хлестнул ее по лицу. Она лишь слегка наморщила нос. Марк, увидев ее, поспешил навстречу, пытаясь прикрыть ее своим зонтом.
«Эм! Я уже думал, ты не придешь. Холодина же!» – его щеки были раскраснены от холода, дыхание превращалось в белые клубы пара.
«Просто задержали на пару минут, – буркнула Эмилия, стараясь идти так, чтобы не задевать его плечом. Его близость, его холодный запах после дождя, его явное желание… всего этого – вызывало у нее раздражение. Тлеющие угли внутри кольнули сильнее. – Пошли в кафе? Тут рядом есть…»
«Давай прогуляемся? – перебил Марк, улыбаясь. Он взял ее за руку. Его пальцы были ледяными, влажными. Эмилия едва сдержала порыв вырваться. – Так романтично, дождь, фонари…»
*Романтично?* Эмилия мысленно скривилась. В парке «Пепельные Розы» в такую погоду было пустынно и мрачно. Фонари светили тускло, отражаясь в лужах, как масляные пятна. Давно не работающий фонтан походил на груду мокрого бетонного мусора. Розы, давшие парку название, сейчас были жалкими оголенными кустами, покрытыми инеем. Но Марк уже тащил ее по скользкой дорожке вглубь сквера.
Они шли молча. Марк пытался завести разговор о работе, о каком-то новом сериале. Эмилия отвечала односложно. Ее внимание приковало к себе странное ощущение. Где-то справа, в кустах, за старым кирпичным зданием бывшей оранжереи (сейчас – заброшенной и заколоченной), она *чувствовала* огонь. Не видела, не слышала – именно чувствовала. Маленький, дрожащий огонек. Костер? Сигарета? Но ощущение было другим – неконтролируемым, нервным. Как будто кто-то пытался чиркнуть зажигалкой с мокрыми руками.
«…и потом он такой говорит… Эм? Ты слушаешь?» Марк остановился, обернулся к ней. Он все еще держал ее за руку.
«Да, да, – машинально ответила Эмилия, пытаясь локализовать источник этого дрожащего теплового пятна. Оно было совсем рядом. – Извини, я…»
«Ты какая-то отстраненная сегодня, – Марк нахмурился. Он шагнул ближе. – Может, не стоило встречаться? Если тебе не до меня…»
«Марк, просто не сейчас, ладно?» – Эмилия попыталась мягко высвободить руку, но он сжал ее сильнее.
«А когда? – в его голосе прозвучала обида, быстро переходящая в раздражение. – Я тут мерзну, стараюсь, а ты… Ты вообще хоть раз проявляешь хоть какие-то чувства? Или ты всегда такая – холодная, как этот чертов дождь?»
Слово «холодная» ударило по ней, как пощечина. Оно было таким несправедливым! Она была *полна* огня! Он просто не знал, не видел, не чувствовал того пекла, что клокотало у нее внутри, которое она с таким трудом сдерживала каждую секунду! Гнев – внезапный, яростный, как вспышка магния – охватил ее. Тлеющие угли в груди вспыхнули ярко-белым жаром.
*Щелк.*
Громкий, сухой звук раздался прямо у них за спиной. Они оба вздрогнули и обернулись.
У стены старой оранжереи, в куче мокрого картона и опавших веток, горел маленький костерок. Огонь лизал сырую бумагу с неестественной жадностью, шипя и выбрасывая клубы едкого серого дыма. Рядом стоял мальчишка лет десяти, в помятой куртке и кепке. Он смотрел на огонь не со страхом, а с ошеломленным любопытством. В его руке была дешевая пластиковая зажигалка. Он явно пытался разжечь костер, но мокрые дрова не поддавались. До *этого* момента.
«Эй, пацан! Ты что делаешь?!» – крикнул Марк, отпуская наконец руку Эмилии и делая шаг к мальчишке. «Ты же все вокруг подожжешь!»
Огонь, будто услышав его, рванул вверх. Пламя, только что желтое и слабое, вдруг стало оранжевым, почти белым у основания. Оно с треском охватило картон и перекинулось на сухую лозу, ползущую по стене оранжереи. Дым стал черным и густым.
Адреналин гнал ее сквозь мокрые переулки, мимо слепых окон спящих домов, через темные дворы, где пахло мусором и сыростью. Она бежала, не думая о направлении, инстинктивно избегая освещенных улиц. Каждый скрип тормозов, каждый окрик вдалеке заставлял сердце бешено колотиться, а в груди – тот самый предательский жар – сжиматься в болезненный, горячий комок. *Они видели. Марк видел. Мальчишка видел. Полиция... пожарные... все увидят.*
Образ Марка, отдергивающего обожженную руку, с выражением ужаса и непонимания в глазах, преследовал ее навязчивее любого преследователя. *"Что с тобой? Почему ты просто стоишь?"* Его голос звенел в ушах, смешиваясь с треском пожирающего дерево пламени и визгом мальчишки. Она видела, как огонь, *ее* огонь, лизал рукав его свитера с неестественной жадностью.
Наконец, когда в боку закололо так, что она едва не упала, Эмилия спряталась в нише чугунного подъезда старого доходного дома. Она прислонилась к холодной, облупившейся штукатурке, пытаясь заглушить рыдания, которые рвались из горла. Дождь, превратившийся в мелкую морось, стекал по ее лицу, смешиваясь со слезами. Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль была ничтожной по сравнению с ледяным страхом и жгучим стыдом внутри.
*Что я наделала?*
Она зажмурилась, пытаясь отогнать картину горящей оранжереи. Но вместо этого перед внутренним взором встало что-то другое. Яркое, почти ослепительное пятно тепла где-то в нескольких кварталах отсюда. Большое, неспокойное. *Пожарная часть?* Нет, ощущение было иным. Более… сфокусированным. Как будто огромная печь работала на полную мощность. И еще – более мелкие, разрозненные точки тепла, двигающиеся вокруг него. Люди? Машины? Она никогда раньше так отчетливо не чувствовала источники огня на расстоянии. Теперь же они маячили в ее сознании, как маяки на темной карте города. *Парк. Они в парке.*
Мысль заставила ее сжаться еще сильнее. Сколько времени прошло? Десять минут? Пятнадцать? Сирены пожарных машин прорезали ночную тишину где-то вдалеке, подтверждая ее худшие опасения. Звук был направлен именно туда, к "Пепельным Розам".
Эмилия съежилась, как будто сирена визжала прямо у нее в ухе. Она должна была уйти отсюда. Домой? Нет. Дом – первое место, куда придут, если Марк назовет ее имя. А он назовет. Конечно назовет. "Она была там! Она стояла и смотрела, как будто в трансе! Потом сбежала!" А если он запомнил этот странный щелчок? Если он связал ее неподвижность со вспышкой пламени?
Ей стало физически плохо. Горло сжал спазм. Она наклонилась, опираясь руками о колени, и ее вырвало прямо на мокрую плитку подъезда. Кислый вкус кофе со смены смешался с привкусом пепла – не настоящим, а тем, что навсегда поселился у нее на языке после сегодняшней ночи.
Она вытерла рот рукавом, содрогаясь. Страх сменился острой, животной потребностью спрятаться. *Куда?* Кофейня "Старая Искра"? Мысль о тепле, запахе кофе, о спокойном голосе хозяйки, тети Греты, на мгновение показалась раем. Но нет. Там тоже зададут вопросы. И тетя Грета, добрая, но дотошная, обязательно заметит ее состояние.
В голове метались обрывки мыслей, как перепуганные птицы: *Деньги. Телефон. Документы.* Все это было дома. В ее маленькой квартирке-студии на окраине старого района. Рискнуть? Быстро, пока они еще разбираются с пожаром?
Решение пришло с отчаянной решимостью загнанного зверя. Да. Быстро. Взять самое необходимое и… и куда? Не знала. Главное – прочь отсюда.
Она выбралась из подъезда, оглядываясь по сторонам. Улица была пустынна. Эмилия двинулась, стараясь идти быстро, но не бежать, сливаясь с тенями и редкими прохожими, спешащими по своим делам. Она включала все свои навыки "незаметности", выработанные за годы жизни с ощущением, что она "не такая". Теперь это чувство обрело чудовищную конкретность.
Путь домой занял вечность. Каждый шаг отдавался гулким эхом в ее пустой голове. Она ловила на себе взгляды прохожих – обычные, рассеянные – и ей казалось, что они *знают*. Что они видят пепел на ее руках, дым в ее волосах. Она чувствовала город вокруг себя с новой, пугающей интенсивностью. Тепло из открытой двери пекарни на углу. Горящие фары проезжающей машины. Далекое мерцание костра где-то под мостом, где ночевали бомжи. Каждый источник огня был как укор, как напоминание о ее монструозности.
Наконец она добралась до своего дома – унылого пятиэтажного здания советской постройки, покрашенного в грязно-желтый цвет. Подъезд пахло сыростью, кошачьей мочой и жареным луком. Эмилия вжалась в стену у входа, прислушиваясь. Тишина. Сердце бешено колотилось. Она проскользнула внутрь и, не включая свет, начала подниматься по скрипучей лестнице на четвертый этаж.
Ключ дрожал в ее руках. Она вставила его в замок, пытаясь не громыхать. Дверь открылась с тихим скрипом.
Ее крохотная квартирка встретила ее знакомым полумраком и запахом пыли и старой бумаги (она любила читать и коллекционировала дешевые букинистические издания). Обычный уют этого места теперь казался чужим, обманчивым. Здесь она пыталась быть нормальной. И потерпела сокрушительное поражение.
Эмилия бросилась к шкафу. Вытащила старый рюкзак для походов. Начала наугад сгребать вещи: пару футболок, джинсы, теплый свитер, носки, нижнее белье. Туалетные принадлежности. Паспорт. Небольшую пачку денег, отложенных "на черный день". Вот он и настал, чернее некуда. Телефон она схватила, но сразу же выключила, боясь, что его могут отследить или что на нее посыплются звонки – от Марка, от полиции, от тети Греты.
Потом она замерла посреди комнаты. Что еще? Книги? Фотографии? Ей было все равно. Вещи не имели значения. Важно было сбежать. Исчезнуть.
Она накинула сухой, но все еще пахнущий дымом дождевик (о, ирония!) и закинула рюкзак на плечо. Последний раз окинула взглядом свою прежнюю жизнь. Скривилась.
В этот момент ее взгляд упал на маленький кактус в горшке на подоконнике. Его подарила ей тетя Грета года два назад. Неприхотливый, колючий, он выживал в ее нерегулярном уходе. И сейчас на его толстом стебле распустился одинокий, нежно-розовый цветок. Совершенно не к месту в этой грязи и хаосе.
Холод линолеума под коленями проникал сквозь джинсы, но внутренний жар Эмилии был сильнее. Она сидела, прижавшись спиной к стене, в кромешной темноте своей квартиры, и слушала, как ее сердце медленно успокаивается после безумной скачки. Гул города за окном казался приглушенным, далеким. Но внутри черепа все еще звенело: *Они знают. Он знает. Кто он?*
Взгляд из темного автомобиля преследовал ее. Спокойный, всевидящий, тяжелый. Он не был взглядом полицейского. Полицейский бы ворвался, задавал вопросы, кричал. Этот взгляд был… оценкой. Как будто она – редкий, опасный экспонат.
*Бежать. Сейчас же.*
Инстинкт самосохранения, приглушенный шоком, наконец пересилил паралич. Эмилия поднялась, ноги дрожали, но держали. Она нащупала в темноте рюкзак, взвалила его на плечи. Нельзя здесь оставаться. Нельзя ждать, пока этот человек или те, кто с ним, вернутся. Или пока придет полиция.
Она прислушалась к лестничной клетке. Тишина. Выскользнула из квартиры, тихо прикрыв дверь. Не запирала. Пусть думают, что она просто вышла. Каждая ступенька скрипела, как предатель. Она спускалась, затаив дыхание, вжимаясь в стены при малейшем звуке из соседних квартир. Подъезд был пуст. Выдохнув, она вышла во влажную ночь.
Куда? Вокзал? Слишно очевидно. Отели? Дорого и нужен паспорт, который могут проверять. Знакомые? Нет. Она не могла подвергать их опасности. Оставалось одно – места, где не ходят люди. Заброшенные здания. Промзоны.
В памяти всплыл образ старой ТЭЦ на дальнем берегу реки – «Факел». Громадного, ржавого монстра, давно не работавшего. Место, куда даже бомжи заглядывали редко из-за слухов о плохой энергетике и обрушениях. Идеально. Далеко, пустынно, и там, возможно, можно спрятаться до утра, чтобы придумать хоть какой-то план.
Эмилия двинулась на восток, к реке. Шла по темным переулкам, избегая магистралей. Город спал, лишь редкие машины проносились по мокрому асфальту, оставляя за собой шипение шин. Она чувствовала источники тепла – спящие котельные, лампы в окнах ночных смен, теплотрассы под землей. Теперь это ощущение не просто фоновое – оно было картой, на которой она могла отметить безопасные (холодные) и опасные (горячие) зоны. *Полезно для беглеца,* – с горькой усмешкой подумала она.
Дорога заняла больше часа. Ноги ныли, рюкзак врезался в плечи. Город постепенно редел, уступая место промзоне. Запах дождя сменился запахом ржавчины, мазута и чего-то кислого – старой промышленной гнили. И вот он, «Факел». Черный силуэт гигантских труб, покосившихся эстакад и корпусов с выбитыми окнами вырисовывался на фоне чуть светлеющего к рассвету неба. Как скелет доисторического зверя.
Эмилия обошла полуразрушенный забор, нашла дыру в сетке и протиснулась внутрь территории. Под ногами хрустел битый кирпич, стекло, щебень. Воздух был густой, пыльный, с явственным привкусом гари, въевшейся в стены за десятилетия работы. Она почувствовала слабый, но отчетливый след – как будто эхо давнего, мощного огня, пропитавшего саму структуру бетона и металла. Это было… странно знакомо. Тревожно.
Она нашла вход в одно из менее разрушенных зданий – бывшую котельную или машинный зал. Огромное помещение, погруженное в полумрак. Высокие потолки терялись в тенях, сквозь разбитые окна верхнего яруса лился тусклый лунный свет. Повсюду – ржавые лестницы, непонятные агрегаты, покрытые слоем пыли и птичьего помета, свисающие клубки оборванных проводов. И тишина. Гнетущая, звенящая тишина, нарушаемая лишь каплями воды, падающими с потолка куда-то в темноту, и шорохом чего-то маленького в углу.
Эмилия нашла относительно сухой угол за массивной металлической колонной, подальше от входов и окон. Сбросила рюкзак. Съежилась на холодном бетонном полу, обхватив колени. Физическое истощение накрыло ее волной. Глаза слипались, но мозг отказывался отключаться. Картины парка, Марка, пламени, таинственного взгляда из машины – все крутилось в голове калейдоскопом ужаса.
*Что теперь?* Мысль была пустой и безнадежной. У нее нет денег надолго. Нет плана. Нет понимания, кто ищет ее и почему. И внутри – бомба замедленного действия, готовая рвануть от любой сильной эмоции. Она чувствовала этот жар, притихший, но не уснувший. Как зверь на цепи.
Она вспомнила тетю Грету. Доброе лицо, морщинки у глаз от улыбки, ее фирменный яблочный штрудель. Кофейня «Старая Искра» – единственное место, где она чувствовала себя почти что дома. *Позвонить?* Рискнуть? Сказать… что? Что она случайно устроила пожар и теперь скрывается? Тетя Грета либо не поверит, либо сдаст ее в полицию от страха.
Горло сжал спазм. Она сглотнула комок отчаяния. Нет. Она одна.
Внезапно, сквозь дрему и отчаяние, ее пирокинетическое чутье снова сработало. Не эхо старого огня завода. Нечто новое, близкое. Маленькое, контролируемое пламя. *Зажигалка.* Где-то за пределами этого здания, но уже на территории «Факела». И оно двигалось. Прямо к ее убежищу.
Страх, острый и холодный, вонзился в нее. Она вжалась в колонну, стараясь стать частью тени. *Кто? Полиция? Бомжи? Или… ОН?*
Шаги. Неспешные, уверенные. Раздавив стекло под ботинком. Скрип ржавой двери где-то в дальнем конце зала. Эмилия затаила дыхание. Пламя зажигалки погасло. Теперь в огромном пространстве слышался только мерный, негромкий шаг, приближающийся к ней. Он не скрывался. Шел, как хозяин.
Лунный свет из высокого окна упал на фигуру, появившуюся из темноты прохода. Темное пальто. Темные волосы, зачесанные назад. Резкие черты лица. Тот самый человек из машины.
Он остановился в десяти шагах от нее, не пытаясь подойти ближе. Его руки были опущены по швам, ладони открыты – жест неагрессивный, но не дружелюбный. Оценка.
«Эмилия Ренар, – его голос был низким, спокойным, без тени эмоций. Он звучал гулко в пустом зале. – Убегать бессмысленно. И опасно. Особенно для окружающих.»
Эмилия не ответила. Она сжалась в комок, готовая вскочить и бежать, но куда? Он перекрывал путь к выходу. И этот спокойный тон был страшнее крика. Внутри все сжалось, жар рванулся к рукам, к горлу. Она чувствовала, как по спине пробегают мурашки, а ладони начинают гореть.
Каин не вел ее обратно в город. Вместо этого он углубился в лабиринт ржавых коридоров и полуразрушенных цехов «Факела». Эмилия следовала за ним, чувствуя себя потерянным ребенком в чужом, враждебном мире. Сумрак сгущался, лишь редкие лучи рассвета пробивались сквозь разбитые фонари кровли. Запах старой гари, пыли и сырости становился все гуще, смешиваясь с каким-то едва уловимым химическим душком.
Они спустились по шаткой металлической лестнице в подвал – или скорее, в подземный технический уровень. Здесь воздух был еще тяжелее, холоднее. Каин остановился перед массивной, обитой сталью дверью, покрытой слоем ржавчины и непонятных пятен. Он не стал искать ключ. Вместо этого приложил ладонь к металлу возле замочной скважины. На мгновение его пальцы будто светились изнутри тусклым багровым светом. Раздался тихий щелчок, и тяжелая дверь с скрипом отъехала в сторону.
За ней открылось неожиданное пространство. Небольшая, но явно обитаемая комната. Стены были выложены грубым, но чистым камнем, пол – бетонный, подметенный. В углу стояла походная кровать с аккуратно заправленным одеялом. Простой стол, два стула. Полки с книгами в кожаных переплетах, ящиками и странными приборами, напоминавшими то ли часы, то ли астролябии. В центре комнаты, на невысоком каменном постаменте, горел небольшой, но яркий огонь в чугунной чаше. Он не коптил, не пожирал воздух – горел ровно и спокойно, излучая сухое, комфортное тепло и свет, который отражался в вентиляционных решетках на потолке. Это был первый *нормальный* источник огня, который Эмилия ощутила с момента пробуждения своего дара без приступа паники.
«Мое временное убежище, – пояснил Каин, снимая пальто и вешая его на крюк у двери. – Здесь достаточно безопасно. Для начала.»
«Безопасно от кого?» – спросила Эмилия, не решаясь войти дальше порога. Ее взгляд скользнул по книгам, приборам, чаше с огнем. Все это говорило о долгом пребывании, о знаниях, которых у нее не было.
«От любопытных глаз. Обычных и… не совсем, – он подошел к столу, взял глиняный кувшин, налил воды в две простые кружки. Протянул одну Эмилии. – Пей. Ты обезвожена и в шоке.»
Она машинально взяла кружку. Вода была прохладной, чистой. Она сделала глоток, и это немного прояснило мысли. «Вы сказали… узнать, кто я на самом деле. Что это значит?»
Каин отпил из своей кружки, изучая ее поверх края. «Твой дар, Эмилия, не случайность. Пироманты редки. Очень редки. И сила такого уровня… она либо дар крови, либо результат мощного внешнего воздействия. Твои родители?»
Эмилия сжала кружку в руках. «Обычные люди. Мать – учительница, отец – инженер. Они… они погибли. Пожар. Когда мне было двенадцать.» Говорить об этом было больно. Старая рана, присыпанная пеплом времени, теперь обнажилась с новой силой. *Пожар.* Всегда огонь.
Каин кивнул, без тени сочувствия, но и без осуждения. Констатация факта. «Возможно. А возможно, нет. Пожар мог быть следствием, а не причиной. Или прикрытием. Но это вопросы на потом. Сейчас главное – контроль. Ты – сосуд, переполненный огненной стихией. Каждая твоя сильная эмоция – трещина в этом сосуде. Мы должны укрепить стенки. Научить энергию течь по нужным каналам.»
Он подошел к чаше с огнем. «Подойди.»
Эмилия неохотно сделала шаг, потом еще один. Жар от пламени ласково коснулся ее кожи. Внутри что-то отозвалось – знакомое тяготение, смешанное со страхом.
«Смотри на пламя, – приказал Каин. – Не думай о парке. Не думай о страхе. Просто смотри. Ощути его тепло. Его ритм.»
Эмилия заставила себя сосредоточиться. Пламя было живым. Оно колыхалось, язычки лизали воздух, то удлиняясь, то укорачиваясь. Она чувствовала его… *биение*. Как сердце. Тепло расходилось волнами. И внутри нее, в ответ, начал разгораться собственный жар. Тревожно, но пока без ярости.
«Хорошо, – голос Каина был спокоен, как пламя в чаше. – Теперь… представь, что это пламя – часть тебя. Как твоя рука. Ты можешь ей двигать?»
Эмилия напряглась. *Двигать?* Она попыталась *пожелать*, чтобы язычок пламени склонился влево. Ничего. Пламя горело ровно.
«Не силой воли, – поправил Каин. – Чувством. Ты же чувствуешь его? Соединись с ним. Представь нить, идущую от твоей груди к этому огню.»
Это было странно. Нелепо. Но она попробовала. Закрыла глаза на мгновение, представила этот тепловой мостик. Когда открыла – ей показалось, что пламя дернулось. Или это был порыв воздуха?
«Лучше, – заметил Каин, хотя она не была уверена, что сделала хоть что-то. – Теперь… дыхание. Огонь дышит. Ты должна дышать с ним в такт. Вдох – пламя поднимается. Выдох – опускается.»
Эмилия попыталась синхронизировать дыхание с мерным колыханием огня. Вдох – пламя чуть ярче, чуть выше? Выдох – оно будто приседало. Это было едва уловимо. Но она *чувствовала* связь. Свой внутренний жар начал пульсировать в такт дыханию и танцу пламени в чаше. Не буйно, а… ритмично.
«Теперь… попробуй его *сжать*, – сказал Каин. – Не гасить. Сжать. Сделать меньше, плотнее. Как уголь, а не как солому.»
Эмилия сосредоточилась. Вдох. Выдох. *Сжать.* Она представила, как ее внутренний жар сжимается в плотный шар, и по воображаемой нити это сжатие передается пламени в чаше. По ее телу пробежали мурашки. Пламя… дернулось. Замерло на мгновение. И – уменьшилось! Оно не погасло, но его высота сократилась вдвое, а само оно стало ярче, гуще, почти синим в центре.
«Да!» – в голосе Каина впервые прозвучало что-то, кроме холодной оценки. Крайне редкое одобрение. – «Держи. Концентрируйся на сжатии. На плотности.»
Эмилия изо всех сил удерживала концентрацию. Пот выступил у нее на лбу. Это было невероятно тяжело – как удерживать мышечное напряжение без перерыва. Пламя дрожало, пытаясь вырваться из невидимых тисков, но подчинялось. Внутри нее бушевало что-то – не гнев, а скорее усилие, как при поднятии непомерной тяжести.
«Хватит, – скомандовал Каин через минуту, которая показалась Эмилии вечностью. – Отпусти.»
Она расслабилась, и пламя с шумным выдохом рвануло вверх, снова став прежним размером, но каким-то… усталым.
Сон Эмилии был беспокойным, пропитанным запахом дыма и ощущением падения. Она металась на жесткой койке, сжимая в кулаке обсидиановый камень, который оставался теплым, словно живое сердце. Проснулась она от резкого толчка – не внешнего, а внутреннего. Волна жара прокатилась по телу, заставив ее вскочить, задыхаясь. Камень в руке был почти обжигающе горячим.
В убежище горел только огонь в чаше и настольная лампа Каина. Сам наставник сидел за столом, склонившись над разложенной картой города, испещренной непонятными пометками. Он не повернулся, но его голос прозвучал в тишине:
«Первая волна. Утро – опасное время. Эмоции нестабильны после сна. Дыши.»
Эмилия сглотнула, пытаясь подавить панику, подпитываемую внутренним жаром. Она закрыла глаза, вспоминая вчерашний урок. *Дышать. В такт.* Она сосредоточилась на пламени в чаше, пытаясь уловить его ритм. Вдох – ощутить тепло. Выдох – представить, как жар внутри нее немного оседает, как угли под пеплом. Камень в руке постепенно становился просто очень теплым, но не болезненным. Волна отступила.
«Лучше, – констатировал Каин, наконец оторвавшись от карты. Его взгляд был острым, оценивающим. – Но это реакция. Нам нужен контроль над источником. Сегодня ты будешь учиться слушать свой собственный огонь. И отвечать ему.»
Он подошел к центру комнаты, к каменному постаменту с чашей. «Вчера ты управляла внешним пламенем. Сегодня – энергией внутри себя. Садись. Скрести ноги. Руки свободно на коленях.»
Эмилия послушно опустилась на холодный пол напротив него. Нервы звенели от предчувствия. Контролировать чужой огонь было одно. Копаться в своем, диком и пугающем – совсем другое.
«Закрой глаза, – скомандовал Каин. – Отбрось страх. Он – топливо для хаоса. Сосредоточься на ощущениях. Где ты чувствуешь жар сильнее всего?»
Эмилия попыталась. Жар был… везде. Как сеть раскаленных нитей под кожей. Но да, в груди, за грудиной, было плотное ядро – горячее, пульсирующее. Как запертое солнце.
«Здесь, – она положила руку на грудь. – И… в руках. Особенно когда…»
«Когда теряешь контроль, – закончил Каин. – Это эпицентр. Твоя личная топка. Теперь, дыша ровно, представь, что ты не борешься с этим жаром. Ты… слушаешь его. Услышь его «песню». Его ритм, отличный от дыхания.»
Это казалось безумием. Слушать внутренний пожар? Но она попробовала. Отбросила попытки подавить, сжать. Просто… наблюдала. И постепенно, сквозь пульсацию страха, начала различать. Не просто хаотичный жар. Было что-то вроде… вибрации. Глубокой, мощной, пульсирующей волнами. Она не была постоянной. Она то усиливалась, то затихала, как дыхание спящего дракона.
«Я… чувствую, – прошептала Эмилия, удивленная. – Как волны. Глубокие.»
«Это его естественное состояние, когда его не будоражит страх или ярость, – пояснил Каин. Его голос звучал ближе. Она почувствовала, как его рука легла ей на лоб. Прикосновение было прохладным, неожиданно успокаивающим. «Не пытайся его изменить. Позволь волнам быть. Но теперь… попробуй *направить* эту волну. Не наружу. Внутри. По рукам. К ладоням.»
Эмилия напряглась. Направить? Как? Это было все равно что пытаться направить реку силой мысли. Она представила, как горячая волна из груди растекается по плечам, вниз по рукам. Ничего. Жар булькал в груди, не слушаясь.
«Слишком грубо, – поправил Каин. Его пальцы слегка надавили на ее лоб. «Не силой. Намерением. Четким, спокойным желанием. Представь канал. Путь. И позволь энергии течь по нему *естественно*, как воде по склону.»
Она снова сосредоточилась. Отбросила напряжение. *Путь. От сердца к ладоням.* Она визуализировала его – гладкий, прохладный внутри, как русло ручья. И… что-то сдвинулось. Тепло медленно, лениво потекла из груди вниз по правой руке. Оно было интенсивным, почти болезненным, но не разрушительным. Как будто по венам текла не кровь, а густой, теплый мед.
«Хорошо, – прошевтелил Каин. – Теперь левая. Плавно. Без рывков.»
Это было сложнее. Энергия как будто застряла, предпочитая правую сторону. Эмилия вцепилась в колени, сосредоточив всю волю. *Левый канал. Открыться.* Постепенно, преодолевая невидимое сопротивление, тепло потекло и в левую руку. Оно достигло запястий, кистей… ладоней. Ее ладони горели изнутри, как будто она держала раскаленные угли. Она вскрикнула от неожиданности и боли.
«Не отпускай! – резко сказал Каин. Его рука все еще была у нее на лбу, прохладный якорь. «Концентрируйся! Удержи энергию в ладонях. Сожми ее в шар. Как вчера с пламенем, только внутри себя!»
Эмилия задыхалась. Боль нарастала. Казалось, кожа вот-вот лопнет. Она изо всех сил сжимала воображаемые шары энергии в ладонях, представляя, как бушующее тепло сжимается, уплотняется до маленьких, невероятно горячих точек. Пот заливал лицо. Тело дрожало от напряжения.
И вдруг… боль резко спала. Жар в ладонях не исчез, но стал… управляемым. Концентрированным. Она открыла глаза. На ее ладонях, чуть выше кожи, висели два маленьких, дрожащих шара тускло-красного света. Они пульсировали в такт ее учащенному дыханию, излучая сухое, ощутимое тепло.
«Да… – прошептал Каин, и в его голосе снова мелькнуло что-то, похожее на удовлетворение. Он убрал руку с ее лба. – Держи. Сколько сможешь.»
Шары дрожали, как мыльные пузыри на ветру. Удержание требовало невероятных усилий. Это было как балансировать на острие ножа. Через несколько секунд Эмилия почувствовала, как контроль ослабевает. Шары начали расплываться, жар рванулся обратно по рукам, обжигая изнутри.
«Отпусти!» – скомандовал Каин.
Эмилия разжала кулаки мысленно. Энергия с шумным выдохом разлилась по телу, горячей волной, но уже не такой болезненной. Шары погасли. Она рухнула вперед, опираясь руками о холодный камень пола, тяжело дыша. Она была опустошена, как после марафона. Ладони горели, но не обжигали – просто были очень горячими на ощупь.
«Первая кровь, – сказал Каин безжалостно. Он подал ей кувшин с водой. – Твой внутренний огонь сопротивляется приручению. Он привык к свободе хаоса. Но ты доказала, что можешь его направлять. Ненадолго. Но можешь.»
Слова Каина о родителях повисли в подземном убежище как едкий дым. Эмилия сидела на холодном полу, спиной к каменной стене, и смотрела в пустоту. Внутри бушевала буря – гнев, безутешное горе, и леденящий страх перед именем «Мастер Игнис». Обсидиановый камень, зажатый в ее ладони, был горячим, почти раскаленным, отражая внутренний пожар.
Она не плакала. Слезы казались слишком мелкой реакцией на такую новость. Ее родители... добрые, немного скучные, вечно занятые работой и ее школьными делами... *убиты?* Сожжены заживо из-за нее? Из-за этого проклятого дара, о котором она даже не подозревала в двенадцать лет? Ярость была такой белой и чистой, что почти не оставляла места для боли. Она *чувствовала*, как эта ярость питает тот самый огонь в груди, заставляя его пульсировать с новой, опасной силой.
Каин молча наблюдал за ней из-за стола. Он не предлагал утешения. Не объяснял больше. Он дал ей правду, как дают тяжелый меч – зная, что он может поранить того, кто его держит, но это единственное оружие в предстоящей битве.
«Дыши, Эмилия, – наконец сказал он, его голос нарушил гнетущую тишину. – Гнев – топливо. Но неконтролируемое пламя сожжет тебя первой.»
Она резко подняла голову. Глаза горели. «Что я должна делать?» – ее голос звучал хрипло, но твердо. В нем не было прежней потерянности, только стальная решимость. Месть. Правда. Контроль. Теперь это было не абстрактными целями, а кровной необходимостью.
«То, что ты делала утром, – ответил Каин. – Но с фокусом. Направляй эту ярость. Не на разрушение. На концентрацию. На точность. Представь не шар, а… иглу. Острие.»
Он встал, подошел к пустой части каменного пола. «Встань. Закрой глаза. Вспомни их. Вспомни огонь, который их забрал. Почувствуй гнев. *Впусти* его.»
Это было жестоко. Садистски. Но Эмилия подчинилась. Она встала, сжала кулаки. Закрыла глаза. И позволила образам нахлынуть: смех матери, запах отцовского одеколона, теплый свет настольной лампы в гостиной… и затем – рев пламени за дверью, черный дым, заползающий под дверь спальни, крики… *их* крики. Ярость, горячая и черная, как смоль, хлынула из эпицентра в груди. Она вскрикнула, сжимая обсидиан так, что он впился в ладонь.
«Теперь! – скомандовал Каин. – Игла! Из груди! В ладонь! Фокусируй!»
Эмилия изо всех сил направила бушующую энергию. Не в шар. В *острие*. В тонкую, раскаленную докрасна иглу. Боль была адской. Казалось, ее кости плавятся, а нервы горят. Она представила, как эта игла вырывается из центра ладони. С криком, смешанным из ярости и усилия, она выбросила руку вперед.
*Шипение!*
В воздухе, на уровне ее груди, на долю секунды вспыхнула тонкая, ослепительно белая линия. Она прорезала воздух, как раскаленная проволока, и ударила в противоположную каменную стену. Раздался резкий звук, как от удара молотком по раскаленному металлу. На камне осталось крошечное черное пятнышко копоти и едва заметная трещинка. От иглы не осталось и следа.
Эмилия рухнула на колени, вся дрожа, обливаясь потом. Дыхание хрипело в горле. Ладонь, из которой "вышла" игла, пылала, как после ожога, но опять же – без видимых повреждений. Однако обсидиан в другой руке остыл до приятной теплоты. Концентрация высвободила пар.
Каин подошел к стене, коснулся пальцем пятна копоти. «Сила есть, – констатировал он. – Контроля – ноль. Игла должна быть стабильной, летящей. А не вспышкой. Но… начало положено.» В его голосе снова прозвучало редкое одобрение. «Ты использовала эмоцию, а не позволила ей использовать тебя. Это прогресс.»
Прогресс, купленный болью и кошмаром. Эмилия поднялась, чувствуя, как каждая мышца ноет. Но в глазах горел не только усталостью, но и странным удовлетворением. Она *ударила*. По стене. По прошлому. По невидимому врагу.
«Кто он? – спросила она, вытирая пот со лба. – Этот Мастер Игнис. Что вы о нем знаете?»
Каин вернулся к столу, достал из ящика не карту, а небольшой, почерневший кусок… чего-то. Он был похож на оплавленный металл или камень. «Мало. Он призрак. Работает через подставных лиц, наемников. Оставляет после себя пепел и такие вот… сувениры.» Он бросил кусок Эмилии. Он был холодным и тяжелым. «Это камень, побывавший в эпицентре одного из его «очищений». Чувствуешь?»
Эмилия сжала черный камень в ладони. И – почувствовала. Не тепло. Обратное. Холодную, выжженную пустоту. Как будто само тепло было не просто поглощено, а *изъято*, вырвано с корнем. Это ощущение было отвратительным, леденящим душу. Оно резонировало с чем-то темным и голодным внутри нее, вызывая тошноту.
«Он не просто жжет, – сказал Каин, видя ее реакцию. – Он *пожирает* огонь. Высасывает саму суть тепла. Алхимик в самом извращенном смысле. Превращает жизнь в холодную пустоту.»
«И вы думаете, это он убил моих родителей?» – Эмилия с отвращением отшвырнула камень. Ощущение пустоты осталось на ладони.
«Почерк похож. Чистый, направленный жар, оставляющий после себя… это.» Он кивнул на отброшенный камень. «Но доказательств нет. Только ощущения. И логика. Твой дар… он слишком ярок, чтобы остаться незамеченным. Возможно, они пытались скрыть тебя. И поплатились.»
Эмилия отвернулась. Логика была железной и беспощадной. Она сжала обсидиан – теплый, живой, успокаивающий – как противовес той леденящей пустоте. «Как найти его?»
«Пока – никак. Он найдет тебя сам. Когда посчитает нужным. Наша задача – быть готовыми. И… найти ключ раньше него.»
«Ключ? Вы снова про ключ?» – Эмилия повернулась к нему.
Каин достал из кармана пальто тот самый красный обсидиан, который показывал ей в парке. Но теперь он выглядел иначе. В его глубине не просто теплился свет – он будто пульсировал, и внутри виднелись крошечные, мерцающие прожилки, похожие на карту или… схемы. «Это не просто камень. Это фокус. И карта. Он реагирует на места силы. На следы мощной пиромантии. На… родственное пламя.» Он посмотрел на Эмилию. «Он среагировал на *тебя* в парке. Но его истинное назначение – найти источник. Или дверь.»
«Дверь? В ад?» – язвительно бросила Эмилия.
Темнота в каменном лазе была абсолютной, густой, как смола. Эмилия прижалась спиной к шершавой, холодной стене, стараясь дышать тише мышиного шороха. Рюкзак давил на плечи, обсидиановый камень она зажала в кулаке – его ровное тепло было единственной точкой опоры в этом подземном мраке. Сверху, сквозь толщу камня, доносились приглушенные, но грозные звуки: лязг металла, тяжелые шаги, отрывистые команды, лай собаки, который заставлял ее сердце бешено колотиться.
*Они здесь. Ищут. Меня.*
Каждый скрежет, каждый крик сверху отзывался внутренним жаром. Обсидиан в руке становился теплее, предупреждая. Она сжимала его, загоняя страх и ярость обратно вглубь, представляя, как сжимает тот огненный шар в груди. *Контроль. Дыши. Они не найдут. Каин знает, что делает.*
Рядом, в сантиметрах от нее в тесном пространстве, стоял Каин. Она чувствовала не тепло, а скорее… нейтральное присутствие. Как камень. Он не дышал громко, не шевелился. Просто ждал. Его спокойствие было почти сверхъестественным, заразительным. Эмилия пыталась впитать его, как губка.
Время тянулось мучительно. Минуты ощущались часами. Голоса сверху то приближались (Эмилия замирала, готовая к тому, что камень отъедет и свет фонарей ударит им в лицо), то удалялись. Собака лаяла где-то в другом конце комплекса. Один раз раздался грохот и крик – кто-то, видимо, оступился на ржавой эстакаде. Эмилия чуть не вскрикнула от неожиданности, но сдержалась, закусив губу до крови.
«Тихо, – его шепот был еле слышен, но прозвучал как удар хлыста. – Они уходят.»
Действительно, звуки стали редеть, удаляться. Лай собаки затих вдалеке. Наступила напряженная тишина, нарушаемая только каплями воды где-то в глубине туннеля и ее собственным бешеным сердцебиением.
Еще десять минут. Двадцать. Каин наконец пошевелился. Раздался тихий скрежет, и свет из убежища – тусклый, от зажженной Каином масляной лампы – просочился в лаз. Эмилия вылезла, моргая от света, чувствуя, как ноги одеревенели от неудобной позы и холода.
«Полиция?» – спросила она, с трудом разгибаясь.
«Или кто-то, притворяющийся ею, – Каин был уже в пальто, его сумка собрана. Он гасил последние следы пребывания в убежище. – Неважно. Это место скомпрометировано. Уходим. Сейчас.»
«На Ткацкую?» – в голосе Эмилии прозвучало нетерпение. Обсидиан в ее руке, казалось, пульсировал в такт ее желанию.
Каин посмотрел на нее. Его взгляд был тяжелым. «Да. Пока след свеж. И пока *он* не стер его окончательно. Но помни: это ловушка. Для тебя. В прямом или переносном смысле. Будь готова ко всему.»
Они выбрались из «Факела» задним ходом, через завалы и подземные коммуникации, которые Каин, казалось, знал как свои пять пальцев. Город встретил их серым, промозглым утром. Дождь прекратился, но небо висело низко, свинцовое. Эмилия натянула капюшон, стараясь идти в ногу с Каином, не привлекая внимания. Каждый прохожий, каждый полицейский патруль заставлял ее внутренне сжиматься. Обсидиан в кармане был теплым, но спокойным – внешних источников угрозы рядом не было.
Они ехали на трамвае, забитом сонными людьми, спешащими на работу. Эмилия сидела у окна, сжимая рюкзак на коленях. Знакомые улицы мелькали за стеклом, но теперь они казались чужими, пронизанными невидимыми угрозами. Она пыталась сканировать окружение своим пирокинетическим чутьем. Тепло пекарен, двигателей, человеческих тел… все сливалось в монотонный гул. Ничего подозрительного. Никаких холодных пятен пустоты.
«Не ищи Игниса, – тихо сказал Каин, не глядя на нее, будто читая мысли. – Он не станет светиться. Ищи аномалии. Слишком холодные места. Или… слишком спокойные.»
Она кивнула, стараясь успокоить нервы. Но внутри все горело. Ткацкая улица приближалась.
Они вышли на остановке в старом районе. Здесь не было стеклянных небоскребов – только невысокие, почерневшие от времени и копоти кирпичные дома, узкие улочки, маленькие магазинчики. Воздух пах пылью, кофе и старой древесиной. Каин шел уверенно, сверяясь не с картой, а с внутренним компасом. Эмилия следовала за ним, и с каждым шагом чувствовала… *что-то*.
Сначала – едва уловимое. Как легкий звон в ушах. Потом – слабый, но отчетливый *жар*. Не внешний. Внутренний. Он шел не от ее собственного пламени, а как будто из-под земли. Из прошлого. Он был болезненным, ностальгически-горьким. Обсидиан в кармане начал теплеть сильнее.
«Чувствуешь?» – спросил Каин, не оборачиваясь.
«Да, – прошептала Эмилия. «Как… эхо.»
Они свернули на Ткацкую улицу. Эмилия узнала ее сразу, хотя прошло двенадцать лет. Тот же булыжник мостовой, те же фасады с лепниной… но не все. На месте дома №14, где жила ее семья, где бушевал тот роковой огонь, теперь стояло новое здание. Невысокое, безликое, из серого бетона и стекла. На первом этаже – аптека. Ничего не напоминало о старом кирпичном доме с резными ставнями и маленьким балкончиком.
«Вот здесь, – Каин остановился напротив аптеки. Его лицо было напряженным, глаза сканировали фасад, тротуар, крыши. «Шрам под новым штукатурным слоем.»
Эхо жара стало сильнее. Оно витало в воздухе, как призрак. Эмилия закрыла глаза, и перед ней всплыли образы: цветочные клумбы под окнами (их больше не было), фонарь на углу (замененный на современный), почтовый ящик у двери… и черный дым, пожирающий резные деревянные ставни. Она вздрогнула, открыв глаза.
«Что мы ищем?» – ее голос дрожал.
«След. Любой. Алхимический знак. Остаток заряда. Предмет… – Каин медленно шел вдоль стены нового здания, проводя ладонью в перчатке по холодному бетону. Его движения были точными, как у хирурга. – Игнис не просто жжет. Он ставит метки. Подписывается.»
Эмилия последовала его примеру, подошла к тому месту, где когда-то была парадная дверь их дома. Она приложила ладонь к стене. Бетон был холодным, безжизненным. Но под пальцами… она почувствовала! Слабую, едва уловимую *вибрацию*. Не жар. Не холод. Что-то иное. Как статическое электричество. И обсидиан в кармане вдруг стал почти горячим.