1825 год. Испанская Калифорния.
Вечер только начинал вступать в свои права, но солнце еще не желало уступать небо. Багровые лучи скользили по черепичным крышам глиняных домов Пуэбло де Лос-Анджелес, окрашивая их в теплые, медовые тона. На площади, где днем кипела жизнь, теперь царило умиротворение. Слышалось лишь тихое перешептывание ветра да редкий лай собаки, доносившийся из дальних закоулков.
Атмосфера была пропитана ожиданием – ожиданием прохлады, которая придет на смену дневному зною, ожиданием звезд, которые вскоре усеют темное небо, ожиданием чего-то неуловимо прекрасного, что всегда приносит с собой вечер.
Из открытых окон таверны доносились звуки гитары. Мелодия была простая и незатейливая, но в ней чувствовалась какая-то особая теплота и искренность. Гитара говорила о любви, о разлуке, о надежде – обо всем том, что наполняет жизнь каждого человека.
Звук гитары изменился, стал более ритмичным и страстным. К нему примешался четкий стук каблучков танцовщицы. Сначала тихий, робкий, он постепенно набирал силу, превращаясь в зажигательную дробь. Казалось, сама земля под ногами начинала вибрировать в такт музыке.
Из таверны вырывались обрывки смеха и возбужденных голосов. Кто-то азартно выкрикивал тосты, кто-то хлопал в ладоши, подбадривая танцовщицу. Запах жареного мяса и пряных трав щекотал ноздри, смешиваясь с ароматом крепкого вина. Внутри царила атмосфера безудержного веселья и свободы.
Дверь таверны распахнулась, явив миру статного кабальеро лет двадцати пяти. Черные как смоль волосы обрамляли его лицо, тронутое легкой тенью усталости. На ходу натягивая перчатки, он направился к своей двуколке, запряженной парой дымчато-серых мулов. Из ящика под сиденьем он достал свой плащ.
Солнце, словно огненный шар, медленно погружалось за горизонт, и дневной зной уступал место долгожданной вечерней прохладе. Легкий бриз ласково коснулся лица молодого человека, принося с собой облегчение – возвращение на гасиенду обещало быть куда приятнее, чем утомительная дорога в полдень.
- До завтра, дон Диего, - донесся голос его недавнего собеседника. Тот вышел из таверны и направился к чалой лошади, привязанной неподалеку.
- До завтра, сеньор, - ответил дон Диего де ла Вега кивком, провожая взглядом удаляющуюся фигуру, пока та не скрылась за поворотом.
Он продолжал стоять возле мулов, погруженный в свои мысли, окидывая взглядом главную площадь пуэбло. Таверна соседствовала с гостиницей, а напротив возвышались аптека, церковь и казарма Лос-Анджелеса. Перед массивными деревянными воротами гарнизона несли свою вахту бравые уланы.
Диего вздохнул, проводя рукой в перчатке по жесткой гриве мула. Что с ним сегодня не так? С самого рассвета его терзала необъяснимая тревога, словно предчувствие надвигающейся бури. Даже простая сделка с покупателем шкур, которую отец поручил ему, не задалась с первого раза, как назло.
Отложив решение до завтрашнего вечера, Диего знал, что отец будет недоволен. Алехандро де ла Вега славился своей деловой хваткой. Именно благодаря его неутомимой энергии и дальновидности их гасиенда считалась самой крупной и богатой во всей Калифорнии. Истинный патриот, преданный короне, он пользовался всеобщим уважением – от скромного пеона до самого губернатора. И от своего единственного сына он ожидал того же.
Диего продолжал машинально гладить мула, наблюдая за неспешным течением жизни вокруг. За последние два года он незаметно погрузился в заботы гасиенды, до тонкостей изучил быт слуг и семей вакеро, знал каждую голову скота и количество лошадей в табуне. Отец, доверяя ему все больше и больше, лишь изредка направлял, стараясь не стеснять, и в большинстве случаев был доволен тем, как менялся его наследник.
Но в последние дни Диего преследовали ночные кошмары, оставляя после себя смутное чувство потерянности. Он просыпался в ледяном поту, ночная рубашка прилипала к телу, а сознание долго отказывалось возвращаться в реальность. Мучимый смутным беспокойством, он ворочался в кровати, пока тщетные попытки уснуть не сменялись усталой покорностью. Тогда он поднимался, набрасывал халат и, словно тень, ускользал в тайный ход.
Там, в ночной прохладе, его ждал Торнадо. Конь, заслышав шаги, приветствовал хозяина радостным ржанием, нетерпеливо перебирая копытами, предвкушая безумный ночной полет. И вот, спустя полчаса, они уже неслись по отцовским землям, утопая в густой тишине, нарушаемой лишь стуком копыт и свистом ветра.
Диего задумчиво улыбнулся. Эти ночные скачки с Торнадо уносили с собой остатки кошмаров, возвращая покой и даруя крепкий сон до самого рассвета. Так было последнюю неделю, но сегодня… сегодня что-то неуловимо изменилось.
Диего перешел от одного мула к другому и повернулся спиной к воротам гарнизона.
Сегодня его пробудило смутное, леденящее душу предчувствие. Сердце колотилось в груди, словно пойманная птица, готовая вырваться на свободу. Резко сев в кровати, он понял, что забыться в бешенной скачке не получится – алый рассвет заливал горизонт. Сон безнадежно улетучился, и он, ведомый странной тревогой, решил спуститься к раннему завтраку с отцом.
В памяти всплыла радость дона Алехандро при его появлении, и Диего невольно улыбнулся. Но завтрак прошел под гнетущей пеленой молчания. Диего машинально ковырял еду, не чувствуя вкуса, затем, извинившись, покинул гостиную и вернулся в свою комнату, где его и без того смятенные мысли окончательно расползлись, словно клубок змей. Даже на встречу он поехал лишь с началом сиесты, после настойчивого напоминания отца о необходимости его присутствии в пуэбло. А там… Там он необъяснимо вспылил, когда покупатель посмел оспорить установленную им цену.
По изумленному лицу сеньора Моралеса де ла Вега мгновенно осознал, что дал волю чувствам. Собрав остатки самообладания, он предложил загладить неловкость изысканным ужином в таверне, сдобренным отменным вином. Однако окончательное решение было перенесено на завтра, и теперь Диего предстояло объяснить отцу, почему обычно сговорчивый сеньор Моралес не принял его предложение без колебаний.
На следующее утро Диего уже приступил к завтраку, когда его отец вошел в гостиную.
- Доброе утро, сынок, - дон Алехандро одарил его теплой улыбкой, усаживаясь напротив.
- Доброе утро, отец, - Диего ответил улыбкой, чувствуя, как утренняя свежесть стирает следы вчерашней усталости.
Какое-то время они молча наслаждались едой, которую с любовью к своим патронам приготовили их слуги. Но когда дон Алехандро заметил, что Диего допивает свой кофе и собирается покинуть комнату, он откинулся на спинку стула и с притворной небрежностью спросил:
- Сынок, во сколько ты вчера вернулся?
Диего вскинул на него взгляд:
- Довольно поздно, отец, ты уже спал.
- И как прошла твоя встреча?
Диего, с утра измотанный подготовкой к неминуемой отцовской взбучке, выдохнул и выпалил правду:
- Не совсем удачно, отец, - он заметил вопросительно взметнувшиеся седые брови родителя и продолжил, запинаясь: – Я… не сдержался. Вспылил.
- Диего… Из-за чего?
- Прости, отец, сам не пойму, что на меня нашло, - молодой человек вновь тяжело вздохнул, - но я постарался загладить вину. Задобрил сеньора Моралеса отменным ужином и бутылкой доброго вина в таверне. Договорились сегодня вечером встретиться снова, - поспешно добавил Диего, словно пытаясь предотвратить гнев отца.
Он, стараясь сохранять невозмутимость, выдержал испытующий взгляд дона Алехандро. Наконец, старый идальго устало вздохнул, отложил в сторону белоснежную салфетку и произнес с непривычной тревогой в голосе:
- Диего, что с тобой происходит?
Его сын попробовал изобразить на лице недоумение:
- О чем ты, отец?
- Диего, боюсь, я совершил ошибку, когда остановил тебя в Монтерее, - прошептал гасиендадо, стараясь не привлекать внимания слуг. – Не стоило мне вмешиваться в твои планы.
Диего прикрыл глаза, чтобы не видеть отцовский взгляд, полный запоздалой жалости.
- Диего, я вижу, как сильно ты изменился за эти три года. Ты стал серьезнее относиться к делам семьи, и да, это то, чего я всегда желал. Но вместе с тем… словно искра погасла в тебе…
Отец умолк, ожидая ответа, но не дождавшись, заговорил вновь:
- Диего, я вижу, что ты до сих пор мучаешься из-за выбора, который сделал под моим влиянием. Может быть, мне нужно было дать тебе свободу, позволить тебе открыться сеньорите Вердуго? Возможно, сейчас ты был бы счастливее…
Диего невольно вздрогнул, услышав имя Анны Марии. Призраки несбывшихся надежд все еще терзали его сердце. Он с головой ушел в работу с отцом и вакеро, стремясь заглушить боль утраченных надежд, не думать о том, чего уже никогда не случится.
- Не стоит, отец, - проговорил он, открывая глаза. Взгляд его был рассеян, словно устремлен сквозь дона Алехандро, вдаль, за пределы открытого окна. – Я уже не раз думал об этом. Что сделано, то сделано, и ход истории нам не изменить. Мы не можем знать, к каким последствиям привело бы разоблачение Зорро, его амнистия. Смогла бы Анна Мария принять меня, скрывающегося под этой маской? - он с трудом сфокусировал взгляд на встревоженном лице отца. – Ты поступил правильно, отец. Я сам выбрал этот путь, поставив защиту невинных выше личного счастья. Это мой путь…
Его карие глаза встретились с серыми глазами дона Алехандро, и тот с внезапной ясностью понял, что сейчас услышит слова, которых он старательно избегал последние два года:
- Это мой путь, отец, – повторил Диего с непоколебимой твердостью. – И, вероятно, в этом доме никогда не появится молодая хозяйка, и ты не дождешься внуков, отец.
- Диего, - с горечью вздохнул дон Алехандро, - прошло уже три года. Дел для Зорро становится все меньше. Возможно, еще не все потеряно, и ты мог бы отправиться в Монтерей…
Диего грустно улыбнулся:
- Возможно… Но для сеньориты Вердуго дон Диего де ла Вега всего лишь друг, почти брат, - с горечью процитировал он когда-то оброненные ею слова. И, словно подводя черту, добавил с нарочитой твердостью. – Всеобщий любимец Зорро не может позволить себе роскошь брака, не подвергнув возлюбленную смертельной опасности. А сам Диего де ла Вега… он попросту не создан для семейной жизни.
- Диего… - начал было дон Алехандро, пытаясь возразить, но внезапно дверь распахнулась, впуская в гостиную невысокую фигуру преданного слуги Диего, немого Бернардо.
Оба дона встревоженно уставились на вошедшего.
- Что случилось, Бернардо? – обеспокоенно спросил Диего.
Слуга изобразил руками нечто огромное, округлое, словно бочку, затем вскинул руку в подобии воинского приветствия.
- Сержант Гарсия?
Бернардо утвердительно кивнул и указал жестом в сторону внутреннего дворика.
- Сержант Гарсия здесь, в патио? – догадался Диего, обменявшись быстрым взглядом с отцом. - Неужели и ему не спится в такой час? Что ж, пригласи его.
Бернардо исчез за дверью, и спустя мгновение из распахнутых окон донеслось громогласное приветствие:
- Эй, коротышка, привет. Дон Диего дома? Черт возьми, вечно забываю, что ты глухой. М-о-г-у я в-о-й-т-и? Может, так поймешь? О, молодец, сообразил!
Диего снова переглянулся с отцом. Они вместе поднялись из-за стола как раз в тот момент, когда входная дверь распахнулась, впуская в гостиную дородного сержанта. Гарсия, застигнутый врасплох их ранним завтраком, смутился и виновато улыбнулся:
- Дон Алехандро, дон Диего, простите за беспокойство, я не подумал, что явился в столь неудобный час…
- Оставьте извинения, сержант, – Диего быстро пересек комнату, остановился перед гостем и широким жестом пригласил его к столу. – Не хотите ли разделить с нами завтрак?
- О-о-о, — протянул гость с искренней радостью, предвкушая сытную трапезу. — Если я не помешаю…
- Проходите, проходите, сержант, — повторил дон Алехандро приглашение сына, словно подталкивая его к столу.
- Бернардо сейчас принесет еще приборы и угощения, — Диего подкрепил слова едва заметным жестом, дабы не разрушить легенду о немом и глухом слуге, и проводил гостя к столу.
Почти весь путь до гасиенды дель Кастильо они проделали в молчании, нарушенном лишь в самом начале, когда статный паломино Диего лихо обогнал коня коменданта. Тогда-то Диего и позволил себе заметить, придержав Арабеллу, что, вероятно, слишком плотный завтрак мешает сержанту подстегнуть свою клячу. Гарсия, тяжело вздохнув, возразил, что дело не в нем, а в том, что его конь уже проделал неблизкий путь от пуэбло до де ла Вега и теперь жаждет передышки.
Диего искренне расхохотался – как всегда, когда его добрый друг (а Диего именно таким и считал простоватого сержанта) находил оправдания своей медлительности – и пустил паломино вскачь. Он тосковал по ночным прогулкам на Торнадо, когда ветер хлестал в лицо, и он, казалось, сливался с конем в единое целое. Арабелла была доброй лошадью, способной на неплохую скорость, но до вороного ей было далеко. Тем не менее, Диего любил ее не меньше своего верного Торнадо.
На развилке дорог Диего остановил паломино, нежно потрепав ее по шее. Налево уходила дорога к гасиенде Игнасио Торреса, тому самому, которого Зорро когда-то спас от неминуемой гибели. Дон Начо с супругой все еще жили там, а вот Елену, вышедшую замуж, он не видел уже целый год. Молодая женщина перебралась к мужу куда-то в окрестности Сан-Франциско.
Диего натянул поводья, и Арабелла, повинуясь, круто повернула направо, в сторону гасиенды дель Кастильо, окутанной дымкой таинственности. Всего месяц назад они с отцом обсуждали призрачную возможность приобретения этих земель, если кто-то из наследников, если таковые вообще существовали, осмелится заявить о своих правах, или если сам губернатор решит выставить их на продажу. Дон Алехандро видел в этом выгодную инвестицию: земли примыкали к гасиенде де ла Вега, а хозяйский дом мог бы послужить Диего уютным гнездышком, когда тот наконец решится связать себя узами брака.
Диего, в ответ на это, наигранно обиделся, бросив, что, видимо, настолько наскучил отцу, что тот готов избавиться от него любым способом. Дон Алехандро вновь принялся убеждать сына в необходимости семьи и наследников. Настроение Диего стремительно угасало, и он прервал этот бессмысленный разговор, отрезав: «Гасиенда де ла Вега была моим домом, и им останется».
Молодой человек сорвал перчатку с правой руки, откинул назад шляпу и взъерошил смоляные волосы. Отец с упорством маньяка возвращался к этой теме, и Диего каждый раз приходилось изобретать все новые и новые причины, объясняющие, почему женитьба – это не для него. Сегодня же Дон Алехандро, словно коршун, задал прямой вопрос, и Диего был вынужден признаться в горькой правде: пацифист и книголюб Диего де ла Вега безнадежно проигрывал защитнику обездоленных, легендарному Зорро. Все знакомые девушки с томными вздохами грезили о дерзком разбойнике в маске, а в молодом кабальеро видели лишь верного друга, «почти брата».
Диего повел плечами и печально улыбнулся.
- Как думаете, дон Диего, а мне разрешат посмотреть на коня Зорро? – голос сержанта прозвучал неожиданно близко.
Диего вздрогнул, едва не лишившись равновесия на своем паломино. Одно неловкое движение – и репутация никудышного наездника подтвердилась бы во всей красе. Лишь годами отточенное умение держаться в седле, даже когда мир вокруг идет кувырком, спасло его от позора. Вцепившись в луку седла, он медленно надвинул шляпу на лоб, выигрывая драгоценные секунды, чтобы скрыть смятение за маской невозмутимости.
- Полагаю, вам достаточно будет попросить, сержант, - наконец ответил он, поворачиваясь в седле.
- Но это же конь самого Зорро…
- Сеньорита не делает из этого тайны, – заметил Диего, натягивая перчатку и слегка подталкивая Арабеллу коленями. Она послушно тронулась с места. – Едем, сержант?
- Да.
Оставшийся путь они проделали в тишине, нарушаемой лишь мерным цокотом копыт. Лошади шли шагом, словно разделяя тягостные раздумья своих всадников.
Гасиенда дель Кастильо оказалась одноэтажной, но, как и большинство других, имела внутренний дворик, куда они и вошли. Беглый взгляд Диего отметил запущенность и скудную растительность. Казалось, не только отсутствие хозяев в течение полугода виной тому, но и одиночество старого дона Энрике, который, похоже, уже не надеялся, что кто-то унаследует его земли.
«Интересно, - подумал он, - неужели и меня, в отцовские годы, посетят такие же мысли?» Но эта мысль, словно тень, пугала своей неприглядностью, и Диего поспешил отогнать ее прочь.
Их, точнее сержанта, явно ждали. Из калитки, ведущей, вероятно, во внутренние хозяйственные помещения, возник Педро и замер перед ними.
- Сеньоры, - произнес он, переводя взгляд с Гарсии на Диего и обратно, словно взвешивая их значимость.
Сержант, польщенный уважительным обращением, вытянулся по струнке и прогрохотал поставленным голосом:
- Доложите сеньорите дель Кастильо, что сержант Гарсия прибыл для осмотра вещей и документов.
Педро кивнул и вновь обратил взгляд на Диего:
- А сеньор?
- Дон Диего со мной, - выпалил Гарсия, словно опасаясь упустить момент, и Диего невольно удивился его проворству.
- Сеньорита София скоро спустится, - произнес Педро сдержанно. – Не желаете ли ожидать ее в патио?
Сержант заколебался, ища поддержки во взгляде спутника. Диего едва заметным жестом, почти подталкиванием, молчаливо призвал его задать мучивший вопрос:
- А можем ли мы взглянуть на белого коня, пока ждем сеньориту?
Педро сделал шаг в сторону, пропуская вперед сержанта:
- Вы – да, - затем, задержав взгляд на молодом человеке, добавил, - сеньор останется здесь.
Кровь ударила в лицо Диего от несправедливого унижения, нанесенного простым слугой, кулаки невольно сжались. Однако следующие слова Педро развеяли его негодование:
- Фантом неспокоен на новом месте.
- Понимаю, - сухо ответил Диего, принимая это объяснение как должное. – Прошу вас, сержант, исполняйте свой долг. Я останусь здесь.
Педро кивнул сержанту и, обратившись к рыжему громиле, мелькнувшему рядом, попросил принести сеньору «немного вина».
София не могла не заметить странного бегства гостя. Она не уловила момент, когда Диего поднялся, но взгляд безошибочно зафиксировал, как его губы превратились в тонкую, напряженную полоску, а лицо застыло в маске непроницаемости.
В задумчивости София проводила взглядом его учтивый, хоть и резкий, поклон ей и Анне, а затем и его стремительное удаление в сторону садовой калитки. Что послужило причиной столь неожиданной перемены? Перебирая в памяти обрывки недавней беседы, она не находила ни единого намека на подобный финал. Вежливый тон, отсутствие личных выпадов, обсуждение сержанта и Амиго… Ничто не предвещало столь поспешного бегства. Однако удаляющийся топот копыт за оградой говорил об обратном.
София машинально погладила пса по голове, пытаясь унять смятение.
- Какой приятный молодой человек, воспитанный, - прозвучал голос компаньонки, подошедшей к ней. – Ты ему явно приглянулась.
- Не думаю, - улыбнулась София, отстраняясь от Амиго. – Иди, дружок, найди Хуана… Он сбежал уже через пять минут после знакомства!
Анна присела напротив нее:
- Может, ты невольно задела его чем-то?
- Нет, что ты, совсем нет! – воскликнула София, искренне пораженная предположению. – Я даже не успела! – она задумчиво нахмурилась, и плечи ее поникли в поражении. – Няня, это так обидно… Первый раз встретить человека, от которого замирает сердце, и тут же спугнуть его. Неужели отец был прав, и мне действительно нужен был жених, выбранный им?
- Твой отец был обыкновенным тираном, - сказала Анна без обиняков. – Он считал вправе решать твою судьбу.
- Няня…
- Но теперь ты свободна и можешь сама выбирать, с кем знакомиться, а с кем – нет, - продолжала компаньонка и вдруг замерла, осознав слова воспитанницы. – Подожди-ка… Человек, от которого замирает сердце? – повторила она. – Когда ты успела это понять? Вы познакомились только вчера вечером…
- Няня… - щеки Софии залились густым румянцем предательства.
- Ты видела его раньше! – догадалась Анна.
Девушка прикусила губу и, опустив взгляд, принялась изучать причудливую вязь резных узоров на столике.
- Соня, когда ты с ним встречалась? В Сан-Франциско? – София молчала, не поднимая глаз. – В Монтерее?
- Няня, как бы я с ним встретилась, если меня держали взаперти? – с удивлением взглянула она на Анну и совсем тихо добавила. – Я видела его… издалека…
- Издалека… - словно эхо отозвалась Анна и с горечью покачала головой. – Бедная моя девочка.
Анна подошла сзади к Софии и, наклонившись, обняла ее за плечи. Она знала, как тяжело было девушке все эти долгие пять лет, проведенные под неусыпным контролем отца. Любое проявление самостоятельности пресекалось на корню, а круг общения ограничивался лишь людьми отца. Неудивительно, что София умудрилась влюбиться в незнакомца, которого видела лишь мельком. Это был своеобразный бунт против ее заточения, романтическая греза о лучшей жизни.
- Он был твоим лучиком света, твоим побегом, пусть это и было только в твоих мыслях, - прошептала Анна, гладя Софию по волосам. – Но, милая, ты же понимаешь, что он реальный человек, а не персонаж из романа? Он может оказаться совсем не таким, каким ты его себе представляла.
София подняла на нее глаза, полные надежды и страха.
- Я знаю, няня. Может быть, это просто глупая девичья мечта. Но когда он посмотрел на меня вчера, когда наши глаза встретились… мир вокруг исчез. И сегодня… пока он был здесь, я чувствовала, что дышу полной грудью, что живу по-настоящему. А теперь… он сбежал. И я боюсь, что он унес с собой частичку меня.
Анна крепче обняла Софию, чувствуя, как та дрожит. Она понимала этот страх, эту жажду свободы и любви, которую так долго подавляли. Но вместе с тем, она видела и опасность в этой идеализации, в слепой вере в несуществующий образ.
– Нельзя позволить мечте ослепить тебя, София, – тихо сказала Анна. – Нужно смотреть на мир открытыми глазами, видеть людей такими, какие они есть, со всеми их достоинствами и недостатками. Иначе можно очень сильно разочароваться.
София молчала, опустив голову. Слова няни были справедливы, но они не могли заглушить ту искру надежды, которая зажглась в ее сердце. Диего де ла Вега… До вчерашнего вечера она даже имени его не знала, видела его всего несколько раз издалека. Но что-то в нем зацепило ее, пробудило чувства, о которых она даже не подозревала. Возможно, это была просто иллюзия, плод ее воображения, но ей так хотелось верить, что это не так.
- Нянюшка, ты слишком близко принимаешь все к сердцу, – с нежностью заметила София. – Уверена, я, как всегда, справлюсь с этим.
- Я знаю тебя с пеленок, ты выросла у меня на глазах, – в глазах Анны заблестели слезы, словно готовые вот-вот хлынуть потоком. – Как я могу не переживать за твою судьбу? – она бережно погладила воспитанницу по золотистым волосам, словно успокаивая не только ее, но и саму себя.
София мягко улыбнулась, прикрывая ладонью руку Анны.
- Не стоит, няня. Я же не сломленная птичка, запертая в клетке. Я свободна, у меня есть деньги, дом… и я могу делать все, что захочу, - в ее голосе звучала неприкрытая бравада, попытка убедить скорее себя, чем Анну.
Анна вздохнула. Она знала упрямый нрав воспитанницы и понимала, что сейчас бесполезно уговаривать ее быть осторожной. Девушка загорелась идеей, и остановить ее было невозможно.
- Хорошо, милая, делай, как считаешь нужным. Но помни, я всегда рядом, если тебе понадобится моя помощь или совет.
София прильнула к Анне, благодарная за ее безусловную любовь и поддержку.
- Спасибо, няня. Я обещаю, что буду осторожна, - она отстранилась и решительно выпрямилась. - А теперь, я думаю, нам стоит вернуться к нашему гостю. Не будем заставлять сержанта ждать.
Анна наблюдала со стороны, как в течение следующего получаса ее подопечная удовлетворяла любопытство коменданта, как он, наконец, покинул усадьбу, а Педро отправился запрягать лошадей в найденную на хозяйственном дворе двуколку дона Энрике. С легкой улыбкой она смотрела, как София дает последние наставления остающемуся дома Амиго, затем поднялась и набросила на плечи бордовую накидку из плотной шерсти.
К исходу сиесты они прибыли в Лос-Анджелес. Двуколка, ловко управляемая рыжим Хуаном, обогнула колодец, что находился в самом сердце главной площади, и остановилась у пестрых торговых рядов.
Утро на гасиенде дель Кастильо, словно укором, напомнило: ближайшие дни будут посвящены хлопотам и покупкам – от ничтожных мелочей до съестных припасов. После долгого отсутствия хозяев дом словно выдохся, обнищал, и София с Анной горели желанием вдохнуть в него жизнь. Пыль густым саваном окутала мебель, паутина сплела причудливые узоры в углах, а свежесть покинула дом, оставив лишь затхлый запах забытья. Сердце гасиенды билось еле слышно, словно позабыв, что значит жить.
Несколько расторопных местных девушек уже хлопотали, приводя в порядок хозяйскую и гостевую спальни, а также просторную гостиную. Педро, оставшийся на гасиенде, присматривал за ними, словно строгий, но справедливый дух-хранитель.
Закончив с покупками, женщины решили подкрепиться в городе. В таверне, пропахшей пряностями и дымом очага, они выбрали укромный столик в дальнем углу и заказали обед и чай у милой Марии, чья улыбка была столь же лучиста, как и солнце над Лос-Анджелесом. В тот момент посетителей было немного, и Хуан, неотступный страж, присел за соседний столик, не сводя глаз с хозяек.
Когда вечерняя прохлада начала окутывать пуэбло, таверну постепенно заполнили мужчины. София, опасаясь излишнего внимания, укрыла свои золотистые волосы под тенью черной мантильи и взглядом указала Хуану на дверь. Тот лишь отрицательно покачал головой, мол, нет смысла стоять там. Обычно это место занимал Педро, а Хуан всегда оставался рядом с хозяйкой. София нахмурилась, но понадеялась, что сыны Лос-Анджелеса – сплошь благородные кабальеро, и не станут докучать незнакомкам, как то, увы, случалось прежде. Золотые волосы девушки, словно магнит, притягивали взгляды, распаляя воображение.
София вздохнула, украдкой бросив взгляд на Хуана, вставшего и теперь неподвижной тенью застывшего у стены, и попыталась унять волнение.
В этот самый миг дверь таверны распахнулась, впуская Диего де ла Вегу. Задержавшись на пороге, он метнул быстрый взгляд по залу и несколькими жестами велел следовавшему за ним слуге остаться у барной стойки. Затем, поднявшись на пару ступеней, он непринужденно подсел к пожилому мужчине за дальним столом, и вскоре их голоса слились в оживленной беседе.
София, делая вид, что не смотрит, украдкой наблюдала за ним. Высокий, статный, в костюме цвета обожженной глины, сидевшем на нем, словно вторая кожа, он казался воплощением мужественности. Кофейная рубашка, галстук в тон и более темный пояс завершали образ элегантного франта. Вокруг Диего витал ореол загадочности, словно он был лабиринтом, в который хотелось войти, чтобы раскрыть все его секреты. Его проницательный взгляд, казалось, проникал сквозь маски и видел истинную суть вещей. София завороженно следила, как он берет в руки какие-то бумаги и, с легкой непринужденностью, начинает их изучать. Его движения были плавными и уверенными, словно у опытного актера, играющего свою лучшую роль. Она не могла оторвать глаз от таинственного сеньора де ла Вега, его обаяние манило, как магнит. В голове роились мысли: какой он настоящий, что скрывается за этой безупречной маской? И вдруг София осознала, что ей несмотря ни на что отчаянно хочется узнать его ближе, проникнуть в лабиринты его души, просто быть рядом.
Она резко отвела взгляд и покачала головой. «Какое-то безумие!» – пронеслось в голове. Образ его почти стерся из памяти, растворился в дымке времени, но стоило ему вновь возникнуть перед глазами, как пепел воспоминаний вспыхнул ярким, обжигающим пламенем.
Повернувшись на стуле так, чтобы больше не видеть его, София встретила лукавый взгляд улыбающейся компаньонки.
- Не говори, няня, я этого не хочу слышать, - запротестовала она, шутливо закрывая уши руками, но Анна все же произнесла с ласковой улыбкой:
- Соня, глаза тебя выдают. Если бы я не догадалась утром, сейчас бы и слепой увидел.
- Няня, не хочу ничего слышать, - упрямо замотала головой София, плотно зажмурив глаза и продолжая прижимать руки к ушам.
Анна пожала плечами, внезапно ощутив неловкость момента. Здесь и сейчас подобный разговор казался неуместным, словно фальшивая нота в грубой мелодии таверны. Она скользнула взглядом по залу.
- Нам нужно выбираться отсюда, и как можно незаметнее. Мы уже привлекли нежелательное внимание.
София распахнула глаза и похолодела. Казалось, полтаверны буравит их взглядами. Сердце бешено заколотилось, словно птица в клетке, дыхание сбилось, а руки пробила дрожь. Паника накатила внезапной, ледяной волной, грозя захлестнуть. Она отчаянно пыталась удержаться на поверхности, но страх тянул ее в бездонную пропасть. Мысли спутались, рисуя в воображении кошмарные картины.
София понимала, что это паническая атака, однако это знание не приносило ей облегчения. Она искала опору, отчаянно высматривая в толпе хоть искру сочувствия, но все вокруг казалось чужим и далеким. Взгляд метался по залу, пока не зацепился за тревожный, изучающий взгляд карих глаз на противоположном конце таверны. Безмолвный крик о помощи сорвался с ее губ, в отчаянной надежде, что он поймет. Страх ослепил, лишив способности здраво мыслить.
Внезапно рядом раздался его встревоженный голос:
- Сеньорита дель Кастильо, что случилось?
Она не могла вымолвить ни слова, лишь зачарованно уставилась на его прекрасное, встревоженное лицо.
- Паническая атака, - пояснила Анна, оказавшаяся рядом с Софией. – У нее такое иногда случается после… - она осеклась, боясь неловким словом усугубить ее состояние.
София словно со стороны наблюдала, как он выпрямляется, разворачивается и, найдя взглядом слугу, молча указывает на дверь.
- Мы все исправим.
Его левая рука коснулась ее предплечья, и София невольно вздрогнула.
- Не волнуйтесь, София, - прошептал он ей на ухо, приобнимая и направляя к выходу. - Сейчас вы окажетесь в безопасности.
Путь до гасиенды дель Кастильо прошел в молчании. Диего сосредоточенно следил за мулами, стараясь отвлечься от близости женского бедра, которое прижималось к нему на узком сиденье. София, казалось, с первых минут погрузилась в свои мысли, лишь несколько непокорных прядей играли с ветром, а глаза, глубокие, как изумрудные омуты, были устремлены в бескрайнюю даль. Однако усталость от пережитого вскоре взяла над ней верх, и она задремала, прижавшись к его плечу на следующем повороте. Каждый изгиб ее тела будоражил его ум, предлагая на выбор картинки вечерних прогулок, смеха в патио и купания в озере.
Диего тряхнул головой, отгоняя наваждение. Откуда эти безумные, нежданные желания? Он встретил ее лишь вчера, а чувства уже грозили затопить его, подобно океанскому приливу.
Воспоминание об их утренней встрече невольно вызвало улыбку. Она возникла перед ним в патио, сотканная из солнечного света, и ее волосы вспыхнули золотым водопадом. Живая, лучистая, она приковала его взгляд. Испугавшись внезапно нахлынувшего чувства, он трусливо бежал от нее, проведя весь день словно в густом тумане. Автоматически пообедал с отцом, переоделся и отправился с Бернардо в пуэбло.
Странно, как он не заметил ее сразу, переступив порог таверны. Обычно он не позволял себе войти в помещение, не оценив обстановку. Опыт жизни под маской Зорро давно отточил эту привычку, но сегодня, словно ослепленный, он стремился лишь к одному – поскорее завершить дела и вернуться домой – сердце его жаждало чтения или хотя бы музыки. Его занимало лишь присутствие сеньора Моралеса в этой проклятой таверне.
Диего вздохнул, понукая мулов. В памяти всплыли знаки Бернардо, немые крики: «Тобою интересуются…», застывшего у барной стойки. Верный мозо заметил, а он… проглядел? Или просто не захотел видеть? Впервые в жизни он пренебрег предостережением Бернардо! Словно опьянел от праздной жизни богатого кабальеро.
Вспомнился отчаянный взгляд зеленых глаз, когда до него, наконец, дошло: в таверне неестественно тихо для такого скопления мужчин, жаждущих развлечений. Взор девушки молил о помощи, и пусть Диего не чувствовал явной угрозы, он без колебаний оказался рядом, словно ведомый незримой силой.
Сейчас, укрывшись в вечерней мгле двуколки, кожей ощущая присутствие Софии, он осознал: тогда, в таверне, он впервые ощутил собственнический порыв. Он видел множество неженатых мужчин, бросавших взгляды на девушку, и нестерпимо захотел заявить на нее права первым.
Дон Диего де ла Вега никогда не позволял себе подобного. Воплощение учтивости, истинный благородный кабальеро, готовый развлекать сеньорит и сеньоров остроумными шутками и увлекательными историями… Но сегодня вся его выдержка подверглась жесточайшему испытанию.
Он ошеломил всех, подхватив девушку на руки и вынеся ее из таверны. Взгляды, полные любопытства и зависти, преследовали его, но он нес ее с гордостью, словно держа на руках самое драгоценное сокровище, отвоеванное в неравной битве.
О, он чувствовал, пересуды не заставят себя ждать. В маленьком пуэбло сплетни разлетались быстро, и, возможно, уже через час кто-то будет обсуждать его поступок, придавая ему разные оттенки. А там уже и до его отца быстро долетит сия новость, чем, надеялся он, только порадует старика. Но сейчас ему было все равно.
Он не ведал, да и не мог предвидеть, какие вихри поднимет этот вечер. Он перевернул его мир, еще утром казавшийся незыблемым, с ног на голову. И он решил довериться течению. Кто знает, в какие неизведанные земли принесет его река по имени София?
Разум, словно назойливый сверчок, пытался вернуть его к твердой почве: «Ты ее не знаешь, – шептал он. – Она – мираж. Уедет, оставив лишь привкус горького разочарования». Но стоило ему вспомнить ее огромные, молящие глаза, полные тихой надежды, как все доводы рассыпались в прах. В такие моменты он понимал: иногда судьба не стучится в дверь, а распахивает ее, заставляя поверить в самое невозможное.
Наконец, впереди замаячила гасиенда — белоснежное здание, окруженное деревьями. И в этот миг Диего осознал: не важно, что ждет его впереди. Он просто хотел удержать в памяти этот миг, этот путь, эту звенящую тишину, наполненную предчувствием чего-то неизбежного и прекрасного.
Его вечерние поездки между двумя гасиендами и пуэбло привели к тому, что на следующий день он проснулся, когда солнце уже клонилось к полудню. Одев свой горчичного цвета костюм из тончайшей замши, приготовленный для него Бернардо, Диего спустился в гостиную и сел за фортепиано.
Любовь к музыке – драгоценный дар, полученный им в наследство от матери, чей дух витал в стенах этого дома. С младенчества его слух ласкали чарующие мелодии. Изабелла де ла Вега была талантливой пианисткой и старалась передать свою страсть единственному сыну.
День за днем Диего, завороженный, сидел рядом с матерью, внимая ее игре. Он боготворил ее мастерство, грацию, с которой она покоряла клавиши. Музыка была их тайным языком, незримой нитью, связавшей их сердца.
Но в одно трагическое утро, когда ему едва исполнилось девять, мир мальчика рухнул. Мать внезапно покинула этот мир, оставив зияющую пустоту.
Диего резко оборвал мелодию, словно желая заглушить боль воспоминаний. Мама… Она была его путеводной звездой, его нежным ангелом-хранителем. Она всегда была рядом, окутывала любовью и поддержкой, невзирая ни на что. Она была его самым верным другом, его надежным советчиком. Она безоговорочно верила в него, вдохновляла на подвиги.
И когда она ушла, он почувствовал себя потерянным и одиноким. Все вокруг казалось серым и безжизненным. Каждый день, просыпаясь, он ощущал острую тоску и пустоту в своем сердце. И лишь благодаря поддержке отца, который видел страдания сына, Диего смог справиться с потерей матери. Тогда же он понял, что донья Изабелла оставила ему не только боль, но и ценное наследие - любовь к музыке, которая продолжала жить в его сердце.
Диего обернулся на звук приближающихся шагов. Кресенсия, главная служанка, хлопотала над сервировкой стола, создавая нечто среднее между поздним завтраком и ранним обедом. Рядом, стараясь не отставать, помогал Бернардо.
Молодой дон одарил их легкой улыбкой.
- Кресенсия, ты не видела отца?
- Дон Алехандро утром уехал в гости к дону Альфредо, - ответила женщина и добавила. – Вернется поздно.
- Благодарю, - он присел за стол. – Бернардо, останься, - но, заметив, как верный мозо уже собирается вслед за служанкой на кухню, поспешно добавил. – Кресенсия, задержи Бернардо, пожалуйста.
Женщина обернулась и жестом указала мозо на его хозяина. Бернардо кивнул и приблизился к столу.
Со стороны могло показаться, что Диего молча поглощает завтрак, а слуга лишь учтиво ему прислуживает, но между ними текла неспешная, тихая беседа.
- Не знаешь, что могло понадобиться отцу в гостях у дона Альфредо?
Бернардо отрицательно замотал головой.
- Гасиенда Кальдон находится очень далеко, - продолжал Диего. – Он взял кого-нибудь с собой?
Бернардо кивнул и на пальцах показал «Двоих».
- Хорошо, - де ла Вега взял чашку с кофе и, слегка прищурившись, посмотрел на друга. – Скажи мне, Бернардо, у нас были планы на конную прогулку сегодня? – он обвел рукой свой костюм.
Бернардо утвердительно кивнул в ответ.
- Хм, что-то не припомню, чтобы мы это обсуждали, - Диего нахмурил лоб, тщетно пытаясь ухватить ускользающее воспоминание, и махнул рукой, отбрасывая бесполезное занятие. – И куда же?
Бернардо обвел в воздухе очертания женской фигуры, а затем изобразил натянутую тетиву лука, целясь прямо в сердце хозяина.
- Я об этом вчера говорил? – догадавшись, Диего усмехнулся.
Бернардо сначала утвердительно кивнул, но тут же передумал и замотал головой, выражая протест.
- Не говорил? Сам додумал, значит, – снова угадал Диего.
Бернардо вздохнул, кивнул и пожал плечами, всем своим видом показывая, что решение прокатиться верхом до гасиенды дель Кастильо сегодня – само собой разумеющееся.
- Ладно, убедил, - Диего отодвинул чашку и откинулся на спинку стула. – Седлай коней.
И Бернардо, как всегда, оказался прав. Едва гасиенда возникла из-за поворота, раздался выстрел и яростный лай собаки. Диего, не теряя ни секунды, ударил коленями Арабеллу и уже у самой калитки резко дернул поводья. Не привыкший к столь грубому обращению паломино взвился на дыбы.
Де ла Вега спрыгнул на землю и, не мешкая, распахнул калитку.
Спиной к нему стоял незнакомый мужчина. Дорожный костюм, тронутый пылью дальних дорог, говорил о долгом и утомительном путешествии. В левой руке он сжимал пистолет, а правая покоилась на эфесе шпаги, словно ждала своего часа. Напротив него, словно изваяние из стали, застыл Педро, ружье его было нацелено в ноги незнакомца. За Педро – Хуан, державший разряженное ружье наперевес. И рядом, София, с отчаянным усилием удерживающая Амиго, который рвался, жаждая вцепиться в незваного гостя.
У Диего было всего лишь мгновение, чтобы оценить сложившуюся ситуацию. Незнакомец резко обернулся, и в тот же миг выстрелил в его сторону. Пуля с глухим стуком вонзилась в дерево калитки, а Диего успел лишь чудом укрыться за высоким, ослепительно белым забором.
Бернардо, наблюдавший за всем этим с невозмутимым видом, лишь провел рукой по лбу. Диего, заметив его жест, усмехнулся, пожал плечами и вновь возник в створе калитки. Теперь незнакомец стоял к нему полубоком, сосредоточив все свое внимание на Педро и, видимо, считая их большей угрозой, чем Софию с ее рвущимся псом.
- Кто вы и что вам нужно от сеньориты? – спросил Диего, не отрывая взгляда от незнакомца, который в это время вынул шпагу из ножен. Сталь клинка блеснула на солнце.
- Дорогая София, кто это? – прошипел мужчина, угрожающе направив острие шпаги в сторону сердца де ла Вега, который почувствовал, как холодный пот выступил у него на спине. – В Лос-Анджелесе принято разгуливать без оружия?
- Лос-Анджелес – мирный город, сеньор, - спокойно ответил Диего, не сводя глаз с острого, смертоносного жала. Его рука непроизвольно потянулась к левому боку, но он тут же усилием воли опустил ее. – Зачем оружие тому, кто не умеет им пользоваться? – произнес он, стараясь успокоить незнакомца.
Безлунная ночь была верным помощником Зорро, который бесшумно перебегал от дома к дому. Торнадо, надежно скрытый в темном проулке, ждал своего часа, а его хозяин уже приближался к постоялому двору.
Бернардо сообщил: де Марин остановился в одном из номеров таверны.
Зорро проскользнул во внутренний двор и, оглядевшись в поисках лестницы, обнаружил ее сбоку от конюшни. Он приставил ее к нужному балкону и тихо поднялся на второй этаж. Крадучись, он подошел к окну, коснулся стекла. Внутри – ни души. Лишь одинокая свеча роняла тусклый свет на стол.
Выждав, Зорро осторожно приоткрыл балконную дверь, пересек комнату в тишине и столь же тихо отворил дверь в коридор. Полумрак балюстрады второго этажа позволил ему выйти и оглядеть происходящее внизу.
В таверне все еще толпился народ, но усталые официантки уже начали прибирать столы, а трактирщик, склонившись над столом, пересчитывал дневную выручку. Зорро сделал шаг вперед, внимательно изучая лица за каждым столиком. Взгляд его замер на де Марине, потягивающем вино в одиночестве. Отступив в тень, он приготовился ждать.
Маркус не спеша пил вино, курил сигару и явно кого-то ожидал. Спиной к лестнице, лицом ко входу, он казался настороженным. На столе рядом лежала шляпа, а в ней – перчатки. Даже здесь, в помещении, он не расставался со шпагой: ножны покоились у него на коленях.
Прошло долгих пятнадцать минут, прежде чем дверь распахнулась. Вошедший направился было к де Марину, но тот, качнув головой, указал глазами на лестницу. Гость изменил направление и пошел наверх. Зорро выждал мгновение, убедившись, что Маркус последует за ним, и бесшумно скользнул в номер.
Когда де Марин и его гость вошли, Зорро уже затаился на балконе, с нетерпением ловя каждое слово.
Хозяин прикрыл за собой дверь, и в комнате повисла тишина:
- Что ты узнал? - спросил он, голос его звучал приглушенно
- Серхио сегодня побывал в пуэбло и отправил мальчишку с запиской на гасиенду дель Кастильо.
- Перес позволил Серхио покинуть лагерь? – де Марин медленно обвел комнату задумчивым взглядом, словно выискивая ответы в полумраке.
- Пока Перес в Монтерее, никто не осмелится перечить Серхио.
- Понятно, - Маркус на мгновение замолчал, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. – Как думаешь, Пако, он назначил встречу на сегодня?
- Скорее всего, да. Перес может вернуться в любой момент, и тогда Серхио уже не выберется из лагеря.
Де Марин подошел к окну и развернулся. За его спиной, на узком балконе, Зорро скользнул в тень, прижимаясь к стене здания.
- А что насчет Диего де ла Вега?
Пако повертел в руках свою помятую шляпу.
- Я поспрашивал у местных, но ничего конкретного. Обычный богатенький дон, единственный сынок. Впрочем, люди говорят о нем с уважением, уверяют, что он всегда готов помочь нуждающимся.
- И как он помогает?
- В основном словами, - хмыкнул Пако, искренне полагавший, что «словом делу не поможешь», - иногда деньгами. В драках не участвует, оружия в руках не держал. Зачем он тебе?
- Сегодня столкнулся с ним у сеньориты, - пробормотал де Марин, словно говоря сам с собой.
Пако нахмурился, отчего его и без того грубое лицо стало еще угрюмее.
- Перес запретил соваться к сеньорите, - напомнил он, стараясь умерить вспыхнувший гнев.
- Перес мне не указ! – внезапно рявкнул Маркус, и в глазах его вспыхнул недобрый огонь.
- Лучше бы я этого не слышал…
- Пако, Андрес обещал мне сеньориту, - процедил де Марин, - и я заберу свое. И ее, и коня.
Пако невольно фыркнул, словно от дурного запаха.
- Они оба под запретом, Маркус. Слышишь? Под замком.
- Пако… - в голосе де Марина послышалась угроза.
- Послушай, Маркус, - Пако оторвался от задумчивого разглядывания полей своей шляпы и отрезал. - Не знаю, какие бесы вселились в Переса, но он приказал никого не подпускать к сеньорите и к белому дьяволу. Никого.
- Они были моими, - прорычал де Марин, распрямляясь во весь свой немалый рост. Зорро, снедаемый любопытством, не удержался и вновь заглянул в окно.
- Именно, были, - пробормотал Пако, инстинктивно отступая назад. Его взгляд невольно скользнул к руке Маркуса, уже лежавшей на эфесе шпаги, готовой к действию. – Ты знаешь, что это правда.
- Не испытывай мое терпение, Пако, - предостерег Маркус, в его голосе звенела сталь. – Возвращайся в лагерь. Думаю, Пересу будет интересно узнать, куда это Серхио отлучался в его отсутствие.
- У Переса и без меня хватает шептунов, - огрызнулся Пако. – Когда ты объявишься в лагере?
- Не знаю, - бросил Маркус, отворачиваясь к окну. Зорро в последний момент успел прижаться к стене. – У меня здесь свои дела. Два дела. И пока я их не закончу, мне там делать нечего.
- Смотри, Маркус, как бы твои «два дела» не обернулись головной болью для всех нас, - буркнул Пако, нахлобучил шляпу и выскользнул из комнаты.
Маркус какое-то время прожигал взглядом закрытую дверь, затем подошел к шкафу, достал с верхней полки пистолет, проверил, заряжен ли, и засунул его за пояс. Схватив со стола шляпу и перчатки, он тоже покинул номер.
Зорро уже ожидал его верхом на Торнадо, спрятавшись в проулке за таверной.