Двое из ларца... для бывшего

1

Шесть лет назад

Несусь домой абсолютно счастливая. Диплом защищен на отлично, и причина моего недомогания найдена! Конечно, странно, что плохо мне было так долго, ведь судя по анализу крови срок совсем крохотный.

Но да ладно, главное, Марк обрадуется. Я надеюсь. Ведь мы не обсуждали беременность, но оба понимали, что она может наступить. И теперь–то мы точно уедем в другой город, сбежим еще дальше, как планировали.

Тихой мышкой захожу в дом родителей Марка. Мы съехали отсюда с месяц назад, но до сих пор не забрали все наши вещи. Мне всегда было неуютно здесь, но Марк настаивал, надеялся, что его родители свыкнуться с выбором сына. Но чуда не произошло.

Днем никого не должно быть дома, но я все равно крадусь на цыпочках в нашу бывшую комнату. Заберу оставшееся, оставлю ключи на столе и больше не переступлю порог этого дома.

– Мариночка, здравствуй, – позади раздается голос человека, которого я хотела бы никогда больше не видеть.

– Э, Владислав Германович, день добрый, – киваю. – А я за вещами пришла, хотела забрать оставшееся и ключи вернуть.

– Конечно, милая, это твое право, – мужчина приторно улыбается. – Ты иди, а я пока чаю нам налью.

Хочу отказаться, моя интуиция истошно вопит, чтобы я этого не делала, но я, конечно, соглашаюсь. Марк будет счастлив, если мы с его отцом сумеем создать видимость мира.

Быстро кидаю вещи в рюкзак и спускаюсь в столовую. Мои будущие свекры – люди состоятельные. Это основная причина, по которой я им не угодила. Выскочка без роду и племени, с первого курса предоставленная самой себе и полагающаяся только на свои силы.

– Забрала, спасибо, – произношу, беря кружку из рук Владислава Германовича.

– Отлично, – он снова приторно улыбается, помешивая свой чай. – Ты сегодня диплом защитила, да?

– Ага, на отлично, – киваю.

– Умница. Всегда знал, что мозги у тебя есть. Да ты пей!

Хочу возразить, ведь он раньше называл меня пустоголовой профурсеткой, охмурившей его сына, но почему–то повинуюсь приказу и делаю глоток. Напиток обжигает и слишком сладкий для меня. Но я молчу, не хочу оскорблять мужчину, который чуть ли не впервые пытается вести себя со мной по–человечески.

– А как ваши дела? Как поживает Роза Витальевна? – решаю поддержать светский разговор.

Будущая свекровь в отличие от свекра не кидалась оскорблениями, в основном сохраняла нейтралитет, иногда проявляя участие. Например, озаботилась подарком на мой день рождения. Помогла мне преобразиться в ее салоне красоты, а потом безвозмездно обновила мой гардероб.

Возможно, Роза Витальевна делала это из корыстных побуждений, так как ей было стыдно за меня, но она ни разу не сказала ничего дурного в мой адрес. И за это я была ей благодарна.

– Все хорошо, Мариночка, все хорошо, – отвечает Владислав. – Да ты пей, после диплома устала, поди.

Снова делаю машинальный глоток и чувствую горечь на языке. Странный чай.

– Спасибо, но я, наверное, пойду, – пытаюсь поставить кружку и выйти. – Марка хочу обрадовать. Загляну к нему в офис.

– О, он еще не знает, ясно, – произносит Владислав, едва поджав губы при упоминании места работы его сына. Ведь он хотел для него другого, чтобы наследник был в корпорации отца. – Собираешься сделать ему сюрприз, хорошая затея. Лучше расскажи, о чем был твой диплом, интересно ведь.

Делаю круглые глаза. Ему точно никогда не была интересна моя жизнь. Но тут на столе вибрирует телефон Владислава, сообщая о полученном сообщении. Он быстро просматривает его, а потом заговаривает.

– Что ж, ладно, раз спешишь, не буду задерживать, – меняет он вдруг курс.

Я же, ничего не понимая, ставлю кружку на стол и прощаюсь.

В маршрутке у меня начинает ужасно болеть голова, перед глазами появляются черные мушки, а к горлу подступает тошнота. Буквально вываливаюсь из переполненного автобуса на воздух и жадно дышу, широко открыв рот.

Немного легчает, и я шагаю в сторону офиса Марка. Там в холле есть кулер с холодной водой, мне обязательно полегчает.

Но вода не помогает, и я обреченно подхожу к кабинету любимого. Дверь в него приоткрыта, и я почему–то не захожу сразу, а смотрю в образовавшуюся щель и слушаю чужой разговор.

– Марк, сколько еще ты будешь вместе с этой своей заучкой?! Ты хоть понимаешь, что разбиваешь сердца своих родителей! – эмоционально восклицает красивая брюнетка в свободном платье.

– Жанна, если тебя прислали в качестве переговорщика, то зря стараешься, – холодно отвечает Марк, почему–то стоя совсем рядом с девушкой.

– Я скучаю по тебе, – она проводит рукой по его лицу, – невозможно скучаю.

Я ахаю, едва успевая закрыть рот ладонью.

– Давай не будем, Жанна, – Марк аккуратно убирает руку девушки, – мы с тобой прекрасные друзья и любовники, но Марину я люблю, а к тебе я никогда не испытывал подобных чувств.

– Понимаю, Марк, – брюнетка тяжело вздыхает, как будто собирается с мыслями, – но есть кое–что, что ты должен узнать, – она берет ладонь Марка и кладет себе на живот, – я беременна.

2

Разворачиваюсь на пятках и шагаю обратно к выходу. Кто–то из сотрудниц Марка мне что–то говорит, я не понимаю, не слышу их. Да и какая разница. Мое сознание поглотила только что увиденная картинка.

– Девушка, с вами все хорошо? Может, присядете, воды принести? – слова охранника на выходе просачиваются–таки в мой мозг.

– Что? Вы мне? – верчу головой.

– Вам, вам, – произносит обеспокоенный мужчина.

Вспоминаю свое намерение попить воду в офисе Марка, но кулер остался позади.

– Знаете, не надо, спасибо. Странно, но мне вдруг стало хорошо, – отвечаю охраннику и выхожу на улицу.

Я не лгу, самочувствие действительно резко наладилось. Физическое. Душевное, наоборот, рухнуло в пятки.

Иду куда–то, не разбирая дороги, и все думаю, думаю, думаю. Вернее, воспроизвожу на повторе только что увиденную сцену. Аналитический ум отказывается выдавать конструктивную критику. Эмоции велят рыдать в голос, а интуиция просит разобраться. Не хочет верить в неотвратимость увиденного. Глупая.

Неправильная у меня интуиция, наивная и повернутая в сторону Марка, не иначе.

– Марина? Не пошла с группой праздновать, чтобы погулять в одиночестве по парку? Понимаю, сам такой.

Поднимаю глаза и в растерянности оглядываюсь. Действительно, ноги привели меня в сквер, а не двор дома, где мы с Марком снимаем квартиру.

И только после осознания местоположения перевожу взгляд на заговорившего со мной человека.

– Дима? Привет, – узнаю одногруппника. – Какими судьбами?

– Марина, вообще–то это городской парк, не твой личный, здесь могут гулять все, – отвечает он шутливо.

– Твоя правда, – киваю. – Ладно, извини, ты наслаждайся прогулкой, а я пойду, настроение что–то не очень.

– Тогда я просто обязан, как настоящий рыцарь, сопровождать прекрасную деву в ее безмолвных страданиях! – заявляет высокопарно Дима.

Смотрю на него, как на дурака. Только глупых шуток мне сейчас не хватает.

– Хочешь, можешь не молчать, можешь рассказать о своих страданиях, я послушаю, – ничуть не смущается он.

Я лишь качаю головой и бреду дальше, опустив голову. А Дима увязывается за мной.

Удивительно, но ему удается вырвать меня из бестолкового просмотра увиденной сцены в кабинете Марка. Постепенно я втягиваюсь в ничего не значащую болтовню, а затем и вовсе обнаруживаю себя сидящей на лавочке с сахарной ватой в руке.

– Спасибо, я, кажется, голодная, – смотрю на сладкое облачко на палочке.

– Вы, девчонки, вечно худеете, а потом обмороки, – заявляет Дима со знанием дела.

– Ага, обмороки, – глухо повторяю.

Через время вата съедена, и разговор совсем перестает клеиться. Я снова ухожу в себя.

– У тебя тут чуть-чуть осталось, – Дима вдруг наклоняется близко–близко ко мне и проводит пальцем по уголку моего рта.

– Спасибо, конечно, но я и сама могу, – отшатываюсь на спинку лавочки. Мне неприятна чужая близость. – Я, пожалуй, пойду. Спасибо за компанию. Да и ты тоже наверняка спешишь.

Пытаюсь встать, но сильные руки парня не дают этого сделать.

– Ничуть, – он качает головой, – я уже там, где должен быть.

И внезапно его губы накрывают мои. От удивления не сразу начинаю вырываться, несколько долгих секунд сижу шокированная в объятиях Димы.

– Д-да, ты в своем уме?! – возвращаю контроль над собой и с силой отталкиваю парня, вскакивая на ноги. – С чего вообще? Никаких намеков не было! Я вообще беременная от другого к твоим сведениям!

– Серьезно? Беременная? Ничего себе, а мне не сказали, – бормочет Дима.

– Почему тебе кто–то должен был сказать?! Ай, ладно, ну тебя, – машу на него рукой и убегаю теперь уже точно домой.

Странную реакцию Димы списываю на его личную неадекватность, которую я попросту раньше не замечала. Все–таки мы впервые общались с ним наедине.

Квартира встречает меня тишиной. Захлопываю дверь и вздрагиваю от громкого звука. Марка еще нет, рано слишком. И я медленно прохожу внутрь.

Рассеянно провожу рукой по рамкам с нашими совместными фотографиями и осознаю, что все было ложью. И только сейчас по моей щеке медленно стекает одинокая слеза.

Яростно вытираю ее и иду пить чай. Нам с Марком предстоит долгий разговор, и я должна к нему морально подготовиться.

Проходит пару часов, и я практически успокаиваюсь, почти убеждаю себя, что в жизни порой случаются недоразумения, и, возможно, это одно из них приключилось с нами. В конце концов, я всегда была за правду и справедливость, а потому не собираюсь молча уходить в сиреневый закат. Дождусь Марка, прижму к стенке, и мы вместе решим, как быть дальше. Решим, как цивилизованные люди, а не как классические герои любовных романов.

Но мне не приходится долго ждать, он звонит, как раз в тот момент, когда я прихожу сама с собой к согласию.

– Алло, – отвечаю, затаив дыхание, и на подсознательном уровне сразу понимаю, что он знает, что я знаю.

3

После продолжительной истерики я попросту засыпаю до следующего полудня. Давно не вставала так поздно, всегда были какие–то дела.

Бреду понуро на кухню. Один взгляд на устроенный вчера погром, и воспоминания заново накрывают меня, заставляя опереться руками о стол и сделать несколько глубоких вздохов. Нет, так нельзя продолжать.

Завариваю себе кашу и какао, нужно постараться поесть. Усилием воли отправляю ложку себе в рот, подавляя желание выплюнуть еду. Глотаю и перевожу дух. Пью и слегка хлопаю себя по щекам.

Истеричность и излишняя драматичность мне не свойственны, нужно заканчивать с таким неконструктивным поведением. Я теперь не одна, и должна отвечать не только за себя. Справилась, когда осталась без родных, и тут справлюсь.

Но спускать поведение Марка на тормозах я не собираюсь. Нам жить в одном городе, и я не собираюсь прятаться от его дамы сердца и от него самого. Он обязан моей крошке ровно столько же, как и чужой.

Немного воспрянув духом, доедаю и привожу себя в приличный вид. Уснула вчера в чем была, это никуда не годится. Хватаю рюкзак и собираюсь открывать дверь, но кто–то меня опережает, нажимает на звонок.

Глупое я создание, открываю, не глянув в глазок.

– Владислав Германович? Здравствуйте, – вспоминаю о вежливости в последний момент.

– Мариночка, приветствую, – кивает мужчина с улыбкой на губах. – Я зайду?

– Э, – мнусь, – я уходить собиралась.

Снова оставаться с этим мужчиной наедине совсем не хочется. Почему–то рядом с ним внутри меня просыпается безотчетный страх, очень неуютно становится.

– Я много времени не займу, – говорит отец Марка и нагло шагает внутрь квартиры, оттеснив меня плечом. – Проходи на кухню, – звучит приказ.

Да уж, приятный человек. Выдыхаю и иду вслед за ним.

– Чаю не предлагаю, без обид, – становлюсь в дверях кухни и упираю руки в бока, – и я спешу.

Владислав Германович бросает на меня цепкий взгляд, но никак не комментирует.

– Ладно, Марина, тогда сразу к делу, – он вытаскивает из кармана конверт, сложенный вдвое. – Это тебе от Марка. Отступные, так сказать. Ты – девушка умная, практичная, найдешь, куда их потратить.

Тут Владислав косится на мой живот. Тут же неосознанно прикрываю его руками. Он знает? Но это невозможно.

– На что вы намекаете? – спрашиваю осторожно.

– Только на то, что тебе стоит оставить моего сына и переехать.

– Это точно его решение? – подозрительно щурюсь. – Мы так толком и не поговорили вчера! Если от него беременна какая-то Жанна, это не значит, что можно выкинуть меня, как собачку, даже не поговорив! Я не верю, что Марк – инициатор этих денег, скорее вы! И я собираюсь поговорить с ним, – трясущейся рукой роюсь в рюкзаке в поисках телефона, но Владислав Германович перехватывает мою конечность.

– Послушай, девочка, – практически шипит он мне в лицо, – ты не нужна моему сыну, он счастлив с другой! Наконец у него невеста, соответствующая статусу нашей семьи. А ты не будь дурой, не усложняй жизнь ни себе, ни Марку, – видимо, мои мысли отражаются на лице, потому что он вдруг отпускает мою руку и начинает рыться в карманах. – Вот, смотри! Они вчера ходили на узи, у них все хорошо, не порть им жизнь, девочка.

С болью смотрю на счастливую пару.

– Н–но я, как же я. Я ведь тоже, – произношу, едва сдерживая слезы.

– Ничего, ничего, у тебя все наладится, – говорит участливо Владислав Германович, – ты еще встретишь своего единственного. Присядь, – он мягко толкает меня на диван и отходит к графину, – и выпей воды, – сует стакан, а я машинально делаю глоток. – Скоро жизнь заиграет новыми красками.

4

Владислав Германович уходит, а я все так и сижу в обнимку со стаканом. Кажется, он что–то еще говорил, прощался, рекомендовал воду выпить до конца, дверь за собой сам закрыл.

Я не реагировала. Возможно, только кивнула. От былого собранного настроя не осталось и следа.

Из ступора меня выводит сигнал телефона. Будильник. Напоминание о том, что нужно сдать институтские книги, но я с этим позавчера справилась, забыла с телефона убрать.

Нажимаю на мобильник, а потом с удивлением смотрю на стакан. Не сразу понимаю, откуда он у меня в руках. Передумываю допивать и выливаю. Что мне действительно нужно, так это умыться.

С наслаждением брызгаю холодной водой в лицо и шею, и постепенно приходит ясность сознания. Возвращаюсь на кухню и натыкаюсь взглядом на конверт, оставленный Владиславом. Сажусь рядом и гипнотизирую его, словно тот бомба медленного действия. Хотя кто знает эту семейку, у них всякое может быть.

Не знаю, сколько проходит времени, скорее всего я бы так и сидела, ничего не делая, лишь смотря на «подачку», но у меня начинает невыносимо тянуть живот. Иду в ванную и замечаю…

– Кровь! – шепчу в ужасе.

Ее совсем немного, но достаточно для паники.

И тут снова оживает телефон. На этот раз звонок.

– Алло, – отвечаю дрожащим голосом.

– Марин, ну я иду, ты дома? Мы приехали, но два дня я занималась мелкими, только сегодня оставила их на бабушек и могу наконец-то отдохнуть с тобой.

«Маша», – проносится в голове узнавание.

Моя лучшая и, пожалуй, единственная подруга. Мы росли в одном дворе и были практически, как сестры. Потом она вышла замуж и уехала в другой город. И вот, приехала, а у меня тут…

– Машенька, я, – не могу сдержать всхлипа, – я, наверное, не смогу.

– Что случилось? – сразу настораживается подруга.

– Ой, – выдыхаю, – много всего, – и понимаю, если продолжу, то банально разрыдаюсь в голос. – Может, я тебе попозже перезвоню? – с трудом выдавливаю из себя.

– Не стоит. Открывай дверь, лечить тебя будем. Я поднялась, – отвечает Маша с мрачной решимостью.

Дальнейшее происходит как в тумане. Мне становится хуже, но я уже не понимаю, то ли от боли душевной, то ли от физической. Маша не требует подробных рассказов, лишь задает несколько наводящих вопросов и вызывает врача.

Удивительно, но они приезжают. Я–то думала, что скорая нужна для тех, кто не в состоянии сам дойти, а у меня не столь тяжелый случай. По крайней мере я пытаюсь убедить себя в этом.

Врач забирает меня в больницу, Маша, к счастью, едет со мной. Мне кажется, я даже свое имя не в состоянии назвать сейчас. Такое ощущение, что внутренний заряд потух до нуля, и не к чему подключиться для перезарядки.

В больнице меня осматривают, что–то спрашивают, колют, а потом внезапно оставляют. Маша вроде не уходит, но и ко мне не подходит, разговаривает с кем–то.

Туман рассеивается вечером, как по щелчку. Мне гораздо лучше, но главная причина, по которой я прихожу в себя, это неожиданные слова врача.

– Если вы хотели прервать беременность, то стоило это делать под наблюдением врача, – говорит она укоризненно.

– В смысле? Я не хотела ничего прерывать, я только вчера поняла, что беременна.

– Тем не менее, милочка, в вас явно попало вещество, ее прерывающее. Правда, в небольшой концентрации. Решили, что и этого хватит? Или передумали в последний момент? – врач не верит. – На той неделе у меня была одна такая, сама себе выписала чудосредство. Там все закончилось не так хорошо, как у вас, она добилась своего.

– Да не делала я ничего! – срываюсь на крик, чем заслуживаю еще один укоризненный взгляд. – Извините.

– Скажите, – вмешивается Маша, – сейчас ребёнку ничего не угрожает, или?

Вопрос виснет в воздухе, и я, затаив дыхание, жду ответа.

– Нет, не угрожает, – говорит доктор, поджав губы. – Но если она второй раз решит сотворить какую–то глупость, я уже не буду уверена.

– Спасибо вам, – тепло улыбается ей Маша, – огромное. Я присмотрю за Мариной. Вы ее еще подержите ведь, да?

– Конечно! Мы должны помогать всем, независимо от их тараканов в голове, – произносит врач и выходит.

– Маша, я ничего не принимала! Она ненормальная! – говорю, едва закрывается дверь.

– Я верю тебе. Но давай ты расскажешь мне все по порядку, и мы вместе поймем, что случилось, – произносит подруга мягко, садится на стул рядом и берет мою руку. – Врачи тоже могут ошибаться. Может, ты выпила какое–то средство от, скажем, боли? Оно и повлияло как–то не так. Всякое случается.

– Я не, – начинаю и зависаю, – ой, – перед глазами возникает стакан воды, заботливо поданный мне отцом Марка. – Да нет, быть такого не может! Или может? У меня все могло произойти из–за банального стресса, да? Диплом, ситуация с Марком, вот и не выдержал организм! А врач почему–то решила, что бывшая студентка непременно собиралась избавиться от ребенка. Подумала, что я как ее предыдущая пациентка, но это ведь не так. Не мог он мне что–то подсыпать! Это же совсем за гранью!

5

Отрешенно пересказываю Маше происшествия, и с каждым следующим словом мне становится страшнее. Ведь я чуть не потеряла свою кровиночку, о которой втайне мечтала с момента собственного совершеннолетия. Осознание произошедшего расцветает в моей голове, пока я рассказываю Маше полную предысторию.

– Подожди, твой Марк так и сказал, друзья и любовники? – перебивает меня подруга.

– Да, именно так, – киваю.

– Слушай, но я видела вас по видеосвязи, когда ты звонила, влюбленный взгляд невозможно подделать, я уверена. А он так трепетно смотрел на тебя, словно ты фарфоровая статуэтка, которую нужно оберегать, как высшую ценность, – не верит Маша.

– Я прекрасно помню, что он сказал! – раздражаюсь. – Я знаю, ты считаешь, что я перенервничала и так далее, но на тот момент я еще не нервничала!

– Хорошо–хорошо, успокойся, пожалуйста, – Маша поднимает руки в примирительном жесте, – а то меня выгонят из палаты, и будешь тут одна куковать. И я верю тебе, честно! Просто по собственному опыту знаю, что не всегда сказанное стоит воспринимать однозначно.

– Да тут явно нет никакого другого смысла.

– Ладно, а живот у девицы большой?

– Для меня большой, – продолжаю раздражаться, – точно не могу сказать, какой месяц, если ты об этом. Если сама дойду до ее этапа беременности, скажу!

– Тшш, милая, конечно, дойдешь, – Маша успокаивающе гладит меня по голове, – по-другому быть не может. Я всего лишь пытаюсь разобраться. Считай, что чутье подсказывает, что в моменте с Марком не все так однозначно, как видится. У них с Жанной все могло быть и до тебя. Он сказал, они хорошие друзья, а дружить можно с детства. Ты же с ним не так долго, хотя вы практически сразу съехались.

– Только потому, что полусумасшедшая старушка, у которой я снимала комнату, решила меня выгнать за три дня до конца оплаченного срока, – я краснею.

– Да, я помню ту историю, ты рассказывала. Она застала вас с Марком.

– Одетыми! – подчеркиваю.

Комплексы во мне процветают, до сих пор ужасно смущаюсь, вспоминая тот случай.

– Как скажешь, – соглашается Маша. – Это сейчас совсем неважно. Я к тому, что если бы у меня был друг, которого я знаю с детства, и мы бы с ним периодически спали, я бы тоже сказала, что мы прекрасные любовники в настоящем времени, даже если бы мы давно не спали. Понимаешь, куда я клоню?

– Понимаю, – отвечаю со вздохом. – Но твоя гипотеза не имеете доказательств, а у моей еще и его отец с фотографиями с совместного похода на УЗИ, – и тут у меня в голове что–то щелкает. – О нет, Маша, какая же я дура! Чуть сама не погубила ребенка! Я ведь еще в первый раз, после его чая, себя плохо почувствовала.

Мне становится еще хуже от осознания минувшей опасности. Воздуха не хватает, сердце колотится, а в висках стучит. Резко сажусь на кушетке, обмахиваясь руками.

– Ч–что такое, Мариночка? – Маша пугается моего наверняка бледного вида. – Давай выпьешь водички, и умоем тебя заодно, – она наливает немного в стакан и дает мне, а из бутылки мочит свою ладонь и протирает ею мое лицо и шею, – вот так, сейчас полегчает. Ты, главное, помни, нам волноваться нельзя, все что было, то прошло, и больше не придет.

– Не придет, – повторяю эхом, а потом трясу головой. – Да нет, Машуль, это как раз может прийти. Мне страшно, – хватаю ее за руку, – а вдруг отец Марка и сюда заявится, чтобы меня допоить.

– Давай ты продолжишь рассказ в хронологической последовательности, а потом мы вместе с тобой сделаем выводы, хорошо? – ласково произносит Маша, продолжая обтирать меня водой.

– Хорошо, – киваю.

Напряжение немного отпускает, дышать становится легче. И страхи нужно прорабатывать, это я знаю не понаслышке. Обличив ужас, сидящий в душе, в произнесенные вслух слова, становится немного легче.

Больше Маша меня не перебивает, хотя я вижу, что ей хочется вставить комментарии и задать уточняющие вопросы. Или поделиться собственными догадками, как в случае Марка с Жанной. Но она дает мне закончить, а потом очень странно реагирует.

– Где твой телефон? Дай мне его! Срочно! – требует она, смотря на меня дикими глазами.

– Вон он, на тумбочке, – произношу недоуменно. – Но что ты хочешь?

Вопрос повисает в воздухе. Маша хватает мой мобильник, выключает его, а потом зачем–то достает сим-карту.

– Эх, плохо, что в современных моделях не вытащить аккумулятор, слитным делают корпус сволочи, – она качает головой. – Но ничего, симку мы тебе сразу сможем уничтожить, – Маша роется в своей сумке. – Сейчас, они у меня были где–то, – не успеваю спросить кто или что, как она вытаскивает маникюрные ножницы и перерезает мою несчастную сим-карту пополам. – Ура!

– И зачем это? – смотрю на нее в шоке.

Одно хорошо, тревога отошла на задний план. Удивление на поведение всегда разумной Маши затмило все остальное.

– Новую тебе купим. Я завтра приобрету, причем на свое имя. Марк ведь не знает мою фамилию?

– Нет, – качаю головой, – зачем.

– Незачем, - отрезает она. – Телефон жалко разбивать, но проверить не помешало бы. Мужу отнесу, пусть займется! А тебе принесу кнопочный, я его мелким иногда даю поиграть.

6

На следующий день я остаюсь одна. У Маши есть муж и двое маленьких детей, она не может нянчиться со мной сутки напролет.

И, наверное, только сейчас я понимаю, как одинока, как мне не хватает кого-то родного рядом. Еще недавно таким человеком был Марк. Стремительно ворвавшийся в мою жизнь, он быстро завоевал мое сердце. Мне кажется, наши отношения практически сразу переросли в ранг серьезных, минуя остальные стадии. Единство душ, как при соединении двух половинок, вот что я ощущала рядом с ним.

Он старше меня, его жизненный цикл уже миновал стадию студенчества, и я не знаю, возможно, я в нем искала поддержку, как в старшем товарище. Хотя я справлялась неплохо без семьи, никогда не позволяла себе хандрить, все же с огромной радостью оперлась на подставленное мужское плечо.

Ага, так оперлась, что сегодня с трудом заставляю себя не забаррикадироваться в палате от всяких непрошенных гостей. За каждым звуком в коридоре мне кажется, что идут по мою душу. По мне можно писать пособие «Как из невозмутимой девушки превратиться в нервную истеричку всего за два дня».

Заставляю себя не акцентироваться на страхах, усиленно подключаю логику. А она приходит к тому, что отец Марка, конечно, может узнать, что я попала в больницу, но тут он скорее всего решит, что его план удался, и успокоится. Если не придет лично в регистратуру узнавать про мое здоровье. Или где там про него узнают?

В фильмах в подобных случаях сотрудники больницы сначала посылают любопытствующих, ссылаясь на то, что данные могут быть выданы только близким родственникам, да и то не всегда. Но потом главный герой включает обаяние или «дает на лапу», или проникает в отделение под видом врача. Тоже неплохой вариант, кстати. И все тайное становится явным.

Если следовать таким рассуждениям, можно и дальше сходить с ума. Но все же я склоняюсь к мысли, что мы с Машей переборщили в театральности. Она вчера с этой симкой и телефоном, который забрала у меня, а я сегодня с прорабатыванием различных сценариев. Ведь если даже Владислав Германович и заявится, я могу поднять шум. В больнице всегда кто-то ходит, не везде же у него все куплены.

И тут у меня перед глазами возникают картинки из фильмов. Ночь. В больнице все спят. Пустынный коридор…

И далее по сценарию.

Трясу головой, прогоняя навязчивые мысли. Встаю с кровати и подхожу к окну. Нужно отвлечься. Если откровенно, лежать мне ужасно надоело, с трудом представляю себе, как женщин заставляют постоянно лежать на сохранении, или как там это у них проходит. Я пока не в теме, только предстоит вникать в волшебный мир беременяшек.

Одной…

Грусть отдает в сердце тупой болью, но я ее игнорирую. Между поиском правды, справедливости и прочего и безопасностью маленькой горошинки внутри меня, я выбираю второе. Хотя не будь я беременной, скорее всего пошла бы разбираться с Марком и его семейством. Есть у меня такая черта, слишком все в лоб люблю делать. А пора бы быть гибче и хитрее.

Но это все неважно. В одном отцу Марка можно сказать спасибо, как бы это извращенно не звучало. У многих девушек перестройка психики в сторону материнства идет медленно, даже после родов не все сразу понимают возникшую ответственность, а я моментально ее осознала. Горошинка еще столь крохотная, что ее и на узи толком не рассмотреть, лишь с пятой недельки будет интереснее, как мне сказала врач, а она уже подвергается массированным атакам извне.

Но я больше не позволю. Кладу руку на свой живот и понимаю, что моя мечта осуществилась, я не буду больше одна. Только девять месяцев нужно быть настороже.

Тут резко открывается дверь, а у меня душа чуть в пятки не уходит.

7

– Маша! Твою налево, – ругаюсь на подругу, – ты с порога кричи, что это ты. Врачи с медсестрами так и делают, сразу начинают говорить, что им надо.

– Прости, – говорит она виновато, – не подумала. Сама тебя вчера настращала, а теперь пугаю своим неожиданным появлением. Но у меня хорошие новости, твой телефон чист. Муж еще что–то там поставил или перепрошил, или еще что–то. В общем, я в этом не разбираюсь, но ему доверять можно. Держи, – она кладет мой смартфон на тумбочку, – сим–карту я приобрела, телефон свой вбила. А большего тебе не надо.

– Да, мамочка, – говорю, качая головой.

Номер Марка я наизусть знаю, но об этом предпочитаю не сообщать.

– Кстати, тебя обещают выписать в понедельник, – произносит Маша, едва не хлопая в ладоши.

– Шикарно. А почему не сегодня? Зачем держать меня на выходных? Насколько я знаю, здесь только дежурные врачи остаются. И я. Должна находиться в четырех стенах, – ворчу.

– Ничего, посидишь еще немного. Мне спокойнее, что ты под присмотром. На выходных нам надо будет еще к бабушке в село наведаться, а во вторник поедешь с нами домой.

– У Гены отпуск закончился? Так быстро? – спрашиваю, расстроившись. Неизвестно, когда Маша в следующий раз приедет. – Подожди, в смысле с вами поеду? Зачем? У меня тут…

Пытаюсь понять, что именно у меня тут, а не могу.

– Вот и я о том же. Ничего тут у тебя нет. И никого, – говорит она жестко. – Да, Гену резко вызвали, не дают человеку отдохнуть. А насчет тебя – диплом защитила, ты уже специалист с высшим образованием. Квартира через месяц тоже, считай, исчезнет, да и ходят там всякие, как на проходной двор наведываются. А я не могу здесь оставаться, присматривать. Значит, на правах старшей забираю тебя с собой. Побудешь моим третьим ребенком.

– Нет, Маш, я не могу, – отнекиваюсь, – у тебя Гена, детки. Куда я к вам? Я буду обузой. У меня даже денег толком нет. Расслабила меня жизнь с Марком.

И что я буду есть уже через пару недель – неизвестно. О бытовых вопросах я подзабыла, зато они обо мне помнят. Нещадно бьют пыльным мешком по голове, чтобы прекратила от каждой тени шарахаться и подумала о важном.

Но Маше я этого, конечно, не говорю. Мне и без того ужасно неловко, человек приехал отдыхать, а оказался втянутым в чужие проблемы.

– Марин, – она кривится, – хватит, а? Посидишь с Ванькой и Катей, няней побудешь. Гена обещал найти тебе работу до декрета, ничего шикарного не жди, конечно, но сможешь гордо слезть с нашей шеи. Гена в курсе, так что про мужа не начинай, он не аргумент.

– Но, – произношу ошарашенно, не зная, что еще сказать.

Мозг, конечно, настаивает на том, чтобы соглашалась, не раздумывая. Это действительно выход. Если бы у меня были средства, я бы сама уехала в другой город. В этом я не могу быть спокойна за свое здоровье. Но денег у меня нет, и в это все упирается.

До Марка я подрабатывала, делая курсовые студентам, а тут расслабилась.

– Мариш, зачем оно тебе? Не высыпаешься, свое не доделываешь. Лучше занимайся собой и своей учебой, а на жизнь я зарабатываю, – говорил он мне.

И я с удовольствием погрузилась только в свою учебу. Глупая.

– Никаких но! – Маша возвращает меня в настоящее строгим окриком. – Я тебя здесь не оставлю. Хочешь, чтобы мать семейства извелась в переживаниях о тебе?! Терзала местную полицию и больницы, названивая им, если ты вдруг трубку не возьмешь? А так и будет!

– Ох, Маша, – качаю головой, опуская глаза. Все же излишняя тяга к театральности ей присуща. – Уговорила! Но как только мне удастся найти что–то подходящее на съем, я съеду! И работать готова, кем угодно. И уборщицей пойду.

– Нет, уборщицей я тебя сама не пущу. Беременность из–за нервной обстановки уже пострадала, а мы ее еще физическим трудом добьем. Ладно, в общем, решено! Не знаю, успею ли к твоей выписке, но ты сразу иди домой! Ни с кем не заговаривай и никого не впускай! Вещи собирай. Все уяснила? – сыплет Маша инструкциями.

– Все, – киваю, и у меня на лице расползается счастливая улыбка. – Спасибо.

– Ой, да ладно, – она машет рукой, – ты бы для меня тоже самое сделала. Правда, тебе придется сидеть пять часов между двумя автомобильными креслами для детей. Но ты худенькая, втиснешься. Но к концу пути рискуешь перестать меня благодарить. И насчет вещей, возможно, придется дополнительно заказывать грузоперевозку. Я оплачу ее, не стесняйся.

– Маш, у меня будет одна сумка. Успокойся. Это ж я. Откуда б взяться куче вещей?

– Да, ты права, – подруга хмурится, вспоминая причину, по которой я осталась одна. – Но не будем о грустном. Инструкции я тебе дала. Планы обсудили. А теперь мне снова нужно бежать.

Маша поспешно обнимает меня и уходит. Вскоре я наблюдаю за ней из окна, она быстро шагает на остановку. И снова во мне просыпается грусть, но теперь у меня есть надежда.

8

Как Маша и говорила, меня выписывают в понедельник. Никаких новых напутствий кроме как встать на учет и не делать глупости, я не получаю.

– Сказано, молодая, – хмыкает врач, – организм все переработал.

Я предпочитаю промолчать. Постороннему человеку не объяснить перипетии моих последних дней.

Выхожу на улицу и с удовольствием вдыхаю свежий воздух. В выходные я не покидала палату, хотя могла. Но подспудный страх сопровождал меня, не давая вздохнуть спокойно. Да что уж там, он и сейчас не дает дышать полной грудью. Мне кажется, когда я уеду, только тогда смогу немного расслабиться.

Неспешно бреду, минуя остановку. Не сказать, что больница близко до дома, но я осознанно хочу пройтись пешком, пусть даже это займет минут сорок. Маше я отчиталась о том, что выписалась. Больше некому сообщать о себе.

Лето нынче радует – щедро делится солнечными лучами, но не поджаривает до духоты. Эх, в нашей луже не искупаюсь, но да ладно. Может, и не стоит мне в теперешнем положении.

Незаметно дохожу до двора и окидываю его прощальным взглядом. Я быстро привязываюсь к месту, хотя мы с Марком жили здесь всего–ничего, я успела прикипеть. Прикипеть к этой старой лавочке, где любят сидеть старушки в свободное от сериалов время, к детской площадке, на которой кто–то постоянно катается на качелях, и к магазинчику за углом.

Вытираю набежавшую слезу и решительно поднимаюсь на свой этаж. Уже из–за ерунды нюни распускаю. Скучать по лавочке и магазину я буду! Бред.

Надеюсь, это все гормоны, а через девять, или сколько там осталось, месяцев мой мозг заработает в нормальном режиме. Хотя если не быть к себе слишком строгой, мне просто страшно переезжать. От того и к лавочкам прикипаю.

Резко взять и уйти в неизвестность – довольно рискованное мероприятие. Не сказать, что мне здесь есть что терять, но тем не менее в этом городе я ориентируюсь. И я имела планы на жизнь. А на новом месте ничего.

Но там Маша, и за это стоит зацепиться, как за единственный оставшийся в моей жизни якорь.

Вставляю ключ в дверь и поворачиваю в замке, и тут же не к месту вспоминаются фильмы, где герои открывали дверь, и с ними происходили нехорошие вещи. Трясу головой, прогоняя очередные глупости, и решительно тяну за ручку. Секунда… Другая… Большого бада–бума не происходит. Впрочем, как и маленького.

Качаю, головой ругая собственное воображение, и быстро юркаю внутрь квартиры. Интересно, Марк уже забрал свои вещи?

Но беглый осмотр говорит о том, что никого не было. Видимо, ему совсем не до меня. Ну и ладно.

Быстро бросаю вещи в спортивную сумку, долго думая, забирать ли подаренные матерью Марка комплекты, в итоге все же запихиваю и их. Как раз под завязочку.

Остается посуда, две книги и фоторамки. Их всего две, но на обоих изображены мы с Марком. Беру одну и всматриваюсь в его лицо. Счастливый. И действительно как будто любит меня.

Еще один бред. Воскрешаю в памяти Жанну и отставляю от себя фотографию. Пусть останутся ему, сам решит, что с ними делать. Или она решит, если они вместе.

Очень хочется поверить в теорию Маши, что все может быть не столь однозначно, но… Каков смысл? Он поверил поклепу. Легко поверил, не усомнился, не захотел со мной разговаривать. А я приду и скажу: «Привет. Я беременна, а твой отец почти наверняка хотел избавиться от своего внука. Ах да, еще я подслушала ваш с Жанной разговор, просвети, пожалуйста, как давно вы спали вместе».

Хватаю одну из рамок и швыряю ее в стену. Она разбивается, разлетаются осколки, но мне все равно. Пускай сам тут убирает, ему квартиру сдавать хозяйке, не мне. Я завтра брошу ключи в почтовый ящик и больше никогда не увижу это место, в котором столь многое причиняет боль.

– Дзинь! – в дверь коротко звонят.

Испуганно вздрагиваю. Я помню об обещании, данном Маше, никому не открывать и так далее, но надо ведь хотя бы посмотреть, кто там. Может, пора кричать с окна «караул», привлекая внимание прохожих.

На цыпочках крадусь к дверному глазку, а звонят уже второй раз, снова заставляя меня вздрогнуть.

– Ольга Ивановна? – спрашиваю вслух, поняв, что там соседка.

– Мариночка, у вас все нормально? Я слышала, как в стену что–то ударилось, – отвечает женщина.

Качаю головой, это ж надо было забыть про тонкие перегородки и швырнуть рамку именно в стену соседки.

– Да, все хорошо, не волнуйтесь, – произношу, по–прежнему не открывая.

– Ладно. А то тебя тут мужчина искал, отцом твоего мальчика представился. Говорил, повздорили вы, и он пришел вас мирить. Заботливый такой.

– М–мужчина? – мой затылок охватывает липкий ужас. – А что вы ответили?

– Да нечего было отвечать, я ведь не видела тебя. Я тогда только с дачи вернулась, пропустила, видать.

– Видать, – повторяю глухо. – Спасибо вам, Ольга Ивановна, я разберусь, – говорю и уже отхожу от двери.

– А что у вас случилось? Из–за чего разругались? И где ты была? – кричит соседка, но я не реагирую.

Пусть мучается. В следующий раз, бедная, побоится на дачу мчаться, решит, пропустит чего–то важное, и посадки ее зачахнут.

9

– Представляю, – отвечаю глухо.

Сердце сразу беспокойно ускоряется, а я ругаю сама себя. Сейчас день, я предупреждена, никто мне ничего не сделает. Мне стоит научиться здраво оценивать возможную опасность, а не кидаться из одной крайности в другую.

– В общем, я набрала, но никто не ответил, – продолжает из–за двери соседка. – Ладно, ухожу, какая–то ты неприветливая сегодня.

Я всегда такая, но Ольге Ивановне не докажешь. Терпеть не могу старые дома именно из–за таких вот, псевдоучастливых соседей. Раньше приходилось улыбаться женщине и здороваться, обмениваясь ничего не значащими фразами, но сейчас мне это не к чему. Завтра я покину это место. Навсегда.

А потому не слушаю ворчания и удаляющиеся шаги соседки, ступаю на кухню. Я проголодалась, не помешало бы перекусить.

Стоп. Что она сказала? Позвонила, но трубку не взяли?

Вопреки моему твердому намерению держать себя в руках и не впадать в панику, именно в нее я и впадаю. Глубоко дышу, пытаясь заставить свой мозг мыслить логически, а организм действовать разумно.

Желание позвонить Маше отметаю сразу. Можно сказать, усилием воли подавляю в зародыше. Она в семейной поездке и заслужила провести ее без моих проблем.

Больше звонить мне некому. Потому дальше подключаю логику.

Возможно, ничего не будет, ведь я не знаю, какой номер телефона отец Марка дал Ольге Ивановне. Если домашний или рабочий, там нет определителя, и он не узнает, что ему звонили. Но кто в наше время дает стационарный номер телефона для связи? Никто.

Идем дальше. Владислав Германович либо перезвонит, либо нет. Тут тоже могут быть вариации. Посмотрит на номер и не приедет, отвлекшись на свои дела, либо все же приедет. Понятия не имею, каков у него настрой. Но что–то мне подсказывает, что отец Марка, будучи человеком целеустремленным, все же захотел бы убедиться в том, что его действия сработали.

Здесь есть шанс сыграть в свою пользу. Записать наш разговор на телефон. Не факт, что он станет откровенничать, но может и расколоться, если вывести на эмоции. Но!

Как всегда, есть одно большое жирное но. Я должна быть максимально невозмутимой и уверенной в себе. А я морально и физически подавлена. Не время строить из себя крутую шпионку, тем более я и раньше ею не была. Нужно иметь в себе мужество спрятаться в раковине. Иногда проявление слабости помогает выиграть в сражении.

План рождается моментально. Переночую в какой-нибудь гостинице, главное, побыстрее выйти из дома от греха подальше. Вот только с деньгами у меня не очень, и если я сейчас еще и на гостиницу потрачусь… В хостел точно не пойду, мне нужно личное закрывающееся помещение, а не койко-место в общем блоке. Но как поступить с деньгами? Ведь я планировала экономить.

И тут мои глаза натыкаются на конверт, что так и лежит на кухонном столе, никем не тронутый. Хватаю его, не раздумывая. К черту гордость и прочие высокие идеалы. Сейчас не до них. Буду считать, что это моральная компенсация, которую мне все равно не выбить по справедливости. Я так и не заглядывала внутрь, но на гостиницу там точно хватит. А если Владислав Германович расщедрился, то и Машу не придется долго теснить.

С такими рассуждениями быстро кидаю оставшееся, что хотела с собой забрать, одеваюсь, надеваю рюкзак и вешаю сумку на плечо. Тяжеловато, но терпимо. Хотя в рекомендациях врача было не носить тяжести. Но у меня безвыходная ситуация, за один раз не сломаюсь.

Поворачиваю ключ и замираю. Секунда размышлений, и я поддаюсь внезапному порыву. Беру чистый лист и пишу на нем: «Я знаю, что вы сделали. Не стоит меня искать. Иначе информация станет достоянием общественности».

Перечитываю и удовлетворенно киваю самой себе. Коротко, с прямым намеком. Возможно, излишне самонадеянно и по-детски, но я не передумываю.

Вспоминается старый фильм ужасов с их фразой «Я знаю, что вы делали прошлым летом». Усмехаюсь на свое ребячество. Наверное, все же глупо, но решаю оставить лист на полу и выхожу из квартиры.

И кстати, после моего послания Владислав может решить, что у него точно все получилось. Вживую я почти наверняка проколюсь. Да и не к чему лишняя нервотрепка в моем положении.

Быстро спускаюсь по ступенькам, натягиваю кепку пониже и толкаю железную дверь подъезда. Спасибо этому дому, но мне пора в следующий. Ах да, забыла кинуть ключи в почтовый ящик. Резко разворачиваюсь и поднимаюсь по ступенькам.

Какой умник придумал разместить ящики повыше, очень не к месту в моем случае. Кидаю связку и на автомате заглядываю в окно, расположенное тут же сбоку. Во двор как раз заезжает большой черный внедорожник.

Вот черт. Такой же у отца Марка…

10

Мне бы бежать куда–то, но я стою, словно завороженная, смотрю, кто же выйдет из машины. А водитель, как назло, очень долго паркуется. Я уже теряю терпение, но тут выходит он.

Не Владислав Германович, и не Марк. Кто–то мне незнакомый. Ложная тревога. Можно выдохнуть и снова подумать о том, что моя паника преувеличена.

Тем не менее в квартиру не возвращаюсь, да и не смогла бы я уже. Ключи в почтовом ящике, а он закрыт. Только грубой силой открывать. Но в этом доме поставили на удивление крепкие дверцы и замки на почтовых ящиках, нахрапом, как в большинстве, не открыть.

С такими мирными рассуждениями выхожу–таки на улицу и тут же щурюсь от яркого солнца. Долго простояла в полутемном подъезде, и глазам больно, даже кепка не спасает.

Осматриваюсь, а идти–то я не знаю куда. Гостиницу ведь не выбрала. И топаю в итоге в кофейню, что расположена в соседнем доме. У нее крайне неудачное место с точки зрения людской проходимости и маркетинга, зато очень выгодное на данный момент для меня. Изнутри виден наш двор, а кто сидит внутри невидно. Окна зеркальные. Красота.

Со спокойной душой беру себе две булки и латте и усаживаюсь за единственным столиком. Моя сумка занимает чуть ли не половину крохотного помещения, но я не думаю, что кому–то помешаю. Достаю телефон и принимаюсь за поиски адекватного места для ночлега.

Собственно, такое находится довольно быстро. Оставляю бронь и откидываюсь на спинку. Спешить некуда, просто наслаждаюсь напитком и скудным обедом. И тут мое внимание привлекает новое оживление во дворе.

– Марк?! – произношу одними губами и чуть ли не прилипаю к стеклу.

Да, это он, подходит к нашему подъезду, но как будто неохотно. Запрокидывает голову, видимо, рассматривая окна нашей квартиры, а потом все же заходит внутрь.

Несмотря на обиду и злость, которые я должна испытывать по отношению к нему, мое сердце сжимается от тоски. Я ужасно соскучилась и больше всего на свете хотела бы, чтобы все произошедшее в последние дни оказалось глупым розыгрышем. Все, кроме маленькой жемчужинки в моем животе. Ее я бы ни за что не отменила.

Главное, чтобы мы с Марком снова были вдвоем против всего остального мира. Чтобы он был моей опорой и поддержкой, моим щитом, моим мужским плечом.

Слеза скатывается по моей щеке и попадает в стакан с латте. Слишком я плаксивая. Еще немного и в таком ключе рассуждений отправлюсь вслед за Марком в подъезд вызывать того на откровенный разговор.

Усмехаюсь и качаю головой. Нет. Я не буду влезать в разборки этой семьи, она мне не по зубам. Лучше уж они сами по себе, а я сама по себе.

Ой! Записка для Владислава Германовича лежит на полу, но увидит ее не он, а его сын. Интересно, что Марк подумает? Свяжет со своим отцом или…?

В любом случае, для меня безопаснее досидеть здесь, пока Марк не выйдет обратно из подъезда, и нужно заказать такси в соседний двор. Жаль, прямо к кофейне машина не подъедет, все же расположение у нее не очень, как я и рассуждала.

Всего лишь через несколько минут выбегает Марк с листком в руке и с бешенными глазами. Быстро он понял, что я ушла и вряд ли вернусь.

С мазохистским наслаждением наблюдаю за ним из окна. Вот он берет телефон, кому–то набирает, а там, судя по всему, нет ответа.

Уж не мне ли названивает?

Все может быть. Любопытно небось, что я за ересь написала из разряда «я знаю, как вы провели лето». Злится, что не дозвонился, но ничего, ему полезно. Раньше–то вряд ли обо мне вспоминал. Все ему время нужно было, чтобы осмыслить, осознать, остыть. Как будто я в чем–то виновата.

Козел.

Но какой же он все–таки красивый и по–прежнему любимый. Но козел.

Женская логика бесподобна, тут без комментариев, они излишне.

А Марк, тем временем, делает новый звонок, и этот, кажется, удачный. Хм, интересно, кому в этот раз звонит. По губам я читать не умею, да и сомневаюсь, что кто–то на самом деле умеет, если честно. Все же сложно это.

Разговор явно проходит на повышенных тонах. Марк активно жестикулирует, что–то доказывая невидимому собеседнику. А потом, буквально на миг, его глаза встречаются с моими…

Испуганно отшатываюсь от окна. От побега в сию же секунду меня спасает лишь здравый смысл, который еще теплится в моей гормональной головушке. Марк не может меня видеть, это лишь совпадение, он смотрит на свое зеркальное отражение.

И правда, Марк отворачивается и продолжает жестикулировать, и что–то активно вещать по телефону. А у меня пиликает мой смартфон. Такси приехало.

– Извините, но вы не позволите воспользоваться вашим черным ходом? – обращаюсь к баристе. – Сумка тяжелая, такси приехало в тот двор, а в этом человек, с которым мне не хотелось бы встречаться.

Молодой человек бросает взгляд в окно и понимающе усмехается.

– Конечно, проходите, – открывает для меня дверь за своей спиной.

– Огромное вам спасибо, – благодарно улыбаюсь и покидаю это место, не оглядываясь.

Что будет дальше с Марком – не моя забота. Мне есть, о ком беспокоиться.

11

Выхожу в соседний двор, спускаюсь по ступенькам, а моей машины еще нет. Вечная привычка таксистов сообщать, что они подъехали, когда на самом деле нет. И все бы ничего, я подожду, погода прекрасная, да только кто–то хватает меня за руку немного повыше локтя.

Молча рассматриваю чужую руку, а потом поднимаю глаза на человека, которому она принадлежит.

– Владислав Германович, – произношу на удивление спокойным тоном, внутри–то у меня бушует ураган из целого коктейля эмоций, – не могли бы вы отпустить меня.

Он с секунду смотрит, словно оценивает, а потом все же отпускает и делает шаг назад.

– Конечно, Мариночка, – он поднимает перед собой ладони. – Я лишь беспокоился, как бы ты не упала, сумка такая тяжелая, а несешь ее одна в твоем–то положении.

– В каком моем положении, Владислав Германович? – спрашиваю, не сводя глаз с лица мужчины.

Он снова медлит с ответом, изучает меня в ответ.

– В интересном, я полагаю, – отвечает отец Марка.

– Интересно вы полагаете.

Не знаю, сколько бы мы так стояли, да только таксист, наконец, заезжает–таки во двор.

– Девушка, вы заказывали машинку? – приветливо спрашивает парень, опуская стекло. – Здрасте, – говорит он Владиславу Германовичу, но тот лишь бросает презрительный взгляд на водителя.

– Да, я, – порываюсь пройти к автомобилю, но путь преграждает отец Марка. – Пропустите, – говорю ему твердо, – вы же не будете что–то делать на людях.

– А разве я что–то делал? – спрашивает, прищурившись.

– Вы знаете ответ, – произношу тихо. – Кстати, эффект был.

Он выгибает бровь и таки отходит в сторону.

– А ты уезжаешь, да? Покидаешь нас? – спрашивает с усмешкой.

– Не думаю, что меня здесь что–то держит, – говорю, подходя к машине.

Водитель открывает багажник, ставлю сумку и дрожащей рукой дергаю дверь.

– Тогда счастливого пути, – улыбается Владислав Германович.

Я ничего не отвечаю, залезаю внутрь и захлопываю дверь, а потом ее еще и блокирую. Водитель начинает сдавать назад, здесь не развернуться, а я лишь молюсь про себя, чтобы поскорее скрыться с глаз ненавистного мужчины, который, кажется, вот–вот прожжёт дыру в автомобиле.

И, кстати, выходит, не с ним прямо сейчас разговаривает Марк, а я-то думала. Но тут Владислав Германович достает из кармана мобильник и отвечает на него. И мрачнеет на глазах, и с яростью смотрит на меня.

А теперь, кажется, с ним.

– Пожалуйста, не могли бы вы побыстрее! – молю водителя.

Страх и паника липкими щупальцами завоевывают все мое естество.

– Да, да, мы уже, не волнуйтесь, – жизнерадостно восклицает парень, ему невдомек о моих внутренних демонах.

И тут у меня звонит телефон. Вздрагиваю. Черт бы побрал мобильники, они наше спасение и наше же проклятие.

Трясущимися руками вытаскиваю телефон из сумки и смотрю на дисплей. Маша. Хвала небесам!

– Алло, – отвечаю слабым голосом.

– Мариночка, здравствуй, мы приехали, я к тебе зайду? – весело щебечет подруга.

– Нет! – кричу так, что водитель дергает руль. – Простите, пожалуйста, – произношу виновато. – Не надо, Маш, я не дома, я ушла и больше не вернусь туда.

– Так, – в трубке наступает провисание, – и где же ты сейчас?

– В такси. Еду в гостиницу, – отвечаю послушно.

– С ума сошла! – теперь кричит подруга. – Дуй к нам, ненормальная. Я не собираюсь всю ночь тебя где–то караулить. И нам удобно, не делай мозги. Гена сам предлагал тебя сразу сюда, чтобы с утра пораньше выехать, не тратить время на заезд за тобой.

– Да, – радостно киваю, позабыв, что Маша меня не видит, – я еду.

Страху и панике приходится убирать обратно свои щупальца. Теперь остается лишь доехать. Прошу парня скорректировать адрес. Он, к счастью, не ругается, ведь я еще предлагаю сверху доплатить.

А я все еще напряжена, постоянно оглядываюсь назад, высматривая черный внедорожник Владислава Германовича. Вряд ли он пешком передвигался, наверное, просто оставил где–то за углом. И теперь мне кажется, что он обязательно должен за мной проследить.

Но мы заезжаем в Машин двор, я крайне медленно расплачиваюсь с водителем, озираясь по сторонам, но никакая другая машина не подъезжает. Наконец, набираюсь храбрости и чуть ли не бегом мчу к подъездной двери, забрав сумку из багажника. Секунда–другая, приезжает лифт.

«Еще немного», – твержу я себе, – «еще совсем немного».

Маша открывает дверь, и я с облегчением бросаюсь в ее объятия.

Спасена. Теперь со мной все будет хорошо. Плохую страницу книги я перевернула, дальше будет светлее и радостнее.

12

Наше время

Утро не задается с самого начала. Омлет пригорел, солонка упала, и соль из нее разлетелась по всему полу. Я не суеверная, но осадок остался. Вдобавок близнецы сломали полку в шкафу. А квартира у нас, между прочим, съемная.

– Света, Костя, идемте, пора в садик, – произношу устало.

– Да, мамочка.

– Конечно, мамочка.

Они всегда такие милые после того, как нашкодничают. А шкодничают они часто. Многие удивляются, как я справляюсь одна с двумя детьми. Они просто не знают, что с пятилетними гораздо легче, чем с грудными.

Передаю детей воспитательнице, а сама бегу на работу. Опоздания не миновать, а там и штраф могут выписать. Начальник у меня строгий.

В итоге буквально на последних секундах влетаю через турникет, на ходу прикладывая свой пропуск.

– Успела, – самодовольно говорю охраннику и уже в спокойном темпе подхожу к лифту.

С легкой паникой представляю, сколько меня ждет работы, но ничего не поделаешь. Нужно платить за квартиру и растить близнецов. Спасибо, Маша до сих пор помогает нам, не бросает. Ее погодки старше моих на два и три года. И их одежда частенько достается нам по наследству.

С мечтательной улыбкой на губах думаю об единственном близком человеке кроме детей и не замечаю, как врезаюсь в спину…

– Глеб Викторович, доброе утро, – здороваюсь с начальником.

– Марина, сколько можно опаздывать? Не у вас одной дети, но остальные сотрудники на своих местах.

Обвожу взглядом наш опен–эйр. Так и есть, я самая последняя, только и дети у остальных, в основном, подростки, которые сами добираются, куда им надо. Но свои рассуждения я оставляю при себе.

– Извиняюсь, Глеб Викторович, – киваю, – позволите приступить к работе?

Он лишь закатывает глаза и уходит.

Копирую его мимику и дохожу–таки до своего стола. Так и есть, он весь завален бумагами, которые мне предстоит сортировать, отправлять дальше, бегать за подписью и так далее.

Обязанности у меня прямо скажем малоинтеллектуальные. Но платят здесь очень хорошо, потому и держусь.

Беременную выпускницу никуда не хотели брать, снова Маша с Геной похлопотали и устроили меня сюда. Я была ужасно счастлива. Ведь даже декретные получила в итоге. Мизер, конечно, но все же.

И теперь бы двигаться дальше по карьерной лестнице, но никому я не нужна. Образование хорошее, а опыт совсем нехороший.

– Марина, зайдите ко мне, пожалуйста, – раздается по селектору.

Вздрагиваю. Снова Глеб Викторович. И что ему понадобилось?

Но начальство злить ни к чему, оно само найдет повод. И я тороплюсь в кабинет.

– Вызывали? – захожу и скромно топчусь возле двери.

– Да. Присядьте, пожалуйста, – Глеб Викторович показывает рукой на стул.

На другом сидит молоденькая девушка, вчерашняя студентка, должно быть, а рядом с начальником стоит Дарья Васильевна из отдела кадров.

– Что–то случилось? – компания настораживает.

– Нет, Марина, просто вам придется уволиться, – выдает Глеб Викторович без лишних предисловий, а потом быстро добавляет. – Две недели можете не отрабатывать, закончите сегодня же. Дарья Васильевна позаботится, и вам выплатят двойные отпускные в качестве компенсации, так сказать.

Сижу, как громом пораженная. Мне за квартиру платить через три дня, у близнецов обуви на весну совсем нет, да и из курток они выросли. А тут – увольнение.

– С чего такое решение? – спрашиваю, едва сдерживаясь, чтобы не кричать.

– Вам тесно на этом месте, я же вижу, нужно что–то новое, расти. Мы приняли вас, когда у вас были трудности, долг Геннадию Петровичу уплачен. Больше пяти лет исправно с вами сотрудничаем, в декрете не бросили, на полставки оформляли, когда вы дома должны были по закону сидеть. Я считаю, хватит. Мне нужно племянницу устраивать, – Глеб Викторович бросает мимолетный взгляд в сторону девушки, занимающей второй стул. – Она только с института, ваша должность – самое то для нее. А вам расти, Марина, надо, расти. Считайте, мы делаем вам еще одно одолжение.

Я бы могла много чего сказать. Я бы могла вспомнить все мои права, которые они нарушают. Я бы могла пообещать им судебные разбирательства и всяческие кары. Но вместо этого…

– Хорошо, я вас услышала, – произношу, понурив голову, и выхожу из кабинета.

Прошлая я обязательно расшумелась бы. Тяга к справедливости раньше была сильна во мне. Но с беременностью я повзрослела и поняла, что справедливость у каждого своя.

Да и по-прежнему где-то в глубине меня прячется оптимист, который не устает уверять, что все, что ни случается, к лучшему. И я ему верю. А как иначе?

По крайней мере, Глеб Викторович прямо сказал, операцию по увольнению быстро провел. Не выживал, организовывая нервную обстановку.

Возвращаюсь домой раньше обычного и застаю в квартире хозяйку. Она методично осматривает наши вещи.

– Гхм, что–то потеряли? – спрашиваю, справляясь с потерей речи от удивления.

13

Стою, смотрю на женщину в немом шоке.

– Вы это сейчас серьезно? – спрашиваю, наклоняя голову вбок.

– Абсолютно, – отвечает хозяйка, подбоченившись. – Имею право! – добавляет она, высоко задрав подбородок.

– Позвольте напомнить, – начинаю обманчиво спокойным голосом, – у нас с вами договор, который мы продлили всего два месяца назад. Знаете, что это значит?

– Ха, – она машет рукой, – договор ведь больше бумажка.

– Нет, Инесса Леонидовна, договор – это не просто бумажка, – качаю головой, – это документ!

Буквально рявкаю последнее слово. Противная женщина испуганно подпрыгивает. Она впервые видит меня в подобном настроении, но довели, честное слово.

Сначала на работе «обрадовали», теперь эта явилась, не запылилась. Нашли девочку для битья, благодетели чертовы. Выпрямляюсь теперь я.

– Э, Марина? – Инесса вопросительно выгибает бровь. – У тебя все нормально?

– Какая разница, вас ведь это на самом деле не волнует, – вздыхаю. – В общем так поступим. Мы съезжаем, но не раньше последнего оплаченного дня.

– Конечно-конечно, я все понимаю, – суетливо перебивает меня хозяйка квартиры.

– Я не договорила, – повышаю голос.

Мымра в своем праве нас выселить, держаться за место смысла нет. Но кое–что я могу с нее стребовать.

– Да-да, Мариночка, слушаю, – кивает участливо Инесса.

На миг я даже проникаюсь ее положением. У нее на шее вечно безработный великовозрастный сын. А дочка недавно развелась и осталась с двумя мальчишками.

Аргх. Порой хочется надавать себе по щекам. До меня ей дела нет. У меня двое пятилеток, которые сами о себе не позаботятся при всем желании. А у нее взрослые отпрыски, давно должные помогать матери, а не наоборот.

– Вы полностью возвращаете мне залог, – чеканю каждое слово. – На этом все. И попрошу, пока мы здесь, не врываться в квартиру в наше отсутствие. Я, может, по-вашему бесправная квартирантка, но заявить о пропаже чего–либо и я могу.

Инесса Леонидовна меняется на глазах. Ее лицо покрывается красными пятнами, а сама она судорожно хватает ртом воздух.

Н–да, кажется, переборщила. Но уже ничего не поделаешь.

Правда, она и меня может в чем–то обвинить.

Ой, так вообще только в раковине всю жизнь и сидеть, бояться рот открывать.

– Это оскорбительно, девочка, – она поджимает губы. – Кто тебя так воспитывал?!

– Их уже нет, – обрываю жестко. – Но я по крайней мере не сижу ни на чьей шее, работаю и сама содержу, и воспитываю детей. И даже без алиментов!

– А это ты зря, – внезапно спокойно произносит Инесса, – алименты – вещь хорошая. Вечно мы так, – она проходит и присаживается на пуфик, – гордых из себя корчим, все сами и сами. А эти разгильдяи живут себе припеваючи. Нет, девочка, на алименты подай, мой тебе совет. Не повторяй мои ошибки. А насчет залога – договорились. Со студентов двойную сумму сдеру, их родители похлопочут ради комфорта ненаглядных чад, – Инесса снова поднимается на ноги. – Пойду я. За малышней тебе, наверное, скоро пора. А потом собирайтесь спокойно, не потревожу.

И она уходит, а я даже не прощаюсь от изумления.

С реакцией у меня сегодня откровенно плохо.

Ладно. Часть денег в бюджете я себе стребовала. Неплохо, но проблему не решает. Сажусь теперь я на пуфик и прячу лицо в ладонях, позволяя себе на несколько минут побыть слабой и выплеснуть обиду, пока никто не видит.

14

На следующий день отвожу детей в сад, чтобы самой приняться за работу. Давненько у меня не было стресса под названием переезд. Фактически, в новом городе вообще не было. Как я въехала в эту квартиру беременная, так и жила в ней до нынешнего времени.

– Мамочка, как так? Где мы будем жить? И садик как же? – спросила меня Света, когда я рассказала детям новости.

– Да, и как твоя работа? Тебе ведь удобно именно здесь нас туда-сюда водить, – добавил Костя.

С моими умными рассудительными детьми пришлось сразу признаться в том, что мама теперь и безработная вдобавок. Я–то собиралась малодушно промолчать, найти что–то новое сначала.

– А у мамы больше нет работы, детки, – сказала я тогда с вымученной улыбкой. – Но вы не переживайте, мне хорошо заплатили, на первое время хватит.

Мои кнопочки, к счастью, промолчали. Но в их глазах читалось слишком уж взрослое понимание.

Осматриваю фронт работы, выныривая из своих мыслей, и пребываю в тихом шоке. Вещей у нас скопилось за прошедшее время даже слишком много. И что мне со всем этим богатством делать?

Вспоминаю, как въезжала в квартиру с одной спортивной сумкой и моим несменяемым портфелем. Вот было время, а! Правда, я довольно быстро обросла кучей вещей и даже мебелью.

Маша с Геной подарили детские кроватки, хотя я отнекивалась до последнего. И так прибилась к их семье, как бедная родственница, но они все же одарили близнецов всем необходимым.

– Маша, да не надо, я собиралась взять деньги Владислава Германовича на обустройство, – сопротивлялась я тогда.

– Нет, – покачала головой подруга, – те деньги ты уже тратишь на съем квартиры, хотя мы тебя не прогоняли. Если там еще осталось, лучше прибереги на непредвиденные расходы.

Приберегла. Возможно, придется снова воспользоваться.

Присаживаюсь отдохнуть и открываю сайт с объявлениями. Это, конечно, тот еще квест, найти постоянное жилье за три дня. А, нет, за два. Надо ведь еще успеть перевезти вещи.

Со стоном откидываюсь на спинку дивана. Мои дети растут в этом районе, они не знают никакого больше дома, и теперь мы должны куда–то деваться. А в нашем районе ничего подходящего прямо сейчас не сдается, придется ездить в садик. И где будет моя новая работа – вообще непонятно.

Ааа! Как все не вовремя.

Продолжаю себя жалеть, но тут у меня звонит телефон, отвечаю не глядя.

– Мариночка, здравствуй, как вы там? Давно не созванивались.

Это Маша. А я не говорила Маше про увольнение и Инессу.

– Машуня, привет, – натягиваю на лицо улыбку, – да у нас все, как обычно, близнецы в саду, а я вся в делах, – и ведь даже не лгу. – Ты лучше расскажи, как ты? Животик, поди, уже совсем большой? – перевожу тему.

– Растет, да. Мне кажется, у меня первые две беременности живот был меньше, чем сейчас. На узи постоянно спрашиваю, точно ли там не двойня, – отвечает подруга. – Ты на работе? Что–то слишком тихо.

– Так я отошла в уборную, – ляпаю первую попавшуюся оговорку, – в общем кабинете нормально не поговорить.

– Да–да, действительно, – отвечает Маша, – только ты мне зубы не заговаривай, я знаю, что тебя вчера уволили. Твой начальник потрудился лично известить Гену, чтобы не было обид. Почему не сказала?

– Почему, почему, да потому. Не хотела тебя грузить. Беременным волноваться вредно, – говорю погрустневшим голосом. – Да и сколько можно, ты постоянно мне сопли утираешь. Должна же я сама решать свои проблемы.

Жизнерадостность можно больше не проявлять.

– И решаешь. Близнецам пять лет уже, ты за это время ни разу не садилась нам с Геной на шею, – произносит подруга с улыбкой. – Ну правда, Мариш, все ж нормально. Я не собиралась тебя тут же устраивать на другую работу, ты не думай. У меня и вариантов-то нет. Я тебя хотела пригласить к нам погостить. Вдруг тебе понравится другой город и останешься тут. Что тебя в конце концов держит? А я скучаю.

Примерно год как Гена по работе отправился развивать филиал фирмы и перевез с собой все свое семейство. А я с Костей и Светой осталась здесь. Между мной и Машей теперь какая–то сотня километров, но ты попробуй ее преодолей, когда будние вопросы никогда не заканчиваются.

– Я тоже скучаю, – тяжело вздыхаю. – И дети соскучились по твоим. И квартиру я все равно не могу тут найти. А поедем–как мы действительно к вам! Говорят, уровень образования у вас лучше, чем здесь. Пора мне об этом задуматься.

– Отлично! – радуется Маша. – Стоп. В смысле квартиру не можешь найти? Инесса вас выгоняет?

– Да какая уже разница, Машунь. Ты лучше жди гостей. Еще ты выгонять нас будешь, когда надоедим, – говорю воодушевленно и отключаюсь.

Вечно я откуда–то сбегаю, но в этот раз, к счастью, без липкого страха преследования.

15

Новость о поездке к Маше мои кнопочки воспринимают с воодушевлением.

– Это что же, и садика не будет? – затаив дыхание, уточняет Света.

– И ужасной каши с комочками вместе с криками Оксаны Петровны? – вторит ей Костя.

– У нас будут настоящие каникулы с Леной и Пашей?

Для моих детей Машины ребята кто–то вроде близких родственников, впрочем, как и Маша с Геной.

– На все вопросы ответ положительный, – произношу с улыбкой.

– Ура!!! – кричат они синхронно.

А я просто стою и наполняюсь счастьем от искренней радости детей.

Наступает день икс, и я критично осматриваю теперь уже точно не нашу квартиру. Часть мебели и вещей удалось удачно продать через сайт. Из детских кроватей мои кнопочки давно выросли, но у меня все никак не доходили руки до разхламления квартиры. Впрочем, как и до того, чтобы отдать их маленькие вещи.

С легкой ностальгией и теплотой внутри я рассматривала крохотные ползуночки и распашонки вместе с яркими смешными комбинезончиками с заячьими ушками на капюшонах, пока разгребала верхние полки шкафов. Сейчас уже не верилось, что Света с Костиком могли вместиться в эти вещи, однако ж так и было.

Если честно, скрепя сердцем, собирала их маленькие вещи, так не хотелось их отдавать кому–то. Как будто что–то от сердца отнимала. Но все это, конечно, глупости. Незачем цепляться за прошлое. У нас все хорошо в настоящем. Да и два дополнительных объемных пакета с собой тащить – то еще удовольствие. Мой здравый смысл припомнил бы мне все, когда мы с детьми сели бы в электричку.

И в итоге, оставив несколько наиболее памятных вещичек, я все же отдала остальные вместе с детскими прибамбасами и игрушками. Тому, кому нужнее. Девушка, которая пришла за ними, светилась искренней радостью, рассматривая одежду.

– Вещи изначально очень хорошего качества, потому до сих пор прилично выглядят, как вы видите, – заметила я тогда, немного смущаясь.

Девушка ответила не сразу, все любовно перебирала одежду пальчиками.

– Спасибо, – наконец она подняла на меня глаза, полные счастья, – вы даже не представляете, как спасли нас с детьми. Их отец от нас отвернулся, все родственники, и его, и мои, тоже. Я думала, они придут хотя бы на выписку, но, – она сделала паузу сглатывая, – нет. Мы уже неделю, как дома, а для остальных словно не существуем. Упросила соседку присмотреть за моими ребятками, пока к вам схожу. Сколько с меня?

Ее откровение неприятно резануло по мне, задев что–то давно спрятанное в душе под семью печатями. Нечто запретное и слишком ненужное для собственного равновесия.

– Ничего не надо, – ответила ей металлическим голосом, – просто забирайте.

– Но как же? Так нельзя. Вы ведь тоже одна, – растерянно пролепетала девица.

Одна…

Как же больно мне сделало это крохотное слово. Одновременно с ним в сердце направилась целая куча игл, которые с особым рвением моментально впились в броню, которую я выстроила собственноручно еще пять лет назад, а теперь какая–то случайная девушка так легко ее разрушала.

– С чего вы взяли? – одарила я ее презрительным взглядом. – Я не одна! – вздернула подбородок, произнося сердито. – У меня есть мои кровиночки. И вам советую не забывать об этом.

Взяла пакеты и сунула их девушке, и буквально вытолкнула ее за дверь.

Потом очень хотелось поплакать, чисто по–женски порыдать, некрасиво размазывая слезы по щекам, подвывая в тон всхлипам. А еще обнять себя и пожалеть.

Я лишь обняла себя. Подошла к открытому окну, вдохнула свежий воздух и попыталась снова восстановить свою броню.

Но все это было вчера. А сегодня у нас Инесса и вокзал.

– Мариночка, привет, – легка на помине, сама хозяйка заходит в квартиру, открывая собственными ключами. Перед глазами встает сцена, как я ее здесь застала без нас. А ведь это мог быть далеко не единственный раз. Трясу головой. Это уже в прошлом. Нас ждет, к счастью, иное будущее. – Собрались, котятки?

Она смотрит на моих детей с притворной лаской, а меня передергивает. Я верю в сглаз, и чисто интуитивно делаю шаг вперед, закрывая собой Свету и Костика.

– Да, все хорошо. Принимайте квартиру, и мы пойдем, – произношу прохладно.

16

Я подспудно ожидаю какого–то подвоха от Инессы. Не знаю, почему. Наверное, потому что она нас пять лет не беспокоила, а тут вскрылись ее тайные блуждания в квартиру без спроса. В общем, теперь я не могу положительно относиться к ней.

– Ладно, Мариночка, вроде все хорошо, – произносит женщина после тщательного осмотра каждого угла. К счастью, я пригласила ее с большим запасом по времени до нашей электрички. – Но если что, я позвоню.

– Не стоит, – обрываю резко. – Мы уезжаем в другой город. И вы лучше акт подпишите о приемке квартиры, – показываю глазами на два листка, лежащие на тумбочке. – Обменяемся бумагой о том, что не имеем претензий друг к другу.

Инесса на миг меняется в лице, но все же берет ручку и начинает читать.

– О, тут еще и про залог, – говорит она удивленно.

– Конечно. – соглашаюсь. – Мало ли, забудете о нашей договоренности, решите, что зря возвращаете его мне.

– Ладно, будь по–твоему, – скрипя зубами, отвечает Инесса и ставит–таки подпись. – Держи.

– Спасибо, – забираю свой экземпляр, ослепительно улыбаясь, – а это вам, – кладу на тумбочку свой комплект ключей. – Идемте, дети, нам пора.

Такси быстро мчит нас по полупустому городу. Воскресенье, люди предпочитают отдыхать, а не разъезжать по улицам.

Помимо воли вспоминаю, как похожее такси везло меня к Маше, чтобы сбежать, как колотилось мое сердце от страха при виде Владислава Германовича. И вздрагиваю.

И вот мы уже на месте. Слишком рано, к сожалению. Но ничего не поделаешь.

– Костя, Света, не теряемся! Я вас очень прошу. Я не могу с двумя чемоданами еще и за вами бегать.

– Да, мама, – говорят они, синхронно понурив голову.

Небось уже хотели вытворить что–нибудь эдакое, да совесть теперь не позволит. Я надеюсь.

– Давайте я лучше куплю вам мороженое, – тереблю их по голове, подходя к киоску, и тут мое боковое зрение выхватывает мужчину.

Он стоит вдалеке в элегантном темно–сером пиджаке, а на его плечи небрежно накинут черный шелковый шарф. Он довольно далеко от нас, но я в состоянии оценить стоимость его одежды. Жизнь под одной крышей с родителями Марка научила меня безошибочно определять такие вещи.

Перевожу взгляд выше, на голову мужчины. Аккуратная прическа, а волосы уже тронуты сединой. Но смотрится это совсем не ужасно, скорее наоборот. Совсем как у…

В висках начинает стучать, а из легких кто–то резко выкачивает весь воздух. Слишком чужой персонаж для обычного вокзала, слишком похожий на… Владислава Германовича.

– Девушка, что вам, говорю? – из ступора меня выводит продавщица. – Плохо тебе, что ль? Душно у нас тут, народа тьма. Сейчас я тебе водички холодненькой продам.

Она сует в мои и без того ледяные от безотчетного страха пальцы такую же по температуре бутылку. Это прикосновение неожиданно отрезвляет.

– С-спасибо, – произношу вмиг охрипшим голосом. – Еще два мороженого в стаканчике, пожалуйста.

Оборачиваюсь в сторону незнакомца, пока продавщица достает нужное, а его и след простыл. Испытываю одновременно и облегчение, и еще большее волнение по этому поводу.

Если мне всего лишь показалось, ведь я только сегодня мельком вспоминала свой прежний переезд, то ладно. Но если это был и вправду отец Марка, то лучше бы точно знать его местонахождение, дабы ни в коем случае не пересечься.

– Мамуль, ты чего? – спрашивают дети, поедая мороженое на скамейке. – Зависла чего–то. Ты б себе тоже сладенького купила, настроение поднимает.

– Спасибо, мне и так хорошо, – через силу улыбаюсь им, делая глоток воды.

Как жаль, что в этот раз я без Маши с Геной. С ними было бы гораздо спокойнее. Они бы защитили, не дали бы…

Стоп! Нужно прекратить панику. Ничего не случилось, у меня могло разыграться воображение. Я ответственна за детей, об этом и надо думать.

Что делать на нашем вокзале Владиславу Германовичу? Да и людей здесь куча. Мы в любом случае не одни.

Наконец посадка. Я с трудом протискиваю наш багаж на отведенное место и с облегчением сажусь к детям. Все хорошо, все будет хорошо.

Поезд трогается. Я с облегчением вздыхаю, мои губы расползаются в улыбке. В голове стучит радостное: «Сбежала, сбежала, сбежала». Трясу головой, ведь в этот раз не от кого. И тут на перроне снова тот элегантный мужчина в сером пиджаке. Он медленно оборачивается, мое сердце делает кульбит…

17

Но поезд набирает скорость быстрее, чем мы успеваем разглядеть друг друга.

В изнеможении откидываюсь на спинку. Нельзя так себя доводить. Столько лет укрепляла нервную систему, а тут за один день с ума схожу.

Оставшаяся часть поездки проходит спокойно. Выходим с детьми из вагона, а нас уже ждет Гена.

– Здравствуй, Марина, – он обнимает меня и забирает вещи, – привет, малышня. Сейчас прокатим вас с ветерком.

Мы забираемся с детьми в большой внедорожник Гены и с любопытством глядим в окно, рассматривая новый город.

– А тут вроде красиво, – ставлю осторожную оценку.

– Хм, в центре всегда обычно красиво, – хмыкает муж Маши, – но я с тобой согласен. Но вы подождите, скоро еще лучше будет. Мы же перебрались в дом, Маша, наверное, не успела рассказать. Она как раз хотела вас в гости звать, а тут ты и сама.

– Да, я сама, – соглашаюсь неловко. – Но ты не думай, я квартиру в ближайшее время сниму, деньги у меня есть. Мы не будем вам докучать.

– Да разве ж вы докучаете, не говори глупости, – отвечает с улыбкой Гена. – Я тут думал о работе для тебя, – начинает он, но я перебиваю.

– Не надо, Ген, я и без того во многом вам обязана. Давай в этот раз я сама, – мягко отказываюсь.

– Понял. Больше не хочешь первое подвернувшееся, теперь хочешь повыбирать, – ничуть не обижается он.

– И это тоже, – признаюсь. – Но первая причина основная. И я хотела немного отдохнуть, не сразу в новую работу окунаться. Отпуск и мне не помешает.

– Тоже верно. Да я, собственно, хотел сказать, что у меня пока ничего на примете нет. Но если не найдешь сама, возьму к себе по твоей специальности. Через несколько месяцев у нас как раз плановое расширение штата в связи с открытием новой точки, люди нужны будут.

– Такое предложение я не пропущу и с радостью позабуду про независимый поиск работы, – говорю с улыбкой.

Вскоре мы выезжаем за город, но довольно быстро попадаем на территорию коттеджного поселка. Домики тут – настоящее загляденье, и на территорию одного из них заезжает Гена.

– Марина, – едва я вылезаю из машины, Маша стискивает меня в объятиях, – как же я соскучилась, – договаривает и начинает рыдать.

– Ты чего? Все ж хорошо, – смотрю на нее удивленно.

– Не обращай внимания, я сейчас постоянно такая, – подруга машет рукой, – чуть что, сразу в слезы. Ладно, мои дорогие, проходите. Дети уже заждались своих товарищей по играм.

В гостях хорошо, и я целую неделею не предпринимаю никаких поползновений к тому, чтобы в который раз отпочковаться от подруги. Но все же совесть начинает понемногу заедать. Хотя я и пытаюсь активно помогать по дому.

Как будто я способна сравниться по функциональности с роботом–пылесосом и посудомоечной машиной. Готовит Маша в разы лучше моего, так что и тут я лишь на подхвате. В общем, не жизнь, а сказка. Но нужно–таки выходить из комфортных условий.

– Маш, я тут квартиру в центре увидела по хорошей цене, и фотографии отличные, если, конечно, правдивые, – начинаю за обедом.

– Нет! – тут же следует ответ. – Где мы, а где центр?!

– Машунь, я не могу себе позволить снимать коттедж с вами по соседству. И потом, детям в сад, мне на работу. А машины у нас нет, как и прав.

– Не могла выучиться, – ворчит уже спокойнее подруга, – я с животом мало езжу.

– Да квартира только через месяц начнет сдаваться, люди заранее ищут. Я б съездила, такую заберут быстро. Два садика рядом, кружки, сквер.

– Ну все, чего ты, езжай, – Маша машет рукой, – я ж все понимаю. Просто гормоны не дают эмоции сдерживать. Но на выходных будете к нам приезжать! Гена привезет, никуда не денется.

– Хорошо, – отвечаю с улыбкой. – Вообще можете меня нянькой оставить, а сами свидание себе устроить. Должна ж я пользу приносить.

– А–хах, я подумаю.

18

Марк

– Я же доходчиво объяснил тебе, мы прекращаем работы с этими поставщиками. Они уже второй раз срывают сроки и подводят нас, третьего шанса я не предоставляю, – тру переносицу от усталости.

– Марк, я понимаю, но там начинающая фирма, может, поможем им? – снова гнет свою линию Влад.

– Нет! Я сказал – нет! – отвечаю резко. Достал он меня. Два раза оказывались на волоске от потерь из–за его протеже. – Ищи другого дурака для помощи своему брату. Дружба дружбой, но я фирму не тебе на потеху открывал.

Он опускает глаза в пол, наверняка злится, но мне все равно. Я и без того уже пострадал из–за не вовремя проявившейся доброты. Владу пора разграничивать семью и работу, не маленький.

– Ладно, я тебя понял, – друг, наконец, берет себя в руки. – Извини.

Он торопливо выходит из кабинета, а я провожаю его взглядом и думаю, а не совершил ли ошибку сам, когда брал его самого на работу. Поблажки вольно или невольно приходится ему оказывать.

Качаю головой и отворачиваюсь к окну. Как бы там ни было, Влад отличный айтишник. Просто родственников его нечего больше близко подпускать.

Перед глазами сразу возникает его сестра Кира. Да, Влад из многодетной семьи, и каким–то чудесным образом его родственники окружают и меня. В частности, Кира.

Фотомодель, успешно снимается, ведет свои социальные сети, зарабатывая везде, где только можно. Нет, она не обуза в отличие от братца, подставившего меня с поставками. Кира пошла дальше. Завоевала сердце моих родителей и упорно метит в статус невесты.

И ее не смущают наши редкие одноразовые встречи исключительно ради поддержания здоровья, как я не раз ей прямо говорил. Сама просочилась к моим родителям. Кажется, тоже Влад подсобил, черт бы его побрал.

А я упорно сопротивляюсь. Хватило мне, отец с матерью Жанну навязывали. Подруга детства попросила поддержать ее в период беременности, так как была одна на тот момент, а они решили, что ребенок чуть ли не мой.

И даже когда я убедил Жанну поговорить с отцом еще неродившегося малыша, и они помирились, родители и тогда пытались что-то навязать. В основном отец. Мать просто переживала, что у меня «не клеится» с девушками, как она тогда выразилась.

– Марк, Кира чудесная пара для тебя. Она красива, самодостаточна, из правильной семьи. А дети какие у вас будут замечательные! Ты просто представь, – в голове звучат любимые аргументы матери.

Да, теперь и мама активно подключилась, не только отец. Она давно грезит внуками, переживает, что я слишком взросленький, а до сих пор не остепенившийся. Хотя я с ней не согласен. Я ведь не девушка, чтобы переживать о том, что к тридцати годам можно заработать статус старой девы.

Впрочем, отец тоже активно продвигает кандидатуру Киры в невесты. Его, правда, волнует исключительно ее успешность и правильность семьи.

– Золотаревы не могут породниться абы с кем. А тут уважаемая фамилия, давно известная и почитаемая в нашем обществе, – из памяти всплывает диалог с отцом.

– Отец, – мой основной аргумент очень простой, – смею заметить, мы не в дворянской Руси. Если отец Киры успешный бизнесмен, это автоматически не возвышает всех его родственников. Его дети не столь идеальны, – добавляю, вспоминая косяки Влада.

Дальше наш разговор обычно мало походит на цивилизованный и корректный. Стоило шесть лет назад с ним мириться, чтобы снова терпеть промывание мозгов и бесцеремонное влезание в собственную жизнь.

Мгновенно мрачнею, вспоминая, по какой причине вновь вернулся под родительское крыло. А мать еще удивляется, что я один. Да после такого опыта не слишком охота растворяться в человеке.

Нет, уж лучше я буду заниматься фирмой, ради которой специально уехал в другой город. Ради нее и ради ухода от плохих воспоминаний. Но родители и тут нашли выход. Приобрели неподалеку дачу, как они выразились, куда наезжают с завидной регулярностью, удивительным образом зная больше о моей жизни, чем я сам.

Снова обращаю свое внимание на улицу. Погода сегодня чудесная, наконец–то пришло тепло и к нам. Поднимаюсь и поддаюсь внезапному порыву оставить работу и пойти легкомысленно погулять.

Наш офис не так давно переехал в чудесный зеленый район. Прямо рядом с нами сквер, в глубине которого большая детская площадка. Ни разу там не был, но сотрудники хвалили. Мне-то, к счастью, незачем, но семейным самое то.

Добираться из квартиры на новое место, правда, дольше, чем до старого офиса, но оно того стоит. Я в последнее время стремлюсь как можно меньше находится дома. Пустая квартира начала давить на психику. Хотя долгое время я наслаждался блаженной тишиной и одиночеством. Эдак, скоро заведу себе пару котов и собаку.

Выхожу–таки на улицу и поднимаю глаза к небу. Оно такое безмятежно–ясное, когда я в последний раз был таким же?

Невольно вздрагиваю, вспоминая когда. Много лет назад и только с ней. Которая предала, растоптав мое сердце.

Не слишком ли часто я сегодня предаюсь рефлексии? Пора записываться к психологу? Или это как у женщин, гормональное, или авитаминоз.

А ведь мы с Мариной хотели пожениться, мечтали всегда быть вместе, строили планы. И совсем меня не смущало то, что она была из неправильной семьи по мнению родителей.

19

Взгляд скользит по некогда любимому лицу – те же веснушки, чуть вздернутый носик, полные губы. Все, как будто осталось прежним, ни капли не изменилось, вот только… Глаза.

Раньше я видел в них целый мир, а теперь простое отражение себя. Что логично.

– Хорошо выглядишь, – решаю поддержать вид вежливой беседы двух старых знакомых. Как будто нас можно назвать просто знакомыми. Если бы можно было так назвать. – Ничуть не изменилась. Твои детки?

– А? – Марина отводит от меня глаза и смотрит на ребят. – Да, мои.

– Здравствуйте. Вы мамин знакомый? – обращается ко мне мальчик.

– Можно и так сказать, – отвечаю ему.

И все–таки кого–то он мне напоминает. На Марину вроде мало похож.

– А вы здесь рядом живете, да? Скоро и мы будем, – произносит девочка.

– Света! – одергивает ее Марина. – Не стоит каждому прохожему рассказывать о наших планах. Это небезопасно. Не все люди одинаково хорошие, я вам уже говорила.

– Ладно, – пожимает плечами девчушка, не обидевшись на замечание.

А далее между нами с Мариной повисает неловкая пауза.

Сколько раз я представлял себе нашу случайную встречу, столько всего собирался сказать, еще больше спросить, а действительность, как обычно, гораздо банальнее.

– Не принимай на свой счет, – заговаривает Марина, – но я должна научить детей быть внимательными с другими взрослыми.

– О, да без проблем, я все понимаю, конечно, – киваю. – Полностью одобряю твои действия.

– Что ж, ладно, спасибо, – она переминается с ноги на ногу, – тогда мы, наверное, пойдем. Не будем отвлекать тебя.

– Да я не занят. Вышел подышать воздухом в рабочий перерыв, – показываю рукой на здание офиса.

– Ты теперь тут? – глаза Марины становятся очень круглыми.

– Ага, – киваю, – здесь. Уехал от родителей, как мы, эм, я и хотел.

– Рада за тебя. Правда, рада, – как мне кажется, искренне отвечает Марина.

И снова между нами повисает неловкое молчание.

– А вы живете здесь неподалеку, да? – теперь я его нарушаю.

– Будем, – она кивает, – возможно, будем жить. Я не уверена до конца.

– Что? Мама, но ведь ты отдала задаток!

– И договор подписала! Нам троим там понравилось!

Детки сдают свою мамочку, какие милашки.

И…задаток? У ее мужа совсем плохо с деньгами, раз они снимают. Должно быть, жили на окраине раньше, потому мы в первый раз пересеклись.

Она ведь замужем? С двумя–то детьми.

Всматриваюсь в Маринины руки на предмет наличия на безымянном пальце кольца, но она их, как назло, прячет в карманы.

– Ладно, Марк, приятно было увидеться, но нам пора. Обратно ехать далеко, – сворачивает разговор Марина.

– Конечно, идите. Взаимно, – вежливо киваю и смотрю, как хрупкая фигурка удаляется с двумя детьми за ручку, нервно оглядываясь назад.

Нет, какого черта! Я снова это делаю. Вежливо даю ей уйти. Да что со мной не так?!

– Марина! – догоняю их.

– Да? – оборачивается она и смотрит испуганно.

– Не находишь, что нам стоит поговорить.

– Эм, – она опускает глаза вниз, – нет?

– Да, Марина, да! Не волнуйся, ничего неприличного предлагать не буду, понятно, что ты давно и прочно замужем.

– А мама не, – начинает девчонка.

– Света, пожалуйста, не нужно влезать, когда взрослые разговаривают, – обрывает ее Марина.

На этот раз ее дочка обиженно поджимает губы, но больше ничего не говорит.

– Не думаю, Марк, что нам есть, о чем разговаривать, – а это уже мне.

– А я думаю есть, – уверенно киваю. – Записку свою прощальную объяснить не хочешь? – Марина моментально меняется в лице. – Или снова сбежишь, сверкая пятками, обвиняя всех вокруг?

20

Марина

Открываю и закрываю рот. Я в крайнем возмущении.

Я–то, наивная, на пару секунд испытала светлые ностальгические эмоции при виде Марка, едва спало первое волнение. Потом еще и угрызения совести начали подъедать. Ведь вот он, отец моих кровиночек, но ни кровиночки ни сном ни духом, ни тем более Марк.

С кем бы он не построил свою семью, а мои дети тоже имеют право на папу.

А он…

– Это я сбежала, обвиняя всех вокруг? – повышаю голос, невольно привлекая внимание прохожих к нашей компании. – Может, ты вспомнишь, кто кого обвинял?

– Да, мы оба, но, – начинает Марк, – все–таки.

– Никаких все–таки! Я не желаю слышать обвинения, точно не от тебя! – едва не тычу в Марка пальцем. Слишком сильная реакция на человека, к которому я не должна испытывать чувств. – Извини, – выдыхаю, снижая градус разговора, – нам с детьми действительно пора.

– Нет, – Марк хватает меня за локоть, – ты никуда не пойдешь.

– Отпустите, маму!

– Вы делаете ей больно!

– Мы будем вынуждены кричать и драться!

Дружно восклицают мои кровиночки.

Ох, мои маленькие защитники, во что я вас втягиваю.

– Все нормально, дети, я ничего не сделаю вашей маме, – Марк отпускает меня и поднимает руки перед собой. На его лице смешанные эмоции, кажется, ему неловко, но природное упрямство не даст до конца отступить. – Я только хочу узнать у нее кое–что. Я имею на это право.

– Да? – вопросительно выгибаю бровь. – Ты так уверен в том, что имеешь право хоть на что-то, связанное со мной? – почему–то мне становится смешно.

Какой он все–таки твердолобый. Каким был, таким и остался.

– Д–да, – на секунду тушуется Марк, но быстро возвращает себе свой привычный уверенный вид, – имею.

– Что ж, ладно, – скрещиваю руки под грудью, – и что ты хочешь узнать?

– П-про записку, – он запинается, – что ты имела ввиду? В первый момент я подумал об отце, когда нашел ее. Что он, – Марк делает паузу, – что он что–то сделал. Но ведь это не возможно? Он, конечно, не ангел, но он бы никогда.

Молча смотрю на Золотарева и толком не знаю, что испытываю в данный момент. Жалость? Сострадание? Не смотря на плохие отношения, он никогда не думал и не подумает по-настоящему плохо о родителях.

Удивительная верность. Жаль, не ко мне.

– Действительно, – горько усмехаюсь, – с чего? Ведь он такой душка, да?

Марк щурится, и на секунду в его глазах как будто мелькает понимание.

– Что ты имеешь ввиду?

– Да так, забудь, – отвожу взгляд, – неудачно пошутила. На самом деле ничего такого не было в той записке. Решила попугать вас прессой, обиделась, что ты не поставил меня в известность о своей сильно беременной подруге. Зря ты так долго помнил об этом, причина оказалась банальной. А теперь прощай.

Разворачиваюсь с твердым намерением уйти. Не знаю, зачем эта встреча, зачем разговор, зачем вообще все.

– Подожди, ты о Жанне? – он снова это делает. Хватает меня за локоть.

Закатываю глаза, качая головой. Сказать по правде, я не помню слово в слово текст записки, но уверена, что моя ложь звучит вполне правдоподобно. К счастью, я написала расплывчато, а не конкретно.

– Да. И дай нам уже уйти. Знала бы, что ты здесь окажешься, ни за что не поехала бы смотреть квартиру. Надеюсь, ты живешь не рядом, и твоя жена не здесь гуляет с вашим ребенком. Потому что если да, я лучше лишусь задатка, чем буду каждый день лицезреть все ваше Золотаревское семейство.

– Нет, не рядом, – подтверждает Марк. – Но только я не женат.

– Ваши проблемы, – грубо выдираю локоть, – наш автобус подъехал.

Хватаю детей за руки и бегу.

– С чего ты взяла, что у меня есть ребенок?! – доносится мне в спину.

Но мы благополучно запрыгиваем в автобус и отъезжаем. Смысл последней фразы Марка доходит до меня не сразу…

21

– Как квартира? Понравилась? – спрашивает Маша, когда мы возвращаемся обратно.

– Да! Такая классная!

– Мама деньги отдала, мы переедем через месяц!

Воодушевленно рассказывают мои дети.

– Марин, а ты чего молчишь, где витаешь? – Маша пытается достучаться до меня.

– Угу, – киваю невпопад, – я согласна.

– С чем? С квартирой? – не понимает подруга.

– Мама встретила какого–то дядю в парке и с тех пор такая.

– Вернее, это мы его первые встретили, мама позже подошла.

Дети меня снова сдают с потрохами.

– Какого дядю? Марина! – Маша повышает голос и трясет меня за плечо. – А ну давай рассказывай, беременным нельзя волноваться. У меня из–за твоего молчания тонус разовьется!

Понимаю, что она специально манипулирует своим состоянием, хотя угрызения совести во мне все же просыпаются.

– Извини, – выдыхаю, – не волнуйся. Ничего такого не случилось, мы просто с детьми уедем обратно и все, – вспоминаю как видела двойника Владислава на вокзале и тут же передумываю. – Или не обратно, а куда–нибудь по соседству. Или в наш родной город, как вариант. Или не вариант, – я запуталась. – В общем, я еще думаю над этим.

– С чего это тебе понадобилось куда–то уезжать? Детей уже в сад приняли, выпускная группа, садик отличный, рядом с вашей квартирой, – щурится Маша. – Кого ты встретила в парке?

– Никого, – быстро отвечаю.

– Марина! – требует Маша. – Не юли. А вы, детки, идите, поиграйте с моими, – выпроваживает она Костю и Свету. – Теперь можешь говорить?

Тяжело вздыхаю и открываю рот, но ничего не говорю. Встреча с Марком получилась очень странной и совсем не такой, какой должна была быть.

– Ты Владислава Германовича встретила? – наклоняется ко мне Маша и почти шепчет. – Да? Ты не бойся, мы с Геной сможем вас защитить.

– Спасибо, – сжимаю руку подруги с улыбкой, – но я встретила Марка, а не его отца.

– О, – произносит Маша и отклоняется обратно на спинку стула. – О! – повторяет она с большим чувством.

– Да, – киваю, – вот и у меня до сих пор такая реакция.

– И как вы умудрились найти друг друга?

– Это как раз легко, – машу рукой. – Света с Костей убежали, как всегда, а когда я их нашла, они были возле лавочки, где сидел Марк.

– Значит, вас соединила сама судьба, – тоном потомственной гадалки произносит Маша.

– Маш, ну какая судьба, – кривлюсь, – так, воля случая и мои непоседливые дети.

– Ваши непоседливые дети, – поправляет меня подруга. – А случай – это и есть судьба, чтоб ты знала.

Пожимаю плечами и снова погружаюсь в свои мысли.

– Марин, – Маша снова толкает меня в плечо, – рассказывай дальше, мне ведь интересно. Он все еще с той дамой? Которая была якобы беременная.

– Нет, не с ней, – качаю головой. – И, кстати, она реально была беременная, только не от него. Что странно и приводит меня в замешательство. По крайней мере он сказал, что не женат, а потом спросил, с чего я взяла, что у него есть ребенок.

– Ну? А ты что? Не томи, рассказывай дальше.

– Да нечего дальше рассказывать, на этом вопросе я взяла детей и побежала на автобус.

– Сбежала, ты хочешь сказать, – говорит снисходительно подруга.

– Может, и сбежала. Имею право! Он сказал, что я виноватая, задолжала ему разговор и так далее! Представляешь?! – законно возмущаюсь. – А сам в итоге спросил только про оставленную мной записку.

– Что за записка? – хмурится Маша.

– Да ерунда на самом деле. Я оставила ее в эмоциональном порыве для Владислава, но это даже хорошо, что нашел ее Марк. Наверное, хорошо. Сказала ему, что я там Жанну имела ввиду, а он сказал, что не женат. Как он может быть не женат? – поднимаю глаза на Машу. – И без ребенка?

– Видимо, так же, как и ты только с двумя вашими детьми.

– Думаешь, его отец специально мне солгал? Показал те фотографии с УЗИ и так далее? – хмурюсь.

– Если честно, я изначально не верила в то, что Марк крутил шашни на стороне.

Киваю, продолжая дальше думать.

– Но тогда получается, что и ему он мог что–то плохое рассказать про меня?

– Получается, – Маша кивает. – И, значит, вам двоим нужно поговорить. Все же отец должен знать о детях, а они о нем.

– Ага, – киваю, – ведь это не их дедушка хотел их убить в зародыше, а возможно, и меня тоже. Знаешь, если смотреть все под этим углом, то чувство вины перед Марком сразу куда–то пропадает. И он сам не слишком–то желал разобраться, поверил чему–то, удалился, а потом внезапно через неделю или сколько там времени прошло вместе с больницей, зачем–то пришел. А я хотела выяснить все сразу, даже когда думала, что от него беременна другая, – договариваю и физически чувствую на языке горечь от сказанного.

Все же обида так и не прошла, так и не выплеснула я ее. А все опять–таки Марк, не дал разобраться, когда еще было легко, а теперь все слишком сложно.

22

Марк

Возвращаюсь в офис, не переставая думать о Марине. К чему была эта встреча? Все давно наладилось, я поставил жирный крест на доверительных отношениях с женщинами, и тут снова она. Оставившая кучу вопросов и не пожелавшая объяснить свою измену.

– Марк Владиславович, там по поводу поставок важный вопрос, логистический отдел просит поучаствовать, – заглядывает ко мне в кабинет личный помощник.

– Спасибо, Дмитрий, – киваю, – соедините.

Не поддавшись распространенному шаблону, я решил нанять парня в помощники, а не девушку. Еще рассматривал вариант с женщиной в возрасте, но подвернулся Дмитрий, и теперь нисколько не жалею об этом. В плане нарушения моих личных границ мне Киры хватает.

Зато Дмитрий стал еще одним поводом для тонких подколов моего отца. Он–то всегда нанимал длинноногих помощниц, пока сам стоял у руля своей фирмы. Не знаю, как мама спокойно реагировала на них, видимо, это секрет их брака. Еще бы второго ребенка завели, а то все внимание на мне. До сих пор. И я не могу их грубо оттолкнуть. Наверное, это моя проблема.

А Марина совсем не изменилась. Мыслительный процесс в голосе снова переключается на нее.

Нет. Вру. Она похорошела. Немного угловатая раньше фигура стала женственней и притягательней.

Тьфу ты, уже я о ее фигуре. Зациклился, не иначе. Мне нужно о работе думать, переключиться, а я все вспоминаю момент странной встречи.

Со всей присущей мне ответственностью берусь за вопрос по логистике, решаю его и снова думаю о Марине. Вернее, о ее детях. Это ж надо, большие такие и двое сразу. В нашем роду, кстати, были близнецы, мама как-то рассказывала, что у меня могут получиться. Эх.

Уже и о детях задумался, совсем раскис из–за одной случайной встречи с бывшей. Нужно срочно спустить пар с Кирой, может, тогда образ Марины померкнет в голове.

Лучше прикинуть возраст ее детишек и понять, что они были сделаны вскоре после меня. Нет, прав отец, она выбрала другого.

А я еще сомневался, хотел лично все выяснить. Сначала, правда, предпочел уйти, настолько злость и обида переполняли, что попросту не смог бы цивилизованно разговаривать. Даже с родителями тогда помирился. Подумал, что вот они, единственно близкие мне люди.

Правда, уже через день я перегорел. Понял, что должен поговорить с Мариной, посмотреть ей в глаза. Не то чтобы я не доверял отцу, но червячок сомнения грыз изнутри. Если бы мама выложила мне доказательства предательства Марины, я бы не сомневался. Наверное. А тут…

Я ведь не понаслышке знаком с его методами борьбы с конкурентами и устранением неугодных сотрудников. Он никогда не брезговал нечистоплотными подставами и всячески навеливал поступать мне также. Но я неизменно отказывался.

Как и отказался занимать его место генерального директора, мне это было неинтересно. Я хотел свое, построенное своими силами и без черного налета грязи. Собственно, это до сих пор основная причина наших с ним трений. Он до сих пор не в состоянии принять сына таким, какой я есть. Если бы не мать, мы бы, наверное, совсем не общались.

Так вот, Марина. Я ведь названивал ей, но телефон был неизменно недоступен. А потом и вовсе металлический голос сообщил о прекращении обслуживания данного номера. И тогда я пришел в нашу квартиру.

Не знаю, почему я не сделал этого сразу, честно, не знаю. Слишком цеплялся за свою мужскую обиду, хотя сейчас бы точно предпочел разобраться сразу. Еще отец каждый день подливал масла в огонь, Жанна просила поддержки, а мама решила, что ребенок Жанны от меня. Как-то все наложилось одно на другое, и время было упущено.

Что ж, к счастью, с возрастом я стараюсь быть умнее и не идти слепо на поводу у эмоций.

Но та записка, и я сегодня, вспомнивший лишь о ней… Нет, на поводу у эмоций я до сих пор иду. По крайней мере, с тем, что связано с Мариной. Нет бы задать прямой вопрос – как поживешь, как дела. Я – нет. Вцепился в давно прошедшую ерунду.

А она. С чего взяла, что я обязательно должен быть женат? Просто предположила по возрасту? Ладно. Допустим. Но ребенок? На основании своих детей? Да и про Жанну она вроде не должна была знать…

Внутри снова просыпается червячок сомнений, да еще и грозится перерасти в полноценную крайне тревожную змею. Что–то здесь не так. Снова не складывается четкая картина. И если тогда, в прошлом, исчезновение Марины лишь убедило меня в словах отца, то теперь нестыковки вновь ожили в моей голове.

Я, конечно, могу гулять в том сквере каждый день в надежде, что мы встретимся вновь. А могу не надеяться на авось и поступить сразу, как взрослый мужчина, а не вестись эмоции, как в тот раз.

– Дмитрий, пригласи ко мне Влада, пожалуйста, – прошу помощника по селектору.

– Один момент, Марк Владиславович.

Нетерпеливо постукиваю по столу кончиками пальцев в ожидании друга. Но он мне сейчас нужен не как друг.

– Марк? Что–то случилось? Я брату уже отказал, если что, – появляется в дверях виноватая голова Влада.

– Проходи и дверь закрой, – машу рукой. Продолжаю, когда друг усаживается напротив с крайне озадаченным видом. – Мне нужно, чтобы ты узнал как можно больше информации о Марине Клим. Фамилия не самая распространенная, думаю, справишься. Дату рождения и родной город я напишу. Интересует промежуток в последние шесть лет, – подумав, решаю увеличить время, – нет, лучше семь лет. Где проживала, работала, может, в больнице лежала, замуж выходила и так далее.

23

Марина

Проходит два дня, а я так и ничего не делаю. Не отказываюсь от квартиры, но и не стремлюсь туда попасть. Не прихожу ни к какому решению.

Едва начинаю думать о том, чтобы сказать Марку о детях, ведь Маша права, он имеет право знать, как перед глазами неизменно возникает Владислав. Отец Марка. Которого я боюсь ка огня. До сих пор.

Трясу головой, прогоняя наваждение, и делаю глоток воды.

– Никак не придешь с собой в согласие, да? – спрашивает Маша. Вздрагиваю и оглядываюсь назад. – Извини, не стоило мне подкрадываться. Но мне казалось, что я топаю, как слон с таким–то животом, – она смеется.

– Разве что, как самый изящный и тихий слоник на свете, – отвечаю подруге с улыбкой.

– Брось льстить, – она машет рукой, – у меня на это есть Гена, – Маша присаживается рядом и некоторое время молча смотрит со мной вдаль. – Знаешь, а ведь он ругал меня и сильно.

– Кто? – не понимаю, о ком речь.

– Гена. Я ведь ему не сразу рассказала про отравление, что ты не только из–за нервов в больнице оказалась, – признается Маша.

– Что?

– Ага, – она кивает. – Надо было заявление писать, анализ сдавать, кровь бы показала, может. Что–то делать, в общем. Хотя бы ради себя собрать компромат с анализом. А мы просто сбежали.

С секунду смотрю на подругу, анализируя ее слова, лишь потом произношу.

– Едва ли что–то показало бы, время ведь прошло, и выпито было очень мало. А даже если и да, что дальше? Такие, как Владислав, всегда выходят сухими из воды. Только вас с Геной втянула бы в еще большие проблемы, – качаю головой. – Нет, лучше так, как получилось.

– Но если бы показало, ты бы сейчас могла предъявить доказательства Марку, – говорит Маша.

– А смысл? Зачем мне рядом человек, к которому нужно с бумажками ходить. Нет, Машунь, я без этого справлюсь, – принимаю, наконец, решение. Если мы, конечно, увидимся с ним. Сама я его искать не собираюсь.

– Хм, а я тут немного полазила в интернете, – виновато поджимает губы подруга, – он прямо молодец. И пишут, что действительно все сам, при любом удобном случае открещивается от связей с отцом.

– Тем лучше, – вздыхаю. – Значит, у нас с детьми будет шанс доказать нашу правду.

– Ты с ним увидишься?

– Я завтра отведу детей в сад, а потом отправлюсь на собеседование. Встречу ли Золотарева – это вопрос не ко мне, а к судьбе. Сама я к нему на работу не пойду, это точно.

– Фух, главное, вы не уезжаете из города, – произносит Маша, облегченно выдыхая. – Только работа тебе зачем? Подождала бы Гену.

– А я и жду. Хочу сходить попробовать свои силы, потренироваться продавать свои услуги, так сказать, – усмехаюсь. – Там такая крохотная зарплата, а обязанностей хотят навешать миллион. Но они единственные, кого заинтересовало мое резюме. Так что вся надежда на Гену, – улыбаюсь, а потом добавляю серьезно. – Но в грязь лицом перед ним не хочу упасть.

– А–хах, поняла, развлекайся, – хлопает меня по спине Маша.

А я поддаюсь порыву и крепко обнимаю ее.

– Что бы я без тебя делала, – бормочу ей в макушку.

– Да тоже самое, что и я без тебя, – отвечает подруга.

– Не сравнивай, – отстраняюсь. – Я тебе по–настоящему помогла лишь раз.

– Нет, милая, – она качает головой. – Ты не помогла, ты жизнь спасла. И не только мне, но и моим детям. Не было бы меня, не было бы и их.

– А ты, – всхлипываю.

– Не надо, – Маша останавливает меня, – давай просто порадуемся, что мы есть друг у друга.

С секунду молча смотрю, а потом киваю.

24

Миссия довести детей до сада из пригорода успешно выполнена. Прям горжусь собой, что справилась без Гены и такси. Бывает у меня такое, пустой автобус с утра настроение поднимает на целый день.

– Мама, а ты нас когда заберешь? После обеда? – спрашивает Костя.

– Мы спать будем в садике или еще нет? – вторит ему Света.

– Ой, – теряюсь, – не знаю даже. Как собеседование пройдет, я потом еще пройдусь по магазинам. Вещи я вам все принесла, воспитателей предупредила. Если что, напишу им, если сильно рано освобожусь. Или вы сами не хотите надолго оставаться? Боитесь вливаться в новый коллектив?

– Мы? Боимся? Мама, ты о ком? – кривится Костик.

– Мы их вдвоем если что, – добавляет Света.

– Вот только драться не надо в первый же день, хорошо? Давайте сделаем вид, что вы у меня пай–дети. Хотя бы на недельку усыпим бдительность, ладно?

– Мама, на что ты нас настраиваешь?!

– На обман?!

– Ой, все, – отмахиваюсь от детей, – идите уже. Ваши фокусы чудесные, но не всегда уместные, – целую обоих в макушки. – Люблю вас.

– И мы тебя, – отвечают они хором и бегут в группу.

Все–таки хорошо, что у меня двойня, им никогда не скучно вместе и не страшно. И мне спокойнее – всегда присмотрят друг за другом.

Выхожу на улицу, а до собеседования еще целый час. Я не стала злить воспитателей, опаздывать в первый же день, да и на завтрак к ним спешила, а потому мы приехали рано. Контора, в которую я собралась, откроется лишь в девять.

Покупаю себе мороженое и иду в сквер. На солнце уже изрядно припекает, хочется прятаться в тени. Дохожу до приглянувшейся лавочки и занимаю ее. И лишь через некоторое время понимаю, что неосознанно выбрала ту самую, где мы встретились с Марком.

Перевожу взгляд на офисные здания через дорогу. Должно быть, он где–то там трудится. Главное, чтобы не в той фирме, в которую я собралась на собеседование.

Хотя одна моя часть упорно желает нашей встречи. Приходится приструнить ее и отправиться по своим делам.

Собеседование оказывается пустой тратой времени. И нет, там не было Марка. И да, я не надеялась на что–то, шла больше для тренировки, но они умудрились растянуть процесс на три часа, пригласив сразу кучу людей в одно время. И так долго общались с каждым… Ужасно неуважительно по отношению к нам.

Выхожу, наконец, из здания, а мой взгляд сразу падает на лавочку напротив. Там снова пусто. Непонятно, на что я надеялась.

– Марина? – доносится сбоку. – Здравствуй.

Поворачиваю голову – Марк.

– Привет, – киваю.

Не иначе, как силой мысли вызвала.

– Ты как тут оказалась? Уже в новую квартиру въехала? Ты сегодня без деток? – он буквально закидывает меня вопросами.

– На собеседование ходила. Нет, не въехала. Да, дети в саду, – отвечаю на каждый.

– Зря ты к ним пошла, – Марк косится на здание, – у них кошмар творится.

– Это я поняла уже.

– А тебе работа нужна? Может, я помогу? – спрашивает он с надеждой.

Выгибаю бровь. Это что значит?

– Нет, спасибо, я просто для себя пришла попробовать, – отвечаю прямо.

– Ясно, – тянет Марк и между нами повисает неудобное молчание.

Уже собираюсь вежливо попрощаться, но тут мой живот издает голодные звуки. Сказывается, что детей я и дома кормила, и в сад на завтрак отвела, а сама сегодня только мороженое ела.

– Ой, кхм, – не хочу перед ним извиняться, не буду.

– Ты голодная? – еще более радостно спрашивает Золотарев. – Так идем, я тоже на обед. Здесь есть чудесное кафе, вкусно и цены умеренные.

На автомате собираюсь отказаться, но что я теряю? Все равно за детьми еще слишком рано.

– Ладно, – киваю, – если цены умеренные.

В молчании доходим до угла улицы и заворачиваем в кафе. Так странно быть рядом с Марком, но не касаться его. Очень непривычные ощущения. Вроде и времени столько прошло, однако общаться с ним, как с простым знакомым, для меня дико.

– Выбирай, что хочешь, я угощаю, – говорит он добродушно, отодвигая для меня стул.

– Я и сама могу, спасибо, – хватаю меню.

– Я настаиваю. Все же я хорошо воспитан, не могу позволить даме самой заплатить.

Неудачное замечание, ой, какое оно неудачное. И приводит меня в ступор. Уж я-то знаю его воспитателей. Особенно одного.

– Марин? Все нормально? Или тебе ничего не нравится? Можем пойти в другое, тут еще два неподалеку, – торопится сказать Марк.

И чего это он так переживает?

– Нет, остаемся, – отвечаю и утыкаюсь в меню.

Мы делаем заказ и снова остаемся вдвоем. Надо бы о чем–то говорить, но как–то не хочется быть первой.

– Так, ты замужем, да? – спрашивает Марк.

Не выдержал нашего молчания, а я б выдержала.

25

– Марк, вот ты где! Я обыскался тебя. Ты телефон в офисе оставил, ты знаешь?

Голос со стороны заставляет меня разорвать зрительный и телесный контакт с Золотаревым. Откидываюсь на спинку стула и убираю руки как можно дальше.

– Влад? – Марк в отличие от меня не сразу переключает свое внимание на нежданного гостя. Нехотя переводит взгляд с меня на него и тут же хмурится. – Зачем ты тут? Я бы прожил час без телефона.

– Ты бы прожил, а Кира нет, – ухмыляется Влад. – Держи, – он кладет на стол телефон, – я сестру знаю, вцепится и не отстанет. Меня достала – где Марк, да где. Пришлось к тебе в кабинет идти, а там телефон трезвонит сам по себе.

Прекрасно. Значит, информация о детях отягчается еще и тем, как некая Кира на них отреагирует. А сказал, что не живет ни с кем. Впрочем, их отношения могут только зарождаться.

Помимо воли что–то больно колет меня прямо в сердце.

Обида? Ревность? Досада?

Пожалуй, обида с досадой. Ведь я все это время ни с кем не встречалась, ни ради быстрого времяпровождения, ни ради отношений как таковых. Одной с двумя детьми без нянек довольно проблематично наладить личную жизнь.

А ему нормально, он все эти годы жил в свое удовольствие, по ночам спал, что такое режущиеся зубы не знал, температуру сразу у двоих не переживал.

Заставляю себя глубоко дышать, злость такая берет сейчас, просто неимоверная. И хотя моя вина есть в том, что он не участвовал, все равно до чертиков обидно. И тем более появляется желание выплюнуть ему все в лицо, как мешком картошки приложить по голове новостью о детях.

Ой. А если он решит их отобрать?

Сразу в голове мелькают страшные истории, где кто–то отбирал детей у кого–то. Руки сразу холодеют еще на несколько градусов.

Ну нет. Слегка трясу головой, прогоняя плохие мысли. На моей стороне правда, свидетели чудовищного поступка отца Марка, и я мать.

Ведь так, правда на моей стороне?

И больничная выписка… Исходя из которой можно подумать, что я сама виновата в попадании к врачам. М–да.

– Вот и не трогал бы чужие вещи, Владик, – произносит раздраженно Марк, вытягивая меня из удручающих мыслей. – Кира твоя не хрустальная, подождет.

Хм, в домике любви не все так гладко?

– У тебя там все запаролено, ничего все равно не глянуть, – отвечает добродушно Влад, – а с Кирой сам разбирайся, я не хочу вмешиваться.

– И не надо, – кивает Марк, – не с чем там разбираться.

– Не с чем, так не с чем, – весело отвечает Влад, берет стул с соседнего столика и придвигает к нам. – Ты знаешь, я в первую очередь твой друг, а потом уже брат Киры. А с новой дамой не познакомишь?

Я в это время делаю глоток воды и чуть не давлюсь им.

– Влад, – кривится Марк, – иди уже, а? Зачем ты подсел? У нас важный разговор, не для чужих ушей.

– И я не дама, – спешу возразить, – в смысле не новая дама. Нас с Марком Владиславовичем связывают исключительно деловые взаимоотношения.

Будущий вопрос опеки над детьми – чем не деловой разговор. Я даже не лгу, а лишь горько усмехаюсь.

– Да, и ты нам мешаешь, – подтверждает Золотарев, награждая меня долгим нечитаемым взглядом.

– Ладно, ребята, понял, не маленький, – Влад поднимает перед собой руки, но тут у него оживает телефон. – О, сообщение. От Киры между прочим, – произносит он, наклоняясь к Марку и подмигивая тому. – Пишет, что родители твои приехали, приглашают к ним на барбекю, а ты игнорируешь звонки матери второй день.

А тут меня как будто прикладывают мешком картошки по голове. Его родители здесь. Родители – значит, отец. В этом городе. Одном со мной и моими детьми.

– Марина, с тобой все хорошо? – спрашивает Марк озабоченно.

– Н–нормально, – с трудом выдавливаю из себя.

– Так вы Марина! – радостно произносит Влад, бросая многозначительный взгляд на Золотарева. – Приятно познакомиться. Вы, кстати, тоже давайте с нами на барбекю. Участок у Золотаревых большой и там много приглашенных планируется. Заодно и решите свои деловые вопросы с Марком в неформальной обстановке.

Ага, решу.

– Нет, – отвечаю слишком резко, – извините, – смягчаю, – мне пора. Вы оставайтесь. Как–нибудь в другой раз договорим, Марк Владиславович.

Подрываюсь на ноги и чуть ли не бегом несусь к выходу из кафе. Мне нужно срочно на воздух, и плевать, что он далек от свежего. Мне нужно забрать детей и вернуться к Маше. Да. Это поможет успокоить бешенное сердцебиение и прогнать панику.

– Марина, – в мой локоть вцепляется Марк. Пошел–таки за мной, удивлена, – что случилось? – он внимательно вглядывается в мое лицо, а я лишь растерянно моргаю, не в силах отвести взгляд. – Это из–за родителей такая реакция, да? Из–за отца, – скорее утвердительно говорит он.

В панике отвожу глаза и натыкаюсь на Влада.

– Тебя друг ждет, и Кира, – произношу и с силой вырываю свой локоть.

26

Выбегаю на улицу и не сразу успокаиваю заполошное сердце. Ноги в панике продолжают вести меня на автомате куда–то, голова их совсем не контролирует. Пульс стучит где–то в висках, перед глазами пелена.

И как я не подумала о том, что родители Марка тоже могут быть в этом городе? Они и раньше навязчиво участвовали в жизни сына. С чего взяла, что сейчас что–то изменилось?

– Би–ип! – резкий гудок автомобиля выводит меня из транса. – Осторожней, девушка, здесь вообще–то светофор, – кричит водитель.

– Извините, – бормочу испуганно.

– Извините, – копирует он меня, закатывая глаза, и уезжает.

Трясу головой – прекратить истерику. Я в центре города. Чуть под машину не попала. С таким успехом я только облегчу жизнь Марку и его родителям. Нет уж, дудки.

Дожидаюсь зеленого и крайне аккуратно перехожу дорогу.

Нет, и все-таки как я могла не учитывать Владислава? Даже если бы он не появлялся в городе, он все равно отец Марка. И дедушка моих детей. И с этой кровной связью я ничего не могу поделать, а жаль.

Вывод тут один – признать, что если выложу все Марку, будет знать и Владислав. Рано или поздно, но он станет в курсе и даже, возможно, захочет увидеться с внуками. Еще ведь и Роза Витальевна есть.

Ох, как все сложно.

Тут надо признать, что либо я молчу, а, значит, снова куда–то уезжаю, желательно на другой конец страны, либо раскрываюсь перед всеми.

Не хочу уезжать. Одной непросто, я это не понаслышке знаю. И климат у нас хороший, нет зимы по полгода. И всем нужна семья. И Машины детки, что старшие брат и сестра для моих. А скоро еще и маленького все будем нянчить.

Нет. Ну куда я уеду?

Значит, придется раскрываться. И тут два варианта – сокращенный, без подробностей, либо, наоборот, со всеми подковырками. Поверит, не поверит Марк – неизвестно. Но я выложу все.

Черт. Не знаю.

Боюсь, сомневаюсь, не доверяю.

Слишком мало мы были вместе, слишком долго я считала Марка самым близким человеком, тем, кто не предаст, тем, с кем построю собственную семью и перестану подмазываться пятым колесом к Машиной.

А он… Поверил, очевидно, не мне. Не захотел поговорить, разобраться. Пришел слишком поздно.

На мои глаза набегают непрошенные слезы. Слишком много в наших отношениях с Марком этих самых слишком.

Глупо. Очень глупо все утрачено. Разрушено, растоптано, а потом сожжено и посыпано пеплом.

Дохожу до детского сада, быстро стираю тонкие дорожки слез и юркаю внутрь. Если уж судьбе будет угодно, мы встретимся с Марком и в третий раз.

– Мама, ты рано. Мы бы еще побыли, все хорошо, дети здесь нормальные.

– Да, никто к нам не лез, – добавляет Света.

– Вот и славно, мои хорошие, вот и славно, – ерошу их волосы и веду на остановку.

Транспорт подъезжает быстро, мне снова везет.

– Дети, а вы бы хотели встретиться со своим отцом? – спрашиваю вдруг в середине пути.

– Настоящим? – недоверчиво щурится Света. – Как дядя Гена, только папа?

– Да, котик, – отвечаю с грустной улыбкой, – именно таким.

– Он ведь нас бросил, – реакция Костика более резкая, – иначе почему он не с нами. Зачем с таким видеться?

Тяжело вздыхаю. Зря я думала, что в этой ситуации со стороны детей мне будет легче. А как я хотела? Еще бы до подросткового возраста дотянула со своим предложением познакомиться. И совсем не уверена, что меня бы простили.

– Все сложно, милый, он о вас не знал, – первый шаг сделан.

Света делает круглые глаза, она не до конца понимает, о чем речь. Зато Костик все осознает даже слишком хорошо. Старше всего на две минуты, но уже мужчина.

– Уверен, мама, у тебя были серьезные причины так поступить, – произносит мой слишком взрослый сын. И тут у меня присутствует пресловутое «слишком». – В любом случае, мы за тебя, ты с нами всегда.

– Мы любим тебя, мама, – всхлипывает Света.

– О, идите ко мне, мои дорогие, – прижимаю обоих к себе.

Довела детей до слез в автобусе. Мать года!

Как бы там ни было, после этого разговора мое настроение улучшается. Мы никуда не бежим, правда на нашей стороне, все будет хорошо.

Поздно вечером, когда дети уже спят, вдруг звонит мой телефон. Незнакомый номер. Несколько секунд думаю – брать или нет. И все же решаю взять. Может, и здесь мне повезет.

– Алло.

– Ну здравствуй, Марина, – произносит мужчина на том конце, а мое сердце тут же начинает биться, как заполошное.

27

– Ну здравствуй, Марина, – произносит мужчина на том конце, а мое сердце тут же начинает биться, как заполошное. – Как ты?

– К–как я? – нервно сглатываю. – Это шутка? – из меня вырывается нервный смешок.

– Нет, – на том конце искренне удивляются, – не шутка. Ты убежала из кафе, я готов был убить Влада с его чертовым телефоном.

И тут я понимаю, что что–то не так, что–то не сходится.

– Марк, ты?

– Я, – отвечает он с заминкой. – А кого ты ожидала услышать?

– Неважно, – говорю с облегчением, – абсолютно неважно. Какими судьбами? Как узнал мой телефон? Помнится, ты не звонил раньше, – закидываю Марка вопросами, чтобы самой не стать объектом допросов.

– Да, – произносит он после короткой паузы, – не звонил. Но обстоятельства изменились.

– Неужели? – усмехаюсь. – А Кира как? Ревновать не будет?

– Это ее проблемы, Марина. На данный момент я хочу разрешить наши с тобой, – говорит решительно Марк.

– Вот как! И что же ты будешь делать? Как решать? – в моем голосе откровенный сарказм.

Я начинаю злиться на Золотарева. Второй раз за день испытываю панику по его вине.

– Слушай, мы плохо расстались, но у меня другая версия событий, не такая, как у тебя! – горячится Марк.

– То есть не беременная от тебя Жанна, да? – спрашиваю невинным голосом. – А кто тогда беременный?

– Марин, не передергивай, мне и без этого сложно. Подобные разговоры никогда не давались мне, а тут еще все так запутано. Никто от меня не беременный. Я считал, что у тебя другой. Твой одногруппник, Дима, кажется.

Сильно напрягаюсь, чтобы понять, о ком речь.

– Н–но с чего? – все еще не могу найти связь. – Я видела тебя с Жанной в кабинете, а потом на фотографиях при вашем походе к врачу. Но я и какой–то Дима, не пойму. Откуда?

– Значит, фотографии похода к врачу, ясно, – произносит Марк, будто делает себе пометку в голове. – Я тоже видел фотографии. Ты, наш сквер у дома, сладкая вата, лавочка и Дима.

И тут меня словно молния пронзает.

– Так это была подстава! Я–то думала, с чего ему меня целовать, если никогда и взглядом не пересекались. Ясно, – киваю самой себе, Марк–то меня не видит. – Теперь все стало на свои места, – добавляю с улыбкой. – Не то чтобы важно прошлое, но все же приятно расставить точки над и. Я считала тебя изменником, ты меня. Классика!

– Да, классика, – Золотарев не разделяет моего энтузиазма. – А кто нас обоих подставил, ты знаешь?

– Конечно, – пожимаю плечами, – твой отец. Он не хотел меня в невестки, да и самостоятельного сына тоже не хотел. Они тебя до сих пор не отпускают далеко от себя.

– Все нормально у меня с ними, родители просто одиноки и хотят участвовать в моей жизни.

– Ну хорошо, ваше дело. Мне не понять, проехали, – не спорю. – Ладно, разобрались вроде, это все, что ты хотел сказать? Тебе еще к барбекю готовиться, Кира, по всей видимости, прошла проверку качеством от твоего отца. Совесть облегчил, тайну прошлого разгадал, можно и в новые отношения прыгать с головой.

– Мар–рина! – рычит Марк. – Давай не будем ерничать! Кира – никто для меня.

– Больно, Марк, так говорить про девушку. Она–то, возможно, ждет чего–то, надеется. Я, вон, тоже хотела поговорить, а ты предпочел закрыться в обиде и гневе. Не повторяй ошибок прошлого, – произношу назидательно, откровенно издеваясь. – Кира нравится твоим родителям, ее травить не станут. Если, конечно, не захочет тебя с ними разлучить.

– Ты не хотела разлучать, – произносит устало Марк, – ты хотела мира для всех нас.

– Да, верно, хотела, – вторю ему, впадая вдруг в уныние, но тут в моей голове всплывает до этого ускользавшая деталь. – Так поэтому Дима воскликнул, что ему не сказали про мою беременность, иначе бы он не стал подписываться!

В телефоне тишина. И я понимаю, что ляпнула лишнего.

– Т–ты была беременной?! От меня?

28

Делаю глубокий вдох. Раз сказала «а», надо и с «б» разобраться, чего уж теперь. По телефону оно даже лучше, не так страшно. И всегда смогу уехать до того, как он сюда приедет отбирать собственных детей.

– Нет, надуло, форточку забыла закрыть, – не могу удержаться от колкости. – Естественно, от тебя! Кажется, мы уже решили, что измены ни с твоей стороны, ни с моей не было. По крайней мере с Димой и Жанной.

– А был еще кто–то? – следует глупый вопрос.

– Золотарев, я сейчас брошу трубку и снова потеряюсь. Ты вроде старше меня, умнее должен быть. С возрастом проблемы с мозгом появились? – спрашиваю раздраженно.

– Нет, прости, – следует поспешный ответ, – просто у меня в голове не укладывается. Я папа, – в трубке наступает провисание. – Это те двое забавных деток, что я видел в парке, да?

– Естественно, это они. Я не держу подпольного производства по разведению детей в массовом количестве.

– Здорово, – говорит Марк.

И я слышу по его голосу, что он улыбается. Почему–то у самой теплеет на душе. Он явно рад, а я рада, что он рад.

Конечно, реакция не совсем адекватная, но мужчинам вообще труднее осознать себя отцами. У большинства есть девять месяцев, чтобы свыкнуться, а этому сразу предоставили готовых детей, которым в школу через год.

– Может, перезвонишь, как переваришь новость? – предлагаю, когда молчание в трубке затягивается.

– Нет–нет! Вдруг ты меня заблокируешь и номер поменяешь. Снова. На поиск нового тоже время нужно. Я просто счастлив. Нет, правда. Я уже год точно ненавижу собственную пустую квартиру, возвращаться туда, а там никто не ждет. Даже кошки нет. А тут сразу двое родных людей. И ты, конечно.

– Что я, конечно? – логика восторженного Золотарева для меня за пределами понимания.

– Ты их мать, значит, идешь в комплекте.

– Чудеса дедукции, – бормочу, гадая, когда он начнет возмущаться, что я раньше не сообщила о детях. – А Кира кем будет? Тетей?

Да, такой момент порчу, но пора уже о насущном поговорить. Золотарева ведет куда–то не туда. Сейчас еще мамочке позвонит, сообщит радостную весть, а там и папочка подтянется.

И вот он–то с удовольствием заберет наследников. Костика уж точно. Ведь не будет он теперь нас троих травить. Хотя кто его разберет, что он там будет или не будет.

– Марина, забудь, пожалуйста, про Киру, – голос Марка становится нормальным, без восторженного придыхания и фантазий о розовых слонах, – лучше расскажи, почему ты не сообщила мне о беременности? Неужели из–за Жанны?

Ну вот, цветочками полюбовались, пошли ягодки. И никто не обещал, что они будут сладкими, скорее уж кислыми и с горчинкой.

– Милый, – начинаю проникновенно, – а ты мне дал шанс что–то тебе рассказать? Я собиралась в тот же день, кричала в трубку, когда ты сообщал, что у родителей останешься ночевать, но ты отключился!

– Ладно, – в голосе Золотарева проскакивает раздражение, – пусть так. Виноват, сам дурак. А потом–то что помешало? Ты предпочла сбежать!

«Ты предпочла бежать!», – фраза, как пощечина. Ужасно несправедливо и обидно.

Нет, ягодки не просто с горчинкой, они гнилые и пустые внутри!

– Иди ты, Марк, просто иди, – произношу, – ты ни черта не знаешь. Ни про визит, ни про больницу, ни про мои страхи. И не узнаешь. Прощай.

Отключаюсь, остервенело тыкая в телефон, хотя он ни в чем не виноват.

Палец тянется отправить номер Марка в черный список, но я почему–то не делаю этого. Лишь выключаю звук и ложусь спать. Поздно уже. Детям завтра надо в сад. Машкины уехали к бабушке, и моим стало скучно. По крайней мере, Света с Костиком побудут в саду, пока я вещи и документы заберу, если все станет очень плохо.

С тяжелой головой ложусь спать. Удивительно, но отключаюсь практически моментально. А всю ночь мне снится Владислав Германович. Он бегает за мной, тянет руки к детям и злобно смеется.

В общем, утро совсем недоброе в итоге.

– Что–то ты как будто не в духе, подозрительно, – раздается голос Маши из–за спины.

– Ох ты ж, – испуганно вздрагиваю, – нельзя так подкрадываться. С чего ты взяла, что я не в духе? Все, как обычно. А вот сама бы спала, старших нет, а третий еще не вылупился.

– Но уже будит с петухами, – отвечает Маша, присаживаясь за стол. – Поделишься тем, что случилось? Вряд ли ты действительно собиралась пить этот кофе.

– А что с ним не так, – удивленно опускаю глаза на кружку, а в ней почти доверху молотого порошка. – О! Ну да, немного крепковато, зато наверняка взбодрит.

– Марина, все хорошо? Ты ведь не собралась сбежать? – спрашивает Маша, прищурившись.

– Нет, – горячо заверяю ее, хотя минуту назад именно об этом и думала.

– Я надеюсь. А то кто поможет мне после родов, – говорит подруга, подмигивая.

– Из меня такой помощник, что даже не знаю. Твоя мама точно справилась бы лучше.

– У нее огород, ты же знаешь, – Маша закатывает глаза. – Старшеньких приняла к себе на два месяца, и большое ей спасибо.

29

– Я не отдам тебе детей, даже не надейся!

Марк медленно подходит ко мне и смотрит, как на истеричку, коей я, наверное, и являюсь на данный момент.

– Марина, я не собираюсь их отбирать, – произносит он осторожно. – Может, отойдем? Поговорим в кафе? – он указывает рукой на здание через два дома от садика. – А то мы привлекаем внимание.

Оглядываюсь. Действительно, слишком громко я закричала, люди косятся.

– Нет, я не пойду туда. Вон, – киваю вперед, – ларек с кофе, а рядом лавочка. Я не буду кричать, никто не обратит на нас внимание.

Решительно шагаю, не дожидаясь ответа Марка. Я, может, слишком накрутила себя, но сидя в кафе я не смогу наблюдать за тем, кто входит и выходит из детского сада. А сидя на лавочке напротив – легко. И не только смогу наблюдать, но и успею что–то предпринять, в случае чего.

Не думаю, что в данной ситуации моя одержимость излишня. Конечно, я не в фильме, приправленном экшном, но моя жизнь порой приправлена им похлеще.

– Ладно, я куплю кофе, – после секундной заминки позади отмирает Золотарев, – и булочки?

– Да, спасибо, – киваю под урчание в животе.

Все же после утреннего фиаско перед Машей, я так и не позавтракала.

Садимся на лавочку, Марк протягивает мне угощение, и мы молчим. Съедаю все и выпиваю кофе, а мы по–прежнему молчим. Барабаню в нетерпении пальцами по лавочке, а мы все равно молчим.

– С чего, – начинает охрипшим голосом Марк, – гхм. С чего ты взяла, что я захочу забрать детей?

Разворачиваюсь всем корпусом к нему.

– Это разве не очевидно? Я их скрывала от тебя. Ты успешен, я не очень. И ты вчера упомянул, что устал от одиночества в квартире.

– Н–да, – Марк отводит глаза, – логика железная. И она могла бы соответствовать действительности, вот только я бы хотел узнать сначала, почему ты сбежала, так и не сказав ничего?

Смотрю на Золотарева, он снова смотрит на меня, и понимаю, что вот он, момент истины. От моей откровенности и от того, поверит ли Марк, напрямую зависит будущее, мое и Светы с Костей.

– Опустим то, что я все рассказала, когда ты бросил трубку, да? – не могу удержаться от ехидства.

– Да, – спокойно кивает Марк.

– И хочешь верь, хочешь нет, но на следующий день я собиралась к тебе в гости, принудить к разговору.

– Охотно верю, – он соглашается, – тебя никогда не волновало, что девушки якобы так не поступают. Но вопрос, почему не дошла?

– О, это самое интересное. Ко мне пришел твой отец, – делаю театральную паузу.

– И показал мои фотографии с Жанной, верно? Это было бы логично.

– Ага, – киваю, – но если ты меня действительно хорошо изучил, ты должен был понять, что и это меня бы не остановило.

– Нет, – выдыхает Марк, – что еще сделал мой отец?

– Ну, он напоил меня лекарством, вызывающим выкидыш. Подсыпал в стакан с водой, дал, типа успокоить, поддержать, так сказать.

– И ты?

– И я выпила, – со стороны Марка слышится судорожный вздох. – К счастью, немного. Твой отец не стал контролировать прием, ушел. Я отвлеклась, мне стало плохо, пришла Маша и спасла нас.

В моем пересказе все звучит гораздо суше, чем все было на самом деле. Хотя внутри меня даже сейчас горит пожар из эмоций, но почему–то не получается выплеснуть его наружу.

– Ты попала в больницу, да? – тихо спрашивает Марк.

– Да, – киваю, – положили. И там же сообщили про подсыпанное лекарство. Как ты догадываешься, я была не в курсе, с чем именно пью воду. А в больнице врач сказала. Ругала сильно, у нее до меня была пациентка, выпившая полную дозировку, потому она и докопалась до истины. Решила, что я, как и та, решила самостоятельно стать небеременной. А я не хотела. Я хотела родного человека.

– Верю, – мою руку стискивает ладонь Марка, – я тебе верю, – мои губы трогает грустная улыбка. – Записка и твой побег, это ведь из–за отца? – я киваю. – Он тебя преследовал, угрожал? Хотел, – Золотарев делает паузу, подбирая слова, – закончить начатое?

– Ох, – тяжело вздыхаю, – на самом деле я думаю, он решил, что дело сделано. Я пугалась каждой тени, но встретила твоего отца лишь в день побега. Мне так страшно было, буквально паника накрывала. Да и сейчас, снова бывает, как с тобой повстречалась.

– Марина, – глухо произносит Марк и просто притягивает меня к себе.

30

На миг ощущаю себя, как когда–то очень давно, в прошлой жизни. И это кажется сейчас чем–то нереальным, мифической историей из страны сказочных грез для взрослых. Рядом Марк, он меня любит, бережет, заботится. Словно и не было этих лет в разлуке, словно мы и не расставались.

Представляю, каково было бы детям расти не только с матерью, но и с отцом. В этих грезах Марк обязательно представляется идеальным и любящим папой. Ходит по выходным в парк с детьми, покупает им мороженое, утешает, если кто–то из них упал и заплакал, учит читать и рисовать. В общем, крайне идеалистическая картина.

Естественно, я понимаю, что семей без ссор и проблем не бывает. Но ведь главное не их отсутствие, а как люди справляются. Кто–то сплачивается в момент большой проблемы, а кого–то навсегда разводит между собой незначительная ерунда.

Марк вдруг отстраняется, а я мгновенно чувствую холод на участках кожи, что только что касались Марка.

А на улице лето. Ну уж нет. Я не имею права растекаться лужицей из–за одного участливого объятия. Оно совершенно ничего не значит, не стоит обольщаться и рисовать себе в голове воздушные замки. Зла на себя не хватает. Ведь реально расчувствовалась, как распоследняя дурочка.

– Почему ты мне не рассказала про отца еще тогда? – спрашивает Золотарев, не подозревая какие мысли роятся в моей голове.

– У тебя была Жанна, – произношу прохладно и добавляю, пока он не успел возразить, – а у меня Дима, как нам обоим сообщили.

– Но все равно, – Марк качает головой, – вопрос–то серьезный.

– Именно что слишком серьезный, – в моем голосе становится еще больше холода, – я не могла его доверить тому, кто предал.

Лицо Марка на мгновение искажается болью.

– Ты ведь сейчас не про Жанну, да? – говорит он с грустной улыбкой. – Ты про то, что предпочел уйти, не разобравшись.

– Да, совершенно верно, – киваю.

В голосе сталь, а в душе снова скребутся кошки. Появляется дурацкое желание провести по некогда любимой скуле, спуститься ниже, очертить пальцами губы и…

И лучше закончить с этим. Меня ведет не туда. От того, что мы наконец поговорили, ровным счетом ничего не изменилось. И прошлое не перестало быть таким, какое оно есть. А ведь где–то существует Кира.

– Марина, – Марк врывается в мой очередной поток мыслей, – прости меня, – смотрю на него, не сразу понимая, о чем он. – Я знаю, одних слов недостаточно, – он вдруг опускается передо мной на колени и кладет руки на мои ноги. Подозрительно кошу глаза на эти его действия. – И никогда не будет достаточно. То, что сделала моя семья, – он качает головой, – этого не искупить. Но я прошу тебя, не отталкивай меня, позволь войти в вашу с детьми жизнь. Никаких моих родителей, только я. И никакой Киры, наверняка ты до сих пор считаешь, что она мне дорога, но это не так.

– Гхм, – произношу внезапно охрипшим голосом, – в качестве кого войти в нашу жизнь?

– В качестве отца, – говорит он, – и, – Марк на миг замолкает, – друга для тебя?

Друг. Угу.

Разумное предложение. Только почему вместо согласия мне хочется обрушить на Марка шквал из отрицательных эмоций?

31

– Хм, – отвечаю задумчиво, – ну давай попробуем.

– Отлично, – говорит вмиг просиявший Марк, – детки в саду до обеда? Я с тобой посижу, заберем их вместе.

– З–зачем вместе? – аж заикаюсь от удивления. – Давай обменяемся телефонами и спишемся как–нибудь, организуем встречу. Ой, номерами ведь уже обменялись.

– Какая организация, Марина! Я столько лет пропустил по вине, – начинает он и замолкает. – Не будем про вину. Она у всех есть.

– Особенно у предателей, да? – произношу зло.

Что вообще происходит? Я не обязана перед ним тут распинаться. Поговорили, выяснили все и разбежались восвояси!

– Да, особенно у предателей, – отвечает Марк с нечитаемым выражением лица. – В любом случае я проведу этот день с тобой, как бы ты не сопротивлялась.

– А работать тебе не надо? – прищуриваюсь, мечтая о сверхсиле замораживать раздражающих людей глазами.

– Нет, милая, – Золотарев широко улыбается, – не надо. Без меня справятся.

– Что, – притворно удивляюсь, – неужели даже Влад не прибежит с твоим телефоном просить позвонить Кире?

– Нет, – на эту мою фразу Марк мрачнеет–таки, – мобильник у меня с собой. Никто не знает, где я нахожусь.

На это я не придумываю, что еще сказать. В голове вертятся ехидные комментарии про Киру и старших Золотаревых, но стоит ли усугублять. У нас с новым «другом» и без того проблем полно.

Решаю сидеть молча, отвернувшись от Марка. Хочет находиться тут, пусть находится, я его развлекать не намерена. Но проходит буквально полчаса, и я первая не выдерживаю.

– Хватит на меня пялиться, – говорю строго Золотареву, поворачиваясь к нему.

– Я на тебя не смотрел, – отвечает он подчеркнуто равнодушно.

– Конечно, мне показалось, что вот–вот в моей спине появится дыра! – истерично восклицаю.

– Это невозможно физически, – следует прохладное от Марка.

– Так, – поднимаюсь на ноги, – с меня хватит. Я ухожу за детьми.

И буквально вбегаю в здание детского сада, оставив Золотарева на улице. Нечего ему идти за мной, столько времени скрывала нас, а тут за один день все карты наружу. Хотя бы группу детей оставить в тайне, хотя узнать ее ему и самому не составит труда при желании. Но все равно, хоть что-то, а то останется только Владислава Германовича сюда позвать.

– Здравствуйте, – приветствую нянечку, – мне бы Костика со Светой забрать. Извиняюсь, что не предупредила заранее.

– Эм, – женщина выгибает бровь, – ладно. Мы, правда, как раз гулять собирались. Света! Костя! Идите сюда, мама пришла.

– Спасибо вам большое, – киваю, притягивая удивленных детей к себе, – и до свидания.

– Завтра–то придете? – спрашивает нянечка.

– Завтра? – задумываюсь. – Должны.

Хотя кто знает. У нас тут каждые полчаса будущее меняется.

– Мама, мы даже не пообедали, – ворчит Света.

– А я сказал Илье, что обгоню его на улице, – недовольство выражает и Костик.

– Давайте без этого, мои дорогие, – разворачиваю детей к шкафчикам, – одевайтесь лучше. Если мама забирает, значит, у мамы есть на то причины.

– И какие? – кривится Костик.

– С отцом свои будете знакомиться, – отвечаю прямо без утайки.

– Настоящим? – испуганно спрашивает Света. – А если мы ему не понравимся, и он снова уйдет?

– Ты дура? Нам и без него хорошо, лучше пусть сам сразу уходит.

– Костик! Нельзя так грубо с сестрой.

– Как будто я не прав, – мой сын закатывает глаза, но дальше одевается молча.

Так мы и выходим спустя десять минут. Растерянная я, враждебно–настроенный Костик и заранее воздвигнувшая отца на пьедестал Света.

32

– А вот и мы, – восклицаю преувеличенно бодро. – Это Света, это Костя, он старше Светы на две минуты. И да, я помню, что в вашей семье любят выбирать более изощренные имена, но мне нравится мой выбор. Светлана и Константин, я считаю, достойно звучит.

– К–конечно, – заикается от моего напора Марк, – очень красивые имена. И ребята тоже красивые, ты молодец.

Смеряю Золотарева уничтожающим взглядом и продолжаю.

– А это, дети, Марк Золотарев. Ваш биологический отец.

– Как это биологический? – спрашивает моя дочь, до этого взиравшая на Золотарева крайне восхищенно.

– А это, Светочка, означает, что его материал попал в организм мамы, но сам Марк фактически не участвовал в вашей жизни.

– Материал? – кривится Светлана. – Ясно.

Я детям уже рассказывала о пестиках и тычинках, книжку специальную купила, вот только даже упрощенное описание для малышни их не вдохновило. Скорее, наоборот, отвратило от темы «откуда берутся дети».

– У нас с вами разная фамилия, – тем временем заявляет мой сын. – Может, вы ненастоящий отец?

Логика у моих детей есть. Хотя и своя особенная.

– Но отчество от него, мне мама говорила, что я Марковна, я еще с морковкой спутала, – влезает Света.

– Неудивительно, – авторитетно кивает Костик, – дурацкое имя.

– Константин! – восклицаю. – Давай будем немного вежливее.

– Что я сделаю с его именем, мама? Лучше бы ты другое отчество нам дала, – качает головой сын.

– Да, я теперь навсегда морковка, – соглашается Света, а из ее глаз уходят последние огоньки восхищения Марком.

Перевожу на него взгляд, если честно не слишком–то мне хочется прерывать рассуждения детей, новоявленному папаше и «другу» в одном лице не помешает осознать, что его не ждут с распростертыми объятиями. Но Марк удивляет. Всего на пару секунд меняется в лице, а потом справляется с собой, навешивая на лицо приветливое выражение.

– Как я с вами согласен, малышня, – качает он головой.

– Мы вам не малышня! – тут же возмущается Константин.

– Да! – вторит ему Света. – Нам в школу через год!

– Тогда действительно уже большие. Хм, – задумывается Марк, – имя вам мое не нравится, но, может, понравится купленное мной мороженое?

Дети вопросительно косятся на меня. Киваю им со вздохом. Время вспять не повернуть, бежать и прятаться поздно. В конце концов, мороженое будет есться при мне, да и Марк не его отец. Еще и от него бояться принимать что–либо, будет слишком. Хотя кто их, Золотаревых, знает на самом деле.

– Я мигом, – с облегчением произносит Золотарев и сбегает к ларьку.

А мы с детьми присаживаемся на уже ставшую мне родной лавочку.

К счастью, у меня хороший обзор на Марка, особенно на его руки. Зорко слежу за тем, чтобы упаковки мороженого не были чем–то случайно или намерено повреждены. Да, фобия у меня, но я считаю, имею право.

– Держите, – Марк протягивает нам троим по одинаковому пломбиру в стаканчике, оставляя один себе.

Подозрительно кошусь на упаковки, но все же решаю, что это уже клиника, и смело открываю свое.

– Я вообще–то люблю шоколадное, – тянет Костя.

– А я зеленое с фисташками либо фруктовое, но оно редко бывает, тетя Маша говорит, в этом городе такое не делают, – вторит ему Света.

Я уже открываю рот, чтобы напомнить детям о вежливости, но практически сразу захлопываю его. Пускай Марк проявляет отцовский талант. Может, быстрее сбежит от нас, сверкая пятками.

– Я могу купить другое, – произносит Золотарев, улыбаясь сквозь зубы, – но вы могли сразу сообщить мне свои предпочтения, чтобы я не покупал лишние порции.

– А у тебя денег мало, да? Ты поэтому только сейчас пришел знакомиться? – спрашивает Костя.

– Костик, нельзя так, – одергивает его Света, – мама говорит, нужно с уважением относиться к денежному положению людей.

Лицо Марка натурально вытягивается, а челюсть чуть не падает на грудь.

– А–хах, – не сдерживаю смех, – прости, но видел бы ты себя сейчас. И, котик, – поворачиваюсь к дочке, – лучше сказать не денежному, а финансовому.

– Да, точно, – кивает Света. – Но ты не переживай, – говорит она уже Марку, – мы не капризные, это съедим, спасибо. Ты прав, надо было сразу сказать про вкусы.

Дети окончательно перешли на ты с Марком. Сказано, они у меня компанейские.

– Да, – соглашается с сестрой Костя, – съедим. Мы знаем, что такое, когда надо экономить деньги, не волнуйся. Ты ведь не помогал маме, только тетя Маша с дядей Геной всегда рядом.

Лицо Марка приобретает зеленоватый оттенок. Н–да, этот день однозначно не будет скучным.

33

Удивительно, но через пару часов Марк адаптируется, подстраивается под моих детей. Смотрю на него с удивлением, честно, не ожидала. Я тут пребываю скорее в мыслях, что он передумает с нами общаться, а он нет.

– Ты решил их покатать на аттракционах за все предыдущие шесть лет? – спрашиваю с раздражением, начиная уставать от прогулки.

– Надо ведь как–то развлекать детей. Я бы вас свозил куда–нибудь еще, но нужно сначала детские кресла купить. Я ночью читал правила перевоза и заказал два онлайн, – отвечает Марк, безотрывно наблюдая за катающимися Костей и Светой.

– Серьезно? Ты читал? Вот сейчас удивил, – восклицаю едко.

– Не такой я безнадежный, как ты думаешь, – тут же огрызается Марк.

– Не твое дело, о чем я думаю, – не остаюсь я в долгу.

Наши глаза пересекаются, и мы оба замолкаем. Смотрим друг на друга и часто моргаем. Резко отвожу взгляд, этого еще не хватало. С «друзьями» дистанцию держат. Да и вообще, он первый день, как папа, если смотреть объективно, а я тут в гляделки играю с фактически давно ушедшим прошлым.

– Ругаемся, как супруги со стажем, да, – нарушает тишину Марк.

– Есть такое дело, – невольно соглашаюсь.

К счастью, от дальнейшего неудобного разговора нас спасают дети.

– Мама, так здорово!

– Ага, у нас этой карусели в городе нет!

– Рада, что вам понравилось, – сдержанно киваю.

– Можно нам еще куда–нибудь!

– Да, пожалуйста! Раз Марк так хочет нам понравится!

Кхм, все же мне стоит с ними быть построже.

– Хочу, – подтверждает Золотарев, ничуть не обидевшись, – но мама устала, значит, мы уходим.

– Мамочка, пожалуйста! Можно еще одну!

– Да, одну! Вон ту! – добавляет Костик. – И ту! – машет руками. – А то он завтра передумает с нами общаться.

Не успеваю ответить, как Марк берет все в свои руки.

– Так, детки, отстали от мамы, – произносит он строго, – мы уходим. Вы достаточно накатались, и маму нужно уважать. И нет, я не собираюсь завтра о вас забывать, но мне хочется нравиться не только вам, но и вашей матери.

На последней фразе мои брови стремятся вверх.

– Но тебе придется забыть, мы завтра будем в саду и сюда не придем, мама два дня подряд не разрешит отдыхать, – говорит Света.

– А жить с нами тебя не пустят. Да и не хотим мы, нам с мамой хорошо втроем, – добавляет Костя.

Невольно представляю, какого было бы жить вчетвером с Марком и тут же вздрагиваю. Ни к чему такие мысли, они к хорошему не приведут.

– Я верю, что вам и без меня неплохо, – произносит Золотарев с грустью в глазах, – но ведь мы можем попытаться друзьями? – снова он про дружбу, качаю головой и закатываю в раздражении глаза. – Пусть не завтра, но обязательно еще увидимся, – и такой щенячий посыл в мою сторону, словно только от меня зависит график встреч.

– Смотрю, друзей у тебя мало, со всеми дружить хочешь, – отвечаю прохладно. – Ладно, идемте, дети, погуляли, до дома добираться надо.

Разворачиваюсь, беру Свету с Костей за руки и веду на выход, не оборачиваясь.

– Вообще–то я вас не отпускал, – догоняет Марк.

– В смысле? – тут же вскидываюсь.

– В ресторан приглашаю, время обеда. Мороженое, это хорошо, но питательные вещества нужно получать и из других блюд, – невозмутимо говорит Золотарев. – Да и хочешь ты или нет, но я из вашей жизни не исчезну. Нам лучше по–хорошему контактировать.

– Угрожаешь? – щурю глаза от злости. – Гены твоего папеньки взыграли? Со своей Кирой контактируй!

– Нет, – Марк смеряет меня холодным взглядом, – гены не взыграли. Но то, что я пропустил столько лет жизни своих детей, есть и твоя заслуга, – открываю рот, чтобы разразиться уничижительной тирадой, но он не дает. – Я знаю, что сам виноват гораздо больше и не хочу ругаться, Марин, правда, – его взгляд смягчается. – Я просто хочу мира, хочу как–то разгрести весь этот кавардак, что произошел с нами, и научиться жить, оставив руины в прошлом. Хочу построить новое будущее. Причем без Киры. Далась она тебе, – он качает головой, – твою личную жизнь мы не обсуждаем.

– Наверное, потому что ее нет! И не было. Ни разу! – обжигаю Марка яростным взглядом. – Или ты полагаешь, что я мать-кукушка?!

– Нет, Мариночка, что ты, ни в коем случае, – идет на попятную Марк. ­– Давайте поедим в общем, – добавляет он и как бы невзначай кладет руку на мою поясницу.

Качаю головой, но ничего больше не говорю. Продолжим выяснять отношения – обязательно ляпну что–нибудь не предназначенное для детских ушей. Да и худой мир лучше доброй ссоры. Раз решили налаживать контакт, нужно шагать дальше.

34

– Ну и? Как все прошло? – спрашивает меня Маша на следующий день.

– В смысле? – пытаюсь уйти в несознанку. – Дети в саду сразу адаптировались.

– Марина! – всплескивает руками подруга. – Не притворяйся, что не понимаешь, о чем я. Костик со Светой уже рассказали, что познакомились с отцом.

– О, – делаю глоток из кружки кофе, – в таком случае ты в курсе всех событий.

– Марина, – Маша упирает руки в бока, – мне тебя к стулу привязать и пытать, пока не расколешься?!

– Хорошая идея, – киваю, но быстро добавляю, наблюдая, как изменяется лицо беременной подруги, – тшш! Шучу я. Просто не знаю, что тебе сказать, сложно все.

– Ты начни со своих чувств, – подсказывает Маша.

– С ними настоящая каша, – тяжело вздыхаю. – Представляешь, я захотела провести по его лицу пальцем, когда мы разговаривали, а то, как он ухаживал за мной в ресторане, и вовсе чуть не вызвало слезы. Но в другой момент захотелось его хорошенько стукнуть и исчезнуть с детьми в неизвестном направлении.

– Плохо, что он у тебя был и остался единственным, – качает головой подруга.

– Плохо, но ничего с этим резко не сделаешь. Думаю, дело даже не в мужском внимании, а в самой ситуации в целом. Он умудрился меня обвинить в том, что не знал о детях. В этот момент я хотела вцепится в его горло и вовсе не для того, чтобы нежно провести по нему рукой.

– Верю, – Маша накрывает мою руку своей, – искренне верю.

– Да, – киваю, – потом, правда, он пошел на попятную. Знаешь, мне показалось, ему также сложно, как и мне, если не больше. Дети весь день не жалели его, только, когда на аттракционах катались, тогда сменили гнев на милость. Но я быстро устала их ждать, а Марк решил проявить благородство и позаботится обо мне, сводив нас на обед.

– А Костик со Светой что?

– Ой, – качаю головой, – они бесподобны. Обожаю своих детей. Напомни об этом, когда я в очередной раз примусь их воспитывать, заставляя вести себя на людях скромнее. Иногда это самое скромнее ни к чему, лучше сразу и откровенно, с правдой–маткой.

– И на какой ноте вы расстались?

– Ох, – поднимаю верх брови, думая, как рассказать о том, что и сама не понимаю, – я бы сказала, на подвешенной. Он обещался звонить и на следующей неделе еще увидеться. Сегодня прислал сообщение, что–то вроде: «Доброе утро. Как ваши дела? Соскучился».

– О! Похоже на то, что он желает к тебе подкатить.

– Сомневаюсь, – морщусь, – он сказал, что хочет дружить! Вот так вот, Маша, еще одни друг у меня появился.

– Не может же он сразу сказать тебе: «Выходи за меня». Он начал издалека, – ведет плечом подруга.

– Или у них с Кирой серьезнее, чем он меня уверял, – делаю еще глоток кофе. Он почти остыл, но отвлекает от плохих мыслей.

– Ах да, какая–то Кира и ее брат. Прямо семейный подряд! – восклицает Маша. – Кстати, а что с его родителями?

– Я пока не хочу, чтобы они знали, – качаю головой, – Марк услышал мое желание. Правда, сказал, что поговорит с ними, они все равно приезжают, барбекю устраивают, – закатываю глаза, – но нас им показывать не собирается. Мне показалось, он в шоке от собственного отца, но как пройдет их разговор – не берусь судить. Ты помнишь, что бы не происходило, Марк все равно возвращался к своим родителям. Потому на выходных мы дома, будем мозолить вам с Геной глаза. В квартиру все еще не вариант переезжать.

– Да сидите, конечно, какая квартира! Дети хоть на воздухе побудут, – всплескивает руками Маша. – И воды отойдут у меня, за домом присмотрите. Гена будет со мной.

– Тебе еще две недели ходить, – отмахиваюсь от подруги, но уже на следующее утро понимаю, насколько я не права.

Маша с Геной уезжают в шесть утра, оставляя меня с Костей и Светой дома и наказав никуда не выходить. Я бы и сама не стала, не настолько я ненормальная, чтобы слоняться с детьми, когда в городе нежелательное лицо номер один – Владислав Германович.

День длится медленно, переживаю за подругу, хотя она в руках надежных врачей и любящего мужа, все равно мне тревожно. Наконец, мне поступает звонок, что на свет появилась еще одна девочка. И от сердца буквально отлегает.

– Гена с нами собирался остаться, у нас тут палата двухместная, – говорит Маша в трубку, – но тебе, наверное, некомфортно одной.

– Ты что! – перебиваю подругу. – Выкинь глупости из головы, я справлюсь. Запру все двери, на охранку поставлю, что с нами будет? Ерунду не городи, пусть счастливый отец побудет с вами, в прошлые разы ему не удавалось, я помню.

– Да, не удавалось, – подтверждает Маша, – ладно, спасибо, отдыхайте!

Кладу трубку и качаю головой. Все–таки слишком я много хлопот друзьям доставляю, надо самостоятельнее быть.

– Мама, идем играть во фрисби, – зовет меня Костик во двор, отвлекая от мук совести.

– Иду, милый.

Наша игра длится недолго, летающая тарелка отправляется прямиком на соседний участок.

– Ой, а она не должна сама возвращаться, да? – произношу растерянно.

– Мама, – качает головой Костик, – это же не бумеранг.