Дворецкий для попаданки

Глава 1. Я попала!

- Клаус! Клаус, ко мне!

Я всматривалась в кусты, но в их темноте мой чёрный лабрадор просто растворился, как будто его и не было. Ломиться через колючки не хотелось. Поэтому я бегала вокруг, трясла поводком, пищала игрушкой и кричала имя пса на все лады.

Где-то вдалеке залаяла басом крупная собака.

Клаус шуршал в кустах.

Вокруг больше не было никого. Только чёртовы кусты, шум с автодороги вдалеке и высокий женский голос по телефону из открытого окна ближайшей высотки.

- Клаус, - в отчаянье предупредила я. – Если я приду и тебя поймаю, мы тут же пойдём домой, так что лучше выходи сам!

В ответ мой очень хороший мальчик вдруг зарычал.

Страшно, угрожающе!

Клаус никогда в жизни не позволил бы себе рычать. Никогда!

Тут уж я, не раздумывая, бросилась в кусты. Приготовилась бить поводком и швыряться игрушкой. Колючки царапали кожу, но я уже их не чувствовала. Если кто-то напал на мою собаку… Ох я его!

Но за кустами никого не было. Клаус стоял, весь в перламутровом сиянии от огромной, просто гигантской раковины, стоявшей на попа у берёзы. Сзади, после чистого поля, бежала лента дороги. И больше никого.

- Что ты тут нашёл? – спросила я, удивлённая. Раковина была не та, что на кухне для мытья посуды, а двустворчатый моллюск. Ну, их ещё ловцы вытаскивают из моря, чтобы жемчуг найти. Только в этой никакого жемчуга не было. Только перламутровые изнутри створки. И сияние. Ослепляющее… Гипнотизирующее.

На него-то и смотрел Клаус, вытянувшись в струнку и даже лапу переднюю приподняв. Нюхал, нюхал. Я подошла к собаке, хотела прицепить поводок на ошейник, но Клаус отскочил ближе к раковине, чуть помахав хвостом. Всем своим видом собака говорила: не уйду отсюда, пока не обнюхаю это ранее не виданное чудо.

Мне тоже стало интересно. Кто и как сделал такую красотень, зачем притащил сюда, зачем оставил включённой?

Я протянула руку в направлении к раковине, но никакого особого тепла не ощутила. Светодиоды, наверное. Всё сияло так загадочно, так маняще. Вот и Клаус уже на расстоянии одного прыжка. Нет, надо его хватать и бежать домой, а вдруг радиация какая-нибудь?!

- Клаус, а кто хороший мальчик? Кто с мамой домой пойдёт? – дрожащим голосом спросила я собаку, которая не обращала на меня никакого внимания. И это само по себе было странным явлением. Клаус всегда бежал ко мне на «хорошего мальчика»!

Нет, это уже ни в какие ворота!

Рассердившись на собаку, я шагнула к нему, решительно держа открытый карабин поводка наизготовку, но, конечно же, споткнулась на кочке. Мячик выскользнул из рук и поскакал по неровной траве, отчаянно пища при каждом ударе о землю. Разумеется, прямо к раковине. Завис перед ней.

И мячик втянуло внутрь!

Клаус не выдержал и прыгнул. Как это – украли его любимый мячик!

Я, матерясь, прыгнула вслед.

А потом нас подхватило, закрутило, как на сумасшедшей карусели, в которой сломанный движок ускоряет верчение до космонавтских нагрузок, и я…

Вцепившись в ошейник Клауса, я завизжала и отключилась.

Сознание возвращалось по частям.

Сначала в черноту мозга приоткрыл дверцу слух. Робко вошёл. Равномерное гудение набата утихло, зато появился отрывистый шум, который я определила как голоса. Сначала это были просто «бу-бу-бу», а потом приблизились, и я различила слова:

- Кого ты притянул?

Женский голос – не слишком приятный. Не люблю, когда человек постоянно кричит, даже если говорит тихо.

Мужской ответил с некоторым почтением, но всё равно резко:

- Кто притянулся, того и взяли. Какая вам разница?

- Это тело… Просто фи! Придётся менять гардероб!

- Лучше поменять гардероб, чем…

- Ах, замолчите! Я плачу вам большие деньги и даже не уверена, что всё получится!

- Вы же видите, пока всё работает.

- Пока! Слушайте, а она нас видит? Слышит?

Нет, не вижу, но слышу. Э, я всё слышу! Что за…

Меня похитили? Вместе с собакой? Зачем?

Твою мать, на органы продадут?!

Я бы заорала, если бы могла. Но тело меня не слушалось. Как будто я существовала вне его – слепая и лишённая осязания. И где Клаус? Что вообще происходит?

Будь я в теле, закатила бы истерику, наверное. А так оставалось просто ждать. Чего-нибудь. Хоть чего.

И это что-то не замедлило случиться.

- В общем, действуйте, - велел женский голос. – Я готова.

- Прекрасно, миледи, - ответил мужской.

Э! Стоп! Я не готова! К чему мы там готовимся? У меня начнут почку вырезать? Я против, слышите?! Я категорически против!

Но кто бы меня послушал, если я даже сказать этого не могу.

В черноте сознания, или где там я плавала, нечто неуловимо изменилось. То ли разряды электрические, то ли мелкие мошки, которые начали меня кусать. Ну такое… Покусывать. Я бы отмахалась, но не могла. Я вообще ничего не могла – только беспомощно ругаться матом. В голове.

А потом…

Потом меня взорвали.

Нет, сначала я услышала мужской голос, тупо бормотавший что-то на непонятном языке. По плавности и по окончаниям я подумала, что это латынь, но слова были незнакомые. Однако звучало внушительно. То ли молитва, то ли…

Заклинание! Да-да, если бы профессор из самой знаменитой школы магии решил заняться придумыванием новых заклинаний, он говорил бы то же самое! Но бормотание длилось недолго. Меня тряхнуло раз, другой, и вдруг…

Вспышка!

Ещё одна!

И последняя.

И с этой последней вспышкой я умерла окончательно, с тоской подумав: я так и не узнаю, что случилось с Клаусом.

Но умереть мне всё же не удалось.

А когда мне везло? Никогда. Ни семьи, ни отличных подруг, с которыми можно распить бутылку вина на кухне, ни мужа с детьми. Ладно, вру. Мне повезло с Клаусом. А ещё говорят, что счастье нельзя купить за деньги…

Сначала ко мне снова вернулся слух. Шум. Деревья шумят. Ветер. Журчит вода. Какая вода, должна быть дорога! Мы же с Клаусом возле дороги гуляли…

Глава 2. Знакомство с поместьем

Я пошла за ней в малую столовую, по дороге рассматривая обстановку. Пить чай – это хорошо, это очень хорошо. За чаем можно подумать и упорядочить мысли.

Через анфиладу богато украшенных, но мало меблированных комнат мы попали в малую столовую. Там у окна стоял большой круглый стол с шестью стульями. Он был накрыт белоснежной скатертью, на которой уютно расположились две чашки с блюдцами, блюдо маленьких пирожных с кремом, заварной чайничек с курносым носом и большой металлический чайник, натёртый до блеска.

Я решила вести себя, как хозяйка, раз меня все считают графиней, и села на стул. Лили засуетилась, наливая в мою чашку чай, подкладывая странный коричневый сахар на блюдце, пироженку на тарелочку. Потом села напротив и озабоченным взглядом окинула посуду, сказала:

- Миледи, думаю, вам срочно необходимо нанять дворецкого. Приборы отвратительно грязны!

Я взяла в пальцы ложечку, повертела её и пожала плечами:

- Нормальные приборы.

- Вы сегодня необыкновенно добры, миледи. В другой день отчитали бы прислугу лично! – осторожно ответила Лили.

Я промолчала и принялась размешивать сахар в чае. Приборы грязные. Ну пусть чистят, что мне-то? Я тут (надеюсь) ненадолго! Надо нанять дворецкого – пусть нанимают. Так и сказала ей:

- Нужен дворецкий – найдите его.

Лили выпрямилась, хотя и так сидела прямо, произнесла строгим голосом:

- Миледи, мне очень дорого ваше доверие, но я не могу взять на себя подобную ответственность! Дворецкий должен быть выбран хозяином дома, но наш любимый господин граф почил так невовремя… Поэтому ответственность за выбор дворецкого лежит целиком и полностью на вас, миледи.

- О господи, - пробормотала я. – Ну хорошо, без проблем, давайте кандидатуры, и я выберу.

Лили обрадовалась. Она прямо расцвела на глазах, засияла, с удовольствием отпила маленький глоточек чая и сказала тоном полностью довольного человека:

- Я тотчас же напишу всем кандидатам и попрошу их явиться в ближайшее время в замок.

- И когда это ближайшее время?

- Думаю, пару дней будет достаточно, чтобы прибыть в Уирчистер из любого места Англикерии.

Превосходно. У меня есть два дня. Надо привыкнуть к этому дому, к этой эпохе, узнать всё, что мне будет нужно, и постараться вернуться домой. Желательно в том виде, в котором я оттуда попала сюда.

Чай как-то очень быстро закончился, и я пожалела об этом. Был он действительно неплох — совсем не из пакетиков. Лили ждала, что я чем-то обозначу момент окончания ланча, но я молчала, вертя в пальцах накрахмаленную салфетку. Тогда девушка жизнерадостно вздохнула и спросила:

— Быть может, миледи желает переодеться в домашнее платье?

— Да-да, — рассеянно ответила я. Домашнее платье… Халатик, что ли? Викторианская Англия, на которую похожа эта самая Англикерия, носила ли домашние халатики? Или мне действительно надо сменить платье?

Как всё это суетливо…

Со двора послышался громкий требовательный лай. Я встрепенулась. Боже, я забыла Клауса снаружи!

Вскочив, потребовала:

— Лили, впустите собаку в дом!

Она показалась мне оскорблённой:

— Но, миледи! Ведь вы же сами… Вы же не хотели… Ведь пёс перебьёт посуду и попортит мебель!

— Глупости, Клаус отлично воспитан и, к тому же, не может жить на улице!

— Миледи, но грязные лапы…

— Дайте мне полотенце, и я сама их ему вытру!

— Как можно, как можно? — снова, как на лужайке, запричитала Лили. — Я велю устроить собаке будку близ конюшни!

Я хотела было вызвериться на неё, но потом подумала: чего с ней зря болтать? Я же могу сама сходить, открыть дверь и впустить моего лабрадора в наш новый временный дом!

Когда я направилась к выходу, то в зеркало над камином увидела вытянувшееся от удивления лицо камеристки. Что, не ожидала? А вот накоси выкуси.

Клаус торчал на лужайке, лая в воздух. Он всегда так выражал своё неодобрение, но иногда я не могла понять, что именно не нравится псу. Теперь же я прекрасно его понимала. Украли хозяйку, бросили одного, ни в мячик поиграть, ни подстилки любимой… Я позвала его громко, очень стараясь не визжать:

— Клаус! Ко мне!

Лабрадор сорвался с места и бросился к крыльцу, но не налетел на меня, как обычно делал это — со всей дури, виляя даже не хвостом, а всем телом — а остановился как вкопанный в метрах двух. Снова принялся нюхать воздух в моём направлении. Я поджала губы, прищурилась. Надо дать ему понять, что это именно я, а не другая тётка, пусть даже пахну и выгляжу совсем не так, как обычно.

Присела на корточки — едва, ибо сразу сдавило в талии, раскинула руки и сказала вредным тоном:

— А кто у нас тут дурик на всю голову стукнутый? Кто у нас хозяйку не узнаёт? Кто хочет кушать? Клаус! Кушать? Кушать, да?

При знакомых словах «дурик» и «кушать» пёс завилял хвостом. В глазах Клауса я увидела некоторое недоверие, но хвост говорил: «Да, да, дурик хочет кушать!» Но в эту ловушку он не попался, потому что с самого первого дня получал еду исключительно за работу. Кто-то другой мог этого не знать, но не я. Поэтому, поднявшись, тётка с лицом чужой и запахом чужой сказала псу чужим голосом:

— Клаус, сидеть.

Толстый зад лабрадора дёрнулся, помедлил, но всё же аккуратно опустился на траву лужайки. Я возликовала. Ура! Работает! И тут же сказала строго, подтвердив команду жестом:

— Лежать.

Не сводя с меня красивых карих глаз, Клаус лёг. Его хвост легонечко покачивался из стороны в сторону. В моей груди царило полное и бесповоротное «ми-ми-ми», я удержалась от радостных слёз только огромным усилием воли. Чтобы закрепить успех, дала последнюю команду:

— Спать!

Эта команда давалась Клаусу труднее всех остальных, потому что требовала полной неподвижности — в том числе и хвоста. Но он покороно положил голову на вытянутые передние лапы и закрыл глаза.

Мой хороший мальчик! Мой лапушка! Даже если он меня не узнал, решил, что я своя, и можно меня слушаться!

Глава 3. Найти вора

— О май год, май год!

Голос Лили привёл меня в себя. Какая жалость, что меня, то есть, вдовствующую графиню, обокрали! Хотелось очень посмотреть на драгоценности, на артефакты… А теперь фиг мне. Но надо, наверное, что-то делать?

Я оглянулась на Лили, которая то белела, то краснела, а потом пошла пятнами. Спросила у неё:

— Надо вызвать полицию? И это… Где-то есть список того, что хранилось в сейфе?

— О, миледи… Да, конечно, в кабинете хранится реестр коллекций! Но полиция… Быть может…

— Что? Полиция должна найти вора!

— Но господин граф… Ведь он умер так внезапно!

— И что? — нетерпеливо повторила я. — Люди умирают, это часть жизни. Или…

Я прищурилась и спросила с нажимом:

— Или он умер не своей смертью?

Лили огляделась и шёпотом ответила:

— Миледи, я, конечно, вас не выдам, но полиция может начать задавать неудобные вопросы!

— Какие вопросы, Лили? Вы что, с ума сошли?

Я даже вскипела внутри. Что она себе позволяет? Намекает, что я отравила этого графа? Ну, то есть, не я, конечно, а та, которой принадлежало это тело раньше! Вообще, эта бэушность слегка угнетает. Мало ли, чем леди Маргарет занималась раньше, а мне теперь расхлёбывать…

— Реестр! — рявкнула я, стараясь успокоиться. Ладно, не будем паниковать раньше времени. Может, ещё и обойдётся.

Лили метнулась к столу, зашваркала ящиками, потом выхватила кожаную папку, закрытую на причудливый крохотный замочек:

— Прошу, миледи! Здесь все сведенья о коллекциях и акты освидетельствования экспертами!

— Благодарю, — сухо ответила я и открыла незапертую папку. — А теперь пойдите и вызовите полицию. Как там у вас это делается…

Лили коротко присела и вышла, решив, наверное, больше не спорить.

Первая бумага в папке была с красивым вензелем наверху страницы. В нём переплетались латинские буквы Б, Л и А. Видимо, это вензель графа Берти. Дата — 20 марта 10285 года.

Шта?

Я ещё раз вгляделась в цифры, пытаясь понять — это я плохо вижу или писавший был пьян. Но нет, всё было правильно. Десять тысяч двести восемьдесят пятый год.

С ума сойти, и правда что… Десять тысяч лет! Летоисчисление, конечно, тут фривольное. Но ладно, если вспомнить, что по славянскому календарю в моём мире примерно семитысячный год… Читаем дальше.

Список артефактов, так и написано, ей-богу! Принадлежит его светлости лорду Берти под попечением её светлости леди Маргарет Берти. Под номером первым — янтарь с вкраплением гематита весом в пол-паунда для лечения болезней крови женского характера. Оценивается в сто фунтов. Под номером вторым — красный агат весом в три онции для лечения бессонницы, порчи и фобий. Оценивается в тридцать фунтов…

О, а вот и гагаты! Брошь в виде змеиной головы за пятьсот фунтов и браслет из двенадцати бусин, перемежающихся оными же из гематита. Оправа из серебра работы мастера с неразборчивой фамилией. А стоит этот комплект ни много ни мало восемьсот фунтов.

Интересно, во сколько оценивается всё состояние почившего графа Берти?

И кто его унаследует?

Вопрос о том, каким образом я понимаю всё, что написано на этом птичьем языке с закорючками и загогулинами, решила не рассматривать. Память тела — отличная штука, оказывается.

Реестр надо пока отложить в сторону. Мне очень интересны бумаги о владениях графа и его завещание. А вот внимание Лили привлекать не стоит… Пока она ходит где-то там, я пороюсь в ящиках.

Обыск ящиков дал потрясающий результат.

Я нашла папочки, в которых были аккуратно сложены документы на владение землями и домами. Видимо, Уирчистер был основным жильём графа, потому что он хранил тут всё самое важное. А земель у нас оказалось немало. Навскидку — полмиллиона гектаров…

Я попыталась представить себе гектар.

Футбольное поле?

Пятнадцать с половиной стандартных дачных участков, если я не забыла математику?

А как представить пятьсот гектаров? А пятьсот тысяч?

Я села на кресло, аккуратно сложив стопочку бумаг в папке. С ума сойти, я богатая женщина, однако… Ну, граф-то умер, я наследница. Или в викторианской Англии женщина не могла наследовать? Нет, вроде могла… Там ещё было такое понятие, как майорат. С этим надо хорошенько разобраться.

Но спрашивать у Лили я не буду.

А у кого ещё спросить — не знаю.

Наверное, придётся искать книги, в которых должна быть описана система наследования. Очень, знаете ли, хочется знать, на каком положении я тут живу.

Задумчиво глянув в окно, я подскочила и взвизгнула от неожиданности и страха. Из-за стекла на меня смотрела лохматая чумазая морда — в лучших традициях рассказов о Шерлоке Холмсе! Но, стоило мне издать звук, как морда тут же исчезла.

Я стояла возле стола, не зная, что мне делать, а тут ещё снизу раздался звонок колокольчика — громкий, звонкий. Вслед за ним — радостный лай Клауса. Конечно, он всегда раз звонку в дверь — это же гости, доставка, соседи, можно облизать и обнюхать! Надо спуститься и велеть ему прекратить лаять.

Но смею ли я?

Или Лили Брайтон сочтёт это ещё одной сумасшедшей выходкой графини? А не наплевать ли мне на Лили Брайтон? !

Я двинулась к двери кабинета, оглянувшись на окно. Но мерзкой рожи не было. Видно, воришка хотел забраться по виноградной лозе, оплетавшей стену, и украсть то, что ещё не успел… Нет, абсолютно точно надо заявить и о нём в полицию!

Когда я вышла из кабинета, Лили как раз бежала, запыхавшись, вверх по ступенькам. Увидев меня, она присела в книксене и сказала, хватая воздух ртом:

— Миледи, я послала мальчишку с конюшни за полицией, а ещё, миледи, произошёл странный случай! Представляете, миледи, я ещё не успела написать объявление — а к нам в дверь уже позвонил соискатель на должность дворецкого!

— Да вы что? — вежливо удивилась я. — Ну так пойдёмте посмотрим.

— Вам не кажется это немного… подозрительным?

Глава 4. Учу и ищу

Распустив прислугу, я растерянно оглядела малую гостиную. Без Лили я была как без рук. Да, она суетливая и излишне заботливая, но что мне теперь делать? Я же не настоящая графиня, несмотря на память тела. Мозги-то у меня остались свои собственные!

Я прошлась по комнате, чувствуя, как Клаус следует за мной по пятам, поправила занавеску на окне — сделала красивую складку.

Что делать?

Что делать, что делать! Надо набираться знаний о мире.

А где это можно сделать за невозможностью поговорить с кем-то из автохтонов? Конечно, в библиотеке!

Сидеть на попе ровно и ждать подарка судьбы я никогда не любила. А ещё страдала не в меру излишним любопытством, что в моей профессии, конечно, очень хорошо, а по жизни не то чтобы плохо, но неудобно.

А ещё я плохо умела держать язык за зубами. Поэтому, когда вошла из малой гостиной в большую комнату, а за ней в нечто подобное второму кабинету с секретером и книжными шкафами и увидела нового дворецкого, методично обследующего ящички упомянутого секретера, то сразу ляпнула:

— Нокс, а что вы тут делаете?

Он потерял самообладание всего лишь на долю секунды, и я поняла это по напрягшимся плечам. Но, когда Нокс повернулся лицом ко мне, выглядел он, как раньше — невозмутимым и чопорным. Ответил медленно и солидно:

— Я проверяю, как слуги делают свою работу, миледи. А вы что подумали?

— А я подумала, что вы роетесь в секретере, — сказала небрежно. Нокс выпрямился, вздёрнул подбородок, хотя вид его остался почтительным. Ответил:

— Что вы, миледи, я просто заметил, что тут пыль не вытерта, а ещё свечной воск на столешнице! Его нужно немедленно убрать, иначе он испортит великолепное лаковое покрытие этого уникального предмета меблировки девятьсот пятидесятого века!

— Какого века? — вдруг растерялась я, а потом вспомнила, что на дворе 10285 год или где-то в этом районе. Пробормотала: — А, ну да, ну да, конечно…

— Кроме всего прочего, миледи, я был бы вам весьма признателен, если бы вы добавляли к моей фамилии слово «мистер».

И Нокс поклонился мне, хотя и выглядело это как издёвка. Вот как даже? Мне срочно нужен путеводитель по этикету этого мира!

— Хорошо, мистер Нокс, — ответила я ему в том же тоне, чему он безумно удивился. — Прошу оставить меня одну.

Видимо, из меня получилась отличная графиня, потому что Нокс с поклоном удалился, практически пятясь.

А я подошла к секретеру. Тело моё отозвалось каким-то любовным экстазом, которого я не ощутила ни в кабинете, ни в спальне. Значит, я люблю этот кусок мебели. Или то занятие, которое мне по душе, когда я сижу за ним.

Отодвинув стул, села.

Закрыла глаза.

Позволила телу расслабиться и делать то, что оно привыкло.

И через две минуты обнаружила в пальцах стопку писем.

От Мортимера Бейгли, эсквайра.

Как интересно!

Я развернула первое письмо — надушенный цветочным парфюмом квадратик жёлтой бумаги, очень дрянной по виду — и прочитала: «Дорогая моя! Моя сладкая булочка, мой нежный сливочный крем, моя вишенка на навершии пирожного! Пишу вам снова, ибо не могу дождаться того момента, когда снова увижу вас хотя бы издали! Ваши глаза, ваш взгляд — моя отрада. Каждый вечер я засыпаю один в холодной постели с мыслями о вас, просыпаюсь утром с мыслями о вас!»

Брезгливо отбросив письмо, я скривилась. Вот же сука, это графиня! Замужняя женщина, а туда же! Путается с каким-то Мортимером Бейгли, эсквайром!

Аккуратно, двумя пальчиками, я снова взяла письмо, сложила его, как было, и даже прилепила на место оторванную сургучную печать с оттиском герба. Сунула всю пачку обратно в секретер.

Интересно, каким был муж тела, в котором я нахожусь? Красивым или безобразным? Старым, молодым? Наверное, где-то в доме висят его портреты… Надо найти и посмотреть. А ещё как-то узнать, кто это эсквайр Бейгли.

Но сначала…

Я встала и оглядела книжные полки. Томиков было немного, в основном, дамские романы про рыцарей и прекрасных загадочных леди. С удивлением и удовольствием я нашла роман «Мэри Бэйр» и, полистав, убедилась, что это именно та книга, о которой я подумала. Но искала я совсем другое. Чтобы найти нужную книгу, понадобилось почти полчаса. И вот я держу в руках «Настольную книгу юной леди» — настоящее пособие для начинающих хозяек! Беглым взглядом просмотрела содержание. Как содержать большой дом, как высчитать жалование слуг, как обращаться с горничной, как воспитать детей в страхе и смирении, как угодить мужу…

Домострой, ясное дело, но, думаю, кое-что из исторических деталей мне пригодится!

Но не могла же я дефилировать по дому с этой книгой в руках…

Решение нашлось быстро. Я замаскировала «Настольную книгу» между томиком «Мэри Бэйр» и сборником стихов Уинстона Текльбери, сделала приятное лицо и вышла из комнаты через анфиладу гостино-столовых к холлу. К счастью, никто из прислуги мне не встретился, и я безнаказанно протащила пособие для молодых хозяек в свою спальню.

Клаус, который теперь следовал за мной по пятам, сделал правильный выбор: сразу же вскочил на кровать, разлёгся на ней во всю ширь своих сорока пяти килограммов и вытянул морду. Собачья звезда! А вот я решила присесть на подушки, разложенные по широченному подоконнику. На таком читала маленькая Джейн Эйр. Села я с удовольствием и даже книгу раскрыла, а потом подумала, что послеобеденного чая было недостаточно. Я съела всего одну пироженку…

На столике возле кровати стоял колокольчик. Ей-богу, позолоченный колокольчик с фарфоровой ручкой и милым вышитым бантиком! Я взяла его в руку, и он звякнул звонко и требовательно. Я даже испугалась в первый момент, но потом фыркнула сама себе и позвонила, как первоклашка на первое сентября.

Ничего не произошло.

Я пожала плечами и вернулась на подоконник. Эх, была бы тут Лили, я бы послала её за чаем, а так… Придётся обойтись.

Открыв книгу, я углубилась в чтение. Первая же фраза рассмешила: «Главная задача любой леди — сделать всех в доме счастливыми!» Вторая фраза заставила шлёпнуть ладонью по лбу: «Предназначение женщины — это служить своему мужу и своим детям, отказывая себе во всём, в чём нет необходимости, а главное — быть хранительницей домашнего очага, доброй, ласковой и податливой с мужем, строгой с детьми и слугами».

Глава 5. Убийца дворецкий?

Вещи Берты исчезли вместе с ней.

На чердачном третьем этаже в каморке старшей горничной стояли кровать и шкаф, а также столик для умывания. Но шкаф был пуст. Не было и сундучка, который, как сказала экономка, Берта принесла с собой, когда устроилась в Уирчистер-холл. Остались только паутина по углам да огарки свечей, прилепленные к столешнице.

Даже если до этого момента меня грыз червячок сомнений — не убирается ли Берта в каких-нибудь дальних комнатах, теперь стало ясно, что старшая горничная сделала ноги. И этот факт только подтвердил её вину. Вместе с Фалкинсом или без него, Берта украла драгоценности и артефакты.

— Как же теперь мы пустим собаку по следу? — озадачился Нокс. Я поджала губы и откинула лоскутное одеяло, покрывавшее кровать Берты. Постель она не меняла. Значит, простыни пропахли этой воровкой. Я схватила подушку и сказала Клаусу, который уже сунулся мокрым носом во все углы:

— Клаус, нюхай!

«Нюхай» и «ищи» — две любимые команды Клауса, конечно, после «ешь». Когда он был моложе и бестолковее, услышав приказ нюхать, начинал обнюхивать всё подряд. Это было смешно, но контрпродуктивно. И я принялась всерьёз учить его поиску.

Зато теперь мой хороший мальчик деловито прижал нос к подушке и несколько раз шумно вдохнул. А я сказала:

— Ищи!

Клаус завилял хвостом и бросился вон из комнаты с низко опущенной головой. Мы, толкаясь в дверях, ломанулись за ним. Нокс опомнился и галантно пропустил меня вперёд, и я подобрала юбку, чтобы не скатиться по ступенькам вниз головой, наступив на подол.

Лабрадора мы нашли на втором этаже. Он искал, мечась то в одну сторону галереи, то в другую. Ясно, что следы Берты повсюду. Я переживала, сможет ли Клаус найти свежий след, свежайший, но переживала напрасно. С вдохновлённой мордой мой прекрасный пёс определился с направлением и сбежал на первый этаж. Через холл не пошёл, а сел перед закрытой дверью — маленькой, незаметной, чуть ли не в половину человеческого роста.

Нокс подёргал за ручку, но дверь оказалась запертой. Дворецкий осмотрел замок, затем начал невозмутимо перебирать ключи, висевшие на связке, которую он выудил из-за пояса. Мы с Клаусом нетерпеливо перебирали ногами и лапами. Однако в этом мире в эту эпоху спешка была нужна только при ловле блох. Нокс наконец нашёл подходящий ключ и отпер дверь. Когда открыл её, на нас пахнуло сыростью и затхлым подвалом. Но в подвал дверь не вела.

— Свечу! — бросил Нокс горничной, и та метнулась в холл, притащила горящую свечу в латунном подсвечнике. — Подождите меня здесь, миледи, не стоит вам…

— Стоит, — решительно сказала я и двинулась за ним в каменный коридор. Клаус уже скрылся за пределами круга света, который давала одинокая свеча, и я слышала только глухой топоток его лап по полу, выложенному старинной плиткой.

Мне стало не по себе. А вдруг тут привидения? Ведь это всё же классическое английское поместье, даже если тут не настоящая Англия! А в старинных домах всегда водятся призраки, гремящие цепью по ночам!

Громкий лай Клауса, его визг и скулёж напугали меня. Оттолкнув Нокса с дороги, я бросилась вперёд, в темноту коридора…

И наткнулась на какое-то препятствие. Сама завизжала, но меня тут же схватили за плечи сзади, прошептали горячо:

— Леди Маргарет, тише!

Нокс!

Я тут же замолчала, закрыв рот ладонью. Дворецкий ощупал невидимое препятствие и фыркнул себе под нос:

— Неумно, очень неумно!

— Что это? — спросила шёпотом, отняв руку. Нокс оглянулся на меня с улыбкой:

— А вы не знаете, миледи?

— Понятия не имею, — сказала я и испугалась. А вдруг это что-то страшное? Нокс хмыкнул и вытащил из кармана маленький голыш размером с рубль, ткнул камешком в барьер, отделявший нас от Клауса, который был в конце коридора. Я ждала, что проход освободится, что пелена спадёт и я смогу идти дальше. Но не ожидала, что всё случится так странно.

Невидимая преграда вдруг стала видимой — как будто сетка рыболовная появилась из ниоткуда. И эта сетка набросилась на Нокса, обхватила его со всех сторон и начала кутать, как в кокон. Я воскликнула:

— Вам нужна помощь?

— Нет, идите дальше, миледи, я справлюсь! — абсолютно спокойным голосом ответил Нокс.

Ну, ладно, раз справится… Надо бежать на помощь Клаусу!

Я подхватила свечу и бросилась в темноту коридора, выхватывая светлым кругом то пол, то стены. Крикнула:

— Клаус!

Но пёс молчал.

А коридор всё не заканчивался!

И Нокс пыхтел сзади слишком отчаянно…

А у меня только свечка в руке. Правда, подсвечник тяжёлый, но я слабая женщина! А там, впереди, неизвестно кто. Или что…

О том, как невидимую преграду можно открыть простым камешком, я подумаю после. Когда спасу Клауса.

В конце коридора оказалась маленькая комната без окон и с одной дверью. В комнате лежал чёрной грудой мой бедный Клаус, из пасти которого торчал клочок ткани, а рядом с собакой лежало тело женщины средних лет. Той самой, которую звали Берта.

И из её груди торчал нож.

Я бросилась к Берте, упала на колени перед ней и попыталась нащупать жилку на шее. Пульс был! Живая! Да, она дышит — рвано, хрипло, но дышит. Надо врача… Скорую… Господи, какую скорую?! Я и забыла на несколько секунд, где я и в чьём теле!

— Берта, Берта! — я встряхнула её осторожно, и женщина открыла глаза. Схватилась за мою руку, слабо стиснула запястье:

— Гад, гад…

— Кто? Фалкинс?

— Гад… мой муж!

— Это он вас ножом?

— Да…

— Где он? Куда убежал?

Она мотнула головой, закашлялась, заскребла пальцами по груди:

— Уберите это… Уберите!

— Нельзя вытаскивать нож, нельзя, — я попыталась помешать Берте, но женщина с хриплым стоном вцепилась в рукоять ножа и вырвала его из груди.

Я отшатнулась, потом принялась зажимать рану ладонями, надавливая, как нас учили на курсах спасателей, но было поздно. Меня обдало фонтаном крови, а Берта обмякла, выдохнула и, дёрнувшись несколько раз, умерла.

Глава 6. Под подозрением

Спустившись по лестнице в холл, Нокс степенно прошествовал к входной двери. Я держалась на расстоянии, повторяя про себя: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо». Это такая мантра. Если её повторять постоянно, то, наверное, когда-нибудь хорошо всё и будет. Но это не точно.

За дверью томился жизнерадостный Лейстрейд. Увидев Нокса, он заговорил:

— Прибыл по вызову леди Маргарет, что у вас произошло?

С ним снова вошёл констебль, невозмутимо пялясь перед собой. Нокс ответил сдержанно:

— Дело в том, что я, согласно должности, обследуя различные помещения поместья, обнаружил бездыханное тело старшей горничной. Рядом с ней обнаружил нож, которым её зарезали.

Обернувшись ко мне, мимолётным взглядом попросил подтверждения. Я кивнула с чувством собственного достоинства:

— Да, разберитесь, пожалуйста, инспектор!

Благодарность к Ноксу душила изнутри. Надо выписать ему премию… Или как там это делается в данный момент Викторианской эпохи? Ладно, вот Лили вернётся из тюрьмы, у неё спрошу. Нет, не спрошу, а то она опять начнёт смотреть косо. Лучше прочитаю пособие для юной хозяйки. Там наверняка есть про поощрение слуг…

Лейстрейд потёр лапки и с довольным видом кивнул Ноксу:

— Что ж, проводите меня к месту, любезный, — а потом велел констеблю: — Перкинс, зови Эммера, понесёте тело в экипаж!

Констебль отсалютовал и скрылся за дверью. А Нокс повёл инспектора в коридор под лестницей. Я же огляделась и поманила пальцем спрятавшуюся за портьерой входа в столовую горничную Лизбет. Она смущённо присела в книксене и подошла. Я спросила:

— Лизбет, вы знали, что Берта замужем?

— Нет, миледи, — она округлила глаза, и я поняла: не врёт. Наморщила лоб. Спросила:

— А где вторая горничная… Как её зовут?

— Энни? Я сейчас её позову, миледи!

— Зови.

Запахнув халат поплотнее, я проследила за Лизбет, которая юркнула в дверь и убежала куда-то. Снова вернулся озноб. Господи, как я могла вляпаться в такую историю?! Убийство, кража, чужое тело, какие-то чужие люди… И Клауса моего усыпили, а я даже не знаю, проснётся он или нет…

Поёжилась. Всё из-за раковины этой идиотской, куда засосало мячик. Если бы не это, никогда бы мы сюда не попали… Какой-то странный портал — раковина. Почему? Не было ничего другого под рукой?

Кто были эти люди, чьи голоса я слышала в забытье, когда провалилась в раковину вслед за Клаусом?

Зачем меня засунули в это тело? И где теперь настоящая его хозяйка?

Одни вопросы без ответов…

Я думала, что быстро пойму, но пока ничего путного не вырисовывалось. Чужой мир, чужие люди вокруг, чужая эпоха. И я — игрушка в руках кукольника, который хочет, чтобы я делала то, что ему надо.

А вот фигу.

Я буду делать то, что сама захочу. Сломаю матрицу, сделаю так, чтобы кукольник разозлился и отправил меня обратно!

Если, конечно, ему не проще будет меня убить…

Нет, не думаю. Всё же процесс переноса сознание в другое тело должен быть слишком сложным, чтобы разбрасываться попаданками направо и налево. Я им, этим кукольникам, нужна живая и здоровая. Впрочем, исключать нельзя ни одной версии. Пока.

Вернулась Лизбет, подталкивая перед собой другую младшую горничную — чуть постарше и чуть потолще. Энни была некрасивой и негармоничной. У неё на лице сидел большой мясистый нос, а губы под ним то и дело сжимались в тонкую полоску. Румянец на щеках выдавал в девушке деревенскую жительницу, обветренные красные руки подтверждали этот факт. Энни присела неуклюже, а Лизбет сказала:

— Вот, миледи, привела.

— Энни, скажите мне, пожалуйста, вы знали, что Берта была замужем?

Девушка наморщила лоб, отчего её брови сошлись на переносице, и выпятила нижнюю губу. Ответила грубоватым голосом:

— Точно чтоб — не знаю. А вот однажды Берта обмолвилась, что муж-пьяница лучше, чем муж-картёжник, да что она не понаслышке знает об этом. Значит, уж точно была замужем, и муж её проматывал деньги в карты.

Логично.

Я кивнула ей, сказала:

— Спасибо. Можете идти обе.

Лизбет помялась и спросила:

— Миледи, простите, пока нет мисс Брайтон, быть может, я могу вам помочь?

— В чём? — удивилась я. Поквохтать и посуетиться надо мной?

— Ну как же, снять корсет, расчесать волосы… Я умею, вы не сомневайтесь!

— Корсет, — пробормотала я. — Да, корсет… Конечно, да, помогите мне, Лизбет.

— С удовольствием, — просияла она. — Миледи позвонит, и я прибегу тотчас!

— Хорошо, хорошо, идите, — криво улыбнулась я.

Корсет! Как я могла забыть об этом орудии пыток? Да и не чувствовала совсем на себе. Но это от памяти тела, оно-то привыкло с детства к корсету, поэтому теперь… А что теперь? А теперь я, свободная женщина, отказываюсь носить корсет.

Вот так вот.

С завтрашнего дня займусь шитьём. Сошью себе трусы и лифчик, потому что ходить в панталонах с разрезом на попе мне совсем не нравится.

А между тем вернулись Лейстрейд с Ноксом, причём инспектор снова с довольным видом потирал руки и приговаривал:

— Так-так… Всё понятно, всё понятно!

Я глянула на Нокса. Он закатил глаза. Стало понятно, что понятно Лестрейду.

— Вы знаете, кто убил мою бедную горничную? — спросила я дрожащим голосом. Лейстрейд подбоченился и выдал:

— Разумеется, леди Маргарет, место преступления для меня — открытая книга, которую я прочитал без труда. Берта Эванс украла драгоценности и решила скрыться с ними через потайной ход, а на выходе её ждал бандит, рожу которого вы изволили видеть в окне! Он ударил женщину ножом и выхватил сумку с краденым, после чего скрылся. А Берта Эванс упала обратно в потайной ход и умерла от потери крови.

— И кто же этот бандит? — спросила я, удивлённая такими выводами. Инспектор слегка замялся, но вполне жизнерадостно продолжил:

— Я телеграфирую в Ландрен коллегам из Айриш-Ярда, они начнут шерстить продавцов артефактов и ломбарды, так что мы очень быстро схватим этого выродка, поверьте моему опыту, леди Маргарет!

Глава 7. Убийца графиня?

Сказать, что я была ошеломлена, — значит, скромно промолчать. Я просто обалдела от такого заявления. Стояла с минуту и смотрела на полицейских, пытаясь осознать.

Они хотят меня закрыть за то, что графиня прикончила своего мужа? Она взяла моё тело, запихнула меня в своё, а мне теперь отбывать пожизненное за неё?!

— Вот сволочь, — тихо сказала я.

— Простите? — не понял полицейский чин. Я нахмурилась:

— Неважно. Я не убивала графа! Мужа. Я его… любила!

А вдруг прокатит?

Один из полицейских хмыкнул, второй откашлялся в кулак. Потом сказал:

— У нас есть документ, подписанный шефом Айриш-Ярда, на ваш арест, леди Маргарет. Мы должны доставить вас в Ландрен.

— Во-первых, — нервно ответила я, — вину доказывает следствие, а наказание даёт суд. Насколько я понимаю, ни того, ни другого ещё не было. Значит, оснований для ареста у вас нет.

Они переглянулись. Я продолжила:

— Я подпишу бумагу о невыезде. То есть, о том, что я не покину Уирчестер-холл и не скроюсь. Но с вами я не поеду, у вас нет оснований для моего задержания!

Полицейские опять переглянулись. И тут неожиданно вступил Нокс:

— С вашего позволения, вы говорите с леди Берти, урождённой виконтессой Монгомери! Уверяю вас, она не станет бежать.

— Кхм, — сказал один из полицейских.

— Кхм, — повторил второй.

— Уирчерский инспектор выставил посты вокруг поместья, — надавил Нокс. — Мышь не проскочит.

— Я думаю, до суда возможно оставить леди Маргарет под присмотром местной полиции, — нерешительно предложил первый чин.

— Если леди Маргарет подпишет соответствующее прошение на имя королевы, — добавил второй.

Прямо Дюпон и Дюпонн! И тем не менее, мы прошли в кабинет, и я быстро написала прошение под диктовку первого из Дюпонов, подписала размашистой закорючкой с выкрутасами и, посыпав белым песочком чернила, стряхнула их прямо на пол и отдала бумагу второму из Дюпонов. И оба они наконец удалились, а я смогла выдохнуть.

Второй день в этом мире, и столько неприятностей.

— Миледи, кухарка подогрела ваш завтрак, — окликнул меня Нокс. — Она также приготовила еду для Клауса, сказав, что знает, как и что он предпочитает.

— Боже вы незаменимы, — пробормотала я, внезапно почувствовав, как тоскливо сжался пустой желудок. — Мистер Нокс, ответьте мне на один вопрос, пожалуйста.

— С удовольствием.

Он поклонился и глянул на меня своим фирменным ироничным взглядом. Я набрала воздуха в грудь и спросила:

— Вы встали на мою защиту, потому что боялись потерять место?

— Нет, миледи.

— А почему же?

— Это второй вопрос, — пробормотал он. — Завтрак стынет, миледи.

Непрошибаемый.

Я встала и прошла мимо него в малую столовую, старательно держа нос как можно выше.

Завтрак озадачил. Я, если честно, ожидала тосты к кофе и какой-нибудь джем поверх сливочного масла, но Хэтти выдала целый полноценный обед. Два яйца-пашот, тушёная фасоль, помидоры в собственном соку, колбаски, похожие на охотничьи, и плошка с овсяным пудингом. Кофе прилагался. Но я сомневалась, что после всего этого «завтрака» кофе в меня влезет.

К тому же приборов мне положили в три ряда. Достаточно было вилки и ножа, вообще-то, а тут по три, и ещё ложечки…

Была бы со мной Лили, я бы подсмотрела, как она ест. А теперь придётся импровизировать.

Завтракала я в тягучем одиночестве, которое на скрасил даже Клаус. Я периодически нарушала свои собственные принципы и совала ему кусочек сосиски, который исчезал в бездонной вечно голодной глотке лабрадора со скоростью звука. Но на душе было тоскливо. Сейчас бы и Лили сгодилась со своим вечным кудахтаньем…

Колокольчик снова затрезвонил.

Как тень, из анфилады комнат появился Нокс. Я проводила его взглядом, и мне показалось, что он заметил, приосанился. Хмыкнула. Непрошибаемый, но какой красавчик! Есть в нём особая стать. Наверное, у всех дворецких она есть…

Я с трудом запихнула в себя ещё один кусочек яйца и отодвинула тарелку. Хватит, а то корсет лопнет! Интересно, кто пришёл? Не поместье, а проходной двор какой-то! Нет, серьёзно, кто бы это мог быть?

Она вошла быстрым шагом, летящим даже, и, поправив шляпку, которая сбилась набок, смиренным тоном велела:

— Мистер Нокс, не соблаговолите ли расплатиться с извозчиком?

— Лили, — улыбнулась я. — Вас освободили?!

— Вашими молитвами, миледи!

Лили Брайтон выглядела не очень, а уж как пахла — словами не описать. Я вскочила из-за стола, подошла к ней, взяла за руки:

— Я очень рада, что вы невиновны! А теперь вам нужно помыться и переодеться, потом Хэтти приготовит вам завтрак, а потом вы ляжете отдохнуть.

— Что вы, миледи, не время отдыхать!

Она сияла. Причём было видно, что сияла искренно. Всё-таки хорошая девушка… Надо ей как-то отвлечь и развлечь. Чем развлекаются дамы в этой Англии начала девятнадцатого века? Читают? Вышивают? Ходят на прогулку?

Прогулка!

Глянув на Лизбет, которая принялась убирать со стола, я вспомнила, что обещала ей пятьдесят фунтов на лечение матери. А денег в сейфе нет. Значит, нужно сходить в банк. То есть, наверное, съездить, потому как я важная дама и у меня точно есть своя… что? своё… средство передвижения. Не машина, конечно, их ещё вряд ли изобрели, но карета какая-нибудь. И Лили очень кстати вернулась из участка, она мне подскажет, что и где. А линию поведения я уже выработала.

Я же нежная и впечатлительная викторианская дама!

— Лили, раз вы не хотите отдыхать, то, как только вы будете готовы, мы поедем в банк, — сказала я, осторожно выбирая слова.

Но девушка только присела в книксене и ответила покорно:

— Как вам будет угодно, миледи. Ещё позволю себе напомнить, что завтра день выдачи жалования слугам.

— Отлично. Я жду вас в кабинете, не торопитесь.

На лице Лили появилось всё то же, уже знакомое мне выражение: будто она боится сумасшедших.

Глава 8. Социальная работа в викторианской Англии

— Я думаю, мы с вами не имели возможности быть представленными друг другу, — учтиво сказала директриса. — Моё имя — Беатриса Вандерхоуп.

— Очень приятно, — ответила я, слегка склонив голову. — Если вам несложно, проводите меня туда, где живут девочки, я хочу лично убедиться в том, что условия жизни подобающие.

— Разумеется. Пройдёмте. Здесь дортуары.

Она провела меня в дом, где, после небольшого холла, мы свернули направо и оказались в огромной комнате, где стояло полсотни кроватей. Белые стены, крашеный деревянный пол — кое-где облезший. Кровати самые обычные, грубо сколоченные, покрытые простыми покрывалами. Подушки — одно название: едва набитые, похожие на тонкие маленькие одеяльца в пододеяльниках.

В общем, не айс.

Как, впрочем, я и ожидала, вспоминая «Джей Эйр».

— Так, ну тут надо всё поменять, — сказала я безапелляционным тоном. Лили поддакнула из-за спины:

— Да, просто ужас, ужас.

— Что именно вы желаете поменять, леди Маргарет? — прикинулась овечкой Беатриса. Я улыбнулась ей:

— Всё. Начиная с постельного белья и заканчивая… Вот этой огромностью. Наверное, зимой здесь очень холодно!

— Я уверяю вас, что спартанские условия готовят девочек к настоящей жизни вне стен приюта!

— Я. Сказала. Надо. Всё. Поменять.

Сказав это, я повернулась к Беатрисе и взглянула ей в глаза. В них царило смятение. Директриса явно не предполагала, что я пойду таким путём. Но и оставить всё как есть я не могу.

— Конечно, конечно, — пробормотала леди напротив. — Мы всё сделаем. Позвольте, я покажу вам классную комнату.

Я позволила. В любом случае, в дортуарах нужно делать ремонт. Посмотрим на классы. А потом на столовую. То, что дети — сироты, не должно влиять на их качество жизни. Я сама сирота, сама жила в детском доме — аналоге приюта, но у меня была хорошая жизнь. У меня была отличная кровать, две полки в шкафу, трёхразовое питание и даже квартира на выходе из интерната.

А что будет у этих девочек?

Полагаю, что трижды ничего.

В классной комнате всё было обустроено хорошо. Несколько столов, за которыми могли уместиться по десять девочек, чёрные доски, измазанные мелом, сложенные в уголке пряжа для вязания и мотки ниток для вышивки. Тут мне понравилось. Зато в столовой…

Директриса Беатриса пригласила меня в это помещение с улыбочкой. Я сразу поняла: что-то нечисто! А женщина разливалась соловьём:

— Мы уделяем особое внимание питанию наших воспитанниц! Они не приучены к деликатесам, что будет подспорьем в их будущей жизни, ибо девочки предназначены для работы гувернантками и служанками. Наши девочки неприхотливы в еде и воспитываются в почтении.

Ну да, ну да, в почтении они воспитываются, в смирении и в неприхотливости… Я уже видела неприхотливость, теперь хочу посмотреть на смирение. Если смогу смотреть…

В столовой уже собрались девочки. Навскидку младшей из них было лет десять, старшей — лет пятнадцать. Перед ними на столе были расставлены миски, и вторая толстуха, одетая в тёмное платье с белым передником поверх, как раз закончила разливать по ним суп. Она присела в книксене, повернувшись к нам, и укатила столик с огромной кастрюлей куда-то внутрь помещений.

Я думала, что смогу поесть вместе с девочками, но мне не позволили. После короткой молитвы, произнесённой стоя и со сложенными перед грудью ладонями, воспитанницам разрешили сесть и приступить к еде. Меня же радушно пригласили за учительский стол. Моей соседкой стала сама директриса Беатриса, а с другой стороны села молоденькая женщина скромного вида со сложной причёской из высоко начёсанных волос и живыми любопытными глазами. Именно она подала мне фарфоровую миску с супом, который налила из настоящей супницы, стоявшей в центре стола.

— Прошу вас, леди Маргарет, — сказала Беатриса. — Как видите, мы питаемся тем же, что и наши воспитанницы, за маленьким исключением.

И она подвинула ближе ко мне кубок с тёмной, чуть прикрытой бежевой пенкой жидкостью. Я надеялась, что это какао, но жестоко ошиблась. Пригубив, поняла: пиво! Крепкое и сладкое… Великолепно! Училки и директриса бухают в обед!

— Отведайте супа, — вежливо пела директриса мне в ухо. — Он приготовлен из курицы со сливками и тёртым миндалём. Девочки очень любят такой суп! Наша кухарка готовит его каждую неделю!

— Девочки?

Я попробовала ложку густого, протёртого в пюре супа и покивала. Действительно вкусно! Чуть-чуть недосолено, конечно, но это не беда. Вот где настоящая беда, так это в том, что директриса мне нагло врёт. Ибо жиденькая похлёбка, которая плещется в мисках воспитанниц, мало похожа на это пюре.

А что делать, когда кто-то врёт?

Вывести его на чистую воду.

Я мило улыбнулась директрисе и встала, отодвинув стул:

— Извините меня, миссис Вандерхоуп, но мне хотелось бы пообедать с девочками.

Беатриса издала странный звук, который я расценила, как икоту. Вскочив, женщина попыталась было меня удержать, и пришлось грозно взглянуть на неё. Ишь! Перечить она мне будет! Я не просто проверяющая, я благотворительница, и делать буду ровно то, что хочу, даже если директрису это не устраивает.

Воспитанницы уставились на меня со смесью удивления и страха, когда я подошла к ближайшему столу с миской в руках и сказала как можно более ласково:

— Предлагаю обмен тарелками! Кто хочет поменяться?

Глаза округлились, девочки переглянулись между собой, но моё предложение никого не заинтересовало. Кроме одной — маленькой и худенькой. Её тощие светлые косички должны были быть сложены, как у других, короной вокруг головы, но их не хватило, и девочке пришлось прикрепить их заколками на затылке. Девочка встала, освобождая место для меня, и, недолго думая, принесла ещё один стул, который стоял у двери. Я поставила перед находчивой воспитанницей свою миску и улыбнулась:

— Как тебя зовут?

— Алиса, мэм, — ответила девочка и взялась за ложку. Правильно, чего зря болтать, если суп стынет! Я тоже попробовала своё новое блюдо и чуть не поперхнулась.