Последние всполохи битвы догорели перед самым закатом. Казалось, заходящее солнце вместе с последним закатным лучом истощило и силы противоборствующих сторон... Замолкло громыхание стали, затихли все голоса, только слабый – если прислушаться – стон стоял над долиной: это стенали несчастные, не умевшие ни подняться, ни добрести до раскинувшегося у стен древнего Блэкнесса лазарета.
Замок манил, но казался неприступнее рая... И Бриана, бредя с фонарем по полю, усеянному телами, с трудом перебарывала озноб: вряд ли это было от холода – теплый плащ, подбитый мехами, защищал от любой непогоды – скорее от ужаса и тоски, переполнявших долину, как вино заполняет наполненный кубок. Здесь, прикрытый со всех сторон горными пиками, Лунный Дол представлялся огромною чашей, из которой черная скорбь изливалась волнами.
– Помогите, прошу, – простенал слабый голос, и Бриана уже привычно ответила:
– Помощь близко, ждать осталось недолго.
Фраза звучала двусмысленно, она поняла это в тот же момент, как впервые сказала: «Ждать осталось недолго... вы скоро умрете и обретете покой» – но раненых она успокаивала, и Бриана твердила ее снова и снова, не в силах придумать чего-то другого, все ее мысли сосредоточились на одном: она должна найти мужа.
Среди сотен и сотен раненых, мертвых тел она должна отыскать лорда Дугласа Блэкнесса.
И отыскать непременно живым!
С его смертью она и сама бы практически умирала: монастырь на острове Гроз теперь, по прошествии лет, представлялся ей мрачной могилой, в которой погребали живых. Она ни за что не хотела б вернуться туда, но кто спросит вдову, не подарившую мужу наследника?
Таков был закон: ссылать несостоявшуюся, как супруга, вдову в древний скит с промозглыми кельями. Негласное наказание, не иначе... И кому есть дело до той, что, являясь женой, мужа видела реже, чем собственного священника: постоянно в военных походах, в стычках с врагами, которым, казалось, не будет конца, лорд Дуглас Блэкнесс так и не удосужился зачать сына. Ну или дочь... Даже слабая девочка упрочила бы статус собственной матери. Но не было и ее... В чреве Брианы ни разу не раскрылся бутон новой жизни, она и женой-то была только по статусу – муж касался ее не чаще двух раз в году, да и то как-то наспех, как будто холодная сталь палаша казалась ему много приятнее теплой кожи супруги.
– Помогите во имя Дана... – вывел ее из задумчивости очередной хриплый голос, а в заскорузлый от впитавшейся в него крови подол длинного платья вцепилась чья-то рука.
– Помощь близ...
– Госпожа, это гунн, – упреждающе шепнул ей слуга. Враг, хотел он сказать, а такие милосердия недостойны! Но Бриана не ощущала к ним ненависти – только жалость, как к прочим. Все они жертвы одной и той же войны... Этот гунн, ее муж и она.
– Помощь близко, ждать осталось недолго, – прошептала она, склонившись, чтобы коснуться ледяных пальцев воина, что держали ее.
Он рвано всхлипнул, дернулся и выпустил подол ее платья. Бриана с комком в горле побрела дальше между телами...
Она должна найти мужа.
И найти непременно живым!
Всю свою юность Бриана провела в том самом ските на острове Гроз. Она попала в него, если верить рассказам монахинь, младенцем с еще не отвалившейся пуповиной: завернутая в дорогое тканое одеяльце, она была обнаружена под кустом цветущего вереска в Инвернессе, человек, нашедший ее, принес копошащийся сверток в монастырь молчаливых сестер-кармелиток, а те, посчитав, что она благородных кровей, переправили девочку в монастырь на острове Гроз. Именно в нем росли и старели благородные леди, так или иначе отвергнутые семьей или недобрыми обстоятельствами.
Там она и познакомилась с будущим мужем... Шотландию сотрясала очередная война, король Торнберн, как шептались в монастыре, бежал с семьей из столицы в замок Блэкнесс, свой самый неприступный оплот в Северных горах, и отгремевшая невдалеке битва долетала до монастырских сестер отголосками раненых воинов, что приходили к стенам монастыря с просьбой о помощи. Сестры принимали их в гостевой пристройке за главным зданием дормитория, врачевали их раны и погребали на кладбище за стенами, коли настойки и травы не помогали справляться с ранами, полученными в сражении. Потом их родным отправлялось письмо с сообщением об их славной кончине...
Бриана не видела славы в искалеченных в битве телах, но писать так было принято, и она тоже писала, когда сестра Агнесс поручала ей браться за письма. «Пиши, девочка, – говорила она, – пусть хотя бы твой почерк послужит утешением перенесшим утрату». В тот день убористым почерком с завитками, которому позавидовали бы переписчики древних свитков мужского монастыря (женщин к этому делу не допускали), Бриана написала одиннадцать писем и, ощутив ломоту в пальцах, шее и затекшей спине, решила выйти на солнечный свет и немного пройтись. День тогда выдался ясный, умытый росой сад сестры Марны с лечебными травами пряно благоухал розмарином, тмином и розовыми тигридиями, во дворе лазарета чуть колыхались на ветерке выстиранные бинты, а у ворот – и это привлекло внимание девушки в первую очередь – пререкалась с неизвестными сестра Исибэйл, привратница.
– В обитель имеют вход только раненые, – объясняла она недовольным, полным осуждения голосом. – Только несчастные страждущие, нуждающиеся в нашей помощи...
И голос, чуть насмешливый, с хрипотцой, от которой мурашки бежали по коже, отозвался на это:
– Поверьте, сестра, нет никого более страждущего, чем я и эти истомленные битвой воины. Мы страждем покоя, заботы и тарелки вкусной похлебки, в которой, мне хочется верить, вы нам не откажете... – Бриана подумала было, что он перестал говорить, но он добавил что-то еще совсем тихо, так, что она не расслышала.
И сестра Исибэйл, как ни странно, подняла тяжелый запор и впустила воинов внутрь. Их было шестеро: широкоплечих, высоких, покрытых пылью и кровью, в цветастых тартанах багряно-алого цвета. Под самым главным из них был конь тарсийской породы, черной, почти пугающей масти, он, казалось, не замечал тяжести воина на спине – горделиво переставляя мощными ногами, он выглядел почти столь же внушительно, как и хозяин. Это животное, помнится, поразило Бриану не меньше самого появления непривычных гостей. Мальчик-конюх, единственный представитель мужского рода в обители сестер-кармелиток, принял каждого из коней с явной опаской, и Бриана, не в силах сдержаться, зашла на конюшню погладить вороного красавца. Того поместили в дальнем деннике с крепким запором – Томэг его явно боялся – Бриана же без боязни протянула коню сочное яблоко.
Деррек вел госпожу к замку, можно сказать, тащил на себе: нервное напряжение последних нескольких дней сказалось на ее самочувствии. Как же, сначала их настигла ужасная новость о том, что гунны пересекли границу Шотландии и движутся к замку, готовые обложить его и захватить в несколько дней, после маленький Робби, сын их господина, возвращавшийся в Блэкнесс от бабки, был захвачен в дороге горцами из Армадейла. Те давно мечтали взять под контроль торговый путь из Инвернесса в Беннебридж в Дальних горах, и теперь, воспользовавшись ребенком, конечно, попросят отдать им дорогу, и все это в тот самый момент, когда Дугласа Блэкнесса не было в замке, когда их госпожа, леди Бриана, одна управлялась с хозяйством, и без того достаточно хлопотным в последние месяцы.
Услышав, что мальчик похищен, возвращаясь домой, она так побледнела, что Деррек подумал, хлопнется в обморок. Поспешил встать поближе и приготовился звать служанок с нюхательными солями, но госпожа падать не стала, только велела подать ей перо и бумагу и в сотый, наверное, раз отправила послание мужу.
«Дорогой Дуглас, нас постигла беда... Возвращайся, как можно скорее».
Тот вернулся в самый последний момент, подступил к стенам замка, обложенным гуннами, и схлестнулся с ними в яростной битве. Все это время леди Бриана стояла на башне и всматривалась в царящий под стенами хаос... Деррек знал, она ищет мужа. Она молится, чтобы он остался в живых...
И вот битва закончена, поле усеяно трупами, а лорд Блэкнесс так и не найден.
– Деррек, постой, я не могу вернуться ни с чем, – сказала Бриана, остановившись посреди поля. – Я должна найти мужа!
– Но, госпожа, вы измучены...
– Отдохну, когда Дуглас найдется... – И она подняла фонарь выше, освещая почти безлунную ночь скупым отблеском его бледного света.
Женщина вспомнила, как ждала возвращения в скит тогда еще будущего супруга: он сказал, что вернется так скоро, как только сумеет. Миновала неделя, другая... Месяц был на исходе, когда она, совершенно отчаявшись, посчитала, что тот ее обманул, впала в черную меланхолию и тоску, а потом как-то в заутреню в монастырь явились с визитом. И мать-настоятельница, прежде не позволявшая себе не закончить молитву, какой бы срочности дело ни призывало ее, в этот раз поднялась с колен и поспешила из часовни с озабоченным видом. В тот момент у Брианы екнуло сердце: неужели оно? А губы, вместо молитвы, шептали только одно: «Дуглас вернулся за мной! Дуглас Блэкнесс вернулся за мной, как обещал».
И вскоре ее в самом деле позвали в покои матери-настоятельницы. Там, сидя в кресле с деревянными подлокотниками, восседал ее будущий муж...
– Здравствуй, Бриана, – поприветствовала ее мать-настоятельница. – Как ты уже понимаешь, я пригласила тебя для важного разговора. – И она указала на стул.
Девушка села, страшась и страстно желая встретиться с Блэкнессом взглядом.
– О чем вы хотели поговорить? – спросила она и опустила глаза, их блеск выдал бы ее с головой.
– О твоем будущем, дитя мое. Лорд Блэкнесс, которого ты изволишь здесь видеть, только что сообщил, что желает взять тебя в жены. – Сердце внутри ее грудной клетки совершило кульбит и рванулось наружу восторженной птицей. – Но, дитя мое, – продолжала мать-настоятельница, – разве ты не желала остаться в обители и принять постриг, как полагается сестрам? Я надеялась все эти годы, что...
Голос Блэкнесса оборвал ее на полуслове:
– К чему пустые слова, сестра Фрэнгэг? Девочка жаждет выпорхнуть в мир, как любая другая нормальная женщина. Поглядите, это все так и написано на ее милом личике! – С такими словами он приподнял ее подбородок и улыбнулся улыбкой, заставившей ноги Брианы ослабнуть. Как хорошо, что она сидела на стуле...
Мать-настоятельница одарила его гневным взглядом.
– Не всякая женщина «жаждет выпорхнуть в мир», господин Блэкнесс, – сказала она полным достоинства голосом и, хотя видела, что ответа не требуется, все же спросила Бриану: – Ты уверена, что желаешь покинуть обитель и стать супругой этого человека?
– Да, сестра Фрэнгэг, желаю.
Та кивнула, но все же добавила:
– Ты должна понимать: в мире тебя ждет много соблазнов, и не все они безобидны.
На этих словах Бриана из-под ресниц поглядела на будущего супруга: высокий, широкий в плечах, он был соблазнительно как хорош. И если все остальные соблазны, решила она, хоть отдаленно походили на мужчину с голубыми глазами, то да, Бриана готова была соблазняться.
– Я знаю, сестра, и буду стараться быть верной матерью и женой. Вам не придется краснеть за меня! Дан упрочит этот союз.
– Дан и королевская милость, – вставил лорд Блэкнесс, указав рукой на бумагу, лежавшую на столе матери-настоятельницы. – Король, как вы знаете, одобрил этот союз.
Сестра Фрэнгэг вздохнула.
– Как скоро вы желаете увезти невесту из скита? – осведомилась она, кажется, совершенно смирившись с происходящим.
Мужчина ей улыбнулся.
– К чему тянуть, сестра Фрэнгэн? Мы отправимся в путь этим же днем.
– Так скоро? Вы заберете ее просто так, без должного сопровождения?
– Мои люди и я – лучшее сопровождение для будущей леди Блэкнесс, – ответил мужчина. – Я обещаю беречь ее честь и доброе имя ценой собственной жизни.
Матери-настоятельнице не оставалось ничего другого, кроме как отпустить влюбленную по уши воспитанницу вместе с ее будущим мужем. Не будь у того разрешения короля под сургучной печатью, она бы не отпустила Бриану, но выступить против монарха женщина не посмела.
В тот же день, сидя на лошади за спиной лорда Блэкнесса, Бриана покинула монастырь, а днем позже, на одной из стоянок в захудалой таверне, отдала ему девственность так же просто, как отдала прежде сердце. В тот миг ей казалось, не было в мире девицы счастливей нее...
А теперь Дуглас пропал: возможно, лежит, как и прочие, мертвым, глядя в звездное небо невидящими глазами. А ей, леди Блэкнесс, придется вернуться в когда-то покинутый монастырь и остаться в нем навсегда...
Он лежал почти не дыша все то время, что леди Блэкнесс находилась около мужа, все это время он притворялся, что не слышит ее. Ни ее, ни девушку, ученицу знахарки, ни слугу, что вечно крутится рядом... Деррек, так его имя.
Но стоило им уйти, как Логан втянул в себя воздух, и мозг его заработал с удвоенной силой. Он знал теперь, что должен сделать... Придумал еще минуту назад, глядя из-под ресниц на изможденное лицо леди Блэкнесс, и теперь только уверился в этой мысли.
Там, на матраце, ведь вовсе не Дуглас...
Дугласа Блэкнесса не сломила бы рана размером с монету и рассеченная бровь.
Нет, он, и раненый много серьезней, самолично вернулся бы в замок, потрясая в воздухе палашом, а не валялся бы совершенно бесчувственным в этой палатке, как какая-то неженка.
Было лишь два варианта: либо он жив, но по какой-то причине не может вернуться, либо – и этот вариант нравился, как ни крути, Логану больше – он мертв, и лежит с прочими воинами на поле. В любом случае, он готов был рискнуть... Тем более раз уж болван-слуга убедил госпожу, что перед ней Дуглас Блэкнесс. А та будто поверила... Вот что значит, отсутствовать слишком долго и возвращаться в родные места набегами, словно варвар.
– Вот, выпейте это, – донесся до него голос юной знахарки.
Она от воина к воину разносила полную плошку травяного отвара. Должно быть, снотворное, решил Логан: тем, что не спят, нужен отдых – да и запах лаванды и мяты говорил только об этом.
Как хорошо, что он лежит подле мнимого Дугласа в самом углу: до него плошка с отваром дойдет в последнюю очередь. Логан принялся ждать... Минута, другая – примерно на пятой девушка подошла и к нему.
– Выпейте, вам станет лучше, – сказала она и невольно смутилась.
Логан ей улыбнулся, отчего она вовсе едва не пролила отвар. Несколько капель плеснуло на юбку...
– Что в нем? – Он потянул плошку к носу. – Лаванда... душица...
– … Еще немного тимьяна, – кивнула девушка.
У нее под глазами темнели круги, она явно измучена и устала.
– Ты должна спать, – сказал Логан и взял ее руку. – Ты должна отдыхать.
– Я должна спать? – повторила она с долей вопроса. И через секунду добавила с полной уверенностью: – Я должна спать. – Зевнула, слегка покачнувшись, так словно уже засыпала, и Логан поспешно подхватил ее на руки. – Я должна... я хочу отдыхать...
Мужчина уложил ее на тюфяк, брошенный прямо у входа, и прикрыл спящую девушку покрывалом. Огляделся: в палатке казались спящими все, кроме него. Он на всякий случай проверил, убедился, не притворяется ль кто...
Двадцать раненых воинов и знахарка крепко спали.
Что ж, пришло время осуществить его план... В первую очередь Логан поднял лже-Дугласа и перенес его на соседний тюфяк, тот, который все это время был его собственным, и только потом, вынув из-за голенища высокого сапога тонкое лезвие стилета, склонился над ведром с водой – единственным зеркалом в этом месте. Поверхность воды чуть подрагивала и плыла – мужчина с трудом узнал в покрытом щетиной лице свое отражение. Сколько они были в пути, торопясь к стенам замка Блэкнесс? Неделю, две, три... И все это время им было не до бритья. Дуглас боялся, что гунны уже разграбили замок... Что он найдет на руинах тела своих сына, сестры и супруги.
Он был как помешанный!
Совершенно безумный...
И глаза черные, как уголья в потухшем костре.
И злость... злости в нем было немерено.
Нет, такие не умирают так просто – и все-таки Логан готов был рискнуть.
– Я должен, – сказал он себе, и против всякого обыкновения перед глазами мелькнул образ леди Брианы. Красивая женщина... Статная, сильная. И, по всему, влюбленная в мужа.
Логан примерился самым кончиком лезвия к коже лица, мысленно прочертил четкую линия от виска к подбородку и – не дрогнув, твердой рукой, рассек себе кожу, так что кровь окрасила воду, затуманив его полыхнувший от мучительной боли взгляд, отразившийся на мгновение на поверхности.
– Должен... – Он сцепил зубы и, накладывая повязку, буквально рухнул на еще теплый от тела лже-Дугласа тюфяк.
Как раз в этот момент полог палатки поднялся, и в лазарет заглянул страж, поставленный, как догадался вдруг Логан, охранять своего господина. Какая удача, что он не сделал этого раньше!
Обессиленный, Логан потянулся к плошке со снотворным отваром и разом ополовинил её. Теперь и ему не помешало поспать... Завтра покажет, удалась ли его авантюра.
Он проснулся от звуков приятного голоса, зовущего некого Дугласа.
– Дуглас, муж мой. – Его тронули за плечо.
Еще не открыв глаз, он в тот же момент догадался: зовут его. Это ведь он Дуглас Блэкнесс! По крайней мере, с этого утра.
Он застонал, изображая раненого страдальца («Уж прости меня, Дуглас, за немужественную картину!»), и приоткрыл как будто налитые свинцом веки. Кажется, он перестарался с отваром... Перед ним, все такая же восхитительная, сидела леди Бриана Блэкнесс. Волосы золотым водопадом струились вдоль ее скул, шеи и спускались к груди... Грудь за тафтой зеленого платья, отороченного мехами, бурно вздымалась. Глаза – Логан подумал, что никогда не видал таких прежде! – глубокого цвета в тон соболиным мехам, изучали его с напряженным вниманием.
– Бри, – прохрипел он каким-то неестественным тоном. – Бри, как я рад тебя видеть!
Именно так называл жену Дуглас, вспоминая о ней у костра в компании друзей по оружию, Логан надеялся, что и в личном общении он называл ее так же. И, кажется, не просчитался: женщина улыбнулась. Слабо, натянуто, но улыбнулась...
– И я тоже рада. Я так за тебя волновалась!
Но Логан чувствовал: леди Блэкнесс в сомнениях. Не решается в этом признаться – как же, не может родного мужа признать! – но ошибиться страшится...
– Я успел, – прохрипел Логан, протянув супруге ладонь, – успел вовремя. Мы победили!
Она нехотя взяла его за руку, казалось, вот-вот ожидала подвоха. И все смотрела... смотрела...
«Дуглас жив», с такой мыслью Бриана проснулась еще на рассвете. Краткий сон пошел ей на пользу, пусть и был недостаточным... Она встала и позвала служанку: ей нужно одеться – ей нужно увидеть супруга.
Теперь, на свежую голову, вчерашняя неуверенность в личности мужа казалась Бриане почти смехотворной. От усталости, нервов и страха за его жизнь у нее в голове помутилось, вот и все объяснение. К тому же она не видела его около года, а после разлуки, как водится, каждая новая встреча, как новое же знакомство.
Глупая, глупая Бри!
С такими мыслями леди Бриана и ступила в палатку, в которой – она удивилась – все мирно спали. Даже юная знахарка мирно посапывала на своем тюфяке и, проснувшись при ее появлении, пискнула от испуга, протирая заспанные глаза.
– Как прошла ночь, – обратилась к ней женщина, – приходил ли лорд Дуглас в себя?
Знахарка, толком не понимая, когда сморил ее сон, снова пискнула:
– Нет, моя госпожа, лорд Дуглас все время спал. – По крайне мере, она на это надеялась. И не без страха приблизилась к ложу своего господина вместе с Брианой.
Грудь лорда Блэкнесса мерно вздымалась во сне, как у любого другого здорового человека: он не стенал, не издавал хрипов – он просто спал. Бриана опустилась на низкий стул подле него и долго глядела, всматриваясь в лицо... Наполовину скрытое плотной повязкой, оно вдруг снова показалось ей незнакомым. К тому же его изменяла щетина... Прежде муж всегда был чисто выбрит.
Она поняла: торопился, так торопился, что забыл о себе, и мысль эта согрела ей душу. Любимый! Она коснулась пальцами его лба, отвела прядь светло-каштановых волос... и снова замерла. Что-то в изгибе красиво очерченных губ показалось ей непривычным... Это было даже не наблюдение – ощущение, что-то интуитивное.
– Дуглас, – позвала она наконец, – Дуглас, муж мой, проснись. – Она тронула его за плечо.
Ей до страстного захотелось заглянуть в дорогие глаза, убедиться, что они те же, что прежде. Прогнать собственное сомнение, испугавшее ее вдруг, голосом самого Дугласа Блэкнесса, ее мужа.
Уж если это кто-то другой, решила она, правда выйдет в тот же момент, как мужчина проснется. Не хватало еще, чтобы весь замок шептался о том, что родная жена, леди Блэкнесс, спутала мужа с незнакомым мужчиной.
– Бри, как я рад тебя видеть! – прохрипел ее муж-незнакомец, и она с облегчением выдохнула.
Все-таки он. Все-таки ее муж! Только Дуглас называл ее так.
– И я тоже рада. Я так за тебя волновалась!
Хотелось сказать много больше, обнять его, приласкать, но что-то сдерживало, и дело даже не в присутствии Деррека и знахарки – Бриана ощущала неловкость, как если бы говорила с чужим человеком.
А он опять прохрипел:
– Я успел… успел вовремя. Мы победили! – И взял ее за руку.
Ладонь у него была обжигающе жаркой, настолько, что женщину бросило в жар. А пальцы – привычно шершавые, огрубевшие от меча. Их ласка могла бы сказаться привычной, но Дуглас обычно не трогал ее просто так, не на людях... и не смотрел с таким блеском в глазах. Вернее, в одном, не прикрытом повязкой глазу... Тот, к слову, был голубым, как она и любила, голубым и привычным.
В отличие от его следующих слов:
– Как я рад снова вернуться домой. К тебе, моя Бри... В наш замечательный замок.
В голове у Брианы полыхнуло пожаром и завопило голосом банши: «Не он! Это не он», она даже поглядела на Деррека, он не мог тоже этого не заметить, но тот улыбался, абсолютно счастливый от мысли, что господин его найден, и найден живым, а вот женщина понимала, что ее Дуглас Блэкнесс никогда не сказал б таких слов.
Рад вернуться домой?! Как бы не так: муж всегда говорил: «Сытая жизнь изнеживает мужчину. Воин радуется только тогда, когда выступает в новый поход! Все прочее от лукавого».
Она почти собралась ответить что-нибудь этакое, особенное. Мысль, что кто-то обманывает ее, разозлила девушку не на шутку... Зачем? Зачем бы кому-то делать такое? Но тут ворвался Маккензи, начальник дворцовой стражи, и сообщил поразившую ее новость:
– Моя госпожа, тут такое случилось: в замок явились Маккаллены и они говорят, что хозяин наш мертв. А коли он мертв, уверяют они, клятва верности, данная роду Блэкнессов, более не действительна, и они собираются уходить.
Эти Маккаллены были совершенными дикарями: они жили на границе с территорией дарков и переняли от них языческие обряды и веру в неведомых Духов, наполнявших холмы и деревья. Они приносили кровавые жертвы, а в бою были бесстрашны и кровожадны, тем самым наводя ужас на врагов и союзников. Союзников, впрочем, у них было немного, и Дуглас, долгое время сдерживавший их захватнические набеги, сумел-таки их усмирить. Как это вышло, оставалось тайной для всех, даже супруга не знала большего, но сам этот факт сделал жизнь в королевстве спокойней и безопасней. И теперь они говорят, что уйдут, потому что лорд Дуглас погиб...
Бриана глянула на супруга, на того, кто, возможно, выдавал себя за ее супруга, но она ведь могла ошибаться, а вот поступиться ради ошибки союзом с Маккалленами она не могла.
– Они не имеют права уйти: их лорд жив, – сказала Бриана и выразительно поглядела на «мужа». – Он ранен, но жив.
И тот подыграл – или все-таки искренне возмутился? – Бриана точно не знала, но была ему благодарна, и расслабилась было, но этот дикарь, покрытый синей татуировкой, заговорил об обряде Огненной крови.
– Обряд Огненной крови? – переспросила она. – Но мой супруг сейчас перед вами. К чему утомлять его...
– На закате, – прервал ее воин. – На закате этого дня Дуглас-Смертельный клинок испьет Огненной крови, и только тогда Маккалены убедятся, что это действительно он.
Не добавив больше ни слова, воин вышел из лазарета так же стремительно, как и вошел, и тишина, повисшая под сводом палатки, показалась Бриане оглушительней слов.
– Маккензи, – обратилась она наконец к начальнику стражи, – что за обряд они хотят провести? – Наверное, в других обстоятельствах она обратилась бы прямо к супругу: он имел дело с Маккалленами и, верно, знал об обряде – но сейчас не смогла.
Появление Алин прервало тихий восторг Брианы, прильнувшей к груди все-таки мужа. Именно мужа, ведь кто другой, знал бы о ее чувствах к лунным цветам, лилиям, что в ночь полной луны особенно ярко цветут и восхитительно благоухают. Она говорила об этом только ему... Только с ним мечтала однажды пройтись по Лунному Долу в такую вот лунную ночь, но пока не вышло ни разу. За семь лет их брака Бриана видела мужа от силы не более года, если брать в совокупности, – он постоянно с кем-то сражался. Он постоянно отсутствовал.
– Я помою вас, господин. – Служанка, опустив долу глаза, но все-таки наблюдая, стояла у ванны с водой и ждала лорда Блэкнесса. «Славная девочка», как называл ее муж, мыла его еще до того, как Бриана приехала в замок... Мыла, заботилась о его гардеробе и приносила еду, коли хозяину вдруг хотелось отужинать в комнате. Она была его личной служанкой и, казалось, могла читать хозяйские мысли, настолько услужливой представлялась.
В первое время Бриана к ней ревновала.
С трудом перебарывала желание погнать ее прочь, когда рыжеволосая Алин переступала порог их с мужем спальни. Переступала с неизменной улыбкой, хоть и глядела, как водится, в пол...
– Я и сама могу тебя мыть, – сказала Бриана однажды супругу, и тот пожурил ее, словно ребенка.
– Ты – леди, моя дорогая, хозяйка Блэкнесса, не тебе заниматься плебейской работой.
Бриана не считала заботу о муже плебейством, она и сама бы могла и мыть его, и кормить, и штопать одежду. Но она была леди, и Дуглас настаивал, что для леди заботиться о супруге не подходящее дело.
Другое дело отчитать слуг, следить, чтобы заданная «этим лентяям» работа была выполнена, как должно, договориться о блюдах с кухаркой, обновить гобелены в столовой и вообще отдыхать. В итоге же все оказалось иначе: запущенное в связи с постоянным отсутствием лорда хозяйство легло полностью на плечи Брианы. И шахта по добыче опалов, и ферма огневок, и даже замковое меню – все обсуждалось с ней ежедневно. Без выходных.
А еще был маленький Робби, ребенок Дугласа от первой жены, которого по приезду Бриана застала младенцем восьми месяцев от роду. Она, еще недавно бывшая лишь воспитанницей приюта, в мгновение ока превратилась в заботливую супругу и мать.
Она делала всё (Дуглас об этом и не догадывался), всё, что замок требовал от нее. Вот только что разве не мыла супруга...
Дуглас уже отступил, прошел к ванне, уронив на пол килт и ступив обнаженным в горячую воду, Бриана же продолжала стоять, прокручивая в голове эти мысли и снова, как в первый раз, ревнуя к служанке.
Краткий миг нежности оказался слишком недолог, чтобы заполнить пустоту в ее сердце: ей хотелось касаться супруга снова и снова. Ощутить единение, связь – разделить с ним все тяготы. Попросить его извинить ее за сомнение...
«Это все из-за нервов, – призналась бы она мужу с улыбкой, – из-за волнений последних нескольких месяцев, вот и все. На шахте упала добыча камней, и управляющий ежедневно доносит об истощившейся жиле, о том, что огневки не справляются с делом: их жар потухает. А потухшая птица не чувствует огненные опалы... На ферме же ей говорят, что птицы больны, что некая незнакомая хворь тушит их пламя. А тут еще Робби пропал... И гунны обложили наш замок».
– У вас новые шрамы, мой господин, – донеслось до Брианы воркование Алин. – Новые шрамы и здесь… и здесь. – Говоря это, служанка касалась тела мужчины мыльной тряпицей. Скользила по коже мужского бедра…
Бриана внутренне сжалась и возмутилась: «Дуглас мой! Не смей касаться его, рыжеволосая ведьма», но на деле только стиснула кулаки и сжала приоткрытые губы.
И наблюдала, не в силах отвести глаз...
– Ты наблюдательна, – отозвался на это супруг. И Бриане почудилась в его голосе то ли насмешка, то ли все-таки одобрение. Скорее второе – он всегда ценил Алин и выделял ее среди слуг. – Знаешь все мои шрамы?
– Да, господин. Ваше тело – для меня открытая книга! – бесстыдно заявила девчонка.
Тогда как Бриана ни разу не касалась супруга в местах, о которых не принято говорить... Ночами, когда он любил ее, они делали все в темноте, подчас не снимая одежды. А после сразу же засыпали... Бриана стыдилась того, что случалось, а Дуглас... так уставал, занимаясь делами.
– И что оно тебе говорит? – От тона мужнина голоса, обращенного к Алин, у Брианы участилось дыхание, даже в жар неожиданно бросило.
Что это с ней? Она будто хотела чего-то, чего-то, о чем сама толком не знала.
– Что вам не помешала бы... женщина, господин.
Бриана стояла, боясь шевельнуться, оглушенная наглостью рыжеволосой мерзавки, и заметила вдруг, как скользнувшая по торсу мужа рука погрузилась в лохань, Дуглас рвано вдохнул...
Что происходит? Что... Она почти кинулась посмотреть, когда Дуглас поднялся на ноги. Вскочил так поспешно, что брызги воды разлетелись на добрых три фута в разные стороны.
– Простынь, – потребовал он грозным тоном. И девчонка, кажется, испугавшись, кинулась его вытирать. – Я сам. – Отмахнулся он от нее. – Иди уже.
– Но, господин...
– Убирайся.
То, как он это сказал, и то, как поспешно выскочила из спальни рыжеволосая дрянь заставило сердце Брианы воспарить от восторга. Именно о таком она в тайне всегда и мечтала, но Дуглас приучил ее к мысли о том, что присутствие девушки непреложно...
И вот прогнал.
Она присмотрелась к супругу. Он стоял, обвернувшись в теплую ткань, и трогал лицо.
– Побриться бы, но с этой повязкой...
– Дуглас?
Он дышал тяжело, сипло, как будто боролся с собой, как будто не мог обернуться и поглядеть на нее. И тело у него было горячим... Почти раскаленным. И это явно не от воды, которая должна была бы остыть. Бриана опустила в нее кончики пальцев и отдернула руку: почти кипяток. Как такое возможно?
– Дуглас? – Она коснулась его со спины. Сначала несмело, кончиком пальца, после проведя по каменным мышцам полной ладонью. Муж даже не обернулся... Только стал на градус как будто бы горячее.
Будь проклята эта рыжая Алин! И Дуглас в придачу. Кувыркаться с какой-то служанкой, когда под боком ТАКАЯ жена... Нужно быть дураком, чтобы делать такое.
Логан видел ее бесстыжие голубые глаза, ощущал, как она водила тряпицей по самой чувствительной коже бедра, касалась груди, а потом... позволила себе больше. Он давно не был с женщиной и возбудился, скрывать не было смысла, но возбужден был еще до того, как разделся: лжесупруга бы удивилась, раздев его донага. Именно потому он не стал испытывать свою выдержку – не хотелось срываться, словно юному трубадуру, – а тут эта Алин и ее шаловливые ручки...
К тому же, он мог себя выдать. Тело горело огнем... Вода чудом не закипела. А если бы закипела, что бы он сделал? Думать об этом совсем не хотелось. А тут еще эта Кендра, Дугласова сестра... Уж как настоящий лорд Блэкнесс ее только не называл: и «змеей подколодной», и «жабой болотной», и даже «бодливой коровой». Любил он ее, что сказать, самой чистой братской любовью! И стоило ей заявиться, как Логан в тот же миг понял, кто стоит перед ним... «Брюхатая стерва» – еще один братский хорал в адрес любимой сестрицы всплыл в его голове.
– На твоем месте, мой брат, я бы давно озаботилась этим вопросом.
И зачем только она заговорила о детях, вернее, о том, как они зачинаются? Мысль о приятности этого действа в мгновение ока опять возбудила мужчину... Он потянулся к супруге, просто не мог удержаться, женщина, что еще прошлым днем была ему незнакома, сегодня кружила голову как молодое вино. И Логан подумал, что дело не в последнюю очередь в запахе... В этом, как она там сказала, трифоле, лунном цветке. Знала б она, кто он есть, ни за что бы не мыла волос этим отваром...
Лунный Дол, лунный цветок... Казалось, ему на роду было предписано жить в этом месте.
И тут эта Кендра, желая, он понял мгновенно, насолить леди Блэкнесс, спросила:
– Ты уже слышал о Робби?
Робби был сыном Дугласа Блэкнесса от первого брака, о нем тот нечасто упоминал, а думал, кажется, еще меньше: тот был мал, хил, как казалось отцу, и не достоин внимания до своих хотя бы двенадцати лет. Любой, не державший боевого оружия, не казался Блэкнессу человеком... А уж семилетний мальчишка подавно.
У Логана не было сына – он, несмотря на уговоры отца, не спешил обзаводиться семьей – но зато у него были Кам и Климейн, брат и сестра, сорванцы, которых он очень любил. Робби был, верно, не старше этих двоих... И что-то в Логане возмутилось против его похитителей.
– Робби похищен? Как это вышло? Когда? Что требуют похитители?
– Да-да, – поддакнула леди Хартвик, – расскажи мужу, как избавилась от ребенка. Ты всегда к нему ревновала, мне ли не знать!
У Брианы потемнело в глазах, так явно, словно ночь наступила, и кровь ударила в голову, затмевая рассудок.
– Лгунья! – закричала она. – Ты знаешь, как сильно я люблю Робби, он мне все равно что родной. Я вырастила его!
– Ты только делала вид, что любила, хотела, чтобы Дуглас поверил, какая ты добренькая, тогда как на самом деле...
Девушка закричала, словно ей нож в спину воткнули и провернули в ней дважды: не понимая, что делает, она кинулась к Кендре и почти вцепилась ей в волосы, когда крепкие руки, обхватив ее сзади за талию, приподняли над полом и прижали к горячей груди.
– Ну-ну, – услышала она голос над ухом, – Кендра не хотела обидеть тебя, а если даже хотела... сейчас извинится. – Последнее было сказано явно не ей и таким твердым тоном, что ослушаться было бы невозможно.
Вот и Кендра, кажется, не решилась: сначала только сопела, не в силах выдать ни слова, и только через минуту-другую – Логан ждал не отступая – процедила краткое: «Извини».
У Брианы все еще внутри клокотало, ей казалось, муж чувствует этот вулкан, закипевший в крови и текущий по венам под его пальцами, все еще обнимавшими ее со спины, но злость отступила. И стыдно стало до дрожи. Как могла она до такого дойти?
А мужв выпустил ее и спросил:
– Итак, что случилось?
Стараясь не смотреть на золовку, Бриана начала говорить:
– Робби гостил у бабушки в Броксборне, как я уже говорила. Провел там последние три недели (леди Макклаффлин очень просила прислать его) – я отправила его с надлежащей охраной, и все было в порядке, пока Дол не наполнили слухи о том, что гунны переступили границу и движутся к замку. Я испугалась, что они дойдут и до Броксборна – сама леди Кендрик, – Бриана кинула быстрый взгляд на стоявшую столбом женщину, – повторяла неоднократно, что мальчика лучше б забрать, что ты, коли что-то случится, не простишь мне смерти ребенка – и я велела гонцу доставить письмо, в котором просила отправить Робби домой. – Бриана дернула головой. – И лучше бы он оставался на месте: гунны до Броксборна не дошли, зато горцы из Армадейла, воспользовавшись моментом, спустились в ущелье и, перебив всю охрану, похитили мальчика. Мы узнали об этом от раненого охранника, с трудом добравшегося до замка... Сами горцы пока требований не предъявляли, но ты сам говорил, им нужна дорога на Беннебридж...
Девушка замолчала, и комнату, погрузившуюся в тишину, наполняло одно лишь обиженное сопение леди Хартвик. Та поглаживала живот... И секла невестку злым взглядом. Не менее колко она глядела на брата... Что вообще нашло на него, защищать эту безродную сироту, да еще с таким жаром? Он прежде себе такого не позволял. Никак ранение, полученное в бою, сказалось на его голове...
– Обещаю, в самое ближайшее время мы вернем мальчика, – прервало тревожную тишину обещание Логана.
И Кендра, недовольная не прозвучавшим в адрес Брианы укором, снова зло прошипела:
– Ты сначала разобрался бы с тем, что творится в собственном доме. Ты знаешь, что шахта в упадке, а ферма доживает последние дни? Твоя милая женушка позаботилась и об этом... – Логан подумал, что «болотная жаба» и «змея подколодная» слишком слабые прозвища для такой, как она. Дуглас по-братски все-таки преуменьшил вредность характера леди Хартвик... – А ведь я просила тебя, поставить главным над шахтой моего Найла – ты не захотел. Сказал, что твой управляющий – дельный малый, которому ты доверяешь, сказал, что Бриана поможет ему, коли придется, – и вот результат. Эти двое почти разрушили дело! И что скажет король, когда узнает об этом?
Вместе, плечом к плечу, Дуглас с Брианой вышли из хозяйских покоев и длинными коридорами и несколькими пролетами лестниц спустились во двор. Там, несмотря на события прошлого дня, неистово билась жизнь: сновали слуги, резвились дети, замковый пес Лентяй завывал под монотонный мотив чьей-то волынки.
И стоило им появиться, все взгляды сосредоточились на лорде и леди Блэкнесс... Снова те же улыбки, поклоны, россыпь радостных благодарностей.
А Дуглас к тому же – что вообще нашло на него? – ни с того ни с сего взял ее за руку. Сплел их пальцы так просто, словно они всегда это делали, и Бриане на миг показалось, что от волнения у нее лопнет сердце. Уж как оно зачастило в тесном пространстве груди, как забилось! И так, держась за руки, они шли через двор к опущенному мосту: ферма огневок находилась за пределами замка – а люди глазели на них, должно быть, недоумевая, что за блажь нашла на хозяев. Что за ребячество... По крайне мере, Бриане казалось именно так.
Опустив низко голову, пунцовея и взмокнув, словно от нескольких танцев кряду, она в спешке наступила на подол длинного платья, и Дуглас заботливо удержал ее, не позволяя упасть.
– Ты как будто стыдишься собственного супруга, – с улыбкой пожурил он Бриану и, взяв ее руку, нежно погладил ее, а после поцеловал. Полыхнул огненным смерчем по коже – дышать стало сложно... Девушка попыталась выдернуть руку, но тот не пустил. – Бри, милая, ты совсем одичала за последние месяцы! – добавил чуть виновато. – Прости, что так долго отсутствовал, был редким гостем в собственном доме. Теперь я исправлюсь... Стану внимательнее к тебе. Обещаю... родная! – И снова поцеловал тонкие пальцы, трепещущие и неспокойные, словно пойманный в силок зверь.
Кролик, над которым кружит хищный ястреб...
Бриана сама толком не понимала, почему в голове возник этот образ, но она задрожала сильнее... Тут, к счастью, их заметил Маккензи, руководивший поиском и распределением раненых в лазарете, и поспешил прервать их уединение, так что Бриане не пришлось отвечать.
– Рад видеть вас в добром здравии, сир, – обратился он к господину. – Мы продолжаем поиски раненых и убитых.
Дуглас Блэкнесс спросил:
– Сколько наших убито? Нашли кого-то из моей личной когорты?
Маккензи кивнул.
– Мне очень жаль, сир: тела Фергюссона и Пейсли были найдены у излучины Белой реки. Остальных пока ищем...
– Сиорс и Файф тоже не найдены?
– Никто из них, сир. Но мы сносим тела к Скале воинов – там, по обычаю, и устроим погребальный костер. – И тут же спросил: – Что прикажете делать с гуннами?
– Мертвыми?
– Мертвых мы захороним в пещере, – отозвался его собеседник. – Я скорее говорю о живых.
– Нашлись и такие?
– Да, сир, с десяток раненых или чуть больше.
Бриана неожиданно замерла: что скажет супруг? Какое решение примет? Ей показалось ужасным казнить выживших в битве, пусть даже это были враги.
И Дуглас сказал:
– Пусть о них позаботятся, а после отправят в темницу. Мы не какие-то дикари, чтобы добивать раненых... – И он стиснул пальцы Брианы.
«Мы не какие-то дикари...» повторила она про себя, живо припомнив, как муж, вернувшись из очередного похода, привез с собой дарка. Это было в позапрошлую зиму... Бриана тогда торопилась, чтобы встретить супруга, и с трудом могла отдышаться, когда увидала, что муж держит веревку, к которой, словно бродячий медведь, привязано некое существо.
Почти человек, просто сгорбленный, полулысый. Его неестественно бледная кожа казалась прозрачной, как поверхность ручья, а два рубиновых глаза, когда он вдруг посмотрел на нее, ужаснули своим ярким, нечеловеческим цветом. И девушка подавилась собственным вскриком... Она прежде не видела дарков, только слышала, что они жуткие твари, упыри, настоящие монстры.
– Смотри, какую зверушку я привез тебе, Бри! – хохотнул ее муж и, спрыгнув на землю, протянул ей веревку. – Уверен, у самой королевы нет подобной «болонки». Посмотри, какие глазищи!
Дуглас схватил существо за остатки волос и, оттянув назад голову, продемонстрировал ей яркий цвет его глаз. Дарк оскалился, зашипел – и Бриана увидела свежие раны на месте его передних зубов. Ее замутило, бросило в жар, а потом сразу в холод... Она отступила на шаг.
– Зачем он тебе? – спросила она. – Нехорошо издеваться над человеком.
– Над человеком?! – Муж опять хохотнул. – Эта тварь не человек, милая Бри, так, дикарь, жалкий монстр, лишившийся права на жизнь.
И он, отшвырнув дарка в сторону, улыбнулся, увидев, как тот распластался в зловонной луже.
– Что, не хочешь подарка? – спросил он ее враз ставшим металлическим голосом. – Что ж, в таком случае я оставлю игрушку себе.
И он больше месяца издевался над бедолагой, привязав его к резной балясине в общей трапезной зале: его осыпали ругательствами, тычками, сбивали яблоки с его головы арбалетными стрелами и хохотали, когда несчастный кривился, пытаясь есть овощи или фрукты. Оголодавший, он с вожделением провожал глазами куски сочного мяса, поедаемые людьми за столом, и впивался беззубым ртом в брошенные ему со стола кости.
Бриане это зрелище было противным, она не понимала подобной жестокости, но супруг на высказанный ей однажды упрек кинул жесткое:
– Ты понятия не имеешь, что за мерзкая тварь этот дарк. – Он потер правую руку, глядя прямо перед собой. – Что они из себя представляют... Да тебе и не нужно, милая Бри, – смягчился вдруг он, – мне даже нравится твое доброе сердце. – Он погладил ее по щеке, словно котенка.
И через неделю, совершенно взбесившись от голода или, может быть, издевательств, дарк, изловчившись, поймал одного из замковых псов, оказавшихся рядом. Те крутились в ногах, выпрашивая подачку со стола у хозяев... И это доведенное до крайности существо одними коренными зубами разорвало псу глотку и принялось лакать его кровь, глядя на враз онемевших людей своими рубиновыми глазами.
– Эта птица тоскует, – произнес Дуглас Блэкнесс уверенным тоном. – Ее подтачивает не хворь, а хандра.
– Хандра? – Морай Макдадли почти подпрыгнул при звуках диковинного словца. – Хотите сказать, птица просто-напросто не в том настроении?
– Опаловые огневки – вольные птицы, – как ни в чем ни бывало продолжал собеседник. – Они, согласно легенде, появились из пламени того же вулкана, что и драконы: ворон, подобравший с земли блестящий кусок огненного опала, пролетая над просыпающейся горой, испугался бурления магмы и выронил опал в жерло Праматери. В тот же момент вверх взметнулось яркое пламя, оно опалило огненный камень, и из него, подобно тому, как из яйца вылупляется крохотная малиновка, вырвалась огненнопёрая птица. Опаловая огневка. Она расправила крылья, взметнулась под небеса, а после, найдя себе место на вершине самой высокой горы, соорудила гнездо из чешуи живущих в том крае драконов и высидела птенцов. По легенде нет птицы вольнолюбивей огневки! – заключил Дуглас и даже смутился под удивленными взглядами лекаря и Брианы.
Они глядели на него так же, как иные глазеют на лилипутов или бородатую женщину. Одним словом, выглядели по-настоящему пораженными...
Первым опомнился старый Макдадли:
– Нет, мы, конечно, слышали эту легенду, но чтобы огневка соорудила гнездо из чешуи настоящих драконов... – Морай почесал себе голову. – Где вы такое слыхали, мой господин?
Бриана задавалась тем же вопросом: откуда Дуглас знал бы такое? Он «сказками» мало интересовался, еще и над ней потешался, когда она читала ему.
– Где? – улыбнулся им Дуглас. – Да, кажется, в Баннокбурне. Там как-то поймали дракона, мальчишку совсем, он сбежал от своих и шатался по нашим дорогам. Так вот этот мальчишка каких только историй и не рассказывал... Большой был мастак.
– Вы встречали дракона?! – не менее пораженно воскликнул Морай. – И какие они, эти драконы? Говорят, о двух головах и покрыты костяной чешуей, такой крепкой, что ее ничем не пробить... кроме как опаловым наконечником, – добавил он тише.
Дуглас окинул его пристальным взглядом. Доля секунды, но Бриана заметила это... Да и только лишь потому, что глаз от супруга не могла отвести, он как будто зачаровал ее чем-то.
– Про опаловый наконечник сказать не берусь, – между тем, отвечал Дуглас Мораю, – но двухголовых драконов, насколько я знаю, в природе не существует. Да и крепкая чешуя появляется лишь когда они обращаются, так же – обычные люди, ничем прочим от нас с вами не отличающиеся.
– То есть мы можем увидеть дракона и даже никак не понять, кто стоит перед нами? – ужаснулся Морай.
Дуглас ему улыбнулся и слегка потрепал старика по плечу.
– У нас с драконами перемирие, насколько я знаю, – вам нечего их бояться, друг мой, – произнес он. И вкрадчиво: – Или вы … желаете выступить против драконов? Ежегодная дань, установленная законом, кажется вам непосильной?
– Мне... непосильной? Да что вы, мой господин, я делаю свое дело и думать не думаю о драконах. Ваш дед, уж простите за прямоту, наворотил дел, выступив против ящеров… Нам, наученным горьким опытом, вряд ли пристало и думать о чем-то подобном. Надо спасибо сказать, что те и вовсе нас не изничтожили... Обложили существенной данью, это да, но хотя бы мы живы. И вообще, помяни черта... Нет, это к лучшему, что драконы больше не появляются в наших краях! У нас и своих забот полон рот, – заключил собеседник, снова глянув на птицу, положившую голову Дугласу на плечо.
Бриана впервые подала голос:
– Так ты считаешь, эта птица тоскует по воле?
– Огневки любят свободу, – подтвердил ее муж. – Стоит им только раз почуять ее, как душа их томится по свету, вольному ветру и поднебесью. Вы ведь держите их почти круглосуточно в шахтах, не так ли?
Лекарь кивнул.
– Горняки без них как без рук: это и свет, и указка, в каком направлении двигаться.
– Птица, рожденная во вспышке яркого света, прозябает в кромешной ночной темноте глубоко под землей...
– Но прежде это им не мешало! Они исправно делали свое дело.
Дуглас осведомился, задумавшись на секунду:
– Случалось ли с птицами непривычное им в последнее время?
– Непривычное... – Макдадли задумался, припоминая.
– Они вылетали из клетки, – напомнила леди Бриана. – Как раз с месяц назад кто-то недосмотрел и не запер щеколду на клетке: птицы вырвались на свободу, и лучшие птицеловы несколько дней искали их по всему Лунному Долу. А, изловив, воротили назад...
Ее муж закивал, казалось, он понял все, что хотел. Да Бриана уже и сама догадалась, в чем причина птичьей хандры!
– Они почувствовали свободу, – сказала она, – и не желают возвращаться под землю.
– Но это нелепо! – возмутился Морай. – Они только птицы. Неужели нельзя что-нибудь сделать?
– Боюсь, они погибнут в неволе, – произнес Блэкнесс. – Этих птиц можно спасти, только выпустив на свободу!
Несчастный старик даже руками взмахнул.
– Но кроме них у нас сейчас нет взрослых птиц. Вылупившиеся птенцы еще слишком малы, к тому же, слабы. Драконье пламя ослабевает в последнее время...
– Оно потухает?
– Потухает?! – Морай, в очередной раз пораженный, выпучил глаза. – Разве драконье пламя способно потухнуть? Я думал, оно горит вечно.
– Да, если поддерживается драконом, но без него оно со временем угасает.
Бриана в голове подсчитала: они получили драконье пламя, как дар, во время заключения мирного пакта с драконами. Дед Дугласа начал войну лет семьдесят или больше назад, посчитал, что способен выступить против драконов и захватить плодородные земли в Астрийских предгорьях, испокон веку принадлежащие им, но после серии кровопролитных сражений он был пленен и едва не убит, и драконий король, Изенгард Первый, проявил милосердие: обложенный данью, Рори Блэкнесс был отпущен домой вместе с драконьим пламенем, отданным ему в дар. То было не просто подарком, скорее орудием, ибо дань второе поколение рода Блэкнесс платило драконам огненными опалами.
Словно гномы из древних легенд, горняки вгрызались кирками в твердые скалы, камень за камнем пробивали каменные туннели в поисках огненных ониксов. Настоящие жилы попадались не часто... Такие, чтобы нарыть целый квинтал отменных камней, требовало немалых сил и сноровки. И это с огневками...
А без них...
– Нашли что-то? – обратился к горнякам Рамси.
Самый плечистый, но и крохотный ростом – воистину гномий отпрыск с окладистой бородой, стянутой тонким шнурком, – закинув кирку на плечо, произнес:
– Ни камня со вчерашнего дня. Бьемся впустую, как сельдь в тесной бочке... Без птиц тут беда, мистер Рамси. Как они?
Управляющий, по всему не поверивший обещанию госпожи, все же слова её повторил:
– Обещают, что скоро оправятся. Вот, – указал он на Дугласа, – сам лорд Блэкнесс спустился к вам поглядеть, как дела обстоят...
Шахтеры враз приосанились, подтянулись. Леди Бриана была для них только женщиной, тогда как лорд Блэкнесс – хозяином и прославленным воином. Всю вчерашнюю битву они пробыли здесь же, в недрах горы, знали, что замок спасен, но о большем не слышали... Горняки были особой породы людьми, молчаливыми, выдержанными – другие давно бы сдались, побросали кирки и лопаты да ушли на поверхность, эти же продолжали долбить мертвый камень в надежде отыскать богатую жилу.
– Вижу, вам тут несладко приходится, – сказал Дуглас и коснулся ладонью правой стенки туннеля. Свод нависал над головой, почти приглаживал волосы...
– Ничего, сир, нам не впервой, – отозвался за всех бородач-коротышка. – Справимся, как обычно! – И тут же в сердцах: – Вы только одно мне скажите: зачем этим драконьим выродкам наши камни? Уж сколько лет я долблю эти скалы в поисках огненного опала, а все гадаю, что эти твари с ним делают. Побрякушками украшаются? Или...
– Едят? – упреждающе подсказал ему Дуглас.
– Едят?! – басом откликнулся здоровяк, да так, что посыпалось по стенам, вызвав у леди Брианы панический ужас.
Супруг сжал ее пальцы, а сам коснулся свободной ладонью камня с другой стороны.
– Едят, – ответил, чуть улыбнувшись. – Я слышал, огненный оникс питает их силы.
– Это что же, мы собственными руками делаем этих гадов сильнее?! – возмутился шахтер.
– Выходит, что так. Но даже без этих камней драконы все же сильнее, и нам не стоило бы о том забывать! – подытожил лорд Дуглас.
Шахтеры в молчании закивали. Лорд прав: когда Рори Блэкнесс выступил против драконов, он едва не уничтожил Шотландию. От нее бы осталось одно пепелище, не прояви эти нелюди милосердия... Правда, думать об это казалось малоприятным, особенно горцам, сросшимся пусть и не с палашом, но с киркой и лопатой.
А хозяин добавил:
– Здесь камень как будто теплее. Потрогайте! – Он отнял от стены руку и позволил здоровяку коснуться указанного им места.
Его руки, мозолистые и грубые, походившие на узловатый ствол старого дуба, словно лаская прошлись по холодному... нет, в самом деле, чуть теплому камню.
И глаза его распахнулись...
– Будь проклят старый Колун, но камень, действительно, теплый! Эй, Арчи, Синиг, Уилли, – позвал он других, – поглядите, там будто тлеет огненный опал! Берите кирки – и за дело. – И, казалось, позабыв все на свете, здоровяк саданул киркой по тому самому месту, на которое указал ему Блэкнесс...
Рамси и остальные попятились. Леди Бриана вцепилась Дугласу в руку... Он был горячим, почти раскаленным. Дан всемогущий, у него жар, решила она! Завтра он свалится с лихорадкой и, не дай боже, умрет – что ей тогда прикажете делать?
– Дуглас, пожалуйста, возвратимся домой, – сказала она. – Тебе нужен отдых. И сон! А еще хороший обед. Умоляю, не доводи себя до беды!
Муж поглядел на нее долгим взглядом, испытывающим, и молча кивнул. В конце концов, он сделал все, что хотел... По крайне мере, пока.
А вечером его ждет испытание Огненной кровью...
Пока Дуглас спал, провалившись в мгновенный сон, едва коснувшись подушки, Бриана неприкаянным призраком бродила по замку. Везде кипела работа, шуршал ручейком нескончаемый поток жизни, а она ощущала себя брошенным в воду камнем: при ее появлении всё на миг замирало, а после двигалось дальше.
– Как чувствует себя господин Дуглас? – подчас хором спрашивали ее, и Бриана лгала, что прекрасно. Лгала даже не о его самочувствии – о самой личности мужа.
И боялась: теперь точно боялась, что самозванец не пройдет испытание Маккалленов. Что будет тогда? Как ей, простой женщине, удержать их? Она когда-то хотела быть лучником – ей было семь или восемь – сестры на острове Гроз едва сознания не лишились, когда услыхали об этом. Бриане пришлось читать в два раза больше молитв и поститься целые сутки. Больше она о луке и стрелах ни разу не заикалась! Но мечта не забылась, хотя, умей она даже стрелять, этим Маккалленов не удержишь... Им подавай огненной магии, как там ее, искры драконьей, текущей по венам.
Но откуда в супруге... ее настоящем супруге, была эта искра? Каким образом он прошел испытание?
И уж тем более, откуда ей взяться в этом мужчине, который выдает себя за Дугласа Блэкнесса?
Ответа не была, как и боли при кратком «был» в отношении мужа. Поверить, что его больше нет, выходило не очень: вот только что он держал Бриану за руку, говорил, что вдвоем они преодолеют все трудности, а теперь это «был».
Разум и сердце играли с ней странную шутку: она верила и не верила одновременно.
Она запуталась... или... хотела запутаться...
– Леди Бриана! – Деррек окликнул ее в воротах замка. Смутился, заерзав на месте. – Простите, что отвлекаю, но есть кое-что, о чем вам не мешало бы знать.
– Ты нашел палаш мужа? – мгновенно насторожилась Бриана. Где палаш, там рука настоящего лорда Блэкнесса...
– Нет, госпожа. Палаш так и не найден. Но Эйли, знахарка, хотела бы с вами поговорить!
– О чем же? – Успокоившаяся было Бриана, снова насторожилась.
Посещение фермы и шахты утомило Логана больше, чем он бы хотел. Все-таки рана в боку, какой бы незначительной ни казалась, давала знать о себе... К тому же кожа под повязками на лице страшно зудела, а свежий порез дергало и тянуло – хотелось сорвать их с лица и вдохнуть полной грудью. Не так, как сейчас, когда он как будто дышал только в пол силы...
Втянуть бы воздух с полей, расправить...
Он подвигал лопатками. Тело со сна затекло...
Где леди Блэкнесс? Постель и сама комната пахли ей, пробуждая глубинные чувства, о которых Логан понятия не имел. Разыграть влюбленного мужа было не сложно, сложнее было действительно не увлечься... Леди Бриана оказалась соблазнительней, чем он думал.
Ее белая кожа, локоны светлых волос и яркий румянец очаровали его с первой минуты. А запах... Она, и не догадываясь о том, пахла именно так, как не стоило бы ради их общего блага.
– Ты уже встал? – Бриана вошла в комнату напряженной как тетива. – Время пришло: Маккаллены ждут. Я попросила Маккензи сопровождать нас...
– Эти дикие горцы ничего нам не сделают, можешь не волноваться об этом, – сказал Логан.
Он чувствовал, как беспокойство бурлило в ней вулканической магмой.
– И все-таки я не хотела бы рисковать.
– Что ж, не стану противиться. – Не сдержавшись, он поднес к губам ее руку. Поцеловал, глядя прямо в глаза...
Дарк его подери, но ведет он себя как мальчишка! Влюбленный мальчишка, и такого в их план не входило. Если узнает отец...
– Сир, пора! – появившись в дверях, поторопил их Маккензи. – Эти Маккаллены горлопанят на весь Лунный Дол, наверное, и до Аспарии долетает. Тянут напевы своим языческим Духам... Еще и дымят какими-то травами.
– Ничего, друг, сейчас со всем разберемся, – сказал Логан и хлопнул начальника стражи по плечу.
Тот приосанился, блеснул взглядом. И добавил, как бы припомнив:
– Я тут для вас оружие присмотрел, господин... Не чета вашему палашу, ясное дело, но все лучше, чем ничего. – И с надеждой: – Глядишь, не сегодня завтра отыщется ваш Смертоносный! Лунный Дол нынче усеян клинками, как одуванчиками весной. Страшное время, сир! – Он вздохнул.
– Спасибо, Маккензи! – Логан принял оружие – крепкий клинок из лучшей арраской стали с навершием из огненного опала лег в руку почти идеально.
Это, конечно, не Смертоносный – он хорошо помнил, как выглядел клинок Дугласа, – но замена не худшая из возможных. Сам факт ненайденного клинка тревожил Логана не в последнюю очередь... Неужели этот мерзавец Блэкнесс сумел-таки выжить? Но как? И почему, если он действительно жив, не объявил о себе?
Между тем они вышли из замка и, миновав внутренний двор и ворота с поднятой решеткой, прошли мимо палаток-лазаретов к стоянке Маккалленов. Тягучие, меланхолические мотивы разносились над Долом порывом тихого ветра... Колыбельной погибшим, еще не обретшим покой в Светлой Обители.
Логан вспомнил весельчака Пейсли с его вечными байками о корове кузнеца Дакка, мрачного Файфа, который этим шуткам ни разу не улыбнулся, и Фергюсона, и Сиорса – они все полегли в Лунном Доле. Он сам это видел... Он грустил и в то же время был рад, что никто из них не явится обличить его в совершенном подлоге. Уж они-то, боевые друзья, никогда бы не спутали его с Дугласом! Слишком долго они были вместе, слишком долго жили бок о бок, распивая эль и разбавленный джин на привалах у горящих костров, чтобы спутать одного и другого.
– Приветствую тебя, Дуглас-Смертоносный Клинок, – поднялся на встречу вновь прибывшим тот же воин, что приходил утром в палатку. Льялл-Волчий Оскал, припомнил Дуглас, как его звали. Раскрашенный пуще прежнего, он являл собой странное зрелище: сын дикой природы, он казался таким же чуждым стенам древнего Блэкнесса, как сын пастуха – королевскому замку.
– Приветствую тебя, Льялл-Волчий Оскал, – отозвался ответным приветствием Логан. И кивнул. – Моя леди желает присутствовать при обряде, как и Маккензи...
– … Начальник дворцовой стражи, я знаю, – подхватил главный Маккаллен. И спросил: – Ты опасаешься, мы причиним тебе вред?
Логан знал, тот пытается подловить его, вывести из себя, и внутренне был готов.
Улыбнулся:
– Мои люди не знают тебя так, как я. Они опасаются, сам понимаешь. – Он быстрым взглядом скользнул по сине-черным узорам на груди собеседника.
И тот молча кивнул, признавая его правоту – диким Маккалленам нравилось устрашать – комплимент был даже приятен.
– Прошу, занимайте места у нашего очага, – жестом радушного хозяина указал Льялл-Волчий Оскал на свободное место у костра.
Логан, недолго думая, скинул плед и кинул его на траву.
– Прошу вас, Бриана, – он взял ее за руку, помогая присесть.
Непривычная к диким привычкам обихода Маккалленов, девушка все-таки опустилась на плед. Логан видел, как неловко она себя чувствует, какой чуждой ощущает себя среди горцев, расписанных краской с головы и до пят... Ее монастырское воспитание, должно быть, требовало бежать, не иметь ничего общего с дикарями-язычниками, но она мужественно терпела.
Ради кого: ради мнимого мужа или мира с Маккалленами?
– Благодарю, Дуглас.
Он опустился на плед рядом с ней. Положил между ними палаш, словно провел невидимую черту, и, поглядев сначала на Льяла-Волчий Оскал, севшего в двух шагах от него, перевел взгляд на медный котел на треноге, установленный над костром. В нем, в этом медном котле, булькала ярко-красная жидкость...
– Мы готовы к обряду, – произнес Льялл-Волчий Оскал, позволив Логану вдоволь налюбоваться лопающимися пузырями на поверхности варева. – Что скажешь ты сам, готов ли испить Огненной Крови?
Бриана, не отводившая от котла взгляда испуганного зверька, вцепилась Логану в руку.
– Готов, – ответил он твердым тоном и только потом поглядел на нее. – Ты ведь знаешь, я уже делал это однажды... Со мной ничего не случится, – успокоил ее.