Двухстороннее зеркало

ГЛАВА 1

Санкт- Петербург, 25 марта 1836 год

Мягкий свет мартовского утра пробивался сквозь прозрачную легкую ткань занавеси окна, рисуя неуверенные тени на стенах кабинета профессора медицины Петра Андреевича Затонского. Мебель, расставленная с педантичной точностью, и полки, заставленные книгами и анатомическими черепами не давали сомневаться в том, что здесь практикует доктор .

Анна обнаружила себя лежащей на длинной кушетке, застеленной чистым постельным бельем, но каким-то грубоватым и жестким. Голова её слегка кружилась, а слабость пронизывала все тело. В комнате сильно пахло паленым воском. Однако внимание девушки привлекли приглушенные голоса за приоткрытой дверью.

- Представь, Лена, - шептала одна из служанок с тревожной интонацией, -выловили её прямо из реки! В чем мать родила, истинный крест, да еще и без сознания. Господин профессор всю ночь за ней ухаживал.

- Чудо, что она жива, Марфа, — ответила другая, сдерживая взволнованный вздох, - Мойка-то ледяная сейчас.

- Льдом утопленница себе голову отрезала, а Петр Андреевич пришил ее обратно.

- Матушки родныя, кто она, откуда?

- Никто не знает, - голос Марфы опустился до едва слышного шепота, - ни бумаг, ни кольца, ни имени.

- Доктор говорит, что она могла потерять память, — продолжила Марфа, - и что, возможно, кто-то специально пытался избавиться от неё.

Наступила тишина, но только на мгновение.

- А может, и сама она прыгнула в воду, — пробормотала Лена, - кто её знает?

- А слышала, студенты за Литейным ловят баб молодых, чтобы для практики анатомировать?

- Матушки родныя, - всхлипнула Лена, - лекари, аптекари!

Анна почувствовала, как ком подступает к горлу. Страх, замешанный с неясными обрывками воспоминаний, охватил её. Шея и запястья рук были туго затянуты бинтами. Она попыталась привстать, но тут в комнату вошёл высокий, крепкий мужчина с проницательным взглядом серых глаз. Он был в коричневом сюртуке и такого же цвета панталонах.

- Вы проснулись, — произнёс он, подойдя к кушетке. Его голос был низким и ободряющим, - вам лучше не вставать. Вы перенесли сильное переохлаждение.

Девушка смотрела на него, не зная, что ответить.

- Где я? — наконец выдавила она, дрожащими руками пытаясь приподнять голову.

- Я – профессор Затонский Петр Алексеевич, а это мой кабинет, - с тонкой улыбкой сказал мужчина, протягивая ей стакан с тёплым питьём, - но для начала вам нужно восстановить силы. У вас будет много вопросов, но и у меня их немало.

Профессор взял стул, стоящий у небольшого круглого стола, и, поставив его у изголовья Анны, громко крикнул:

- Марфа! Марфа Сергеевна!

В комнату быстрым шагом вошла молодая девушка в темном платье с длинными рукавами, белом фартуке и белым кружевом в прическе.

- Почему ты опять пугаешь Лену? – спросил Петр Алексеевич Марфу, - зачем сочиняешь небылицы про студентов-медиков?

Марфа сконфуженно смотрела на носки своих туфель.

- А про пустяшный порез на шее нашей гостьи, что ты придумала?

Девушка молчала.

Затонский вздохнул.

- Я запрещаю тебе, Марфа, пугать Лену. Она женщина впечатлительная, в прошлый раз, когда ты придумала историю про нечисть, живущую в антресолях, Лена разбила чашку из серебряного сервиза Императорского стеклянного завода!

Профессор гневно засопел.

- А теперь, голубушка, немедленно отправляйся к Фридману в аптеку за эликсиром Ле Морта. Одна нога здесь – другая там!

Марфа склонилась в быстром реверансе и вышла.

Петр Алексеевич принял из рук Анны пустой стакан и поставил его на стол. Повернувшись, он спросил девушку:

- При вас не было, хм…вещей, указывавших на вашу личность. Позвольте узнать ваше имя, сударыня.

Анна закашлялась.

- Мое имя Анна Сальер. Но больше я ничего не помню, - хриплым голосом ответила девушка.

- А как по батюшке? – профессор медленно провел ладонью по гладко выбритому подбородку.

- Анна Васильевна, - сморщив лоб, с секундным замешательством ответила девушка.

- Неужель, Анна Васильевна, вы не знаете своего места жительства?

- Нет.

- Но хотя бы вы из Санкт-Петербурга?

Анна пожала плечами.

- Я затрудняюсь это утверждать.

- Но что-то кроме имени вы все же помните?

- Я извиняюсь, доктор, ничего. Я даже не знаю, как выгляжу и сколько мне лет.

Затонский поспешно встал со стула и вышел, через минуту вернувшись с переносным круглым зеркалом. Он протянул его Анне.

Девушка равнодушно уставилась на свое отражение.

- Нет, профессор, ничего.

Петр Алексеевич хмыкнул и в задумчивости прошелся по комнате. Он подошел к окну.

- Может быть, вы помните род занятий, социальное положение родителей?

Анна отрицательно качала головой.

- Vous maîtrisez le français? ( Говорите по-французски?)

Анна слегка расширила глаза и быстро ответила.

- Oui, on dirait que je l'ai étudié. (Да, кажется, я учила его)

- Не попытаетесь вспомнить, где?

- Нет, не знаю. Я очень устала, профессор.

Анна закрыла лицо руками.

- Хорошо, - сказал Петр Алексеевич, негромко хлопнув в ладоши, - сейчас вам Марфа даст микстуру, она поможет вам отдохнуть и набраться сил. А мне пора.

Едва профессор вышел, вернулась Марфа с большим флаконом цилиндрической формы и удлиненным широким горлышком. На бумажной этикетке в черной орнаментированной рамке Анне удалось прочесть название этого зелья: «Парегорикъ».

Марфа уверенной походкой подошла к шкафу из красного дерева и, взяв из выдвижного ящика серебряную чайную ложку, наполнила ее зельем из маленькой мензурки, в которую предварительно плеснула жидкости из флакона.

В комнате резко запахло камфарой. Девушка осторожно поднесла ложку к губам Анны.

- Петр Алексеевич велели, - сказала она, выливая лекарство в покорно открытый рот.

ГЛАВА 2

- Прошлым годом, когда Петр Алексеевич жили в доме Жадемировского на Большой Морской - Гороховой, там в одной комнате был ватерклозет, - отчего-то смущаясь, сказала Марфа, потупив взгляд, - тут, на Мойке нужду справляют в горшки.

Девушка ногой выдвинула из-под кушетки медный горшок с крышкой и ручкой.

- Если хотите, можете оправиться за ширмой, - Марфа показала в угол кабинета, - не уж-то вы и об этом забыли?

Анна уже терпеть не могла, и ей пришлось воспользоваться советом прелестной служанки.

Марфа показала на небольшой звоночек, стоявший на круглом столе.

- Когда урыльник наполнится, позвоните в эту сонетку, Лена вынесет на двор.

Анна вернулась и села, поджав под себя ноги, после приема лекарства она почувствовала себя лучше. Только теперь обратила внимание на одетые на нее белые панталоны и сорочку до середины икры.

- А доктор ваш женат? – спросила она простуженным голосом.

- Вдовец. Жена его Екатерина Федоровна пять лет как от тифа… Как раз в день рождения Великого князя Николая Николаевича.

Марфа быстро перекрестилась.

- А много ли слуг в доме?

Марфа задумалась, напряженно глядя в потолок.

- Лакей Емельян, две горничные - я, да Лена, слуга, кухарка, полотер и прачка. Еще истопник Федор Коновалов.

- Где же они все помещаются? – спросила Анна, думая совсем о другом.

- Кто где, барышня. Мы с Леной в детской, там две кровати, Емельян на сундуке в передней, кухарка за печкой на кухне. Полотер и прачка приходящие, Коновалов с дворником в дворецкой ночует. Он только на зиму нанимается.

Анна только выглядела спокойной, на самом деле она была в глубоком психологическом шоке и завела разговор с горничной, чтобы как-то отвлечься от своих панических тяжелых мыслей.

Она окончила Санкт- Петербургскую академию художеств имени Ильи Репина и проживала вместе с родителями на Донской улице Васильевского острова в шестиэтажном доме дореволюционной постройки. Получив в 2019 году специальность реставратора антиквариата, она открыла прибыльное дело в снятой в аренду мастерской на Невском проспекте. За пять лет она стала одной из самых востребованных специалистов в Питере.

В субботу 23 марта 2024 года , когда Анна в салоне ZAKA NAL на Невском «делала ногти», раздумывая, как ей провести выходные, позвонила Полина Громова, владелица лавки редкостей, которая сообщила , что хочет разместить у нее на реставрацию только что купленное уникальное зеркало 17 века.

Анна хотела отказаться, она была занята по горло, но предложенный крупный гонорар и занимательная легенда происхождения этой вещи решили дело.

Вопрос о веселых выходных отпал сам по себе. Зеркало доставили в мастерскую субботним вечером, а в воскресенье с утра Анна приступила к работе.

По легенде зеркало изготовил в Германии талантливый стекольный мастер 17 века Герхард Брауэр, который был известен своим искусством создания необычных стеклянных изделий, которые будто бы хранили в себе тайны света и тени. Секрет заключался в уникальной обработке стеклянной поверхности: с одной стороны наносился тонкий слой серебра, смешанный с таинственным порошком собственного изготовления, а с другой — специальный лак, сохранявший прозрачность. Герхард экспериментировал с нагревом, слоями, пропорциями и создал идеальное двустороннее зеркало. С одной стороны оно блистало, как обычное зеркало, а с другой стороны смотрелось, как чистое стекло. По легенде в 1764 году императрица Екатерина II приобрела это зеркало у берлинского купца Гоцковского вместе с коллекцией картин европейских мастеров XVII века.

В отличие от обычных зеркал того времени, ему приписывались мистические способности: якобы оно запоминало образы, которые на него смотрели, а также отражало правду о человеке, включая его самые темные стороны. По легенде, каждый, кто долго смотрел в зеркало, видел в нем «истину» — иногда ужасную, ведущую к безумию или смерти.

На задней стороне зеркала сохранилась надпись на латыни: «Speculum animarum» - «Зеркало душ».

Анна с любопытством рассматривала под слоем амальгамы эту старинную витиеватую надпись, меняя угол зрения, передвигая зеркало, когда голова ее внезапно закружилась, и она потеряла сознание.

Ей было 26 лет, и она прочитала уйму романов про попаданцев, считая подобную фантазию авторов любопытной глупостью, а теперь сама невообразимым образом стала таким героем. Это было невероятно! Это было страшно.

Анна не была трусихой, даже наоборот, все ее считали боевой, целеустремленной и смелой девушкой, но сейчас она просто умирала от страха.

Анна поймала себя на том, что совершенно не разбирает слова горничной, которая что-то ей обеспокоенно говорит: только ее полноватые губы как-то странно дрожали.

- У вас ногти выпадают, - со страхом, граничащим с ужасом, воскликнула Марфа.

Наращённые накануне ногти действительно отслоились, очевидно, из-за контакта с холодной водой Мойки 18 века, в которую странным образом в совершенно голом виде угодила Анна.

- Не беспокойся, Марфа, со мной такое случается, - сказала Анна, собирая в ладонь остатки достижений ногтевого бизнеса далекой цивилизации 21 века.

- Прошу простить меня барышня, - поправляя свою рыжую прическу, сказала горничная, - нужно в передней прибраться.

Марфа ушла, и Анна осталась одна со своими копошащимися в голове мыслями.

ГЛАВА 3

Анна не была глупой девушкой. Как только она увидела сквозь пелену беспамятства двух суетливых водовозов, которые черпали покрытыми краской кожаными ведрами воду из Мойки, то сразу поняла, что это средневековье какое-то.

Правда она решила, что ей снится один из исторических снов, которые являлись ей неоднократно на почве профессиональной деятельности. Масса вещей, которые она реставрировала, имели уникальные истории, относящиеся к той или иной эпохе прошлого.

Два мужичка бомжеватого вида, занимающиеся ночью незаконным набором воды из Мойки, ведь продажа ее была строго запрещена из-за низкого качества, спасли, тем не менее, барахтающуюся в полынье барышню совершенно бескорыстно, если не считать за эстетическую награду созерцание обнаженной натуры.

Они доставили, завернув в овчину, остро пахнущую рыбой, посиневшую от холода Анну к частнопрактикующему доктору, квартира которого находилась всего в трехстах метрах от места происшествия, чем, несомненно, спасли ей жизнь.

Анна была девушкой не глупой и поэтому претворилась потерявшей память. Горящие по всей квартире восковые свечи, бронзовая чернильница в виде трехмачтового парусника на столе хозяина с дюжиной очиненных гусиных перьев указывали на то, что эпоха, принявшая так недоброжелательно Анну, не отличалась продвинутой цивилизованностью.

Две девицы, которых Анна не рассмотрела из-за своего болезненного состояния и полумрака, непривычного для жителя 21 века, по повелению доктора, растерли ее тело густой мазью, резко пахнущей нашатырем, напоили теплым травяным настоем. На грудь поставили какой-то пластырь, сильно обжигающий кожу, накрыли одеялом, одев в какое-то белье и обернув ступни ног шерстяной тканью.

До самого рассвета за ней ухаживал доктор: поил ее питьем и даже пустил кровь, сделав прокол на груди.

Анна понимала, что ее могли принять за беглую крепостную. Она точно не помнила, но, кажется, укрывательство беглых в эту эпоху преследовалось законом очень строго.

Она бы была обеспокоена еще больше, если бы знала, что в 1833 году был выпущен "устав о паспортах и беглых", ставший основным законом, определяющим права и обязанности полиции по осуществлению паспортного контроля. Основным правилом являлось то, что никому нельзя отлучаться с места жительства без удостоверяющего личность документа.

А если у человека и вовсе не было при себе документов, как у Анны, и он никак не мог подтвердить свою личность, его приравнивали к бродяге ,что считалось уголовным преступлением и наказывалось высылкой в Сибирь.

Анна, лежа на жесткой и неудобной кушетке в кабинете доктора Затонского, сильно жалела о том, что не очень тщательно относилась в институте к изучению Истории. Она напряглась и попыталась вспомнить события, относящиеся к тридцатым годам девятнадцатого столетия.

Сначала кроме эпохальной картины Карла Брюллова «Последний день Помпеи, написанной художником в 1833 году, ей ничего не пришло на ум. Также она помнила, что примерно в эти годы в России была сильнейшая эпидемия чумы и холеры.

Пришло на ум и то, что где-то недалеко, на Мойке,12 должно проживать «солнце русской поэзии», А. С. Пушкин, поэт и жуткий бабник.

С трудом Анна вспомнила, что государь, правивший русской империей в 1836 году, являлся, кажется, Николаем первым.

Пока Анна Сальер одиноко томилась в покоях Петра Андреевича Затонского, профессор, взяв извозчика, отправился на Фонтанку.

В 1836 году расследованием беглых в Санкт-Петербурге занимались жандармы, которые действовали под руководством Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, во главе которого был Бенкендорф.

При Третьем отделении действовали исполнительные органы — жандармские учреждения и формирования. В 1836 году они были сведены в Отдельный корпус жандармов

Действуя под руководством Третьего отделения, жандармы осуществляли политический сыск и вели следствие по делам о государственных преступлениях, конвоировали особо опасных преступников, руководили розыском беглых крестьян и дезертиров.

Петр Андреевич поехал в известный дом на Фонтанке, чтобы встретиться с начальником Корпуса жандармов генерал-майором Леонтием Дубельтом.

Он был правой рукой Бенкендорфа и входил в свиту императора.

Петр Андреевич лечил его жену Анну Николаевну, племянницу адмирала Мордвинова, когда после вынужденной отставки, Дубельты поселились в имении Рыскино близ Твери, где Затонский недолго практиковал в Тверской губернской гимназии.

Давнее знакомство с генералом переросло в дружбу, которая не прерывалась уже девять лет.

Петр Андреевич не испытывал подобного чувства, охватившего все его существо со времен знакомства с его покойной женой Катенькой. Таинственная незнакомка с интригующим именем Анна Сальер поразила его нездешней красотой и великолепным сложением, напоминающим каменные изваяния древних богинь Греции. Он влюбился, как мальчишка.

Профессор знал, что информация о ночной пациентке уже достигла ушей жандармского корпуса, он слишком хорошо знал систему негласной агентуры третьего отделения, внедренную во все дома Санкт-Петербурга. Не секрет, что все дворники города на Неве являлись платными сотрудниками учреждения Леонтия Дубельта.

Серьезная угроза нависла над этой девушкой. Без документов и потерянной памятью Анне грозила либо ссылка, либо сумасшедший дом.

Как доктор, Петр Алексеевич был уверен, что память к Анне рано или поздно вернется. Однако условием этого должен был быть не только достойный уход, но и создание нормальной жизни и быта для пострадавшей.

После долгих раздумий, Затонский решил обратиться за помощью к тому единственному в городе, кто мог реально помочь ему.

Леонтий был человек трудолюбивый и честный, но был он и ярым приверженцем строгого следования правилам и законам российской империи. Это и беспокоило Петра Андреевича, когда он входил в скромную комнату его секретаря.

ГЛАВА 4

В приемной было несколько чинов, ожидающих аудиенции. Затонскому пришлось ждать около двух часов. Это показалось ему плохим предзнаменованием. Леонтий Васильевич был человеком сложным и даже противоречивым, поэтому профессор не мог предвидеть исход этого визита.

Петр Андреевич припомнил, как Леонтий в 25-ом находился под следствием, ведь среди его знакомых были «декабристы» Сергей Волконский и Михаил Орлов.

Также он вспомнил отношение генерала к Западу. Он постоянно называл его гадкой помойной ямой. За первую обязанность честного человека Леонтий считал любить выше всего свое Отечество и быть самым верным подданным и слугою своего Государя.

Дубельт в 1834 году закрыл издание «Московский Телеграф» Николая Полевого, где печатались Вяземский, Баратынский и Пушкин, за едкую рецензию на одну патриотическую пьесу, которая весьма понравилась Николаю первому. Государь по достоинству оценил служебное рвение Дубельта и в июле 1835 года назначил его на должность начальника штаба Корпуса жандармов с производством в чин генерал-майора.

Затонский также знал о странной неприязни Дубельта к Александру Герцену, находящегося в Вятской ссылке .

Он терпеть не мог Герцена и вспыхивал только от упоминания его имени, даже губы его тряслись.

- Герцен! - кричал он с неистовством, - у меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором бы я его не повесил.

Затонского от невеселых мыслей отвлек адъютант генерала.

- Петр Андреевич, - слегка наклонив голову, сказал офицер, - Его Превосходительство просят вас на аудиенцию.

Дубельт сидел за массивным столом. Худое лицо его, оттенённое длинными светлыми усами, было покрыто едва заметными оспинами. Затонский считал, что черты лица его высокопоставленного друга имели что-то общее с волчьим обличием, выражавшие тонкую смышлёность хищных зверей. Леонтий Васильевич был одет в темно-зеленый мундир со скошенным воротником и обшлагами, золотые эполеты украшали две кованые серебряные звездочки. Усталый и суровый взгляд генерала чуть смягчился, когда Затонский шагнул через порог кабинета.

Он легко поднялся со своего места и, сверкая идеально начищенными ботфортами, подошел к другу, чтобы встретить его в середине кабинета. Дубельт дружески обнял Петра Андреевича и проводил до стула с мягкой высокой спинкой. После неторопливо прошел на свое место.

- Хорошо, что вы пришли, Петр Андреевич. Ведь я только что ознакомился с докладом, где в качестве одного из героев фигурируете вы, профессор. Что за утопленницу приволокли к вам вчера в дом нерадивые повольники?

- Дама эта, Ваше Превосходительство, находилась на грани жизни и смерти, больших усилий стоило вернуть ее к жизни.

- В рапорте моего сотрудника сказано, - Леонтий задумчиво огладил усы и, нагнувшись над бумагами, процитировал, - « …барышня сия была совершенно без одежды и каких-либо свидетельств ее личности не обнаружено».

Затонский смущенно потер двумя пальцами виски.

- Эта женщина, лет 25-ти, вероятно, по чьему-то злому умыслу была подвергнута попытке убийства, только благодаря невероятному стечению обстоятельств несчастная попала в мои руки. К сожалению, она совершенно лишилась памяти, назвав лишь, предположительно, свое имя – Анна Сальер.

- Не беглая ли? – быстро спросил генерал, - заблудилась в чужом поселении и шагнула в полынью?

- Эта девица в совершенстве владеет иностранными языками. И выглядит, - Затонский покраснел, - как дама.

Дубельт рассмеялся.

- Поделитесь, любезный Петр Андреевич, своими способностями распознавания социального положения людей исключительно по обнаженной плоти.

- Напрасно вы иронизируете, Леонтий Васильевич. Белоснежная кожа, осиная талия, тонкие запястья, маленький размер ноги - это явные признаки потомственной аристократки. Высокий лоб, тонкий нос, губы и брови дугой. Но внешность еще не все. Дворянское происхождение ее выдают манера речи, и даже имя.

Кроме того, Ваше Превосходительство, Анна обладает недюжинной силой воли. Она не показывала виду вчера, что испытывает боль или дискомфорт…

- О-о, милейший Петр Андреевич, кажется, вы влюбились?

Дубельт прошелся вдоль стены, на которой висели в золоченых рамках два парадных портрета Александра первого и нынешнего императора.

- Какая же ваша просьба, любезный Петр Андреевич?

- Покорнейше прошу, Ваше Превосходительство, оставить Анну Сальер до выздоровления в моем доме под личное поручительство.

Дубельт усмехнулся.

- Хорошо, Петр Андреевич. Но провести расследование надобно тщательным образом.

Генерал проследовал быстрым шагом к своему столу.

- Я поручу это дело лучшему моему сотруднику. Богданову.

По дороге домой, Затонский заехал в магазин готового платья на Троицкой улице и переговорил с его хозяйкой Марго Арлетт.