Двуликий бог. Путешествие в Мидгард

Глава 1

Я помню наше первое путешествие в Мидга́рд. Такое не забывается.

Мало кто знает, что интерес Си́гюн к девяти мирам не был удовлетворён сорвавшейся свадьбой Трюма и Тора, даже вопреки доходчивому предостережению судьбы.

Едва перестав вздрагивать при каждом упоминании Йотунхе́йма, моя любопытная госпожа устремила взор на менее суровый и опасный, по её наивному мнению, мир людей.

В те славные времена они с моим сыном На́рви дарили мне столько счастья, что кружилась голова, и я не сумел отказать ей.

Воспользовавшись мигом, когда я был ослеплён наслаждением после бурной бессонной ночи, молодая жена вытянула из меня согласие. Стоило большого труда сдержать усмешку, ведь и я без того исполнил бы любое её желание.

Оставив Нарви на попечение кормилицы и личных служанок Сигюн, с рассветом мы покинули золотой чертог, проскакали по Биврёсту, обогнули страну великанов и, проведя ночь у моего старого знакомца и должника, следующим утром вступили в изрезанные горами земли Мидгарда.

Наш путь лежал к Мировому морю, которое Сигюн мечтала увидеть во всём его грозном великолепии. Я не мог не согласиться с тем, что алые, словно кровь древних ту́рсов, закаты над бушующими изумрудными волнами стоило увидеть хотя бы раз в жизни.

Они являли собой завораживающее зрелище, как и утончённая красота моей любимой аси́ньи: хрупкая, женственная, далёкая ото всего, что связано с войной и сражениями, дочь бога света, к моему удивлению, оказалась умелой наездницей.

Когда она мчалась во весь опор, смеясь и прильнув к гриве своего коня, а встречный ветер трепал золотые на солнце волосы и вздымал светлое платье, я понимал, что безнадёжно околдован ей.

Сигюн с наивной непосредственностью удивлялась всему, что видела по сторонам, и походила на ребёнка, который в первый раз вышел за порог родного дома и осознал, что мир им не ограничивается.

Помню, как она заметила о́даль и осадила коня, ввергнув меня в замешательство. Когда я подъехал к ней, госпожа обратила на меня не верящие голубые глаза и спросила: «И люди правда живут так, внутри холма?..»

Я не сразу ответил ей, поскольку засмеялся в голос.

Жизнь Мидгарда в значительной мере отличалась от беспечного существования богов в Асга́рде.

И хотя верховные боги на словах только делали, что помогали и покровительствовали людям, на деле же они не спешили делиться со смертными своими превосходящими их представления знаниями.

Да и защиту им обеспечивали лишь потому, что враг у двух народов был общий – великаны Йотунхейма. Благо жителей Срединного мира никогда не стояло у них на первом месте, вопреки песням и легендам.

Вместо просторных, многоярусных, богато украшенных чертогов и окружавших их величественных садов люди сбивались в одали – небольшие дворы, на каждом из которых проживал один большой род.

Жилища строились приземистыми, тесными, тёмными – довольно убогими по меркам Асгарда. Жизнь обыкновенного землевладельца складывалась из скотоводства и возделывания земли, охоты, ведения хозяйства и в редком случае – ремесла.

Хозяйка одаля не шла ни в какое сравнение с госпожой чертога и работала не покладая рук вместе с прислугой, проводя весь день если не на кухне, то за ткачеством.

На фоне впечатляющих природных просторов Мидгарда, быт его жителей казался нелепой вознёй в куче грязи и пыли, поэтому я понимал первое удивление и лёгкое пренебрежение Сигюн.

Я и сам когда-то мальчишкой, путешествуя бок о бок с Одином, испытал похожие чувства. Однако Срединный мир оказался глубже, многограннее и интереснее, чем казался на первый взгляд.

В чём нам предстояло лишний раз убедиться.

Когда поселения и их обитатели начали попадаться чаще, мы спешились, чтобы отдохнуть и напоить коней. Мы сидели на берегу мелкой речушки, и я по привычке сбросил с себя божественность, чтобы смешаться со смертными.

Люди, боги и великаны, хоть и были созданы по одному подобию, с течением времён стали всё сильнее разниться. Ас, не скрывавший божественного происхождения, выделялся на фоне обычного человека: высоким ростом и крепким телосложением, особым сиянием кожи и волос и блеском глаз – в общем, тем, что считалось редкой врождённой красотой.

Сами того не осознавая, смертные тянутся к нам и следуют за нами, но только на первых порах. Видимое превосходство рождает в мелочных мидгардцах зависть и злобу, а мы становимся чужаками и врагами.

Нам же лишнее внимание было ни к чему.

– Что с тобой, Ло́ки? Ты побледнел, – заволновалась Сигюн.

Я улыбнулся, понимая причину её беспокойства.

Знал, что изменился: утратил в росте и силе, кожа потускнела, волосы утратили мягкость и медный оттенок, став золотисто-рыжими, даже одежды преобразились – гладкую блестящую ткань заменила тонкая шерсть, а богатые цвета – непримечательная серость с простым красным узором, вышитым на рубахе.

Распахнув густые ресницы, жена замерла, приоткрыв полные губки от растерянности. Воспользовавшись случаем, я наклонился к ней и поцеловал.

1.2

– Тебе бы тоже стоило сбросить божественность, чтобы походить на людей, – ухмыльнувшись, посоветовал я.

Для Срединного мира Сигюн была слишком красива и притягательна. Хотя и богиням Асгарда она мало уступала в великолепии, а многих ещё и превосходила изяществом и утончённостью, о чём сама не подозревала.

– Сбросить божественность? О чём ты говоришь? – переспросила она, глядя на меня с искренним непониманием и испугом.

Я догадался, что жена понятия не имеет об этой врождённой способности богов. Я пояснил ей, что имею в виду, отчего она застеснлась, покраснела и покачала головой.

– Я этого не умею, – прелестно зардевшись, призналась моя госпожа. – Видно, отец считал, что мне не доведётся покинуть Асгард. А ты не заберёшь её у меня?

– Сигюн, божественность – это не невинность, чтобы её мог лишить первый встречный, – хмыкнул я. – Никто не способен отнять у тебя божественный облик и силу. И если ты не совладаешь с ним сама, то… – я вздохнул, предчувствуя неприятности, которые принесёт соблазнительная красота жены, – придётся что-то придумать.

– Не смейся, Локи, – тихо попросила она, опустив глаза, и я не стал смущать её ещё больше.

– Собери волосы в узел, незачем показывать твои блестящие локоны простолюдинам. Как представится возможность, переоденем тебя в скромное платье. И постарайся лишний раз не поднимать глаз – они выдают нас, – подсказал я.

– Хорошо, повелитель, – с кроткой улыбкой согласилась асинья.

– Сними свадебный перстень и спрячь, он привлекает слишком много внимания.

– Так подойдёт? – с озорством глядя на меня из-под ресниц, спросила она, сокрыв рубиновый перстень в ложбинке груди под нижним платьем.

– Теперь я всё время буду думать о нём, но да, – я сглотнул, а ясноликая госпожа рассмеялась своим нежным тихим смехом.

Увы, несмотря на то что Сигюн вняла моим советам, и нам без труда удалось обменять тонкий шёлк на простой льняной наряд обыкновенной хозяйки, беда не заставила себя ждать.

Грабителей было пятеро – крепких, коренастых и, очевидно, наученных жизненным опытом – так проворно они стащили Сигюн с лошади, что она и вскрикнуть не успела.

Пришлось последовать за ней и спрыгнуть на землю. Продолжая движение, выхватил кинжал из ножен на поясе и, нырнув под руку одного из нападавших, вонзил лезвие ему в бедро и рванул на себя.

Струя крови вырвалась из рассечённой плоти и на миг окрасила голубое небо алым. Разбойник, потянувший было грязные руки к моей жене, взвыл не своим голосом и упал на землю, дёргаясь и извиваясь, словно разрубленный червь.

Уклоняясь от его свирепого подельника, краем глаза заметил, как Сигюн, изогнувшись в чужих руках, всадила свой кинжал между рёбер схватившего её мерзавца, и не сдержал гордой усмешки – уроки Хакана не прошли даром.

Не церемонясь, добавил нападавшему скорости щедрым пинком под зад и, резко сменив направление, добил раненого женой смертного, полоснув того по горлу. Чужой предсмертный хрип даровал мстительное удовлетворение.

Увы, моё торжество оказалось недолгим.

Один из недругов напрыгнул со спины, оглушив меня мощным ударом рукояти меча в затылок. Второй, словно только того и ждал, полоснул кинжалом по боку. Бил наотмашь, однако не слишком умело, я ушёл в сторону, что меня и спасло.

Скользящий удар ослепил болью и нарушил дыхание, тем не менее я успел продуманным точным движением сбить противника с ног, уложить на лопатки и вонзить кинжал в грудь.

Чувствуя, как из-за ранения теряю силы, с раздражением стёр чужую кровь с лица. Хрупкие людские тела, остался бы в божественном обличии, проклятая слабость ещё бы не ощущалась.

Жалобный крик Сигюн вернул меня на землю. Взбешённый сопротивлением разбойник ударил её рукоятью кинжала в висок. Осознавая, что, не рассчитай он силу хоть малость, и удар станет для моей госпожи последним, ощутил клокочущую ярость в груди.

Ненависть застила глаза, и я бросился к обидчику жены, позабыв об осторожности. Опрометчивое решение сыграло со мной злую шутку. Я не успел достичь их, потому что напавший со спины вор рассёк мне плечо, вырвав глухой крик из груди.

На миг перед глазами полыхнуло от боли, я утратил равновесие и упал на колени. Короткого замешательства хватило тому же громиле, чтобы добить меня оглушительным ударом по голове.

Лёжа щекой на влажной от крови земле, я понимал, что двое оставшихся в живых покончат со мной – не столько в уплату виры за троих убитых подельников, сколько из ненависти и страха.

Голова раскалывалась, по шее текла горячая кровь, и на ум приходило единственное решение. «Будет больно», – с тоской подумал я, но свист клинка, разрезавшего воздух над головой, придал мне уверенности.

Собрав остаток сил и сосредоточившись, я призвал родную стихию. Руки и волосы вспыхнули огнём, обжигая уязвимое смертное тело и причиняя мучительную боль.

Верховным богам не позволялось показываться среди людей в первозданном виде, равно как и показывать свою страшную природную силу. Она выше их понимания, и за проступок приходилось расплачиваться.

Я скорчился на земле, стиснув зубы от нестерпимого жара – вместо того, чтобы исцелять, собственная сила казнила и поглощала меня – и наблюдал, как по песку растекается тёмное алое пятно.

Сквозь слабость я различил полные суеверного ужаса крики: «Огненный демон! Прокля́тое отродье Су́рта!» Впрочем, страх не помешал мерзавцам захватить мою жену и коней, убираясь прочь.

Я ещё слышал, как Сигюн кричала и рвалась, звала меня срывающимся голосом, задыхаясь от отчаяния и слёз, однако не мог поднять головы. Пламя погасло, оставив ожоги на теле и круг выжженой земли. Глаза закатились, и мир поглотила тьма.