Дядя Вернон

Глава 1. Герои и предатели

Приближаясь к умирающему, он сам не знал, зачем делает это. Он сам не знал, что чувствует, глядя на белое, как полотно, лицо Снейпа и его пальцы, пытающиеся зажать кровавую рану на шее. Гарри снял мантию-невидимку и смотрел сверху вниз на ненавистного ему человека. Расширенные черные глаза Снейпа остановились на Гарри, и он попытался что-то сказать. Гарри нагнулся к нему. Снейп схватил его за край одежды и притянул ближе. Из его горла вырвался страшный булькающий звук:

— Собери… собери…

Из Снейпа текла не только кровь. Серебристо-голубое вещество, не газ и не жидкость, хлынуло из его рта, ушей и глаз. Гарри понял, что это такое, но не знал, что делать… Гермиона вложила в его дрожащую руку наколдованный из воздуха флакон. Мановением палочки Гарри направил серебристое вещество в его горлышко. Когда флакон наполнился до краев, а в жилах Снейпа не осталось, похоже, ни капли крови, его судорожная хватка ослабела.

— Взгляни… на… меня… — прошептал он. Зеленые глаза встретились с черными, но мгновение спустя в глубине черных что-то погасло, взгляд их стал пустым и неподвижным. Рука, державшая одежду Гарри, упала на пол, и больше Снейп не шевелился.

Просмотр воспоминаний профессора был подобен глоточку воздуха перед следующими событиями, коротенький роздых перед марш-броском в финальной битве.

— Авада Кедавра!

— Экспеллиармус!

Хлопок был подобен пушечному выстрелу. Золотое пламя взвилось в самом центре круга, по которому они двигались, — это столкнулись их заклятия. Гарри видел, как зеленая вспышка Волан-де-Морта слилась с его собственной, и как Бузинная палочка взмыла ввысь, чернея на фоне рассвета, закружилась под зачарованным потолком, точно голова Нагайны, и пронеслась по воздуху к хозяину, которого не пожелала убивать, чтобы полностью подчиниться его власти. Гарри, тренированный ловец, поймал её свободной рукой — и в ту же минуту Волан-де-Морт упал навзничь, раскинув руки, и узкие зрачки его красных глаз закатились. На полу лежали смертные останки Тома Реддла: слабое, сморщенное тело, безоружные белые руки, пустое, отсутствующее выражение на змеином лице. Волан-де-Морт погиб, убитый собственным обратившимся вспять заклятием, а Гарри стоял с двумя волшебными палочками в руке и глядел на опустевшую оболочку своего врага.

Какое-то мгновение вокруг еще стояла тишина. Потом зал очнулся и взорвался шумом, криками, восклицаниями и стонами. Ослепительное солнце залило окна, все рванулись к Гарри, и первыми к нему подбежали Рон и Гермиона; это их руки обвивали его, их громкие голоса наполняли звоном уши. Потом рядом возникли Джинни, Невилл и Полумна, а потом все семейство Уизли, Хагрид, Кингсли, МакГонагалл, Флитвик, Стебль — Гарри не мог разобрать ни слова из того, что все разом кричали ему, не мог понять, чьи руки обнимают, тянут, толкают его; сотни людей теснились к нему, желая прикоснуться к Мальчику-Который-Выжил, благодаря которому все наконец кончилось…

А потом… Настала другая тишина, гулкая, ошеломляющая. Все взгляды устремились в сторону входных разрушенных дверей, туда, где среди завалов щебня и обломков одиноко бродил Филч в поисках своей пропавшей кошки. Но смотрели не на Филча, а на группу людей, входящих в холл замка, людей, которых априори не должно было быть в живых: Дамблдор шел в центре и впереди всех, за ним, растянувшись веером, шли Римус Люпин с Нимфадорой Тонкс, Сириус Блэк, Фред Уизли, ещё кто-то, ибо взгляды всех приковала пара, невозможная и нереальная по самой своей сути — Лили и Джеймс Поттеры. А с ними шагал юноша, как две капли воды похожий на Гарри Поттера.

Мир перевернулся.

Друзья и однокурсники растерянно переводили взгляды с Поттера на Поттера, терли глаза и трясли головами, но пока ещё можно было различить, где настоящий: их друг стоял в центре холла, перепачканный сажей и пылью, украшенный ссадинами и царапинами на лице, в драной голубой рубашке и старенькой курточке. Тогда как новоприбывший Гарри был чистенький, причесанный и одетый с иголочки в такую ладную одежку, словно только что из-под утюга. А кроме этого, у Поттера номер два не было шрама на лбу. Этот факт почему-то всех успокоил: Гермиона и Невилл, Рон, Полумна и прочие, кто сражался рядом с Гарри, потеснее сгрудились вокруг него. А сам Гарри озадаченно таращился на центральную фигуру седобородого волшебника и силился понять, как такое вообще возможно: инсценировать свою смерть и заставить всех поверить, что он мертв? Белые одежды и седая борода директора вдруг стали отвратительными, а сам старик омерзительно лживым. Скользким и подлым насквозь.

Голубенькие глазки скользнули по толпе, по удивленным лицам, лаская их всеобъемлющей любовью, и остановились на Гарри. Потом открылся брехливый рот, и из него полилась сладкая патока:

— Га-а-арри, ма-а-альчик мой! Какой ты храбрый, ах, какой ты храбрый, отважный мальчик!.. Мы все так благодарны тебе за победу… — тут патока, видимо, кончилась, в голосе зазвучала деготь, а в глазах сверкнули холодные льдинки. — А теперь не будешь ли ты так добр, мой дорогой мальчик, я хотел бы забрать назад свою палочку.

Рука Гарри непроизвольно крепко сжала Бузинную палочку. Если сначала у него и были благородные порывы вернуть смертоносную палочку обратно в гробницу, то сейчас от тех порывов не осталось и следа — палочка стала его личной собственностью, и возвращать её ожившему «хозяину» у Гарри не было теперь мотива. Кому возвращать-то? Этому предателю?!

— Простите, но она моя. Мне мистер Олливандер сказал, — как можно вежливее объяснил Гарри, безотчетно пряча палочку за спину.

Холодные глазки Дамблдора метнулись было к Кингсли, но тот отрицательно покачал головой:

— Нет, Дамблдор, я не стану силой отбирать палочку у героя.

— Бруствер, но… герой же вот! — Дамблдор показал на Поттера-без-шрама. — Он — настоящий Избранный.

— Да хоть Папа Римский! — непокорно взбрыкнул Кингсли. — Мы сражались не с ним, а рядом с вон тем. Кстати, а кто они, близнецы?

Глава 2. Помощь из ниоткуда

Обойдя дом, Гарри содрал доски с задней двери и, открыв её Алохоморой, проник внутрь. В гостиной царили полумрак и полосатые тени от окон, падающие на пол и зачехленную мебель. Кухня встретила его стерильной пустотой, на столе так и стояла позабытая фляга, из которой Грюм наливал всем в стопки Оборотное зелье. Вздохнув, Гарри прошел мимо неё и открыл холодильник. С минуту поглазев на девственно чистые полки, он с досадой захлопнул дверцу — совсем у него мозги заржавели! Вот и что он тут рассчитывал найти? Битком набитый едой холодильник, шкафы, полные сухарей и галет?

Его желудок, выпустивший порцию желудочного сока в предвкушении скорого ужина, разочарованно вытянулся, издав печальную голодную руладу. Виновато погладив живот, Гарри вернулся в гостиную, скинул на пол чехол с дивана, забрался на него с ногами и, съежившись в позе эмбриона, предался грустным размышлениям.

Итак, Гарри отпустили живым только потому, что он пообещал не возвращаться в маг-мир. А так как его рожа со шрамом на лбу известна всем, то появление там не останется незамеченным, и любой, кто увидит его, обязательно доложит тому-то и тому-то, так что до Дамблдора его вылазки так или иначе дойдут, а уж тот постарается ликвидировать Гарри за незаконное вторжение. Животному там нечего делать, он никто и звать его никак.

Гарри грустно фыркнул — ну и черт с тобой… А Поттер, тот, который номер два, от славы отказался. Вернее, от незаслуженной славы, причем хорошенько так наорав на отца, Джеймса Поттера: мол, зачем ему чужая слава, если он и так теперь знаменит как Поттер-без-шрама? После чего гордый олененок, вскинув молодые рожки, потребовал у матери вернуть его на родину, в Америку, к его возлюбленной, что замороченная мама и проделала, не слушая протестов старшего оленя.

Перед отбытием Гарри спросил Второго, вернуть ли ему мантию-невидимку, раз он настоящий Поттер и законный наследник? Законный наследник бросил по сторонам настороженные взгляды и шепнул, приблизив лицо:

— Знаешь… а оставь её себе… Думаю, тебе она нужнее будет.

Гарри улыбнулся в густеющие сумерки — а оригинал-то хорошим человеком оказался, совсем не отличимым от него. Или наоборот? Это он оказался хорошей копией?.. М-да-а-а… Крутая каша тогда заварилась. Узнав о пророчестве и о том, что Темный Лорд узнал о ребёнке, который должен родиться и уничтожить его, светлые маги придумали гениальный план — заменить детку клоном. Ну и разумеется, никто и не подумал о том, что клон живой и тоже имеет чувства — физически и морально он ничем не отличается от оригинала…

— Здравствуй, овечка по имени Долли, брат я твой… Одинаковая выпала судьбинушка-доля нам с тобой… — печально пропел Гарри, чувствуя, как подкрадывается температура. Стресс наконец-то догнал его, начался отходняк.

Вспомнилась верная Гермиона, которую он бессердечно прогнал, заставив поверить, что у него всё хорошо и он знает, где его родственники. Гарри крепко зажмурился, пытаясь не разреветься. У неё свои заботы, нечего её тормозить и грузить своими проблемами, пусть забудет о нем и едет в Австралию на поиски своих родителей. Ему же с ней теперь никак — он отныне персона нон грата в волшебном мире. Так чего ж она мучиться-то будет, возиться с ним, с бесполезным грузом?.. Нет-нет, пусть забудет о нем и отправляется туда, где она нужнее.

Хотя… а если с ней поехать? Гарри сел, спуская ноги на пол. Она же не откажется от его помощи? А чем он ей может помочь? — заколебался было он, но тут же воспрянул духом. Морально, конечно же, просто поддержит её в пути и поисках. Огляделся, прикидывая, где его тётка маггловские документы держала? Но, узрев всё те же полосатые тени и чехлы на мебели, стух — нигде. Она их, скорей всего, с собой забрала, кто же оставляет ценные бумаги в брошенном доме?

Дышать становилось всё труднее, жар стал удушающим. Гарри поднял горячую руку, потрогал такой же пылающий лоб и понял, что безнадежно болен. Вот не было печали… Перед глазами всё расплывалось, нещадно кружилась и гудела голова, но он всё равно поднялся и подтащился к столу, скинул с него покрывало-чехол и выдвинул ящик в надежде найти там аспирин…

Увы и нет. Ящик был пуст, как и холодильник со шкафами. Тут к жару подобрались лихорадка с ознобом, и Гарри начало трясти от холода. Подобрав с пола чехлы, он закутался в них, вернулся на диван и забылся в беспамятстве. Сказалось всё: и год скитаний по диким местам Англии-Шотландии-Уэльса, и сны на мерзлой земле в продуваемой всеми ветрами палатке, и полуголодное существование с пайком из сырых грибов и черствого хлеба. А после всех этих испытаний-партизанщины в лесах ему и отдохнуть-то не дали! Полет на слепом драконе, прыжок с него в холоднющее ледниковое озеро с ожогами по всему телу, и финальная драчка со спятившим Лордом с коротким визитом на призрачный вокзал Кингс Кросс.

Интересно, а как там Дамблдор оказался, на небесном вокзале?.. Гарри слабо улыбнулся сквозь температурный полубред — а Дамбушке никто не обрадовался… Все смотрели на него с таким подозрением: где он отсиживался, пока в Хогвартсе шёл бой и умирали дети. Такого магическая общественность не простила даже «Великому и Светлому» — где он был? Почему не явился и не вызвал Волан-де-Морта на дуэль? Грин-де-Вальда почему смог, а Лорда нет? Почему же? И зачем сейчас припёрся? И прочие тоже — вместо себя големов подсунули. А трупы детские — вон они лежат… и замок разрушен… и Кингсли как-то не проявляет привычного почтения, за что ему отдельное спасибо и обещание отдать за него голос, если он станет баллотироваться в министры.

Таким образом, вместо ожидаемого почета старик встретил отчуждение и недоверие широкой массы, члены МАКУСА, прибывшие вместе с Поттерами из Америки, оценили поступок Дамблдора и совместно с МКМ сняли его с должности Верховного Мага Визенгамота, мотивируя это тем, что трупы в них не заседают. Вот так старик сам себя загнал в ловушку, из которой не вылезают — в могилу, и ничего не попишешь, даже если могилка не настоящая, а гипотетическая. Из мертвых не воскрешаются. Даже темные лорды.

Глава 3. Троллья этика

Места в вагоне скоростного ICE были очень комфортными — пара мягких диванов с багажным отделением под ними, откидной столик между ними же. И офигенные виды, проплывающие за окном. Ну представьте себе: за окном чисто пасторальная картинка с сувенирной открытки — голландские домики на зеленых холмиках, утопающие по самые крыши в зелени, с коровками и овечками по лугам… полтора часа спустя за окном всё тот же милый зеленый хоббичий городок, а потом — бах, ну всего-то на секунду глаза отвел, а в окне — горы. И никакой холмистой долины, только горы, ущелья, бездонные пропасти, бесконечные ледники, и водопады, водопады… и мосты. Пожалуй, самая главная достопримечательность австрийских горных железных дорог — это мосты. Бесчисленное множество самых разных мостов, причем в самых неожиданных местах. У Гарри сердце обрывалось, когда поезд, деловито пыхтя, тащил вагоны почти вертикально вверх, в гору, змейкой полз по мостовому серпантину и радостно чухал над жуткой пропастью, дно которой скрывалось в тумане… А один раз поезд, казалось, пустился вплавь, пересекая огроменное озеро-море по низкому мосту. В общем, незабываемое путешествие, и Гарри не раз задавался вопросом: это ж сколько храбрости надо иметь машинисту, чтобы вести поезда по этакому маршруту?

Зальцбург, Солёный город, показался через час пути. Сначала это была голубая дымка на горизонте, Гарри уже видел многочисленные городки и посёлки, окруженные горами. Но Зальцбург ошеломил Гарри, он тянулся во все стороны, обнимая и окружая горы. Вот вдали проплыл Альтштадт, Старый город, наползающий на склоны Капуциненберга, чуть дальше показалась-наплыла снежная вершина Гроссглокнера, и так же неспешно уплыла в голубой туман. А Зальцбург, казалось, был со всех сторон, он бесконечной скатертью расстилался меж гор и долин, воистину — сказочный город в сказочной стране!

Приехали, наконец-то приехали! На стоянке перед вокзалом дядю Вернона дожидался грузовик, Гарри малость удивился: сколько он себя помнил, Дурсли пользовались семейным фордом, типичной городской машиной, но спрашивать ничего не стал, а молча забрался в салон. Дядя с кряхтением втиснулся за руль, вставил ключ зажигания и повернул. Под капотом зарычал мощный мотор, железный монстр выплюнул ком сизого дыма из трубы, встряхнулся и, порыкивая, выехал со стоянки. Гарри прилип носом к стеклу, жадно разглядывая дома, неширокие улицы, современные витрины магазинов, а сверху, вот странность, вывески и указатели из средневековья, старинные котлы, ножницы, сапоги… Чудеса, да и только!

Дядя мерно крутил баранку и вполголоса рассказывал-комментировал проплывающие мимо интересные объекты. Вот Хохензальцбург, самый большой замок в Европе, вот Гетрайдегассе, цеховая улица, соединяющая прошлое и настоящее. А во-о-он там бывший епископский город, он прекрасен в любое время года. И наконец:

— Гляди, вот сейчас проедем Блицгертнергассе, и вот он, наш дом.

Гарри с интересом посмотрел на туманную аллею, заросшую странными корявыми и отчего-то голыми деревьями. И не удержался от любопытства:

— А что такое Блиц… гертер… как там?

— Блицгертнергассе переводится как «Улица сада молний». Видишь те деревья, дохлые?

— Вижу, — Гарри зябко поежился. Дядя фыркнул в усы.

— В прошлом тут не хило молнии гуляли, да и сейчас могут шандарахнуть, достается ещё деревьям. Уж не знаю, с чего эти молнии решили, что для них тут громоотводы стоят, но лучше в дерево, чем в корову или машину.

Ещё полчаса езды сквозь живой лес, потом вдоль стен оград, и, наконец, автомобиль свернул в ворота. Вот и дом. Гарри с трепетом уставился на старинный серый особняк, двухэтажный, весь заросший плющом и вьюнком, с эркером над входом и мансардой вдоль всего дома, понизу тянется широкая терраса-веранда. Машина въехала во двор и остановилась, сыто уркнув двигателем, как переевший тигр. Гарри передернулся, пытаясь отогнать эти странные ассоциации грузовика с хищником.

В просторном светлом холле их встретила Петунья, к Гарри она не кинулась с объятиями, только нервно кивнула в знак приветствия и отрывисто приказала идти наверх. Покорно поправив на плече рюкзак, Гарри пошел к лестнице, тётя бросила вслед, что его комната находится в конце коридора справа от окна.

Хмыкнув на такое более чем прохладное отношение, Гарри поднялся на второй этаж и потопал по неширокому, но длинному коридору, две двери с обеих сторон озадачили — а чего так длинно-то? — четыре комнаты всего, стало быть. На стенах картины и фотографии, и Гарри, проходя мимо, невольно смотрел на них, и если картины его не привлекали, насмотрелся он на них в свое время в Хогвартсе, то фотографии в рамках заинтересовали. Себя на них он не нашел, конечно, зато семейка Дурслей была в полном составе, даже тётушка Мардж наличествовала со своим неизменным бульдогом.

Окно, дверь справа. Ладно, не чулан под лестницей. Потянув дверь на себя, Гарри вошел и обалдело заморгал на пороге — огромная, угловая, с двумя окнами и дверью сбоку от входа, справа. В углу, меж окон — стол со стулом, два разных шкафа и кровать у стены. За белой дверью обнаружилась полноценная ванная, чем объяснилась загадочная длина коридоров. Не комната, а целые царские покои с собственной ванной! По лицу Гарри против воли расплылась широкая радостная улыбка. Пройдя к кровати, скинул рюкзак и снова осмотрелся, отметив, что шкафы здесь для вещей с мелочью и для одежды — на гардеробном висело зеркало.

В дверь кто-то торопливо стукнулся, и, не спрашивая, не дожидаясь разрешения, в комнату заглянул Дадли. Вот он-то с объятиями не стал задерживаться — подлетел и сгреб Гарри в охапку, сдавив до хруста в ребрах. Ну точно дементоры подменили!

— Да-а-ад… а-а-атпусти… за-ду-ши-и-и-хххр… — еле-еле прохрипел Гарри.

— Дурак! — сипло сказал Дадли. И отпустил. Гарри тут же начал потирать бока, взглядом спрашивая: «это что сейчас такое было?» Дадли хрюкнул и развел руками, мол, а сам ты как думаешь? Ясно. Соскучился братец. Вздохнув, Гарри сам полез обниматься, ла-а-адно, к черту прошлое, живем здесь и сейчас.