Запах больницы ни с чем не спутаешь. Смесь лекарств и обеззараживающего средства намертво въедается в оштукатуренные стены, оседает на дощатом полу, подоконниках и полированных спинках кроватей. Я еще витала в приятной дреме, цепляясь за обрывки сна, а в носу уже свербело от хлорной извести.
До слуха донеслось ворчание уборщицы и скользящий звук швабры с характерным постукиванием. Ежедневная уборка помещений и неизбежный ранний подъем пациентов – классическое начало дня в любом лечебном заведении нашей необъятной страны. Наконец, хлопнула дверь, обдавая меня легким сквозняком, и наступила тишина. Однако я уже проснулась. Едкий запах стал резче, проникнув внутрь вместе с порывом воздуха, чему я искренне возмутилась и оповестила об этом громким чиханием. Туман в голове сразу прочистился, я распахнула глаза и уставилась в беленый потолок.
И что это я здесь делаю? – возник резонный вопрос и следом не менее важный. – А я – кто?
Странное ощущение – не знать, кто ты такая, и в то же время понимать, что это ненормально. Ведь, если ты чего-то не помнишь, то и не задумываешься над этим. Я встряхнула головой, затем прикоснулась пальцами к вискам и с силой на них надавила. Кроме вспышки боли, это действие ничего не принесло. Что-то мешало вспомнить.
В одноместной палате, помимо кровати, стула и тумбочки, на стене у входа висел рукомойник. Под ним располагалась металлическая чаша, упрятанная в деревянную тумбу, на которой я заметила мыльные принадлежности и зеркальце на длинной ручке. К нему-то я и устремилась за ответами.
Из тусклого прямоугольника на меня грустными глазами цвета медового хмеля смотрела миловидная блондинка с пухлыми губками. Я сжала их в тонкую полоску и нахмурилась, придирчиво оценивая себя со стороны. Рост выше среднего – откуда-то я это знала, фигура спортивная, сформировавшаяся, привычная к физическим нагрузкам. Волосы густые, но слишком тонкие и воздушные. Прически на таких долго не держатся. Родимые пятна и прочие отметины на видимых местах отсутствуют. И лет мне на вид от семнадцати до двадцати, хотя по ощущениям намного старше. Что же, неплохо для начала. Осталось выяснить, кто я и как сюда попала.
Накинув поверх ночной рубашки больничный халат, я сунула ноги в матерчатые тапки и прошлепала к двери, высунув нос наружу. Хм, длинный коридор с палатами по обе стороны. Примерно посередине находится стол дежурной медсестры. Слева на кушетке, откинувшись к стене, дремлет немолодой мужчина в униформе. Несмазанные петли скрипнули, и незнакомец тут ж встрепенулся, машинально положил правую руку на кобуру с торчащей наружу коричневой рукоятью табельного оружия.
– Барышня? – увидев меня, мужчина нахмурился. – Не положено! Вернитесь в палату!
– Кем не положено? Что не положено? – Я оторопела, а дежурная подняла заспанное личико, несколько секунд смотрела непонимающим взглядом, а после подскочила с места и бегом бросилась ко мне.
– Барышня, что же вы встали? Нельзя вам! Доктор не разрешал подниматься. Вернитесь в палату, пожалуйста! – приблизившись, машинально подхватила меня под локоток, но тут же отдернула руку, будто я прокаженная.
– Извините! – Я растерялась, совершенно ничего не понимая. – Мне нужно посетить туалетную комнату.
– Не извольте беспокоиться! Сейчас Марью Кузьминичну пришлю, и все на месте сделаете. А вставать нельзя. Вдруг головокружение начнется? Или обморок случится? Вчера Эдуард Францевич весь резерв на вас потратил. Что же вы, столько трудов и насмарку? Никак нельзя, Настасья Трофимовна. Идемте в палату.
Анастасия Трофимовна? Ну, хоть имя узнала. Кстати, на двери с наружной стороны висела табличка, где значилась пациентка Молчанова. Выходит, это я и есть?
Задумавшись, я вернулась в палату. Медсестра чуть ли не на пятки наступала и семенила следом, будто опасалась, что я нарочно бухнусь тут в обморок. Нет, это не мой вариант – слишком отличаюсь от изнеженных девиц. Хм, откуда такая уверенность?
– Молчанова Анастасия Трофимовна – это я? – уточнила на всякий случай.
– А вы не помните? – Девушка посмотрела на меня с жалостью. – Эдуард Францевич предупреждал, что возможна кратковременная потеря памяти. После ментального удара и не такое случается. Из группы только вы и выжили… – осеклась, прикрыла рот ладошкой и покосилась на дверь, за которой сидел караульный. – Ой! Не велено же ничего рассказывать. Не выдавайте, пожалуйста!
– Не выдам! – Кивнула решительно. – Только и вы помогите. Расскажите, что обо мне известно? Как я сюда попала?
– Да не знаю я ничего толком, – медсестра испуганно понизила голос. – Я в ночную смену вчера заступила, а вас еще днем привезли. Главный, говорят, ни на шаг из палаты не отходил, а в коридоре столько народу толпилось – ужас. Околоточный, жандармы, важные господа в штатском, маги – посмотреть в их сторону лишний раз страшно. Слухи по больнице расползлись, будто гимназистов с Большой Дворянской насмерть поубивало. Жалко-то как! – достала платочек из передника и смахнула слезинки со щек.
Я присела на кровать, огорошенная новостями. Получается, погибли люди, с которыми я была знакома? Внутри шевельнулась жалость, но тут же и заглохла. Конечно, я сочувствовала горю, что пришло в чужие семьи, но ощущения потери не испытывала. Может, из-за того, что ничего не помнила об этих ребятах?
Медсестра, воспользовавшись моей задумчивостью, тихонько выскользнула за дверь, а на смену ей минут через десять пришла Марья Кузьминична – санитарка, ухаживающая за тяжелыми больными. С собой она принесла теплой воды для умывания и судно.
Во время поездки поговорить с директором гимназии не получилось. Виной тому наличие лишних ушей из Следственного комитета. Да и сама обстановка не располагала к душевным беседам. Я с опаской рассматривала угрюмого мужчину, в обязанности которого входило круглосуточное наблюдение за мной. Нахлебов Тарас Григорьевич – старший унтер-офицер, городовой полицейской Управы, оказался на редкость молчаливым. Директор представил нас друг другу, на что охранник буркнул «Здравия желаю!» и уставился в окно. Зато водитель – полная противоположность, болтал без умолку. Он радостно сообщил, что ему также поручено сопровождать и напутствовать барышню Молчанову вне стен гимназии. Так что, если надумаю выйти в город, то непременно под его присмотром. Достаточно телефонировать или отправить магический вестник, и он тут же прибудет, если только на срочный вызов не пошлют. В таком случае, следовало непременно дождаться его возвращения.
– Не переживайте, Константин Алексеевич, – осадил говоруна Савушкин. – Меня уже уведомили, что за Анастасией Трофимовной необходим особый присмотр. Смею напомнить, что я равно отвечаю перед империей за каждого ученика. Без моего разрешения никто не вправе уходить с территории гимназии. Поэтому, если в Следственном комитете намечаются мероприятия с участием моих подопечных, то прошу составлять запрос на их убытие заранее и по установленной форме.
– Непременно учту, Ваше высокородие, – отозвался парень и, поймав в отражении зеркала мой взгляд, снова подмигнул. – Нам с Анастасией Трофимовной предстоит долгое сотрудничество.
Охранник только хмыкнул на это заявление, но никак не прокомментировал. А вот со мной, чувствуется по напряжению со стороны директора, еще состоится предметный разговор на эту тему.
Автомобиль тем временем лихо помчался по Большой Дворянской и, притормозив у трехэтажного здания из красного кирпича, свернул на подъездную дорожку. Широкое крыльцо со ступенями из белого камня, арочные окна в белом обрамлении, поднятый на высоту второго этажа балкон, подпираемый полуколоннами, придавали строению легкий налет средневековья и романтизма. С некоторым волнением я приняла помощь директора при выходе из машины и на миг замерла, осматриваясь. Осенний ветер срывал с деревьев пожелтевшие листья и кружил их, заметая чистую дорожку. Дождь прекратился, но морось еще оседала на лице прохладной влагой, пахло грибной сыростью.
– Не вспомнили? – участливо поинтересовался Демид Иванович, на что я с огорчением помотала головой. – Тогда расскажу в двух словах, что и где находится. Позже сами освоитесь, да и ребята подскажут.
Подхватив меня под локоток, мужчина увлек к крылечку.
– До свидания, Анастасия Трофимовна! – донеслось со спины.
Обернувшись, я улыбнулась парню и помахала рукой, прощаясь. В ответ он еще больше расцвел, излучая оптимизм и веселье. Но мне не оставили времени на расшаркивания и настойчиво подтолкнули ко входу. Я расслышала, как хлопнула дверца водительского сиденья, взревел мотор, и после раздался резкий визг шин. Это комитетчик лихо развернулся и рванул с места, направляясь по дальнейшим делам.
– Эх, молодость! Все куда-то спешит, торопится. Вы поосторожнее с этим молодым человеком, Анастасия Трофимовна, – нравоучительно произнес директор.
– А что с ним не так? – Я наивно распахнула глаза.
– Да, пожалуй, все так, – не стал возводить напраслину мужчина. – И даже больше: у титулярного советника и штатного видока Следственного комитета Зорина блестящие перспективы в Ведомстве.
– О! Значит, он тоже недомаг? – Я слишком переволновалась, чтобы заметить на нем перчатки особого кроя.
– Кхм, я хоть и привык называть вещи своими именами, но в обществе лучше не употреблять этого понятия. Оскорбительно-с. Но – да, Константин Алексеевич недомаг и дворянин. Партию себе будет подыскивать среди дворянок с выраженным стихийным даром. Это я к тому предупреждаю, чтобы вы не строили иллюзий относительно господина Зорина, потому что и подсказать больше некому. Насколько мне известно, родителей или других родственников у вас не осталось, а значит, я несу за вас ответственность и принимаю участие в дальнейшей судьбе. Ну-с, идемте внутрь, а то некоторые уже носы расплющили, выглядывая нас.
Я бросила мимолетный взгляд на ближайшие окна и заметила стайки подростков, облепивших подоконники. Любопытные взгляды так и буравили со всех сторон, просвечивая насквозь. Поежившись, я плотнее запахнула пальто и устремилась к массивным дверям, распахнувшимся при нашем появлении.
– Здравия желаю! – вытянувшись, козырнул дежурный в серо-синей униформе. Директор ответил, как полагается, а я буркнула растерянное «привет», поймав на себе жалостливый взгляд парнишки.
В просторном холле царил печальный полумрак и ощущался еле уловимый аромат хризантем и свечного нагара. Источник запаха обнаружился тут же. Прямо по центру располагался стол, на котором стояли два портрета с траурными ленточками, а возле них лежали живые цветы и тлела лампадка. Василевский Глеб Викторович и Пахотин Антон Аркадьевич – обоим едва исполнилось по семнадцать лет. Горло сдавил предательский ком. При взгляде на лица мальчишек, испытала неуловимое узнавание. Подробностей я не помнила, к сожалению, но чувствовала какую-то связь с этими ребятами.
– Мы… дружили? – Посмотрела на директора глазами, полными невесть откуда взявшихся слез.
Савушкин только поджал губы и кивнул, сочувственно похлопав меня по плечу. Может, надеялся, что вспомню?
Остаток дня прошел в знакомстве с гимназией и учебным распорядком. Девочки охотно поделились конспектами, а я с изумлением поняла, что эта информации уже мной изучена. Стоило освежить знания, как я без труда порешала задачки, предназначенные для самостоятельного выполнения. Еще одна странность? Но какая полезная! Возможно, в прошлом у меня были хорошие учителя? В гимназию я поступила уже после смерти отца, но до этого ни в каких учебных заведениях не числилась. Специально уточнила у соседок по комнате, известно ли им что-нибудь об этом.
– Так, это неудивительно, – ответила Дарья. – В зажиточных семьях начальное образование дети получают на дому. Особенно, если ребеночек одаренный родился, то сызмальства родовые секреты перенимает. Собственный маг в семье – это достаток и обеспеченная старость родителям, вот и стараются дать ему лучшее, да к дому покрепче привязать.
– А, если маг появился в бедной семье, которой неоткуда взять денег на образование?
– Таких отдают в специальные школы для одаренных, содержание которых оплачивается из имперской казны. – Девушка тяжело вздохнула. – Потом они на государственной службе обязаны определенное количество лет отработать, куда распределят после окончания академии. Маги империи необходимы, вот и создают для них условия, поддерживают. Даже такие недомаги, как мы, тоже стране нужны. Раз уж не можем полноценные заклинания творить, то приспособили для другого дела. Не пропадать же добру!
В интонации Григорьевой просквозили нотки горечи, подоплеку которых я сразу не поняла. Поэтому уточнила:
– Что ты имеешь в виду? В каком смысле, не пропадать?
– А в таком, что век видоков недолгий. – Девушка болезненно скривилась. – Никто заранее не знает, насколько тебя хватит. Может, пару месяцев на службе протянешь, или пару лет. Если выдержишь подольше, то либо сопьешься, либо превратишься в неврастеничку.
– Ого! – Я как стояла, так и присела. Чуть не упала, промахнувшись мимо кровати, успела схватиться руками за край и медленно сползла на пол. – Это отчего же такую незавидную судьбу пророчишь?
– Пророчу? – зло рассмеялась Дарья. – Вот уж ни разу такого не делала! Не дано мне в будущее заглядывать. Это не пророчество, а беспощадная статистика, о которой старательно умалчивают.
– Но почему?
– Потому что мы – недомаги, которым нет места среди магического сообщества. И среди обычных людей нормальной жизни нам тоже не видать. Мы видим и чувствуем больше, чем остальные, и это в итоге выделяет нас из толпы. А среди соседей обязательно найдется тот, кто донесет на тебя в полицейскую Управу.
– С тобой так и произошло? – сообразила я, на что девушка только поджала губы и отвернулась, спрятав слезы застарелой обиды.
– Я в библиотеку! Заниматься. – Резко засобиралась Дарья. – Кто со мной?
Я покачала головой, понимая, что и без библиотеки хватает информации, которую необходимо переварить и разложить по полочкам.
– Не могу, факультатив через десять минут. – Марфа как раз достала из сундука спортивную униформу, чтобы переодеться.
– А я иду на кружок, – радостно поделилась и Милка наивно захлопала глазками. – Сегодня новую постановку репетировать собирались. И у меня будет роль! Даже со словами.
– Какими? – фыркнула Григорьева. – «Господа, кушать подано?» – произнесла, кривляясь, с нарочито угодливым выражением лица. – Тоже мне – роль! Ты бы и так всю жизнь кому-нибудь прислуживала, и без дурацкой роли.
Милка от резкой отповеди съежилась и задрожала, как побитая собачонка.
– Даш! – Я строго посмотрела на соседку. – Не стоит вымещать злость на тех, кто не может ответить. Если тебе плохо или тяжело, поделись этим с теми, кто готов выслушать.
– Мне не нужна ваша жалость! – выпалила девушка и, подхватив учебник с вложенной в него тетрадкой, вылетела вон.
В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая тихими всхлипами Милки.
– Я это... тоже пойду. – Марфа в нерешительности замялась на пороге.
– Иди, конечно! – поддержала соседку. – Опаздывать и нарушать дисциплину ни к чему.
Когда за Марфой захлопнулась дверь, то я подошла к Миле, присела рядышком и обняла за плечи. Девчонка, шмыгнув носом, подалась ко мне в поисках утешения. Погладила бедняжку по голове, жалея, и даже поделилась носовым платком.
– Знаешь, я хоть и не помню прошлого, но считаю, Дарья на самом деле так не думает. Она специально тебя поддела и знала, какими словами побольнее ужалить. Но это не потому, что Дашка такая злая и испорченная, просто ей стократ хуже и больнее. Видно же, что не привыкла делиться проблемами, или ее не научили этому. Стала бы Дарья с такой гордостью рассказывать о твоих успехах сегодня днем? Вряд ли. Ей тяжело принимать чужую помощь, сложно довериться посторонним. Такое чувство, будто она только и ждет, что ее снова используют и выбросят за ненадобностью.
– Знаю, – плаксиво протянула Мила, – ты не раз это говорила.
Вот как? – Я удивилась, но внешне не подала виду. – Радовало, что сделала верные выводы о подругах.
– У Дашки отец душегубом был, разбойничал на дорогах. За это его казнили, когда поймали, – бесхитростно выложила девушка. – Он семью в страхе держал, пил много, жену бил, детям тоже доставалось. Сначала никто не догадывался, чем глава семейства на хлеб зарабатывает. Но у Дашки дар рано открылся, она самая сильная из нас. Видела, чем родитель занимался, стоило тому ребенка на руки взять. Когда девочка подросла и заговорила, то стала болтать о незнакомых людях, которых жизни порешили. Соседи блаженной посчитали, что немудрено, раз отец дебошир и пьяница. Потом из села кто-то пропал, а Дашка возьми и расскажи, что с ним стало и где тело прикопано. Соседи не поверили сначала, но решили проверить на всякий случай и обнаружили все так, как девчонка рассказала. Отец ее как прознал, что скоро полиция нагрянет, разъярился, чуть не убил «ведьмовское отродье», да только мать на защиту кинулась и попала под удар. Так Дашка осиротела и оказалась изгоем. Других братьев-сестер сельчане по домам разобрали, а ее никто брать не захотел. Вот и угодила сначала в приют, а потом уже в гимназию для одаренных.
Дрожащей рукой я отставила чашку с недопитым чаем. Все эти любезности и светские разговоры с людьми, которые походя решили мою судьбу, уже не привлекали.
– Что же вы, Анастасия Трофимовна, совсем ничего не выпили, – пожурил князь.
– Простите, но не хочется.
– Волнуетесь? – легко угадал мое состояние Алим Осипович. – Ну, это вы зря. Разве вам есть, что скрывать? Неужели за пару дней, как вы пришли в себя в больнице, случилось нечто такое, о чем нельзя рассказать? Или же вы все-таки вспомнили что-то из прошлого?
– А ведь вы правы! – С изумлением посмотрела на мужчину. – Мне нечего скрывать.
Разве что робкие выводы о прошлом, да о наличии тайников в комнате. Но разве же это преступление? Нарушение правил – пфф! И что мне сделают? Ну, влепят выговор или назначат отработку на кухне. Это ведь не принудительная блокировка дара, не тюрьма и не казнь. Переживу как-нибудь!
Сыворотку доставили уже через полчаса. В кабинет, постучавшись, без доклада вошел приземистый худощавый мужчина возрастом около пятидесяти лет. Крючковатый нос, впалые щеки, сушеная кожа с пигментными пятнами, редкие волосы зачесаны набок, чтобы прикрыть залысину на макушке. На форменной одежде без лычек и воинских отличий прикреплен жетон мага четвертой категории. Оскаленная черепушка, вписанная в многоугольник, говорила, что перед нами одаренный довольно редкой специальности.
– Аким Фатеевич Безымянный, штатный некромант и патологоанатом городской больницы, – представил гостя господин Лутецкий.
– Доброго дня, господа и… дама, – поздоровался мужчина, вперившись в меня взглядом белесых глаз, цвет которых я затруднилась определить.
Казалось, у господина мага зрачки обозначены темной окантовкой и крохотными точками внутри, тогда как радужка сливается по цвету с белком. Жуть какая! Я невольно поежилась, когда мужчина приблизился и с поклоном поставил стеклянный пузырек с ядовито-желтой жидкостью на стол.
– Полагаю, это предназначено вам? – Без труда вычислил жертву, для которой понадобилась сыворотка правды.
– Верно. – Я нервно улыбнулась. – Что от меня потребуется?
– О! Не так уж и много. – Некромант хищно прищурился. – Всего лишь выпить содержимое этого флакона и ответить на вопросы, что задаст Его светлость. Позвольте, я добавлю сыворотку в чай? Он как нельзя лучше подходит, чтобы замаскировать неприятный вкус.
Разумеется, это спросили не у меня, а у старшего по званию и положению. Князь благосклонно кивнул и жестом разрешил провести необходимые манипуляции. Длинными пальцами с узловатыми суставами маг ловко поддел крышку флакона и опрокинул содержимое в чашку. Затем добавил еще меда и капнул пару капель лимона, выжав их из засахаренной дольки. Затем с его рук сорвался темный сгусток, от которого жидкость мгновенно нагрелась. Некромант тщательно перемешал содержимое, после чего пододвинул получившийся напиток ко мне.
– Прошу, барышня! До дна.
– Алим Осипович, мне пригласить секретаря, чтобы записал показания? – подал голос хозяин кабинета.
– Не стоит, Виктор Андреевич, лишние уши ни к чему, – отринул предложение великий князь. – Благодарю за помощь, Аким Фатеевич, вы свободны, – заодно избавился от некроманта.
Я заметила, как князь совершил несколько магических манипуляций, призванных защитить комнату от прослушиваний, и слегка успокоилась. Затем под одобрительным взглядом канцлера и выжидательными остальных мужчин пригубила напиток и заставила себя осушить содержимое чашки до конца. Утерев рот тыльной стороной ладони, что вызвало легкую усмешку Алима Осиповича, я уселась в кресле поудобнее и откинулась на спинку, ожидая, пока средство подействует. Как-то не до светских условностей сделалось, когда мою подноготную скоро вывернут наружу.
– Итак, Анастасия Трофимовна, поведайте-ка нам в подробностях, что помните о себе и об убийстве в доме купца Холзмана.
В затуманенную зельем голову проникли слова князя, я и вдруг отчетливо осознала, что желаю раскрыть все секреты. Выложить без утайки самое сокровенное, что бы он ни спросил. И я начала рассказ с того момента, как очнулась в больнице.
– Какие интересные вещи вы поведали. – Князь довольно усмехнулся, выслушав мои откровения. – Насчет снов мы еще побеседуем, а пока не прокатиться ли нам до места преступления, а, Виктор Андреевич?
– Сейчас организуем-с! – Засуетился пристав. – Не извольте беспокоиться.
Из здания Управы мы вышли через парадный вход, у которого поджидал паромобиль представительского класса. Да и то, название паро- прилипло по-старинке. Крупнейший уральский завод давно поставлял двигатели на основе сплава магии и технологий. А собирались такие машины на Филевском автомобильном заводе Руссо-Балт в Московском княжестве.
Размерами «Руссо-Балт Империал» значительно превосходил авто, на котором разъезжал Зорин, и внутри отделка натуральным материалами поражала воображение. Предпочтение отдавалось слоновой кости, из которой изготавливались ручки, и телячьей коже, выделанной таким образом, что прикасаться к ней было особенно приятно. Встроенный бар и походный столик были выполнены из карельской березы, а на дверцах и передней панели, где находились приборы, я заметила вставки из малахита и яшмы. Последним штрихом стала подсветка салона магическими светильниками и приятная музыка, льющаяся из радиомагоприемника. Автомобиль двигался практически бесшумно, изредка сигналя, чтобы предупредить зазевавшихся прохожих об опасности.
Я уже приблизилась к квадратному проему, где виднелся кусочек неба, когда остановилась и развернулась к мужчине.
– Что вы хотите этим сказать? – удивилась резкой смене тона и моментально воздвигнутой стене недоверия.
Или никакого доверия и не было на самом деле? Ну, да! Это ведь я откровенничала и повелась на комплименты, а князь только слушал, анализировал и делал выводы. Стало так грустно и обидно отчего-то.
– Только то, что сказал. Обратите внимание, что второй выход из подземелья закрыт изнутри на засов.
– А что тут такого? – Посмотрела на мужчину с недоумением. – Его же осматривали дознаватели, вот и закрыли, чтобы никто посторонний не забрался.
– Верно! Но я попросил, чтобы тут ничего не трогали и оставили в прежнем виде. А это означает, что сотрудники Управы, первыми прибывшие на происшествие, застали ту же самую картину. Как видите, пожар сюда не добрался. И это благодаря тому, что дверь над лестницей тоже была закрыта. В то же время, по показаниям гражданки Огурцовой, обнаружившей убитых батраков, в подвале валялись битые бутылки и пахло алкоголем. Достаточно искры, чтобы запалить все, а дальше пламя перекинулось на бочки с маслом. Между прочим, только усилиями магов удалось сдержать пожар.
– А я… где меня нашли?
– В доме, вы лежали у выхода, потеряли сознание, наглотавшись дыма, – ответил князь, пристально отслеживая мою реакцию. – И вот, что получается: ментальный удар вы получили наравне с остальными членами группы. Это означает, что в момент нападения вы находились поблизости. Вам удалось каким-то образом пережить то, что моментально убило ваших товарищей. Допустим, в силу врожденных способностей. Но в любом случае, это болезненно. Уж поверьте моему опыту, человек может быть ошеломлен и дезориентирован, лишен способности трезво соображать. Однако вы выбрались наружу до пожара или в момент, когда он только начинался, пересекли двор, зашли в дом и уже там потеряли сознание.
– Что вы на меня так смотрите? – насупилась. – Я не помню. Наверное, все так и было.
– С вероятностью девяносто девять процентов. – Алим Осипович кивнул. – Однако тут непонятно другое. Я не зря обратил внимание, что второй ход заперт изнутри. Это означает, что убийца ушел из подземелья тем же способом, что и вы. Так, почему же он вас пощадил?
– Пощадил? – вытаращилась изумленно.
– Никто в здравом уме не станет оставлять живого свидетеля, способного навести на след.
– Возможно, преступник спешил и не убедился, что я умерла? Ушел, заметая следы, а я, очнувшись, отправилась за помощью?
На это князь ничего не ответил, а молча поднялся и пошел к выходу. Мне ничего не оставалось, как отправиться следом. У лестничного пролета мужчина остановился, пропуская меня вперед. Я на мгновение замешкалась и завертела головой в поисках светового шарика. Но он то ли исчез, выработав заложенный резерв, то ли князь нарочно притушил свет, чтобы устроить проверку.
Так и есть, – обернувшись, я поняла, что канцлер не собирается помогать, не намерен идти вперед или же облегчить подъем иным способом. – Ну, и ладно! Если уж выбралась отсюда, раненая и оглушенная ментальным ударом, то и сейчас справлюсь.
Подумаешь! – хмыкнув, гордо вскинула голову и углубилась в проем, осторожно нащупывая ногой ступени и придерживаясь стен руками, чтобы не упасть.
За десять минут в кромешной тьме я умудрилась преодолеть весь путь и застыть перед низкой дверцей, ведущей в погреб. Сзади я слышала легкую поступь князя, поэтому никакого страха не испытывала. Осталось только понять, как открыть дурацкую дверь, и я на свободе. Однако никаких ручек, замочных скважин или чего-то подобного не нащупала, как ни старалась.
– Не понимаю, как открыть? – сдавшись, обратилась за помощью к мужчине.
– А что тут непонятного? – раздался самодовольный смешок за спиной. – Здесь потайной механизм предусмотрен, без знания о котором ни за что не выбраться наружу.
Надо мной вдруг вспыхнул световой шарик, зажженный канцлером, и я невольно отшатнулась.
– Простите, не хотел напугать. Зато вы убедились, что не выбрались бы, если вам не позволили бы этого сделать.
Великий князь пошарил рукой по стене, при этом вплотную прижавшись ко мне и обдавая дыханием макушку. У меня сердце заколотилось от столь интимной близости и головокружительного запаха дорогого парфюма. С трудом подавила желание прижаться к мужчине в ответ и доверчиво прильнуть к груди. Откуда, вообще, оно взялось, это желание? Ясно же, между нами ничего не может быть, поэтому нельзя даже в мыслях допускать подобного. Механизм на двери сработал с легким скрежетом, и массивное полотно подалось наружу.
Да уж, нагляднее не придумаешь! Если преступник упустил из виду, что я уцелела после удара, то ушел бы и непременно запер дверь. В таком случае, я ни за что не успела бы разобраться с запорным механизмом и выбраться до того момента, как пожар отрезал путь наружу. Или же, убийца нарочно оставил меня в живых и вывел на поверхность. Но зачем? Что ему от меня понадобилось? Быть может, мы были знакомы? Или того хуже, сговорились?
Мда, учитывая, в каком состоянии очнулась в больнице, вряд ли я проделала путь самостоятельно. Быть может, я не так сильно пострадала, как об этом говорят? Но доктор Гельберг сутки боролся за мою жизнь. Что же тут произошло? Вопросов у меня прибавилось больше, чем возникло изначально. Теперь понятен такой пристальный интерес следователей. И недоверие, и те меры, что они предприняли, выясняя правду. Жаль только, что мы ни на шаг не приблизились к разгадке. Я развернулась к князю и, стараясь не думать, что практически оказалась в мужских объятиях, произнесла с жаром:
Следующие две недели прошли в учебе и сдаче промежуточных зачетов. Из Управы меня не беспокоили, никуда не вызывали, так что я со спокойной совестью посвятила время изучению позабытого материала и освоению нового. Знания и впрямь давались легко. Читая учебники и свои же конспекты, я с жадностью заполняла пробелы. Прошлое, увы, по-прежнему оставалось чистым листом.
И я уже раздумывала над тем, чтобы наведаться в родные места, как по империи разнеслась добрая весть о рождении принцессы Татьяны у императорской четы. После трех мальчишек цесаревича Петра Ивановича, принцев Владимира и Ивана Бельских, появление дочери – стало долгожданным событием, в честь которого следующие три дня объявили выходными и устроили праздничные гулянья. На центральных площадях в каждом уголке империи прямо на улицах накрывали столы и желающим наливали по чарке за здоровье императрицы и новорожденной. Не знаю, что больше взбудоражило гимназистов, новость о внеплановых каникулах или же радость за прибавление в императорской семье?
В народе императрицу Нину Константиновну любили и называли Заступницей. Еще в юном возрасте она помогла раскрыть заговор ордена Тьмы и уничтожила тварь, веками питавшуюся людскими жизнями и страданиями. Нина Константиновна одна удержала щит и спасла столицу от разрушений. И это в шестнадцать лет! А перед этим сумела собрать остатки прежде уничтоженного рода и отомстила убийцам, виновным в смерти родителей. Для сотен будущих магов Ее величество стала кумиром и примером для подражания.
После пышной свадьбы и восхождения на престол императрица не спешила предаваться балам и развлечениям, как это свойственно девушкам благородного происхождения. Наоборот, Нина Константиновна направила все силы на улучшение жизни простого народа. Повсеместно строились больницы и школы, где беднякам оказывалась бесплатная помощь. У кого имелись деньги, те могли себе позволить услуги целителя, а вот простолюдинам такая роскошь долгое время была недоступна.
Также императрица раз в неделю посещает городскую больницу, где бесплатно лечит и ставит на ноги тяжелобольных. Своим примером она побуждает других магов к милосердию и благотворительности. Одаренные аристократы раз в месяц безвозмездно наполняют магические накопители и заряжают амулеты в ближайших общественных заведениях или занимаются обустройством дорог. Благодаря этому ночью в городах и поселениях улицы освещены магическими фонарями. В приютах, казенных школах и гимназиях сухо и тепло, а княжества, села и деревеньки соединяют ровные дороги. За состоянием трактов следит Дорожное министерство, которое чутко реагирует на жалобы и наказывает нерадивых хозяев, вовремя не воспользовавшихся услугами магов земли.
Правящий император ничуть не уступает супруге по силе воли, стойкости характера и полезным для страны нововведениям. Например, для магов неблагородного происхождения указом Его величества разрешено прохождение инициации в Егорьевском храме семи стихий, а для жителей северных областей – в Алапаевских источниках близ Левино – зимней резиденции императорской четы.
Не без участия Ее величества пересмотрели правила обучения и трудоустройства будущих видоков. Высокое жалованье, услуги магов разума, ежегодный отпуск, ранний выход на пенсию, льготы и бесплатное жилье – все это предоставлялось работникам благодаря Нине Константиновне. Немудрено, что подростки с пробудившимися способностями сами приходили к воротам гимназии в поисках лучшей доли. Прежде такие недомаги рано погибали или всю жизнь прозябали в нищете, отвергнутые обществом, изгои в собственной семье.
Новость, что занятия на сегодня отменяются, а гимназисты получают выходной и разрешение выйти в город, класс встретил громогласным «Ура!». Бланк разрешения надлежало получить у директора. Желающие могли написать заявление в бухгалтерию на выдачу наличных средств, если таковые имелись.
Вручая пропуска, Савушкин напомнил о надлежащем поведении гимназиста в городе и необходимости вернуться к сроку. Выпускали нас под присмотром воспитателей, обязанных следить за учениками и во внеурочное время. Но даже так, предвкушение праздника и веселья захватывало и поднимало настроение до небывалых высот.
Высыпав гурьбой на улицу, мы стайкой окружили Зою Матвеевну, определяясь, куда же пойти. Впрочем, решение назрело само собой – в центр! Тут и пешком недалеко, нам прогуляться только в радость, несмотря на первый снег, срывающийся то дождем, то ледяными крупинками. На площади перед зданием администрации рабочие только готовили сцену для артистов, сколачивали столы из досок и устанавливали лавки. Ушлые торговцы уже вовсю предлагали горячие пирожки и карамельные леденцы. Шумная толпа образовалась у выставленных градоначальником бочек с хмелем. Но нам туда точно не надо! И не потому, что за нами присматривали и пресекали любые нарушения правил. Просто каждый гимназист осознавал, что даже один глоточек станет шагом в пропасть, из которой уже не выбраться. Лучше угоститься горячим чаем или взваром, которые щедро разливали в ближайшей таверне.
– Идемте до галантерейных рядов прогуляемся! – предложила Полина. – Все равно тут еще пару часов ничего интересного не случится.
Как же она ошибалась! Мы едва успели поглазеть на красивые ткани и прикупить себе ниток и атласных лент, как на улице раздался чей-то истошный крик.
– Уби-или! Ироды проклятые! Как есть, убили!
Праздная толпа раскололась на две части. Одни поспешили убраться подальше, чтобы не столкнуться с чужой бедой, а другие хлынули поглазеть, кого там убили и что произошло. Мы относились к последним, тем более, что несчастье случилось в соседней лавке. Кто-то размозжил голову торговцу, забрал кассу и скрылся в толчее. Возможно, что преступник недалеко убежал, так как улицы усиленно патрулировались жандармским корпусом, приданным в помощь городовым и околоточным.