Яна
— У моей племянницы какие-то проблемы? — нервно произносит дядя. Его голос похож на скрежет металла. Хочется заткнуть уши, чтобы не слышать.
— Не совсем, — отвечает заместитель ректора по воспитательной работе. — Яна — очень прилежная и старательная студентка. У неё идеальная посещаемость и высокий средний балл. Но она очень нелюдимая. Отчуждённая, понимаете?
— Не совсем, — дядя ещё больше напрягается.
Чувствую, как каждый нерв в моём теле вытягивается струной. Я сижу в приёмной и ожидаю, когда зам ректора, Станислав Михайлович, закончит беседу с моим опекуном. Я словно бы опять вернулась в среднюю школу. Вообще вся эта ситуация с обсуждением меня без моего присутствия кажется немного странной. Особенно, если учесть, что я уже совершеннолетняя. Но я слышала, что в этом учебном заведении такое практикуют. Вероятно, всё дело в том, что детки богатых родителей не могут сами себя дисциплинировать. Вот ректорат и привлекает внимание родителей.
— Вы ведь прекрасно знаете, что наш университет особенный, — произносит зам ректора чуть более отстранённо. — Мы обучаем лучших из лучших, тех, кому в будущем предстоит занять высокие должности в министерствах и ведомствах.
— Это мне известно, — угрюмо подтверждает мой опекун. — Не зря ведь я плачу вам столько за обучение.
— И поскольку вашу племянницу, как и остальных наших студентов, в будущем ждёт карьера руководителя, нас немного беспокоит, что у неё совсем нет силы воли, — продолжает Станислав Михайлович. — Я вижу в ней потенциал, но его словно что-то подавляет. Я подумал, может, вам известно, что с ним происходит?
Я вдруг замираю. Даже дышать перестаю. В зловещей тишине слышен лишь ход настенных часов. Дядя медлит с ответом, хотя он-то точно знает, что со мной не так. Вот только не признается никогда.
— Что ж, вы ведь в курсе, что я Яне не отец, — произносит дядя наконец. Дрожь раздражения пробегает по спине. Опять он завёл старую пластинку. — Мама Яны, сестра моей дорогой жены, погибла десять лет назад прямо у девочки на глазах. Полагаю, это отложило отпечаток на её психику.
— Какая печальная судьба, — вздыхает зам ректора. — Но быть может, вы убедите её позаниматься со штатным психологом? Она не должна носить всё это в себе.
— О, не волнуйтесь на этот счёт, — с фальшивой любезностью говорит дядя. — У Яны уже есть свой психоаналитик. И поверьте, пусть и небольшими шажками, но моя племянница становится всё более открытой к миру. Ей просто нужно время.
От фальши в его голосе у меня начинает пульсировать в висках. В голове будто случается спазм. Сколько бы я ни наблюдала это раз за разом, не могу понять, как можно так нагло и бессовестно врать.
— Ты в порядке? Принести воды?
Секретарь зам ректора, стройная жгучая брюнетка лет двадцати пяти, отвлекается от монитора своего компьютера и поднимает на меня глаза.
— Спасибо, не нужно, — отвечаю я, потирая висок.
Знаю, что вода мне не поможет. В последнее время мне даже обезболивающие не помогают. Надо просто подождать. После приступа боль отпускает, и я даже на какое-то время ощущаю прилив сил.
— Если это всё, то мы, с вашего позволения, пойдём, — говорит дядя поднимаясь. — Племяннице как раз надо на консультацию.
— Хорошо, — соглашается Станислав Михайлович. — Я очень надеюсь, что она придёт в норму. Убеждён, что у неё есть особенный талант видеть людей насквозь. Она бы смогла сделать блестящую карьеру, если бы была чуть смелее.
Вместе они выходят в приёмную. При их появлении мы с секретарём поднимаемся на ноги. Дядя бросает на меня злой взгляд. Чувствую, как внутри всё холодеет и сжимается.
«Спокойно, Яна, всё проходит однажды, и это тоже пройдёт» — говорю себе мысленно.
На самом деле, уже очень давно я коплю деньги, чтобы сбежать от дяди и тёти. Раньше это не представлялось возможным, потому что мне не было восемнадцати. Но теперь по закону, я могу сама о себе заботиться. Прячу мстительную улыбку от чужих глаз. Нельзя, чтобы дядя догадался о моих намерениях, иначе он не даст мне уйти.
Я следую за ним по широким коридорам и лестницам вниз к выходу, а оттуда прямиком на парковку. Всё это время он сдерживает себя и даже не оборачивается в мою сторону.
— Тебе так нравится доставлять мне проблемы?! — бросает он злобно, едва мы садимся в машину.
— Прошу прощения, дядя, — произношу я со смиренной покорностью, от которой он так без ума.
— Бестолковая девчонка! Что, так сложно быть нормальной?! Почему ты не можешь вести себя, как все остальные?
— Я буду стараться, дядя, — отвечаю, не поднимая глаз. Он оглядывается на меня с переднего сиденья и тяжело вздыхает.
— Ладно, мы это ещё обсудим!
Он приказывает водителю везти нас домой. На какое-то время я расслабляюсь. Наверное, я бы могла ответить дяде, что это именно он сделал меня ненормальной. Что это из-за его неустанной «заботы» я чувствую себя настолько грязной и мерзкой, что часто не могу уснуть по ночам. Именно из-за него я не могу доверять людям. Сложно сохранить чувство собственного достоинства, когда один близкий человек предаёт и делает тебя вещью для своих извращённых игр. А другая просто смотрит и ненавидит тебя за то, что внимание этого первого досталось тебе, а не ей.
Друзья! Мы рады представить вам нашу новинку в жанре городского фэнтези! Поддержите её лайком, комментарием, и не забудьте добавить в библиотеку. Так же рекомендуем подписаться на профиль Алисы https://litnet.com/shrt/nE9U поскольку эта работа выходит на её профиле. Всем приятного чтения!
Дорогие! Мы подготовили для вас визуалы персонажей.
Главная героиня Яна Потёмкина - студентка университета. Живёт с дядей и тётей, с которыми у неё непростые отношения
Александр Романов - высший вампир, глава дома Романовых
Вот вам иллюстрация, чтобы прочувствовать атмосферу
Напишите в комментариях, что думаете про визуалы. Приятного чтения!
— Милый, взгляни, какой зажим для галстука я тебе купила, — тётя бросается к нам на встречу с подарочной коробкой.
— Не сейчас, Лен, — отвечает дядя, даже не взглянув в её сторону. — Устал на работе. Ещё в универ ездил к этой дурынде.
— Она опять что-то натворила?! — тётя глядит на меня опасливо.
Я невольно отвожу глаза. С каждым годом тётя выглядит всё безумнее. И поступки её ничуть не лучше. Краем уха я слышала разговор её психоаналитика с дядей. Тот предположил, что всё дело в её одержимости идеей завести ребёнка. Не знаю, так ли это. Но одно могу сказать точно: раньше она была другой, очень доброй и заботливой. Когда мы с мамой сбежали от отца, они позволили нам остаться у них. Тётя утешала маму и играла со мной. Была весёлой и жизнерадостной.
Кажется, всё изменилось после того, как дядя стал проявлять к маме романтический интерес. Тётя с мамой стали часто ссориться. Кажется, мама даже собиралась уйти. Потом всё стало как-то странно. Взрослые перестали разговаривать друг с другом. Никто больше не улыбался. А ещё через некоторое время мамы не стало.
Всё случилось в день её рождения. Мы с ней пошли гулять по городу. Она была такой тихой и задумчивой. Я нарвала для неё одуванчиков в Измайловском парке. И пусть под вечер они пожухли и почернели, она всё равно не выбросила их. До самого конца сжимала их в ладони.
Всё случилось очень быстро. Мы переходили дорогу, и я убежала вперёд. Мама кричала мне, что нельзя бегать по проезжей части. Вдруг её голос заглушил рёв байка. Я обернулась и увидел эту огромную чёрную махину, уносящуюся прочь по вечерней улице. Мама лежала на асфальте…
— Иди делай домашнюю работу, а после приходи на проверку в мой кабинет! — бросает мне дядя, вырывая из холодных лап воспоминаний.
Я обнаруживаю себя на пороге своей комнаты. Киваю и толкаю дверь вперёд. Знакомое чувство омерзения появляется внутри. Проверкой дядя называет особую унизительную процедуру. Он проводит её с тех самых пор, как мне исполнилось восемнадцать и я поступила в универ. Каждый раз он заставляет меня раздеваться перед ним догола, после чего тщательно осматривает. И нет, он не насилует меня, и вообще почти не прикасается. Но от этого мне нисколько не легче. Тёте он объясняет свои действия желанием убедиться, что я не колю себе наркотики, не балуюсь пирсингом или тату, или чем-то ещё, что может помешать моему успешному счастливому будущему. Но я прекрасно понимаю, для чего он это делает. Достаточно просто взглянуть в его одержимые глаза в процессе, чтобы всё стало ясно.
Думаю, именно из-за меня он не прикасается к тёте уже долгое время. Она даже сама как-то сказала об этом. Тогда у неё случилась одна из её обычных истерик. Тётя швыряла в меня вещи и кричала: «Из-за тебя… Это всё из-за тебя!» Я была слишком погружена в собственные переживания, а потому подумала, что тётя имеет в виду смерть мамы.
«Как же так? — думала я. — Маму ведь сбил чёрный мотоциклист. Почему же тётя ненавидит меня?»
Университетский психолог, читавшая нам лекцию о домогательствах, помогла мне понять почему. Я даже попыталась поговорить с ней об этом. После этого мы с одногруппниками её больше не видели в универе. Мне остаётся лишь надеяться, что она просто уволилась и работает теперь где-то в другом месте. Мне не хотелось бы быть причиной чьих-то ещё несчастий. Всё, о чём я мечтаю, — жить свободной жизнью, не вспоминая о прошлом.
— Потёмкина! Эй, ты, аутистка! Я к тебе обращаюсь! — замечаю боковым зрением летящий в меня смятый лист бумаги.
Слегка поворачиваю голову в сторону одногруппника Кирилла, пытающегося привлечь моё внимание. В глаза стараюсь не смотреть. Так, если он солжёт или скажет оскорбительную неправду обо мне, то у меня хотя бы не будет болеть голова.
— Чего вылупилась, уродка, — бросает Кирилл. — Конспект свой тащи сюда!
Холодная дрожь пробегает по спине. Ну вот, опять началось. Удивительно, что даже в таком учебном заведении, как это, находятся подобные отморозки. Впрочем, если подумать, то всё как раз закономерно. Все эти парни и девицы, насмехающиеся надо мной, здесь не просто так. Они дети обеспеченных родителей. Чуть менее обеспеченных, чтобы найти способ в обход санкций обучать своих отпрысков за границей, но всё же отнюдь не простых смертных. Это я здесь случайная пассажирка, потому и стала главным лузером.
— Отвали от него, Кирилл! — бросает с передней парты наш староста Саша. — Если продолжишь отбирать её конспекты, то я буду вынужден доложить об этом зам ректора по воспитательной работе!
Я не знаю точно, кто родители Саши. Ходят слухи, что его дед замглавы ФСБ. Судя по тому, как Сашу все боятся, и как он не боится никого, это, вероятно, правда. Едва заметно киваю ему, избегая смотреть в глаза.
— Надо же, вы посмотрите, кто заговорил?! — восклицает Кирилл. — Староста, а чё это ты впрягаешься за нашу аутистку? Вы типа мутите?
Я бросаю на Кирилла злобный взгляд. Висок обжигает. Вот чёрт!
— Да не! — возражает приятель Кирилла. — Все ведь знают, что аутистка — любительница мужчин постарше. Не зря же у нашего Станислава Михайловича к ней такое особое отношение.
— Видимо, зачётно Потёмкина ртом работает! — Кирилл начинает ржать над собственным каламбуром.
Виски сдавливает сильнее. В голове снова начинается спазмирующая боль. На сей раз даже темнеет в глазах. Голоса одногруппников как будто отдаляются.
— Эй, аутистка, ты чего глаза закатила?!
— Блэт, у неё походу припадок!
— Зовите препода!
— Да нет! Лучше сразу в скорую звоните…
Следом за гулом голосов наступает тишина и покой. Вот бы остаться в этом покое навсегда.
«А? Что такое… Я уснула?»
Удивительно, как телу легко. И совсем ничего не болит. Только тяжело шевелиться. Но вроде бы, это и не обязательно.
— Кажется, она пришла в себя, — раздаётся рядом незнакомый женский голос.
Точно, я же хлопнулась в обморок прямо в аудитории. Вот же чёрт! Теперь ещё и за это придётся оправдываться.
— Яна? Яна! Вы меня слышите? — спрашивает незнакомый мужчина рядом.
Так значит, я в больнице. Теперь понятно, почему мне так легко. Должно быть, это действие препаратов. Интересно, как долго я тут провалялась? И сообщил ли кто-нибудь дяде, что я здесь? Вот бы не видеть его подольше.
— Может, сделаете уже что-нибудь? — произносит рядом дядя возмущённо, разбивая мои надежды. — Почему она так долго была без сознания?
— Успокойтесь, пожалуйста, — отвечает врач. — Иначе я буду вынужден попросить вас удалиться.
— Чёрт знает что! — ворчит тот чуть тише. — Вы вообще обследовали её? Она была абсолютно здорова. Даже не простужалась никогда.
— Вообще-то, это не совсем так. Я хотел дождаться, когда она придёт в себя, чтобы сообщить. Но раз вы её законный представитель, то, думаю, вам я могу сказать раньше. У Яны новообразование в мозгу.
— Что? Этого не может быть! — испуганно бормочет дядя. — Вы уверены?!
— Да, на снимке очень хорошо видно.
— Но это новообразование ведь доброкачественное?
— Для выяснения нам нужно сделать биопсию. Настораживают его размеры. Оно почти с грецкий орех. Полагаю, что жить с ним Яне очень непросто.
— Она никогда не жаловалась на боли, — произносит дядя задумчиво.
— Это обнадёживает. Будем надеяться, что всё обойдётся.
Новообразование — это же опухоль… Вот, значит, как? Это многое объясняет. Выходит, я скоро умру? Доктор сказал, что раз нет боли, то есть надежда. Но боль есть, просто о ней никто не знает. Получается, что надеяться не стоит?
Как ни странно, но эта мысль успокаивает. Раньше я всё время думала: что если я попытаюсь сбежать, а дядя меня найдёт? Или я сбегу и попаду в какие-то неприятности и буду вынуждена сама просить дядю о помощи. У меня не было уверенности, что всё получится. А теперь всё это стало неважно. Смогу сбежать или нет, я не останусь в их доме надолго. Значит, можно не бояться. Можно вообще больше ничего не бояться.
Я открываю глаза и окидываю палату взглядом. Светлая, современная, просторная. И явно платная. А дядя очень сильно боится лишиться своей игрушки! Оттого мне сильнее хочется разочаровать его.
— О, Яна! Вы к нам вернулись! — с улыбкой произносит врач. Он на удивление оказывается весьма приятным. Лет сорока пяти на вид с лёгкой сединой на висках. Замечаю, насколько разное впечатление они с дядей производят. При виде того у меня тошнота подступает к горлу. Он бросается ко мне и замирает на полпути.
— Я слышала, что вы сказали про опухоль, — произношу сипло. — Так что можете не пытаться подбирать слова.
— Яна, — дядя подходит к кушетке и берёт меня за руку. — Не волнуйся, я не дам тебе умереть.
Как трогательно… Я предпринимаю колоссальное усилие, чтобы вырвать своё запястье из его хватки. Всё же эти обезболивающие сделали меня ещё слабее, чем я есть.
— Ты тоже не переживай, дядя, — произношу я, не глядя на него. — Раньше времени я не сдохну.
Только сейчас, заговорив о смерти, я впервые по-настоящему задумалась, чего хочу от жизни. Есть не так много вещей, что меня действительно интересуют. В первую очередь я хотела бы разыскать того, кто убил мою маму. Того чёрного мотоциклиста так и не поймали. Но я слышала, как в универе кто-то говорил, что он один из ночных рейсеров — придурков, что от скуки по ночам устраивают гонки по городу. Помню, как Макс с параллельного потока хвастался, что тоже гоняет с ними.
— Доктор, а вы можете сказать уже сейчас, какие у нас есть варианты? — нервно сглотнув, спрашивает дядя.
— Если новообразование доброкачественное, то будем наблюдать, — произносит доктор, глядя на меня. — А если это медуллобластома, то нужна будет операция. И чем скорее мы сделаем её, тем лучше. Вот поэтому так важно пройти полное обследование.
— Я пока не хочу этого. Хочу вернуться домой, — говорю задумчиво.
— Но это может быть опасно, — отвечает он и переводит взгляд на дядю.
— Я понимаю, — продолжаю, придвигаясь к краю кровати. — Но у меня есть одно дело, которое я хотела бы закончить до того, как окажусь на столе хирурга.
Ощущаю сильное эмоциональное возбуждение. Я собираюсь сделать то, чего никогда прежде не делала. Чистое безумие! В голове потихоньку складывается план.
— Я тебе не позволю! — вдруг возражает дядя, вырастая передо мной стеной. — Ты сейчас же вернёшься в постель и сделаешь то, что велит тебе доктор!
— Или что? — смотрю на него с вызовом. Вижу, как он багровеет от злости. — Что ты сделаешь мне? Убьёшь или… изнасилуешь?
— Что ты… Что ты несёшь?! — он с опаской оборачивается на врача. — Да скажите же ей, что она спятила!
— Яна, вам, и правда, лучше как можно скорее пройти обследование и начать лечение. Очень может быть, что опухоль всё-таки злокачественная. В этом случае она будет быстро расти.
— Мне нужен месяц, — говорю я, бросая на него отчаянный взгляд. — После я приду и сделаю всё, что скажете. Как считаете, подождать месяц для меня критично?
На секунду в палате повисает могильная тишина. Решение даётся доктору нелегко, но в итоге он соглашается дать мне месяц.
— Вы с ума сошли! — восклицает дядя. — Как вы можете просто так отпустить её домой, даже не поставив точный диагноз.
— Послушайте, ваша племянница совершеннолетняя. Вы не можете заставить её лечиться через силу. Это не только не поможет ей, но и может навредить.
***
— Чего тебе, Потёмкина? — спрашивает тот самый Макс с параллельного курса.
— Помоги мне выбрать байк, — отвечаю я.
— Я — тебе? С чего бы вдруг?! — усмехается он, покручивая стакан с кофе в руке.
Александр
Звук шагов отдаётся эхом в коридорах. Верхние этажи отеля Роял охвачены холодом и мраком. Здесь не встретить ни единой живой души. Только тени, тени… В углах и под потолком в пустых, занавешенных непрозрачными шторами номерах. Они корчатся, шелестят кожаными крыльями. В это время суток весь остальной мир оживает и начинает бурлить, благословлённый солнцем. Вампиры же слабы после рассвета. Они прячутся в укромных местах, таких как это, и пережидают день, чтобы ночью снова выйти на охоту.
Но я здесь не для того, чтобы прятаться. Высшим вампирам, вроде меня, не страшно ни солнце, ни даже любое из самых разрушительных человеческих орудий. Мы больше боимся скуки. Ведь когда ты живёшь сотни лет, скука — это самый страшный твой враг, самое ужасное проклятье. Я пришёл в этот дворец, отстроенный цареубийцами и безбожниками, чтобы принять участие в очередном заседании Синклита — совета глав вампирских кланов.
— Александр! — раскатистый голос Георгия звучит точно гром.
Я замедляю шаг. Мой верный друг и соратник нагоняет меня и приветственно склоняет голову. Георгий принадлежит роду Бестужевых, что долгое время служил мне и моим предкам. Но люблю я его не за родословную, а за верность и честь.
— Рад, что ты со мной, — произношу на выдохе. Моё нечеловеческое сердце теплеет.
— Мы должны быть осторожны сегодня, Ваше Сиятельство, — отвечает Георгий с тревогой. — Граф Демидов неспроста созвал Синклит в такое время. Он рассчитывал, что вы не сможете покинуть свою резиденцию в Зелёном бору. Думаю, он метит на ваше место.
— Какой вздор! Советом с самого его основания руководили потомки князей Романовых. Этот пёс решил смуту учинить?!
— Многим в совете не нравится ваша политика, Ваше Сиятельство, — Георгий в смятении отводит взгляд. — Демидову и прочим не по душе, что люди нынче правят сами собой.
— Знакомая песня, — обречённо вздыхаю я, останавливаясь перед закрытыми дверьми. — Они грезят возвращения власти дворянства с тех пор, как последние белогвардейцы покинули страну столетие назад. Но реку времени невозможно повернуть вспять. Сколько бы обескровленные старцы ни пытались вернуть момент, когда были молоды и счастливы, им не достичь желаемого.
— Я это понимаю, — не поднимая глаз, произносит друг. — Потому я на вашей стороне.
Он открывает передо мной двери в душный зал, освещённый традиционно тысячей свечей. Подаёт знак камердинеру, и тот объявляет меня.
Ещё до того, как предстать перед членами совета, я ощущаю возросшую враждебность. Мне здесь совсем не рады. Только граф Мейснер радостно поднимается из-за круглого стола и выходит мне навстречу.
— Светлейший князь! — восклицает с улыбкой. — А нам сказали, что вы не сможете нас почтить своим присутствием.
— Должно быть, произошла ошибка, — отвечаю я, глядя на графа Демидова. — Я узнал о заседании, когда стихийно наведался в отель Роял, чтобы переждать день.
— Я найду и накажу виновных, что не довели до вас необходимую информацию, — со скрытой усмешкой говорит Демидов. — Давайте же приступим к обсуждению того, ради чего мы собрались.
— Прежде чем кто-нибудь скажет то, о чём может пожалеть, предупрежу, что моё мнение по людскому вопросу остаётся неизменным! — я занимаю главное место за столом. — Мы не должны вмешиваться в дела людей.
В зале повисает зловещая тишина, в которой слышно лишь потрескивание свечей и колебание пламени. Три дюжины кроваво-красных глаз устремлены сейчас на меня. И некоторые из их владельцев были бы совсем не прочь растерзать меня в клочья и бросить истлевать под палящими лучами.
— Всё меняется с течением времени, — произносит Демидов. — Отчего же вы так упрямитесь и стоите на своём, Ваше Сиятельство?
— Именно потому, что всему должно меняться, я не допущу повторения прошлого, — отвечаю я. — Люди должны сами творить свою судьбу. А мы — лишь наблюдать за их скоротечной жизнью. Таков наш удел. Мы и так слишком много берём у них.
— Мне кажется, или я слышу сожаление в ваших словах? — произносит Демидов насмешливо. — Может, вы ещё прикажете нам жить без человеческой крови?
— Я лишь не хочу бессмысленного кровопролития, — произношу я, окидывая взглядом остальных.
Те вынуждены согласиться со мной. Демидов качает головой и недовольно морщится. На его бледно-пепельном лице проступают синюшные вены.
— Вам не под силу контролировать это, — произносит он назидательно. — Ваше Сиятельство пытается защитить смертных от вампиров, но сами смертные уничтожают друг друга в таких количествах и с такой жестокостью, что вам и не снилось! Вы ещё пожалеете, что не стали обсуждать со мной этот вопрос!
Последние слова граф Демидов буквально выплёвывает мне в лицо, после чего удаляется, не соблюдя даже элементарных приличий. Оставшись без своего предводителя, заговорщики тут же спешат продемонстрировать мне свою лояльность. Впрочем, из всех присутствующих я верил и буду верить только Георгию. Бросаю взгляд на друга и замечаю, как он смотрит Демидову вслед. Хотя вернее будет сказать вслед его свите. Одна из приближённых графа Демидова, его помощница Виктория, смертная. Именно на неё сейчас глядит с тоской мой друг. В какой-то момент она оборачивается, и они с Георгием встречаются взглядами.
«Вот оно что… Эти двое связаны», — мелькает у меня в голове.
Связь сердец — ещё одно благословение и проклятие вампиров. Мы можем связать себя узами с дорогим человеком и прожить вместе с ним людской век до самой старости. Познать, подобно смертным, тайну любви и радость рождения ребёнка, прочувствовать на себе старение и увядание. Единственное, что нам не доступно — это умереть, как наш возлюбленный. После того как связь разрывается, вампир перерождается, сохраняя память и боль от утраты. Некоторые из нас, такие как Георгий, могут стирать свои или чужие воспоминания. Быть может, поэтому мой друг и решился на такой отчаянный шаг.
Меня не беспокоит то, что мой друг выбрал отдать своё сердце смертной женщине. Но вот то, что эта женщина служит Демидову, может стать для нас большой проблемой. Надо бы заглянуть в будущее и узнать, к чему это приведёт.
Продолжаем знакомить вас с персонажами.
Георгий Бестужев, друг и соратник Александра Романова
Вика, возлюбленная Георгия и секретарь Алексея Игнаевича Демидова
Алексей Игнатьевич Демидов, глава своего клана. Один из участников Синклита
Николай Романов, младший брат Александра Романова
Напишите в комментариях, что думаете про визуалы. Совпали ли они с вашими представлениями?
А также не забудьте поставить звёздочку и добавить книгу в библиотеку, чтобы не пропустить обновления (жмите на выделенные кнопки, чтобы они стали розовыми)!
Приятного вам чтения 
«Я чувствую, как кровь живая и горячая стремится по моим венам. Сердце бьётся взволнованно. Его стук отдаётся в ушах. Я мчусь на байке по ночной Москве. Мимо будто цветные слайды, мелькают вывески, витрины магазинов и рекламные баннеры. Мой взгляд сфокусирован на дороге. Я высматриваю тёмный силуэт впереди. И меня переполняет лишь одно желание — поймать его, того самого, во что бы то ни стало…»
— Ты как будто специально нарываешься на неприятности, — произносит над моим ухом Анастасия. — Граф Демидов в бешенстве.
Я резко распахиваю глаза и вижу перед собой симпатичное, бледное женское лицо. Что я видел только что? Будущее? Но чьё? Я ведь не могу стать человеком. Мысли мечутся в голове хаотично. Я даже не сразу понимаю, кто именно вывел меня из транса.
— Почему ты здесь? — спрашиваю, поднимаясь с постели. После того как покинул Синклит, я остался в одном из номеров, отведённых для членов нашей семьи. Георгий должен был проследить, чтобы меня никто не беспокоил. Зачем он пустил её ко мне?
— Разве это не очевидно? — отвечает Анастасия, цепляясь за мою руку. — Я пришла, потому что соскучилась по тебе. Ты в последнее время совсем не уделяешь мне внимания. А я ведь твоя невеста!
Она капризно надувает губы. На её бледном лице они кажутся неестественно яркими. Косметика? Нет, я ощущаю иной аромат. Склоняюсь к ней и пробую её губы на вкус, чтобы убедиться. Анастасия обвивает мою шею тонкими, гибкими руками, льнёт ко мне, дрожит от нетерпения.
— Так и знал! — я отталкиваю её. Чувствую привкус свежей человеческой крови. — Ты недавно кого-то укусила?!
Ана падает на кровать беспомощно. Её подол задирается, обнажая молочные бёдра, но мне нет никакого дела до этого. Я слишком зол. Все вокруг меня будто сговорились и нарушают правила.
— Алекс, я никого не убивала! — начинает оправдываться она. — Просто немного поигралась с метрдотелем. Он был на вид такой вкусный! Здоровый и розовощёкий. И я оставила ему хорошие чаевые.
— Так нельзя, Ана! — бросаю я. — Брать кровь у доноров напрямую запрещено. Даже если они согласны на это. Как бы хорошо ты ни контролировала себя, всегда есть риск сорваться и убить.
— Но папа говорит, что пить только пакетированную кровь — это унижение! — бросает она плаксиво.
— Твой отец так сказал?! — я угрожающе прищуриваюсь. — Видимо, мне придётся поговорить с графом Мейснером. Мне казалось, мы с ним сходимся во мнениях. Долгие годы люди, служащие нашим кланам, старательно выстраивали огромную инфраструктуру для донорства крови, совершенствовали технологии хранения, задействовали для этого самые передовые разработки. На это были потрачены миллиарды! А твой отец говорит: «Унизительно»? Не слишком ли много он берёт на себя?
Я чувствую, как ярость просыпается внутри. Я невольно начинаю менять форму, выпуская когти и клыки. Жажда возмездия за непослушание ведёт меня прочь из номера на поиски Мейснера. Ана бросается к двери и преграждает мне путь.
— Алекс, пожалуйста, не надо! Я пошутила, он ничего такого не говорил!
Она сползает к моим ногам и начинает плакать. Так как это происходит у вампиров — без слёз. Однако я могу ощущать переполняющее её отчаяние.
— Папа хороший, не наказывай его… — шепчет она.
Я грубо отталкиваю её в сторону и выхожу в коридор. Вижу Георгия, спешащего на шум из другого крыла. Пуговицы на его рубашке застёгнуты наполовину. Длинные светлые волосы спутаны. Он выглядит напуганным и смущённым и пахнет человеческой женщиной. Для меня это довольно экзотично.
— Почему ты позволил Анастасии меня побеспокоить? — спрашиваю я его недовольно.
— Прошу меня простить, — отвечает тот, опустив взгляд. — Я отлучился по личному делу.
— Надеюсь, оно хотя бы стоило того, — я смиренно вздыхаю и иду к лестнице.
Георгий, не поднимая головы, следует за мной. Наверное, я должен на него разозлиться, но не могу. Всё дело в его глазах. Он выглядел по-настоящему счастливым, когда вернулся сегодня ко мне. И эти эмоции подарил моему другу человек. Может, и мне стоит поискать себе игрушку среди смертных?
— Вы не станете дожидаться заката? — робко спрашивает Георгий, когда мы спускаемся на парковку.
— У меня нет желания оставаться в этом дворце лицемерия ещё несколько часов, — отвечаю я, а потом обращаюсь к водителю. — Я хочу поехать через Измайлово.
— Конец рабочего дня, — предостерегает Георгий. — Мы рискуем застрять в пробке.
— Ты куда-то торопишься, мой друг? — я смотрю на него внимательно. — Если так, то можешь поехать отдельно. Или вовсе остаться здесь.
Лукаво улыбаюсь, он же отводит взгляд смущённо.
— Кажется, у тебя осталось здесь незаконченное дело.
— Это не то, что вы думаете, — произносит Георгий одними только губами.
— Да я не осуждаю тебя, — произношу я, садясь на заднее сиденье. — Я тебе завидую.
Он смотрит на меня с изумлением. На его лице сомнение и соблазн. Он хочет остаться, хочет вернуться в жаркие объятия той женщины.
— Я собираюсь погонять сегодня вечером, — бросаю я на прощанье. — Мне было видение. Хочу понять, что оно значило.
Проезжая один из перекрёстков на пути к Измайловскому парку, я вновь обращаю внимание на тот самый светофор. Каждый год в это время кто-то приносит к его подножию венок из одуванчиков. Это кажется странным. Почему именно одуванчики? Я почти уверен, что дело в погибшей здесь женщине. Я до сих пор помню тот день.
— Степан, найди поблизости парковку. У меня будет к тебе поручение, — произношу я задумчиво.
— Слушаю, Ваша Светлость, — отвечает водитель и перестраивается в крайний правый ряд. По счастливой случайности парковочное место находится как раз напротив цветочного.
— Выбери красивый букет и попроси перевязать его траурной лентой, — прошу я, протягивая ему карту. — И оставь его у того светофора.
Услужливый Степан делает всё в точности, как я попросил. И даже не обращает внимания, на глазеющих на него прохожих. В груди появляется странное ощущение. Мне должно было стать легче, но я будто только усугубил свой грех. Степан возвращается в автомобиль и уже собирается тронуться с места. Как вдруг к окну с его стороны подходит худенькая, русоволосая девушка. Она начинает нервно стучать в полупрозрачное стекло.
— Эта девушка не показалась тебе странной? — спрашиваю я Степана, когда мы возвращаемся в резиденцию.
Девушка? — удивляется тот. — А, вы про ту у цветочного? А что с ней не так?
— Её глаза, они…
— А, вы про это? — произносит Степан, словно бы что-то понимая. — Ну да, я тоже заметил, что она избегает в глаза смотреть. Говорят, есть такая болезнь. Аутизм, или как-то так.
Не смотрит в глаза? Я этого не заметил. Впрочем, она говорила со Степаном, так что, может быть, тот зрительный контакт был всего лишь случайностью. И всё же отчего меня так перемкнуло? До сих пор никак не отойду от этого чувства. Словно бы я на один миг почувствовал себя человеком. Человеком? Я вспоминаю своё недавнее видение. Неужели я видел её? Тогда получается тот тёмный силуэт, который я так хотел настигнуть, был я сам? Так или иначе видение ведёт меня к рейсингу. Теперь я ещё больше жду наступления ночи.
В раздумьях я прохожу в дом и иду в свои покои. Прислуга, что встречается мне по дороге, приветствует меня поклонами. В отличие от других благородных домов у меня почти нет людей среди обслуги. Из-за этого до заката солнца резиденция окутана тишиной. Единственный, кто может нарушить спокойствие — это мой брат Николай. Как и я, он прямой наследник княжеской линии. Если со мной что-то случится, он должен будет возглавить клан Романовых. Поскольку он мой единокровный брат, ему позволено жить в моей резиденции на правах второго хозяина. Порой он слишком забывается и начинает вести себя неподобающим образом. Именно из-за него из дома исчезли все человеческие слуги.
— Анастасия звонила мне. Сказала, ты снова со всеми рассорился, — бросает он, настигая меня в спальне. — Почему ты вечно ищешь неприятности? Нас и так не любят. Что, так сложно было согласиться с мнением большинства?
— Не говори о том, о чём не имеешь ни малейшего представления, — отвечаю я, раскрывая двери гардеробной. — Демидов плетёт козни. Если дать ему волю, он захватит власть над Синклитом.
— Ну, так и дал бы ему то, чего он хочет. Чего ты упёрся как баран?
— Следи за языком, мальчишка! — я молниеносно перемещаюсь к нему и впечатываю его в стену. — Или забыл, с кем говоришь?!
— Смилуйся… Светлейший князь… — сдавленно произносит Николай. В глазах его страх. Его тело начинает каменеть и рассыпаться в моих руках. Поняв, что перегнул палку, я отпускаю его.
— Ну, и характер у тебя, — он испуганно сползает по стене. Я вижу оставшийся на штукатурке след. Становится немного совестно. Что-то и вправду не то со мной. Вспылил без всякой причины.
— Нельзя, Колька, нам отдавать власть Демидову, — шепчу я, тяжело вздыхая. — Иначе реки крови прольются.
— Я знаю, что ты хочешь, как лучше, Александр, — брат поднимается на ноги. — Но когда долго смотришь с близкого расстояния, то перестаёшь видеть картину в целом. Отец говорил, что судьба вращается будто колесо. И реки крови прольются всё равно, хотим мы этого или нет. Вопрос лишь в том, будешь ли ты в числе тех, кто выживет или погибнешь?
Он уходит, оставляя меня в раздумьях. Стыдно сознаться, но думаю я вовсе не об отцовской мудрости, а о той самой девушке. Выбираю себе гоночный костюм на вечер, затем отправляюсь в ванную. Стоя под струями воды, я думаю о том, каково это — быть живым. Чувствовать всё так остро, но в то же время понимать, что однажды умрёшь. Наверное, если бы я знал, что число моих лет ограничено, то не стал бы заниматься интригами и просто дал эмоциям волю. Как нынче говорят, отжигал бы по полной! Интересно, почему люди поступают иначе?
Выхожу из душа обнажённым и встречаюсь взглядом с Георгием. Он на секунду оказывается в смятении, но потом, спохватившись, отворачивается. Неловко вышло. Я начинаю спешно облачаться.
— Ты уже вернулся?
— Да. Подумал, что у вас могут быть ко мне поручения.
Эта беседа не более чем способ дать ему понять, что всё в порядке. Я вижу, что ему не по себе с тех пор, как я заподозрил его в связи с помощницей Демидова. И пусть я ничего не сказал, он чувствует мои сомнения на его счёт. Лучший способ показать, что я всё ещё доверяю ему — дать секретное задание. Мне вдруг приходит идея.
— Вообще-то, одно поручение есть, — киваю я. — Ты уже можешь повернуться.
Георгий оборачивается и подходит ближе. Помогает мне застегнуть куртку, затем высвобождает из-под неё мои волосы. Он настолько близко ко мне, что я могу почувствовать все тонкости аромата его женщины. Никогда бы не подумал, что аромат смертных может быть настолько сексуальным.
— Готово, — произносит он с поклоном.
— Благодарю, друг мой, — отвечаю я, встречаясь с ним взглядом.
Его лицо очень близко к моему. Я даже могу видеть тёмный зрачок в глубине его красных глаз.
— А теперь загляни в мою память и взгляни на девушку, которую мы со Степаном встретили сегодня.
— Хотите, чтобы я забрал воспоминание о ней?
— Нет! — испуганно отвечаю я и чуть спокойнее добавляю. — Оставь. Оно мне ещё понадобится.
Георгий прикрывает глаза и касается моего лба своим. Я тоже невольно зажмуриваюсь, чтобы не видеть его так близко. В сочетании с человеческим запахом это кажется жутко странным.
— Я вижу её, — Георгий открывает глаза и отстраняется. — Что вы прикажете сделать с ней?
— Просто разузнай, кто она такая. Её мать погибла на перекрёстке рядом с Измайловским парком в день летнего солнцестояния десять лет назад.
— Я понял, — кивает Георгий.
— И ещё…
— Да?
— Тебе не мешает принять душ. Ты пахнешь человеком.
— Простите, Ваша Светлость.
— Да будет тебе, — вздыхаю я меланхолично. — Я ведь говорил, что просто завидую тебе. Любовь — это единственное благословение, что нам доступно.
***
Я не помню точно, кто подал мне идею участвовать в гонках. Меня привлекла степень риска. Каждый заезд мог закончиться для меня травмой и ущербом моему байку. И если травмы я мог быстро восстановить, то вот с байком всё обстояло иначе. А потому мне пришлось учиться, совершенствоваться с течением времени. И это следующее, что меня привлекло. И последнее, что определило моё решение — это люди, их эмоции, взаимоотношения. Я тот, кто не знал о них совершенно ничего, оказался вдруг среди смертных. Этот опыт нельзя ни с чем сравнить.
Яна
— Эй, аутистка! Что, уже выписалась? — кричит Кирилл, сминая в руке лист бумаги.
Раздражает. Мне не нравится, что я должна тратить драгоценное время на университет. Но такое условие мне поставил дядя, когда увидел байк. Видимо, поверил, что через месяц я вернусь в больницу.
«Ты не должна пропускать занятия, — сказал он. — После операции и восстановительной терапии ты заживёшь прежней жизнью. Самой же будет легче потом, если сейчас не будет пропусков».
Вернуться к прежней жизни? Никогда! Я бросаю на Кирилла быстрый взгляд и уклоняюсь от летящего в мою сторону бумажного снаряда. Он попадает в одного из наших однокурсников.
— Так, я не понял, аутистка, а чего это ты уклонилась?! — возмущается Кирилл. Неприятная дрожь пробегает по спине. Да что он о себе возомнил, в конце концов?!
Я поднимаюсь по ступеням амфитеатра выше и подхожу к Кириллу. Скидываю с парты в проход вещи его соседа, преграждающего мне путь к самому Кириллу.
— Ты охренела?! — возмущается тот.
— Свали! — отвечаю я, даже не глядя на него. За спиной кто-то присвистывает.
— Гляньте-ка, аутистка вошла в режим берсерка! — восклицает насмешливо Кирилл. Я подхожу к нему вплотную и хватаю за ворот рубашки.
— У меня нет аутизма, ты, ушлёпок! Мне просто противно смотреть на твою мерзкую рожу! — произношу каким-то чужим голосом. Пульс барабанит в висках. Руки дрожат.
Замечаю страх в глазах Кирилла. Он даже не зовёт никого на помощь и не кичится больше своими связями. Так-то лучше. Я отпускаю его, и он падает на своё место, ударяясь головой о парту позади.
Возвращаюсь на своё место и достаю тетрадь для конспектов. Слышу позади:
— Кир, и что это было?! Ты всё так оставишь?
— Отвали. Не видишь, она совсем отмороженная. Таких лучше не трогать. Ещё пырнёт заточкой в подворотне.
Едва заметно усмехаюсь. Мне, конечно, в голову такое не приходило. Но выводы Кирилл сделал верные. Вздыхаю с облегчением и окидываю глазами аудиторию. Встречаюсь взглядом с нашим старостой. Он смотрит на меня с тревогой и сочувствием, словно знает, с чем на самом деле связана моя внезапная смелость.
После лекции он догоняет меня в коридоре.
— Ян, постой!
Я оборачиваюсь и замираю. Саша подходит ближе и тихо спрашивает:
— С тобой всё в порядке?
— Всё хорошо. Кстати, спасибо, что не бросил умирать в тот раз, — говорю я, припоминая, что это он вызвал скорую.
— Да нет проблем, — отвечает Саша, чуть расслабляясь. — Но что с тобой произошло? У тебя, правда, анемия?
— Ну да, у девушек бывает такое, если ты не знал, — произношу назидательно. — Так что не переживай особо.
Саша кивает, хотя мне почему-то кажется, что я его не убедила.
Так или иначе, а долго думать об этом у меня не получается. Постепенно все мысли утекают к моему новому байку. Вчера мы с Максом даже успели немного прокатиться по городу. Но настоящий заезд ждёт меня сегодня. Я сильно взволнована и возбуждена.
Мы встречаемся с Максом на месте, и я сразу обращаю внимание на то, как мало девушек вокруг. А те, что есть, не участвуют, а пришли поболеть за своих мужчин. Мужчины же глядят на меня либо снисходительно, либо с раздражением. У некоторых во взгляде так и читается: «Ты куда лезешь, девочка? Езжай домой мыть посуду». Нервно сглатываю и прогоняю сомнения прочь.
— Обычно организаторы выбирают места с минимальным трафиком, но он всё же есть, так что будь осторожна, — предупреждает меня Макс.
— А кто будет участвовать со мной в заезде? — спрашиваю я, оглядывая рейсеров вокруг. Замечаю среди них двоих длинноволосых парней: блондина и брюнета. Они сильно выделяются среди остальных.
— Это решит жребий, — отвечает мне мужик в косухе неподалёку. — Обычно это бывает так. Но можно бросить кому-то вызов.
Я киваю ему в знак благодарности, а затем возвращаюсь взглядом к тем двум. Понимаю, что брюнет смотрит в мою сторону. Отчего-то он кажется мне знакомым. Хотя едва ли мы могли где-то пересекаться.
Несмотря на свой мрачный вид, он привлекателен. Гоночный костюм подчёркивает его стройную фигуру с широкими плечами и узкими бёдрами. Он высокий, если судить по длинным ногам. А ещё у него странные глаза. Вернее, мне кажется, что они странные. Будто там за тёмными линзами очков на самом деле красные лампочки, как у терминатора.
— «Мне нужна твоя одежда, ботинки и мотоцикл», — произносит мне на ухо Макс.
Я вздрагиваю от неожиданности. Выходит, не у меня одной возникло это ощущение. Я на секунду отвожу взгляд, а когда снова возвращаюсь, брюнет продолжает смотреть на меня.
— А эти двое кто такие? — спрашиваю я Макса еле слышно.
— Здесь таких вопросов не задают, — отвечает тот. — Защита от ментов. Если хочешь познакомиться и пообщаться с кем-то, то подойди и сделай это. Хотя те, про кого ты говоришь, обычно особняком держатся. Они то ли друзья, то ли братья. Но однозначно парни не бедные, если судить по байкам и шмоту.
Подойти и познакомиться? Если подумать, то я ведь сегодня даже поставила Кирилла на место. Но почему же мне всё равно страшно? И что важнее, почему мне так любопытно, кто они? Словно какое-то предчувствие возникает внутри.
Неожиданно для меня брюнет оставляет свой байк и направляется в мою сторону. Я слежу глазами за каждым его движением. Он похож на огромного кота, сильного и грациозного. Я же ощущаю себя маленькой мышкой перед ним.
— Привет. Меня зовут Алекс, — произносит он степенно и протягивает мне руку.
— Яна, — отвечаю я немного растерянно. — Чем могу помочь?
— Хочешь в заезд со мной? — Алекс слегка склоняет голову.
Я смотрю сначала на его чёрную перчатку, потом на его лицо с узкими тёмными очками, что в сумерках выглядят крайне претенциозно.
— Я новичок, так что могу разочаровать тебя, — отвечаю я честно. Тут же кто-то из парней рядом вызывается меня заменить, но Алекс даже не смотрит в его сторону.
— Уверен, что не разочаруюсь, — произносит он напористо. От звука его голоса по телу пробегает лёгкая дрожь.
Странное чувство. Я уверена, что не была знакома с этим человеком. Но отчего-то кажется, что мы близки. Словно мы ещё совсем недавно дружили, а потом я внезапно потеряла память. И пусть у меня нет никакого логического объяснения этому, я чувствую, что Алексу можно доверять.
— А ты очень дерзкая для новичка! — восклицает он после заезда. Пусть я проиграла, но он всё равно пришёл в восторг, когда мы финишировали.
— Мне просто нравится это ощущение, что возникает внутри. Как бы объяснить? Похоже на полёт, — отвечаю я, пытаясь разглядеть глаза за его тёмными очками. Но всё кажется тщетным.
Друг Алекса, Георг, рядом кивает, будто понимая, о чём я говорю. Он ещё более странный, чем его приятель. Разговаривает немного старомодно, а ещё обращается к Алексу на вы. Поначалу я думала, что он делает это иронично. Но в процессе общения осознала, что он абсолютно серьёзен. Интересно, какие отношения связывают этих двоих?
— Было круто сегодня. Надо повторить.
Алекс улыбается, и у меня лёгкая дрожь пробегает по телу от вида его выступающих белых клыков. Виниры? Ну, точно какие-то неформалы, фанаты фильмов про вампиров. Впрочем, мне на это всё равно. Каждый самовыражается, как хочет.
— Я, в общем-то, не против повторить, — киваю я. — Только не знаю, как часто проходят заезды.
— А ты приезжай к нам в Зелёный бор, — предлагает Алекс.
— Вы серьёзно? — спрашивает удивлённо Георг.
— А почему нет? — отвечает тот. — Она мне нравится. Хочу подружиться с ней.
— Но вы её едва знаете, — возражает тот.
У меня появляется чувство, словно я не должна слышать их беседу. Однако Алекс бросает на меня пронизывающий взгляд. И это ещё одна странность, потому что даже через абсолютно непроницаемые очки, я чувствую на себе его взгляды.
— Мне кажется, Яна — хорошая девушка, — произносит он ласково. От его слов на душе теплеет. Я даже немного смущаюсь. Может, всё дело в том, что у меня никогда не было друзей, но в душе я очень хочу продолжить общаться с Алексом.
— Я учусь в университете, так что должна ходить на пары и делать домашку, — произношу, словно бы подтверждая, что я хорошая, домашняя девочка. — Но по вечерам я свободна, так что можем погонять.
— Вот и отлично! — восклицает Алекс радостно. Георгий, скинь ей геолокацию.
Тот смиренно вздыхает и достаёт телефон.
— И ещё кое-что, — Алекс подходит ко мне очень близко и расстёгивает ворот своей куртки. — Территория резиденции охраняется, а потому нужно будет показать им на въезде вот это.
Он снимает с шеи цепочку с подвеской в виде герба, в середине которого мерцает кроваво-красный рубин. Меня на секунду охватывает смятение. И ещё большее смятение возникает, когда он надевает мне его на шею. Его тёмные волосы, развевающиеся на ветру, касаются моего лица, вызывая мурашки на коже.
Меня вдруг посещает мысль воспользоваться ситуацией и сорвать с него очки. Но я удерживаю себя от этого. Я ведь не какая-то там безмозглая школьница, чтобы заниматься таким. Кроме того, если бы они хотели, думаю, сняли бы очки. Но раз они пренебрегают своим удобством, это, вероятно, важно для них.
Пока я думаю обо всём этом, Алекс возвращается к своему байку. Я опускаю взгляд на свою грудь. Подвеска на ней непривычно тяготит и совсем никак не сочетается с моим внешним видом. Я решаю спрятать её под футболку.
Едва холодный металл касается моей кожи, тело словно поражает электрическим зарядом. Я вздрагиваю, теряю равновесие и едва не падаю вместе с байком. Благо Георг успевает удержать меня за шиворот.
— Осторожнее! — произносит он строго. Странный озноб пробивает тело. Я больше не чувствую подвески, она уже согрелась от моего тепла. Но мне самой будто стало холоднее.
— Спасибо, — киваю я, отводя взгляд. — Тогда я напишу вам, когда смогу приехать.
Алекс улыбается в ответ. Мы прощаемся и разъезжаемся каждый в свою сторону. Небо светлеет. Горизонт постепенно меняет краски. Из тёмно-бордового становится розовым, а после и вовсе желтеет. Меня рубит от усталости и сонливости, но я всё равно чувствую себя отлично. Гораздо лучше, чем множество дней до этого.
Правда, бодрое расположение духа моё длится недолго. Я оставляю байк в гараже и осторожно пробираюсь в дом. Тихонько на цыпочках иду к лестнице, ведущей на второй этаж. Но вдруг замечаю тётю на диване в гостиной. Она сидит неподвижно, словно восковая фигура. Мне даже поначалу кажется, что спит. Но потом она поворачивается ко мне, и я встречаюсь с её злым взглядом.
— Явилась наконец-то! — произносит она сипло. — Бессовестная девка! Мы о тебе заботимся, кормим, лечим. А ты…
Она вздыхает разочарованно. Слышу наверху звуки шагов. Привычный страх пробирает до костей.
— Тебя не было всю ночь! — голос дяди звучит точно гром. — Где ты была?!
— Просто каталась, — отвечаю я поёжившись. — У нас был уговор. Я хожу на занятия, ты позволяешь мне ездить на байке.
— Но не по ночам! — возражает он грозно. — Следуй за мной. Живо!
Внутренности снова сворачиваются узлом. Я поднимаюсь по ступеням, осознавая, что меня снова ждёт эта унизительная «проверка». Чувствую негодование внутри. Я не должна позволять ему делать это. Я, может, умру завтра, так что хватит потакать прихотям этого извращенца. Тяжесть подвески под одеждой придаёт мне уверенности.
— Раздевайся! — приказывает мне дядя, когда мы оказываемся в моей комнате.
— Не хочу, — отвечаю я, глядя на него исподлобья.
— Что?! — восклицает он с удивлением и возмущением.
— Я больше не собираюсь выполнять твои бессмысленные приказы, — отвечаю я, вскидывая подбородок.
Лицо дяди мгновенно ожесточается. Он подаётся вперёд с намерением исполнить задуманное против моей воли. В этом нет уже никакого смысла, и даже его привычное оправдание больше не работает. Он делает это, исключительно чтобы продемонстрировать свою власть. С силой опрокидывает меня на спину и задирает футболку.
Я активно пытаюсь сопротивляться, пинаюсь и брыкаюсь, а оттого не сразу замечаю, как он замер, ошеломлённый внезапной находкой под моей одеждой.
— Дядя, сегодня вечером я собираюсь погонять с другом, — говорю я за ужином, не поднимая глаз на своих опекунов.
— Дрянная девчонка! — тётя с силой сжимает вилку в руке. — Тебе мало того, что мы позавчера всю ночь не спали из-за тебя?!
— Лена, помолчи, — напряжённо произносит дядя.
Я ощущаю на себе его сердитый взгляд. Он явно недоволен, но, кажется, не может ничего возразить. Бросаю на него любопытный взгляд мельком. Замечаю в его глазах огромное чувство обиды и несправедливости. Словно бы кто-то увёл любимую игрушку прямо у него из-под носа.
— Это тот самый друг? — спрашивает он с лёгкой дрожью в голосе.
— Да, — киваю я. — Его зовут Алекс.
— Александр! — поправляет дядя сквозь зубы. — Его полное имя Александр. Отнесись к нему с должным почтением. Он не последний человек в этом городе.
Его слова удивляют меня, хотя вида я не подаю. Обычно, если дядя говорит о ком-то, что тот не последний человек где-то, это значит, что тот политикан или олигарх. Как ни крути, а для обоих этих вариантов Алекс ещё слишком молод. Полагаю, он старше меня года на четыре. А может, и меньше, если учесть, насколько сильно они с Георгом увлечены оккультизмом и готикой. Наверное, родители Алекса — представители тех самых элит. И пусть меня это не особо колышет, если встречусь с ними, лучше показать, что я прилично воспитана, чтобы они не думали, что я какая-то там девочка с улицы.
Уже по дороге к его дому, встретив на пути два шлагбаума с охраной, я напрягаюсь. И, может, мне привиделось в скупом свете фонарей, но от охранников исходит нечто странное. Похожее чувство у меня возникало рядом с Георгом. Словно я должна бояться их всех. Бледные, молчаливые, в тёмных одеждах и очках — они наводят на мысли о чём-то потустороннем. Однако я в сверхъестественное не верю — уже вышла из этого возраста.
Рядом с домом я показываю герб в очередной раз, а сама не могу оторвать взгляда от особняка. Он просто огромный и похож больше на какой-то торговый центр: непрозрачные окна, тёмные зеркальные панели, отражающие свет фонарей вокруг. Не хватает только вращающихся дверей и огромной неоновой вывески. Неужели тут могут жить люди?
— Несколько претенциозно, да? — произносит кто-то сзади. Я оборачиваюсь и вижу перед собой парня моего возраста. Бледная кожа, чёрные очки и светлые короткие волосы — он очень похож на Александра. Одет навскидку очень дорого, хоть я и не эксперт в брендах. Это его брат?
— Здравствуйте, — произношу я спохватившись. Хочется произвести благоприятное впечатление.
— Привет, — отвечает он с усмешкой. — Тебя как сюда занесло, красавица? Заблудилась? Или ты чей-то донор?
Он подходит ко мне очень близко и касается ледяными пальцами моей щеки. Мурашки пробегают по коже. От страха и неожиданности сердце начинает биться быстрее.
— Ты пахнешь так соблазнительно…
Щёки вспыхивают от смущения. Да кто он такой и какого хрена так ведёт себя?! Обвивает мою шею руками и склоняется ещё ближе.
— Эй, отвали от меня… — рычу я, отталкивая его.
— Николай! — кричит кто-то со стороны крыльца.
Я вздрагиваю и оборачиваюсь. К своему огромному облегчению вижу спешащего ко мне Алекса. На нём нет того гоночного костюма, в котором он был в прошлый раз. Видимо, ещё не успел собраться. Вместо этого он одет в белую рубашку и брюки с высокой талией. Этот стиль чем-то напоминает ретро, но очень идёт ему. Особенно в сочетании с длинными волосами, собранными сзади в хвост.
— Привет! — радостно бросаю я, но он не смотрит на меня.
— Ты чего вылез? — спрашивает он парня.
— А что такого? — пожимает плечами тот. — Это твоя гостья? Раз так, то заботься о ней лучше!
Я ничего не понимаю, но мне снова кажется, что я не должна была слышать эту перепалку.
— Прости, — Алекс, наконец, обращается ко мне. — Он, наверное, напугал тебя? Это мой младший брат. И у него отвратительные манеры.
— Э-э, ладно, — киваю я, глядя на него растерянно. — Но что с твоими глазами? Это линзы?
Пусть уличное освещение скудное, но я готова поклясться, что его глаза красного цвета. От его взгляда мороз по коже, но всё равно невозможно оторваться. Теперь я могу сказать с абсолютной уверенностью: Алекс просто невероятно красивый.
— Прости, — снова произносит он и быстро надевает свои непроницаемые тёмные очки.
— Вот это фейл! — усмехается Николай. — Так нелепо спалиться — это надо уметь!
— Может, скроешься уже? — бросает ему старший брат. А потом оборачивается ко мне. — Извини, я немного припозднился и не успел собраться. Подождёшь меня внутри?
Я киваю, ощущая ещё большее волнение, чем до этого. На секунду в душу закрадывается страх. А что, если это небезопасно? Я приехала в частные владения посреди леса к человеку, с которым познакомилась на нелегальных гонках позавчера. Он чертовски богат, и его боится даже мой дядя. Что, если он действительно какой-нибудь отморозок, маньяк или серийный убийца?
— Что такое? — спрашивает Алекс с радушной улыбкой, словно чувствуя мой страх. — Боишься незнакомого места? Идём. Пока ты рядом со мной, с тобой ничего не случится. Обещаю.
Я делаю глубокий вдох и ощущаю диафрагмой подвеску с гербом. Если подумать, то она меня уже защитила от дяди. И пока что со мной всё в порядке. Я прислушиваюсь к своему внутреннему голосу, побуждающему поверить Алексу.
— Да, кстати, вот твоя подвеска. Она мне очень пригодилась, — я снимаю цепочку и протягиваю ему. Он оборачивается и вкладывает её обратно мне в руку.
— Оставь её пока у себя, — я ощущаю холодное прикосновение его бледной руки и невольно вздрагиваю. Где-то очень глубоко в сознании появляется догадка, но я отвергаю её. Слишком уж она неправдоподобная. Вампиров не существует.
Мы идём по широкому коридору куда-то вперёд. Удивительно, но этот дом и вправду оказывается жилым. Интерьер минималистичен. Только время от времени попадаются какие-то детали в виде чёрно-белых фотографий или абстрактных картин.