Повелитель
В предрассветных сумерках, в пряном дыме курилен, расставленных на полу, передо мной танцевала красотка с золотистыми распущенными волосами. Необычная красота завораживала.
Время текло незаметно и плавно, как и откровенные движения. Ночь пролетела вмиг. Манящий блеск в уголках раскосых глаз сводил с ума, заставляя шире расставить ноги потому, что напряжение между ними стало невыносимо.
Она ласкала руками воздух и свое тело, тягуче втягивала дым, разлившийся по зале, откидывала голову в экстазе, приближалась обманчиво близко, почти касалась кончиками прядей, обволакивала ароматом хрупкого женственного тела и снова отступала, разворачиваясь, позволяя насладиться изгибами тела.
Чертовка прекрасно осознавала, насколько соблазнительна. Протянись рукой –и коснешься ее, но я знал, что тогда она растает, словно дым, и больше не вернется. Таков уговор. Можно смотреть –трогать нельзя.
Близился рассвет, танец стал откровеннее, она обнажила грудь. У меня вырвался стон. Я протянул руку, не в силах сдержать порыв. Она искушала, часто дышала, предвкушая прикосновение. Обнаженная грудь мелькнула рядом.
Нет. Я откинулся глубже в кресло, уронил руку. Я хотел ее себе. Полностью. Я завоюю ее душу, а вместе с ней и это тело, которое не выходит из мыслей даже днем.
Первый рассветный луч проник в залу. Она с облегчением выдохнула, бросила яростный взгляд и растворилась. Чтобы следующей ночью явиться по моему зову вновь.

НЕСКОЛЬКО НОЧЕЙ РАНЕЕ…
Итар
Я прислушалась. Если запоет сверчок, то приманит путеводного светлячка и тогда нимфы его уже не упустят.
Сумерки резко перетекли в глухую ночь –самую короткую в году –ночь всех кошмаров. Людям запрещалось спать в «бешеную ночь», когда они становились особенно уязвимы для нечисти. Люди старались не смыкать глаз, чтобы быть начеку и не погрузиться в лютые кошмары, через которые в наш мир проникала нечистая сила.
Люди, для которых, если ты не человек –то обязательно чудище страшенное. Любые отклонения от человеческих стандартов порицались и изгонялись –в страшное и ужасное место за семью печатями –Аваддон.
Я передернула плечами – одно упоминание чистилища для неприкаянных существ, хоть в чем-то отличающихся от простых людей, вызывало мурашки под кожей.
Люди боятся того, что им непонятно. И истребляют. У изгоев нет права на жизнь в этом мире. Сама я так не считала, хоть и была человеком.
В отсветах огромного кострища у лесного озера тетя кружила на руках маленькую дочку –мою двоюродную сестренку, та звонко смеялась. Их зеленые волосы разметались во все стороны и переплелись, бледная прозрачная кожа казалась мертвой. Тетин сарафан свободного кроя раздулся белым пузырем.
Запел сверчок. Тетя прижала малышку крепче, остановилась и поцеловала:
-Тшшш. Слышишь? –она шепнула и бросила на меня взгляд, полный торжества.
Девочка зажала рот ручонкой, пряча заливистый смех и радостно хлопнула огромными водянистыми глазенками без зрачков, в которых продолжали кружиться смешинки и искорки костра.
Сомнений не осталось –все получится.
От темных деревьев отделились хрупкие женские силуэты, поплыли к костру у озера, едва касаясь земли. Казалось, они просто ступали по воздуху –настолько изящно и невесомо выглядели создания -невероятно красивые.
Одеждой им были густые темные волосы до колен. Нимфы чурались человеческих нарядов, предпочитали жить в согласии с природой. В этом волшебном, запрятанном в лесной глуше месте, они могли себе это позволить. Тетя же с малышкой за три года жизни здесь не избавилась от человеческих привычек, предпочитая носить сарафаны. Это хорошо. Я рассчитывала, что сегодня все получится и тетя с сестренкой снова обретут человеческий облик. Тогда они смогут вернуться в город, к нормальной жизни.
Пять лет назад тетя Элистер превратилась в мавку и дочка у нее родилась маленькой мавочкой.
Мне пришлось забыть мечту о поступлении в академию. Пришлось позаботиться о единственных родных в моей жизни. Настала очередь отплатить тете за годы воспитания и заботы, которые та взвалила на себя после смерти родителей.
Мы скитались в поисках убежища от людской ненависти и злобы, пока я не нашла это место. Ходили легенды, что человеческий облик можно вернуть с помощью цветка папоротника, цветущего всего один час в году –в ночь всех кошмаров.
Но простые люди не верили в то, что папоротник может зацвести, и не ходили в лес в эту ночь потому, что грань между явью и кошмарами истончалась. Все эти годы я пыталась найти способ. Сегодня очередная попытка. Если опять не получится –придется ждать до следующего года. А время уходит. Сестренка, Айрин, совсем одичала, ей надо к людям. Да и тете пора прийти в себя и выкинуть мысли о несчастной любви.
Пел сверчок, горел костер, отражаясь в тихой заводи озера, пряные ароматы трав кружили голову. Нимфы порхали, зазывая в танец вокруг костра. Тетя Элистер скинула сарафан, поддавшись зову лесных духов. Сестренка Айрин повторила за мамой. Мавки не отражались в воде. Сквозь прозрачные спины проглядывали контуры внутренних органов, на глаза наворачивались слезы при виде застывших сердец. Пять лет назад я поклялась, что найду способ вернуть им человечность, заставить их сердца биться вновь.
Сегодня волшебная ночь –самая короткая в году. Только стемнело, а уже близился рассвет. Мягкая дымка стелилась над водой. От костра повеяло дурман-травой –соблазнительные нимфы плели чары, зазывая путеводного светлячка.
-Присоединяйся, -голос старшей заволакивал сознание.
Отказываться было непринято, но я попыталась, чувствуя, как жар приливает к лицу:
-Лучше без меня, -потерла в смущении шею, бросила взгляд в сторону чернеющего леса.
Я чувствовала чужие взгляды. Конечно, лешие выползли и тайком подсматривали за откровенными танцами лесных прелестниц.
Нимфа повела рукой, меня окутало полупрозрачное облако тумана, расслабляя, забирая смущение и стыд. Мир за чертой видимости от отблесков кострища перестал существовать.
Искусительница подошла ближе, поднесла руку к губам и сдула пряные травки прямо мне в лицо. Аромат пощекотал ноздри и растворился в глубоком вдохе. Как же вкусно. И приятно. Тело стало таким легким, чувства обострились. Казалось, я парю в паре сантиметров над травой, едва касаясь ее кончиков, влажных от утренней росы.
Я не заметила, как нимфа стянула с меня платье, распустила золотистую косу и мягкий шелковый каскад рассыпался по телу, касаясь кончиками поясницы.
Сверчок пел так красиво, или это пели нимфы, а может их дурман. Мелодия лилась из самого сердца. Я присоединилась к чувственному танцу.
-Что за прекрасная музыка, -протянула я.
Одна из нимф шепнула:
-Это музыка из твоего сердца. Оно хочет влюбиться. Сегодня подходящая ночь, чтобы встретить суженого.
Я усмехнулась про себя. Кого можно встретить в такой глуши? Лешие, да водяные, да местный юродивый Карлушка. Может это его взгляд я чувствую кожей все это время? Приплелся с лешими и подсматривает в сторонке. А вслух ответила:
-Я никогда не влюблюсь. От любви девушки становятся мавками.
Я улыбнулась, когда рядом грациозно проскользила тетя –еще такая молодая и красивая, но обратившаяся мавкой. Язык кольнуло привкусом горечи.
-Только от несчастной любви, –вторили нежные создания.
-Я не верю в счастливую любовь, -прогнулась в чувственном развороте.
Я так и замерла –голая, на коленях во влажной траве, с вытянутой рукой, с опаской обернулась. И не поверила глазам.
Вместо уродца Карлушки меня оценивающе разглядывал рослый детина. Куда-то исчез горб, плечи распрямились, он вытянулся и вырос головы на две. А это точно был он. Одежда стала тесна и потрескалась по швам. Рубашка расползлась, обнажив мощную грудную клетку и бицепсы на огромных руках. Штаны мотались, словно юбка с разрезами по бокам, открывая рельефные мускулы бедер.
-Итар… -протянул хрипло, вслушиваясь в собственный баритон, пробуя мое имя на вкус.
Его лицо разгладилось. Паралич больше не кривил рот, слюни не капали. Оказалось, у него правильные черты, густые темные брови, почти сросшиеся на переносице. Пожалуй, я бы назвала его красивым, если бы не хищный блеск глаз, испугавший до дрожи в согнутых коленках.
Меня словно окатило ведром ледяной воды, когда дошло, что я стою на коленях, прижимая платье трясущейся рукой, развернутая задом к огромному мужчине, который без стеснения разглядывал меня в такой неприглядной позе.
Он облизнулся, чуть склонил голову к плечу, наслаждаясь видом моей голой спины и… тем, что ниже. Интересно, у него только тело изменилось, а что с мозгами? Я всматривалась в лицо, пытаясь понять, насколько осмыслен его взгляд. Он все еще маленький мальчик? Я очень надеялась, что ему не взбредет приставать ко мне потому, что с таким громилой я точно не справлюсь и ненароком опустила взгляд ниже: на широкую мускулистую грудь и еще ниже –мои надежды рухнули –между ног ткань разорванных брюк топорщилась колом. Таким огромным, что я шумно сглотнула.
Он заметил мою растерянность и отреагировал на звук довольным рыком.
-Теперь я тебе нравлюсь? –прозвучало вполне осмысленно и напугало до чертиков.
Он сделал шаг вперед.
-Не подходи, -я резко перевернулась, плюхнулась голым задом на влажную траву, судорожно прижала сарафан обеими руками.
-Я все время ждал, когда ты приедешь навестить тетю. Считал дни, минуты, следил за тобой, запертый в этом дурацком теле юродивого.
Его зрачки увеличились, полностью поглотив радужку, отчего глаза сделались черными и из них просочилась темная дымка. Кто это, мать твою? И что происходит? Карлушка –не человек? Что, впрочем, не удивительно, ведь каким-то образом он оказался в этом лесу, куда путь простым людям заказан –запоздало пришли в голову мысли.
-Такая сладкая девочка, -он причмокнул и сделала еще шаг, потянулся к платью.
Я в страхе отползала, все дальше от заветного цветка, боясь выпустить платье из оцепеневших пальцев.
-Айна, умница.
Опять меня назвали чужим именем.
-Ты такая красивая. Почему стесняешься? Дай посмотреть, -неожиданным резким движением он дотянулся и выдернул платье из рук, отбросил в сторону.
Я перестала отползать, сжалась, подтянув колени к груди, обхватила руками, прячась за длинными золотистыми волосами. Мамочки, как страшно.
-Нашла цветок папоротника, -он отвлекся на волшебный бутон и потянулся к нему.
Я затаила дыхание. Слезы подступили к глазам. Это мой цветок. Это так несправедливо.
-На что ты готова ради цветка, маленькая айна? Он ведь тебе очень нужен?
Громила провел лапищей по бутону.
-Я могу быть очень нежным, -сказал севшим голосом.
Я снова сглотнула, понимая куда он клонит.
-Осторожно, -не выдержала, когда он начал гладить цветок.
Если он сломает его, все пойдет прахом –все мои надежды и мечты о счастливой жизни для тети и сестренки. Если я не успею сорвать бутон, он исчезнет. Я чувствовала, оставались считанные минуты. Солнце встало и волшебство вот-вот рассеется.
-Так ты согласна стать моей? Здесь, сейчас. Обещаю, тебе понравится, -он снова облизнулся, дыхание вырвалось легким хрипом.
-Надо сорвать, пока не исчез, -выдавила еле слышно, изо всех сил сдерживая слезы.
Он чуть отодвинулся, не сводя с меня возбужденного взгляда.
-Рви, -сказал так, будто сделал неимоверное одолжение, -а потом будешь моей. Я так давно этого желал.
Я застыла. Стыд сковал тело. Мне нужно сорвать цветок, но я сжалась и спряталась за длинными волосами. Он пожирал меня взглядом. Будет пялиться на мое голое тело. А что потом, мамочки, вообще, думать не хотелось. Лучше не злить, пока он предлагает быть нежным. Нет. Я не смогу. Я не хочу. Не так. Противные нимфы. Это так они себе представляют счастливую любовь?
Все силы уходили на то, чтобы не заплакать. Надо сосредоточиться на важном. У меня есть цель. Мне нужен цветок. Я зажмурилась –будь, что будет.
Что я творю? Ползаю с голым задом перед каким-то мужиком. Стыд окатывал липкими волнами, когда я все-таки дотянулась до заветного бутона и нежно сорвала. Я смогла. Успела.
Прямо на мой голый зад опустилась мужская ладонь, властно сжала за ягодицу. Он простонал. Он же обещал быть нежным. Слезинка не удержалась, скатилась по щеке.
Мир прямо перед глазами размазался и почему-то превратился в темное марево.
Темнота сгустилась сильнее и превратилась в плотную пелену, тонкую и эластичную, как рыбий пузырь. Неужели грань истончилась и сейчас сквозь нее прорвутся кошмарные сущности из Аваддона? До рассвета оставались считанные минуты. Небо посветлело, вот-вот должно показаться солнце. Успеют?
Огромная лапища погладила то, что до этого яростно мяла. Я вздрогнула и сжалась. Он что, не видит, что происходит? Даже не знаю, от чего было страшнее: от домогающегося мужика сзади или от тонкой темной грани, ходящей ходуном из-за того, что через нее пытался прорваться беснующийся силуэт.
-Не надо, -проблеяла я, захлебываясь слезами, когда почувствовала, как чужие пальцы скользнули между ног, погладили внутреннюю сторону бедра и подобрались выше, задели то место, которое никто никогда не трогал.
-Тихо, тихо, -горячо шептал бывший юродивый.
Похоже ему напрочь снесло крышу, он ничего не замечал вокруг.
Пелена растянулась настолько, что сквозь нее проступили контуры человеческого тела. Высокий широкоплечий мужчина в черном, окутанный тьмой, шагнул на поляну. Сквозь развевающиеся ветром клубы удалось разглядеть высокие сапоги до колена, кожаные штаны, перетягивающие плотные бедра и мощный торс, затянутый в колет. Он потянулся к цветку, мерцающему голубым, который мне пришлось бросить, чтобы упереться руками в землю и не упасть. Какого лешего он тянет свои лапы к моему цветку? Я даже плакать перестала от неожиданности.
-Чаго кричишь, окаянная? –проскрипел справа дуб голосом дядюшки Ефима.
От ствола отделился старичок с древесным телом, покрытый корой и поросший сучками: руки-ветки, ноги -раздвоенный пенек. На голове зеленела молодая поросль, в которой птицы свили гнездо.
-Неужто не видишь? Усе попрятались. Напужалися стражей.
-Все успели спрятаться? –я затаила дыхание.
-Эх, -махнул Ефим ветвистым отростком, служащим ему рукой. –Ох-ох-ох, -тяжело выдохнул, помолчал, причмокнул: -Все, да не все.
-Хватит загадок, -в душе росло беспокойство.
Из ближайших кустов послышался всхлип. Я присела, подняла ветку. Айрин сжалась в комочек, уткнулась в коленки и обхватила голову с зелеными волосами руками. Я с облегчением выдохнула. Айрин услышала и оторвалась от коленок. В круглых светло-зеленых глазах без зрачков блестели невыплаканные слезы, губы дрожали.
-Ита, -малышка еще не выговаривала букву «р».
Она моргнула и дала волю сдерживаемым эмоциям, по щекам покатились два ручейка, из груди вырвались рыдания. Она потянулась ко мне ручонками. Я вытащила сестренку из-под ветвей, она судорожно вцепилась в мой сарафан.
-Где Элистер? –обратилась я к Ефиму. –Давай прямо, без твоих присказок и недомолвок.
-Так ведь она стражей-то в лес поманила, -проскрипел старый пень, -от девочки увела, стало быть, -и замолк.
-Ефим! –прикрикнула я в сердцах. Вечно он так, на полслова останавливается.
-Чаго Ефим, Ефим? –ворчал старичок, -Чуть не сгубила парочку распроклятых. До болота завела, а тута еще подоспели, -он опять стал вздыхать, поскрипывая ветками. –Ох-ох-ох…
Горло пережало спазмом. Как так? Не успела. Не уберегла тетушку. Я сильнее прижала малышку. Рыдания затихли, она продолжала всхлипывать. Я молча вглядывалась в лешего, не смея произнести вслух то, чего так боялась.
-Эх-эхех, -посочувствовал трухлявый пень, -Заломали они Элистер-то, она и не противилась особо, за дочку поди больше переживала. Сама поди и отдалась-то в руки, чтоб стало быть они без добычи не остались и рыскать тута перестали, -он почесал затылок. –Вот, стало быть, как дело было.
-Сама? –только и вымолвила я. -А остальные нимфы как?
-Усе разбежалися -лови ветра в поле, -он развел руки-ветки в стороны. -Нечестивые приспешники Повелителя-то с носом и осталися.
-Как же с носом, -зло передразнила, -Они забрали Элистер.
-Не уберегли, не уберегли, -сокрушался дядюшка. –Дык, покуда уж там –куча треклятая их тута налетела. И чаго они тута забыли? –он вдруг замолчал и прислушался:
-Ты чаго следы-то не замела за собой? По вашу душу идут темные приспешники поди. Слышу их, близко ужо. Бегите деточки, бегите, -зашелестела крона с гнездом на голове, замахали ветки.
Я так перепугалась, когда убегала с поляны, что и, правда, забыла все, чему нимфы учили. Понадеялась, что мои ночные кошмары там и поубивают друг друга, не до меня им будет. Какой вой и шум борьбы лютой позади себя оставила.
-Прикрой, дядюшка Ефим, -взмолилась старому лешему.
-Ступайте к старухе Катарпилле. Пущай она пособит, чем может. Упрячет вас пока в чаще лесной, меж тропок нехоженых, от людей скрытых.
-Так я ж человек, -чуть не выронила Айрин из рук, -Мне дорога закрыта. Я ж с ней только на нейтральной территории и виделась раньше.
-Эх, молодость-горюшко, девочка ты моя. Какая ж ты человечка? Сердце твое сегодня ночью как пело. Все заслушалися.
-Подглядывали, стало быть? –насупилась я.
-Да, не. Чаго мы там не видали? Сегодня весь лес собрался послушать песнь сердца твоего, -он закатил глаза в блаженстве.
Вот, и нимфы что-то про музыку моего сердца шептали. А у костра, действительно, прекрасная мелодия играла, когда мы танцевали ночью. Я все думала, и как это возможно?
-Я думала, что это все чары нимф, что музыка пригрезилась.
-А ты на руки поглядай на свои, -леший выглянул из тени.
На нас с сестренкой как раз падал солнечный луч, выхватывая мои руки и ее волосы из утреннего сумрака. Я чуть отвела правый локоть в сторону, разглядывая. Те места, куда доставал свет, переливались тончайшей вязью еле заметных золотистых узоров. Айрин даже перестала плакать и приоткрыла ротик в восхищении, рассматривая искрящиеся паутинки на моей коже.
-Мамочки, -пробормотала я и потрясла рукой, стряхивая.
Ничего не изменилось. Те участки кожи, которые попадали под прямой солнечный луч, переливались золотистыми узорами.
-Ужо близко, -Ефим насторожился -ветки на голове встали ровно вертикально. –Нечаго лясы точить. Поторапливайтесь.
Он отломил один сучок, протянул мне:
-На. Знамо, пойдете бором, через болото по кочкам. Да следы путай, не забывай. А как через болото переберетесь, задом шагов с десяток ступайте, да через левое плечо три оборота. Там и втыкай сучок в землю. Тропка короткая откроется –побежите, не оступись, смотри! Авось, старая карга и встретит тама.
-Спасибо, дядюшка, Ефим, -с почтением приняла дар, поклонилась.
-Чаго спасибо твое? Дай цветок-то потрогать.
Я нехотя достала из кармана голубое чудо, продолжающее мерцать ровным светом.
-Осторожно, -не сдержалась, когда он потянулся веточкой, еле дотронулся до лепестка.
-Да буде тебе, девочка, -крякнул он усмехаясь.
Голубые искры побежали по веточке, перекинулись на ствол, разбежались по коре на его теле и леший пень превратился в старичка.
-Ух, -передернул плечами, -давненько не оборачивался. Думал уж, все, прошло мое время. Спасибо, девонька, -внезапно замолк, -Ох, не успеешь красавица, -печально посмотрел на меня и метнулся к лесу, исчез между деревьев.
А я снова ощутила чужой пристальный взгляд, пронизывающий до мурашек.
Редкие солнечные лучи восходящего солнца внезапно исчезли, на землю упала огромная тень. Я задрала голову –крылатый черный дракон, сотканный из тьмы, кружил в небе прямо над головой. Из пасти вырывались угольные сгустки дыма. Зверь пророкотал:
Я застыла, боясь шевельнуться, впитывая кожей теплые выдохи сзади. Определенно, это не дерево, хотя стоит неподвижно. Спугнуть боится. Выжидает.
Легкий сандаловый флер, смешанный с особенным ароматом сильного мужчины, щекотал ноздри, вызывал легкое головокружение, предательские мурашки и трепет в груди. Это же от страха? Я выдохнула и услышала собственный стон, который без спроса сорвался с губ.
Сзади вторил тихий гортанный рык. Берегинечка, милая, он что, меня съест? У меня малышка на руках. А по телу разлилось тепло, ноги ослабли, стали ватными. Чтобы не упасть, мне пришлось опереться о мужскую грудь, пережидая головокружение. Дыхание на шее потяжелело, спина чувствовала, как с каждым мощным вдохом огромная грудная клетка сзади наполнялась воздухом и затем медленно оседала. Он дышал мною и получал от этого удовольствие. Едва заметный рык тихонечко рокотал в его горле.
Он прикоснулся губами к уху и прошептал с хрипотцой на тяжелом выдохе:
-Как твое имя?
Очередная волна приятных мурашек окатила тело. Приглушенный хрип заставил сердце биться чаще, а внутри все свернулось в клубочек, готовый ластиться к хозяину голоса.
Рот приоткрылся, на кончике языка уже вертелось мое имя, готовое сорваться. Стоп. Зачем стражу из-за грани знать, как меня зовут? Стоит. Не двигается. Зубы мне заговаривает, усыпляет бдительность. Дышит страстно.
Он провел носом по краю уха, и трепет из груди спустился в низ живота, разлился незнакомым томлением.
-Имя! -выспрашивал, завораживал, меняя тембр голоса.
Руки коснулись талии, скользнули ниже, застыли на бедрах, прижимая их сильнее к мужскому телу. Что-то твердое, похожее на сучок, уперлось в поясницу. И тут я очнулась от странного наваждения, вздрогнула, вспомнила про наставления лешего и другой сучок, который он мне отломил. Устыдилась слабости. У, заворожил, супостат. Стою, млею в руках черного стража из-за грани. Одного из тех, кто утащил тетю в Аваддон. На руках с малышкой, которую тоже заберут. Да, и сама я, возможно, тоже не человек. Если попадусь в лапы псов Повелителя, то ни тете, ни сестренке, ни мне самой уже никто не поможет. Имя он мое захотел. Обойдется.
В этот момент Айрин оторвала голову от моего плеча и разглядела исчадие Авадонна у меня за спиной. Могу представить, как ей стало страшно при виде расплывающихся темных контуров силуэта и клубящейся тьмы, скрывающей лицо стража, который заглянул из-за грани и полностью не мог проявиться. А может просто прятался за черной пеленой, разделяющей миры.
Айрин до боли впилась ногтями в мои плечи и завизжала. От неожиданности страж перестал распускать руки, и даже чуть отшатнулся. Сестренка что есть мочи закричала:
-Итаррррр,- она впервые смогла выговорить букву «р» -четко, громко.
Мое имя повисло в лесной тишине. Но сказанного не воротишь, я посильнее прижала Айрин и резко крутнулась через левое плечо. Леший говорил три оборота. Еще один раз. Пока темный не понял, что происходит. На третьем обороте, он попытался ухватить нас, но я уже плюхнулась вниз и с размаху воткнула сучок, подаренный лесовиком в землю.
Лес раскололся трещинами. Черное пятно размазалось и исчезло в одном из разломов вместе с темным стражем. Мир провернулся пестрой каруселью и замер. Картинка поменялась. Мы с Айрин оказались на узкой тропке.
А сзади неслось грозное:
-От меня не убежишь, айна… -и пространство схлопнулось, отрезая голос.
Сестренка тряслась от страха, но визжать перестала и ослабила хватку. Плечи ныли от порезов острыми длинными когтями мавки. Она немного притихла, когда кошмарный мужчина исчез вместе с частью соснового бора. Сейчас нас окружали стройные березки, успокаивая плавными линиями густых крон, колышущихся на ветру. Светлые стволы, резные листья и солнце, вставшее над макушками деревьев, разогнали мрачные остатки темноты и на душе посветлело. Ночь всех кошмаров закончилась, унеся страшные образы за грань.
Я чмокнула сестренку и улыбнулась, заглядывая в ее глазища на пол лица:
-Ну, чего, маленькая, напугалась? Это просто ночной кошмар. Все закончилось. Надо постараться забыть этот страшный сон.
Я побежала по тропинке. Лес поредел. Солнечные лучики щекотали кожу, которая слегка искрилась при их прикосновении. Вокруг щебетали птицы, отзываясь в сердце сладкой мелодией, заставляя напевать. Нежные звуки разливались чарующей музыкой, сопровождая наш забег. Неужели, мое сердце умеет петь? Кто я такая?
Тропка вывела на край леса и далее вилась вдоль деревьев и через поле. Сбоку от тропинки показался огромный гриб-боровик, чуть выше человеческого роста, на толстой ножке, с упругой шляпкой -кожистой коричневой сверху и с желтой губкой изнутри. На нем примостилась фиолетовая гусеница. Она нежилась на солнце и неспешно попыхивала огромной трубкой, выпуская изо рта ароматные кольца дыма и наблюдая, как они превращаются в диковинные цветы разных оттенков, а потом расплываются и исчезают.
Айришка слезла с рук и приоткрыла ротик, рассматривая цветные картинки в воздухе. Она раньше не встречалась с Катарпиллой.
Гусеница не обращала на нас внимания, лишь прислушивалась к тихой мелодии, которая так и лилась из моего сердца. Я все поверить не могла, что эта музыка –моя.
Катарпилла даже замурлыкала под нос, вторя мелодии. Потом не глядя на меня лениво протянула, как будто разговаривала сама с собой:
-Малышка выросла. Стала совсем взрослой и сердце запело. Оно готово влюбиться.
Надо знать старую каргу. Я не обижалась на ее манеры.
-Так я давно выросла. Двадцать пять годков уже стукнуло. А влюбляться я не собираюсь.
За последние пять лет мне пришлось сильно повзрослеть. Научиться прятаться и жить в тени, обеспечивать выживание тети и сестренки. Много раз мы срывались с места и искали новое жилье, убегая от людей, ненавидящих все иное, нечеловеческое. Вместо учебы в академии я хваталась за любые подработки: подавальщицей в тавернах, уборщицей и поломойкой, разносчицей почты, сиделкой у немощных пожилых людей и гувернанткой детишкам в богатых семьях.
Катарпилла не дала мне возразить, потрепала Айрин по голове:
-Ну, что, речная красавица, пойдемте, угощу вас чем-нибудь вкусненьким, -она вновь посмотрела на небо, где солнце уже стояло в зените, -времени у нас немного. Или немало, смотря, как посмотреть.
Старая карга часто говорила загадками. Собственно, почему ее все называют старой? При нашей первой встрече она явилась нищей скрючившейся старушкой с клюкой, закутанной в штопаный старый плащ с капюшоном, скрывающий лицо. Она стояла на паперти у подножия капища Беригине в центре города и тянула костлявую руку из складок плаща, прося подаяния.
Большая площадка на возвышении была окружена ступенями, по которым дозволялось подниматься лишь избранным. Несколько резных колон высились по кругу, вместо одной их них была установлена огромная статуя Берегини без лица, развернутая на восток -встречать солнце каждое утро. Говорили, что есть один миг, когда первый рассветный луч касается лика и доброверующий человек может узреть улыбку богини, коли сердце и помыслы его чисты.
Сгущались сумерки, служители складывали кострище на высоком постаменте, готовясь восславить Берегиню. У меня была назначена встреча, которой я добивалась несколько месяцев, истратив кучу денег и пройдя через множество подставных лиц. Меня обещали свести с человеком, который поможет найти убежище, скрытое от человеческих глаз. Я понятия не имела, кто придет на встречу.
Я провела у капища полдня, боясь отлучиться хоть на минуточку. Порядком перенервничала, проголодалась и хотела в туалет. Тут рядом замаячила старушка. Люди проходили мимо и не обращали внимания, никто не подавал. Сердце исполнилось жалости. Я протянула ей грош –половину того, что осталось на покупку нам скудного ужина. Подумала, что могу сама и без ужина остаться, главное накормить тетю и сестренку.
Рука исчезла в складках, из-под капюшона раздался скрипучий голос:
-Даю дозволение. Приходите на южную окраину города в полночь. Вас проведут.
Я ошарашенно уставилась на нищенку. Она приподняла капюшон, и я вздрогнула –у старухи не было лица. В этот момент угасающий луч солнца коснулся расплывчатого пятна под капюшоном, я уловила улыбку –казалось, мне улыбнулась сама Берегиня.
Я благоговейно коснулась лба двумя пальцами и склонилась в низком поклоне, готовая пасть на колени и кинуться в ноги старой женщине, явившей мне образ богини.
-Буде, тебе деточка, -закаркала старуха, разрушив очарование момента, -Чего удумала-то?
-Так… дык.., -не смела я глаз поднять и язык не слушался.
-Хех, -раздался старческий смешок, -уважила старую. Да, пошутила я. Ну-кося, посмотри на меня.
Я послушалась. Мне улыбался щербатый рот на морщинистом лице. Старая карга покачала головой.
-Ох, напридумывают себя всякого, молодо-зелено. А, ну-ка вертайся задом. Да не смотри за мною. Считай до десяти да ступай домой.
Я развернулась, она договорила мне в спину:
-Скоро полночь. Не опоздайте.
Когда мы с тетей собирались в спешке, в дверь постучали. Сердце часто забилось, почуяв неладное. Убегали мы через окно. И каждый раз, когда мы сбегали из очередного временного пристанища, шестое чувство вопило об опасности. Я не могла объяснить тете, но мне казалось, что мы не просто скрывались от людей, а что какой-то один и тот же злой рок охотился, преследовал нас по пятам и настигал снова и снова.
Вот и сегодня, на поляне, когда я танцевала, и когда бежала по лесу знакомое чувство сопровождало, оно было где-то рядом, на самом краешке сознания.
Катарпилла в новом непривычном образе толкнула калитку, пропуская на двор с покосившейся избушкой, сложенной из бревен.
-Да, -пробормотала я, -ремонт бы не помешал. А то крыша того и гляди, обвалится.
Я заметила у крыльца корыто. Из воды выпрыгнула золотая рыбка, блеснула чешуей на солнце и, махнув роскошным хвостиком, скрылась под водой. Ага, карга сказку про золотую рыбку почитала. Я ей прошлый раз из города привозила. Книги стоили дорого, но чего не сделаешь, чтоб уважить старую. Я улыбнулась:
-Стало быть владычица морская? –окинула ее облик оценивающим взглядом.
На голове моей спутницы появился ободок-обруч, на котором загорелась звезда.
-И во лбу звезда горр-рит, -старательно выговорила Айрин стишок, который я с ней учила.
-Умничка, моя, -засюсюкала Катарпилла и выудила из кармана конфетку.
-Так, -я напустила строгости в голос, -сначала мыться и кушать, потом сладкое.
-Ой, да, подумаешь, -Катарпилла убрала руку и повернулась ко мне, став задом к малышке и сложив руки за спиной.
Как будто я не видела, что Айрин схватила конфетку и сунула за щеку, невинно захлопала глазками.
Мы подошли к колодцу. Катарпилла щелкнула пальцами и на скамеечке появились два отглаженных беленьких сарафана: побольше для меня и совсем маленький, который пришелся как раз впору Айрин. Ее мы вымыли первой. Она уселась на скамеечку, весело замотала ножками, втихую рассасывая конфетку.
-Покажи цветок-то, -не сдержала любопытство Катар.
Я спохватилась, полезла в карман. Слава Берегинечке, голубой бутон на длинном стебельке не сломался, не помялся, все также разбрызгивал капельки света. Айрин выдохнула с восхищением и затихла. Я протянула цветок старой. Но та, помахала пальцем:
-Нечего разбазаривать добро. Вам самим пригодится.
Я вертела бутон в руках:
-И что нам с ним делать?
-Так заплети в косу девчушке.
Айрин аж захлопала в ладошки:
-Мне? Мне в косу?
Я направилась к малышке, но проходя мимо Катар услышала тихие слова:
-Только девочка родилась мавкой, ей может стать не по нраву человеком обратиться.
Даже слушать ничего не желаю. Айрин нетерпеливо ерзала, взбудораженная тем, что ей достался такой роскошный подарок.
На скамейке и гребень нашелся. Я расчесала влажные зеленые волосы. Сестренка замерла и затаила дыхание, пока я ей в косу папоротник вплетала. А когда закончила, вместо толстой зеленой косы, в моих руках оказался облезлый мышиный хвостик с голубой ленточкой и кисточкой на конце.
-Ну, и ладно, -вредная старуха, которая и вовсе не старухой выглядела, толкнула дверь и показала заходить внутрь.
Айрин забежала и уселась за стол, радостно осматривая избу.
-Что ладно? –на негнущихся ногах я переступила порог.
-Призывать сможет, -огорошила Катарпилла, -во сне.
Ей реально стало весело. Она придвинулась ближе и зашептала:
-Ты же потом поделишься? Расскажешь, какой он, а? Мы же девочки, такие девочки, -она засмеялась, -посплетничать любим.
Вот, старая развратница.
-Ох, ну чего ты боишься? Не ты первая, не ты последняя. Знаешь, сколько у него в постели перебывало? Опытный. Научит всему.
-Ты-то откуда знаешь?
Мне совсем не хотелось в постель к старику. Да и пугал он до чертиков. Страшный и ужасный Повелитель кошмаров. У него, чай и души-то нет. Сколько нелюдей сгубил, отправив их за черту Авадонна.
Одно радовало, что я хотя бы не влюблюсь, если все-таки что-то пойдет не так. А пойти очень даже могло. Ну, я хотя бы за тетю тогда смогу поторговаться. До чего мысли додумались. Жуть какая. Это все старая карга на меня дурно влияет.
Наша хозяюшка суетилась, доставая скатерть из кухонного шкафа. А я бочком двинулась к туалетному столику с колодой карт. Ух, сколько раз просила ее погадать, раскинуть картишки. В лесу поговаривали, что лучше нее никто не умеет этого делать. И что колода у нее волшебная. Да и трактовать карты она мастерица. А мне просто необходимо заглянуть в будущее, хоть одним глазком. Сегодня ночью вся жизнь перевернулась с ног на голову, и старуха не спешила помогать советом.
Я уже почти дошла до заветной колоды, и потянулась рукой, когда меня настиг строгий окрик:
-Стоять.
Как же, ага. Два раза.
-И не подумаю, -я сделала еще шаг и неожиданно споткнулась, прямо о воздух, честное слово. Не было там ничего под ногами.
Старуха ехидно хмыкнула, наблюдая за моим полетом. У, старая карга, наговор пустила. Падая, я вытянулась, что есть мочи, и задела колоду. Карты рассыпались и попадали на пол вместе со мной. Одна осталась в руке, и еще одна перевернулась картинкой. Остальные усеяли коврик черными прямоугольниками –рубашками кверху.
На всю крохотную горницу разнеслось громовое:
-Сколько раз я тебе говорила? Не надо заглядывать в будущее. Надо жить настоящим. Всегда есть выбор. Гадания –это для слабых людей.
-Угу, -привычно согласилась, а сама уткнулась в рисунок, зажатый в руке.
Вздрогнула и выронила. Карту заволок черный клубящийся туман, который растянулся пеленой грани, точно такой, которая преследовала в лесу. Сквозь дымку проглядывали очертания мужского силуэта. Оххх. Я отпихнула карту ногой. И бросила взгляд на другую карту, которая перевернулась картинкой. Карга уже тянула свои загребущие ручонки к ней. Но я успела рассмотреть джокера – карлик в шутовском колпаке. Мне вдруг показалось, что его лицо перекошено параличом, как у Карлушки. Маленький негодник на картинке вдруг превратился в местного юродивого.
-Карлушка, -я поежилась.
Ночной кошмар отпечатался в голове: вот он не пускает мое платье и бежит за мной, а вот превращается в рослого детину, одежда трескается на мощных плечах, а потом он тянет свои лапы мне между ног.
Катарпилла нахмурилась и задумалась, разглядывая карту:
-Это джокер. Неизвестная лошадка. Я вижу тьму, идущую за ним.
А я снова увидела крылатого дракона, кружащего надо мной и Карлушку со страшными глазами, клубящимися тьмой. Эта тьма идет за ним? Это она меня преследует с тех пор, как тетя превратилась в мавку?
-Вам надо скоро уходить, -старая сменила тон, -А то навлечёте на нас беду. Уже навлекли.
-Катар, а что с Карлушкой не так? Он тоже не человек?
Катар махнула мне, чтобы я убралась с пола:
-Кыш, за стол!
Сама наклонилась, собирая карты. Ее лицо приняло серьезный, даже суровый вид:
-Если зло заползет в сон спящего, то может взять контроль над слабым разумом, а, соответственно, и телом. В результате человек сходит с ума.
В этом вся карга. Ничего толком не объяснит. Вот, Карлушка и так юродивым был, сколько я его знала. Интересно, и давно к нему заползло это непонятное зло, о котором говорила Катар? Кажется, страшный голос из его уст говорил, что давно за мной наблюдает. Странно все это. Ну, да пусть старая сама в своем лесу заповедном сказочном разбирается. А мне с сестренкой теперь все пути открыты. Нечего здесь больше ошиваться. И от Карлушки подальше, который, оказывается, не только юродивый, но еще и одержимый. И в люди сестренке надо. В школу уже пора.
Катарпилла переменила настроение, скатерть-самобранку раскинула с яствами заморскими всякими. Айришка уплетала за обе щеки –проголодалась маленькая. Глазки потихонечку слипались. Как никак всю ночь не спали. А уж за полдень перевалило.
Айришка заерзала:
-Ита, а когда придет мама?
Я закусила губу, но пришлось выдумать объяснение:
-Маме пришлось срочно уехать в город. За подарочками и обновками, -я легонько коснулась пальцем маленького носика, -только ты потом ей не говори, что я проболталась.
Я запихивала в рот еду, не чувствуя вкуса. Невеселые мысли вертелись по кругу.
На полу валялась карта. Карга не все подобрала, одну не заметила. Сначала я подумала, что она лежит рубашкой кверху. Черный прямоугольник так и манил, притягивая взгляд. Я разглядела легкую темную дымку, клубящуюся над ним и поежилась –это та самая карта, которую я выхватила из колоды. Вот непонятно, откуда у Карги карты с Повелителем и Карлушкой? Или это просто мерещится?
Я хорошенько проморгалась и рискнула попросить совет:
-Так что с тетей Элистер делать? Как ее теперь выручать? Однажды в архиве я наткнулась на поправку к закону о выселении нечеловеческих сущностей за грань. Там говорилось о прирожденном и приобретенном облике. Так, вот, я подумала, что тётя же родилась человеком. Это потом она превратилась в мавку.
Карга откусила пирог, заговорила с набитым ртом: