1.

ОЛЬГА.

Связанные руки саднило от верёвок.

Но боль не так уж беспокоила меня сейчас.

Если я доеду туда, куда меня везут — это станет наименьшей из потерь.

Куда мы ехали я представляла лишь смутно — карета наверняка отвезёт нас в какое-то место, принадлежащее графу Романовскому, который сегодня увёз меня из имения его соседа князя Ларина как трофей.

Домой он меня не повезёт — там жена.

Они отвезёт меня в какое-то тайное место, где мне предстоит стать безмолвной рабыней.

Кричать в карете, которая уже покинула усадьбу князя Михаила бессмысленно, никто меня не услышит, только силы попусту тратить.

Но что делать я не знала.

Меня застали врасплох, обманули…

Выманили в сад, откуда потом силой и увели, усадили в карету и теперь везут в неизвестном направлении в моё будущее, которое вряд ли станет счастливым…

Сердце билось в груди, словно его тоже поймали в силки.

Я испытывала жуткий страх, но как постоять за себя не знала.

Попытаться что-то сделать можно только когда карета остановится, пытаться прыгать так — полное сумасшествие, я просто разобьюсь.

Осторожно кинула взгляд на графа, который решил, что можно просто как вещь забрать себе чужую крепостную…

Что же беды преследуют меня одна за одной?

Мало того, что эта жизнь — вовсе и не моя, так меня ещё и похитил граф с пугающей репутацией Синего Бороды.

Не так давно я работала ветеринаром в престижной клинике своего города, но неожиданно очнулась здесь, в девятнадцатом веке, где все уверены, что я — крепостная.

В первые дни я просто отказывалась в это верить, но новый для меня мир упорно не исчезал, а мне надо было как-то жить в нём.

Пришлось мне играть эту роль, чтобы меня не сочли сумасшедшей и подстраиваться под обстоятельства.

Я отчаянно искала путь домой, в свой век, и считала, что моё неожиданное и необъяснимое перемещение во времени — самое ужасное, что может быть, но теперь я угодила в западню почище…

Попасть в лапы к графу — верная погибель.

Только что я могу предпринять против двухметрового, сильного, молодого мужчины?

Он меня скрутил как ребёнка, в карету запихал и увёз.

Никто меня теперь не спасёт и погибну я в этом чужом мире, всеми забытая…

— Что глядишь, ясноокая? — поймал на себе мой задумчивый взгляд граф Романовский. — Размышляешь, как удрать от меня?

Я нервно сглотнула про себя.

Конечно, размышляла. Я не планировала из ветеринара превращаться в крепостную, а затем — в чью-то бесправную рабыню.

Мне бы только силы да смелости чуть больше…

— Не советую совершать необдуманных действий, — сказал он мне. — За каждое придётся отвечать. Ольга…

Мне стало совсем страшно за себя.

Я и без того понимала, что граф меня выкрал не для того чтобы любить и оберегать, и жалеть точно не станет человека, с которым так обошёлся. Но всё равно уговорить себя как-то успокоиться, чтобы не терять рассудка, в подобной ситуации не получалось. Да и всё равно ничего придумать в такой ситуации я не смогла — у меня руки связаны, а граф держал меня в поле своего зрения.

Скорее всего попытки бежать не увенчаются для меня успехом, лишь обернутся новыми тяготами, если только мне не поможет чудо.

Но никто меня искать не станет.

Я ведь просто крепостная, которую и потерять не жаль.

Я прислушалась к звукам, доносившимся снаружи кареты.

Мне стало казаться, что я слышу топот ещё одних копыт, словно кто-то гнался следом.

Судя по тому, что граф вынул пистолет из-под плаща, он тоже это услышал и стал выглядывать в окно.

Неужели кто-то помчался за нами?

Скорее, это какие-нибудь бандиты на дороге, которые грабят экипажи аристократов, и сейчас я попаду из одного плена в другой.

В свете луны появился профиль мужчины.

Я тихо охнула — князь Ларин!

Это он нас догнал!

Он помчался следом, узнал каким-то образом о том, что меня увезли.

И граф сейчас целился ровно в него.

U7WNVb8NRL8.jpg?size=1000x1458&quality=95&sign=6c4c2f1c2ffa62fbdc8775f380883dad&type=album

2.

НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ НАЗАД.

— Почему ты пила траву, чтобы не забеременеть?

Она приложила ладонь к губам и тихо ахнула.

Полагала, что тайное никогда не станет явным? Как бы не так.

— Как ты узнал? — спросила она негромко, глядя себе под ноги.

Стыдно стало? Неужели?

А обманывать меня столько лет стыдно ей не было?

— Неважно. Узнал, — ответил я. — Хочу знать — зачем? Уля. Зачем ты это делала?

Она молча начала плакать.

Я вздохнул. Только этого не хватало…

Делать у неё сил хватило, а отвечать за свои поступки — нет.

— У тебя есть другой? Скажи честно, — задал я новый вопрос, потому что Ульяна молчала как рыба об лёд.

— Нет! — подняла она голову и вцепилась руками в ворот моего пиджака. — Нет! Ты что! Я никогда бы так с тобой не поступила. Я не изменяю тебе, Миша!

Только как ей верить-то теперь?

Жена так искренне смотрела в глаза много лет, твердила о любви, а сама лишала меня счастья иметь детей.

— Зачем тогда была эта трава, Уля? — схватил я её за руки.

Мне тоже было так больно, что тоже хоть садись и плачь вместе с ней.

— Я…боялась.

— Боялась?

— Да. Очень. Миш… Ты забыл, что ты — необычный человек?

Уля говорила о моей силе.

— Ты забыл, что нас однажды едва не погубили из-за твоего талисмана?

Не забыл, конечно. Я тогда едва не лишился и жены, и собственной жизни.

— За ним продолжается охота. Разве нет?

Да. В нём заключена большая сила, которая манит тех, кто жаждет ею обладать… Для этого им надо будет убить меня. Только это не так-то просто.

— Я боюсь, что у нас появится ребёнок, и… Случится что-то плохое. А вдруг они украдут его, чтобы через ребёнка достать талисман? Я не пережила бы, понимаешь? Мне очень страшно было. Пусть лучше не будет детей, чем они будут переживать весь тот ужас, который пережила с тобой я!

Отчасти Ульяна была вправе так говорить.

Жизнь со мной действительно не была спокойной всегда.

— Я в состоянии защитить и тебя, и свою семью, — сказал я. — Почему ты боялась и приняла решение не иметь детей самостоятельно?

— Это ты сейчас так говоришь, — ответила она. — А когда ребёнок родится, мы оба станем уязвимее. И ты…

Она взяла моё лицо в свои ладони и сказала:

— Откажись от талисмана. Миша, откажись. Прошу тебя. Он только беды одни несёт… И тогда… Я тебе обещаю: я стану лучшей женой на свете. И подарю тебе много детей. Ради нас прошу — откажись от талисмана.

Я сжал её руки и убрал их от себя.

Сейчас мне не хотелось, чтобы она прикасалась ко мне.

— От талисмана я не откажусь. И не проси, Уля, — сказал я ей. — Это не обсуждается.

Она опустила голову.

— А что будет со мной? С нашим браком? — тихо спросила она. — Ты разведёшься со мной теперь?

— Я пока не решил, — ответил я. — Как решу — сообщу. Пока я поживу отдельно, в комнате для гостей.

Ульяна смотрела на меня, закусив нижнюю губу.

Я повернулся к ней спиной и пошёл к выходу. Но едва коснулся ручки двери, как она окликнула меня.

— Миша.

Я обернулся и посмотрел в её лицо.

— Тогда у меня будет ещё одна просьба, — сказала она. — Если ты не избавишься от талисмана, то… Могу я попросить тебя о другом?

— О чём?

— Есть ещё причина, почему у нас… Всё так.

— Какая?

— Ольга, — произнесла она и внимательно вгляделась в меня, очевидно ожидая какой-то реакции на имя девушки. — Она беспокоит меня. Избавься от неё. И тогда я рожу тебе сына. Сколько захочешь сыновей. Эту просьбу ты можешь выполнить ради моего спокойствия и сохранения семьи?

Ольга? Причем тут она?

Её в доме-то не было даже, а трава эта уже была, и Ульяна её принимала.

Странная просьба.

Я не ответил, молча покинул комнату.

Слишком много всего наговорила Ульяна.

Слишком много я сейчас мог сказать того, о чём, возможно, буду жалеть после.

Маялся в своём кабинете, так и не сумев сосредоточиться на делах.

Бумаги так и остались на столе непрочитанными.

Я же ходил из угла в угол, не зная, какое же решение принять…

От моего слова зависело сейчас столько жизней: Ольги, Ульяны, моя, в конце концов…

Навестил Эмина, которому от лекарств и отвара Ольги становилось лучше и снова вернулся в кабинет.

Хотелось побыть одному.

К вечеру в дверь постучали.

Ольга. Чай принесла, заметив, что я безвылазно сидел в кабинете с самого утра. Даже на обед не спускался — а просто есть мне вовсе не хотелось. Как и видеть собственную жену.

Надо же, внимание обратила на это…

Я был благодарен ей за чай.

Такая мелочь, казалось бы, но она его принесла.

Не жена, которая должна сейчас мечтать вымолить у меня прощения, а Ольга.

Может, у неё просто сердце доброе и она всем помочь желает?

Натура такая.

Соня бы иначе не выбрала её себе в подруги: дети всегда чувствуют, какой перед ними человек, их не проведёшь.

— Я вот тут ещё принесла кое-что, если позволите…

Она положила передо мной поверх бумаг небольшой лист, исписанный почерком Сони.

Я вчитался в текст.

Это был рецепт приготовления отвара для коней.

— Тот самый отвар? — поднял я глаза на неё.

— Да, — кивнула девушка. — Мы записали его с Соней для вас. Так… На всякий случай. Пусть будет.

— Что ж… Спасибо. Дельная вещь, — ответил я, убирая в ящик стола лист.

И тоже вроде бы мелочь, но Ольга не пожалела времени и записала всё для меня на бумаге.

— Мало ли что может произойти… — тихо договорила она.

— Ольга, — посмотрел я на неё строго. — Не нужно наводить страху. Ничего не случится. Ты же в доме находишься.

— А у меня предчувствие нехорошее, — сказала Ольга и мы встретились глазами. — Будто туча чёрная надвигается. Неспокойно…

На самом деле у меня было такое же чувство.

Очень хорошо, если мы просто переволновались оба и ничего такого уж страшного не случится.

3.

ОЛЬГА.

Дуло пистолета графа сначала было направлено прямо на князя.

Затем он стал целиться в коня — побоялся стрелять непосредственно в самого Ларина.

— Нет! — закричала я и попыталась помешать ему стрелять, повиснув на нем и накинув на шею ему руки с верёвкой.

Придушить, что ли, ирода, раз выпал такой шанс?

Я даже каторги или казни в тот момент не боялась — так я его ненавидела!

Я потянула его на себя и повалила, но вдруг поняла, что граф и сам не двигается — он просто завалился на меня. Стал тяжелым и холодным, и явно был без чувств.

Я не поняла, что случилось, пока пыталась выбраться из-под внезапно обмякшего тела Романовского, а карету между тем сначала начало бросать из стороны в сторону, словно возле лошадей и управления ими происходила какая-то борьба, а затем она остановилась вовсе…

Граф чудесным образом ожил и выбрался из моих рук, которые освободить обратно я не смогла, придавленная к полу Романовским.

— Ах ты дрянь… — прохрипел он. — Удушить меня вздумала, змея! Ты мне за это…

Он уже потянулся ко мне, но внезапно дверь кареты открылась, и мы оба застыли с открытыми ртами — на нас смотрел, сверкая синими глазами, Михаил Ларин.

Он направлял дуло пистолета графа ему в сердце.

Видимо, когда я неожиданно напала на графа сзади, чтобы он не смог стрелять, Михаил исхитрился выхватить его пистолет и забрать себе.

— В сторону, — громко сказал Михаил Петру. — Или застрелю. Он заряжен, я проверил.

Романовский злобно смотрел на князя и тяжело дышал, бегая глазами то по мне, то по Михаилу, но ничего придумать в ответ не смог — он безоружен. Вдвоём с Михаилом мы разоружили его…

— Ольга, иди сюда, — протянул он мне другую свободную руку, а правой продолжал держать на прицеле графа. — Тихо! Не дергайся, Пётр. Иначе не пожалею своей судьбы и пристрелю тебя, гнида недостойная. Ольга, иди ко мне.

Романовский понимал, что трофея его лишили, но не решился что-то предпринимать — боялся получить пулю в лоб от разгоряченного князя.

Просто смотрел, как Ларин, на которого я опёрлась руками, выводит меня из кареты.

Ноги не слушались и плохо гнулись.

Я, едва сошла со ступенек, кинулась в объятия князя, прижавшись к нему словно доверчивый котёнок. Никак не могла поверить своему чудесному избавлению…

И спас меня не кто-то, а сам Михаил.

Я никогда не забуду ему такого поступка для меня.

Он ведь и своей жизнью рисковал, а она гораздо более ценная чем моя — обычной крепостной девушки, которой я сейчас и являлась в этом чужом для меня мире.

— Романовский, — обратился к нему Ларин, прижимая меня к себе и бережно обнимая за талию. — Твоего ямщика я убил — извини. Он мне вожжи не отдавал. Скажешь, что на вас в лесу разбойники напали и ямщик твой пропал. Ясно?

Пётр молчал и продолжал злобно смотреть на Ларина.

— А коли не поймёшь, и скажешь чего лишнего, или сунешься ещё раз в моё имение да прикоснёшься к Ольге — сделаю с тобой тоже самое. И перед судом тебе ответить за похищение моей крепостной ответить придётся.

— Как — крепостной? — округлил глаза Пётр.

— Несвободная она, я тебе солгал, — пояснил Михаил. — Ты украл то, что принадлежит мне. И будешь отвечать за это по закону.

Граф побледнел. Кража имущества дворянина — серьёзный проступок.

— Идём, Ольга… Вернёмся домой.

Ларин повёл меня вокруг кареты, к вожжам. К ним был привязан и конь князя, которого он успел привязать, когда отвоевал вожжи, чтобы тот не убежал. На нём нам и предстояло добраться обратно в поместье…

До сих пор поверить не могла, что всё разрешилось для меня таким чудесным образом…

Вот только что же с ямщиком сталось?

Я думала, князь застрелил его, но я увидела лишь одежду крестьянина и груду льда…

Романовский вышел за нами следом из кареты и тоже задумчиво смотрел на лёд.

Подождите…

Князь сказал, что убил его.

Он… Превратил человека в груду льда?!

4.

— Это… Чего с ним такое-то? — ошалело спросил граф Романовский, разглядывая одежду бывшего слуги с таким же удивлением, как и я.

Князь не ответил ему.

Он вынул из сапога небольшой нож и перерезал верёвки, что связывали мои руки и ограничивали мои действия.

Я охнула и сморщилась от боли — места, где верёвка пережимала руки и успела их натереть, беспощадно саднило…

Я с наслаждением растёрла кожу, прогоняя боль и онемение.

Какое же счастье чувствовать себя снова свободной!

Только странная смерть слуги Романовского меня беспокоила и пугала.

Я с опаской косилась на того, кому, как мне казалось, я доверяла.

А стоит ли, если он вот такое может и делает с людьми?

И что это вообще такое?

Магия? Суперсила?

Я не понимала и боялась этого, как и любой нормальный человек в подобной ситуации… Как и граф, который от изумления и сказать ничего не мог, всё смотрел на то, что осталось от его слуги на мёрзлой земле…

— Чего ты такое с ним сделал, Ларин? — спрашивал всё Пётр.

— Поверь, ты не хочешь знать ответ, — хмыкнул Михаил и подтолкнул молча меня к коню.

Он помог мне на него забраться, а затем сел рядом. Нам предстояло вдвоём скакать в обратный путь…

— Не забудь ничего из того, что я тебе сказал, — обратился к нему Ларин, а затем вывел коня на дорогу и поскакал вперёд, не оборачиваясь, в сторону поместья семьи князя.

Я невольно опиралась на него, иначе можно было просто упасть с коня.

Спиной чувствовала его сильное тело позади себя, ощущала его тепло и как бьётся сердце в его крепкой мужской груди…

Он обнимал меня одной рукой — тоже, чтобы не свалилась с лошади во время езды, но я не могла не обращать на это внимания.

Эти касания волновали меня до предела, хоть я и понимала, что они вызваны лишь желанием довезти меня целой и живой до поместья…

И всё равно каждая моя клеточка и жилка словно звенели и дрожали, потому что я испытывала невероятные, приятные эмоции от близости его тела с моим…

Он спас меня.

Погнался на графом, рискуя своей жизнь.

Мой герой.

Я буду любить тебя вечно.

Даже если ты никогда об этом не узнаешь — сердце Оли бьётся лишь для тебя, лишь о тебе…

— Ты цела? — спросил он вдруг, когда мы ушли на довольно большое расстояние от графа и его кареты.

Больше повода волноваться не было — я в безопасности. Потому что — с ним.

Михаил рядом — значит, бояться не надо.

Значит, всё хорошо.

— Я… Да, я цела, — тихо отозвалась я.

Я всё ещё пребывала в лёгком мандраже после пережитого.

Я была уверена, что не увижу больше солнышка и неба, что дни мои сочтены, а теперь я еду обратно в поместье князя, он спас меня и теперь прижимает к крепкой груди.

Не могла поверить, что всё разрешилось таким чудесным образом…

Словно сказка какая-то, в которой принц спасает свою возлюбленную.

Такие бабушка мне рассказывала на ночь по памяти.

Я не думала, что когда-нибудь сказка оживёт, а сама я стану её главной героиней…

— Испугалась? — услышала я новый вопрос.

— Очень… — призналась я. — Никогда такого ужаса не испытывала в своей жизни.

Я ощутила, что он прижал меня к себе крепче, словно в попытках защитить от всех на свете бед.

А может, я просто во время езды с коня сползать стала, и князь меня удержал возле себя, не дав упасть, а я себе всё это уже напридумывала.

— Не бойся. Я не позволю никому забрать своё.

Я понимала, что князь подразумевает — он не позволит никому поступать с собой подобным образом и красть его имущество, ведь крепостная — это имущество семьи Лариных. Попытавшись украсть меня в статусе крепостной граф нанёс оскорбление Михаилу как дворянину и мужчине. Я до сих пор не могла понять, как Романовский вообще на это решился — совсем ему азарт разум затуманил видимо…

Ларин злился на Петра именно из-за факта кражи и оскорбления, а не из-за того, что он мог потерять меня…

Но всё равно его слова для меня звучали иначе.

Я всё равно сберегу их в тайном уголочке моего сердца и они будут греть меня не один долгий зимний вечер…

— А я уже не боюсь, — отозвалась я, мягко сжав его руку, которой он держал поводья. — Вы же рядом. Значит, всё будет хорошо.

Михаил не ответил, только хмыкнул как-то странно.

И руки моей не сбросил…

5.

Мы добрались до поместья уже на рассвете.

Скоро все домочадцы встанут и поймут, что со мной что-то случилось.

Должна ли я говорить правду?

Михаил помог мне спешиться, затем сам спрыгнул с коня.

Потом положил мне руки на плечи и заглянул в глаза.

— Ну, вот и всё. Мы дома.

— Я не могу поверить, — трясла я головой, да и сама вся дрожала с головы до ног.

Никак не удавалось отойти после этого внезапного похищения и столь же внезапного чудесного избавления. — Что всё позади.

Да ещё и кто меня спас — сам Михаил.

Это яркое воспоминание оставит след в моей душе навсегда.

— Всё позади, — улыбнулся он мне, мягко сжав плечи. Затем он отпустил меня и отступил на шаг. Он словно снова стал самим собой. Снова недоступным и далёким.... — Но ты пережила такое потрясение, испугалась… Устала. Да и я тоже. Ступай сейчас к себе и спать ложись. Я сообщу Соне, что ты сегодня отдохнёшь, а завтра снова будешь с ней.

— Что же скажут другие слуги на то, что я вдруг среди бела дня разлягусь в постели? — спросила я.

— Для всех скажем, что ты приболела. Но совсем скоро встанешь на ноги и вернёшься к своим обязанностям, — придумал он для меня решение. — О твоём похищении только Соня пока знает. И я надеюсь не поднимать шума в доме.

— Хорошо, — кивнула я. Незачем всех пугать и панику поднимать.

Хотя в моей голове мелькнула мысль, что Ларин скорее хочет скрыть то, что полетел спасать меня от своей жены — Ульяна у него ревнива, ко мне настроена плохо, и может и истолковать его такой благородный поступок неверно. А нам всем скандалы ни к чему.

— Ольга, ты… Пыталась задушить Петра? — спросил вдруг он, когда я уже сделала шаг к двери. Стоять на морозе на рассвете не хотелось, и раз он сам меня отправил спать, то я посчитала возможным уйти. Но Михаил сам меня остановил своим вопросом…

Да ещё каким.

Мне стало неловко. И стыдно за свой гнев и мысли там, в карете.

Да, я пыталась задушить графа Романовского.

Я хотела убить человека.

Но он сам спровоцировал меня на это!

Если бы не гнусные поступки Петра, я бы не посмела к нему прикоснуться.

Да и вообще — не ожидала сама, что в моей душе могут кипеть такие страсти и когда-нибудь у меня может возникнуть желание кого-то лишить жизни и я даже попытаюсь выполнить задуманное…

Жутко и горько от того, что случилось, и что ещё могло бы произойти, не появись на дороге вдруг Ларин…

— У меня не было выбора, — ответила я тихо. Князь смотрел внимательно мне в лицо и ждал ответа. — Он…стрелял бы в вас.

— Ты сделала это ради…меня? — будто удивился он.

А ради кого? Конечно, ради князя — граф целился ему в самое сердце.

Я бы не задумываясь ни на минуту закрыла бы его своим телом, но не могла.

Зато могла попытаться помешать стрелять графу.

Не знаю, решился бы он, зная, что ему за это может светить каторга или даже казнь — убийство дворянина и князя — очень серьёзное преступление.

Но кто даст гарантии, что в таком состоянии, каком был граф: он словно спятил, ей-богу! — тот не предпринял бы попыток застрелить того, кто помешал ему получить желанный, но столь строптивый трофей.

— Ради кого ещё я могла бы… Это сделать? — задала я встречный вопрос.

У меня лично других вариантов не было вообще.

— Ради себя, — пояснил своё мнение Ларин. — Подвернулся момент удачный, когда граф потерял бдительность, и ты… Не верю, что такая, как ты, просто сдалась в той карете, и не искала способ сбежать от него, ехала, как овечка, безропотно на заклание.

Не сдалась, да — Ларин прав.

Но я готова была наброситься и душить Петра не ради себя.

Ради него.

Стоит ли сказать князю о своих истинных мыслях?

Или же оставить это в тайне, дабы не вызывать лихо пока оно тихо…

6.

— Я не могла бы допустить, чтобы Пётр убил того, кто попытался спасти меня. Того, кто ничего дурного мне никогда не делал, был добр и… — в конце я растерялась, не зная, как закончить фразу.

— Большая душа у тебя, Оля, — уже не впервые отметил Михаил. — Понимаю всё больше, за что тебя так Соня моя полюбила.

Прозвучало это как-то двояко…

Он имеет в виду, что понимает чувства девочки к доброму сердцем человеку, или же…

Что и сам испытывает что-то?

Впрочем, зачем я пытаюсь это вызнать?

Пусть так и останется тайной Ларина.

Если что-то в его душе ко мне и зародилось, то это приведёт нас лишь к бедам и боли.

Не нужно мне это знать — от греха подальше.

Буду считать, что он говорил только о чувствах Сони.

— И это взаимно, Михаил Алексеевич, — устало улыбнулась я ему, вспомнив лучистое личико девочки, когда мы с ней остаёмся наедине. — Кстати, вы сказали, что она видела, как меня…увозил граф?

— Да, — кивнул он и вздохнул. — Она мне и сообщила о случившемся, и я погнался следом. Жаль, что ребёнок увидел подобное… Пётр всё, чтоб его черти задрали.

Ларин с такой злостью и страстью произнёс проклятие для Петра, что я даже застыла с открытым ртом.

Оказывается, князь, казавшийся мне таким благородным и добрым, может быть и другим…

Впрочем, кучер, которому досталась печальная участь пасть от его руки, тоже красноречиво показывал характер Ларина, которым он обладал на самом деле.

Другая его сторона личности. Другой Ларин…

Но, наверное, в такой ситуации, остаться добрым и благородным сложно.

Не все этого благородства заслуживают. Романовский — точно нет.

Кучер попал под горячую руку наверняка, но он помогал графу меня похитить, а значит, тоже заслужил то, что получил.

Мы оба много не ожидали как друг от друга, так и от самих себя.

Эта ситуация, ставшая критической, явившееся большим стрессом, словно обнажила наши натуры, сорвала маски.

Потому я не винила князя за проявленную агрессию и даже убийство — я и сама едва не решилась на душегубство, пытаясь задушить графа…

— Тогда я пойду и сообщу ей, что со мной в порядке перед тем, как уйти отдыхать, — сказала я.

— Да, хорошо. Думаю, лучше тебе самой и сообщить об этом, чтобы Соня убедилась в твоих словах и не переживала. А то ведь есть даже не станет из-за переживаний, пока тебя не увидит.

— Я знаю, — кивнула я. — Именно поэтому сначала поднимусь к ней… Сомневаюсь, что она и сейчас спит. Уложу её, успокою, потом уж сама…

— Верно, Оля, верно… Ну, идём в дом. Потом все разговоры, ты очень устала. Мы оба.

Мы поднялись по лестнице и вошли в дом через тяжёлые дубовые двери.

Тепло комнаты сразу окутало меня, и глаза мои начали слипаться от усталости и пережитого эмоционального взрыва.

Но сонливость тут же как рукой сняло, когда я увидела, что на пороге нас встречает Ульяна.

Она тоже не спала и ждала князя домой.

Она прекрасно видела, как меня похищают — я видела лицо жены князя в окне.

Но ничего не сделала. Не сказала мужу.

Ей будет лишь на руку, если меня рядом не станет.

Коварная женщина…

Она видела также, как князь погнался следом, и поэтому спать не легла и ждала развязки истории…

Сейчас она переводила хмурый взгляд с мужа на меня.

Очевидно она сожалела, что её супруг вернулся не один, надеялась, что я так и сгину и больше никогда в их доме не появлюсь… Но Ларин отбил меня и привёз обратно.

Я ощущала даже на расстоянии, что Ульяна теперь настроена против меня ещё сильнее…

Стоит ли рассказать Михаилу, что Ульяна всё видела, но промолчала?

7.

— Что случилось, Миша? — взволнованно спросила Ульяна.

Я опустила глаза.

Делает вид, что ничего не знает? Не видела в окно?

Не следила за мужем?

Что ж, это умно.

Лучшая стратегия на её месте.

Интересно, видит ли фальш сам Ларин?

Вероятно, не знай я, что Ульяна сама всё в окно видела, как меня увозят в чужой карете, то поверила бы и сама, что она ничего не видела и не слышала — так искренне она сейчас спрашивала мужа. И волновалась тоже очень натурально…

Хотя, возможно, она и в самом деле переживала, только по другим поводам, которые мне неведомы.

Или просто хорошо играет свою роль…

— Где ты был? — спросила она и подошла к нему ближе. — Почему у тебя… Вещи грязные, словно по земле катался. Что случилось?

Потом она перевела взгляд на меня.

— А что она с тобой делает в такое время? — задала новый вопрос князю Ульяна. — Ты почему с моим мужем ходишь, девка подзаборная?

Жена князя снова решила меня оскорблять, делая вид, что не знает о том, что Ларин меня спасал, а не развлекаться со мной ходил. К тому же по нашей одежде в самом деле видно, что мы попали с ним оба в какую-то заварушку, была борьба, и уж никак не развлечения…

Да и как она такое могла подумать?

Не обо мне, о своём муже!

Как неуважительно… Ещё и при посторонних, на глазах прислуги.

— Отвечай мне! — требовательно говорила она со мной, подойдя ближе.

Мне казалось, ещё секунда — и она просто вцепится мне в волосы словно разъярённая тигрица.

От Ульяны исходила такая волна гнева и агрессии, что меня едва не сносило их порывами…

— Простите, я…

— Ступай к Соне, Ольга, — перебил меня князь, заставив замолчать.

Он тоже почувствовал, что сейчас Ульяна может просто выйти из себя, и встал между нами. Он повернулся спиной ко мне.

— Идём к себе, — приобнял её рукой Ларин и попытался увести.

Я же опустила голову и продолжила путь в сторону крыла, где жила Соня — как и договаривались мы с Михаилом, сначала я должна зайти к девочке и успокоить её.

Ларин увёл жену туда, где они смогут побеседовать наедине.

Слышать я их, конечно, не могла бы, но примерно представляла, что именно могла бы сказать ему жена — ничего хорошего для меня.

Одна надежда на светлый разум князя и его непоколебимое благородство.

Я постучала в комнату Сони, и дверь тут же распахнулась.

— Оля! — бросилась девочка ко мне и крепко обняла. — Ты вернулась.

Я обняла её в ответ, а затем завела в комнату и прикрыла за собой дверь — лишние уши, которые могли быть на каждом углу в этом доме, нам не нужны.

— Конечно, вернулась, — погладила я ребёнка по волосам. — Ведь ты же меня спасла. Правда? Ты сообщила дяде о том, что видела.

— Да, я… Сказала. И я видела, что вы вернулись верхом на коне с дядюшкой. Как хорошо, что ты цела! Я очень рада.

Судя по лицу Соня совсем не спала. Бедная девочка испугалась за меня…

А я уж как испугалась — не передать словами!

Слава богу, что всё обошлось.

И самое приятное, что за меня переживали и спасали те, кто мне и самой мил — Соня и её дядя.

— Теперь всё хорошо, — погладила я Софию по плечу. — Я цела. Ты молодец, что сказала всё Михаилу Алексеевичу. Он успел и помог мне. А теперь в постель, моя красавица. Ты совсем не спала.

— А ты побудешь со мной? — спросила Соня, послушно укладываясь в кровать.

— Конечно, — улыбнулась я ей. Я присела на паласе рядом с кроватью Сони и стала гладить её по волосам, напевая под нос себе какую-то колыбельную.

Если бы девочка до конца осознавала, что именно сделала для меня — спасла мне жизнь.

Ей я тоже буду благодарна всю жизнь.

Моя маленькая спасительница!

Да пошли господь тебе только светлые дни и только хорошие события…

Когда дыхание девочки стало ровным и глубоким, я поправила её одеяло, накрыла её ручки и отправилась к себе в комнату, зевая и еле двигая ногами от усталости.

Теперь бы и самой поспать…

8.

Но просто лечь и уснуть судьба мне не позволила.

Всё было бы слишком просто…

В комнате меня встретила Полина.

Едва я переступила порог нашей общей спальни, она тут же накинулась на меня с расспросами.

— Где это ты бродила? Ты на часы смотрела? Вернулась на рассвете! С Иваном, что ли, в сене кувыркалась? Ох и смотрит он на тебя, все давно уже заметили! Вы гуляйте-гуляйте, только другим мешать спать при этом необязательно!

— Но ты же не спишь… — только и ответила я на последнюю её претензию я, беспощадно зевая. Ну не соображает у меня мозг в такое время после бессонной ночи и приключений, как в боевике средних веков… Что она хочет от меня сейчас?

— Не сплю! А могла бы спать, и ты, между прочим, мне бы помешала!

— Ну не помешала же. Угомонись… — устало отмахнулась я от неё и пошла к своему шкафу.

Нужно было переодеться в чистую сорочку прежде чем лечь и отключиться.

— А грязная какая, мамочки мои… Вы где валялись-то? — продолжала сыпать вопросами и ходить следом Полина.

Вот пристала, бесячая…

Какое ей дело? Суёт свой длинный нос в чужие дела.

Ей и не снилось то, что сегодня пережила я…

И к лучшему. Такого и врагу не пожелаешь.

— Тебе разве не надо собираться и идти работать? — повернулась я к ней. — Петухи давно пропели.

— Ты глянь, как мы заговорили, — съязвила та и встала руки в боки. — Ты мне ещё приказывать будешь? Возомнила о себе. Ты не барынька тут, а такая же прислуга, как и я. Хотя мечтаешь прыгнуть в постель князя, не так ли?

Эта фраза меня задела и разозлила.

Нет. Не мечтаю.

Но таким, как Полина, на которой, очевидно, уже некуда ставить клеймо, этого никогда не поймёт: бывает, что мужчина и женщина просто дружат, и нет у них друг о друге грязных мыслишек.

— Как тебе не стыдно только? — ответила я ей, впрочем, понимая, что просто начну метать перед свиньями бисер… Она всё равно будет думать так, как ей хочется. Просто потому что я ей не угодила чем-то с самого начала. — Откуда такие мысли в голове грязные? И много ты знаешь о постели князя?

— А ты не прикидывайся недотрогой, — зло хмыкнула девушка. — Заметила я твои пылкие взгляды на князя. Да только не по зубам тебе кусочек этот. Ты взялась-то откуда непонятно, да ещё и пришибли голову твою. Кому ты нужна, дурочка такая? Несчастная…

Заметила взгляды?

Неужто так видно?

Плохо.

Или же всё-таки Полина сочиняет, лишь бы меня задеть и взять, как говорится, на слабо?

— Показалось тебе, ясно? — твёрдо ответила я. Надоело мне перед ней в вежливость играть. У меня тоже гордость есть. И я — тоже человек, который хочет уважения. — Никуда я не смотрю. Прекрасно понимаю, что женатому дворянину я не нужна. А вот ты… Действительно — несчастная.

— С чего бы это? — вскинулась она.

— Ты же думаешь о постели с князем сама. Раз говоришь об этом, — пояснила я. — У кого что болит, тот о том и говорит. Знаешь такую поговорку?

— Говорю, да, — подошла она ко мне вплотную и смотрела глаза в глаза. Недобро так смотрела… — Потому что у тебя, дорогая моя, на лбу написано горящими буквами “Я по уши влюбилась в князя!” Ах, бедняжка… — притворно вздохнула она. — Так тебе и сгинуть тут с разбитым сердечком. Ульяна-то заметила всё, и изведёт тебя теперь, как пить дать, изведёт. А я займу твоё место возле Соньки. Оно с самого начала моё было, пока ты не появилась тут. Но не переживай, я принесу тебе на могилку цветов.

Меня бросило в жар.

Ведь Полина права, в точку попала.

Я могу сейчас что угодно изображать для неё и изо всех сил открещиваться, но потом я останусь наедине с собой, где мне придётся признать, что так оно и есть — да, влюблена.

Так сильно, что ноги подкашиваются, а сердце начинает гулко биться в груди, едва я слышу звук его шагов. Я знаю, как звучат его шаги. Знаю, как звучит ОН. Чувствую его приближение, узнаю ЕГО запах из тысячи других мужчин.

По иронии судьбы я никогда раньше не попадала под чары любви, но именно здесь, в чужом доме, в чужой семье и в чужом мире я влюбилась.

По-настоящему, ничего не прося взамен.

Это просто есть.

Я никого не прошу разделять мои чувства и не пытаюсь влезть в чужую семью.

Моя глупая любовь — моя тайна, я не хотела никого в неё посвещать, и уж тем более — перекладывать её на князя.

И я не хотела, чтобы мои чувства стали видны.

Не хотела, но, видимо, или актриса из меня не особо хорошая, или такие чувства просто невозможно скрыть.

Полина их увидела, и…что самое ужасное — Ульяна увидела тоже.

Чувствовала я себя при этом какой-то падшей женщиной, которая бесцеремонно влезает в чужой брак, соблазняет чужого мужчину, совершая большой грех.

Но ведь всё не так!

До слёз обидно…

Я отошла от неё к шкафу и продолжила переодеваться.

Испачканную одежду поскорее хотелось снять с себя.

Боже, сколько же тут юбок…

Ну как они это носят?

Наверное, ко всякому привыкаешь со временем.

Да и не знают они, что в будущем будут существовать такие удобные джинсы…

— Это всё твои домыслы, — ответила я. Старалась говорить ровно и спокойно, хотя внутри меня бушевала буря. — Оставь их при себе. А с Ульяной Павловной мы без тебя разберёмся.

— Ну-ну, — хмыкнула Полина и пошла к своему шкафу — ей нужно было одеваться и идти в кухню, помогать матери. — Удачи.

— Ты что-то знаешь? — задала я вопрос ей в спину.

Что-то в её последней фразе меня смутило. А я привыкла интуиции доверять.

— Слышала я кое-что намедни…

— Что же? — Я даже шагнула в её сторону.

— Князь и его жена говорили насчёт тебя.

— Что говорили?

Полина развернулась ко мне и с насмешкой посмотрела мне в глаза.

— А вот не скажу, — показала она мне язык самым хамским образом… Но не это меня волновало. А то, что же такое обсуждали князь и его жена. Неужто избавиться от меня решили? Потому-то Ульяна и не сказала ничего мужу о том, что видела, как меня похитили, затолкали в карету и увезли… — Узнаешь, когда придёт час расплаты!

9.

МИХАИЛ.

Я завёл Ульяну в её спальню, в которой она теперь обитала одна с тех пор, как раскрылся обман с травой, которую она принимала, чтобы не понести от меня.

Я понимал, что разговор сейчас будет не из лёгких, и нас не должны услышать посторонние.

Спать хотелось жутко после погони и адреналина, но если я прямо сейчас на угомоню ту, что считалась моей женой, то скандала на весь дом будет не избежать.

Я словно прозрел. Стал смотреть на Улю другими глазами…

Где та милая девушка, которую я однажды взял замуж?

Передо мной стояла озлобленная на весь свет женщина, готовая устроить мне истерику и очередную сцену ревности.

Ульяна и раньше это делала.

Она ревновала меня ко всем, кому я просто целовал руку в знак приветствия, хотя все мужчины в обществе это делали.

Ульяна долго могла истерить, что мне понравилась другая женщина, и слушать ничего о том, что я увлёкся никем, не хотела.

Долго отходила, какое-то время в доме стояла тишина, но потом она снова ревновала меня на к кому-то.

Наверное, она ведёт себя так, потому что чувствует, что такой же любви у меня к ней нет, какая есть у неё — ко мне.

Я бываю сух и холоден к супруге.

Но раньше мне казалось, что все так живут.

Иногда бывает, что один любит больше в браке. И уживаются же как-то…

Но Ольга за считанные дни перевернула всю мою жизнь и привычный уклад.

Рядом с ней я ощущаю себя совершенно иначе. Чувствую, что у меня сердце все-таки есть, что я — живой.

Она словно искусный художник взяла палитру в руки и раскрасила яркой акварелью мои серые дни.

А Ульяна стала казаться чужой и далёкой.

И сейчас подходящий момент, чтобы что-то изменить.

Уля сама подставила себя под удар и дала мне повод для развода.

Если я буду настаивать на расторжении оного по причине того, что она не хочет иметь от меня детей, нас разведут.

Только готов ли я, так сказать, воспользоваться этим шансом?

А дальше что?

Разведусь, чтобы что?

Быть рядом с крепостной?

Глупости же какие-то.

Но почему же я всё чаще думаю об этом и о…разводе?

Неужели я тоже готов вот так взять и предать близкого человека?

Какая бы ни была, но она — моя жена.

Она доверилась мне. Отдала мне свои годы, душу и тело.

Кто ей вернёт потраченное на меня время?

Что же теперь, я просто вышвырну её из своей жизни, словно ненужную вещь, едва ощутив что-то к обычной служанке, которая вообще не пойми откуда взялась, будто с неба свалилась…

Вроде бы решение насчёт Ольги уже было принято, но теперь я стал колебаться после её такого жертвенного поступка там, в карете. Она так отверженно и смело пыталась защитить меня от пули, что я был удивлён, что она в принципе на такое способна — она же едва не придушила Петра. Из-за меня.

А я из-на неё…кучера.

Разозлился, он поводья не отдавал…

Теперь же я не знаю, как мне поступить.

Всё точно никогда не станет как прежде.

Без Ольги мои будни снова станут просто серыми.

— Уля, — обратился я к жене, положив руки ей на плечи. — Я тебя очень прошу перестать выяснять отношения при прислуге. Ты меня позоришь этим.

— Извини… — тихо отозвалась она. — Меня просто эмоции захватывают… Особенно, когда я тебя…с ней вижу. Где ты был? Миша, почему с ней?

По щеке Ули скатилась горькая слеза.

Я был причиной её слёз.

Отрицать то, что меня тянет к этой девушке, будет глупо — Уля понимает всё по глазам. Так сильно она ещё не ревновала ни к кому.

И я не знал, могу ли я ей в чём-то помочь тут. И хочу ли помогать.

После её предательства не уверен уже, что хочу всё-таки сохранить этот брак.

Никто меня не осудит, если я его всё же расторгну.

Сложная ситуация…

Я опустил руки, убрав их с плеч Ульяны.

— Ольгу похитили, — решил рассказать я правду. Или же часть её. — Мне сообщила об этом Соня — она видела в окно происходящее. Я помчался спасать служанку племянницы, ведь она Софии очень дорога. Да и вообще — это моё имущество. Так какого дьявола на него покушаются?

— Нет, — покачала головой и смахнула слёзы с щёк жена. — Ты помчался за ней. Потому что ЕЁ похитили.

— Я бы полетел спасать абсолютно любую другую свою крепостную, оказавшуюся на месте Ольги.

— Ой-ли… — горько усмехнулся жена. — Что-то не верится мне в это.

— Твоё дело, верить ли мне. Я правду говорю.

— И кто же похитил эту девушку, позволь спросить? Кому нужна эта…деревенщина?

— Графу Романовскому.

— Боже, — прикрыла она рот ладонью. — Так ты ещё с другим дворянином сцепился из-за дворовой девки, Миша?!

— Что мне оставалось делать? — пожал я плечами. — Он оскорбил меня этой кражей! Ольга — моя!

Мы на миг застыли, глядя друг на друга.

Последняя моя фраза прозвучала очень двояко.

В глазах Ули заблестели новые бриллианты слёз…

— Моя крепостная, я имел…в виду, — добавил я, хотя понимал, что ситуацию уже не исправить.

Уля будет думать всё равно по-своему.

— Ты влюбился, Миш? — задала она вопрос. — В Ольгу?

10.

Ответа на этот вопрос у меня нет.

Я не могу сказать, что готов назвать другую своей любимой.

Но моё молчание и растерянность она могла расценить, как положительный ответ.

— Уля, у тебя нет температуры? — спросил я, совладав со своими эмоциями.

— Причем тут…

— Ты бредишь, — жёстко сказал я. — Я не потерплю таких разговоров. Ты, наверное, забыла, что натворила? Что я думаю о разводе, и ты сейчас совершенно не в том положении, чтобы мне закатывать сцены ревности?

Одна из декоративных ваз на комоде вдруг с треском разлетелась, осыпав пол у наших ног ледяными осколками.

Она разозлила меня.

Уля закрыла лицо руками.

— Не надо, Миша… Пожалуйста, не надо.

Она не любила и боялась проявлений моей магии.

Но когда злюсь, так сложно себя контролировать.

Тьма берёт надо мной верх.

По той же причине я не могу избавиться от талисмана, как бы ни просила меня жена — тьма не даёт мне.

Талисман возвращается.

Я просто не мог избавиться от него.

Я понял, что стал слугой Тьмы, и теперь она меня не отпустит, пока не выпьет из меня все жизненные силы.

— Ложись спать, — сказал я ей чуть спокойнее. — У тебя тени под глазами… Ты не спала.

— Ты думаешь, я могу спать? — прошептала она, обняв себя руками, словно бы ей было холодно, хотя в доме было тепло — грел камин. — После всего, что случилось? После того как… Ты сказал, что разведёшься со мной?

— Кто же виноват в этом? — задал я резонный вопрос.

Ульяна молчала, опустив голову.

— Ты обманула меня, — договорил я. — Предала. Не захотела мне родить сына. Теперь ты полагаешь, что простым “прости” и своими слезами сможешь всё исправить?

Я отрицательно покачал головой.

— Извини, но порадовать мне тебя нечем, — объявил я. — Я намерен требовать расторжения брака.

— Миша… — ухватила она меня за руку, обливаясь слезами.

Только меня они уже не трогали.

Уля всё это сделала своими руками. Она сама растоптала наш с ней брак.

Только сама.

— Неужели ты меня бросишь из-за неё? Из-за этой деревенщины? Но ведь она тебе совсем не пара! Она не сможет тебя любить так, как я!

Злость всколыхнулась во мне с новой силой.

— Я просил не поднимать эту тему больше, — сказал я твёрдо и попытался избавиться от её руки и уйти.

Раз не понимает слов, поймёт игнор.

— Забудь её, Миша! Ну что ты делаешь? Ну хочешь я на колени встану перед тобой?

И жена в самом деле села возле моих ботинок и обняла мои ноги.

— Прости меня, прости! Не разводись со мной, — просила она и плакала. — Я всё поняла — я была не права. Я думала только о себе. Я…рожу тебе сына. Хочешь, ещё дочку рожу… Сколько захочешь детей. И сколько я смогу подарить тебе. Только избавься от неё, молю тебя! Она разрушит всё. Увези её, продай! Увези, и мы снова станем счастливы с тобой, как раньше… Обещаю тебе.

— Что ты делаешь, Уля! — поднял я силой её на ноги. — Не нужно мне этих унижений! Это не исправит того, что ты натворила!

— Пожалуйста, Миша! Избавься от неё… — твердила жена как безумная.

— Да причем тут Ольга? — попытался я донести до неё. — Никто не причем. Дело только в тебе. ТЫ меня обманывала. ТЫ меня предала. И я не намерен на это просто взять и закрыть глаза.

— Миша! — цеплялась она изо всех сил за меня, словно если я сейчас выйду за дверь, наш брак магическим образом перестанет существовать. А меня этот тяжелый разговор и очередная истерика жены лишили последних сил. Я уже еле стоял на ногах от усталости и пережитых потрясений и эмоций. — Ты не можешь так со мной поступить! Твой папа меня выбрал для тебя! Ты не можешь ослушаться его воли… Я подхожу тебе больше, чем кто-либо другой. Ну очнись же, услышь меня! Я рожу тебе детей! Давай прямо сейчас начнём!

— Поздно уже. Я ничего больше не хочу от тебя.

— Нет, не поздно… Я ещё смогу. Никогда не поздно!

А я вдруг осознал, что совершенно не хочу ложиться с ней в одну постель.

И детей от неё в самом деле не хочу больше.

Она словно надорвала какую-то ниточку между нами своими поступками и глупой ревностью, скандалами, которые она мне периодами закатывала.

Может, в самом деле нам лучше будет развестись и жить каждый своей жизнью?

Уля родит кому-то другому, ещё успеет…

— Ложись спать, я тебе говорю! Сейчас ты всё равно не в состоянии серьёзно говорить о таких вещах, — довольно жёстко я всё-таки освободился от рук Ульяны и вышел за дверь её спальни.

Теперь — только её.

Едва я дошёл до комнаты для гостей, в которой поселился с недавнего времени, и моя голова коснулась подушки, как меня унесло в тяжёлый сон.

11.

ОЛЬГА.

Полина ушла, а я наконец переоделась и улеглась в постель.

Наверное, сейчас противная служанка наябедничает на меня господам — с какого такого перепугу я улеглась спать средь бела дня?

Не стану же я ей объяснять, что произошло на самом деле.

Уснуть после таких новостей было не так уж просто, но организм взял своё — я провалилась в беспокойный сон.

Очнулась лишь к вечеру, испытывая жуткое чувство голода.

Я помнила, что у меня образовался сегодня “выходной”, если можно так сказать и никуда не торопилась.

Спокойно собралась и спустилась в кухню в поисках еды.

— Чего тебя есть принесло вдруг? — спросила Валентина, когда я спросила, чем можно поживиться. — На обед чего не приходила? Ужинать ещё рано — видишь, только приступила к готовке.

Я всё же выпросила у неё перекус, а когда села за стол в кухне появилась Полина.

Атмосфера кухни сразу же стала напряжённой.

Я старательно жевала, Валентина колдовала у плиты, а Полина так и зыркала на меня, пока посуду мыла и вытирала.

— Трапезничает тут как барыня, — фыркнула она в итоге, не удержалась. — Пока мы тут все работаем.

— Т-с-с, — шикнула на неё мать. — Не лезь ты в это, Поля.

— А почему не лезь, мам? — пожала плечами служанка. — Я, значит, посуду мыть-вытирать должна. Ты — ужин господам готовить. Все делами заняты, одна эта сидит и ест, даже когда не обед или ужин.

— Полина! Ну жалко тебе еды, ей-богу? Угомонись.

— Мне? — продолжала возмущаться девушка. Я даже аппетит потеряла. Лучше уйти отсюда и остаться полуголодной, чем слушать претензии Полинки. В конце концов, она такая же служанка, как и я, и не имеет права отчитывать меня. Настроение тут же испортилось. — Жалко. Ты зачем её вообще за стол пустила? Не положено.

— Она обед пропустила. Сказала, хворала и не могла спуститься, — пояснила Валентина. — Чего тебе далась Ольга? Мой вон посуду молча.

— Да дрыхла она, а не болела.

В кухне появился Иван, конюх. Он принёс кухарке продукты с огорода.

Он поставил плетёную корзину на пол у большого стола, на котором Валентина нарезала овощи для блюд.

— Кто у нас заболел? — поинтересовался добродушный парень и остановил взгляд на мне. Затем достал из корзины наливное яблочко, протёр его о свою рубаху и мне протянул. — Не ты ли, Олюшка? Больно бледная ты. На-ка, скушай яблочко. Оно тебе силы придаст.

— Нет, я… Не больна. Просто устала.

— Гля кака забота, — фыркнула снова Полина, глядя на Ивана, который довольно галантно преподнёс мне яблоко, которое я забрала из его рук. — На замечала за тобой такого раньше, Ваня.

— Спасибо, — улыбнулась я ему.

Есть я уже перехотела. Собиралась убрать за собой и уйти обратно в комнату.

Яблоко решила взять с собой. Выглядело оно довольно аппетитно…

— Так а за кем тут было ухаживать-то? — сказал он. — Появилась красивая девушка, вот мне и захотелось её порадовать.

Полина недовольно поджала губы. То, что её красивой Иван не считал, её вовсе не порадовало. А я подумала о том, что это будет ещё один повод для зависти со стороны служанки… От комплимента Ивана мои щёки запекло от смущения.

— Ступай-ка ты, Иван, в конюшню свою, — проворчала она. — Не место тебе тут в кухне! Ходишь тут в сапогах своих грязных.

— А ты мне не указывай, Полька! — довольно грубо ответил девушке конюх. — Когда мне надобно — тогда и уйду. Я — человек вольный, в отличие от тебя.

— Ну хватит вам, ей-богу, — вмешалась уже Валентина. — Как дети малые спор затеяли. В самом деле, ступайте заниматься своими делами. Иван, принеси капусты мне ещё с огорода. Этого мало будет…

— Сейчас принесу, — кивнул Иван и снова обратился ко мне. — Всё же очень ты бледная, Ольга. Может, тебе помощь какая нужна? Хочешь, я барину скажу, что ты больна, может, он придумает чего?

— Да не болеет она, — усмехнулась Полина, не дав мне и рта раскрыть. — Всю ночь не спала просто.

— Не спала? — удивился конюх. — Почему это? Кто помешал?

— Да я думала, ты и помешал, — захихикала Поля.

— Я? — ещё больше удивился Иван. — Да ни в жисть.

— Тогда она гуляла с кем-то другим, — ещё громче рассмеялась вредная служанка.

Её ситуация откровенно забавляла. Девушке наконец удалось меня хоть на чём-то подловить. — Вернулась утром, грязная вся, будто на сеновале с кем-то миловалась, да и спать завалилась. Думала, с тобой и была. А оказалось, ты и знать про то не знаешь.

Иван смотрел на меня и ждал ответа, словно я ему — жена.

Валентина, прикрыв рот рукой, одним глазком поглядывала на меня.

Всем стало жутко любопытно, с кем же это я “гуляла” до рассвета…

12.

— Ты знаешь, отвечать тебе не подобные вещи даже и не стоит, — ответила я, с достоинством подняв подбородок. — Это просто неуважение к самой себе. И я бы не стала отвечать, но ты меня сейчас пытаешься опозорить при всех. Так вот: кое-что у меня случилось, никак не связанное с любовными приключениями. Такой мысли, что могло что-то произойти, ты не допускаешь?

— Да что с тобой могло произойти? — повела плечом Полина, однако явно потеряла свой запал. — Кому ты нужна? Ты обычная служанка. Что в твоей жизни может произойти, кроме детских кашек для Соньки?
— А вот представь себе: произошло, — не смутилась я и заломила одну бровь. Кухарка и коню молча слушали нас, переводя взгляд с меня на Полину. — Только тебя это никак не касается, понятно? И отчитываться перед тобой я не намерена. Главное, что хозяева о случившемся в курсе. Можешь не утруждать себя в попытках наябедничать на меня. Хочешь, поинтересуйся у них, что же такое произошло? Может, сам князь снизойдёт до тебя и расскажет всё?

Я взяла со стола яблоко и вышла из кухни мимо онемевшей Полины.

Не ожидала от меня подобного? Зря.

У меня тоже есть зубы и чувство достоинства.

Позорить себя при всех я не позволю.

Иван пошёл следом за мной и нагнал меня в одном из коридоров.

— Оля, ты… Можно тебя проводить? Ты так скоро ушла.

— А как же остаться, когда Полина при всех меня оскорблять затеяла? — задала резонный вопрос я.

— Ох уж эта Полина! — свё брови вместе Иван. — Всё ей неймётся. И чего она на тебя взъелась?

— Ты разве не понимаешь?

— Нет.

Иван — простой деревенский парень-рубаха с носом-картошкой.

Откуда бы ему знать тонкости женских душ и взаимоотношений?

— Полина считает, что я заняла её место, — пояснила я, и пошла вперёд по коридору. — Рядом с Соней. Она хотела сама стать няней вместо того, чтобы выносить помои и намывать барскую посуду.

Иван шёл рядом со мной.

— Так не подходит она для той роли, — сказал он, подумав над моими словами. — То ли дело ты… Нет в тебе той грубости и глупости, какая в Полинке.

— Видимо, она считает иначе.

— Да какая разница, как считает Полина? — поднял брови Иван. — Как господа решили — так тому и быть. Выбрали тебя для Сони — значит, так и правильно. Как она смеет это осуждать? Не ей то решать, а господам.

— Так-то оно так, — хмыкнула я. — А всё равно ей обидно. Вот и выливает свою злобу на меня.

— Глупо это.

— Ну… — пожала я плечами. — Как умеет.

— А что случилось-то ночью? — сменил тему Иван. Чувствовалось, что его это беспокоит и он давно хотел про то спросить.

— Да… В общем-то, ничего непоправимого… — туманно отозвалась я. Делиться таким с конюхом я не решилась и не посчитала нужным. — Всё обошлось.

— А тебя ругать за это не станут хозяева?

— Нет, не станут, — улыбнулась я ему. — Всё в порядке. Они обо всём знают.

Мы дошли до дверей моей с Полиной спальни и остановились друг напротив друга.

— Тебя кто-то посмел обидеть? — внимательно вглядывался в меня парень.

Надо же, он действительно беспокоится и переживает…

Хоть кому-то в этом доме я небезразлична кроме Сонечки.

Хотя… Это мало радовало, потому что сама я ровным счётом ничего к Ивану не испытывала. Ни на что, кроме дружбы, он рассчитывать не может.

— Не волнуйся, — ответила я и взялась за ручки двери своей спальни. — За меня обидчикам ответили по полной.

— Кто? — снова свёл брови вместе Иван.

— Разве это важно? — пожала я плечами. — Важно, что со мной всё в порядке, не так ли?

— Конечно. Я… Оль, тебе, может, нужно что-то? Я принесу, ты только скажи.

— Ничего не нужно, спасибо. Я пойду ещё отдыхать.

— Не болит ничего? Беспокоит меня, что ты такая бледненькая…

— Ничего не болит. Доброго вечера, Иван.

Я потянула на себя дверь и юркнула в комнату, отрезав от себя парня, проявляющего ко мне излишнее внимание. Никаких надежд ему давать я не намерена.

Какое-то время я побродила по комнате, не зная, чем себя занять, а затем решила пойти в библиотеку. Михаил говорил, что в доме она есть. И там есть сказки про героев, которые вдруг магическим образом оказывались в ином времени или месте…

Я решила попробовать их отыскать.

Снова потянула дверь на себя и вышла в коридор, в котором, конечно, никого уже не было.

Примерное расположение библиотеки я знала — рядом с кабинетом князя Ларина.

Я прошла мимо него и отметила, что внутри горит свет — значит, князь не отдыхает, а снова занимается делами.

Нашла нужную комнату и зажгла там свечи.

Большое помещение озарил мягкий свет.

Я огляделась вокруг себя.

— Как много книг! — восхитилась я, но тут же прикусила задумчиво нижнюю губу.

И с чего же мне начать поиски? Вот именно — книг много. Слишком много, я даже не знаю, с какой стороны подойти к поиску.

Взяла со столика рядом с креслом какой-то том и поднесла к глазам, чтобы прочесть название.

Но не успела я это сделать, как выронила книгу из рук от неожиданности.

— И что читает девушка поздним вечером в библиотеке? — раздался за моей спиной голос князя.

13.

Я подняла книгу и развернулась лицом к тому, кому принадлежала вся эта огромная библиотека.

Вспомнила, что разрешения на посещение его библиотеки я не спрашивала.

— И опять без спроса, — словно услышав мои мысли сказал Михаил.

Но он улыбался, и я поняла, что он не сердится, скорее, его забавляет моё немного бунтарское поведение в его доме…

Я расслабилась и вернула книгу на место. Это вовсе не то, что я ищу. Хотя довольно символично, что наткнулась я именно на это сочинение…

— Простите, — опустила я голову. — В вашем кабинете горел свет, я не решилась вас беспокоить по таким пустякам…

— В библиотеке? Разве ты так хорошо успела научиться читать?

— Мне кажется, я умела. Просто вспомнила, когда посещала занятия с Сонечкой.

— Правда?

— Да. Сейчас я гораздо быстрее читаю, чем… В первые дни.

— И писать тоже научилась быстро? — задал он новый вопрос.

— Нет, — покачала я головой. — Вот с этим пока сложно… Кляксы ставлю постоянно.

— Ну что ж… Учитывая вашу невероятную способность к обучению, вы и грамоту с письмом освоите очень быстро.

Я повела плечами — мол, не знаю, как бог даст.

И зачем меня, в самом деле, понесло в эту библиотеку?

Забылась совсем.

Логично, что князя это насторожит и он будет задавать подобные вопросы.

Совсем уже запуталась в своём вранье.

Я читать-то толком не умею — по собственной легенде.

Да я и не умела. Точнее — умела, но забыла. И как больной с амнезией, быстро вспомнила утраченный навык, когда получила практику. Но всего этого князю не объяснить будет.

— “Фауст”? — взяла в руки книгу князь. — Увлекаешься поэзией в оригинале?

— Я не владею немецким, — ответила на автомате я.

Ларин подошёл ко мне вплотную.

— Откуда тебе известно, что это — немецкий язык? — задал вопрос князь и внимательно вгляделся в меня.

Я в волнении закусила нижнюю губу.

Снова ошибка!

Опять я наболтала лишнего: крепостная не могла этого знать.

Как же сложно мне играть эту роль!

С каждым днём всё труднее. Я забываю некоторые детали, потом выдаю себя.

Ольга, которая имеет высшее образование в двадцать первом веке, конечно, знает это произведение, хоть и читала его уже на русском языке и давно, ещё в школьные годы. И также она в курсе, что написано произведение было немецким поэтом.

А вот Ольга-служанка из девятнадцатого века такими знаниями не должна владеть…

И я снова вызвала подозрения Ларина…

— Сонечка про него рассказывала, — попыталась я выкрутиться.

— Соне еще рано изучать такой роман, — ответил тут же Михаил и поймал мой подбородок своими пальцами. Я вздрогнула, когда он коснулся моего лица. Князь поднял мой подбородок и заставил смотреть на него. — Я точно знаю, что моя племянница с учителем его пока не читала. Ты мне лжёшь, Оля. Я хочу знать, зачем. Ты никак не могла знать, на каком языке написан “Фауст”, если не изучала его. Крепостная, которая знает Гёте — это что-то из ряда вон выходящее, не находишь?

— Да, странно, — осторожно ответила я. — Может быть, я его и изучала когда-то…

— И где же, как ты думаешь?

— Я не знаю, — развела я руками. — Я ведь многое не могу вспомнить… Из прошлой жизни.

А точнее — просто не могу рассказать. Не хочется мне сгнить в лечебнице для душевнобольных… Такое и не лечили в те времена. Бедные люди просто доживали там век, изолированные от “нормальных”.

Ларин отпустил меня, но глаз с меня не спускал.

— Всё же ты похожа на дворянку, которая потеряла память и свою семью по каким-то причинам.

Логично. Но только подобное образование в моём веке — не редкость, и доступно не только дворянам.

— Не могу ничего тут сказать, — покачала я головой. — Моя жизнь теперь такова, и я — просто крепостная. И…принадлежу вам.

— Моей семье, ты хотела сказать? — поправил меня Михаил, потому что фраза прозвучала довольно двояко… Хотя я и имела в виду, конечно, род Лариных.

— Да, да, простите… — смутилась я. — Конечно, вашей семье.

— Мне пока не удалось узнать, чья же ты потерянная княжна, — улыбнулся Ларин. — Вероятно, ты — незаконнорожденная. Например, мать могла погибнуть, а тебя попытаться убить. Но ты выжила каким-то образом, но потеряла память. Оказалась в нашей губернии — или тебя сюда завезли, и нарекли крепостной.

— Такое бывает? — спросила я ошарашенно.

Дикость какая-то… Как можно выкинуть собственного ребёнка, пусть он и рождён не от законной супруги?

— Конечно, бывает, — ответил князь. — Даже очень часто. И в монастырях закрывают, и убивают таких вот…полукровок. Никто не признается из знати, чья ты дочь. И никто искать не станет.

— Печальная судьба…

— Да уж, ничего не добавить…

— Значит, мне доживать свой век в роли крепостной, раз уж… Так всё сложилось.

— Ну вот насчёт этого не совсем так, — вдруг произнёс Михаил. — Некоторые моменты твоей биографии я всё же намерен…поменять.

Я устремила на него взгляд.

Что это значит?

Он собрался дать мне вольную?

И что потом?

Выставит меня вон?

14.

— Что именно вы намерены делать? — уточнила я.

— Разве ты, такая умница, ещё не догадалась? — изогнул одну бровь Михаил. — Какие у тебя есть варианты?

— Вы хотите дать мне вольную, — сузила я глаза, размышляя.

— Верно, — кивнул Ларин. — Ты не похожа на рабыню. И не должна ею быть. Я так решил, Ольга.

— Я, наверное, должна обрадоваться и благодарить вас… — произнесла я задумчиво, вглядываясь в князя.

— Почему бы и нет? — пожал плечами он. — Редкий барин вольные даёт своим крепостным. Тебе я решил дать её.

— Спасибо… — прошептала я, раздумывая о том, что теперь будет со мной дальше.

Мне куда-то надо уйти? Куда? Я тут никого не знаю.

Только Михаила и Соню. Я даже успела как-то к ним привязаться, хоть и понимала, что вечно это длиться не будет: я — всего лишь служанка, а не член семьи Лариных, и это — не мой век и не моё время. Рано или поздно это всё закончилось бы для меня.

Так почему не сейчас?

Правда никакой миссии я не исполнила, о которой твердила старуха из сна, но, может быть, я просто не поняла, что сделала то, за чем меня сюда послали?

А теперь настал черёд возвращаться домой…

Или же меня ждут какие-то новые испытания?

Боже, дай мне сил всё это вытерпеть и пройти, оставшись живой и в светлом разуме…

— Что-то не видно по тебе радости… — нахмурился князь. — Ты не рада вольной, Оля? Ты больше не рабыня, ты — отныне свободный человек. Только сама бумага у меня в кабинете, я отдам тебе её чуть позже… Этот разговор не должен был состояться именно сейчас, я предполагала поговорить с тобой завтра и вручить тебе документ о получении свободы. Но… Так уж вышло, что мы затронули эту тему, и я озвучил своё решение уже сегодня.

— А вы… Не думали о том, что… Когда я стану свободной, и уже не вашей собственностью, то… Граф Романовский попытается повторить то, что произошло сутки назад? — с тревогой спросила я.

Сама я сразу же об этом и подумала, едва князь завёл разговор о вручении мне вольной. Эта вольная могла стать моим смертным приговором, подписанным собственноручно князем. Неужели он этого не понимает или настолько уверен в то, что граф не повторит своего поступка? И то, что у него не получилось, может получиться со второй попытки.

Мне опасно выходить даже просто за ворота этого дома, зачем же мне тогда вольная? Для чего?

— Он не посмеет приблизиться к этому дому, — ответил князь, взяв паузу для раздумий. Мне показалось, что сам он с собственные слова не до конца верит. Просто говорит их для того, чтобы я успокоилась.

— Ни в ком нельзя быть уверенным, — отметила я. — Чужая душа — потёмки.

— Всё так, — кивнул Михаил. — И о твоей просьбе защиты я помню. У меня есть идея, как тебе помочь… Но об этом я не готов говорить сейчас. Получение тобой волной — часть этого плана. Но всему своё время, Ольга.

— К…какого плана? — совсем испугалась я.

Полина была права — моя жизнь уж решена князем.

И вовсе необязательно, что мне это решение понравится.

— Всему своё время, — повторил Ларин.

Он не готов был раскрывать карты прямо сейчас передо мной… Ничего я из него сейчас не вытяну. Мне останется лишь гадать самой да ждать своей участи…

— Вы хотите, чтобы я ушла из вашего дома? — всё же спросила прямо я.

Возможно, по реакции Михаила я смогу понять о его замыслах?

— А ты хотела бы остаться, несмотря на то, что вольна теперь идти куда угодно? — задал он встречный вопрос.

Синие глаза князя ничего особенного не выражали.

— Я бы осталась, — твёрдо и не раздумывая ответила я. — У меня там, за стенами вашего дома, никого нет. И мир таит для меня много опасностей… Мне только в этом доме безопасно и спокойно.

Ларин ничего не ответил. Улыбнулся как-то грустно. А потом указал на дверь…

— Ладно. Мне пора коня проведать — твой чудо-отвар здорово ему помог… Спасибо тебе за него ещё раз. А ты — ступай спать, поздно уже, а завтра тебе предстоит приступить к своим обязанностям, коль пока ты всё-таки вольную в руки не получила.

— Как скажете… — тихо отозвалась я и покинула библиотеку.

15.

В двери, ведущей в мою спальню, я снова нашла розу…

Кто-то воткнул её.

Она не была подписана, но я догадалась, что её прислали мне.

И поняла, кто — Иван.

Пытается ухаживать за мной, как умеет. И для простого крестьянина — весьма изящно.

Я улыбнулась и вынула розу, стебель которой был продет в ручку двери, и вдохнула нежный аромат розового бутона…

Вкусно пахнет. Как и все розы. Разве могут быть розы нехороши?

Никогда.

И любой девушке, конечно, будет приятно получить “мужской комплимент” в виде нежного бутона.

Но кроме этого я ничего не испытала — радости какой-то, какая должна возникать в сердце, едва подумаешь о том, что именно ОН принёс тебе эту розу, именно ЕМУ ты так запала в душу, не было.

Иван — славный паренёк. Простой, довольно воспитанный, потому как с мальства в доме бывал часто. Опрятный…

Но… Не откликалась у меня на него душа, как откликается девичье сердце на призыв любви мужчины.

Я поставила розу в вазочку на окно, но в очередной раз подумала, что Иван старается зря. Ничего, кроме дружбы, я ему не смогу дать. А он наверняка хочет другого…

Вздохнула, глядя в темноту за окном.

Почему любовь так несправедлива к нам всегда?

Никогда не щадит чужие сердца и души…

Бывает жестока, хуже палача — тот хоть жизни лишит разом, а любовь будет изводить, мучить изо дня в день, делать нас несчастными.

Мы так часто не совпадает со своими желаниями с другими.

У Ивана загорелось сердце, когда он увидел меня.

А я у меня оно осталось холодным… К нему.

Моё сердце загорелось для другого.

Того, кого любить нельзя и кто никогда не станет моим.

Он, в свою очередь, любит жену.

Наверное, любит — женился ведь он на ней.

И прощает даже обман, не подаёт пока на развод после новости о том, что Ульяна не хотела от князя детей…

Чтобы такое простить, надо очень сильно любить.

А она его, видимо, любит не столь горячо, раз дитя подарить не хотела…

И все мы мучаемся каждый в своём аду.

За что же ты так с нами, Любовь?

Мы тебе песни поём, стихи сочиняем, боготворим тебя, мечтает встретить хотя бы раз в жизни, проклинаем тебя же, совершаем безумства…

А ты с нами вот так — раз, и обрезала крылья.

Раз — и разлетелось сердце в осколки.

Раз — и нет в жизни счастья.

Потому что ОН, тот самый человек, сказал тебе, что не любит…

А уж что насчёт меня решил князь — совсем потёмки.

Неужто он избавиться от меня решил, потому что я влеку за собой слишком много проблем?

Кого ещё из слуг он вынужден был спасать из лап монстра с лицом человека?

Гнался ли за кем-то, убивал ли чужих слуг ради другой, по сути, такой же служанки, или даже ещё более бесправной, если имеет статус крепостной, как я.

Пока что — имею.

Но скоро я получу бумагу, и моя жизнь изменится раз и навсегда.

Мне было очень страшно за себя, за свою жизнь — я не знала, что меня ждёт.

Одно было ясно, что в этом доме я не останусь, иначе какой смысл выдавать мне вольную? Мне и без неё было вполне хорошо в этом доме. Пахать, как проклятую, выполнять какую-то чёрную или тяжёлую работу, меня никто не принуждал. Идти я никуда не собиралась в другое место… Мне эта вольная была просто без надобности.

Но Михаил решил выдать мне её, и сделать это именно теперь — конечно же, всё это связано с моим неудавшимся похищением…

Наверное, он решил, что со мной слишком много хлопот.

Проще найти Соне другую няню, чем вытаскивать из передряг меня, которая постоянно туда угождает.

Возможно, будь я на месте Ларина, приняла бы такое же решение.

Он должен думать в первую очередь о своей семье и безопасности, к чему ему слуги, от которых сплошные беды?

Он меня решил куда-то отослать.

По щеке скатилась одинокая слезинка.

Не помню, когда в последний раз я плакала…

Но сейчас просто не смогла сдержать слёз.

Мне было так страшно перед неизвестностью, я не хотела уходить из этого дома — к нему я хотя бы привыкла, как и к своим обязанностям.

Никто меня тут не обижал — почти. Полина и Ульяна не в счёт, их можно потерпеть.

Сонечку опять же я полюбила всей душой — как теперь мне взять и просто расстаться с ней навсегда?

И с князем…

Я уеду неизвестно куда и больше никогда не увижу его.

Никогда-никогда. И это было очень грустно…

Как бы я не запрещала себе думать о нём, а сердце бестолковое меня не слушает: всё равно о нём бьётся.

И расставаться навсегда мне будет очень нелегко…

16.

МИХАИЛ.

В дверь постучали.

Я отложил бумаги, которые пытался прочесть уже какой раз — мысли были всё не о том.

— Разрешите войти, барин?

В кабинет заглянул конх Иван. Я ждал его.

Кивнул и указал рукой на палас напротив себя.

Мужиков со двора я в кресло для гостей не усаживаю. Такого удостоилась только Ольга.

Отчего-то мне захотелось предложить ей сесть, мне она казалась такой хрупкой, маленькой…

Но другие при разговоре со мной просто стоят напротив моего стола.

Иван прошёл и остановился на середине комнаты.

Я тоже вышел из-за стола и опёрся бедром.

Разглядывал его.

Достоин ли?

Справится ли с той просьбой, которую я намерен ему поручить?

Несколько дней решиться на этот разговор не мог.

Не хотелось мне, чтобы она уходила из этого дома.

Что-то внутри меня противилось этому, хотя я понимал, что так будет правильно — ей нужна защита. Кто, как не муж, сможет её обеспечить?

Если она станет свободной и при муже, никто уже не посмеет покушаться на неё.

Я знал, что Оля нравится Ивану. Заметил.

Деревенский парень никогда таких, как она, не встречал. Её уровень развития куда выше, чем у простых крепостных. Ивану Ольга кажется некой принцессой из сказок: красивой, доброй, неземной…

Да что так далеко ходить, она и меня самого удивила и задела за что-то живое, хоть я и далеко не деревенский простой парень.

Ольга поразила своим умом и талантами даже меня, дворянина, которого, как мне казалось раньше, уже ничем не удивить.

Она как солнышко в окно ворвалось в мою серую, однообразную жизнь.

Стало светло, ярко и тепло.

Соня нашла в ней настоящего друга.

Мои лошади доверяли ей, а Эмина вообще вылечили благодаря ей.

Она пыталась спасти меня, когда случилась погоня за каретой.

Ольга светила всем, и каждого готова была понять и пожалеть.

И вот теперь настала пора с этим солнышком расставаться…

Только отчего же так сложно мне сказать Ивану то, что я решился?

Я словно сам же оттягивал тот момент, когда Иван кивнёт и согласится на моё предложение.

Когда я представлял, что он обрадуется и с радостью заберёт в жены нашу Олю, то ощущал какую-то горечь внутри.

Но тут же сам себя одёргивал: мне эта девушка никогда принадлежать не может.

Ни она — мне, ни я — ей.

Разные у нас дороги.

Когда-то она всё равно стала бы женой другого мужчины и покинула бы этот дом.

Так какая разница, когда именно это случится?

Чем больше времени она проведёт с нами под одной крышей, тем больше мы все к ней привяжемся, и тем тяжелее нам будет расставаться.

Лучше уж сейчас…

Иван не торопил меня. Видел, что мне надо с мыслями собраться, и что я хочу поговорить о чём-то важном. Молча топтался с ноги на ногу, ожидая, когда я наконец скажу то, что хотел.

— Иван, — заговорил я. — Ты не считаешь, что тебе настала пора жениться?

— Жениться? — опешил тот немного. — А с чего вы об этом задумались-то, барин? Мне и так хорошо живётся у вас. Или я чем огорчил вас?

Я усмехнулся про себя: Иван испугался, что я решил его отлучить от дома, или вообще со двора удалить, и он Ольгу видеть больше не сможет.

Значит, и правда она ему в душу запала. Может, и сумеет он её сберечь лучше, чем я.

— Ничем ты меня не огорчил, Иван, — ответил я. — Просто не дело взрослому, сильному, молодому мужику без семьи жить. Разве ты не хочешь иметь свой дом, жену, детей?

— Хочу, конечно, барин… — отозвался конюх, всё ещё не испытывая радости от моего предложения. Видимо, он решил, что я ему кого-то сосватать хочу. А ему Ольга нравится. — Но, может, позже.

— Отчего же позже? Мне кажется, настало то самое время, — стоял я на своём. — Я тебе и жену уже выбрал. Хорошая девушка.

— И…кто же? — задал вопрос Иван.

Он, конечно, мог бы и не соглашаться, если ему невеста не по нраву придётся, но ему не хотелось бы портить отношения со мной. Он сначала решил выяснить, кого же я пророчил ему в жёны…

— Это Ольга, — посмотрел я ему в глаза. — Я хочу выдать её замуж. За тебя. Мне казалось, тебе она нравится. Правда ли это?

Конюх опешил и рот открыл.

— Правда, — ответил он, взяв себя в руки. — Неужто вы мне её…отдадите? Она же крепостная вроде как…

— Освобожу её. Ты как? Готов жениться?

— На Ольге — готов, — уверенно кивнул Иван, и горькое чувство снова наполнило меня изнутри.

Глаз-то как загорелся у мужика…

— Что ж… Тогда будем готовить свадебку, — улыбнулся я через силу.

Меньше всего сейчас мне хотелось улыбаться.

— А… Она-то согласна? За меня пойти? — задал резонный вопрос конюх.

— Она — согласна, — ответил я за Ольгу.

У неё нет выбора.

Я решил, что так для всех лучше. Она должна понять.

— Правда? — глаза конюха буквально засветились. — Это что же выходит — она теперь моя невеста?

— Ну, пока не пугай её этим всем… — остудил я его пыл. — Точно ещё мы не обговорили с ней это мероприятие. Пока я не разрешу — ничего ей не говори. Иначе я всё отменю. Ты понял меня?

— Да, барин… Понял, — кивнул конюх.

Он не понял, конечно, почему вот так. Но ослушаться меня было опасно.

Однако я планировал ввести его в курс дела. Частично. На кону жизнь Ольги.

— У меня будет к тебе просьба, — сказал я, подойдя к нему ближе. — Ты её береги. Как зеницу ока охраняй.

— Да как же иначе, Михаил Алексеевич? — пожал плечами парень. — Как жену-то свою не беречь?

— Ты не понял, — снова заглянул я в его лицо. — Беречь так, словно это твоя собственная жизнь. Чужих никого в дом не впускай. Никому не позволяй её обижать. Упадёт хоть волос с головы Ольги — заплатишь за это ты сам. Теперь понятно?

17.

— За то можете не переживать, барин, — ответил Иван. — Сумею сберечь Ольгу. А коли кто сунется — пожалеет о том.

— Ладно. Ступай, — сказал я после небольшой паузы для раздумий. — И пока молчи об уговоре. Сам всё скажу.

— Как скажете, Михаил Алексеевич, — кивнул конюх и вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.

Я остался один в тишине.

Дела до бумаг совсем не стало, и я собрал их на краю стола стопочкой.
Что-то последние события в доме не располагают к работе. Сосредоточиться не выходит от слова совсем, а мне между тем нужно искать нового вкладчика в лошадей — без вливаний со стороны мне не справиться.

Со всех сторон стали преследовать неудачи: и с женой вопрос о разводе поднят, и…

Ольга от нас уходит.

И я сам не мог себе ответить на вопрос: что из этого больнее?

Наверное, всё и сразу.

Как же мне с этими бедами разобраться?

За что хвататься? Расставить приоритеты, что из всего — важнее, не получалось.

Наверное, стоит завтра подать прошение о разводе…

Смысла нет тянуть, раз уж я решил, что простить Ульяне её подлость не смогу.

Буду содержать её, готов обеспечить жизнь, но…

Доверять больше не смогу. И быть её мужем мне не хочется…

Узнав, что бывают другие, светлые девушки, готовые ради тебя пойти на убийство, готовые рисковать собой, чтобы спасти тебя, я больше не мог думать о браке с Ульяной.

Теперь я понимал, что никогда её не любил.

Это был классический брак по расчёту, причём по расчёту наших родителей.

Все так жили, и мы — жили.

Пока не появилась другая.

Та, что свет принесла в дом.

Та, что смех принесла.

Та, что не перестаёт удивлять изо дня в день.

Та, что не ровня мне и словно бы вообще из другого мира…

Но только с ней я ощутил себя живым, нужным, сильным.

Не знаю, как она это сделала — ведь девчонка совсем ещё, но именно с ней я ощущал себя словно бы у себя дома, на своём месте.

Но мне придётся от неё отказаться.

Не пара мы. Никто нас не поймёт.

Так скоро нас с Ульяной не разведут, и защитить её так, как это сделает законный супруг, я не смогу.

Одна надежда на Ивана. И на то, что Ольга поймёт моё решение и согласится.

Только как подумаю о том, что придётся буквально самому её нарядить в свадебное платье и отдать навсегда другому, сердце кровью обливается…

Но деваться некуда.

После того, как решу дела с прошением о разводе с Ульяной, сразу же намерен переговорить с Ольгой.

Здесь тоже тянуть не стоит. Лучше сейчас, пока всё не зашло слишком далеко…

Я вздохнул, встал из-за стола и прошёл к сейфу, где хранил деньги и важные бумаги.

Достал свёрнутый лист и развернул его.

В который раз пробежал знакомые строчки глазами.

Собственной рукой я вывел эти буквы — освобождение Ольга, её вольная.

Она станет свободной, только мы оба этому вовсе не рады…

Завтра я вручу бумагу ей, и больше она не будет принадлежать мне.

Больше не будет крепостной.

Уйдёт из этого дома.

Станет хозяйкой совсем другого — своего.

Станет невестой, затем женой.

У неё появятся свои заботы, потом — дети.

Уверен, дети у Ольги будут очень красивые — как их мама.

В своих хлопотах она совсем позабудет о нас.

Соне мы найдём новую няню.

Всё вернётся на свои места.

Я снова обрету покой.

То, чего желал больше всего сейчас…

18.

Решить-то я решил, да только жизнь внесла свои коррективы в мои планы.

Подать прошение о расторжении брака не успел — ещё до восхода солнца меня подняли слуги — Ульяне стало плохо.

Хоть я и чувствовал, как сильно остыл к этой женщине, всё равно испугался за неё.

Накинул халат и немедля отправился в её спальню, когда-то нашу с ней общую.

Теперь она обитала в ней совсем одна…

— Уля, что с тобой? — присел я на кровати и взял за руку жену.

Она была бледна, металась по кровати, твердила, что ей больно, болит живот, а на лбу выступила испарина.

Чем-то заболела она явно нехорошим…

Сердце было не на месте от её одного вида.

— Тише, тише… Я с тобой. Я помогу тебе, — пытался я успокоить жену, при этом не понимая, как конкретно ей можно было сейчас помочь.

Для начала надо облегчить её боль и выяснить, что за хворь такая её одолела.

— Несите тазик с чистой водой, — обратился я к столпившимся слугам на пороге спальни Ульяны. — И чистые ветоши. Нужно сделать Ульяне компресс и вытирать лицо — у неё сильный жар. Пошлите Ивана за лекарем, сейчас же!

— Слушаемся.

Спустя пару минут возле меня поставили тазик с прохладной водой и положили рядом с ним ветошь, которую можно было использовать для компресса. Я приготовился делать это лично и закатал рукава ночного халата.

— За лекарем послали? — спросил я, промакивая ветошь водой в тазике и отжимая её.

— Да, барин. Послали-с, — ответил кто-то из мужиков.

— Хорошо. Тогда идите все вон покамест.

Слуги вышли и притворили дверь за собой.

В комнате стало тише, свободнее дышать.

Лишь Ульяна тихо жаловалась на боль в голове и животе.

Я осторожно положил на лоб ей мокрую ветошь. Другой — умыл её лицо от пота.

— Да уж, родная… Эко тебя угораздило.

— Миша, Миша… Не уходи.

Она дрожащей рукой вцепилась в мои пальцы, словно пыталась меня удержать.

Но я никуда и не собирался, пока не буду убеждён, что здоровье жены вне опасности и под контролем врача.

Почти целый час я умывал её лицо прохладной ветошью и менял ей компресс на лоб.

Жар у неё стал спадать. Дышать ей стало легче.

— Легче стало? — спросил я, заметив, что она затихла и больше не хныкала так часто.

— Немного… Ты не уйдёшь?
— Пока нет.

— Побудь со мной. Пожалуйста. Любимый…

— Побуду.

— Мне так плохо, Миша…

— Я знаю.

— Это всё кара небесная мне. За всё, что я… Сделала.

— Оставь это, Уля. Сейчас надо думать о твоём здоровье, а не о… О здоровье думай, о нём.

— Прости меня, Мишенька…

— Тише. Не надо разговаривать. Тебе не стоит тратить силы на это. Пока что.

Ульяна не унималась, но пришедший наконец врач нас прервал.

Он отправил меня тоже из спальни Ульяны и принялся осматривать её.

Затем вышел к нам спустя минут двадцать.

— Михаил Алексеевич, — позвал он меня и отвёл в сторону, чтобы слуги, которые крутились возле спальни жены не могли нас подслушать. — Я осмотрел вашу супругу. Ничего страшного — это всё от нервов и переутомления. Как я понял, ваша супруга пренебрегала сном и едой уже несколько дней как минимум, и много переживала.

Мне стало стыдно от его слов.

Выходит, это наша ситуация с разводом Ульяну до такого состояния и довела.

Но кто же виноват ей? Она ведь сама эту кашу заварила.

Она меня предала и первая бросила в спину камень.

Я бы и не думал о разводе, если бы не её некрасивые поступки в мою сторону!

Что же ты с нами наделала, Уля?

— Я дал ей настойку, которая вернёт ей силы и улучшит сон, — сказал доктор. — Оставил всё на столе. И от жара тоже оставил — если вдруг температура поднимется, то сможете воспользоваться. И следите за питанием — Ульяне Павловне надо кушать, чтобы недомогание отступило.

— Спасибо, доктор, — ответил я. — Но она ещё на живот жаловалась. Это тоже последствия невроза?

— Нет, — ответил врач и поджал губы. — У вашей супруги есть ещё некоторые интересные симптомы… Я дал ей успокоительное, живот должен вскоре пройти… Но нужно кое-что проверить. Я в этих вопросах не силён.

— Что проверить? И в чём вы не сильны, доктор? — я снова почувствовал напряжение. Всё-таки с Улей всё не так просто, как сказал врач. Это не обычное переутомление и стресс. Есть что-то ещё…

— В акушерстве, — ответил доктор.

— А причем тут..? — нахмурился я. — Что это значит?

— Что мне нужно привезти акушерку, если вы позволите. Она осмотрит вашу супругу. Мне кажется, Ульяна Павловна беременна.

19.

Повитуху ждали ещё несколько часов.

Ульяна уснула, жар у неё спал.

Доктор не уходил, ждал вместе со мной.

Пока женщина осматривала проснувшуюся Ульяну, я ходил возле её спальни туда-сюда, мерил шагами просторный коридор.

Даже точно не знал, что именно хотел услышать в заключении докторов: что ребёнок всё же есть или всё-таки — ошибка?

Мне бы, конечно, давно пора иметь детей, и хотелось. Но…не сейчас. И не от жены, которая меня столько лет обманывала.

А если Ульяна всё же беременна, то как такое получилось? Она ведь травы принимала, как раз, чтобы ребёнка не получилось. Как же так вышло, что беременность всё равно наступила?

Или…этот ребёнок вообще — не от меня?

Вдруг у Ули всё-таки есть какой-то другой мужчина? С ним она вряд ли принимала эти травки. Только со мной…

Выходит, беременность могла наступить и не от меня.

А если… Он всё же — мой?

Я же не могу выгнать беременную супругу?

Да и не разведут нас, коли узнают, что Ульяна — носит ребёнка.

Тогда — никакого развода не видать.

Придётся мне принимать её, прощать и воспитывать с ней дитя.

Закрыть на всё глаза и снова стать семьей.

Что же мне тогда с этим всем делать?

Я всё решил, но судьба внесла свою лепту…

— Ну что там? — подошёл я к повитухе, едва та нос высунула из спальни жены. — Что вы выяснили?

— Михаил Алексеевич, — улыбнулась она, вытирая руки сухим полотенцем. — Поздравляю вас. Скоро в вашей семье ожидается пополнение — Ульяна Павловна ребёночка вашего носит!

Слуги ахнули и радостно загомонили — наконец-то в доме появится малыш!

Один я остался хмурым — ребёнок, значит. Только — мой ли?

Это ещё предстоит выяснить.

Я оплатил услуги докторов и попросил проводить их. Сам же пошёл к Ульяне в спальню.

Конечно, мне не терпелось задать ей вопросы, они так и крутились встревоженными птицами в голове. Но мне придётся отложить всё, пока Ульяна не поправится. В конце концов, ребёнок может быть моим, и я не хочу навредить ему, беспокоя его мать именно сейчас, когда она больна и слаба.

Успеется…

Одно всё равно уж ясно — развода не состоится.

Теперь уж неважно, когда мы поговорим обо всём. Времени у нас будет на это очень и очень много.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, присев рядом с ней на постели.

— Миша… — она взяла сама меня за руку и прижалась к ней щекой, поднеся к своему лицу. — Миша… Ты слышал? Слышал? Я ребёночка ношу.

— Да, я..знаю, — ответил я, не отнимая своей руки, но к самому жесту остался равнодушен. — Мне сказал доктор. Ты как себя теперь чувствуешь? Тебе вдвойне себя беречь надобно.

— Когда ты рядом — со мной всё хорошо, — сказала Уля. — Ты ведь будешь со мной? Не станешь меня прогонять?

Мне никто не даст этого сделать. Ульяна и сама это понимает, но хочет услышать, как и все женщины, другие слова…

— Нет. Конечно, не стану прогонять… Что ты такое говоришь, — произнёс я. — Разве я тебя когда-то так обижал?

— Нет. Никогда. Это я… Тебя обижала. И надеюсь, что ты простишь меня. Когда-нибудь. Ведь главную свою ошибку я исправила — я рожу тебе малыша.

— Главное, не переживай, — сказал я ей. — Тебе надо больше отдыхать и ни о чём не беспокоиться.

— Я знаю, что ты хочешь спросить… — отпустила она мою руку и опустила глаза в пол.

— Я?

— Да. Я же вижу.

— И…что же я хотел спросить?
— Твой ли это ребёнок, — подняла она глаза. А жена, в самом деле, за эти годы успела меня хорошо изучить… — Он твой, Миш. Твой.

— Ты же траву пила, — решил я всё же спросить, раз уж она сама коснулась этой темы. — Как ты могла забеременеть?

— Смогла, как видишь, — пожала плечами Ульяна. — Всё же это не даёт полной гарантии… И я в один из дней забыла её выпить. Мы с тобой тогда поссорились, и я забыла принять её. А вечером, в спальне… Ну, мирились с тобой, и… Вот. Ребёнок вышел.

— Как же ты допустила такую оплошность, Уля? — с сарказмом спросил я. — Никогда не забывала, а тут — забыла.

— А я уже сама задумывалась о том, что… Не права, — снова потупила она взор. — И хотела перестать её принимать. Просто не успела… Наверное, я сама стала готова к материнству. Ты знаешь, я даже рада, что так вышло — я забеременела. И хочу родить тебе этого малыша. А ты его хочешь?

Пока сам ничего не понял. Но жена в положении явно ждала от меня поддержки.

Да и как своё дитя можно не хотеть?

— Конечно. Хочу. Что за вопросы странные… Ты отдыхай только, хорошо?

— Хорошо…

— Тебя будет навещать теперь врач. Так положено.

— Я понимаю.

— И надо хорошо питаться. Ребёнку нужно питание, ты больше не отвечаешь только за себя. Не пренебрегай этим, договорились?

— Да, — закивала она. Глаза её сияли. Неужели она в самом деле рада беременности? Может, в самом деле ей просто нужно было время, чтобы действительно пожелать стать матерью, а теперь пришла пора? — Договорились. А ты ко мне ещё придёшь сегодня?

— Да, зайду вечером…

— Буду ждать, Мишенька.

— Да.

— Я люблю тебя, — выкрикнула она мне в спину, когда я уже дошёл до двери.

Мне нечего было ответить ей сейчас.

— Отдыхай, Уля, — мягко ответил я и вышел за дверь.

На душе остался какой-то осадок, словно я жестоко обращаюсь с собственной женой. Но лгать про любовь я не был готов.

Я ещё не простил её. И не знаю, прощу ли — за тот обман.

И беременность в наших отношениях мало что меняет, на самом деле.

За дверью наткнулся на лакея.

— Барин, простите бога ради, но там… Ваш кабинет перевернули вверх дном!

— Как — перевернули? Кто? — опешил я.

Кто посмел бы влезть в мой дом и как прошли мимо слуг?

— Вы…посмотрите сами, — развёл руками лакей, и я устремился мимо него в кабинет.

Когда я отворил дверь, то брови сами собой поползли вверх.

Всё действительно было просто перевёрнуто… Словно бы нечеловеческой силой.

20.

ОЛЬГА.

В доме стояла суета и напряжение — Ульяна Павловна, говорят, слегла, совсем плоха.

Я тоже прислушивалась к тому, что происходит, хотя основное время я проводила в крыле, где жила и обучалась наукам.

София дала мне задание — узнать, можно ли нам сегодня прокатится на лошадях. Ведь мы можем сделать это и вдвоём, прекрасно понимая, что Михаилу сегодня будет не до нас — он будет ухаживать за хворой женой.

Однако едва я дошла до кабинета Ларина, все вопросы вылетели из головы.

Кабинет предстал передо мной в ужасном состоянии: мебель перевёрнута, бумаги разбросаны и даже разорваны, книги свалены в кучу как попало. Чернила разлиты по коврам и диванам…

Но что же могло произойти? Здесь что-то искали или просто хотели набедокурить?

А может, всё вместе?

Ларин уже был тут. Стоял спиной ко мне и тоже осматривал разгромленный кабинет.

— Приберите здесь всё, — сказал он слугам, которые стояли неподалёку от него, ожидая решения господина насчёт кабинет. — Испорченную мебель просушите и закажите новые чехлы… Ковры — выбросить, коли не отмоете.

Он развернулся и хотел выйти из кабинета, но практически врезался в меня, стоящую позади него. Я даже потеряла равновесие, потому что князь едва не сбил меня с ног.

Он подхватил меня за талию и удержал на ногах.

— Ольга…

— Да, Михаил Алексеевич… — растерялась я и отступила на шаг от него, и он, конечно, не стал меня держать. — Это я. Я… Хотела спросить… Точнее, Сонечка меня прислала.

— Что ж… Идём в библиотеку, — предложил он. — Тут нам не поговорить, как видишь.

Я пошла следом за ним.

Собственно, мой вопрос не занял бы много времени, идти ради этого в библиотеку не стоило, пожалуй, но спорить с ним не решилась. К тому же, провести пару минут наедине с Михаилом мне было бы приятно. Я понимала, что делаю плохо — мечтаю о паре минут в обществе мужчины, который принадлежит другой женщине. Но всё равно — мечтаю.

— Проходи, — он пропустил меня первой в комнату, придерживая дверь.

Я остановилась недалеко от стола и повернулась к Михаилу.

— Что же хотела спросить Соня? — спросил он, оставаясь на почтительном расстоянии.

— Она хотела покататься на лошадях, — ответила я. — Мы понимаем, что вам сегодня не до прогулок, поэтому хотели спросить: можно ли нам отправиться туда вдвоём?

— С тобой — можно, — кивнул князь. — Я уверен в твоих навыках и доверяю тебе. Только следи за ней в оба глаза. Всё же она — ещё ребёнок… И далеко от поместья не уходите.

— Обязательно, Михаил Алексеевич, — пообещала я. — Я буду всё держать в узде.

— Вот и отлично. И к обеду вернитесь.

— Конечно.

— Ну, тогда ступай. Мне ещё порядок в кабинете навести нужно.

— А кто же… Устроил там такой беспорядок? — решилась проявить я любопытство.

— Точно я не знаю и сам, — поджал губы князь. — Но ничего хорошего это не означает.

— Они…что-то искали?

— Да. Но не нашли. И не найдут.

— Почему вы уверены, что не найдут?
— Они не знают сами, что именно ищут, — загадочно отозвался Ларин.

— А что же искали?

— И тебе, Ольга, это тоже знать не следует, — пожурил он меня.

Конечно. Есть тайны, которые князь мне не расскажет.

— С вашей силой связано? — сузила я глаза, размышляя.

— Да, — коротко отозвался Михаил. — И довольно об этом, Ольга.

— Но как же они проникли в кабинет? Мимо слуг прошли.

— В том то и вопрос: как? — пожал плечами Ларин.

Он понимал наверняка. Только мне объяснить не захотел.

Но я и сама начинала догадываться, как именно: это возможно для тех, кто обладает силами выше, чем человеческие…

Возможно, тот, у кого уже есть такая сила или похожая на неё, искал источник силы Ларина — чтобы приумножить свою или владеть несколькими силами.

Попросту — хотел её украсть.

Только как — не знал. И, вероятно, ушёл ни с чем, всё перевернув в кабинете.

— А что же… Ульяна Павловна? Как она себя чувствует? — спросила я.

— Больна. Но поправимо, — ответил князь. — Не переживай за неё, всё будет нормально… Ступай же. Тебя Соня ждёт на прогулку.

Я вежливо поклонилась и отправилась к Соне, чтобы сообщить ей, что прогулка всё же состоится. Затем пришла в свою комнату — переодеться к костюм для верховой езды.

В спальне находилась Полина, которая тоже решила переодеться.

Я не обрадовалась её обществу, но постаралась не обращать на неё внимания.

Мы молча каждая делали своё дело.

Нас обеих ждали свои обязанности.

— Ты знаешь уже чудесную, радостную весть? — вдруг спросила она, лукаво стреляя в меня глазами.

Полина была какая-то довольная.

Странно. Обычно хмурая ходит.

Она радуется только в том случае, если кому-то удалось подложить свинью…

— Нет. Не знаю, — ответила я, заканчивая с нарядом. — И сплетни собирать, как ты, мне неинтересно.

— А это и не сплетня вовсе. Сама правда взаправдошная.

Я промолчала. И чего ей надобно сегодня от меня?

Делилась бы новостями со своей маменькой, я-то тут причём?

— Ульяна Павловна ребёночка носит, — сказала она, наблюдая за моей реакцией. А я так и застыла на месте, словно в стену врезалась. — Сегодня врач был и подтвердил. Представляешь, радость какая? Подарит князю долгожданного наследника. Ты чего молчишь-то? Не рада, что ли?

21.

— Светлая новость, — улыбнулась я, хоть и несколько грустно. — Как же можно не радоваться такому чуду? Ребёночка бог всё же дал. Очень хорошо. Спасибо за новость.

— Не вижу счастья в твоих глазах, — поддела меня девушка.

Выглядела она несколько разочарованно. Не такой реакции она ожидала, видимо.

Ждала, что я упаду в истерике на пол? С чего бы?

Михаил — не мой мужчина, он — женат, и логично, что рано или поздно у него появились бы дети. Это совершенно нормально для молодого, здорового мужчины.

Да, мне эта новость принесла некоторую грусть. Потому что я в какой-то степени завидовала Ульяне — она подарит князю сыночка. Она, не я.

Но ведь так и было бы, и я прекрасно отдавала себе в этом отчёт. Никогда не тешила себя пустыми, несбыточными мечтами.

Раз уж так суждено — дай же ты бог здоровья этому малышу и счастливую судьбу.

Это вовсе не повод плакать и грустить.

Я всё равно даже в самых смелых своих фантазиях не заняла бы место законной супруги князя Михаила Ларина. А потому эта новость лишь немного грусти принесла, но больше — радости. Зародилась новая жизнь. В доме появится малыш — это ведь прекрасно, и я действительно считаю рождение ребёнка — маленьким чудом.

Очень хотелось бы надеяться, что и я однажды такое чудо произведу на свет.

От не менее любимого и красивого мужчины, чем Михаил.

Будет кто-то другой. Обязательно будет.

Ларин всегда был не для меня, и я не позволяла себе об этом забывать.

Так что все подколки подлой Полинки — мимо.

— Так то не мой ребёнок же, — снова улыбнулась я назло наглой девке. — Ульяны. Чему мне тут особенно радоваться? Но я считаю, что появление малыша в доме — хорошее событие. Обязательно поздравлю князя и его жену при первой же возможности.

Полина даже растерялась. Она не поняла: то ли я так хорошо отыгрывала роль добренькой девушки, то ли действительно лишена черной зависти и злобы, какие разъедали душу Полины.
— Ну, хорошего дня — меня ждёт внизу Соня на конную прогулку.

— Давай, давай… Смотрите не упадите там. А то расшибёт твоя Сонька голову себе о булыжник. Потом князь твою расшибёт в ответ, — злобно ответила девушка.

Я же неодобрительно покачала головой — как так только можно говорить о ребёнке? Как просто язык поворачивается у неё?

— Типун тебе на язык, Полина, — ответила я и вышла за дверь.

Прогулка на лошадях прошла хорошо.

Мы отлично повеселились, вернулись к обеду, как обещали — довольные и счастливые.

Однако неожиданно меня к себе призвала…Ульяна Павловна.

Об этом мне сообщил один из слуг, помешав нам с Соней шить новое платье её кукле.

Сразу же появилось какое-то нехорошее предчувствие, что ничего хорошего меня не ждёт при этом разговоре. Просто так Ульяна бы меня не позвала…

Но делать было нечего — я оставила Софию тренироваться со стежками, которым научила её сегодня — самые простые-то я уж умела, а сама пошла к жене князя.

Ульяна никогда раньше не призывала меня — не выносила, но ослушаться её и просто не пойти, испугавшись дурного предчувствия внутри, я не осмелилась бы.

Постучалась в дверь спальни Ульяны Павловны, услышала разрешение войти и оказалась внутри просторной комнаты.

Кажется, Михаил жил тут вместе с женой раньше. Это после того, как узнал, что Ульяна его обманывала, он ушёл в другую комнату жить.

Мне было интересно увидеть место, где спал Ларин.

Хоть и занимала его теперь только Ульяна.

— Пойди сюда, — подозвала она меня ближе.

Ульяна, лёжа на высоких подушках, смотрела на меня.

Кажется, ей стало немного лучше, чем было утром — ведь даже врача вызывали.

Что ж, это хорошо. Болезней и бед я никому не желаю, даже тем, с кем отношения не заладились.

— Как ваше здоровье, Ульяна Павловна? — вежливо поклонилась я.

— Слава богу, слава богу… — отозвалась она, сузив глаза. Она изучала меня, словно наблюдала за моими действиями и реакциями, и в искренность моего беспокойства о ней, конечно, не поверила. — Я хотела с тобой поговорить.

— О…чём же? — спросила я, а сама затаила дыхание.

Зачем меня могла бы позвать эта женщина, которая готовилась подарить сына князю?

Тому мужчине, которого мы, словно назло судьбе, обе полюбили.

Но что ещё между нами нашлось общего, что Ульяна даже захотела об этом побеседовать?

22.

— Ты уже знаешь радостную новость? — спросила Ульяна.

Она лежала в постели, а я — стояла рядом и внимательно слушала, опустив глаза в пол. Смотреть на неё у меня не было никакого желания. Даже хорошо, что служанкам, на чьём месте я вдруг оказалась вместо двадцать первого века, так и положено было общаться с хозяевами.

— О вашей беременности? — уточнила я.

Что ещё жена князя могла бы иметь в виду…

Не болезнь же.

— Да. Именно о ней… Я жду ребёнка.

— Знаю, Ульяна Павловна. Наслышана о том.

— Радость, не правда ли?

— Конечно, радость. Здоровья и счастья вашему малышу.

— Поверить не могу, что всё-таки сделаю это — подарю Мише сына!

Я не очень понимала, для чего она говорит всё это мне. Мы никогда не были с ней близки, скорее — были врагами. Или даже…соперницами в каком-то смысле, хоть я никогда не старалась заполучить внимание её драгоценного супруга специально…

Так просто выходило.

У меня талант влипать во всякого рода истории.

— Да, это… Большое счастье, — отозвалась я.

— Да… Счастье, — продолжала сверлить меня взглядом Ульяна, а я по-прежнему не понимала, что же хотела от меня эта женщина. — Только оно не совсем полное.

— Отчего же?

— Мне покой нужен, — вздохнула она. — Ты же сама понимаешь: нельзя нервничать и всё такое прочее…

Я молчала и ждала когда же она уже доведёт свою мысль до конца. Начала ведь явно издалека, чтобы в конце к чему-то привести.

— Так вот… Скажи мне, Оленька. Ты желаешь здоровья и добра этому малышу?

Я удивлённо подняла глаза на жену Ларина.

— Конечно… — оторопело отозвалась я. — Разве может быть иначе, барыня?

— Это ведь ребёнок Миши… Тебе не может быть это безразлично, правда?

— Я желаю вашему малышу только добра, — ответила я, всё ещё не понимая, куда клонит в разговоре Ульяна.

— А что, если я скажу тебе, что именно от тебя зависит, родится ли он здоровым… Или — вообще не родится?

— Ульяна Павловна, — перекрестилась я. — Бог с вами. К чему такие ужасные вещи говорить?

— А я серьёзно же. От тебя, милая моя, зависит мой покой и здоровье малыша, — припечатала меня Ульяна. И я начала догадываться, что же она попросит…

— И… Что же я должна сделать, чтобы… Вы были спокойны?

— Ты должна покинуть этот дом, — перестала юлить Ульяна и снова стала самой собой: властной, жестокой, высокомерной. — Миша приготовил для тебя вольную. Так вот: бери её и уходи из нашего дома. Иначе беды с ребёнком будут на твоей совести. Ты поняла меня?

Ульяна говорила ужасные вещи. Но… Отказаться я всё равно вряд ли смогу, если она начнёт требовать и у Михаила удалить меня отсюда. Мне придётся подчиниться: взять вольную, которая, вероятно, станет моей погибелью, и уйти в этот страшный мир, который я совсем не знаю, и не представляю даже, как же мне выпутаться из всей этой истории и вернуться домой.

— Да, — кивнула я и ответила негромко. — Я всё поняла. Я…уйду.

— Уйдёшь? — удивилась Ульяна Павловна моей кротости и покорности. — Правда — уйдёшь? Без скандалов даже?

— Если вы будете против, то я всё равно тут не смогу остаться, не так ли? — грустно улыбнулась я.

— Да, Миша был прав, когда говорил, что ты — не дура, — усмехнулась Ульяна. На её губах играла улыбка триумфатора… Она победила. И я действительно уйду… Только куда — не знаю. — Так будет лучше, поверь. У каждого своя дорога, и своя судьба.

Она намекала, что Михаил мне не по судьбе, он мне не пара. Он — её муж и мужчина, её ровня, её жизнь.

И была права.

— Я всё сделаю, не переживайте, — сказала я. — Только мне нужно немного времени, чтобы…собраться. Извините, меня ждёт Соня.

— Иди, иди… Я тебя более не задерживаю.

— Поправляйтесь, Ульяна Павловна.

— Твоими молитвами, детка…

Я вышла и закрыла дверь за собой.

Прошла по коридору вперёд и остановилась у последнего окна, за которым тихо падал снег.

За окном — зима, стужа. Скоро новый год, а мне и пойти-то некуда…

Слёзы сами собой бежали по щекам — от жалости к себе, чувства отчаяния и безысходности…

— Оля? — услышала я позади себя и вздрогнула от неожиданности.

Меня за плечи к себе развернул Ларин.

Он смотрел в моё заплаканное лицо. И будто бы всё понимал…

— Идём со мной, — сказал он и потянул меня за руку за собой.

23.

Он привёл меня в свой кабинет.

Тут снова всё было почти так, как и раньше — поменялся палас, который так и не смогли очистить от чернил и появились новые чехлы на мебели.

— Присядь, — указал он на кресло напротив своего письменного стола.

Как и много раз до этого, когда мы беседовали с Лариным в его кабинете, я села напротив него. Всё было как раньше, но я явственно ощущала, что сегодня всё будет не так. Что-то изменится навсегда и как прежде больше ничего не будет.

Я молча ждала, когда он заговорит. А Ларин протянул мне свой платок…

— Вытри слёзы, — сказал он, когда я нерешительно смотрела на вещь князя.

Неужели он хочет дать этот платок мне, простой служанке?

Но забрала вещицу, лишь слегка промокнув глаза и щёки от слёз — жаль было портить такую красоту: шёлк, ручная работа…

— Слезами горю не поможешь — слышала такую пословицу?

— Да… Слышала.

— Ты знаешь, я… Хотел тебе вольную отдать.

Я подняла глаза на князя. Вот и настал тот миг, когда я стану свободна, но совершенно не рада этому? Мне некуда идти. Я больше никого тут не знаю.

— Но вот беда — она пропала, — пожал князь плечами.

— Как — пропала? — округлила я глаза от удивления.

— Пропала, и всё, — ответил он. — А на новую мне нужно время… Но я её сделаю для тебя…снова.

У меня сложилось впечатление, что Михаил словно бы рад тому, что документ вдруг куда-то запропастился, и мне не нужно так скоро покидать его дом. А может, показалось… Просто он воспитанный и вежливый мужчина.

— Куда же могла подеваться ваша…вольная? — спросила я.

— А шут её знает, — усмехнулся Ларин. — После беспорядка, устроенного в моём кабинете, ничего больше и не пропало. Кроме твоей вольной.

По спине пробежал холодок.

Но это же значит, что кто-то не хочет, чтобы я уходила!

Я должна остаться. Только как я это докажу Ларину?

И Ульяна… Я ведь обещала ей, что уйду.

Но эта пропавшая вольная в беспорядке, устроенном какими-то высшими силами — знак судьбы.

Если ослушаюсь и уйду — могу никогда не найти дорогу домой.

Что же мне делать?

Я нерешительно мяла в руках платок Михаила. Очень сомневалась, стоит ли ему рассказать свои мысли и страхи…

Не поймёт он меня. Не поймёт.

А если я покину этот дом, то могу совсем лишиться возможности когда-то вернуться домой. Мне так этого хотелось…

Никому я тут не нужна. Чужестранка. Иномирянка. Везде лишняя…

— Но ты не грусти, я напишу другую — через пару дней, — повторил Михаил, посчитавший, что я загрустила именно по этому поводу. — Твоя жизнь изменится, Ольга.

— Что вы имеете в виду? — спросила я напрямую. — Вы хотите дать мне вольную, чтобы я…покинула ваш дом?

Ларин вздохнул.

Сказала я грубо, но суть изложила верно.

— Вы можете быть со мной честны, — сказала я ему. — Незачем ходить вокруг да около… К тому же, меня просила уйти ваша жена, Ульяна. Она ведь беременна. И она опасается того, что я стану причиной её нервных срывов, а это отразится на ребёнке. Если я так её нервирую, то я, конечно, уйду. Только…куда — не знаю ещё… Полагаю, вы хотите того же, чего хочет и ваша жена?

— Я знаю, куда ты пойдешь, — коротко ответил он, не сводя глаз с меня.

— Куда же? — в напряжении ответила я.

Даже не знала, какой из его ответов мне понравился бы…

Наверное, никакой. Я хотела бы остаться тут. Но…не могу.

Я бессильна что-либо изменить сейчас. Таково решение Ларина.

Мне придётся ему подчиниться.

— Замуж.

— К…куда? — опешила я.

Такого ответа я меньше всего ожидала услышать.

— Замуж выйдешь, Оль, — смотрел мне в глаза Ларин.

— За кого?

— За Ивана. Нашего конюха… Он просил твоей руки. И я, заметив, что ты ему нравишься, решил не препятствовать, и отдать тебя ему.

— Отдать меня ему… — повторила я, сузив глаза. — А меня спросить не забыли?

— Ты же знаешь, что мнение девушки тут…не важно, — твёрдо ответил он. — Так будет лучше для тебя. Для всех нас… К тому же, тебе нужна защита — ты не забыла про Романовского? Никто тебя не защитит лучше, чем законный супруг, который души в тебе не чает.

— Я не хочу замуж… — потрясла я упрямо головой. — Должен быть другой способ меня защитить.

— Значит, я его на нашёл или его просто не существует.

Михаил говорил так твёрдо, что мне слышались металлические нотки в его голосе…

Нет, он не отступится от своего решение. И смысла спорить нет.

Он заставит меня выйти замуж так или иначе.

Или просто прогонит вникуда.

Он сделал свой выбор.

Ульяна. Точнее ребёнок, которого она носит.

И не могу сказать, что не понимаю его — я сама сделала бы точно такой же.

— А можно… Я просто уйду? — умоляюще смотрела я на него. — Не хочу я замуж. Я не смогу… Вы понимаете — быть ему женой. Не люблю я Ивана. Ни капельки. Не казните же вы меня так… Позвольте тогда просто уйти, коли тут я лишняя всем.

— Нет, — отрезал он. — Мне небезразлична твоя судьба. Я хочу, чтобы у тебя был дом и защитник рядом. Я таким человеком стать никогда не смогу. Поэтому… Сделай так, как я прошу. И не лей слёз понапрасну. Ничего ты ими не изменишь. Только душу рвёшь себе. И мне… Ступай. Тебе надо поспать и обо всём подумать. Утра вечера мудренее.

Я больше ничего говорить не стала. Хотелось плакать, но только не при нём.

Я молча вышла из кабинета и ушла в свою спальню.

Упала на кровать и предалась горьким слезам.

Полина что-то ворчала, но мне было всё равно — мне было так плохо, как никогда.

Неужели я скоро стану женой человека, к которому ничего не испытываю, уйду жить в его дом и никогда больше не увижу того, о ком стучит моё сердце?

Не заметила, как уснула.

А затем резко села на кровати, понимая, что меня бьёт озноб — от страха.

Я распахнула глаза и смотрела в темноту комнаты, пытаясь отдышаться.

Мне снова приснилась та старуха, что и перед тем, как я оказалась в этом веке.

Загрузка...