Музыка в «Атоме» была не просто громкой. Она была физической субстанцией, тяжёлой и вязкой, что обрушивалась на грудную клетку сокрушительным прессом басов, заставляла вибрировать кости и вышибала из сознания все мысли, кроме самых примитивных. Это был не звук, а оружие массового поражения, призванное оглушить, ослепить, подчинить. Стробоскопы, словно вспышки эпилептического безумия, выхватывали из кромешной тьмы обрывки реальности: искажённые экстазом маски лиц, блеск потной кожи, неестественно широкие зрачки, сигаретный дым, закручивающийся в причудливые спирали под низкими потолками. Воздух был густым, почти бульонным коктейлем из дорогих духов, дешёвого дезодоранта, пота, сладковатого дыма от кальянов и подспудного, животного запаха похоти и страха.
Мира парила в этом безумии, словно акула-призрак в мутной, перенасыщенной жизнью воде. В её обтягивающем чёрном платье без единой блестки или стразика, на практичных, но элегантных каблуках высотой ровно в семь сантиметров (оптимально для бега и удара) не было ничего лишнего. Ничего, что могло бы зацепиться за чью-то руку, привлечь ненужное внимание вычурностью или, наоборот, кричащей скромностью. Она была тенью, призраком, одним из многих служебных персонажей, чьи лица сливались в одно безликое пятно для тех, кто приходил сюда тешить своё тщеславие.
Но её глаза, холодные и гиперинтеллектуальные, работали как камеры высокого разрешения с тепловизором и системой автоматического распознавания лиц. Они сканировали зал, игнорируя пьяный вздор, выискивая единственную цель в этом калейдоскопе порока. И вот он.
Дима «Змей». Наркодилер с репутацией мокрой, но ядовитой тряпки и ухмылкой дохлой гиены. Он восседал в полузакрытом ложе, отделённом от основного зала невысокой бархатной верёвкой, один из его охранников — громила с шеей буйвола — массировал ему плечи, другой стоял неподалёку, безучастно наблюдая за толпой пустыми глазами наёмного быка. Змей что-то шептал своему помощнику – тощему типу в очках с хищным выражением лица, и его глаза, маленькие и блестящие, как у грызуна, бегали по залу с параноидальной частотой, выискивая мнимых врагов или потенциальных клиентов. Затем быстрым, отработанным до автоматизма движением он сунул маленький прозрачный пакетик с белым порошком в рыхлый грунт у основания огромной декоративной пальмы в массивной кадке.
«Логово своё облюбовал. И метку оставил. Как щенок», — пронеслось в голове Миры. Внутренний голос был спокоен, почти скучающ, как у библиотекаря, переставляющего книги по алфавиту.
Она двинулась к его ложу, её походка была естественной, немного уставшей, как у человека на восьмом часу смены, мечтающего о диване. Поднос с напитками был подобран идеально — достаточно полный, чтобы выглядеть правдоподобно, но не перегруженный, чтобы им можно было легко и быстро маневрировать. Бокалы позвякивали в такт её шагам, создавая идеальный звуковой фон.
— Дерзкий коктейль для дерзкого джентльмена? — сказала она, подходя к Змею, её голос был приятным, мелодичным, но начисто лишённым каких-либо заигрывающих или подобострастных интонаций. Голос-инструмент.
Он обернулся, его глаза, маслянистые и быстрые, скользнули по ней с ног до головы с оценкой товара, не скрывая циничного интереса.
— А у тебя что есть, красотка? Что-нибудь покрепче? — он осклабился, демонстрируя неровные, желтоватые зубы.
В этот момент, ровно как она и планировала, Мира «споткнулась» о воображаемую неровность на полу. Поднос с напитками полетел вперёд с обманчивой неловкостью, обливая дорогую, явно брендовую рубашку Змея липкой, шипящей смесью джина, тоника и чего-то ярко-красного и сладкого.
— Ах ты, дрянь паршивая! — взревел он, вскакивая с кресла и смахивая со своей одежды лёд, кусочки лайма и вишни. Его лицо исказилось гримасой чистой, неподдельной ярости. — Смотри, куда прёшь, слепая корова! Ты знаешь, сколько это стоит?!
— Ой! Простите, пожалуйста, тысячу раз простите! — залепетала Мира, делая испуганные, по-настоящему растерянные глаза и тут же начав вытирать его пиджак и брюки маленьким полотенцем с подноса. — Я сейчас всё уберу, всё вычищу! Это я нечаянно!
Её движения были быстрыми, суетливыми и абсолютно точными. Пока он бушевал, тыча коротким, толстым пальцем ей в лицо, а охранники смотрели то на него, то на неё, не зная, смеяться или немедленно применить силу, её правая рука с платочком мелькнула у основания пальмы. Мгновение — и пакетик с кокаином исчез в складках влажного полотенца, а на его месте в грунте оказался абсолютно идентичный, припасённый ею заранее, с быстродействующим нервно-паралитическим ядом «Тихушник», разработанным для бесшумных и «естественных» ликвидаций.
«Дядя учил: грязь нужно убирать так, чтобы не испачкаться. Самый элегантный удар — тот, который никто не увидел. Жаль, он не предупредил, что придётся работать барменом-жонглёром», — промелькнуло у неё в голове, в то время как её рот продолжал извергать поток подобострастных извинений.
— Да пошла ты к чёрту со своими извинениями! Убирайся к хуям, пока я тебе рожу не разбил! — окончательно взбесился Змей, отталкивая её руку.
— Сразу, простите ещё раз! Сейчас всё будет убрано! — Мира, подобрав разбитые стаканы и пустой поднос, быстро ретировалась, растворяясь в толпе с видом запуганной мышки.
Она отнесла поднос на кухню, выбросила осколки в мусорный бак, а пакетик с настоящим наркотиком, не глядя, спустила в раковину, включив на полную мощность воду. Её работа, по сути, была сделана. Теперь — фаза наблюдения.
Змей, ворча и отряхиваясь, вернулся к своему ложе. Его помощник что-то говорил ему, явно успокаивая. Через пару минут, оглядевшись с преувеличенной осторожностью, Змей снова потянулся к пальме. Нашёл свой пакетик. Самодовольно ухмыльнулся, поглаживая его, как талисман. Отошёл в более тёмный угол, приглаживаемый взглядом охранника, чтобы «прочистить нос» и поднять свой упавший после конфуза авторитет.
Мира наблюдала за ним из тени массивной колонны, медленно попивая ледяную воду из пластиковой бутылки, которую взяла на кухне. Её лицо было каменной маской безучастности. Она мысленно отсчитывала секунды, зная точное время действия яда. «Пять... четыре... три... две...»
Свинцовый свет осеннего утра безуспешно пытался пробиться сквозь слои грязи на зарешеченных окнах склада, растворяясь в тусклом электрическом освещении. Воздух в помещении был густым и многослойным: едкая острота оружейной смазки «Хоппе № 9», сладковатый дух сигарного дыма, запах старого дерева и холодного металла. В этом хаосе ящиков с маркировкой «запчасти» и стеллажей, уставленных никелированными деталями, кабинет Марка представлял собой оазис стерильного порядка.
Мира вошла без стука. Её чёрная кожаная куртка была расстёгнута, раскрывая серый свитер с высоким воротником, под которым угадывались контуры кевларовой пластины. На лице — лёгкая бледность после бессонной ночи, но в глазах — привычная стальная собранность. Она сняла перчатки, закинув их на спинку кожаного кресла, и опустилась в него с видом человека, который чувствует себя здесь как дома.
Марк не поднял глаз от планшета. Он сидел за стеклянным столом, безупречный в костюме глубокого синего цвета, который идеально сидел на его подтянутой фигуре. Рядом стояла крошечная фарфоровая чашка с остатками эспрессо. Тишину нарушало лишь тиканье напольных часов в углу кабинета — старинный механизм с маятником, анахронизм, который Марк считал признаком стабильности.
— Опоздала на четыре минуты, — произнес он ровным, лишённым эмоций голосом, наконец отрывая взгляд от экрана. Его глаза, холодные и проницательные, изучали её с головы до ног, словно он проверял товар на наличие дефектов. — Пробки?
— Псих на грузовике с апельсинами устроил цирк на развязке, — отмахнулась Мира, её пальцы барабанили по ручке кресла. — Пришлось делать крюк через промзону. Кстати, у вас кондиционер снова работает на арктическом режиме. Или это часть корпоративной культуры — заморозить сотрудников до того, как их заморозят конкуренты?
Уголок губ Марка дрогнул в подобии улыбки. В его глазах не было и тени тепла.
— Холодная голова принимает лучшие решения. Жара рождает беспечность. — Он отодвинул планшет и достал из ящика стола тонкую папку из плотной серой бумаги. — К делу. Новый заказ. «Нежный». Нужно уволить охранника. Волков, Александр. Сливает данные конкурентам. Работает в офисе «Кроноса» на Ленинском.
Мира взяла папку. Её движения были быстрыми и точными. Она открыла её, и её глаза, привыкшие выхватывать главное, пробежали по содержимому: стандартное досье с фотографией рябоватого мужчины лет сорока, распечатка графика дежурств, схема офисного здания с отмеченными камерами и постами охраны. Все слишком просто. Слишком... очевидно.
— «Нежный»? — она подняла бровь, откладывая папку на стол. — Пахнет подставой сильнее, чем твой одеколон — бензойной смолой. С чего вдруг такой подарок судьбы? Обычно нам оставляют мусор посерьёзнее.
Марк отпил последний глоток эспрессо, его движения были выверенными и экономными, словно он считал каждую калорию.
— Заказчик — сама корпорация «Кронос». Проявляют внезапный и несколько... навязчивый интерес к чистоте наших методов. — Он сделал паузу, давая ей понять подтекст. — Говорят, у них новая «крыша». Очень серьезная. Активно укрепляет свои позиции в городе.
Он смотрел на неё, ожидая реакции. Мира не шевельнулась, но в её глазах, на долю секунды, вспыхнула та самая холодная искра, которую заметил бы только очень внимательный наблюдатель.
— «Тень», — констатировала она безразличным тоном, от которого по коже бежали мурашки.
— Твой любимый синдикат, — кивнул Марк, складывая руки на столе. — Похоже, они начинают присматриваться к конкурентам. Проверяют на прочность. Возможно, это ловушка. Возможно, — тест.
Мира медленно поднялась с кресла. Её лицо было каменной маской, но в напряженных мышцах шеи и сжатых кулаках читалась сдерживаемая ярость.
— Любовь — это слишком слабое слово, — её голос прозвучал тихо, но отчётливо. — Я их обожаю. Каждый раз, когда слышу это имя, у меня просыпается... профессиональный интерес. Беру.
— Стандартные условия. Отчет по завершении. Чисто и аккуратно. — Марк снова уткнулся в планшет, ясно давая понять, что аудиенция окончена.
Мира развернулась и вышла из кабинета, не сказав больше ни слова. Дверь закрылась за ней с тихим, но уверенным щелчком.
***
Если кабинет Марка был ледяным святилищем порядка, то пространство за его стеклянной стеной представляло собой рай тактического хаоса. Стеллажи, подпирающие высокий потолок, были заставлены ящиками с маркировкой на разных языках. На длинных столах, покрытых потрескавшимся зелёным сукном, лежали, стояли и висели части огнестрельного оружия: затворы, стволы, приклады, магазины. Воздух был густым и маслянистым, с доминирующим запахом оружейной смазки, смешанным с ароматом свежего металла и старого дерева.
В центре этого арсенала, подобно повелителю стихии, стоял Олег. Его мускулистое тело, обтянутое серой капроновой футболкой, казалось, было выточено из гранита. Он смазывал затворную группу массивного пистолета «Ворон», его движения были плавными и уверенными, почти любовными. Увидев Миру, его лицо озарилось широкой, немного простодушной улыбкой.
— Мира! Привет! — он отложил деталь и жестом пригласил её к своему «рабочему месту» — верстаку, заваленному каталогами, инструментами и банками с густой смазкой. — Как ты? Я слышал, вчера в «Атоме» шуму было... Ты там не была, случайно? Говорят, одного типаша скрутило так, что он и не пикнул.
— Я? — Мира пожала плечами, подходя к стенду с готовым оружием. Её взгляд скользнул по рядам пистолетов, будто она выбирала не орудие смерти, а новый аксессуар. — Нет, я вчера смотрела сериал. Очень кровожадный. Про вампиров.
Олег засмеялся, громко и открыто, явно не веря, но играя в её игру.
— Смотри! — он с гордостью протянул ей тот самый «Ворон». Пистолет лежал в его ладони тяжёлым, отполированным до зеркального блеска куском стали. — Только с завода. Бронебойные, самовзвод, шептун в комплекте. Надёжный, как швейцарские часы. Бери. Для тебя — бесплатно. Считай, подарок от меня.
Тишина в кабинете была обманчивой. За тяжёлой дубовой дверью пьянел и буйствовал праздник жизни – приглушённые взрывы смеха, навязчивый ритм музыки, сливавшийся в единый гулкий шум. Здесь же, в логове хозяина, царила мёртвая, настороженная тишина, нарушаемая лишь тихим поскрипыванием паркета под её босыми ногами. Мира отложила каблуки – эти изящные орудия пытки – в сторону, и теперь её ступни, привыкшие к твёрдой подошве ботинок, ощущали каждый ворсинок дорогого ковра.
Кабинет был гротескным воплощением мужского тщеславия. Массивный стол, похожий на погребальную плиту, уставленный хрустальными безделушками. Кожаные кресла, на которые, казалось, никто никогда не садился. Стены, подавленные тяжёлыми рамами картин – безвкусных марин и охотничьих сцен. Воздух пах дорогой кожей, сигарным дымом и подспудным страхом – страхом потерять всё это богатство.
Именно этот страх и привёл сюда Миру. Не для кражи. Для информации. Её цель – миниатюрное жучок-перехватчик, который предстояло установить в сейфе, скрытом за раздвижной панелью с изображением разъярённого кабана. Пальцы, обычно сжимавшие рукоять пистолета, теперь работали с тонкими стальными щупами отмычек. Дыхание ровное, сердцебиение спокойное. Металл сейфового замка издал едва слышный, удовлетворённый щелчок.
«Щелк.»
Звук повторился. Чёткий, металлический. Но не из сейфа.
Он донёсся от двери.
Мира замерла, превратившись в изваяние. Рука сама собой легла на тёплый пластик пистолета у бедра. Её глаза, суженные, метнулись к источнику звука. Ручка двери плавно, бесшумно повернулась. Дверь отворилась ровно настолько, чтобы в проём вплыла высокая, уверенная фигура в маске Ворона. Тот самый мужчина из зала. Он вошёл, как тень, и так же бесшумно прикрыл дверь за собой, обернувшись к ней спиной на секунду, чтобы опустить маленький блокиратор – магнитное устройство, которое наглухо заклинило дверь изнутри.
Повернувшись, он встретился с ней взглядом. В полумраке, освещённые лишь городскими огнями из окна-стены, они стояли несколько секунд, изучая друг друга. Никакого удивления. Никакого страха. Только мгновенное, безошибочное узнавание двух хищников на одной территории. «Охотники. Но дичь у нас разная. Или нет?»
Они двинулись одновременно, без звука, без предупреждения.
Это не была уличная потасовка. Это был смертельный балет. Танец, где каждый па – это попытка вывести из строя, обезоружить, убить. Эрик сделал молниеносный выпад, пытаясь захватить её запястье с отмычкой. Мира не отдернула руку, а пропустила его движение, провернулась вокруг своей оси, используя его инерцию, и нанесла короткий, сокрушительный удар локтём в район солнечного сплетения. Он успел напрячь пресс, приняв удар, и тихо, с присвистом выдохнул. Его ответ был столь же быстр – попытка обхватить её сзади, заламывая руку. Но она была уже не там, проскользнув вниз, как угорь, и острой колодкой своего же каблука, который не выпускала из левой руки, ударила ему по голени. Боль, острая и точечная, должна была пронзить ногу.
Они кружились в просторном кабинете, их отражения мелькали в полированной поверхности стола, в стекле картин. Дыхание – ровное, но учащённое – было единственным звуком, сопровождавшим этот странный дуэт.
Голос Эрика прорвался сквозь шум в ушах, низкий и обманчиво спокойный; лишь лёгкая хрипотца, как отзвук недавнего усилия, выдавала напряжение.
— Не твоя вечеринка, малышка. Уходи, пока не испачкала платье. — Его взгляд скользнул по её фигуре, оценивающе, почти любезно. — Оно тебе к лицу.
Мира, используя инерцию, высвободилась из очередного захвата. Её пальцы, быстрые и точные, как клюв хищной птицы, впились в его запястье, отчаянно пытаясь нащупать нерв или сухожилие.
— Малышка? — выдохнула она, и в её голосе зазвенели осколки льда. — Милый, я сейчас пересчитаю тебе рёбра, и твой костюм будет стоить дороже. — Уголок её губ дрогнул в холодной усмешке. — Новый фасон – «асимметричный».
Сильным, отрывистым движением Эрик вырвал руку и отступил на шаг, восстанавливая дистанцию. Его взгляд изменился — исчезла снисходительность, появилась собранная, пристальная оценка бойца, встретившего неожиданный отпор.
— Бойкий язычок, — произнёс он без улыбки. — Думаю, его стоит прикусить.
Он снова пошёл в атаку, более осторожный теперь, но Мира была уже не у стены. Она отскочила к столу, её рука схватила массивное хрустальное пресс-папье. Оно было тяжёлым, смертоносным в её руке. Она занесла его для броска.
И в этот самый момент мир взорвался.
***
Оглушительная, пронзительная сирена противотревожной системы разорвала тишину, словно стекло. Одновременно яркий, слепящий белый свет залил комнату, выжигая все тени, превращая кабинет в стерильную операционную. Из-за двери донеслись не просто крики, а рёв перепуганной толпы, тяжёлый бег, первые приглушённые, но оттого не менее жуткие, хлопки выстрелов.
Дверь кабинета, заблокированная устройством Эрика, задрожала от мощных ударов снаружи.
Из-за двери, сквозь сталь, прорвался чужой голос — сдавленный и злой:
— Ломайте!
Секунда – и дверь с грохотом поддалась, отскочив внутрь. На пороге, окутанные клубами дыма от сработавшей где-то дымовой шашки, возникли двое охранников. Не те упитанные болваны из зала, а поджарые, злые, с каменными лицами и пистолетами с длинными стволами-глушителями в руках.
Время замедлилось. Первый охранник поднял оружие. Чёрный зрачок ствола нашел свою цель – Миру. Она инстинктивно начала движение в сторону, но понимала – не успеет.
И тут Эрик, действуя на чистом, неосознанном рефлексе бойца, прикрывающего своего, рывком бросился вперёд, отталкивая её за спину широкого кожаного кресла. Он оказался между ней и стволом.
«Хлоп!»
Выстрел с глушителем прозвучал сухо и коротко, как удар книги по столу. Но эхом он отозвался в стерильной тишине кабинета. Эрик вздрогнул всем телом, его левое плечо дёрнулось назад с неестественной резкостью. На тёмной, дорогой ткани его пиджака чуть ниже ключицы мгновенно расползлось мокрое, чёрно-багровое пятно. Он пошатнулся, упёршись рукой в спинку кресла.