Его алая тень

Глава 1. Проклятая жатва

Прах пахнет сладко. Сладко и приторно, как гнилые цветы. Элайра зажмурилась, вжимаясь спиной в шершавые камни стены, пытаясь стать меньше, невидимей, раствориться в холодной сырости подвала. Но алые глаза, эти проклятые алые глаза, горели в темноте, как два раскаленных уголька. Они всегда выдавали ее.
Сверху, сквозь толщу перекрытий, доносились крики. Не крики ужаса — нет. Это были воинственные кличи, победные рыки. И еще один звук —увлекал

, бархатный, властный. Голос, который прорезал какофонию битвы, как обсидиановый клинок, и заставлял содрогаться саму каменную кладку.

«Обсидианы», — прошептала она беззвучно, обхватив себя за плечи. Враги. Те, чье имя столетиями произносили в ее семье с ненавистью и страхом.

Дверь в подвал с грохотом отлетела с петель. На пороге стоял ее дядя, Лорд Кассиус. Его роскошные одежды были изорваны, лицо залито кровью и потом. В его глазах не было страха. Только отвращение. К ней.

«Выходи, исчадие», — прошипел он, хватая ее за тонкую руку так, что кости хрустнули. — «Твое время пришло. Твое проклятие погубило наш род, но мы используем его в последний раз. Твоя кровь станет нашей защитой!»

Ее потащили по лестнице, волоком через позолоченные коридоры, уставленные портретами предков, которые смотрели на нее теми же пустыми, ненавидящими глазами. Горели люстры, падали с пьедесталов вазы, и повсюду лежали тела — слуг, стражей, родственников. Все, кого она знала. Все, кто ее презирал.

Их вытолкнули в главный зал.

Воздух здесь был густым от запаха железа и смерти. Прекрасный паркетный пол был залил кровью, а в центре, на родовом гербе Кримсонов, стоял Он.

Каэлан Обсидиан.

Он был высоким, почти неестественно, и казался воплощением самой ночи. Длинное черное пальто, отороченное серебром, не было запачкано ни каплей. Темные волосы были идеально убраны, а лицо — холодной, безупречной работой скульптора. Его глаза, цвета черного вулканического стекла, медленно обводили зал, и в них не было ни гнева, ни торжества. Лишь спокойная, всепоглощающая власть.

Лорд Кассиус оттолкнул Элайру вперед, и она упала на колени в липкую лужу.

«Обсидиан!» — крикнул Кассиус, и в его голосе звенела истерика. — «Мы отдаем тебе проклятую! Бери ее и убирайся! Ее кровь — причина нашего падения! Пусть она станет твоей погибелью!»

Каэлан медленно повернул голову. Его взгляд скользнул по трясущемуся Кассиусу с легким презрением, а затем упал на Элайру.

Она замерла. Его взгляд был физическим прикосновением. Холодным, изучающим, проникающим под кожу. Он рассматривал ее грязное, испачканное кровью лицо, ее разорванное платье, ее спутанные волосы. И дольше всего — ее глаза. Ее проклятые, алые глаза.

В этом взгляде не было ужаса или ненависти. Было… любопытство. Голод коллекционера, нашедшего редкий, порочный артефакт.

«Ты ошибаешься, Кассиус», — голос Каэлана был тихим, но он резал слух, как сталь. — «Я не здесь для переговоров. Я здесь для жатвы».

Он едва заметно кивнул. Тень за его спиной шевельнулась, и лезвие меча блеснуло. Лорд Кассиус не успел издать ни звука. Его тело с глухим стуком упало рядом с Элайрой, обрызгав ее теплыми брызгами.

Она не закричала. Она не могла. Весь воздух вырвался из ее легких. Она просто сидела на коленях, вся в крови чужой и, как она понимала, теперь уже своей семьи, и смотрела на человека-смерть перед ней.

Каэлан медленно подошел, его сапоги не издавали ни звука на кровавом полу. Он остановился перед ней, заслонив собой весь мир. Затем он наклонился, и его пальцы в черной кожаной перчатке грубо взяли ее за подбородок, заставив поднять голову.

«Смотри на меня, тварь», — приказал он тихо.

Элайра повиновалась. Ее алые глаза, полные слез, ужаса и немой ненависти, встретились с его обсидиановыми.

Уголки его глоток дрогнули в подобии улыбки.

«Элайра Кримсон», — произнес он, и ее имя на его языке звучало как приговор. — «Отныне ты принадлежишь мне. Твое проклятие — моя собственность. Твоя жизнь — моя игрушка. А твоя ненависть… — его пальцы сжали ее челюсть больнее, — … будет разжигать мой огонь».

Он отпустил ее, и она едва не рухнула обратно. Он выпрямился, снял перчатку и, не глядя, бросил ее в лужу крови.

«Убери ее», — бросил он через плечо своей тени. — «И приготовь. У нас с невестой будет долгая… брачная ночь».

Прежде чем сознание покинуло Элайру, затуманившись черной пеленой, она увидела только одно — его спину в уходящем пальто и алый отблеск ее глаз в полированном паркете, словно предвестник той тени, в которую он ее увлекал.