Его копия

О книге

Чувственная и эмоциональная история

Его копия

она старше | очень эмоционально | любовь и страсть

Аннотация

Даник оттесняет меня в угол кухни, давит своей мощью.

— Прекрати! Прекрати! Пре-кра-ти! — визжу я.

— Я же вижу, как ты на меня смотришь. — Он упирается ладонью о стену, прямо у моего лица, и склоняется ко мне.

— Это не то, что ты думаешь! — на выдохе произношу я. Господи, ну как же ему все объяснить?!

— Детский сад!

Он обхватывает ладонями мое лицо и неожиданно нежно, тепло целует в губы.

Сердце в отчаянии дергается к горлу. И вместо того, чтобы сопротивляться, я, ошарашенная, замираю.

Память, измученная последними днями, легко устраивает подмену, будто на несколько секунд утягивает меня в портал времени. Я чувствую запах мужчины, которого так сильно любила! Его вкус, напор, жажду близости. И тело реагирует на нежность его сына так же, как тогда, в восемнадцать лет, на него самого. Я невольно льну к Данику, обвиваю его шею рукой и делаю то, что нельзя — ни за что, ни при каких обстоятельствах, о чем точно пожалею — отвечаю на поцелуй.

ХЭ точно будет!

Листайте >>>

Глава 1. Не выдумывай!

Мы въезжаем в город ближе к полуночи. Дворники сметают с лобового стекла дождевые капли. На заднем сиденье спит Машка, моя девятилетняя дочка.

Я не была здесь четырнадцать лет — с тех пор как познакомилась с моей первой и единственной любовью — мужчиной, о котором до сих пор вспоминаю каждый день. И которого больше никогда не увижу.

— Эй, просыпайся, соня! — бужу я Машку, хотя могла еще дать ей поспать. Просто сейчас она очень, очень мне нужна. — Почти приехали.

Слезы наполняют глаза, из-за этого кажется, будто свет фонарей растекается по всему лобовому стеклу. Я выбираю в музыкальном приложении первую же бодрую песню — “Не выдумывай” Коржа — и выкручиваю громкость едва ли не на максимум.

— “Не выдумывай! Не выдумывай! Все что парит там, не держи в себе”, — орем мы, срывая голос, и тяжесть в груди унимается.

Не выдумывай! Не выдумывай!

Не накручивай, не ищи проблем…

Мы паркуемся возле усадьбы, которая досталась мне по наследству. Здесь я познакомилась с Сашей, он давал мне уроки музыки.

Мне было восемнадцать, ему тридцать пять.

Я выросла, теперь мне не нужно притворяться взрослой — я и есть взрослая. Сама принимаю решения, мне никто не указ. Но сейчас, пока Маша светит мне фонариком на телефоне, я проворачиваю ключ в замочной скважине и отчаянно хочу оказаться снова той восемнадцатилетней девочкой со всеми ее ограничениями и катастрофами вселенского масштаба. Я так хочу, чтобы Саша снова вошел в этот дом!

— Мам, ты чего? — спрашивает Маша. Она что-то чувствует и светит фонариком мне в лицо, но толком ничего не видит — положение неудобное. А я не могу сдержать слез — четырнадцать лет так не плакала, надо выпустить их, завтра буду нормальным человеком.

— Мошка в глаз попала, — привычно вру я. — Все, входи.

Внутри дом пахнет затхлостью и лимонным чистящим средством. Здесь уже год никто не живет, я думала, будет хуже. Но Кирилл, мой бывший муж, кого-то нанял, чтобы подготовить усадьбу к продаже. Он всегда был заботливым.

Втаскиваю чемодан в свою бывшую комнату. Здесь ничего не изменилось, будто музей какой-то. Тот же письменный стол с резными ножками, та же высокая металлическая кровать с тремя подушками, сложенными башней. Я оставляю две поменьше, большую откладываю на стол. Перестилаю постельное белье.

Разрешаю Машке сегодня не чистить зубы и спать вместе со мной — мы все же на одну ночь, завтра подпишем документы на продажу — и домой. Она, конечно, делает несколько прыжков на кровати, как на батуте, потом успокаивается. Приоткрываю окно, выключаю настольную лампу.

Непроницаемая темнота — даже луна не светит. Острая тишина, в которой комариный писк — будто гул пролетающего над головой самолета. Машка прячется от комаров под одеялом и вскоре засыпает. А я не могу уснуть. Лежу, не шевелясь, вспоминаю, вспоминаю и беззвучно реву.

Как же я по нему скучаю!.. Это никогда не закончится…

А еще кажется, что я никогда не усну. Но ближе к рассвету что-то во мне ломается, и реальность исчезает.

Меня будит короткий звонкий свист, аж сердце дергается. Наверное, мне снился Саша.

В комнате прохладно, пахнет сырой землей и скошенной травой — совсем не похоже на запах летнего города.

Я приподнимаюсь на локтях. Одна створка окна распахнута и прикрыта кружевной занавеской, солнечные лучи пробиваются сквозь ткань, мягкими бликами ложатся на пол.

Я сажусь на край кровати — и так же делает мой двойник в овальном зеркале в деревянной резной раме. Заспанное лицо, взъерошенные волосы. Застиранная Сашина футболка съехала с плеча.

Свист повторяется, громче, протяжнее — как и четырнадцать лет назад. Тело вмиг окатывает холодными мурашками, к горлу подбирается тошнота.

— Эй, черти! Живее! — раздается следом зычный, веселый мужской голос.

Я знаю, что не сплю.

Тогда что?..

Я схожу с ума? Слишком много болезненных воспоминаний, и мозг не справился?..

На ватных ногах подхожу к окну — высокому, старому, с паутинкой трещин. Оно выходит в яблоневый сад. Пышный зеленый газон пересекает узкая траншея, возле которой с лопатами копошатся парни, навскидку старшеклассники. Тот голос точно не мог принадлежать никому из них.

А потом я вытягиваю шею — и вижу его.

Высокий, сильный парень, лет двадцати пяти, с короткими, выжженными на солнце волосами. С обнаженным загорелым торсом и заметным рельефом мышц. Он стоит, перекинув лопату за плечи, свесив с нее кисти рук.

Это не Саша.

Точно не Саша.

Но это его копия.

Даник

Знакомим вас с героями жаркой и чувственной истории. Встречайте!

Даниил Сафонов, 23 года

Если музыка, то поп-рок

Если алкоголь, то пиво

Если хобби, то игра на гитаре и путешествия на мотоцикле

Если очень хочется, то можно

Если любовь, то в омут с головой

Глава 2. Между “есть” и “был”

Я присаживаюсь на край стола и вцепляюсь в него пальцами. Так, дыши, Катя. Это же не призрак. Просто парень, очень, очень похожий на Сашу.

Вылитый Саша, только лет на десять моложе.

Его сын? Даник?..

От эмоций картинка перед глазами пляшет. Я пытаюсь сосредоточиться: вот Машка спит, раскинув руки и ноги на всю кровать. Вот на полу лежит незастегнутый чемодан с торчащей одеждой, в таком виде он похож на чизбургер…

Даник. Ты же знала, что у Саши сын…

Думаю об этом и ловлю себя на том, что даже в мыслях пропускаю глагол, чтобы не выбирать между “есть” и “был”.

Это Даник.

Он вырос и стал мужчиной.

Так и должно было случиться. Логично же: четырнадцать лет прошло. Сколько ему тогда было: восемь? девять? Просто в моей памяти он остался мальчишкой, с которым я гоняла мяч под яблонями.

В моей памяти Даник остался его маленьким сыном. А теперь моя Машка его ровесница. А я почти ровесница Саши.

Все эти цифры выстраиваются в голове и бьют по вискам.

Как такое может быть?.. То есть понятно как: это просто жизнь, просто так течет время. Но как?..

Я подкрадываюсь к окну и через занавеску наблюдаю, как четверо парней с азартом копают траншею, поднимая комья земли и облака пыли. До меня доносится их смех и разговоры. Кто-то из них в шортах, кто-то в джинсах, в футболках и без, и все без кепок — мальчишки!

Даник, Сашина копия, стоит ко мне боком, то и дело вгрызаясь лопатой в землю. Он выделяется среди остальных: уверенными движениями, харизматичной улыбкой — Сашиной улыбкой. Солнечные лучи играют на его загорелой коже, подчеркивая мышцы.

Один из парней отходит в тень яблони, поднимает с земли пластиковую бутылку с водой и делает глоток.

— Теплая, как моча! — жалуется он. — Я съезжу за холодной?

Погода и в самом деле изменилась, как по прогнозу. Парит. Солнечное пятно на подоконнике греет мою ладонь.

— Откуда ты знаешь, какая моча? — ржет кто-то.

Даник просит его заткнуться и кивает на мое окно. Я дергаюсь вглубь комнаты. Они вряд ли меня видят, только то, что створки приоткрыты, но все равно не по себе.

А если это не Даник? Если мне просто очень хочется, чтобы это был он?..

Между нами метров двадцать, светит яркое солнце — детали не рассмотреть. Еще от родителей я узнала, что мама Даника забрала сына к себе то ли во Владивосток, то ли в Новороссийск — к своему мужу-нефтянику. С какой стати Данику сюда возвращаться? У него здесь никого не осталось.

— Докопаем, тогда и съездишь, — говорит Сашина копия, достает из рюкзака бутылку и выливает остатки воды себе на голову.

И тогда у меня появляется план.

Я поспешно переодеваюсь в шорты и футболку. Бегу на кухню, беру из шкафа с стеклянными дверцами пять хрустальных стаканов, наскоро их споласкиваю. Достаю из холодильника бутылку минералки со вкусом лимона, которую вчера запихала сюда с продуктами. Ставлю стаканы на серебряный поднос, разливаю по ним минералку.

Беру поднос в руки и выдыхаю.

Стаканы тихонько позвякивают друг о друга.

Выхожу из двери, ведущей в сад, и прямиком направляюсь к Сашиной копии.

_______________

Дорогие читатели! Мы пришли к вам не просто с новинкой. Мы принесли целый литмоб!

"Она старше" https://litnet.com/shrt/P9mO

И очень рады познакомить вас с книгой замечательного автора Анна Шнайдер:

Одиночки

Юмор | отец-одиночка | семейные ценности

Всё началось с потопа. Не Всемирного, нет! Просто однажды ночью Лара затопила соседей снизу. Вот так и выяснилось, что квартиру под ними сдали, и теперь там живёт симпатичный молодой парень с сыном, который ходит в одну детсадовскую группу с дочерью Лары. Сосед сильно младше и вообще у них с Ларой мало общего... кроме сложно преодолимого притяжения и детей-одногодок, решивших объединиться и объединить своих родителей-одиночек.

Вас ждут:

- обаятельный и привлекательный парень

- слишком умная главная героиня

- хитрые детишки

- любовный треугольник (возможно, даже квадрат)

- и немножко (или множко))) эротики)))

Читать здесь https://litnet.com/shrt/P9EO

Катя

Катя Трубецкая, 32 года

Если музыка, то “Мачете”, “Дельфин”

Если алкоголь, то кофе с коньяком

Если хобби, то игра на рояле

Если очень хочется, то подумай о последствиях

Если любовь, то одна на всю жизнь

Глава 3. Привет

Спускаюсь с крыльца, и прилетает мысль: зачем вообще весь этот цирк с водой? Этот же мой дом, я его хозяйка. Мне не нужен повод, чтобы к ним подойти. Чтобы подойти к нему. На мгновение прикрываю глаза из-за своей бестолковости.

Хотя чего от себя хотеть в таком состоянии?

Ступаю на плитку, покрытую щекотными песчинками, и только тогда понимаю, что я босиком. Сколько же раз можно накосячить за одно утро?..

Иду по горячей плитке, потом по мягкой, недавно скошенной траве. Я не ходила по траве босиком четырнадцать лет…

Мальчишки перестали копать, уставились на меня. А я уставилась на него. Вылитый Саша, только волосы чуть длиннее и слегка вьются. Тот же разлет бровей, та же линия губ — все то же. Его копия.

— Привет, — говорю. И протягиваю ему поднос. — Не теплая.

Он чуть дергает уголками губ — понял, что я все слышала, берет стакан и жадно пьет воду. Свет преломляется в хрустале, играет цветами радуги, его плечи блестят на солнце, солнце бликует на пряжке ремня. Выжженные волосы, загорелый. Он весь словно соткан из солнечного света.

— Спасибо. — Возвращает стакан на поднос.

Теперь, когда мы так близко, я замечаю отличия. У него глаза серо-зеленые, серого больше. У Саши тоже серо-зеленые, но больше зелени. Я помню их до рисунка на радужке, до крошечной карей точки у самого зрачка.

И уши у парня чуть больше оттопырены. И губы полнее.

На правой руке у него тонкие кожаные браслеты — черный и коричневый, а Саша их не носил.

— Как тебя зовут? — спрашиваю.

— Даниил.

Даник...

Я же знала, но все равно по рукам проходит дрожь, стаканы звенят, и Даник перехватывает поднос.

— Разбирайте, черти! Хозяйка о нас позаботилась. — И смотрит таким взглядом, сверху вниз, чуть снисходительно, будто из нас двоих он взрослый. Саша тоже вот так смотрел — внимательно, держал дистанцию. Хотя это ничуть не уменьшало притяжения между нами.

Даник… Как же ты жил все это время? Чем занимался? Какие у тебя интересы? Девушки уже разбивали твое сердце?

Ты счастлив?..

— А тебя как зовут? — Даник засовывает руки в карманы.

Я в легком замешательстве: от того, что он не знает мое имя (хотя с чего бы ему меня помнить?), а ещё от дерзости в его лучистых глазах, и от легкости, с которой он заговорил со мной на «ты».

— Катя.

Он кивает, будто именно так и думал.

— Ты главный? — спрашиваю.

— Я, — отвечает он и ведет плечами, будто себя демонстрируя. И хотя ему действительно есть что показать, это движение кажется совершенно мальчишеским. Вероятно, рассчитано на его ровесниц.

Я все смотрю на Даника, пожираю его глазами. Легкая щетина — ему так идет! Изогнутую бровь пересекает короткий белый шрам. В детстве у него такого не было…

Возможно, я смотрю на него слишком откровенно. Парни уже опустошили стаканы, но за работу не принимаются, пялятся на нас.

— Что здесь происходит, Даниил? Этот дом сегодня продается, а вы раскопали сад, — серьезным тоном говорю я, а сердце все еще колотится от того, что Сашин сын вырос и стал вот таким: красивым, мужественным, работящим.

— Кирилл Владимирович сказал поменять трубы, еще неделю назад, но они приехали только сегодня.

Кирилл… твою мать!

Я улыбаюсь:

— Сколько это еще продлится?

— Завтра закончим.

— Ну… меняйте.

“И кепки наденьте”, — едва не вырывается из меня.

Я разворачиваюсь и иду к крыльцу, физически чувствуя взгляд Даника на своей спине.

Дома первым делом звоню покупателям и переношу встречу на два дня.

______________________

Продолжаем знакомить вас с участниками литмоба "Она старше" https://litnet.com/shrt/9Odw

Новинка от Алекс Мара

Никак не любовь

от ненависти до любви | очень эмоционально | измена и развод

Аннотация к книге "Никак не любовь"
– Валя, не будь эгоисткой. Давай скажем всем, что разводимся по взаимному согласию и останемся друзьями. Если узнают, что я завёл интрижку на стороне, это повредит моей карьере.
Мы с мужем были идеальной парой… пока не поженились.
А потом я не смогла забеременеть, расстроилась, располнела и разочаровалась.
Муж утешился молодой ассистенткой и ушёл от меня.
Увы, это был не последний удар судьбы.

Читать https://litnet.com/shrt/9elx

Предыстория

Глава посвящается нашим новым читателям, которые попали сразу на "Его копию" и не знают, какая яркая и эмоциональная история происходила до этих событий. Читатели "Его копии" (и авторы тоже)) очень рекомендуют для большего понимания Кати заглянуть в предысторию:

"Дай мне нежность"

В тексте есть:разница в возрасте, настоящий мужчина, первая любовь и близость

ЧИТАТЬ ЗДЕСЬ (БЕСПЛАТНО)

https://litnet.com/shrt/9Dhz

Аннотация к книге "Дай мне нежность"

Я врываюсь к нему во двор. Саша сидит на корточках возле своего пикапа, в джинсах, без футболки. Откручивает болты на колесе большим разводным ключом. Подхожу к нему почти вплотную.

— Почему вы отменили наши музыкальные занятия?! — В глазах жжет от обиды.

Саша только мельком на меня глянул, не прерывая работы.

— У меня нет на это времени. — Его голос не резкий, не грубый — просто безразличный, и от этого больнее всего.

— Это неправда! — Я вздергиваю подбородок.

Саша поднимается. Не глядя на меня, медленно снимает матерчатые перчатки, будто раздумывает над ответом.

— Я видел, как ты на меня смотришь, Катя. Это неправильно.

— Почему? — спрашиваю я и опускаю глаза.

Мне сквозь землю хочется провалиться. Потому что он меня поймал.

Теперь я не вижу его лица, но вижу испачканные в мазуте джинсы, приспущенные на бедрах, вижу темную полоску волос, убегающую под ремень, и напряженные косые мышцы живота. И мне от этого совсем, совсем не легче.

— Потому что ты просто избалованная восемнадцатилетняя девочка, которая приехала сюда на лето. А я взрослый мужчина. Друг твоей мамы.

— Я не ребенок! — Вскидываю голову, и мы сшибаемся взглядами. — И я тоже вижу, как вы на меня смотрите.

* * *

Он мой учитель музыки, в прошлом — капитан круизного лайнера. Умный, красивый, благородный и... дико сексуальный. Между нами — 17 лет разницы, его принципы, осуждение близких и планы родителей на мое блестящее будущее. Но я буду бороться за свою любовь!

💔 настоящий мужчина
💔 сложный выбор
💔 эмоционально, откровенно
💔 непредсказуемый сюжет

Читать https://litnet.com/shrt/9Dyz

Глава 4. Не его вина

— Ты перенесла встречу с покупателем! — вместо приветствия выговаривает мне Кирилл по телефону.

Я отнимаю мобильный от уха и какое-то время просто иду по улице, рассматривая деревенские дома.

После разговора с Даником я вернулась в свою комнату. Сидела на кровати, сдвинув в сторону Машины ноги, и слушала, как разговаривают парни за окном, как с хрустом врезаются в землю лопаты. Меня немного потряхивало.

Было только девять утра. Машка проспит до полудня — она всегда просыпается поздно, во сколько бы ни легла. Оставалось еще три часа…

Совсем рядом, за дверью гостиной, стоял рояль. Я чувствовала его через стену, как чувствуют присутствие живого человека. Мы целовались с Сашей в той комнате. Я танцевала на рояле в вечернем платье моей матери, а потом Саша гладил пальцы моих ног. «Твои пальцы, словно маленькие клавиши», — говорил он.

Мне нельзя туда заходить. Эта комната должна быть опечатана, как место преступления. Если бы я не настояла, если бы не заставила Сашу обратить на меня внимание, он был бы жив.

“Скоро вернусь. В холодильнике йогурты, на столе бананы”, — написала я Машке на листке из блокнота и положила записку под ее телефон — там точно найдет. Хотела еще дописать, чтоб не лазила по комнатам, но решила не подкидывать идей.

Я шла по городу и рассматривала улицы — совсем их не помнила. Дорога к Саше и обратно всегда пролетала в мыслях о нем. Теперь я шла не спеша, всматриваясь, вслушиваясь.

Дома здесь в основном деревянные, деревенские — даже на главной улице. Из водоразборной колонки капала вода. На подоконнике между вазами с фиалками грелась пушистая кошка. Птицы пели — аж уши закладывало. Пахло цветами и скошенной травой — даже сильнее, чем нагретым асфальтом. Такой непривычный, такой свежий запах, что голова шла кругом. Хотя кому я вру? Голова шла кругом вовсе не из-за этого.

И тут звонок от бывшего мужа.

Снова прикладываю телефон к уху.

— Зачем ты это сделала? Я этих покупателей три месяца обрабатывал. — Кирилл старается сохранять спокойствие — знает, как я отношусь к разговорам на повышенных тонах, но я чувствую — ему непросто сдерживаться. Он действительно очень долго искал покупателей. Усадьба требует огромных вложений, такое мало кто может себе позволить.

— Потому что у нас весь задний двор перекопан, — теперь наседаю я. — Зачем надо было его копать? Как теперь его показывать покупателям?

— Всего одна траншея и трубы поменять на пластиковые. Их в последний раз меняли четырнадцать лет назад, они заржавели. Новые трубы, чистая вода — дороже дом. И работы должны были закончить еще неделю назад.

— Так вот, работы не закончены. — Я останавливаюсь и наблюдаю, как черная упитанная кошка вальяжно переходит мне дорогу. — В общем, мы побудем здесь еще пару дней, осмотримся.

— Ты ищешь повод, чтобы задержаться? — каким-то шестым чувством угадывает Кирилл. И это при том, что он ничего, совершенно ничего не знает обо мне и Саше. Никто не знает.

— Это мой дом. Зачем вообще надо было копать?! — скрываюсь я на него. Знаю, что не права, но все равно накрывает.

Потому что мне не нужна его забота. Мне вообще не нужна ничья забота. Сначала забота, а потом ты уже обязана отвечать на его звонки. Обязана согласиться на встречу, обсудить смету и как делить расходы или отстаивать право заплатить самой. За его заботу я плачу нашим вынужденным общением, моим временем и попытками ответить на его вопрос: “Почему?”

— Ты можешь просто сказать спасибо и не делать меня виноватым?

— А ты можешь просто не вмешиваться в мою жизнь? — Я сбрасываю вызов.

Как же я ненавижу себя за это! Это же не его вина, не его. Но он виноват в том, что не может оставить меня в покое, особенно сейчас, когда я в этом городе.

Но он прав. Я ищу повод, чтобы здесь задержаться. А это неправильно. Это место ничего мне не даст, кроме боли.

Не доходя до Сашиного дома, разворачиваюсь и возвращаюсь в усадьбу. По дороге звоню покупателям и говорю, что встретиться можем уже завтра.

Захожу в дом.

А Маши нет.

Я еще ничего плохого не успела подумать, а волосы на затылке будто приподнимаются.

“Маша!” — в истерике ору я, но откликается только эхо.

Глава 5. Ты вообще нормальный?

“Маша!” — в истерике ношусь я по дому. Большинство комнат заперты, как в моем детстве. Маша не откликается.

Выскакиваю в сад.

— Даник! — кричу я, подбегая к нему. — Девочка лет девяти здесь не пробегала?

Даник втыкает лопату в рыхлую землю, делает шаг ко мне.

— Машка? — уточняет он. — Пробегала.

— И-и-и-и?.. — запыхавшись, спрашиваю я.

— С ней все в порядке. Она в гостях у моей учительницы, это на соседней улице.

Я прижимаю запястье к горячему лбу, тяжело дышу.

— Ты вообще нормальный? — искренне спрашиваю я. — Она же маленькая девочка. Какая, к черту, соседняя улица? Какая учительница?! Я чуть не поседела!

Он так оглядывает мои волосы, что у меня жар окатывает лицо.

— Немного поседела, но тебе очень идет.

Кажется, я впервые в жизни готова кого-то убить.

Опускаюсь на лавку. Виски болят, ладони потные — вытираю их о шорты.

Даник садится рядом, вытаскивает из рюкзака бутылку с водой и протягивает мне. Делаю несколько глотков. И в самом деле, теплая, как моча.

— Позвонить-предупредить хотя бы можно было? — уже нормальным тоном спрашиваю я.

— Машка обещала тебе позвонить. А у меня нет твоего номера.

— Запиши, — говорю я. — Нет. Лучше, набери, чтоб и у меня твой остался.

Диктую. Он набирает. Где-то в доме, вероятно, сейчас звонит мой телефон.

Все, я почти успокоилась.

— И номер учительницы дай.

Уже чувствую, как солнце припекает лоб. И как близко, очень близко, возле меня сидит Сашин сын — мы почти касаемся плечами на этой короткой лавочке. Мне очень хочется отодвинуться — Даник поглощает мое личное пространство, концентрирует на себе мое внимание — но двигаться некуда. Так что просто стараюсь на него не смотреть. Но если не смотреть, сложнее осознавать, что это не Саша. Даже энергетика у них похожа — или как это назвать? Ощущение от его близости.

Тяжело вздыхаю.

— Что хоть за учительница?

— Отличная учительница, проверенная. Она была моей классной в начальной школе, в походы водила. Она и сейчас в школе работает. И у нее внучка — Машкина ровесница. Все под контролем, не дрейфь.

Поход… В памяти тотчас же всплывает багряный закат и кусочек луны с другой стороны неба. Вода как парное молоко, у поверхности бесятся мальки. Саша хватается за доски пристани, подтягивается на руках и вылезает из воды. Она стекает по его телу. В оранжевом затухающем свете это выглядит невероятно красиво.

Потом он протягивает мне руку, а когда я вылезаю, накидывает на мои плечи полотенце. В этом нет никакой нежности, даже пристальный посторонний взгляд со стороны ничего бы не заподозрил. Но я-то знаю, что раньше он так не делал. И он знает.

“А где Даник?” — спрашиваю я Сашу.

“Уехал со своим классом в поход”, — отвечает он.

Для нас обоих это означает одно — мы остались наедине. Там, на пристани, окруженной высокими камышами, нас никто, совершенно никто не увидит…

— Откуда хоть ее забирать? — спрашиваю я, тряхнув головой.

— Здесь рядом, я покажу. Но после обеда, не раньше. Таиса Ивановна такие пирожки печет!.. Без них не отпустит.

— Ладно. — Я встаю. — Спасибо.

Возвращаюсь домой. Звоню этой Таисе Ивановне. По ее голосу слышно — и вправду учительница: вежливая, но с педагогическими нотками. Договариваемся, что заберу Машку после обеда.

Иду в свою комнату, чтобы заправить кровать, и только тогда нахожу записку, которая валяется под окном. Сквозняк что ли сбросил?

“мама телефоне недоступный я ушла в гости не периживай все харашо”. Напоминаю себе, что надо нанять Машке репетитора по русскому. Если она и в этом пошла в меня, репетитор ей точно понадобится.

Так и не застелив кровать, сажусь на нее и смотрю в окно, пытаясь в силуэтах парней угадать Даника. Хотя чего там угадывать? Я знаю. Я его с закрытыми глазами определю — по вибрации в солнечном сплетении.

Странно, но после такого стресса мне вдруг стало спокойно. Я не переживаю за Машку, за навязчивость Кирилла, за продажу дома. Просто слушаю, как мальчишки работают лопатами, как поют птицы.

Наверное, я все же могу это сделать.

Достаю из комода связку ключей. Подхожу к двери гостиной. Перебираю ключи, пока не нахожу нужный. Проворачиваю ключ в замке и распахиваю этот ящик Пандоры.

________________

участник литмоба "Она старше" https://litnet.com/shrt/_Hoq

"Нам нельзя. Я тебя старше" Ксении Хиж

🔥- Саша, не надо! – шепчу возбужденно, когда он прижимает меня к себе. – Нас увидят!
Его губы ласкают мою шею, и я цепляюсь в его широкие плечи непослушными пальцами.
- Перестань! – молю.
- Я, кажется, в тебя влюбился! – говорит, обнимая.
Ему кажется, а я УЖЕ.
... Из-за него меня с позором уволили из школы! Но он выпускался и ему исполнилось 18! А я думала только о нем...
А после было наше лето, полное нежности и любви…
Но мне нужно было это все прекратить! Между нами пропасть в 7 лет!
Бессонные ночи, непринятие, попытка избежать этих чувств. Но любовь была сильнее...

Глава 6. Склеп, в котором спят чудовища

Когда-то гостиная казалась дворцовой комнатой, а теперь напоминает склеп, в котором спят чудовища: старый шкаф ручной работы, черный кожаный диван, два кресла и, конечно, рояль — самое страшное чудовище. Если его разбудить, оно сожрет меня целиком, перемелет каждую косточку воспоминаниями.

Как же все здесь изменилось!.. И при этом осталось прежним. Даже запах тот же: чуть затхлый, чуть с пылью и нотками старого дерева — запах комнаты, о которой заботятся, но редко открывают.

Босиком, обогнув рояль, подхожу к окну и аккуратно раздвигаю тяжелые шторы — металлические кольца, запинаясь, скользят по карнизу.

…а где-то в параллельной вселенной восемнадцатилетняя девочка становится на носочки и рывком распахивает шторы, как театральный занавес: “Та-дам!”

Я запрещаю себе вспоминать. Пытаюсь сосредоточиться на реальности: пылинках в воздухе, запахе старого дерева, который теперь, кажется, стал насыщеннее.

Свет из окна проложил дорожку по паркету и заполз на ковер. Там, где на него легло солнце, ворс выглядит ярче, будто его намочили водой.

Оглядываюсь через плечо на рояль.

…Саша пододвигает к нему банкетку. Проводит пальцами по клавишам так чувственно, что я ощущаю его прикосновение на руке, от локтя до кончиков пальцев. “Хочешь научиться играть эту мелодию?”

Прикрыв глаза, медленно выдыхаю.

Воспоминания наполняют гостиную, как воздух. Окутывают меня, пронзительной тяжестью ложатся на плечи. Но я пряталась от них четырнадцать лет, и к чему это привело?

Выдвигаю из-под рояля банкетку — медленно, будто она может сдетонировать. Сажусь на нее, ерзаю попой — да, все так же неудобно. Осторожно открываю крышку рояля. Едва касаясь, веду по клавишам пальцами… И вижу боковым зрением — в дверном проеме стоит Саша. Здесь, сейчас, в этой реальности.

Сердце вздрагивает, затылок прокалывают сотни иголок. Пальцы дергаются, выбивая из клавиш нервный, резкий звук. Я с грохотом закрываю крышку, будто меня застали врасплох. Оглядываюсь.

Даник.

Вижу, что он, но сердце все еще грохочет так, что закладывает уши.

— Ты что здесь делаешь?.. — ошалело спрашиваю я.

— Я разулся. Все ковры в полном порядке.

Боже… Это тут причем?.. Я упираюсь лбом о ладони, сложенные на крышке рояля.

Даник подходит ко мне, засунув руку в карман джинсов. Меня обдает терпким запахом нагретого на солнце мужского тела.

Он открывает крышку — без всякого пиетета, подумаешь, рояль? — пробегает пальцами по клавишам. Просто легкая незамысловатая мелодия, но я понимаю: его все же заставили научиться играть на фортепьяно. А как же гитара?.. Так хочется узнать о нем больше — узнать о нем все.

— Ты хотела Машку забрать после обеда. Я сейчас еду домой, могу тебя по дороге подкинуть.

— Да, спасибо.

Встаю и сбегаю из гостиной.

Глава 7. Что это было?

Мы выходим за калитку. Ищу глазами его машину — воображение рисует Сашин красный пикап, хотя после лобового столкновения он просто не мог сохраниться — а натыкаюсь на мотоцикл.

Мотоцикл?!

— Садись, — командует Даник.

Я оглядываюсь. Где шлем-то?

Шлема нет. Ни одного шлема нет.

— Ты хоть знаешь, что водителей мотоциклов называют донорами органов?! — возмущаюсь я.

— Да, и почему? — говорит Даник с такой интонацией, что сразу ясно: все он знает.

— Ты просто не имеешь права так собой рисковать!

— А это почему?

— Потому что…

Потому что ты Сашин сын! Единственный, кто остался на этом свете после него!

— Потому что никто не имеет такого права, — снижаю я обороты. — Я поеду на своей машине, просто покажи дорогу.

Мне не нравится, что Даник ездит на мотоцикле, да еще без шлема. Это слишком опасно. Его отец погиб в автоаварии, а он вытворяет такое!

Мы останавливаемся у белого кирпичного дома с резной деревянной калиткой. Из двери выходит премилая женщина лет шестидесяти, типичная учительница, с аккуратной девочкой Машкиного возраста. Сама Машка выскакивает следом и несется… не ко мне — к Данику.

— Покатаешь меня?! Покатаешь?! — пищит она.

— Ну это если твоя мама разрешит.

— Я не разрешаю!

И тут начинается обычный Машин спектакль, во время которого я переживаю все стадии принятия. За пару минут она выматывает меня так, что я готова отпустить ее на луну, а не только прокатиться с Даником.

Сходимся на том, что Даник просто вернет ее домой — по прямому маршруту, никуда не отклоняясь.

Таиса Ивановна дает Машке велосипедный шлем своей внучки. Девочки тепло обнимаются. А моим рукам тепло от пакета с пирожками.

— Не привязывайся к Данику. Он временный, — говорю я Машке уже возле усадьбы, пытаясь отцепить ее от мотоцикла. — Мы завтра уезжаем.

— Не хочу уезжать! — театрально рыдает она.

— Я тоже много чего не хочу… — Я не договариваю: Машка, уже хлопнув калиткой, в слезах бежит домой.

Коротко выдыхаю и поворачиваюсь к Данику. Он стоит возле мотоцикла, зажимая детский шлем под мышкой.

— А ты… Хватит уже баловать мою дочку! — строго говорю я.

Даник смотрит на меня свысока, с прищуром, будто раздумывая, сказать или нет.

— Вообще-то, я балую не ее, а тебя, — отвечает он. — Кстати, у меня пристань возле дома. Приходите сегодня вечером купаться. Я скину адрес.

Даник садится на мотоцикл и под рев двигателя срывается с места.

А я остаюсь стоять посреди дороги.

Что это было?..

_____________________

Пятый участник литмоба "Она старше" https://litnet.com/shrt/9Odw

"Я не сделаю тебе больно" Рины Беж

Он протянул мне руку помощи в тот момент, когда весь мир от меня отвернулся. Когда любимый предал, работы лишили, а желанную беременность насильно прервали.
Он – младший брат моего мужчины. Точнее, уже не моего.
Он – единственный, кто захотел меня защитить, кто подарил кольцо и тихо пообещал: "Я не сделаю тебе больно".

‍❤️‍Героиня старше
‍❤️‍Герой - настоящий мужик, пусть и молодой. Добивается героиню ‍‍
‍❤️‍ОДНОТОМНИК
‍❤️‍ХЭ!

Читать https://litnet.com/shrt/9el5

Глава 8. Его дом

“Я скину адрес”.

Сижу за столом на кухне, перечитывая договор о продаже усадьбы, но мыслями все время улетаю к Данику.

Он меня не узнал. Да и что удивительного? Мы виделись пару раз, четырнадцать лет назад, ему было девять. В девять вообще не думаешь, что люди меняются. А теперь я ровесница его отца.

Даник меня не узнал. Это и к лучшему. Мало ли что он видел тогда, четырнадцать лет назад.

Открываю его сообщение с адресом и забиваю в телефон контакт: “Сашин сын”.

В моем телефоне до сих сохранен контакт Саши. Помню, как резануло в груди, когда в мессенджере исчезло его фото. Через какое-то время вместо пустого квадратика появился снимок губастой блондинки, спустя несколько лет — какого-то кавказца. Но его телефонный номер по-прежнему подписан “Саша”. Остальные люди с его именем названы иначе.

Я вздыхаю, устало тру пальцами лоб.

Ну все, хватит.

— Машка, собирайся купаться! — командую я.

Солнце в окошке уже доползло до верхушек яблонь. Жара спадает.

Слышу ее радостный визг из моей комнаты.

“Купаться” — волшебное слово для Машки. Даже волшебнее, чем “чипсы”.

Мы не брали с собой пляжную сумку — ехали всего-то на сутки. Но купальники в чемодан на всякий случай забросили. Машка так любит плавать, что во время поездок останавливаемся на всех пляжах подряд. Купальники для нас — такая же вещь первой необходимости, как зубная щетка. То есть, это для меня как зубная щетка. Для Машки — как мобильный телефон.

Вытряхиваю вещи из рюкзака, закидываю туда купальники, полотенца и бутылку с водой. Мы натягиваем кепки и отправляемся на пристань.

“А когда мы придем?” — спрашивает Машка, едва выходим за калитку. И я вспоминаю, что нужно по дороге обязательно зайти в магазин и купить мороженое — отвлечь ее.

Идем, грызем пломбир в стаканчике. Машка то гоняется за кошками, то поет дурацкие песенки с ютуба. Я держу ее в уме, фоном, а сама наблюдаю, как оживает волнение под ложечкой. Это Машка идет на пристань плавать. А я иду туда по другой причине. Я иду к Саше.

Когда сворачиваем на его улицу, от волнения сбивается дыхание, и сердце стучит громче и будто реже. Когда вижу его калитку, кончики пальцев начинает покалывать, как при легком онемении.

Неужели я снова увижу его дом?..

Иду, не замедляя шага, но возле Сашиного дома ноги тяжелеют. Последние метры до калитки даются усилием воли.

Раньше забор был коричневый, теперь зеленый, и краска на нем чуть облезла. Ворота покосились. Об этом доме уже толком никто не заботится, для меня это словно никто не заботится о памяти Саши.

Каждый вдох все больнее. В глазах все сильнее щиплет. Я толкаю калитку, она поддается тяжело, со скрипом, который, наверное, слышит вся улицы. Пропускаю Машку вперед, она тотчас же мчится на пристань. Вхожу следом во двор и приваливаюсь к калитке спиной.

Я снова словно вижу две реальности. Одна — это настоящее. Другая — прошлое. В другой реальности перед яблоней стоит красный пикап. Саша сидит возле него на корточках и откручивает болты на колесе большим разводным ключом.

Прикусываю губу — слезы подступают.

“Привет, Саша”, — говорю я шепотом, но и он срывается.

— Привет, Катя! — звучит Сашин голос, и с крыльца сбегает Даник с арбузом под мышкой и двумя запотевшими бутылками пива.

Я прикрываю глаза и медленно выдыхаю.

Как пережить этот вечер?..

Глава 9. Это все равно не пройдет

Мы идем к озеру. Теперь я замечаю, что газон скошен и пристань покрашена. Мне от этого становится легче. Но арбуз все портит. Арбуз — это снова воспоминания. Мы ели его с маленьким Даником и швырялись корками в уток. Теперь Машка с Даником тоже швыряются корками в уток, но это уже не кажется хорошей идеей. Я ругаюсь, злюсь, угрожаю, гуглю информацию о засорении водоемов — правда, ничего не грузится, а этим двоим все равно.

Машка ныряет первой.

— Мам, смотри, я как катер! — говорит она, подныривает и плывет под водой стрункой, пуская пузыри.

Даник открывает об ограждение бутылку пива, протягивает мне.

Качаю головой.

— Я не пью пиво в такую жару.

— Почему?

— В голову дает.

— Ну и что?

— Даник, прекрати. Ты как Машка! Миллион “почему”.

Похоже, мои слова его задевают. Он становится серьезным. Отставляет бутылку на ограждение и молча ныряет.

Правда, едва выныривает, затевает игру с Машкой. Похоже, этот солнечный мальчик отходчивый.

Они бесятся, сталкивают друг друга с пристани. Прыгают с нее то щучкой, то колесом. Я жую арбуз, склонив голову, чтобы сок стекал прямо в воду, а на самом деле — чтобы скрыть слезы, которые текут и текут по щекам. Арбуз получается сладко-соленый.

На этой пристани мне все напоминает о Саше: и запах нагретых солнцем досок, и мельтешение мальков на мелководье, и багряный закат, который начинает растекаться над озером, будто верхушки елок вспороли солнцу брюхо.

Машка вылезает из воды. Неужели выдохлась?! Но нет, просто, оказывается, в сарае котята. Обернувшись в полотенце, она несется туда.

Даник выныривает, опирается локтями на пристань. Смотрит на меня сквозь влажные ресницы.

— Поплавай со мной. Вода как парное молоко.

Сглатываю тугой комок в горле. Когда-то я сама говорила Саше эти слова — вот так же глядя на него снизу вверх, опираясь локтями о пристань. А потом мы впервые поцеловались...

— Кать? Тебя что, силой заставить развлекаться?

— Даник, ну отстань…

— Даник? — цепляется он. — Меня только папа так называл. Все зовут меня Даней.

Мои щеки теплеют. Я нахожу повод отвернуться — какие красивые стрекозы в паре танцуют над озером!

Он поймал меня.

Скидываю шорты и майку. Сажусь на край пристани, свесив ноги в теплую воду, а потом зажмуриваюсь и спрыгиваю.

Погружаюсь под воду с головой и какое-то время нахожусь там, в темноте и тишине. Как же здесь спокойно… Выныриваю.

— Поплыли на тот берег, — предлагает Даник, плавая вокруг меня, как акула.

— До него же метров пятьсот, не меньше.

— Я тебя спасу, если что.

Я только фыркаю.

А потом кричу:

— До соседней пристани на перегонки! — И срываюсь с места.

Даник меня, конечно, догоняет. Но, уверена, первые пару десятков метров он напрягся, что я его сделаю.

Мы еще какое-то время плаваем, болтаем о разной ерунде, дурачимся. Солнца почти не видно, остался только самый краешек — все вытекло на озеро. Какая красота! И тихо — только наш с Даником разговор и всплеск воды от движения наших тел.

Даник подтягивается на руках на пристани и вылезает первым. Выпрямляется.

И — ну почему снова? ведь только же все было так хорошо! — на меня обрушивается, наверное, сотое за день дежавю. И в этот раз оглушает по полной.

По его телу стекает вода, в оранжевом затухающем свете это выглядит невероятно красиво, словно в рекламе. Даже еще красивее — потому что по-настоящему. Потому что сейчас Даник не выглядит копией Саши. Он выглядит как Саша. А мне снова восемнадцать.

Он подходит к краю пристани и протягивает мне руку.

Я знаю, что будет дальше. Я вылезу, он накинет на мои плечи полотенце — только что на него оглянулся. И в этом не будет никакой нежности, даже Машка ничего не заподозрит. Но…

— Ну, давай, хватайся! — просит Даник.

А я даже руку поднять не могу: она будто чужая. От всех этих совпадений. И от мысли о том, что сейчас мы впервые коснемся друг друга. Что я коснусь Саши.

— Не могу. Судорога, — вру я, а у самой зубы постукивают, будто бы я внезапно замерзла.

Даник без раздумий ныряет в воду. Подхватывает меня на руки — я и опомнится не успеваю — и несет к берегу. Чувствую, как с каждым его шагом в воде тяжелеет мое тело. А еще — как под моей ладонью быстро-быстро бьется его сердце.

Прижимаюсь щекой к его плечу, меня колотит. Он никогда не будет моим, я никогда не испытаю с ним то, о чем мечтаю.

— Ты вся дрожишь… — говорит то ли Даник, то ли Саша, и крепче прижимает меня к себе. — Пойдем в дом? Я тебя отогрею.

“Это все равно не пройдет”, — думаю я и в ответ киваю.

____________

Шестой участник литмоба "Она старше"

Глава 10. Как издевательство

Он на руках вносит меня в дом и кладет на диван.

На тот самый диван.

Я понимаю это и резко сажусь, выпрямляюсь как пружина.

Я все здесь помню. Каждую проведенную в этом доме минуту, каждое его слово, каждый жест.

Дурацкая память! Зачем она мне дана? Как издевательство?!

— Катя… — говорит Даник голосом Саши. Я прикрываю глаза и мысленно складываюсь пополам от острой душевной боли. Я так не могу… Это слишком. — Эй… — Я чувствую, как он садится рядом со мной на корточки, кладет ладони на мои плечи и несильно их сжимает. — Катя? Ты как?

Я моргаю и открываю глаза. И просто не успеваю перестроиться, вернуться в свое тело с той пронзительной высоты. Даник сидит слишком близко от меня, смотрит прямо в глаза. И доли секунды, пока я возвращаюсь в себя, он видит, что происходит со мной на самом деле.

Просто доли секунды, но он понял, я знаю. Я вижу это по тому, как изменился его взгляд, стал острее, серьезнее. Он отпускает плечи и берет мои ладони, лежащие на коленях, ласково поглаживает их тыльную сторону большими пальцами. И все это — по-прежнему глядя мне в глаза.

Меня разрывает от этой нежности, от этой заботы.

Я смаргиваю слезы, не даю им пролиться.

— Ты что, испугалась? — спрашивает он.

Я молча сижу, а слезы уже катятся по щекам.

— Тонула когда-то? — осторожно спрашивает он.

— Тонула… — выдавливаю я. Тонула — просто не в том смысле, который имеет в виду Даник.

Поднимаю глаза к потолку, чтобы хоть как-то сдерживать слезы… и замираю. Потолок над плитой и столом — тонкие деревянные доски — прогнулись так, что стали похожи на гамак. Даже лампа съехала на бок вместе с одной из досок. Еще чуть-чуть — и они просто рухнут на голову тому, кто окажется под ними в тот момент.

— Даник… — напряженно произношу я. — У тебя потолок… того…

Не выпуская моих рук, он оглядывается.

— А, ну да. Когда я сюда заселился, это уже было. Вероятно, прежние жильцы устроили разницу температур. Или еще что.

— Даник… — Я буравлю его взглядом. — Ты понимаешь, что это небезопасно? Вернее, что это опасно? Опасно для твоей жизни. Кататься на мотоцикле без шлема тебе недостаточно?

Он смотрит на меня и улыбается. Что смешного в моих словах?!

— Ты так беспокоишься обо мне, — говорит он, — что перестала дрожать.

Я высвобождаю руки. Поднимаюсь. Он тоже. И я оказываюсь зажата между ним и диваном. Здравый смысл, обычное приличие — все говорит о том, что Даник должен отступить, но он продолжает стоять, едва ли не вжимаясь в меня. И теперь, когда я не вижу его лица, а только его обнаженный торс, только чувствую его запах, притяжение, его обволакивающую, сбивающую все ориентиры близость, он становится для меня Сашей.

Я помню это ощущение. Я прямо сейчас его испытываю. Только с той разницей, что точно знаю: Саши больше нет.

— Мне пора, — говорю я надтреснутым голосом.

— Я провожу тебя.

— Не надо. Мне нужно… побыть одной. Отведешь Машку домой? Пожалуйста.

— Конечно.

Я обхожу его и на ватных ногах иду к двери. Возвращаюсь на пристань. Надеваю на влажный купальник шорты и майку, закидываю на плечи рюкзак и ухожу.

Не прощаясь, не оглядываясь.

Просто иду куда-то, не глядя, не думая, засунув в уши наушники.

Дома заканчиваются. Начинаются поля. Иду проселочной дорогой. Она вьется и вьется куда-то вдаль, будто в небо. И я иду в это небо.

Поднимаюсь на пригорок, а оттуда такой вид…

Сажусь и обхватываю колени руками. Смотрю на траву, которая разлилась передо мной, как море. Ветер запускает по ней шелковые волны. Смотрю на далекие одинокие деревья, барашки кустов и голубое мерцание озера за ними. А в это время приложение подсовывает мне песню, которую я раньше не слышала: Znaki «Один человек».

Сначала ничего не предвещает беды. Я слушаю ее, машинально фиксируя: «Пустая коробка с наклейкой „Все хорошо“» — это же я.

А потом начинается припев.

Сейчас больнее, наверное, мне не было бы даже от «Нежности».

Один говорит: «Здравствуй, друг!»,

Другой отвечает ему, и вдруг

Что-то на общих их небесах сделало круг.

И оба смотрели на самый верх,

А сверху сыпался детский смех,

И оба узнали, что они это один человек.

Я поднимаю голову и смотрю вверх.

А там только небо. Только долбанное небо. И больше ничего. И больше никого.

Песня “Один человек” группы Znaki уже в нашем ТГ каналле "Лето&Птахова|О любви❤️📚"

Прямая ссылка есть на вкладке "Обо мне" https://litnet.com/shrt/9xn4

Глава 11. Даник. Да ну, не верю!

Дорогие читатели! Это глава посвящается всем, кто поддержал нас вчера! Спасибо! Вы лучшие читатели на свете!

Говорят, не надо возвращаться в те места, где было хорошо. Врут.

Я вернулся в этот город после универа — двое суток добирался. Вышел из автобуса прямо в ночь — такую, какую помнил с детства: темную, влажную, тихую, терпко пахнущую скошенной травой, до щекотки в носу.

Ноги сами вели меня к дому — всего пара кварталов от станции.

Деревья, постройки, заборы — все черное на фоне темно-синего неба.

Зашел во двор, сразу отметил — лужайка скошена, кто-то следит за домом, — и прямиком на пристань, на ходу стягивая одежду. Нырнул нагишом в теплую озерную воду. И пока выныривал, за те секунды, всю усталость после долгой поездки как рукой сняло. Я словно тот добрый молодец из сказки: окунулся в молоко — и родился заново. Какой же это кайф!

Лежал на поверхности воды, будто парил в невесомости. А надо мной — звезды. Было спокойно и радостно одновременно: словно мне снова девять, и отец еще жив.

Вылез на пристань, оделся. Рюкзак под голову, ветровку на голову, чтоб комары не донимали, и вот так продрых всю ночь, сладко, словно до этого неделю не спал.

Утром меня разбудили кряканье уток и шум крыльев, хлопающих по воде. Я лежал на пристани, смотрел на озерную гладь, нежно-розовую, тихую, тоже сонную, и думал: я дома.

Потом познакомился с арендаторами. Оказалось, они из Москвы. Оказалось, только на лето. Я взял телефон хозяина дома.

В следующий раз я вернулся сюда через два года, когда отслужил. Снял свой же дом на лето — странное ощущение. Я понятия не имел, насколько здесь задержусь — вообще не заглядываю в будущее.

Устроился в строительную бригаду — я самый старший здесь, если не считать прораба. Работы хватает — места красивые, людей летом сюда тянет.

И вот новый заказ: поменять водопроводную трубу в усадьбе. Я ехал туда с легким трепетом. Отец меня как-то сюда приводил, знакомил со старушкой-хозяйкой. Она умерла в прошлом году.

Мне всегда нравился этот дом. Что-то есть в нем настоящее, исконное. Душа, что ли.

На второй день с утра уже перед домом стоит темно-синее “Пежо”. Нынешние хозяева приехали продавать усадьбу. Чуть кольнуло в груди — жаль, что дом уйдет в чужие руки, он же столько поколений переходил по наследству. Но мне-то какое дело?

Копаю траншею. Жарища, пот застилает глаза. Парни-разгильдяи, не приученные к труду, пытаются соскочить по любому поводу, а сроки горят. То на одного прикрикну, то другому подзатыльник дам.

Сквозь равномерное чирканье лопат о землю слышу: скрипит дверь. Оглядываюсь, прикрыв от солнца глаза ладонью.

К нам идет молодая женщина с подносом, на котором позвякивают стаканы. Солнечный свет радугами преломляется в стекле. Босая... Босые ступни, особенно такие, тонкие, изящные, — мой фетиш, как мужчины, которому против воли пришлось жить в городе.

Какая она горячая! Взглядом привычно скольжу по фигуре, цепляю стройные ноги, округлые бедра, плоский живот. Футболка так ласково обтягивает грудь… Потом смотрю на лицо. Светлая кожа, тонкие черты. Глаза светло-карие, теплые. Крохотная родинка у виска, будто нарисованная карандашом. Искусанные губы…

Охренеть!

Если бы я сейчас курил, сигарета бы выпала у меня изо рта.

Это же Катя! Катя, твою мать! Та самая, с которой я в детстве гонял мяч под яблонями!

Да ну нафиг! Быть не может!

Смотрю на нее, а сердце бьется так быстро, будто она на первое свидание ко мне пришла. Смотрю как она идет — прямо ко мне, глаз не могу отвести. И она от меня тоже. От такого взгляда кровь вскипает: смотрит жадно, но осторожно. Это заметно не только мне. Вадик за спиной отчетливо кашляет в кулак, зараза.

А Катя подходит ко мне и спрашивает:

— Как тебя зовут?

И тут я охреневаю во второй раз.

Она меня не узнала?! Да ну, не верю!

— Даниил, — отвечаю.

И она реагирует — взглядом, дрогнувшими губами. И все равно делает вид, что не знает.

— А тебя как зовут? — делаю я контрольный.

— Катя.

Ну ладно, Катя. Тебе почему-то важно сделать вид, что мы не знакомы. Зазналась, что ли? Хозяйка усадьбы, а тут я, с лопатой?

Разберемся.

Глава 12. Даник. Неспокойно

Кладу два пальца в рот и свищу, коротко, пронзительно, аж у самого уши закладывает. Девчонка лет десяти, со светлыми спутанными волосами, в женской футболке размера на три больше, замирает, не дотянувшись до ручки калитки.

— Ты куда? — кричу ей из сада.

— Гулять, — после паузы отвечает она, видимо, раздумывая, надо слушаться чужого дядьку с лопатой, или нет.

Втыкаю лопату в землю и подхожу к ней.

— А твоя мама разрешила? — пробиваю я почву.

— Ее нет дома, — заявляет девчонка таким тоном, будто это оправдание.

У нее дочка. Черт побери: у Кати — дочка! Но обручального кольца нет. Как сложилась ее судьба? Она же такая веселая была, забавная, яркая. Помню, сам собирался на ней жениться. По-настоящему собирался, со всей упертостью девятилетнего мальчишки. Даже я тогда понимал, что такие девчонки — редкость. А у нее не сложилось. Вот что за урод ей попался?

— Доброе утро, Даня! — проходя мимо калитки, здоровается Таиса Ивановна, моя школьная учительница. Она с внучкой, ровесницей этой светловолосой козы. — Усадьбу ремонтируете?..

Отвечаю, а фоном слышу:

— А у меня есть собака.

— А мне мама не разрешает.

— Хочешь мою погладить? Мы рядом живем.

— Хочу. А тебя как зовут?

— Вера.

— А меня Маша. Даня, можно я к Вере?

Внезапно.

Стою, чешу затылок.

Могу ли я отпустить Катину дочку в гости к своей учительнице?..

— Ну иди. Только переоденься. И расчешись. — Так, наверное, правильно. Еще проскакивает мысль о завтраке, но по себе помню: если есть захочешь, поешь.

— Ее родители не будут против? — спрашивает Таиса Ивановна.

— Не будут. У нее мама адекватная.

Хотя, насчет адекватности я, возможно, преувеличил.

Катя, когда вернулась, назвала меня ненормальным.

Сидела на скамейке, отходила.

Я все ждал, когда же Катя сознается, что помнит меня. Точно помнит — она называет меня Даником. Так и подмывало спросить, но ведь соврет же.

Она ушла в дом, а я продолжил работать, весь в мыслях о ней. Мы мало знакомы, но рядом с ней ощущение такой теплоты, будто все детство вместе провели.

Она превратилась в красивую женщину… И не сказать, что в ней есть что-то особенное, в общепринятом понимании, — ноги от ушей или лицо с обложки, но точно есть что-то особенное для меня. Красивая для меня. Думаю об этом и не сразу замечаю, что стал глубже зарывать лопату в землю. Сердце щемит.

Красивая и какая-то… несчастная.

Черт… Неспокойно.

Отпускаю ребят на обед, а сам к ней.

Звонок не работает, знаю — надо починить. Но и стучаться не хочу. Подношу кулак к двери — и передумываю. Стою, вслушиваясь в тишину. Слишком уж тихо.

Открываю дверь, захожу. На мгновение меня накрывает чем-то теплым, знакомым — из детства. Особый запах старинного дома. Высоченные потолки, раритетная мебель: шкафы, комод. Ковры. Я снимаю кроссовки.

Иду, вслушиваясь в тишину, заглядывая в приоткрытые двери. Ее нигде нет. А потом слышу скрип и тихий звук удара дерева о дерево. Иду на этот звук и замираю в дверном проеме.

Катя сидит за роялем с открытой крышкой, пальцы лежат на клавишах так невесомо, что я не уверен, касаются ли вообще.

Она такая… поникшая, печальная.

Знаю, что мой отец учил ее играть на рояле. Перед занятиями он всегда тщательно готовился: брился, надевал свежую светлую рубашку, гладил брюки. У него были особые отношения с роялем.

Возможно, у Кати тоже. Она так склонилась над ним, будто над живым. О чем она думает? Может, о том, что человека, который учил ее музыке, больше нет?..

Что моего отца больше нет.

Наверное, эта мысль как-то отзывается во мне внешне, потому что Катя внезапно замечает мое присутствие. Дергается, бьет пальцами по клавишам, с грохотом захлопывает крышку.

— Ты что здесь делаешь?.. — испуганно спрашивает она.

Что же с тобой происходит, Катя?..

И я тоже вру ей в ответ.

__________________

Седьмая книга литмоба "Она старше"

"Разведёнка для Сердцееда" от Ольги Шо

Моя жизнь рухнула, когда я застала мужа в студентке прямо в его кабинете на рабочем столе. Мир перевернулся. Всё, во что я верила, оказалось ложью.
Сломленная предательством мужа, я искала забвения. И нашла его в объятиях молодого незнакомца, лишь бы на мгновение почувствовать себя живой
Всего одна случайная встреча. Одна безумная ночь .
Ошибка, о которой я не желала и вспоминать.
Тайна под сердцем, о которой никто не должен узнать.
Он мой студент. Дерзкий, самоуверенный и невероятно привлекательный мажор, привыкший получать всё, что захочет.
Его взгляд прожигает насквозь, заставляя забыть о приличиях, о возрасте, о здравом смысле. Каждое случайное касание - искра, готовая разжечь пламя.
И, судя по его самодовольной ухмылке, теперь он хочет меня.
Я должна держаться от него подальше. Но как устоять перед опасным влечением?
******
Запретный плод сладок: история о предательстве; запретных желаниях и драме; страсти и тайне, которая может разрушить всё; о единственной ночи, способной перевернуть целую жизнь.
Притяжение между зрелой женщиной и дерзким студентом, которое может изменить их жизни навсегда.

Глава 13. Даник. Прорвемся

Я был уверен, что они придут поплавать, так что купил арбуз — напоминание Кате о нашем общем лете. И вот, пока мы дурачимся с Машкой в воде, Катя ест этот арбуз, улыбается, а по щекам текут слезы. Это просто жесть.

— Меня только папа Даником называл, — говорю я — даю ей подсказку: сознайся уже, мы не чужие, давай поговорим по душам. Что бы у тебя ни случилось, я помогу.

Но она ни в какую.

Я сплавляю Машку к котятам и уговариваю Катю поплавать со мной. И она, наконец, оттаивает, соглашается. Мы плывем наперегонки к соседнему пирсу. Я открыто ей любуюсь, не скрываю взглядов — пусть Катя знает, это не тайна. И то, что она на меня запала, — тоже не тайна, потому что и ее взгляды я ловлю постоянно. Все еще осторожные, чаще украдкой, но внимательные и тягучие, как мед.

Мы плывем наперегонки, то и дело окатываем друг друга стеной брызг, как в детстве, болтаем о ерунде — с ней легко. С ней можно быть самим собой.

Я все время держусь рядом — чтоб привыкала. Чтоб чувствовала, как между нами растет притяжение. С другой бы вел себя смелее. Но с ней я не сделаю первый шаг, пока не буду уверен. Легко быть смелым, когда неважно.

Мы возвращаемся к пристани. Я вылезаю первым. Подтягиваюсь на досках, выпрямляюсь во весь рост — будто невзначай себя демонстрирую. Видишь, Катя, у меня все в порядке: бицепсы, пресс — все как любят женщины. И вот я — весь твой.

На ограждении висит полотенце. Я уже мысленно накидываю его ей на плечи, притягиваю к себе — проверяю, где Катя установила границы. И вдруг это окаменевшее лицо, этот ошалевший взгляд… Я же просто ей руку протянул. Что за херня?

Судорога. Но я перепугался больше, чем когда в детстве под лед провалился. Схватил ее на руки… и все, пропал.

Как описать ощущение, когда прижимаешь к себе женщину и думаешь: “А если она и есть та самая?.." Когда она идеально твоя — по ощущению в руках, по весу, по запаху. Когда она кладет голову тебе на плечо, и вдруг оказывается, что ты был вылеплен именно для того, чтобы она вот так идеально прижалась к тебе щекой.

Не знаю, как насчет бабочек, но в животе точно что-то трепыхалось от пьянящей смеси восторга, благодарности и радости.

Укладываю ее на диван, тянусь за пледом, а она резко садится, будто ее оса укусила. И взгляд у нее болезненный, мученический. Не надо быть мозгоправом, чтоб понять: ей нужна помощь. Так я помогу! Может, за этим и оказался здесь спустя столько лет — чтобы помочь. Сижу перед ней на корточках, глажу ее руки. Катя… все нормально. Это же я. Я рядом. Но она меня не слышит — только делает вид.

Встает — я следом.

Руки чешутся, как хочется ее обнять, — она же прямо передо мной, позади диван — ей даже отступить некуда. Но чувствую — не сейчас.

Ничего, прорвемся. Дома стены лечат, а здесь — все: запах, ветер, солнце, озерная вода. Я покажу ей настоящее лето, она уже наверняка забыла, что это такое, — как я когда-то забыл.

— А хочешь, на рыбалку с твоей мамой сходим? — спрашиваю я Машку, которую конвоирую в усадьбу.

Она всю дорогу то песни из тик-тока поет, то колесо делает, то бабочек по клумбам ловит.

— Сегодня? — сияет Машка.

— Нет, не сегодня. Надо же подготовиться.

— Тогда не получится, — отвечает она. — Завтра мы уезжаем.

Будто кулаком под дых.

Завтра?.. Уезжают?!

Довожу Машку до калитки, даже в дом не захожу — чтобы не сказать Кате лишнего.

Это ее дело, ее жизнь.

С чего я решил, что у нее, как у меня? Что ей здесь важно.

А самого ночью штормит так, что заснуть не могу.

Завтра она продаст усадьбу, уедет — и что? Все, конец? Ее же с этим местом больше ничего не связывает.

Это ее дело. У нее своя жизнь.

И что — вот так отпустить? Молча? Ничего не сделать? Даже не попытаться?

Ну и кем я буду после этого?

На рассвете подхватываюсь с кровати, так и не заснув. Иду в летний душ. Потом бреюсь опасной бритвой, глядя в кривое зеркало рукомойника.

Надеваю джинсы и белую футболку.

Смотрю в зеркало на свое отражение — как в лицо отца. Что бы ты сказал, папа?

Я ее не отпущу.

______________

Восьмая книга литмоба "Она старше"

"Плохая жена. Цена свободы" от Елены Левашовой

– Ты? – скользит по мне взглядом Давид. – Разве мы не все обсудили?

– Нет, – отвечаю чуть слышно.

Зачем я, дура пришла? Ладони мокрые. Сжимаю тест на беременность…
– Говори, Аля… То есть Алина Михайловна.
– Я беременна, Давид. И этот ребенок…
Давид не дает договорить. Смеется громко и насмешливо. Его смех, как удары топора по сырому дереву…
– Я слишком много раз слышал это от таких, как ты. Если решила в моем лице найти своему ребенку отца, то… Мимо. Вали к своему мужу и живите счастливо. Мне это все не нужно… Ребенок и… – цедит он сквозь зубы.
И я тоже, понимаю… Морщусь, ожидая новую порцию боли… А она стрелой летит в сердце с его фразой:

– И ты, Алин. Не нужна.
***
Между нами с мужем давно нет любви и уважения, а кабальные условия брачного договора лишают шанса развестись и стать счастливой…
Для всех я – плохая жена, но все меняется, когда в моей жизни появляется Давид.
Он богат, красив и порочен. К тому же моложе меня… И за счастье быть с ним я готова поставить на кон все, что имею…

Глава 14. Это просто нечестно

— Катя! — слышу во сне голос Саши.

Понимаю, что этого не может быть, но во сне же все иначе, и кажется: а вдруг произошло чудо?..

— Катя! — снова зовет Даник и барабанит в дверь. Я распахиваю глаза. — Открывай.

Я не готова! Не готова после вчерашнего встретиться с ним лицом к лицу. И даже если бы не это — я в нижнем белье и застиранной футболке его отца, едва прикрывающей мои бедра.

Так сложно думать!

Вчера после истории с Даником и откровений под музыку я вернулась в жутком состоянии. Машка уже была дома, смотрела ютуб на телефоне в моей комнате. Не заходя к ней, я пошла на кухню. Заварила в кружке молотый кофе и достала из шкафа заранее припрятанную бутылочку коньяка. Кофе с коньяком — моя отдушина.

Уже наклонила бутылку над кружкой… и передумала: влила обжигающую жидкость себе в рот. Морщилась, откашливалась — горло полыхало огнем. Но сразу стало как-то проще. За ночь я допила коньяк. В итоге снова не выспалась, и кости черепа, кажется, расходятся по швам.

Хорошо, что это была последняя ночь в усадьбе.

— Э-э-э… — Тру пальцами виски. — Я сейчас открою, только ты сразу не входи, посчитай до пяти.

— Ты что там, голая? — с любопытством спрашивает он.

— Даник! Твою мать! Я взрослая женщина. Прекрати так со мной себя вести, — выговариваю я ему, поворачивая ключ в замке.

— Можно уже?

— До пяти считай. И подожди меня на кухне.

Забегаю в свою комнату, нахожу последнюю чистую вещь — хлопковый сарафан мятного цвета — переодеваюсь и иду к нему.

Даник ждет, прислонившись к столешнице, скрестив руки на груди. Заметив меня, опускает руки и выпрямляется.

Останавливаюсь в двери кухни.

— Чего тебе?

— Надо поговорить.

— Если ты о работе, то все отлично, у меня претензий нет. — Не могу понять, что выражает его лицо. Он словно волнуется. — Или в чем дело? Кирилл не рассчитался? — уже серьезно спрашиваю я.

Даник смотрит мне в глаза, прямо буравит взглядом.

— Машка сказала, что вы сегодня уезжаете. — Он прочищает горло. — Не надо. Не уезжай.

Я хмурю лоб. Переминаюсь с ноги на ногу.

— Не поняла.

— Все ты поняла.

— Даник, ты чего?..

— Тебе ничто здесь не дорого? Не важно?.. — Даник говорит спокойно, но ощущение такое, будто он сдерживается. — Не продавай усадьбу. — Он подходит ко мне, я невольно отступаю к стене. Но Даник только закрывает дверь кухни, словно кто-то может нас подслушать. — Не продавай. Усадьба стоит намного дороже.

— Откуда ты знаешь, за сколько я ее продаю?

— Я знаю, что покупатель один. А значит, ты согласилась на то, что предложили… Вру. Я видел договор на столе.

Я огибаю Даника, подхожу к столу и складываю листы договора в стопку.

Кухня просторная, светлая, но сейчас, когда дверь закрыта, когда позади меня стоит Даник, кажется, я в кладовке, в западне.

— Увидел договор и решил в него заглянуть. Мило.

— Усадьбу можно довести до ума, — в спину говорит Даник. — Она будет стоить дороже. Намного дороже. В разы.

— И ты это сделаешь? — с каплей яда, не оборачиваясь, спрашиваю я.

— Я знаю, кто сделает, — пылко отвечает Даник, вероятно, расценив мой вопрос как сомнение, но сомнений нет. Сегодня мы с Машкой уезжаем. — Я могу проконтролировать.

— У меня нет столько денег.

— Ты же не знаешь, сколько нужно.

— Это даже звучит дорого.

— Катя… — Даник кладет ладони мне на плечи. Я резко поворачиваюсь к нему лицом, и он убирает руки.

— Я не хочу! Могу — наверное — но не хочу, — спокойнее уточняю я. — У меня с этой усадьбой связаны слишком сложные воспоминания.

— У меня с моим домом тоже связаны сложные воспоминания. Но это не причина от него отказываться.

А ведь он прав. Я же в своих страданиях ни разу не подумала, а как ему? Даник поселился в доме, где жил его отец. Да ему в миллион раз сложнее!

Я набираю в легкие воздух, чтобы сказать Данику что-то теплое, светлое, но не успеваю: он поднимает руки и осторожно подныривает под мои волосы на затылке, будто обнимает лицо ладонями.

— Не уезжай, Катя… — ласково, тихо уговаривает Даник, словно убаюкивает. — Не уезжай, пожалуйста…

Это прикосновение, его тон, его близость — настолько интимны, что сердце заходится в панике. Я в отчаянии вцепляюсь в его руки, но отвести их и в голову не приходит.

— Не надо…

— Пожалуйста, Катя.

Я прикрываю глаза.

Ни один мужчина не касался меня вот так: с нежностью и, в то же время, с уверенностью. С обещанием, что все будет хорошо. Я чувствую свою хрупкость и вместе с тем — абсолютную защищенность, будто цыпленок в скорлупе. Так было только с Сашей. А теперь с Даником.

Глава 15. Мама года

Даник еще не вышел из дома, а я уже знала, что все это было враньем — крохотная уступка просто для того, чтобы он остановился. Секундная слабость. У меня нет ни одной причины здесь оставаться.

Втягиваться в дорогущий ремонт? Чтобы отремонтировать усадьбу, до которой мне нет дела? Ради прибыли, которая точно не стоит всех этих переживаний? У меня уже крыша едет от воспоминаний. Каждая минута рядом с Даником — боль чистой воды. И ради чего?

Это мой последний день в усадьбе.

Звоню покупателям и в очередной раз, дико извиняясь, переношу встречу на завтра, как можно раньше, — на восемь утра.

Покупаю продукты в магазине — ровно на один день.

Возвращаюсь домой. Забираю у Машки телефон, по привычке отчитывая “сколько уже можно сидеть в гаджетах?” Машка обижается, мол, ей не нужны гаджеты, ей нужны друзья. И я обещаю провести с ней целый день. Это и в моих интересах: меньше будет ненужных мыслей.

Мы устраиваем настоящий дворянский завтрак. Машка заворачивается в белую тюлевую занавеску. Я распускаю волосы и закалываю на сарафане какую-то блестящую тетину брошь.

Расстилаем на траве плед и поедаем овсянку на молоке из белых фарфоровых тарелок. Апельсиновый сок пьем из хрустальных бокалов для шампанского. Моя дочка счастлива. Я тоже. Только не представляю, чем еще заняться с ней десять часов.

Я вообще не помню, когда мы проводили столько времени вместе, просто развлекаясь. Я же всегда спешу, всегда много работы. Я бы и сейчас работала — ноут с собой, если бы могла отключить мысли о Саше.

И вот моя дочка полностью в моем распоряжении.

Мы играем в прятки. Она каким-то образом умудряется забраться в будку, в которой жила Гера. Ну это вообще! Я и ругаюсь на нее, и смеюсь: сама же в детстве так делала.

После этого, кажется, моя фантазия выключается.

— Мама, пойдем к Данику купаться! — предлагает Машка таким тоном, будто мысленно уже надела купальник, и фантазия включается снова.

— У меня есть идея получше. А давай откроем закрытые комнаты?

О! В этот момент по ширине улыбки на Машином лице мне можно было бы выдать грамоту “Мама года”.

Мы начинаем со спальни тети. Красивое унылое место. Или так кажется из-за легкого запаха лекарств? Но Машка в восторге — здесь же кровать с балдахином.

— Я буду спать в этой комнате! — визжит дочка.

Делаю вид, что не слышу.

Потом следует Машкино комбо “попрыгать на кровати — пооткрывать шкафы — порыскать в шкатулках”. В длинном черном платье, увешанная бусами разной длины, в шляпе с короткой вуалью и в старых туфлях на три размера больше она переходит в комнату моей мамы. Там все повторяется.

Я показываю ей альбом с мамиными детскими снимками, вставленными в приклеенные бумажные уголки. Для Машки это такая же волшебная странность, как дисковый телефон, который мы откопали в одном из шкафов. Когда-то в этом альбоме я нашла фотографию Саши. Она осталась в его доме. Если бы только я додумалась тогда ее забрать…

Следующая на очереди — гостиная. Я ковыряюсь ключом в замочной скважине.

— Не открывается, — вру.

— Давай я попробую!

— Слушай… я видела за садом гостевой дом. Настоящая заброшка, посмотрим? — увожу я мысли Машки подальше от гостиной и зарабатываю вторую грамоту “Мама года”.

Гостевой дом на одну комнату, даже кухни нет, туалет на улице. И все же он светлый, уютный и вполне просторный, в стиле прованс.

Отмахиваясь от паутинок, мы вытаскиваем оттуда плетеные кресла и стол, покрытые белесым слоем пыли. Моем их из шланга, попутно поливая водой друг друга.

Обедаем (правда, обычные люди в это время ужинают) на этих же стульях. Машка нацепила соломенную шляпу с широченными полями, которую нашла в гостевом доме. Шляпа то и дело сползает с головы. Я все время улыбаюсь.

— А теперь пойдем купаться к Данику! — снова заявляет Машка, выпятив сытый живот и держа двумя пальчиками фарфоровую чашку с какао. И пока я усиленно думаю, чем мне соблазнить ее на этот раз, выдает: — Или к Вере в гости, но с ночевкой. Я ей обещала!

Сегодня мне чертовски везет!

Я звоню Таисе Ивановне, убеждаюсь, что Машка не нафантазировала. Покупаю малышне вкусняшек и отвожу мелкую на ночевку, а сама возвращаюсь в пустой дом. Хожу по комнатам, возвращаю вещи на свои места. Убираю садовую мебель. Складываю чемодан. Мою посуду.

Вот уже и ночь подбирается. И черт… мне становится так неуютно одной в этом доме.

Вытаскиваю стул на террасу, сижу, пью кофе — без коньяка непривычно. Слушаю затухающие звуки — скрип велосипеда, лай собак, пение птиц. И не скажешь, что город.

Закат стремительно тускнеет, будто кто-то губкой впитывает его цвет.

Все темнее.

Все тише.

Дом дышит за моей спиной.

Столько мыслей в голове, столько воспоминаний, но я не даю им пробиться. Вот, Катя, соловьи поют. Вот ёжик бежит через дорогу. Ручки стула стали влажными от росы. Смотри, слушай, осязай — будь взрослой, не проваливайся в воспоминания. Тебе всего-то ночь продержаться.

Глава 16. Саша бы им гордился

Захожу к нему во двор, подсвечивая путь фонариком. Где-то в глубине дома горит свет. Поднимаюсь на крыльцо и боковым зрением вижу… огонь!

Пристань горит!

Несусь туда, но еще с лужайки замечаю: это просто костер на берегу, оттуда тоненько веет запахом шашлыка. Рядом мельтешат тени.

Ну нет… такие развлечения мне сейчас не по душе. Всегда не по душе. Я не люблю компании, особенно те, в которых меня можно принять за чью-то маму.

Разворачиваюсь, чтобы уходить, — и едва не врезаюсь в Даника. Он стоит передо мной, расставив руки, в каждой по две бутылки пива. Я делаю шаг в сторону, и Даник тоже — не дает пройти.

— Ты куда собралась?

— Домой.

— И не думай.

Делаю мученическое выражение лица.

— Я уже выросла из всего этого.

— Из желания веселиться и приятно проводить время? — спрашивает Даник, выгибая бровь, как роковой герой мелодрамы.

— Нет, из подростковых попоек! — скрещиваю руки на груди.

— Ммм… — глубокомысленно тянет он, будто меня понял. Но черта с два: — Сегодня ты моя гостья. Идем.

— Даник…

— Я серьезно. Без вариантов. Тебе меня не обойти. — И лицо такое хитрое-хитрое. Это же вызов чистой воды!

— Пфф…

Закатываю глаза. Я на такое не ведусь!

Не ведусь же?..

Нет, Катя, не надо… Ты же взрослая тетка… А этот мальчик так очевидно тебя провоцирует! Но рядом с Даником во мне словно переключается какой-то тумблер, и я снова готова гонять с ним мяч под яблонями.

Делаю резкий выпад в сторону и несусь к калитке.

Слышу, как бутылки с глухим стуком падают в траву. Через мгновение меня едва не сбивает с ног тайфун. То есть Даник. И вот я снова на его руках.

— Тебе не обязательно рисковать моим пивом, чтобы я тебя обнял, — довольным тоном говорит он, крепко прижимая меня к себе. — Можешь просто попросить.

Я извиваюсь как угорь:

— Пусти!

Даник только крепче прижимает к себе:

— Пойдешь со мной?

— Пойду! — говорю я с притворным негодованием. Мне и в самом деле не хочется туда идти. Но мне очень хочется провести еще немного времени с Даником.

Он еще какое-то время держит меня на руках, будто раздумывая, поверить или нет, потом отпускает. И хочется сказать ему, что это перебор, но ведь сама начала.

Поправляю сарафан, не поднимая головы. Не хватало, чтобы Даник заметил мою улыбку. Все же приятно — когда вот так, как в юности. У меня же такого толком не было: после Саши сразу провал.

— Пойдем, познакомлю тебя с друзьями, — говорит Даник.

Я покорно следую за ним. На берегу, у самой воды, горит костер. Вокруг него, кто на бревне, кто на деревянных складных стульях, сидят ровесники Даника. Их имена я забываю, едва присаживаюсь на стул. Имена — единственное, что не удерживает моя прекрасная память. Так что для меня они просто: Длинный, Смуглый, Блондинка и Мини-бикини.

Кому-то из парней не хватит пары, и это явно не Даник, потому что Блондинка смотрит на него как зачарованная.

Длинный же, ворочая шампуры, бросает на меня такие взгляды, будто хочет съесть. Ну или накормить: он стаскивает вилкой с шампура два сочных куска мяса и с пластиковой тарелкой направляется ко мне. Вблизи заметно, что он будет постарше остальных — скорее, мой ровесник, чем Даника.

— Спасибо, я после девяти не ем, — отвечаю Длинному, хотя пахнет шашлык упоительно.

Длинный пожимает плечами и садится на стул рядом со мной.

— Не ешь, но пьешь же? — спрашивает Даник, протягивая мне бутылку пива. — Пей. Мне надо, чтобы ты пила.

— Зачем? — смеюсь я.

Он наклоняется ко мне, смотрит в глаза.

— Может, мы вообще в последний раз видимся? Хочу запомнить тебя не занудой “я взрослая женщина, я после девяти не ем”, — передразнивает он меня противным голосом, — а девчонкой, с которой я в детстве играл в футбол.

В последний раз… Эти слова, произнесенные голосом Саши, вызывают мгновенную резь в глазах. Я задерживаю дыхание, потому что хорошо знаю — сделаю вдох, и будет больно. Беру бутылку, тяну крышку за кольцо и пью. Холодно и горько. Прямо состояние моей души.

Это же действительно в последний раз… Четырнадцать лет назад меня вынудили уехать обстоятельства, а теперь я делаю это по доброй воле. По доброй воле отказываюсь от всего, что связывает меня с Сашей, от всего, что после него осталось… Сжимаю челюсти. Сто-о-оп! Саши больше нет. Это несправедливо, невыносимо — но так произошло. Здесь я его не найду. И я методично продолжаю пить.

— Вот, другое дело, — одобрительно говорит Даник и садится на бревно на место Длинного — напротив меня. А потом протягивает руку куда-то за спину Блондинки и вытаскивает оттуда зачехленную гитару. А-а-а! Даник осуществил свою мечту!

Он достает гитару из чехла, берет аккорд — и я будто всем телом расплываюсь в улыбке. Как же мне за него радостно!

Глава 17. Женщина постарше

— Даня, давай “Металлику”! — говорит Длинный.

— Давай Визбора, — просит блондинка.

Но Даник начинает играть, и я сразу угадываю «Три дня» NU. Черт, как же круто звучит песня в его исполнении! Как же она подходит его голосу: дерзкая, отчаянная, напористая. Музыка уносится к звездам вместе с дымом костра, стелется с туманом над озером. Мое сердце бьется часто-часто. Я никогда не слышала, как поет Саша, но легко могу представить, что это его голос. Что он играет мне эту песню на рояле — следующим летом, когда я вернулась бы к нему после первого курса.

Пусть другие выше тебя, и тише тебя,

И громче тебя, и тоньше тебя,

Но никого нет ближе тебя, нет звонче тебя…

Голос Даника, слова песни, музыка — какое-то сумасшедшее сочетание. Был просто вечер, просто костер и незнакомые люди рядом, а теперь кажется, что мы одна банда. Что вечер совершенно особенный, и в этот момент жизнь удивительна и прекрасна.

И только где-то в уголке сознания меня тревожит назойливая мысль, которую я никак не могу поймать.

Слушаю, как Даник играет вторую песню, третью, смотрю, любуясь, на его одухотворенное лицо, а сама снова и снова прокручиваю в голове этот вечер. Что не так?..

Смотрю на Даника — эта тревога связана с ним, как пить дать. А он отвечает взглядом в упор: серьезным, взрослым, с укоризной. Или мне кажется: между нами ночь, блики костра, сизая вуаль дыма. Как тут рассмотреть детали?

— Дай мне сыграть, — говорит Длинный.

Даник протягивает ему гитару и освобождает место на бревне. А сам идет в дом. Мне мгновенно остро начинает его не хватать — такое неожиданно, сильное чувство.

Длинный еще не начал петь, а на мои плечи ложится плотная огромная куртка защитного цвета. Я с благодарностью улыбаюсь Данику. Он садится рядом, протягивает мне вторую бутылку пива.

— Давай, ты обещала сегодня пить.

— Нет, не обещала, — улыбаюсь я, но пью.

Даник разваливается на стуле. Свесив локти с колен, покручивает в руках бутылку. Я, не отрываясь, смотрю, как блики костра играют на стекле.

— Слушай, Катя… А расскажи, как заинтересовать женщину постарше?

Пиво встает поперек горла. Я откашливаюсь.

— Э-э-э... Если речь о тебе, то повзрослеть.

— А еще будут советы? — с легкой обидой спрашивает Даник.

Я морщу лоб.

— Стань ей опорой, решай ее проблемы, заботься о ней.

— Ну это я могу. — Он уверенно делает глоток пива.

Некоторое время мы слушаем, как Длинный от всей души горланит что-то из шансона.

— Даник, — не выдерживаю я этой паузы в разговоре. — Ну зачем тебе женщины постарше? Вот Блондинка сейчас так на тебя…

— Мне нужна конкретная женщина постарше, — перебивает меня Даник. — И дело не в ее возрасте. Просто так звезды сошлись.

Я жую губу, сосредоточенно глядя на костер. Ладно, это же не сто процентов, что речь обо мне.

Длинный, наконец, выдохся. Что-то обсуждает с друзьями, я не понимаю, о чем они говорят, не могу поддерживать разговор, да и не хочу. А Даник словно отстранился от них, весь его фокус на мне.

— Как ты? — спрашивает он.

— Мне хорошо, — честно отвечаю я.

Даник откидывается на спинку стула, сцепляет руки за головой и смотрит на звезды. А я смотрю на его красивый профиль.

— Я провел здесь детство. Я был счастлив. И вернулся, чтобы поймать это ощущение.

— Поймал? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.

— Да. — Он поворачивается ко мне и вдруг берет меня за руку. — Благодаря тебе. Ты не просто женщина, которая мне нравится, Катя. Ты — связь с моим детством, с моим отцом — со всем самым лучшим в моей жизни.

И тогда я, наконец, понимаю, что тревожило меня весь вечер. Его фраза: “Я хочу запомнить тебя девчонкой, с которой в детстве играл в футбол”.

Невольно дергаю руку, но он только крепче ее сжимает.

— Я сразу тебя узнал, — говорит Даник, глядя в мои распахнутые глаза. — Как только увидел.

____________

Дорогие читатели! В нашем ТГ канале "Лето&Птахова|О любви" музыка и арт к этой главе. А еще промокоды для бесплатного чтения, наш маленький подарок любимым читателям в честь праздника. Выложим их в 18:30, не пропустите

Найти прямую ссылку можно на вкладке "Обо мне" https://litnet.com/shrt/9lhk

А у нас сегодня двойной повод для радости. Наш литмоб "Она старше" наконец вышел в полном составе! Итак, встречайте:

"Уроки любви для взрослой девочки" от Юлии Крынской

— Лю-ба, — повторяет Богдан моё имя по слогам. — Звучит так же вкусно.
— Так же как что? — напрягаюсь я. Мы не одни в вагоне.
— Как ты сама.
— Не слишком ли смелый комплимент для пяти минут знакомства.
— Я говорю то, что вижу, ощущаю. От твоих волос вкусно пахнет, ты вся вкусная.
Спорить с ним вкусная я или нет точно не стоит. Я не Гуччи и не намываю себя языком. Хм, почему бы не поговорить о животных. Вполне себе нейтральная тема.
— Её зовут Гуччи, — киваю на переноску с кошкой породы сфинкс, что стоит между ног.
— Хорошая у тебя киска, лысая такая, — склонив голову набок, Богдан вроде смотрит на Гуччи, а вроде как и выше. Уголки его губ подрагивают. — Я бы её погладил.
— Она не очень любит незнакомцев, — одёргиваю подол и задвигаю переноску подальше под сиденье.

Полгода назад я застала мужа с подругой дочери. Он выставил меня из дома, оставив буквально ни с чем. А ещё посоветовал взять у кого-нибудь уроки любви…

Глава 18. Отличное время поплавать с русалками

Вот сейчас он должен спросить, почему я вру. Вот сейчас… Ведь очевидно, что я тоже сразу его узнала — Сашину копию.

— Тебя невозможно было не узнать, — говорит Даник, все еще крепко сжимая мою руку. — У тебя только волосы стали светлее, а так все та же.

— Я потолстела килограмма на четыре, и под глазами появились морщинки. — Я улыбаюсь, чтобы не выдать смятения.

— Так ты еще красивее. — Он смотрит и смотрит мне в глаза, а я хочу отвести взгляд, но словно не могу. — Катя… почему ты соврала? Из-за моего отца?

С трудом проглатываю комок в горле. Заставляю себя кивнуть.

Тело будто вмиг одеревенело. Разговаривать с Даником о Саше — это просто какая-то пытка. Мне кажется, он догадается о нас только по одному моему взгляду.

— Папа для меня жив, — говорит Даник, и его лицо передо мной тотчас же размывается подступившими слезами. — Курит сейчас на крыльце, смотрит на наш костер.

Господи… Я прикрываю глаза.

И тут Смуглый вскакивает с бревна и орет:

— Полно-о-очь!

Даник перехватывает мою руку, понимается и тянет меня за собой на пристань.

— И что — полночь? — с легким напряжением спрашиваю я.

— Полнолуние, полночь — отличное время поплавать с русалками. — Даник уже стягивает с себя футболку. — Давай, раздевайся!

Он в одно мгновение снимает с себя джинсы и остается… не знаю в чем, не хочу опускать глаза.

— У меня нет купальника, — отнекиваюсь я дежурной фразой.

В это время мимо нас, сверкая белыми ягодицами, по пристани проносится Длинный и с разбега прыгает в воду, подняв стену брызг.

Даник только ведет бровью, мол, кого удивит, что ты без купальника?

— И полотенца у меня нет! — сопротивляюсь я.

— У меня есть, — смеется он. — Ну давай со мной, Катя! Я пьян. Я и без твоего согласия могу.

По пристани, гулко топая, бежит Смуглый и ныряет в озеро.

— Мальчиш-ш-шки! — шиплю я, раздеваясь до белья. Стою перед Даником, словно голая, прикрывая ладонями чашечки лифчика. — Все, доволен?!

Даник не отвечает, но прокатывается по мне таким взглядом, что и так понятно.

Мы ныряем в эту черную теплую бездну. За нами следом — девчонки. Шум, суматоха, хохот, брызги, чьи-то руки и ноги. В темноте один ориентир — костер, а все остальное — будто бескрайняя темнота с едва заметной черной щеткой леса на другом берегу. Луна смотрит на нас оранжевым глазом.

Я отплываю чуть в сторону, ложусь на воду и смотрю на луну в ответ. А еще — на большие мигающие звезды. Я словно в живом планетарии.

Вода теплая-теплая, я не ощущаю в ней своего тела, будто растворилась в озере, а воздух прохладнее, холодит щеки и шею.

Чувствую движение под водой. Инстинктивно дергаюсь, барахтаюсь, пытаясь нащупать дно, и кое-как становлюсь на цыпочки. В этот миг прямо передо мной вырастает темный силуэт Даника.

Он кладет руки мне на талию.

— Что ты делаешь?! — строго произношу я, упираясь в него ладонями.

— Проверяю, русалка ты или нет, — слегка заплетаясь языком, отвечает Даник.

Хочу пошутить насчет того, в чем заключается проверка, но вовремя прикусываю язык.

Едва удерживаюсь на кончиках пальцев, утопающих в мягком иле. Меня то отклоняет назад, то намывает на Даника. Он прижимает меня к себе, несильно, но так, что я чувствую: он в плавках. И не только это.

— Я хочу тебя, — приглушенным голосом говорит он мне на ухо.

Глава 19. Такой придурок

“Я тебя хочу”, — произносит мне на ухо Саша, и я не сразу осознаю, что томление, которое мигом меня накрывает, это острое желание прильнуть к нему, обвить его шею руками — просто фантомное чувство.

Это не по-настоящему.

О черт! Черт! Черт!

Даник и я… Это же как инцест!

То ли в шоке, то ли в ужасе, я застываю на мгновение, пошевельнуться не могу, а Даник, вероятно, принимает это за согласие. Его губы мягко, очень чувственно касаются моей шеи. Мурашки от места поцелуя добегают до кончиков пальцев...

— Даник, прекрати! — Я выворачиваюсь, изо всей силы упираюсь в него ладонями.

— Почему? — Он действительно не понимает.

— Сначала отпусти, потом скажу!

— Сначала скажи, потом отпущу, — ехидно отвечает он.

Я перестаю сопротивляться. По-прежнему стою на цыпочках, цепляясь за Даника руками, чтобы удерживать между нами хотя бы крохотное расстояние.

— Даник, прости. Это моя вина.

— Не понял…

— Я должна была сразу это остановить, — голоса у пристани стихли, и я перехожу на шепот. — Прости! Я допустила… Я дала повод… Мне вообще не надо было оставаться. Я лучше пойду.

Я дергаюсь в сторону, но Даник хватает меня за руку.

— Подожди. Это я тебя не так понял. Я был уверен… В общем, не уходи. Пожалуйста, не уходи.

У меня аж сердце щемит от его голоса.

Это все тоже не по-настоящему, Катя.

— Даня! Катя! — доносится с пристани.

Даник молчит, и я отзываюсь за нас обоих:

— Идем!

Я плыву к берегу. Даник догоняет меня и без спроса подсаживает на пристань. Залезает следом.

— Ну прости, я просто не удержался, — улыбается он, будто и не творил всей этой дичи. В свете луны его улыбка выглядит зловещей. — Простишь? — Даник протягивает полотенце.

— Смотри, чтобы никто сюда не шел, мне надо переодеться. И не дай бог обернешься! — строго говорю я, выжимая воду из волос.

— И тогда ты останешься?

— Я подумаю.

Надеваю сарафан на голое тело, белье оставляю сушиться на ограждении — белые пятна на темном дереве.

Возвращаюсь на свое место и пью пиво безо всяких уговоров — теперь мне это нужно.

Даник словно меня понял. Больше не подкатывает с неприличными предложениями. Сидит рядом, потягивает пиво, отбивается от подколок друзей — чем там ему возле меня намазано и другая детская чушь.

И все постепенно возвращается на свои места, только алкоголя в крови все больше.

Снова становится хорошо и уютно. Колени греются от костра, чужая тощая кошка ластится к ногам.

Мне так о многом хочется его спросить! Сейчас, когда уже не нужно притворяться.

— Где ты был все эти четырнадцать лет? — Я кутаюсь поглубже в куртку, голые ноги вытягиваю к костру — так спасаюсь от комаров.

Даник делает несколько глотков пива, будто дает себе время собраться мыслями.

— Мама забрала меня отсюда сразу после похорон отца. Я умолял ее оставить меня с бабушкой, но нет. Так что уехал я далеко-далеко на север. Там моей жизнью занялся отчим, у которого своих детей не было, зато было четкое понимание, как воспитывать чужих... Да похер. Теперь-то я сам за себя.

«А дальше?» — хочу спросить я, но не могу — голос меня выдаст. Я ведь знаю, почему Данику пришлось жить с отчимом. Знаю, из-за кого однажды его отец не вернулся домой.

— Вообще, я ему благодарен — отчиму, — уже живее, веселее продолжает Даник. — У него денег немерено, но свои карманные я должен был заслужить. Так что я забил на его милость и с шестнадцати лет работал: сначала на стройке, потом делал ремонты в квартирах. Папа меня приучил работать руками, так что было несложно. К восемнадцати годам скопил на мотоцикл и первым же летом вернулся сюда.

Я аж выпрямляюсь, когда до меня доходит смысл его слов:

— Это ты сколько ехал?!

— Две с половиной тысячи километров — почти неделю. Лучшее путешествие в моей жизни. Приехал и понял, что здесь мое место. Но еще впереди были универ — я отучился на инженера — и армия, так что все это затянулось. Но вот я снова здесь. И мне кайфово… Эй, Длинный, дай-ка гитару!

Дальше все отрывками: взгляды Даника украдкой, его волшебный голос: то веселый, то проникновенный, с хрипотцой. Луна движется так быстро, что это заметно невооруженным глазом. Дым тянется в мою сторону и режет в глаза. Блондинка рассказывает какие-то смешные истории о туристах, мы смеемся до боли в животе. И вот уже я стою возле костра со всей этой компашкой. Положив руки друг другу на плечи, как закадычные друзья, мы вместе во все горло подпеваем Данику песню Коржа:

О-о, в легких тает дым, и над заливом

Запомни ты меня таким, таким счастливым.

О-о, в легких тает дым, и тем же утром

Запомни ты меня таким, таким придурком.

Глава 20. Нельзя

Рассвет. Все уже разошлись, и мне пора.

Сижу на пристани, свесив ноги в воду, лениво разгоняя мальков, и потягиваю пиво. Солнце добралось до моего плеча и жарко его облизывает, а другое все еще в прохладе, в тени.

Мне так хорошо… Чувствую, как начинаю привязываться к этому месту, этому воздуху. Физически ощущаю, как затягиваются узелки, потом их будет не распутать, даже ногтями не развязать. Я все это уже проходила.

Надо ответить Данику, он же ждет.

Слышу, как поскрипывают доски. Даник приходит на пристань с двумя чашками кофе и гитарой за спиной.

— Взрослые женщины пьют по утрам кофе? — подкалывает он меня и протягивает чашку.

Я, улыбаясь, киваю и жмурюсь от солнца, которое, отражаясь от воды, бьет в глаза.

Четырнадцать лет назад я вот так же встречала рассвет, на острове. Тогда я нашла в холодильнике бутылку пива и пошла пить его на кладку. Впервые в жизни пиво показалось мне вкусным.

Потом пришел Саша и принес кофе — и кофе тоже впервые показался вкусным. Я прижалась нагретой солнцем щекой к Сашиному плечу и попросила показать мне лето.

Касаюсь своей щеки — она тоже уже теплая.

Поглядываю на Даника. Он сидит рядом, без футболки, свесив ноги в воду, чуть сутулится. Я делаю осторожный медленный вдох, чтобы не дать воздуху разрезать легкие — как же он похож на отца! И его плечо так близко от моей щеки… Вот бы положить на него голову, хоть на секундочку — просто, чтобы почувствовать…

Нельзя.

Нельзя, нельзя, нельзя…

У нас с Сашей все это должно было случиться. Я могла прямо сейчас сидеть с ним на этой же пристани — мне тридцать два, ему сорок девять. А Даник лежал бы поодаль, подложив зачехленную гитару под голову, подставив солнцу лицо с едва заметными веснушками.

Саша обнимал бы меня за плечи. И мне было бы так хорошо и спокойно, будто самое важное в жизни уже свершилось, и все, что осталось, — просто быть счастливой.

Я незаметным движением смахиваю со щек слезы.

Как же несправедливо… Мы никому не делали зла, мы просто друг друга любили. Почему его больше нет? Почему две жизни отнялись одним махом, просто по случайности, по стечению обстоятельств?

Но какое же счастье, что у Саши остался Даник. Он просто обязан быть счастливым: за себя и за своего отца.

Даник отставляет кружку и оборачивается, чтобы взять гитару. Чувствую, его взгляд останавливается за моей спиной. Вспоминаю: там же на ограждении сушится мое белье. А значит, его нет на мне. Даник косится на меня, я прячу лицо за чашкой кофе. Но на самом деле я не чувствую неловкости. Будто перед Даником мне нечего стыдиться.

Он берет гитару в руки. Гриф оказывается совсем рядом.

— А где эти пластмассовые штуки, которыми крутят колки? — спрашиваю я. Только металлические колышки торчат.

— Я их снял, чтобы разные черти не настраивали мою гитару под себя.

— А ты как настраиваешь?

— Плоскогубцами, — шепотом говорит он мне на ухо, будто доверяет сокровенную тайну. — Ты когда-нибудь играла на гитаре?

Мотаю головой.

— Хочешь попробовать?

Не дожидаясь ответа, Даник передает мне гитару, а сам опускается позади меня. Помогает мне расположить пальцы на грифе, прижимает ими струны, струны впиваются в кожу. Ого! Даже немного больно.

Даник обхватывает мою вторую ладонь, бережно, нежно, и проводит моими пальцами по струнам. Получается красивый чистый звук. Он эхом отзывается в груди, тихо, тонко вибрирует в солнечном сплетении.

Вот это мне надо останавливать? Или можно просто наслаждаться, как обычному человеку?

— А теперь давай так… — Даник переставляет мои пальцы. И я наслаждаюсь тем, какие у него теплые руки, какие уверенные движения.

Я прямо чувствую, как между нами тоже завязываются невидимые узелки. А вот это точно надо остановить.

— Давай ты, — я отдаю ему гитару, — у тебя лучше получается.

Он снова садится рядом со мной, берет несколько аккордов. Узнаю "Я был влюблен в Вас" Сплина. Давно не слышала этой песни.

Сначала я просто вслушиваюсь в музыку и думаю о том, как мелодия, печальная, глубокая, трогательная, созвучна с моим настроением. А потом проступают слова…

Представьте, я был вызван на дуэль.

Я был убит и вот восстал из гроба,

Пришел сказать возлюбленной своей

Слова, что прозвучали громче грома.

Я был влюблен в Вас и влюблен сейчас,

Когда в цветах и яблоня, и вишни,

Моя, внезапно вспыхнувшая страсть,

Которая дороже целой жизни.

Я был влюблен в Вас и влюблен теперь.

Я напеваю всюду эти строки,

Я незаметно превращаюсь в тень,

Глава 21. Даник. Будем считать это прелюдией

Все, что раньше казалось простым, решалось само собой, теперь словно стало вопросом жизни или смерти. Катя темное пиво любит или светлое?

Взял и то, и другое. И уже подъезжая к дому, подумал: надо было еще вино купить.

Алкоголь ей нужен позарез, это и невооруженным глазом видно.

Засовывая бутылки в холодильник, я представлял, какой она будет, когда расслабится, подпустит к себе — и аж дрожь пробегала по телу. Я же держал ее в руках, знал, как это: когда ее лицо рядом, запах волос проникает не в легкие, а прямиком в сердце, ладони сжимают ее податливое тело.

Из-за этих воспоминаний я постоянно немного на взводе. Сердце колотится, на месте не усидеть. Музыка, кажется, рождается не струнами, а льется прямо с кончиков пальцев. И это мы еще даже не целовались…

Все собрались, Кати нет.

Выхожу из дома, и вот она — идет к пристани. Сарафан мятного оттенка — как свет в темноте.

Она разворачивается и едва не врезается в меня. Увидела, что мы не одни, и решила сбежать? Значит, хотела остаться со мной наедине — отличный знак.

Серьезно думала сбежать? Сбежать от меня, Катя?

Догоняю ее в два прыжка. И все, как в моих фантазиях: ее запах, обнаженные бедра — сарафан задрался, как по заказу. Волосы щекочут подбородок, я незаметно ловлю прядь губами. Ее лицо так близко, что я, а не она, решаю, как мне с этой близостью поступить. Но вечер только начинается. Я опускаю Катю на землю. Опускаю, но не отпускаю. Потому что теперь каждое мое действие — это часть плана, шаг на сближение.

Ночь, звезды, искры в небо.

Бутылка пива в ее руках.

Песня “Три дня”, которую я тщательно подбирал. Сажусь специально напротив Кати, чтобы видела мой взгляд. Будем считать это прелюдией.

Но пока мне все время приходится думать, как сделать к ней шаг вперед, чтобы потом не сделать два назад.

“Мне хорошо”, — говорит она. Я вижу, Катя. Тебе всегда будет хорошо со мной. Только останься, дай мне шанс.

Мне можно доверять. Я перед тобой, Катя, как на ладони.

Признаюсь, что сразу ее узнал, — все, у меня больше нет тайн.

О моем отце ей сложнее говорить, чем мне. Похоже, тонко все переживает, ранимая.

— Папа для меня жив, — сглаживаю я ситуацию, а сам незаметно подаю знаки друзьям: давайте, как договаривались, уже полночь.

Ночные купания — обязательный пункт плана. Луна со мной заодно: выползла из-за туч, расстелила по воде трепещущую дорожку. А звезды! Как вишни висят. Еще и этот хмель в голове. Меня так и тянет к Кате, нашел бы ее с закрытыми глазами.

Подплываю. Она распласталась по воде прямо передо мной. За пристанью нас не видно, мы будто одни в целом мире. Она пугается, словно меня не ждала, становится на цыпочки, едва удерживается. Вода подталкивает Катю в мои руки. Ладони сами ложатся на ее талию. Не приближаясь, крепче ее сжимаю, чтобы дать пальцам привыкнуть, а то ведь крышу напрочь снесет. Ее и так едва не сносит, когда притягиваю Катю к себе.

На ней же даже не купальник, а нижнее белье.

Мое тело горит от предвкушения — кажется, вода вокруг нас сейчас закипит. Внизу живота горит, жжет, требует. Я стискиваю зубы, чтобы все не испортить, чтобы по-прежнему оставаться терпеливым, мягким. А фантазия уже забегает вперед — туда, где мы прячемся возле свай пристани. Катя, обхватив меня ногами, жмется ко мне, обнимает за шею. Я одной рукой упираюсь в доски, другой придерживаю ее бедра, помогая ей двигаться мне навстречу, толчками, в одном ритме…

— Я хочу тебя… — говорю ей на ухо и в фантазии, и в реальности — и чувствую, как ее тело откликается на мои слова. Она льнет ко мне. Выдыхает стон, тихий, но такой чувственный, что я снова на мгновение сжимаю челюсти.

Провожу губами по шее — и по ее коже бегут мурашки. Я даже под водой их чувствую. Как она на меня реагирует, охренеть!

И вдруг ее ладони упираются мне в грудь.

— Даник, прекрати! — ледяным тоном окатывает меня Катя, словно после бани сталкивает в прорубь. Перепад такой резкий… Я не сразу понимаю, что она действительно сопротивляется.

Какое — прекрати?..

Будто я все это придумал. Будто не было стона, мурашек по коже, будто она не льнула ко мне так, словно тоже в мыслях была под пристанью.

Я в себя не могу прийти.

Тестостерон сейчас из ушей польется.

Катя, что за херня? Зачем все это позволяешь, чтобы потом обломать?

Я не жалею. Но, твою мать, почему?!

Пытаюсь запихнуть эмоции в свое тело. Я же и не думал, что будет просто.

Но почему?..

Это даже не два шага назад, а все четыре.

Да просто с горки кубарем!

Что я не так сделал? Не так понял?!

Сейчас не время? Нам надо быть друзьями?

Она направляется к берегу — и все. Будто струна оборвалась. Вибрация в груди, и следом пустота, как в вакууме — вот так ощущаю ее отсутствие.

Глава 22. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

— Я не останусь, Даник. Через два часа придут покупатели. Я подписываю договор — и все, уезжаю.

Он опускает голову — не вижу его взгляда — машинальным движением трет затылок.

— Почему?..

— У меня нет причин оставаться. — Я незаметно сжимаю кулаки — впиваюсь ногтями в ладони, чтобы сохранить в голосе равнодушие.

Он вскидывает голову.

— Ни одной?..

Кажется, воздух вокруг нас звенит от эмоций.

Я молчу, затаив дыхание.

Самое важное сказано, теперь пусть Даник просто это примет.

Конечно, он злится. Я позволила себе фантазии, а он не так их истолковал. Я словно с ним играла, хотя у меня и в мыслях такого не было. Он обижен и рассержен — или что чувствуют парни в таком возрасте?

Даник поднимается. Он ничего не говорит, но я чувствую в его сдержанных движениях такое напряжение, что мне становится не по себе.

— Давай поговорим, — спокойно, почти ласково, прошу я.

— Обсудим длинный список причин, почему нет? — безразличным тоном спрашивает он, но его руки дрожат, когда он натягивает футболку.

— Просто поговорим.

— Ага…

Он идет к дому.

Я, чувствуя неладное, следом.

Не доходя до веранды, Даник сворачивает к воротам. Распахивает створку. Затем идет прямиком к мотоциклу.

— Ты куда? — напряженно спрашиваю я.

Он поворачивает ключ зажигания.

— Хочу побыть один.

— Я уйду.

— Уходи, — отвечает он так тихо, что я едва это слышу сквозь шум двигателя.
А потом он срывается с места с такой скоростью, что меня хлещет по лицу воздухом.

— Даник! — ору я, но в этом гуле и сама себя не слышу.

Сердце уходит в пятки.

Он точно натворит глупостей!

Я выбегаю за ним за ворота. А его и след простыл, только слышу далекий гул мотора где-то за поворотом.

Первая мысль — позвонить ему, сказать хоть что-нибудь, уговорить вернуться. Но он же за рулем…

И без шлема, после бессонной ночи, нетрезвый!

Кто вообще в здравом уме катается на мотоцикле без шлема?!

А если с ним что-то случится?!

Если и с ним что-то случиться из-за меня?..

От этой мысли у меня к горлу подкатывает тошнота. Тело простреливает ледяными иглами.

Я опускаюсь на лавку возле забора и, прижав руки к животу, складываюсь пополам. Так немного проще, хоть сознание не отключается из-за паники.

Уехал, ну и что? Это его дело! Он уже не ребенок, я за него не отвечаю. Я ему не нянька!

Все будет хорошо. Все будет хорошо…

Качаюсь взад-вперед, будто себя убаюкивая.

А если не будет?! Нет никаких гарантий. Вообще никаких… Есть только смерть его отца, а у меня тогда даже никакого предчувствия не было. Теперь же муторно так, что картинка перед глазами плывет.

Что делать-то?!

Я понятия не имею, как связаться с его друзьями. Я не могу отправиться на его поиски на машине — во мне слишком много алкоголя. И Даник может быть где угодно!

Твою мать, где тебя носит, Даник?!

Обнимаю себя и на ватных ногах возвращаюсь во двор. Хожу туда-сюда по лужайке, считаю шаги, чтобы хоть как-то занять мозг, отвлечь его. А он постоянно подсовывает мне картинки: то ночную трассу, по которой под ливнем несется красный пикап, то утреннюю дорогу и грузовик, выезжающий из-за поворота навстречу мотоциклу.

Я что-то похожее уже переживала — когда узнала о гибели Саши. Сейчас другое дело, сейчас никто не умер. Но я не справляюсь…

Выхожу на улицу и просто иду вперед — туда, где за поворотом скрылся Даник. Считаю шаги. Заставляю себя мысленно проговаривать слова, концентрироваться на них. После трех тысяч разворачиваюсь.

Пусть я вернусь, а Даник уже там.

Вернется — и я придушу его собственными руками!

Ну кто так себя ведет?! Он же единственный сын Саши, кроме него — больше никого. Вообще никого. Он не имеет права так собой рисковать!

Ближе к дому вектор мыслей меняется. Я просто хочу, чтобы он вернулся. У меня с Богом не складывались отношения, но я искренне готова попробовать еще раз. Пусть Даник вернется! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Что мне пообещать за это чудо?

Сижу на скамейке, в тени сирени, крепко себя обнимаю и жду.

Солнце уже припекает, а Даника все нет… Пчела садится рядом со мной на скамейку, будто тоже ждет. В гнезде на столбе клекочет аист. Сквозь листья просвечивается высокое-высокое небо без облаков.

Опускаю взгляд на босоножки — все в пыли. Я даже не помню, когда их надела.

Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо… Просто не может быть, чтобы снова... Не может.

Глава 23. Даник. Если подумать, то все просто

Вылетаю на трассу и снижаю скорость — встречный ветер вышибает слезы.

Почему так сложно ее отпустить? Ну пусть едет! У нее своя жизнь, у меня своя.

Я много раз переезжал — легко расставался с людьми, легко заводил знакомства. Эта карусель — просто часть жизни.

Но сейчас такое чувство, что если отпущу — пожалею.

Между нами точно что-то происходит, и дело не только в ее взглядах. Когда мы рядом, даже воздух меняет структуру: становится теплее, плотнее. Сам воздух притягивает нас друг другу.

Когда она рядом, кровь в жилах воспламеняется. От ее запаха кружит голову. Это же и называется химией, нет? И с Катей то же самое происходит, я же вижу! Тогда почему она сопротивляется?

Ну если думать логически — почему?

Она хозяйка усадьбы, а я простой строитель?

Она здесь на пару дней, и не хочет влезать в отношения?

Для нее все слишком быстро, сначала нужны цветы и конфеты?

Все это вместе?..

Или дело в возрасте? Сказала же, что мне надо повзрослеть. Сравнила меня со своей дочкой… Но я еще в шестнадцать был взрослее любого мужика на стройке. Давно живу один. Зарабатываю. Что ей еще надо?

Ну что?!

Если бы только сказала прямо…

Думаю о ней, и такая злость берет! И такое счастье накрывает…

Мчу по старой двухполосной дороге с разбитым асфальтом. Деревья нависают надо мной шатром, и только вдалеке, там, где начинается поле, открывается небо. В этом голубом пятне мельтешат аисты — десятки белых росчерков. Будь я суеверным, счел бы за знак — так необычно и красиво.

Подъезжаю ближе, останавливаюсь. Аисты кружат над головой, как голуби. Ходят по полю стаями — земля вспаханная, с дороги вижу, как прыгают лягушки.

От этого вида так хорошо, спокойно — смотреть бы на это вечно… Думаю об этом и внезапно понимаю: вопрос не в том, почему Катя меня отталкивает. Вопрос в том, что будет, когда она уедет.

Мне просто жить дальше, будто ничего и не было? Будто ничего к ней не чувствовал?

Я смогу и дальше кататься на байке, засматриваться на аистов? Копать траншеи, укладывать плитку? Смогу, накупавшись в озере, просто разлечься на горячих досках как ни в чем не бывало и по-прежнему чувствовать себя счастливым?

Это вообще возможно? Ну хоть когда-нибудь?

Оставляю байк у обочины и иду рвать какие-то красивые желтые цветы — они здесь ковром. Подношу их к носу — почти не пахнут, чувствую только едва ощутимый медовый аромат.

Если подумать, то все просто. Тянет сердце — иди. Нравится женщина — борись за нее. Влюбился — не отпускай.

Собираю тугой букет, пока его удерживают пальцы. Потом засовываю стебли сзади под ремень, сверху натягиваю футболку — так довезу.

Она же не сказала: “Отвали”. Не сказала: “Ты не в моем вкусе”. Просто сказала: “Я не останусь”.

Вот и все. Это главное.

Я не могу удержать ее силой. Но и потерять не могу. Узнаю ее адрес и прикачу к ней как только смогу. Расстояние все усложняет, но ничего не меняет.

Завожу байк и возвращаюсь домой.

Глава 24. Даник. Значит, договорились

Еще издали вижу — Катя ждет меня на скамейке возле калитки.

Что она здесь делает?!

Заставляю себя успокоиться, а то и в самом деле, как подросток: дебильная радостная улыбка на пол-лица, а у нее, может, что-то случилось.

Подъезжаю ближе — глаза красные. Плакала? Из-за чего?..

Ставлю мотоцикл на подножку. Смотрю на мобильном время — ну да, сейчас она должна быть на встрече.

— Что ты здесь делаешь? — спокойным тоном спрашиваю я, а у самого от тревоги будто сверло в грудь вворачивается.

— Тебя жду, — отвечает Катя. — Ты давно уехал.

Ччерт! Неужели и в самом деле ждала, волновалась? Встречу из-за меня пропустила!

С трудом удерживаю себя на байке. Хочется подскочить к ней, обнять, зарыться пальцами в ее нагретые солнцем волосы. Мне много чего хочется, что пока под запретом. Но если она действительно осталась, это лишь вопрос времени.

— Не можешь без меня, да? — спрашиваю я и вытаскиваю из-за спины букет.

Катя переводит взгляд с него на меня. Дышит часто, нервно. Кажется, возьмет сейчас этот букет и отхлещет меня по щекам. А потом расцелует — это я тоже отчетливо вижу в ее взгляде. Ну, давай, Катя. Я весь твой.

— Почему ты ездишь без шлема? — спрашивает она таким строгим тоном, будто училка в школе.

Лицо серьезное, губы сжаты. Такое ощущение, что мне сейчас все же влетит.

Усмехаюсь.

— Я еще и за буйки заплываю.

— Если я останусь, у меня будут условия, — выпаливает Катя.

От этой новости кровь ударяет в голову, хотя я вроде как знал. Она останется. Останется!

Не спеша слезаю с мотоцикла. Зажав букет под мышкой, снимаю перчатки. Смотрю на нее сверху вниз.

— Ну?

— Никакого мотоцикла. И ты починишь потолок у себя в доме. И перестанешь на меня пялиться.

Я делаю глубокий вдох. Никакого байка?.. Это же как кастрация!

Как я без байка?..

— Это все?

— Все.

Выдыхаю.

— Насчет “пялиться” не обещаю. Насчет остального — согласен.

Кладу букет возле нее на скамейку и завожу байк во двор.

Она ничего не говорит мне вслед. Значит, договорились.

Глава 25. А дальше посмотрим

Не знаю, почему столько трепета в моей душе из-за этого примятого букета полевых цветов. Иду домой и улыбаюсь, вспоминая о нем. Теплая шершавая скамейка, запах нагретого двигателя мотоцикла, улыбка Даника, букет — лето будто распахивает передо мной занавес. Смотри, какая красота, наслаждайся! Ведь теперь тебе некуда торопиться.

И как противовес этому воздушному состоянию — звонок Кирилла. Отвечаю на него с тяжелым сердцем.

— Катя, что происходит? — спрашивает он холодным тоном. Такое ощущение, что это даже не вопрос, а укор.

Слышу, как чашка стучит о стол. Завтрак для Кирилла — особое время. Если прерывает его звонком, значит, на взводе.

— Я решила остаться здесь на какое-то время. — Подфутболиваю камешек носком босоножки.

— Почему?

Внутренне напрягаюсь. Мне проще, когда он говорит как есть, не копит злость в себе. Иначе происходит что-то плохое. В прошлый раз я узнала, что он подал в суд на раздел имущества, хотя мы уже обо всем было договорились.

— Это же усадьба, — говоря я как можно мягче. — А мы продаем ее по цене квартиры. Если ее привести в порядок…

— Да кому нужна твоя усадьба? — обрывает он меня.

Я останавливаюсь.

— Можно я не буду продолжать этот разговор? Деньги на ремонт у меня есть с продажи нашей квартиры. И если начистоту, это уже вообще не твое дело!

— Пока с тобой моя дочка, это все — мое дело. Абсолютно все. Потому что ты не способна позаботиться ни о ней, ни о себе…

Сбрасываю вызов и выключаю телефон.

Крыса — как говорит Машка.

Дома привожу себя в порядок: моюсь, причесываюсь, замазываю тональником круги под глазами. Мысленно ругаюсь с Кириллом, вспоминая свои обиды. Он хороший человек, но временами по отношению ко мне и Машке ведет себя как полный мудак! Я не лучше, я вообще ужасная жена и мама. Но я не прятала от него противозачаточные, не отвечала на звонки на его телефон, когда звонили с незнакомого номера, не обещала Машке совместную поездку на море, без моего ведома, когда мы уже были в разводе!

Выхожу из дома, хлопнув дверью, аж стекла на веранде дрогнули.

Как там правильно? Три длинных вдоха, короткий выдох? Или наоборот?

Но вместо этого на ум приходит воспоминание, как Даник, улыбаясь во все тридцать два зуба, вытаскивает из-за спины букет полевых цветов. Даже останавливаюсь, чтобы снова пережить это ощущение. Я злилась на него за выходку с мотоциклом и оставила цветы на скамейке. Теперь даже жалко немного.

Я не знаю, как во все это ввязалась. Не знаю, чем закончится авантюра с усадьбой, как разрулить все с работой. Но знаю, что сейчас пойду на рынок, буду долго выстукивать самый спелый арбуз, тщательно рассматривать их хвостики. Куплю самый-самый вкусный, пойду к Таисе Ивановне, и мы вчетвером будет есть этот кусочек лета, жмурясь от сладости и солнца. А дальше посмотрим.

Глава 26. Сто раз согласна!

Таиса Ивановна встречает меня у крыльца. Она поливает из большой металлической лейки петуньи — бело-розово-фиолетовые облака, стекающее по обеим сторонам ступеней.

— Вы как раз вовремя! — говорит Таиса Ивановна. — Девочки уже позавтракали — гречку с котлетами.

— Машка не ест гречку, — подозрительно прищуриваюсь я. — Это точно моя дочка?

— Все она ест. Это смотря, что пообещать, — улыбается Таиса Ивановна.

— И что вы пообещали? — Я мысленно раскрываю блокнот для заметок.

— Хочу уговорить вас отпустить сегодня Машеньку на ночевку в палатке — прямо здесь, на заднем дворе. Я скоро веду свой 4 “А” в поход, у нас, можно сказать, репетиция — еще две девочки из Верочкиного класса придут. Ночи сейчас теплые, спальников хватит на всех. Соглашайтесь! Девочки так счастливы!

Конечно, я согласна! Сто раз согласна! Машка грезила ночевками в палатке все детство, а мы с Кириллом так и не добрались это устроить. Она, правда, мечтала о ночевке в диком лесу и желательно с медведями. Но, думаю, и двор для начала ее устроит.

— Мне неловко, Таиса Ивановна. Она же постоянно у вас тут торчит, — говорю я, но не очень уверенно.

— Мне с Машенькой проще, чем без нее, я только с радостью. Они с Верой не разлей вода. Я сегодня даже клубнику успела прополоть, неделю не добиралась. Хотите клубники?

Я вообще со всеми предложениями Таисы Ивановны заранее согласна.

— Давайте хоть палатку помогу поставить. Еще ни разу не ставила, но отлично умею пользоваться инструкциями на ютубе.

— Не надо, золотце, Даня уже ставит.

Даник… Оглядываюсь. Байка нет. Неужели все по-честному?

Говорю, что подожду Машку на улице, и иду на задний двор.

Даник стоит под палящим солнцем на газоне, на одном колене, возле палатки-шатра и всаживает металлический колышек в землю. Не хочу, но все равно замечаю, как красиво при этом напрягаются мышцы на его руках.

Он как-то замечает меня, оглядывается.

— Ну как? Оттаяла?

Тяжело вздыхаю.

— Даник, — говорю я серьезным тоном. — Назад дороги нет. Покупатель не вернется. Я окончательно зарекомендовала себя как стремного и ненадежного продавца.

— Это же хорошо, что назад дороги нет. Что все мосты сожжены. — Даник встает, чуть трясет палатку, проверяя ее прочность. — Значит теперь только вперед, без вариантов.

Я в восемнадцать тоже так думала — до всего этого…

— Я вообще не знаю, с чего начать, Даник, — честно признаюсь я. — Что делать, сколько это стоит, где искать строителей?.. За что хвататься?

Он подходит ко мне, машинальным движением смахивая запястьем пот со лба.

— А ты хватайся за меня, Катя. Я помогу, — говорит Даник спокойно, уверенно, будто он здесь старший. — Самое главное ты уже сделала — осталась.

“Я осталась. Через четырнадцать лет”, — проносится мысль, но Даник не дает мне ее додумать:

— Я сейчас на работу, освобожусь часам к шести. Отводи Машку на ночевку и приходи ко мне. Обсудим что как…

Пока я задумываюсь над ответом, Даник склоняется ко мне — резко, я даже не успеваю среагировать, — и целует в щеку. А взгляд при этом, как в детстве, когда он стащил соседскую клубнику.

— Ну все, до вечера! — Даник разворачивается и уходит.

Я смотрю ему вслед, чувствуя, как тихонечко тянет под ложечкой.

Глава 27. Прости, не слышал

В шесть я захожу к нему во двор. Зову — не откликается.

Иду к пристани. Костер сгорел до углей, Даника нет.

Захожу в дом, снова зову его по имени — тишина.

Прохожу дальше, осторожно, затаив дыхание. Все жду, что воспоминания, как чудовища, набросятся на меня из-за угла. Но когда сворачиваю за угол, мне становится не до чудовищ — доски, которые парусом свисали над кухней, обрушились — какие-то полностью, какие-то еще держатся одним краем. Обрушились внезапно — на плиту, на посуду — на полу лежит расколотая чашка. Оглядываюсь. С другой стороны потолка доски тоже отошли. Этот дом будто скоро рухнет.

— Даник! — напряженно зову я.

Открываю комнату, которая когда-то была детской. Сейчас она заставлена мебелью: диван, обеденный стол, куча стульев один на другом. И этот потолок… Он и здесь скоро обвалится!

— Даник!

Рывком распахиваю дверь спальни.

А передо мной он. Полностью, мать его, обнаженный!

Даник тотчас же прикрывает самое уязвимое место скомканной футболкой, но я-то все уже видела.

Резко отворачиваюсь.

— Я же звала тебя…

— Прости, не слышал, — невинным тоном заявляет он.

— Ну конечно, не слышал!

— Докажи, — совершенно спокойно отвечает Даник, будто и в самом деле ни в чем не виноват, а это я ворвалась в мужскую спальню без стука.

Слышу, как он за моей спиной натягивает джинсы. Такой совершенно интимный звук.

Черт… Чего я здесь застряла?

Выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь.

Сажусь на ступеньку крыльца, упираюсь затылком в деревянную опору. До сих пор щеки теплые, и сердце колотится.

Это ощущение из юности, из моих восемнадцати. Меня наедине с Сашей так же колотило от ощущений: ошеломляюще-сильных, запретных, острых… Я только с ним такое испытывала.

Черт, как же хочется курить…

Даник выходит на крыльцо. Он в джинсах и футболке, но перед глазами стоит та картинка в спальне — с его рельефным телом, кубиками и ямочками выше пупка, с отчетливыми косыми мышцами.

Я словно все та же девчонка, даже тело будто стало легче на четырнадцать лет. Я чувствую к Данику то же, что и к Саше — желание прикоснуться, стать ближе, ощутить его силу, подчиниться ей… Но ведь это не Саша. Твою мать, отведи от него взгляд!

Даник опирается плечом о деревянный столб, руки в карманах. Как же он похож на Сашу — просто ожившая картинка прошлого! Кажется, сейчас достанет из кармана пачку сигарет и прикурит, глядя мне в глаза. Прямо как его отец.

— Чего ты так всполошилась? — спрашивает Даник. — Сто раз видела меня на пристани, когда купались. Ну… чуть более одетого.

Я и сама не знаю, чего всполошилась. Вот действительно, чего? Веду себя, как школьница в мужской раздевалке. Но мозгу сколько не объясняй, а он твердит свое: “Тебе же понравилось, да, Катя? Это же было красиво, правда? А если бы Даник тебя не видел, ты бы тоже ушла? А если бы увидел, но закрыл дверь до того, как ты вышла, что тогда?”

Не хочу об этом думать!

— Есть закурить? — спрашиваю.

— Не курю, год уже.

— Жаль. Мне нравится, когда мужчина курит, — говорю и сжимаю челюсти. Это уже слишком, заткнись!

— Могу к соседям сходить.

— Не надо…

— Ладно, пойдем, пока угли не догорели. У нас сегодня на ужин куриные крылышки. Пальчики оближешь. Я серьезно! — Он подает мне руку. Просто помогает встать — без всяких прижиманий и намеков.

Вечер и дальше проходит мирно.

Поедая куриные крылышки — они и в самом деле нечто! — мы обсуждаем, что можно сотворить с усадьбой.

Даник говорит, нужно починить крыльцо, заменить некоторые деревянные элементы фасада, покрасить снаружи стены. Внутри поменять посуду — как выясняется, на сленге это означает унитазы и раковины. В идеале поменять окна, но это выльется в заоблачную сумму, так что окна пока не трогаем.

Все выглядит не так уж и страшно. Его знакомая поможет найти покупателей, она, кстати, была с нами на вечеринке. Я не опознаю ее по имени, но, похоже, это Блондинка. А с бригадой рабочих Даник уже договорился — через пару дней смогут приступить.

— До осени управимся, — говорит Даник.

— До осени — это вообще без разговоров. Потом мне на работу, Машке в школу.

Смотрю, как солнце нехотя опускается за кромку леса. Утка с утятами плывут у самого берега, они радостно крякают, то и дело ныряя под воду.

Все выглядит так, будто у нас может получиться. Будто мы справимся. Я хорошо знаю, что ожидания надо делить на два, но сейчас просто не хочется об этом думать. Хочется смотреть на уток.

— Слушай, Даник, — говорю я. — Тебе нельзя оставаться в этом доме. Он в аварийном состоянии. Я просто спать нормально не смогу, зная, что ты ходишь под этими досками.

— Ну ладно, — отвечает Даник и швыряет в озеро то ли камень, то ли ракушку. Эта штука прыгает по воде, распугивая уток. — Я же обещал, что займусь. Руки еще не дошли.

Глава 28. Не открывай глаза

Я в гостевом домике. Поднимаю плетеный стул, чтобы вытащить его на улицу, а он вдруг теряет вес. Оглядываюсь —это Даник его перехватил.

Уже пришел. Я думала, больше успею сделать.

У двери стоит большая спортивная сумка и гитара в чехле.

— Ничего так, — говорит Даник, оглядывая комнату.

По сравнению с его аварийным домом так вообще дворец.

Теперь, когда я вытащила отсюда почти весь хлам, здесь и в самом деле стало вполне уютно. Стены, пол, потолок — из золотисто-коричневых сосновых досок. Низкая широкая кровать укрыта самодельным пледом — я полчаса трясла его, чтобы избавиться от пыли. Деревянный кухонный уголок: стол, стул, плита. Посуду надо принести…

В тишине вокруг голой лампочки летает, трепеща крыльями, ночная бабочка.

— Дальше, давай, сам.

Показываю Данику, где ведра, тряпки, и сбегаю. Мне все еще не по себе после переживаний в его доме.

Уже одиннадцать. Можно сделать вид, что легла спать.

Выключаю в спальне свет и сижу на кровати, болтая ногами, вглядываясь в оранжевое пятно света, которое просвечивается через занавеску и ветви яблонь. Время от времени свет меркнет — его заслоняет темный силуэт.

Окно приоткрыто. Громко поют соловьи — они здесь словно на каждой ветке.

Звоню Машке — у нее все отлично, и пары фраз мне не сказала.

Может, почитать? Но мне хорошо знакомо такое мое состояние — смесь раздрая, смятения и тревожного счастья — ни слова в голове не удержится.

Ложусь на кровать поверх покрывала, сплетаю пальцы на животе, закрываю глаза.

Я думаю о Данике, о Машке. Думаю о Кирилле и разводе. О маме, с которой у меня никогда не было особой связи. Но куда ни направляется мысль, ее все равно, словно озерным течением, прибивает к острову, где я провела единственную ночь с Сашей. Тот дом был просторнее гостевого домика, но тоже пах сосной…

Гоню эти мысли прочь.

Но они возвращаются.

“Не открывай глаза”, — шепотом говорит Саша и гладит меня по волосам. “Не открывай, моя девочка…” — От звука его голоса трепещет сердце и легонько режет в солнечном сплетении.

Сейчас, поздней ночью, когда я не спала больше суток, воспоминания кажутся особенно реальными. Я легко могу представить, что Саша и в самом деле находится в этой комнате. Подходит к окну, чиркает спичкой, зажигая свечу. Мягкий свет едва касается моих век.

Я лежу, замерев, сплетя пальцы на животе, и чувствую, почти по-настоящему, как его руки собирают подол сарафана на моих бедрах и ласково тянут его вверх…

Не отдавая себе отчета, опускаю руки, сжимаю подол сарафана и медленно, очень медленно, тяну его вверх. Это почти, как с Сашей… Ткань чувственно скользит по разгоряченному телу. Кожа покрывается мурашками, дыхание учащается, щеки пламенеют.

Я представляю, что Саша лежит рядом, почти вплотную, опираясь на локоть, и смотрит на меня, обнаженную. Его ресницы в контрастном свете кажутся длинными и пушистыми. У меня живот скручивает от волнения — настолько это реально.

Сердце бьется все быстрее, внизу живота разливается томительная тяжесть — без единого прикосновения, без единого слова — только от его взгляда. Я физически чувствую, как Саша скользит взглядом по моему телу.

“Как ты это делаешь? — восхищенно спрашиваю я. — Ничего не делая…”

“Это называется предвкушением”, — улыбается он и касается подушечками пальцев моих ключиц. Я повторяю это движение своей рукой — и меня начинает бить дрожь...

Глава 29. У меня на тебя есть особые планы

Стоп!

Я открываю глаза и сажусь на край кровати.

Черт, черт, черт!

Бросаю взгляд за окно, а там, у края лужайки, горит костер. Вот откуда взялось ощущение света на веках... Даник ходит вокруг костра, подбрасывает в него ветки. Зачем ему костер?

Все еще не могу прийти в себя после этих фантазий. Так близко они уже давно ко мне не подбирались. Я словно действительно чувствовала Сашу, настоящего, живого… В груди начинает привычно резать, но я не успеваю погрузиться в это ощущение — ночную тишину разрывают гитарные аккорды, да такие громкие, что, кажется, от этих звуков комары в панике разлетелись.

«У меня на тебя

Есть особые планы.

Будем вместе лечить

Душевные раны», — горланит Даник песню Клявина. Я бы услышала ее, даже если бы спала, даже сквозь закрытое окно.

Через тысячи холодных дней

Мы с тобой прорвёмся, слышишь?

Просто посмотри в мои глаза

И ты в них всё увидишь.

Будем, словно дети под дождём,

Мы с тобой ещё смеяться.

Ну же, подожди совсем чуть-чуть

Ведь нам нельзя сломаться…

— Эй, заткнись уже, час ночи! — доносится сердитый мужской голос откуда-то издалека. Я улыбаюсь.

Даник прерывается, но вскоре начинает играть снова, уже тише и без слов. Я узнаю “Give in to Me” Майкла Джексона. Там такой драматичный текст — в нашу с Даником тему. Что-то про “поговори со мной, уступи, стань моей”. В гитарном исполнении она звучит еще лучше.

Очень тихо распахиваю окно и залезаю на подоконник. Мне хочется туда, к нему, прямо тянет! Но нельзя. Он же не правильно поймет. Примет это за внимание с моей стороны — вот как тогда на озере.

Так что я просто сижу, улыбаюсь, слушаю музыку, пока меня, наконец, не начинает клонить в сон. Тогда я возвращаюсь в кровать, переодеваюсь в Сашину футболку и, обнимая себя в ней, засыпаю.

Мне снятся тягучие муторные сны, но потом они отступают, и становится спокойно. Мне снится, что я стою в тумане среди табуна лошадей. Они мотают гривами, фыркают и жуют невидимую в тумане траву. Я трогаю их бархатистые морды. Одна лошадь фыркает прямо в мое ухо — и я просыпаюсь.

Открываю глаза. Еще темно, но темнота жидкая, предрассветная.

И вдруг фырканье повторяется. Я уверена, мне показалось, — это игра еще сонного сознания. Но глухой топот копыт по траве я тоже слышу.

Приподнимаюсь на локтях, оглядываюсь на окно — и вижу сквозь занавеску силуэт лошади.

Этого настолько нереально, что я даже страха не испытываю. Встаю с кровати, отодвигаю край занавески — и в комнату вплывает морда лошади, серая, в яблоки.

Глава 30. Боже мой…

Она пахнет лошадью, от нее веет теплом, как от лошади, я касаюсь ее шелковистой морды ладонями — и все равно не верю, что это происходит по-настоящему.

— Не спишь? — раздается за окном голос Даника.

— Кажется, сплю, — улыбаюсь я. — Что ты здесь делаешь? На лошади?

— Ну байк же под запретом. Тестирую другие виды транспорта… — Он сидит на лошади с прямой спиной, как заправский наездник. Только без седла и босиком. Штаны закатаны выше икр. — Давай, вылезай.

— В смысле — вылезай? — недоуменно спрашиваю я.

— Через окно, Катя, — терпеливо отвечает Даник. — Какой еще может быть смысл?

Ведь очевидно же, что на такие безумные предложения нормальные женщины обязаны отвечать отказом. Но эта мысль приходит ко мне значительно позже.

— Подожди, мне надо переодеться…

— Не надо, — перебивает он меня. — Тебе идет мужская футболка.

Смотрю на нее. Я же в футболке Саши… Перед Даником…

Сглатываю комок в горле.

— Не снимай ее, пожалуйста, — просит он таким серьезным тоном, будто для него это действительно важно. — И давай ко мне поскорее, а то все пропустишь.

Оставляю футболку, только натягиваю джинсовые шорты.

Залезаю на подоконник.

Господи, что я вообще творю?..

Круп лошади — она такая огромная! — чуть ниже окна. Даник протягивает руку. Я хватаюсь за нее, теплую и крепкую. Сердце трепыхается от этого безрассудства.

Даник как-то перехватывает меня и помогает сесть спереди. Лошадь мягко вздрагивает под моим весом. Я впиваюсь пятками в ее бока и хватаюсь за гриву.

Даник обхватывает меня рукой и крепко, вплотную подтягивает к себе.

— Эй! — возмущаюсь я.

— Я ничего не делаю, — говорит Даник мне на ухо, так сладко, что ноет в груди. — Видишь, ничего. Просто держу тебя. Не надо так напрягаться.

Другой рукой он тихонько трогает вожжи, и лошадь послушно идет вперед, сквозь туман, навстречу персиковой полоске, которая пробивается сквозь облака над далеким лесом.

Сашина футболка пропитывается запахом Даника. Я не знаю, хорошо это или плохо… Мне вообще кажется, что я сейчас просто наблюдатель и не влияю на события — нет у меня такой власти. И от этого становится легко на душе.

Так удивительно чувствовать, как двигается подо мной лошадь, какая она большая, живая. Я только в детстве каталась на пони — и все. Глажу ее по теплой мягкой шерсти, запоминаю это ощущение.

— Боже мой… Это еще опаснее байка… — проносится мысль. — Даник!

— Расслабься. Мы будем ехать медленно.

Он отводит волосы за мое обнаженного плечо, с которого съехала футболка. Это движение настолько чувственное, что я на какое-то время забываю, в какой мы находимся опасности.

— Где ты взял лошадь?

— Неважно. Не украл.

— Ты же не выменял лошадь на байк?!

— Нет, конечно! — смеется он. — Смотрю, я в твоем представлении вообще безбашенный.

— Давай вернемся домой!

— Ни за что. Мы только начали, трусишка.

— Я не трусишка! Я мама, у меня ответстве…

Он мягко касается горячими губами моей шеи, и я внутренне вздрагиваю от наслаждения.

— Даник, прекрати!.. Ну хватит! — Я ерзаю и кручусь, насколько позволяет положение, а Даник снова меня целует: в спину у самой кромки майки, в обнаженное плечо. И останавливается, едва я замолкаю.

Кажется, я поняла правила игры.

Я больше не ною — вообще ничего не говорю, просто наслаждаюсь тишиной утра, мягким движением лошади подо мной и ощущением его широкой ладони на моем животе.

Туман расступается, просыпаются кузнечики.

Солнце показывается из-за леса, и трава перед нами вспыхивает, будто по ней рассыпаны бриллианты.

Из меня вырывается восторженный вдох. Как же это красиво!

Мы поднимаемся на холм, и перед нами раскидывается озеро, которое тоже блестит в нежном розово-золотистом свете.

— Такого в городе не увидишь, правда? — спрашивает Даник, затем, не выпуская поводьев, обнимает меня обеими руками и упирается подбородком в плечо.

И вот так, замерев, мы наблюдаем, как встает солнце. Ветер играет моими волосами и гривой лошади. Мне тепло и уютно. Хочется остаться в этом моменте… смотреть на рассвет, когда Даник так нежно и крепко меня обнимает. И именно поэтому я говорю:

— Нам пора.

— Не пора.

— У меня ноги затекли. Я пошевелиться не могу. — Это чистая правда.

— Катя… — начинает он, но замолкает.

Затем разворачивает лошадь и снова притягивает меня к себе, обнимает одной рукой. Ладонь горячая, чувствую это через футболку. Наверное, мне снова надо что-то ему сказать, остановить… Только ведь действительно ничего не происходит.