Его уязвимость

1

Диана

Под утро приснилась мама. Это теперь случалось так редко, что я изо всех сил цеплялась за этот сон, боясь, что он вот-вот растает. Я собиралась ей сказать, что очень скучаю, но тут прямо над головой заголосил телефон. Грубо, резко, внезапно.

Вздрогнув, я проснулась с колотящимся сердцем. Этак можно и инфаркт заполучить.

Хотя сама виновата – надо было выключить на ночь звук.

Но, черт возьми, за окнами едва начало светать! Что за гад звонит в такое время? Еще и в воскресенье!

Если Марк или Лизка – убью, проворчала я, шаря рукой по полке над изголовьем кровати. Посмотрела на экран орущего телефона.

Отец…

Можно было догадаться. Только ему плевать на правила хорошего тона, на нормы приличия, на чужое удобство.

Слава богу, он меня своими звонками не балует. Последний раз звонил, кажется, еще в начале лета, месяца три назад. Они тогда с Олесей, моей мачехой, укатили на Мальдивы. Мне, как всегда, не сказали. Зачем?

Но вдруг ему срочно понадобились какие-то документы, что лежали у него дома, в сейфе. И ни здрасьте, ни пожалуйста, всё бросай и выполняй его поручение.

А мы в тот день всей нашей компанией как раз рванули в Питер. Я пыталась отцу донести, что физически никак не могу, что я не в Москве.

Он этого просто не понимал.

– Что за детский лепет? – вскипел он. – Мне немедленно нужны фотокопии документов! Просто так я бы не стал звонить. И напомню, что ты существуешь на мои деньги.

Пришлось мчаться обратно. И хоть бы спасибо сказал.

Тяжко вздохнув, я приняла вызов.

– Так, – начал отец деловито. – Жду тебя сегодня у нас. Будь в три и не опаздывай. И оденься прилично. Будут люди. Хочу тебя кое с кем познакомить.

– С кем? Зачем? – плохо соображая спросонья, ответила я. – И вообще-то у меня планы были.

Мои реплики отец как обычно пропустил мимо ушей.

– Поняла? Ровно в три.

И сбросил вызов. Я посмотрела на часы – начало восьмого. Планов у меня никаких не было. Просто не люблю я ездить к отцу. Всякий раз для меня – это тяжкое моральное испытание. Впрочем, он меня редко зовет в гости, почти никогда. Ведь там Олеся.

Отец стал жить с ней едва ли спустя месяц, как мамы не стало.

Я тогда была вне себя от горя. Спала в маминой комнате, где еще так живо пахло ею. Разговаривала с ней, как будто она могла меня слышать. Часами смотрела домашнее видео. И не понимала, как мог отец быть с чужой женщиной. Как мог привести ее в наш дом, который я очень любила и который остался родным и любимым только в моей памяти.

Потому что Олеся тут же взялась все перекраивать и переделывать по-своему, критикуя мамин вкус: фу, какие ужасные шторы, какая кругом безвкусица, как можно было жить в такой отвратительно обставленной гостиной, даже стыдно перед людьми.

Она не стеснялась прохаживаться по маминым любимым вещам и ее картинам, которые прежде украшали стены дома. Их все она велела снять и убрать с глаз долой: этот дешевый лубок висеть здесь не будет!

Глиняные фигурки, которые мама лепила сама, Олеся просто сгребла как мусор в коробку, где все они побились и покрошились.

Конечно, мы с ней воевали. Точнее – я, тогда еще шестнадцатилетняя девчонка. В отместку портила ее вещи, одежду, косметику, выливала духи.

Она же относилась ко мне как к назойливой мухе, обращая внимание лишь тогда, когда я ее совсем доставала.

«Ты здесь живешь, – снисходительно цедила она, – потому что я разрешаю. Но еще одна выходка и вылетишь отсюда как пробка».

«Сама вылетишь, – огрызалась я. – Я папе скажу».

Она рассмеялась мне в лицо.

«Скажи, скажи. Интересно, что из этого выйдет».

«И скажу. Я – его единственная дочь, а ты просто подстилка».

Она не оскорбилась, только еще больше развеселилась. А потом наклонилась ко мне, поймала за предплечье, пребольно впившись цепкими пальцами, и ядовито прошипела:

«Дурочка, думаешь, ты сильно нужна своему отцу? Не больше, чем твоя мать. Если бы она не погибла, он бы вскоре с ней развелся. Он уже все подготовил. И вы бы с твоей матерью отчалили отсюда в небольшую квартирку на окраине Москвы. Так что лучше сиди в своей комнате и не отсвечивай».

А еще через пару месяцев отец на ней женился, а меня фактически выставил вон.

Не на улицу, конечно. Он отселил меня в двухкомнатную квартиру.

Я тогда еще училась в школе, и мои одноклассники мне страшно завидовали: это ж круто! Своя хата, никакого контроля, делай что хочешь.

А мне хотелось только плакать. Мне даром не нужна была такая свобода. Я чувствовала себя не свободной, а безумно одинокой, брошенной и никому не нужной.

Нет, конечно, нельзя сказать, что отец меня совсем бросил. Он обеспечил мне вполне комфортную жизнь. На двадцать лет презентовал маленькую спортивную Хонду, каждый месяц исправно закидывает мне определенную сумму на карту. Жаловаться не на что, а к тому, что он в моей жизни почти не присутствует, я уже давно привыкла.

2

Возле дома стоял чей-то черный лексус. Понятно, гости уже в сборе.

Я же немного опоздала – это моя маленькая месть отцу за то, что поднял меня ни свет ни заря в единственный выходной. А телефон перевела в режим полета, чтобы не надрывался от его звонков.

Из гостиной доносились голоса. И мне тут же захотелось развернуться и сбежать прочь. Но на такие подвиги у меня пока кишка тонка. Поэтому я, бегло оглядев себя в зеркало, прошла в гостиную.

Отец поприветствовал меня коротким яростным взглядом, но промолчал. Не стал высказываться при людях, но потом мне наверняка припомнит.

В общем-то, гость у отца был всего один. Незнакомый мужчина чуть моложе его. Навскидку – около сорока пяти. Гладко выбритый и стремительно лысеющий.

Мне не понравилось, как он на меня уставился. Словно приценивался.

Еще больше не понравилось, как за этим наблюдала Олеся. В ее лице застыло любопытство с изрядной долей злорадства.

Но сильнее всего меня насторожило то, как повел себя отец. Он, быстро задавив ярость и раздражение, в мгновение ока перевоплотился в доброго папочку и произнес почти елейным голосом:

– Присаживайся сюда, – усадил он меня напротив гостя. А затем повернулся к нему с широкой улыбкой. – Лев Семеныч, а вот и моя дочь. Диана. Заканчивает в этом году МГУ, факультет… – он запнулся, озадаченно нахмурился, посмотрел вопросительно на меня, мол, подскажи, где ты там учишься. Но я сделала вид, что не понимаю его, и только глупо улыбнулась. – Неважно. МГУ, в общем, заканчивает. На красный диплом, между прочим, идет. Умница. А то знаешь же, какая сейчас пошла молодежь, одни развлечения на уме… клубы, беспорядочные связи, выпивка, а то и что похуже. А моя Диана не такая. Серьезная, скромная, целеустремленная.

Я смотрела на отца в немом шоке. Что он несет? Какой красный диплом? Еще и умницей назвал.

Да он в жизни про меня ни единого хорошего слова не сказал, а тут вдруг разливается соловьем.

Незнакомец улыбался его словам и согласно кивал, то и дело бросая на меня сальные взгляды.

– И при этом, – продолжал отец этот странный фарс, – Диана все умеет. В смысле, по дому. Она у меня не какая-нибудь там капризная избалованная принцесса, которая считает, что ей все должны, нет… Мы ей с детства закладывали правильные установки…

Какие еще установки он там заложил? Да он со мной едва ли разговаривал. За всё моё детство я помню всего две воспитательные беседы от него.

Первый раз – когда я, семилетняя, подарила подружке свой старый планшет. Отец меня отругал, велел забрать обратно и двинул лекцию о том, что нельзя разбазаривать имущество.

Второй раз – вообще завелся по мелочи. Узнал случайно, что я одолжила однокласснику денег, не так уж и много, между прочим. Но отец устроил мне разнос. Мол, я – дура простодырая, денежки можно давать взаймы, но только под процент и под расписку.

Я уж молчу, сколько он маме мозг выносил по поводу бездумных трат.

– Воспитывали, так сказать. И что уж, – отец самодовольно улыбнулся, – Диана – моя гордость.

На этом месте я едва не поперхнулась. Уставилась на него во все глаза. Он заболел, что ли?

И тут меня осенило: отец меня что, этому Льву… как его там… сватает?

Да ну не может быть, отринула я эту мысль. Это чересчур даже для него.

– Диана, а чем планируешь заниматься после учебы? – обратился ко мне отцовский гость. Теперь он мне казался еще противнее.

Я даже не помню, что ему ответила и как вообще досидела до конца этого спектакля.

Когда он ушел, отец попросил Олесю пойти погулять, причем не очень-то вежливо, даже грубовато. Попросту – прогнал. Но позлорадствовать я не успела. Он тут же накинулся на меня.

– Почему опоздала? Я же ясно сказал – быть в три! Почему тебя кто-то должен ждать? В этом вся ты – безалаберная, бестолковая, безответственная!

– То есть я уже не серьезная и целеустремленная умница? – вставила я в коротенькую паузу, пока он переводил дыханье. – Кстати, что это вообще такое было? Зачем ты меня так расхваливал этому старперу?

Отец, сбитый с толку, на миг завис, потом, сморгнув, снова начал кипятиться.

– Что это еще за словечки? Какой он тебе старпер?! Ему всего сорок шесть! И это очень уважаемый человек!

Потом сбавил пыл и заговорил уже спокойнее:

– Это Лев Семенович Казарян. Он занимает большой пост в министерстве. И… он уже четыре года как овдовел. Устал человек от одиночества. Хочет тепла и семейного уюта. А ты ему приглянулась, он тебя на моем юбилее заметил.

Господи, да я там была десять минут! Поздравила и уехала.

– Недавно с ним разговорились по душам, ну и…

– Постой. Ты сейчас серьезно? – привстала я с кресла. – Ты решил выдать меня за этого…

Я открыла и закрыла рот. У меня даже слов не нашлось подходящих.

– Это был бы идеальный вариант, – произнес невозмутимо отец.

– У меня вообще-то есть парень, – напомнила я отцу.

– Этот малохольный Марик? – усмехнулся он.

3

– Полный бак девяносто пятого, – попросила я.

Парень-заправщик вставил пистолет в топливный бак, а я отправилась на кассу. Поднесла айфон к терминалу, однако оплата не прошла. Я вернулась в машину, взяла сумку. На ходу достала из бокового кармашка банковскую карту, приложила. Спустя пару секунд на экране терминала высветилась надпись Операция отклонена.

В общем-то, я сразу поняла, в чем дело. Папочка решил не медлить с расправой и заблокировал мои карты? Быстро же он подсуетился. Но повинуясь наивной вере, я судорожно перепробовала и другие карты.

Затем, сгорая от стыда, извинилась, села в машину и уехала, так и не заправившись. Скосила глаза на приборную панель – лампочка тревожно мигала красным.

Я запаниковала. Черт возьми!

Насколько еще хватит топлива?

Я загуглила – примерно двадцать километров. Но это если по трассе гнать, а в городе, по светофорам и пробкам, расход будет гораздо больше.

Не хватало еще заглохнуть на каком-нибудь перекрестке. Мое живое воображение сразу нарисовало картину, как меня, внезапно вставшую колом посреди дороги, таранит какой-нибудь автобус.

Интересно, отец сильно расстроится?

И сама же горько усмехнулась. Да он из этого только выгоду извлечет. Какую – не знаю, но что-нибудь да придумает.

Я заехала на первую попавшуюся бесплатную парковку и поставила машину. В полном раздрае набрала Марка, но он, как всегда, когда срочно нужен, оказался недоступен. Хорошо хоть Лиза сразу ответила и вызвала мне такси.

Правда, я постыдилась сказать ей всю правду. Я вообще предпочитаю сор из избы не выносить, поэтому про наши высокие отношения с отцом никто из моих друзей не знает.

Наконец я очутилась дома. Без денег и в полной прострации, но все-таки среди родных стен.

Не успела я перевести дух, как позвонил отец.

– Карты я заблокировал. Квартиру твою, так и быть, оставлю тебе. В остальном – живи теперь как знаешь. Без плохого папы.

Он ждал от меня какого-то ответа, может, слез, просьб или заверений, что он хороший, не знаю. Но я слушала его молча, не проронив ни звука. Не дождавшись, он подытожил:

– Вот так, Диана, ты теперь сама по себе.

Я сбросила вызов.

Вообще-то я сама по себе с семнадцати лет. Если не считать денежных вливаний с его стороны. Но все равно то, что произошло сегодня, выбило почву из-под ног. Как дальше жить – я подумаю чуть позже, когда успокоюсь и смогу мало-мальски соображать. А пока я чувствовала себя ужасно подавленной. И хотя я давно не строила иллюзий насчет отца, но даже для него это было слишком.

Первым делом я приняла душ – до сих пор было мерзкое ощущение на коже от липких взглядов старпера. Для себя я его окрестила только так и не иначе.

Затем я легла на кровать прямо поверх покрывала и почти сразу отрубилась. Меня вообще всегда клонит в сон, когда на душе очень плохо или болею. Наверное, какая-то своеобразная защитная реакция организма, но это помогает. Поспишь – и острый стресс чуть отпускает и в голове немного проясняется.

Но сегодня спасительного сна меня лишили. Едва я задремала, как позвонил Марк.

– Да, – сонно ответила я.

– Ди, ты звонила? Прости, я спал, как убитый… – частил он. – Вчера всю ночь с Никитосом резались в киберпанк… лег под утро. А что ты хотела?

– Уже ничего.

С Марком мы встречаемся уже два года. Удивительно, как мы вообще с ним сошлись. Такие, как он, мне никогда не нравились – лощеные, самовлюбленные и избалованные донельзя.

Единственный сын богатых родителей, он считает себя, конечно, пупом земли. А бесчисленные девичьи восторги еще больше укрепили эту веру. Мы с Лизкой между собой называли его Павлином, а он… он нас вообще в упор не замечал. Он варился исключительно в своей тесной компании, таких же богатеньких мальчиков и девочек. Остальные для него – белый шум.

А два с половиной года назад он подошел ко мне и попросил конспекты по критическому мышлению. И ни привет, ни спасибо, ни пожалуйста. Просто буркнул:

– Есть конспекты?

– Есть.

– Дай сфоткаю?

Я не жадная, но наглых не люблю.

– А вежливо просить тебя в детстве не учили?

Он озадаченно нахмурился, свел к переносице идеально оформленные брови, посмотрел на меня с неподдельным изумлением. Потом все же дошло.

– Дай, пожалуйста, конспекты по критическому мышлению, – произнес он не без ерничания.

– Молодец, прогресс налицо, – ответила ему я в его же манере. – В следующий раз с этого и начинай.

Лизка моя, которая молча наблюдала за этой сценой, прыснула.

Затем я с непроницаемой миной вышла из аудитории.

– Э! А конспекты?! – крикнул он мне вслед. Потом спросил у кого-то, – Это вообще кто такая?

После этого он решил, что хочет отыграться, но снова получил щелчок по носу. Образно, конечно. Но это, как позже признался сам, его, хоть и задело, но раззадорило.

4

«Надо поговорить!»

«Лично!»

«Срочно!»

Телефон, половину пары мирно лежавший на столе, три раза подряд звонко тренькнул, нарушив напряженную тишину аудитории. Это моя Лизка. Мы с ней учимся в разных группах, и у нее сейчас окно.

Вздрогнув, я подняла глаза и нарвалась на вопросительно-сердитый взгляд Кривошеина. Нашего преподавателя по экономике. Занудный, желчный, противный тип. Не старый, ему всего лет тридцать с небольшим, но, как говорят наши девчонки, абсолютный неликвид. Сутулый, с глубокими залысинами, в вечно мятом костюме, он умудрялся держать в страхе весь поток.

И дело даже не в том, что он охотно и с азартом валил студентов на экзаменах, а в его манере отпускать язвительные и едкие замечания.

Стоит тебе проштрафиться, и этот неликвид быстро сделает из тебя всеобщее посмешище. А если начнешь пререкаться, то раскатает так, что будешь чувствовать себя полнейшим ничтожеством. Пробовала – знаю.

И никого этот книжный червь не щадит – ни блатных, ни отличников, ни беременных студенток.

Ну а лично ко мне у него какая-то особенная нелюбовь с первой встречи. Уже дважды с начала семестра высмеял меня из-за сущей ерунды. Благо, не меня одну. Не так обидно. И никак с ним не совладать. Мы и на кафедру ходили жаловаться, и в деканат, и в профком. Бесполезно.

Я уже сижу на его парах тише воды ниже травы, лишь бы не привлекать внимание, но и то находит, к чему прицепиться.

И тут Лизка удружила – знала же, что у нас пара у Кривошеина. И не просто пара, а важный тест. Я ей полчаса назад жаловалась, что ни черта не выучила и иду как на казнь.

Что вот у нее в голове?

Я снова обреченно посмотрела на Кривошеина.

Тот неторопливо встал из-за стола, сложил губы в куриную гузку, прищурился, скрестил руки на груди – это его боевая стойка, как у кобры перед нападением.

Мне сразу подурнело. Нет, только не сейчас! У меня и так полный швах по всем фронтам. Чтобы добраться до универа, мне пришлось провести полную ревизию всех карманов и сумок. Кстати, насобирала мелочью тысяч пять налички, а что делать потом – буду еще думать и что-нибудь, конечно, придумаю. Но сейчас я так морально раздавлена, что не выдержу еще и порцию издевок от Кривошеина.

А он уже приоткрыл рот, готовый сцеживать свой яд.

– Извините, – выпалила я, показав ему телефон. И не моргнув глазом, соврала. – У меня с папой беда! Могу я уйти? Пожалуйста!

Кривошеин от моего внезапного напора растеряно сморгнул. Но все-таки проглотил невысказанные слова и, кивнув, позволил уйти.

Я схватила сумку и выскочила из аудитории.

Лизку я нашла в столовой.

– Ты с ума сошла! – накинулась я на нее с ходу. – Меня Кривошеин чуть не…

– Марк тебе изменяет! – выпалила Лизка, не дав мне договорить.

Я опустилась на стул, как будто меня хлопнули по голове чем-то увесистым.

– Ты прости, Диан, что я так всё это вывалила на тебя, но иначе бы не смогла.

– Ты откуда знаешь? – глухо спросила я.

– Случайно услышала. В туалете. Пока сидела в кабинке, зашли две какие-то девки. И одна у другой спрашивает, типа, ну как всё прошло в субботу. А та ей отвечает, мол, шикарно. Сходили с Марком туда-сюда, катались на его Порше, гуляли до утра… Я сразу навострила уши, как чувствовала. И она еще такая, мол, договорились в следующие выходные опять встретиться. А та первая еще спросила: «Так он со своей Дианой порвал уже?». И эта коза фыркнула, мол, пока нет, но собирается… Короче, Диан, я не смогла бы от тебя это скрыть… Или не надо было рассказывать? – распереживалась вдруг Лизка, увидев мое несчастное лицо.

– Нет, ты все верно сделала. Лучше знать, – вымолвила я с трудом.

Странное дело – вчера, когда Марик слился после моей новости о папочкиных планах, я твердо решила с ним порвать. В мыслях уже, можно сказать, порвала и рассталась.

А вот узнала, что он мне изменил, и в груди стало так горько, будто я хлебнула яду. Оно и понятно – как бы критично я ни относилась к Марку, но все равно за два года очень к нему привязалась. Да и вообще у меня кроме него никого никогда не было.

Ну и мое женское самолюбие тоже, конечно, пострадало.

Веки зажгло, и на глаза навернулись слезы. Я закрыла лицо ладонями – не хотелось, чтобы кто-то видел меня такой.

– Кто она?

Лика пожала плечами.

– Я пробовала в щелку подсмотреть, но она стояла в стороне где-то. Но голос я ее точно узнаю! Он такой противный.

Лизка скроила плаксивую мину и жеманно протянула:

– Марик Завьялов такой редкостный козлина. Мне он никогда не нравился…

Затем резко выпрямилась и, округлив глаза, спросила нормальным тоном:

– А, может, эта коза насочиняла своей подружке?

Я качнула головой, вспомнив все его дурацкие отмазки в последнее время.