Я не великий писатель , который может витиеватыми фразами увести читателя за собой в только что созданный им мир его новоиспечённого романа , поэтому прошу – не судите строго , если где то и что то в этой книге будет не по правилам общепринятой литературы . Я просто хочу поведать вам одну историю , участником которой мне довелось побывать…
5.30. За окном только начало сереть. Грустный , мутный рассвет едва пробивался сквозь жалюзи,
окрашивая комнату в бледные оттенки серого. Истошно орет будильник на телефоне,
роняя холодный звон по комнате, заставляя сонные мышцы напряжённо дергаться.
Ещё не открыв глаз, я на ощупь выключаю его и медленно сползаю с кровати,
чувствуя, как тепло одеяла постепенно уходит с каждым движением. Жена сладко
дремлет, погружённая в свои сны, и я стараюсь не нарушить её мир. В воздухе
пахнет остатками сна, легкой сыростью и ароматом кофе из прошлой ночи,
оставшегося на столе.
Я направляюсь на кухню, каждое движение выверено годами
привычки: заварить кофе, покрутить ложкой, сделать первый вдох утра. Всё
автоматом, словно по нотам давно написанной симфонии. На столе застывает
утренний свет, отражаясь в каплях воды на стекле кружки, пока я усаживаюсь и
делаю первый глоток. Сигарета под рукой, её дым медленно поднимается, сплетаясь
с ароматом кофе, и кажется, будто весь мир вокруг пока ещё спит.
— Чёртова работа… — подумал я, усмехаясь, представив, как
десяток моих сослуживцев в разных частях города повторяют эту фразу.
Ритуал один и тот же: кофе, сигарета, сумка. Минимальный
набор вещей тщательно подобран: несколько вариантов сменной одежды — о, это
отдельное искусство. На работе ты не просто переодеваешься при необходимости,
ты полностью меняешь свой образ: от выражения лица и манеры говорить до походки
и привычек. В сумке — мелкие элементы, слегка меняющие внешность: несколько
разных кепок, очки, блокнот для инструктажа перед выездом и обязательно еда.
Никогда не знаешь, куда закинет судьба и эта самая работа: то в поле, то в
глухое село, где товар лежит с тех времён, когда динозавры ходили по земле.
Кофе допит, сумка проверена. Заглядываю в комнату ещё раз —
жена и ребёнок спят, тихо, безмятежно. Стараюсь не шуметь, осторожно
выскальзываю за дверь. Улицы города ещё в полусне, словно застряли между
прошлой ночью и наступающим днем. В воздухе витает сырость, холодок с утра
щекочет лицо. Редкие машины медленно скользят по мокрому асфальту, дворник
лениво машет метлой, оставляя за собой тонкий след в утренней пыли. Старая
бабка тащит собаку на поводке, и кажется, что даже время сегодня двигается
медленнее.
Короткая перебежка до точки сбора, откуда меня подберёт
дежурка. Люди на улицах ещё сонные, как и я. По прибытию — как обычно: при
получении техники перекидываюсь какими-то древними шутками с дежурной сменой,
интересуюсь последними происшествиями. Не потому что интересно — скорее из
привычки или потому что так положено… потому что так было всегда.
— Ну что, Степаныч, как дела? — спрашиваю у дежурного,
пытаясь выдать легкий тон.
— Очередная «жирная» хата взлетела, — отвечает он. — Ничего
нет. Ни свидетелей, ни улик. Говорят даже на стрелу с «авторитетами» ездили, но
и они не знают, кто это делает.
Эти квартиры у нас чистят уже давно. На моей памяти —
несколько месяцев. И главное — всегда в точку, то есть ни одного раза не зашли
в квартиру обычных людей, только в «упакованные» хаты. Откуда такая
информированность — непонятно.
— Рано или поздно, — говорю Степанычу, — будем вместе с
розыском и жить, и ночевать на этих точках.
Беру выданную спецтехнику и направляюсь на инструктаж,
ощущая легкий холодок в спине и лёгкое предвкушение грядущего дня. Всё, как
всегда, но каждый раз немного иначе — нюансы, которые отличают день от дня, и
делают его уникальным.
Инструктаж. Тут, казалось бы, и описывать нечего: стоят 4–5
полусонных сотрудников, впитывая стандартный набор информации о своём будущем
фигуранте. Адрес, фото, возможное место работы, транспорт — всё как по
учебнику. Также проговариваются задачи: обычный режим (фото, видео, наблюдение
за «связями») или что-то более конкретное, если потребуется - вмешательство.
Слушаем, киваем, записываем… В воздухе висит утренний сон,
смешанный с ароматом кофе из соседнего кабинета , где идёт инструктаж смежного
отдела . Внутри себя ощущаешь легкую тревогу: всё ли учтено, не пропустили ли
чего? Но тут же — привычный ритм: погружение в работу лечит тревогу.
После инструктажа загружаемся в оперативный транспорт — и
«на линию». Первым делом, конечно, кофе. Это даже не обсуждается. Кажется, что
именно этот утренний стаканчик решает: день будет удачным или пойдёт под откос.
Мы болтаем о чём-то своём, не связанном с работой, подшучиваем друг над другом,
курим. В голове мелькают мысли: «А вдруг он уедет в область — и нас снимут
пораньше? Или вообще не выйдет?» Но почти всегда все мечты разбиваются о
суровую реальность, как капли дождя о горячий асфальт.
Следующий ритуал — смена номеров на машине. Смешно, но мест
в городе, где это можно сделать спокойно, не так уж много. Почти всегда
сталкиваешься с другими экипажами. И каждый раз это вызывает улыбку: вид
запыхавшихся, слегка перепуганных коллег с номерными знаками в руках,
пытающихся спрятать их — зрелище на редкость комичное. В голове невольно
рисуются карикатуры: «Вот этот — явно новичок, а этот — вечно опаздывает».
Закончив с этой обязательной программой, подъезжаем к
нужному адресу. Улица ещё полусонная, лёгкая дымка с мокрого асфальта
поднимается между старых домов, и кажется, что даже воздух тут словно замедлен.
— Спать охота просто кошмар, — говорит Серёга, пытаясь
запарковать нашу машину так, чтобы она не выделялась среди остальных брошенных
на ночь авто.
— Сейчас подремаем, — отвечаю ему. — Всё равно раньше девяти
не выйдет. — И, повернувшись к сидящим сзади, уточняю: — Только по очереди. Всё
равно нужно посматривать, вдруг выйдет раньше времени.
— Конечно, — отвечает Сашка. — Чур, я первая смотрю. Мне всё
равно спать не охота.
(Сашка, молодая, недавно пришедшая в контору девочка, ещё
верит в справедливость жизни и искренне переживает за любую работу, на которую
выезжает.)
— Можешь и за меня смотреть, — ворчит Максим. — Всё равно
если усну, не разбудишь. Хоть из пушки стреляй.
Мы взрываемся смехом. Это чисто в его стиле. За пять-шесть
лет службы Макс ни разу не пришёл вовремя. Будильники игнорирует, а у его
девушки поднять его получается только с двадцатой попытки и то , наверное,
окатив ведром холодной воды .
Серёга наконец паркуется, и мы принимаем свои «дежурства»:
Сашка наблюдает за подъездом, мы втроём — подремать. Опыт подсказывает: этот
объект особых последствий не понесёт. Максимум потеряет деньги, «решая вопросы»
с заказчиком или позже в суде.
Как бы это обидно ни звучало, но полиция давно превратилась
в бизнес-проект. Все пытаются заработать. Все — кроме нас. И не потому что мы
такие правильные, как Сашка. Просто нам не предлагают. Никто из гражданских
даже не догадывается, что мы — тоже полиция.
Эта мысль мелькнула и вызвала у меня лёгкую улыбку. С ней я
и задремал, ощущая на губах вкус оставшегося кофе и лёгкий холодок салона
нашего авто , а за окном ещё тихо мерцали уличные фонари, словно наблюдая за
нами.
Будильник зазвенел в 5:30.
Я знала, что он сейчас подскочит, как всегда. Сделала вид,
что сплю, укрывшись одеялом до подбородка.
Слышу, как он на ощупь выключает телефон, как тяжело
отрывает себя от одеяла. Его шаги по комнате — кажутся тихими только для него.
На самом деле каждый шаг звучит как топот слона в посудной лавке. Скрипнула
дверца шкафа. Он выдохнул, тихо проклял что-то про себя и пошёл на кухню. Через
минуту запах кофе и сигареты заполнил квартиру. Снова этот его утренний ритуал,
который я наблюдаю с улыбкой и лёгкой иронией.
— Ну да, есть такая профессия — жена офицера, — усмехаюсь
про себя в темноте.
Эта ирония — мой маленький спасательный круг. Если не
смеяться — останется злость или слёзы.
Он заглянул в комнату. Думает, я сплю. Я чувствую этот
взгляд, даже сквозь закрытые веки. Через секунду тихо прикрывает дверь. И вот —
тишина. Он ушёл.
Я лежу, слушаю, как хлопнула входная дверь в подъезде , и
понимаю: сна больше не будет. Встаю. Надо собираться самой и поднимать сына в
школу.
На кухне — запах его кофе, пепельница с одной недокуренной
сигаретой. Он всегда так торопится — до конца не успевает выкурить. Я наблюдаю
за этими последствиями его утреннего ритуала и понимаю, что эта спешка стала
частью нашей жизни.
Смотрю на часы: 6:10. Ещё чуть-чуть — и нужно будить сына.
Сама ставлю чайник, нарезаю хлеб, колбасу. Всё это — уже механика, так же, как
у него: кофе, сумка, сигарета. Только у меня — завтрак, портфель, форма для
физры.
И вот в этот момент, между хлебом и кипящим чайником,
накатывает злость. Я снова одна. Все заботы — только на мне: дом, ребёнок,
школа, работа. А он? Его нет. Всегда нет. И неизвестно, когда вообще будет.
Иногда мне кажется, что я живу с тенью. Муж вроде есть, но
дома его почти не бывает. Я даже не знаю, что страшнее — ждать звонка о том,
что он в больнице, или так и прожить жизнь, когда тебя вечно нет в его графике.
Я тихо захожу в комнату к спящему сыну.
— Вставай, солнышко, пора в школу, — шепчу, гладя его по
волосам.
Он сонно ворочается, натягивает одеяло на голову.
— Мам, ещё пять минут…
— Пять минут у тебя были вчера. Давай, вставай, пока завтрак
горячий.
Через пару минут он уже сидит за столом, сонный, с
растрёпанными волосами. Я ставлю перед ним чай и бутерброд, наблюдая, как он
медленно просыпается, щурясь на утренний свет, пробивающийся сквозь занавески.
— А папа где? — спрашивает вдруг.
— Папа ушёл на работу. Рано сегодня.
— Он всегда рано, — бурчит сын, откусывая хлеб. — Я его
почти не вижу.
Я чувствую, как что-то сжимается внутри. Хочется оправдать
мужа, но слов нет. Это правда: он всегда уходит рано и приходит поздно. Если
приходит вообще.
— Ничего, — говорю, стараясь улыбнуться. — В выходные мы все
вместе сходим в парк. Отдохнем. Там карусели , сладкая вата , тир. Ты же любишь
стрелять в тире ?
Сын только пожимает плечами. Я вижу в его глазах
разочарование.
Пока он завтракает, я бегаю по квартире: проверяю дневник,
ищу форму для физры, собираю портфель. Всё это — в спешке, в полудрёме, под гул
телевизора, который включаю просто для фона. На секунду ловлю себя на мысли: я
будто одна тащу целый мир на плечах.
Сын наконец обувается у двери.
— Мам, а папа опять не придёт вечером?
— Я не знаю, — отвечаю честно.
Он вздыхает, берёт рюкзак и выходит . В этот момент внутри
накатывает пустота. Я остаюсь одна в тишине квартиры, где на столе остывает
недопитый кофе мужа и недопитый чай сына.
Я сажусь на край стула, закрываю глаза, слушая тихий гул
улицы за окном и шепот собственной усталости. И думаю: а сколько ещё так
можно?..
Кабинет был маленьким, заваленным папками, словно кто-то
проверял, сколько бумаги способен выдержать старый письменный стол. В воздухе
висел запах старого пластика, бумаги и горького кофе, оставшегося с предыдущих
дежурств. В углу сиротливо стоял графин с водой и стопка стаканов. Рядом —
электрический чайник, который кипятил воду так громко, будто ругался на жизнь,
подпрыгивая на столе и издавая металлический визг.
Николай сидел над очередным отчётом, который нужно было
сдать срочно и ещё позавчера. Пальцы привычно барабанили по столу, а в голове
крутился один и тот же вопрос: как так? Десятки квартир, ни одного свидетеля.
Ни отпечатков, ни камер. Даже «воровская молва» в городе молчала. Словно этих
людей просто не существовало.
Каким-то звериным чутьем он выбрал это дело главным, все
остальное решил отложить. Заходить раз в несколько дней в кабинет и делать
банальные отписки и отчёты по другим делам — скучная необходимость. А этим —
заняться всерьёз, засучив рукава, забыв про всё на свете. Тем более начальство
рвёт и мечет: сверху прилетело. Давление. Совка давно нет, но система не
меняется — вам неделя сроку, и «вынь да положь мне грабителей»! Ни помощи, ни
совета, только крик, мат и угрозы увольнением — вот и вся поддержка.
Он устал, но злость держала его в тонусе. Он бегал по
дворам, как «наружник», проверяя информацию нарытую по делу, на бегу
анализировал, сводил воедино куски данных, копался в базах, искал совпадения
там, где другие давно махнули рукой. Каждый найденный фрагмент был как
маленькая победа, как вспышка света в тумане.
Перед ним лежала карта города, испещрённая разноцветными
точками. Квартиры, где побывали «призраки». Логики почти нет, кроме того, что
это семьи с достатком. Но это и так было ясно всем. Стрелки часов на стене
тикали монотонно, напоминая о каждом упущенном моменте.
Внутренний телефон завибрировал. Короткое сообщение от
дежурного:
«Очередное ограбление. Но тебе повезло — есть свидетель,
хозяин квартиры. Пиши адрес, эксперты уже выехали».
Николай выпрямился. Внутри что-то щёлкнуло. Это был шанс.
Первый настоящий след за всё это время. Сердце замерло на мгновение, а затем
заколотилось быстрее.
Он схватил ручку, нацарапал адрес, продиктованный дежурным,
на полях блокнота. Уже через десять минут по базам вылезла полная информация по
квартире: владелец, кто прописан, детали и нюансы.
Он откинулся на спинку стула, сжал кулак. Впервые за месяцы
туман начал рассеиваться. Мозг заискрил от новых идей, вариантов действий,
стратегии.
— Ну что, ребята, посмотрим, кто вы такие, — пробормотал он,
глядя в экран компьютера.
На столе замигал экран мобильного — вызов от жены. Он
автоматически потянулся к трубке, но замер. Знал, что сейчас прозвучит: «Коля,
ты опять задержишься? Ты вообще дома появляться собираешься ?» — и не нашёлся с
ответом. Телефон замолк, но от этого стало только тяжелее.
Взгляд упал на фотографию, приклеенную к монитору скотчем:
жена и двое детей на море, ещё в прошлом году. Снимок тёплый, солнечный, с
лёгкой морской дымкой. Каждый раз, когда он бросал на него взгляд, в груди
что-то неприятно сжималось, но одновременно вспыхивала решимость: работать,
искать, добиваться.
Не время сейчас. Всё потом.
Николай взял мобильный и набрал номер начальника. Коротко
доложив ситуацию, он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Внутри уже
горела искра — охота начиналась. Он чувствовал каждое мгновение, каждый звук
кабинета — скрип стула, писк чайника, тихое жужжание компьютера. Всё это
сливалось в единую картину, готовую к действию.