Эгоист

Глава 1. Таня.

Все персонажи и описываемые события вымышлены.

Любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны.

Майк Марино, черт!

Моя жизнь еще ни разу меня так не била.

Я уже думала, что никогда не встречусь с тем, кто так мастерски разбил мне сердце. Профессионально.

Марино — звезда «Формулы-1», талантливый и подающий большие надежды гонщик. В этом году итальянец, которого упоминают во всех статьях как симпатичного и харизматичного, перешел в команду «Серебряных стрел». Это стало большим потрясением для всего автомира.

И сейчас мы с менеджером Майка поднимаемся в номер к Марино. Как бы знакомиться. Ведь я новая помощница Паоло — его менеджера.

— Не советую с ним заигрывать и флиртовать, — довольно по-деловому разъясняет, — прошлую свою помощницу мне пришлось уволить из-за ее внезапно возникших чувств. Безответных.

— Я пришла к вам работать, а не…

— Вот и замечательно, Таня, — перебивает с фальшивой улыбкой.

Дважды пискнув карточкой, Паоло, затем я, заходим в просторный номер-люкс. Пахнет чистым бельем и мужским парфюмом.

О том, что сейчас встречусь лицом к лицу с тем, кто так подло со мной поступил, стараюсь не думать. Повторяю про себя: «работа, работа, работа».

Майк выходит из душа. На его бедрах низко повязано не белое полотенце, что обычно предлагают в отеле, а черное. Итальянец еще тот брезгун.

Он с кем-то общается по телефону и нас словно не замечает. Быстрая итальянская речь греет и чуть успокаивает.

Пока я не слышу: «Сегодня ночью твоей киске не будет так одиноко, Сильвия».

Паоло демонстративно покашливает. Марино переводит на нас тяжелый взгляд, и мы встречаемся, наконец. Волнение проваливается в живот и неприятно крутит против часовой стрелки.

И как в таком дорогом люксе может быть настолько душно?! Настоящая финская сауна. Только я забаррикадирована здесь.

Майк с неохотой прощается и сбрасывает вызов. Снова стреляет в меня своими светлыми глазами, как молнии, но уже без всякого желания очаровать.

М-да, Марино может быть груб и холоден. А сейчас, ко всему прочему, он еще и злится.

Признаться, когда я узнала, что мне предстоит работать с этим гонщиком бок о бок, тоже не была в восторге.

— Разреши представить тебе мою новую помощницу, Майк, — Татьяна.

Этикет говорит, что нужно протянуть руку для приветствия и уверенно ту пожать. Но мы сверлим друг друга взглядами и не спешим отвести глаза. Прищуриваюсь я, прищуривается он.

— Ты не справляешься, Паоло? — гонщик быстро перехватывает взгляд своего менеджера и практически сразу же возвращается ко мне.

Я по-прежнему в жутком оцепенении.

— Таня будет заниматься всем, что касается прессы. Общаться с журналистами, писать статьи. Она знает пять языков, Майк! Представляешь? Настоящее сокровище!

— Значит, в совершенстве владеет своим... Языком? — расплывается в ухмылке. Ее хочется стереть звонкой пощечиной. Мысленно именно так и делаю, причем дважды.

Щеки вспыхивают, как намазанные пастой чили. Я даже забываю итальянский, который знаю в совершенстве.

— Да. И буду обязательно его контролировать, — не без дрожи в голосе отвечаю.

Марино равнодушно играет плечами и теряет ко мне всякий интерес, притом что я так и остаюсь стоять посередине его огромного номера. На мне черная юбка и белая блузка, в руках кожаная папка с документами и телефон.

Я похожа на официантку. Или секретаршу.

Когда Паоло оставляет нас с Майком одних, чтобы ответить на звонок, Марино делает зевок и лениво плещет воду в стакан. Пьет медленно. Специально медленно.

Каждое его движение заставляет крепче сжимать пальцы ног. В туфлях с острым мысом это практически невозможно, но у меня получается.

— Та ночь была ошибкой, — в тоне бывшего парня ни грамма сожаления. Марино и смотрит словно сквозь меня. Он будто чертов робот!

— Ночь?

— Ладно, наши отношения… Заметь, недолгие. Сколько мы были вместе? Пару недель?

— Два месяца.

Ровно два месяца. Счастливых. Сказочных. Не стоит говорить, что я тогда безбожно влюбилась, да?

— Теперь ты работаешь на меня, так? И прошлое оставим в прошлом. Согласна?

Мысленно стекаю по стеночке, но внешне стараюсь держаться. Не могу же я позволить звезде «Формулы» увидеть, как его слова задели меня?!

Майк Марино — настоящий эгоист!

— Согласна, — улыбаюсь через силу.

— Вот и отлично. И как новая помощница моего менеджера, сбегай пока в аптеку. У меня закончились презервативы.

__________________

Дорогие читатели,

добро пожаловать в продолжение цикла про самоуверенных, но очаровательных гонщиков.

Эта история пилота "Формулы-1" Майка Марино.

Не забывайте добавлять книгу в библиотеку, чтобы не потерять) И жду ваших звездочек. Это поможет книге в самом начале!

Глава 2. Таня

— Вам какие? Есть ребристые, экстрадлинные, с ароматом клубники, банана. Последнее время разбирают экзотические фрукты. — Девушка довольно странной внешности без всякого стеснения вывалила кучу презервативов на кассу.

Ам-м... А как насчет просроченных?

— Мне самые обычные. «Классические»?

Это первый раз, когда я, краснея, покупаю средства индивидуальной защиты. И делаю это даже не для себя и своей безопасности, а для чертова Марино.

— Размер?

Клянусь, я покраснела сильнее.

— Вы знаете размер полового органа вашего партнера? Длина? Диаметр?

Серьезно? Диаметр... Этого?

Я знаю пять языков, и у меня два высших образования, которые получала параллельно. Работала с пятнадцати лет, но почему-то стою и покупаю презервативы тому, кто так потоптался по мне и разбил сердце.

Он сделал это ровно четыре месяца назад, а полгода назад мы познакомились. Август. Самый восхитительный месяц, самый романтичный. Мой любимый.

Сзади скапливается очередь, и слышатся частые негодующие вздохи. Я хватаю первую ближайшую ко мне пачку и слезно прошу девушку уже рассчитать меня.

— Светящиеся в темноте. Отличный выбор.

Какой-то парень в конце очереди хмыкает.

Отдаю свои пять евро — очуметь! — мысленно подсчитывая, что не так уж и много денег у меня осталось. Встреча с Марино выбивает по всем фронтам.

Запахнув куртку плотнее, сворачиваю на знакомую улицу, где находится отель Майка. Увеличиваю темп, чтобы уже поскорее отдать ему незапланированную покупку и вернуться в свой номер «эконом».

Еще я бы выпила вина. И пусть придется заплатить за него оставшиеся три евро за бокал, я сделаю это сегодня вечером.

Майк выходит из отеля под руку с какой-то девицей. Они спешат. Затем для Марино подгоняют его машину — новый белый «Мерседес», положен по контракту, я полагаю, — и этот самоуверенный гонщик торопится скрыться со своей пассией.

Это Сильвия?

Я не должна испытывать то, что испытываю. Да и не думала, что после поступка Майка останется что-то теплое к нему. Он же эгоистичный, самовлюбленный придурок! Но, выходит... Итальянец крепко зацепился, раз смотрю, и нутро кипятком обваривается.

— Майк! — кричу, чтобы остановить эту скоростную ракету.

Марино резко тормозит и, натянув улыбку, разворачивается. Он приветлив, но по глазам читаю совсем обратное.

Еще обижаться на меня за что-то вздумал?

— Держи, — протягиваю пачку, снова краснея.

— Что это?

— Презервативы. Ты же просил! — терпение лопается, я слегка повышаю голос.

— Cazzo, я забыл.

Улыбается. И его улыбка по-прежнему красивая до дрожи в коленях. Но все же надеюсь, что они дрожат от усталости, ведь я весь день была на ногах.

— Светящиеся в темноте?

— Проверишь с подружкой. Если что, адрес, куда направлять претензии, указан на обороте.

Майк теперь скалится. Градус напряжения между нами повышается. Его настроение уже далеко не праздничное. Боже, и это прекрасно.

Я смогла «укусить» Майка Марино.

— Что ж, мне приятна твоя забота даже в таком деле, Таня.

Хочется сделать шаг, чтобы прошептать ответ, напитанный гневом. Я делаю и вмиг попадаю в прошлое, где много его запаха, сладких долгих поцелуев, вкус сицилийского вина. Звездное небо, шум прибоя, много-много апельсинов. Смех, счастье...

«Мне кажется, я в тебя втрескался, жемчужинка».

— Но оставь их себе.

Майк разворачивает мою ладонь внутренней стороной и вкладывает в нее закрытую упаковку с презервативами.

Подмигивает.

Все у него как-то легко получается. А я обидой побита. Потому что «Я тоже, кажется, влюбилась в тебя, Майк Марино».

Он садится за руль, и я вижу, как наклоняется к Сильвии, или кто это, и бесстыже ее целует. С языком, глубоко, долго.

Как бы окна ни запотели.

Упаковка падает из рук. Она, мать его, пять евро стоила! Нужно было потребовать их с этого гонщика.

— Татьяна Жемчужина? — отвлекаюсь на голос.

Мужчина средних лет, с ужасной бородкой, но довольно располагающей к себе улыбкой.

— Меня зовут Леонардо Гатти. Мы можем с вами поговорить? Дело касается Майка Марино.

Глава 3. Таня

Полгода назад

Август

— Это очень вкусно! — прикрываю глаза, чтобы не показывать, как они закатываются от удовольствия.

Я настоящий кофеман. А когда в жару ты заказываешь кофейную граниту, кажется, чтобы тебя поцеловали небеса.

— По-моему, ничего особенного. Замороженный кофе и взбитые сливки. Лучше бы съели джелато.

Марта, моя близкая подруга, цепляет ложкой воздушную пену и отправляет в рот. Кривится и отставляет стаканчик. Я с жадностью на него смотрю, когда свою граниту еще не доела.

— Ты только резко не оборачивайся, но сейчас сюда вошел Майк Марино, — говорит еле слышно, но уже пищит от восторга.

— Кто?

— Майк. Марино, — смотрит так, будто первый раз видит. А мы знакомы добрые десять лет.

— Футболист? Никогда о таком не слышала.

Здесь, в Италии, и в Риме в частности, настолько все фанатеют от футбола, что если ты вдруг не знаешь всех членов лиги и сборной, то тебя даже могут депортировать.

Шутка.

— Ты вчера, что ль, родилась? А еще говорила, что обожаешь все итальянское. Вот тебе парень местного разлива. Красивый, одинокий, богатый.

Все посетители кафе начали перешептываться. Этот Майк Марино ничего не замечает или делает вид. На нем типичная итальянская «форма»: брюки и свободная белая рубашка. На глазах очки. О-очень дорогие.

Еще часы. Но здесь совсем неинтересно, потому что на запястье банальные «Apple Watch».

Кроссовки модные.

На голове беспорядок. Ему бы подстричься.

— Красивый, да? — Марта вмешивается в мои мысли. И только сейчас поняла, что так пристально разглядывала парня и не заметила, как этот Марино разглядывает меня.

— Ну такое себе...

— Пф-ф... Тебе не угодишь, подруга.

— Я виновата, что твой футболист оказался не очень-то и симпатичным?

Чувствую, как по шее ползет жар. Моментально хватаю недоеденную граниту и кладу в рот слишком большой кусок. Взбитые сливки и кофейного мороженого слишком много, аж щеки раздувает.

— Он не футболист, а гонщик. «Феррари». Слышала о таком?

— Боже, лучше бы футболист, — снова закатываю глаза. На этот раз просто играю. И снова сицилийским десертом закрываю рот. Буквально.

Сердце не на месте, пульс частый, уши закладывает, как при посадке самолета.

Марино снимает свои новомодные очки. В меня взглядом стреляет. Коротко и уже абсолютно незаинтересованно.

Один мужик вскакивает со своего места, к этому не футболисту подходит. Фотографируется, автограф спрашивает. Бросают пару фраз про Гран-при, победу и что «он всегда верил в «Феррари».

За первым мужиком идет второй, третий. Следом две девушки. Кафе наполняется людьми, становится тесно. Один наглый итальяшка толкает меня плечом.

Моя гранола совсем растаяла и кажется не такой вкусной. Даже тошнотной.

— Пойдем тоже автограф спросим? — глаза подруги напоминают неоновые огни в ночи.

— Еще скажи сфотографируемся...

— А что? В «Инстаграм»* выложим. Напишем «я и мой парень».

— Мы? — раздраженно смеюсь. На часы свои кошусь. У нас через час забронирована экскурсия, и надо бы поторопиться. Рим — пеший город.

— Ну, раз тебе он не зашел, могу забрать себе.

— Привет, — слышится катастрофически близко.

От неожиданности чуть не роняю растопленную от жары гранолу себе на новое платье. Я за него тридцать пять евро отдала!

— Привет, — Марта здоровается первой. Ее акцент ужасен, я недовольно стону.

— Вам тоже автограф? Где расписаться?

Улыбка псевдофутболиста... Почти привлекательная. А что? Ровные белые зубы, мужские губы, на щеках что-то вроде ямочек. Они — сети для всех дурочек этого мира.

Даже жаль, что удивить и очаровать девушку из Сибири очень сложно. У нас характер не сахар и требований вагон.

— Автограф? Можно здесь. Прямо на груди.

Закатываю глаза в третий раз. Марта в белой футболке, а грудь у нее большая.

— А тебе? — Марино поворачивается ко мне. Его улыбка делается шире, словно кто-то за уши ее растягивает.

— В чековой книжке. Пару сотен евро будет достаточно.

— Я Майк Марино, — кажется, плохой футболист несколько возмущен. Или разочарован.

— Я не смотрю футбол, — легко спрыгиваю с барного стула.

На нас все смотрят, и так боюсь сделать что-то не так. Например, подвернуть ногу, выходя из кафе, или сказать не то слово, что вызовет всеобщий смех.

— Но я не...

— Вот и прекрасно. Ciao.

Хватаю руку Марты и выталкиваю нас обеих из душного заведения.

Все-таки кофейная гранола здесь не самая лучшая, публика тем более, и находится это кафе слишком далеко.

— Сумасшедшая! — ругает Марта.

Мне вдруг смешно становится. По-любому кто-то нас снимал, и завтра этот ролик наберет миллионы просмотров. Как-никак Марино местная звезда. Не футбольная, конечно...

— И он идет за нами, — оборачивается подруга, я повторяю.

И правда, идет. По пути ни одного автографа не раздал, а люди к нему так и липнут.

— Бежим!

* Принадлежит компании Meta, признана экстремистской и запрещена на территории РФ.

Глава 4. Таня

Полгода назад

Август

— Значит, Майк Марино.

— Верно. Не футболист. Или тебе нравятся футболисты? Я неплохо играю, знаешь ли...

Время девять вечера. Я в джинсах и топике. На ногах каблуки, и понятия не имею, как ходить в них по брусчатке. Но этот вроде как гонщик на ужин меня позвал, а совесть не позволяет нацепить удобные кеды. Русские девушки так не поступают.

— Так что, Таня, — мое имя звучит с милым акцентом, — что тебя привело в Рим?

Майк смотрит с любопытством.

Я же никак не могу понять: что этому известному гонщику надо от меня? Если он не соврал, то в его послужном списке одни модели и селебрити, я же переводчик-синхронист сорок четвертого размера, любящий заточить калорийную бомбу на ночь глядя.

— Говорят, в Рим приезжают, чтобы залечить раненое сердце, — обтекаемо отвечаю. Да и фраза звучит очень даже ничего. Увидела ее однажды и всегда мечтала сказать.

— Уф! Я мастер по залечиванию разбитых сердец. У меня и диплом есть. Да-да.

Смешной он, загадочный Марино.

В этом и проблема: от таких, как он, следует держаться подальше.

— Потрошки будешь? Они здесь отменные.

— Предпочту пасту.

— Э! Ты в Риме. Зачем тебе паста? Не любишь потрошки, есть свиная кожа. Ягненок, в конце концов.

Майк все еще в белой рубашке. Кожа на шее и у ворота кажется загорелее, чем на самом деле. Фонари по периметру ресторана вообще любую картинку и слово делают романтичными.

Мое «ну такое себе» уверенно движется к «допустимый вариант».

— Девушке пасту, мне — оссобуко, — озвучивает заказ.

Мысленно считаю, сколько денег у меня в кошельке. За симпатичным и юморным итальянцем обычно скрывается жадный маменькин сынок.

И зачем только согласилась встретиться с этим Марино. Гонщик, футболист... Какая разница! Его улыбка утраивает скорость пульса.

«Допустимый вариант» рискует смениться на «довольно-таки симпатичный».

— И почему ты не гоняешь, раз ты гонщик?

— Отпуск.

— И ты правда знаменит?

— Конечно! Сам Месси брал у меня автограф.

Вино вкусное. Красное, сухое, как я люблю. Майк тоже пьет и постоянно смотрит на меня.

— Кто такой Месси? — подшучиваю. Не только же ему можно. Конечно, я знаю, кто такой Месси. Только его и знаю. Еще Бэкхема, но это совсем другая история.

— Официант, счет! — выкрикивает. — Я шучу, — тут же вскидывает руки. Это было... Оригинально и цепляюще. Подавляю рвущуюся улыбку. — Вообще не его фанат.

То ли вино, то ли долбаная Италия, но, кажется, Майк Марино классный.

— Я знаю, кто такой Месси.

Марино прищуривается, хмыкает. Поджимает губы, затем облизывает их. Отчего-то на моем языке вкус вина становится ярко выраженным.

Сердце... Зажило отдельной жизнью.

— А ты с юмором. Мне нравятся такие.

Ну вот и минус. Майк Марино — самолюбивый и эгоистичный. Вставай, Таня, и беги от него. Он еще и потрошки ест...

— Проблема в другом, гонщик Марино.

Нам приносят еду. Пахнет вкусно, а я сильно проголодалась.

— И в чем же? — Майк хватается за свой оссобуко, как хищник.

— Мне не нравятся такие, как ты, — беру бокал с вином, делаю глоток. Поверх смотрю на замершего Майка.

— Такие красивые? — изумленно приподнимает брови.

— Ты не красивый. И даже не симпатичный.

Разговор вроде и серьезный, но я не могу перестать улыбаться. Гонщик тоже. Едим, пьем, смеемся...

— Я успешный, талантливый... Боже, я себя рекламирую.

— И не очень-то удачно. Я все еще не повелась.

— Упрямая, — эмоционально выплескивает и стучит кулаком по столу. Но в Италии этим внимания не привлечешь. — Ну что за женщина?!

— Считаю это комплиментом.

В грудной клетке становится жарче. Настоящий огненный вихрь разлетается. Это же все Италия?

— Я тебе докажу, что я классный. Завтра едем к морю.

И не спрашивает, согласна ли я. Он не эгоист, а абьюзер.

— Не надейся, Майк Марино. Я сейчас-то с тобой встретилась, потому что ты не отставал от нас.

— Завтра. Напиши мне адрес, куда подъехать, — будто и не слышит вовсе.

— Нет.

— Не проблема. Сам выясню.

Вот упертый. Все гонщики такие? Или этот такой только откинутый?

— Никуда я с тобой ни поеду, ни пойду. Ясно?

Меня штормит от его упорства, но больше всего сейчас хочу, чтобы он не отступил. Не повелся на мои капризы, а это точно капризы и врожденная вредность.

— Завтра в восемь. Не завтракай. По дороге знаю классное место.

— Я. Не. Поеду. Майк Марино!

Гонщик улыбается, словно он взял какую-то важную награду. Что они обычно выигрывают? Какой-нибудь кубок? Вот этот кубок в глазах Марино сейчас я. Его взгляд поплыл.

— Купальник бери обязательно. Хочу на тебя посмотреть.

Задыхаюсь. Верх наглости! Вино в уксус в желудке превращается, я лицо кривлю от неприятных ощущений.

— Ты напрочь оглох!

И даже сейчас никому нет дела до нас в шумном ресторане.

— Закажу нам эспрессо. Будешь?

Его напор устрашает. Потом обезоруживает. Заставляет таять и верить, что и правда его заинтересовала. Пусть я и не модель, но все же симпатичная. Кто-то вообще говорил, что красивая. Но второго свидания так и не случилось.

Глава 5. Таня

— Ты так и будешь наблюдать за ним издалека? — Марта сидит напротив и сверлит недовольным взглядом. Я подняла ее ни свет ни заря, чтобы успеть сбежать до того, как назойливый Майк Марино переступит порог довольно скучной на вид гостиницы.

Ни одно кафе еще не работает, мы заняли пустующий столик.

— Буду.

— Вот ты... Дура, что ль? Тебя сам пилот «Формулы-1» позвал на свидание, а ты... Половина девчонок всей планеты хотели бы оказаться на твоем месте. Вот смотри, что уже написали в его аккаунте под последней фотографией.

Пробегаюсь взглядом.

«Майк, у тебя появилась девушка?», «Майки, покажи, кто она? Чем занимается? Это ваша первая встреча?», «Ничего такая, я бы...».

— Закрой! — от прямоты последнего голова закружилась.

И когда этот скоростной успел выложить фотографию со вчерашнего вечера? Он жмет на газ всегда и во всем.

— Хочешь узнать, что написал Марино в ответ?

Предмет нашего разговора стоит у своей машины, уставившись на вход в гостиницу. Выглядит с иголочки. На нем снова светлая рубашка, теперь льняная, и такие же брюки. Волосы как не расчесывал, но в этом есть свой шарм.

Шарм... Хм... Мне никогда не нравились лохматые.

— И что же он такого написал?

Майк вздыхает. Это видно с расстояния в несколько десятков метров. Стряхивает руку, чтобы посмотреть на свои «Apple Watch», и вновь в дверь гостиницы упирается взглядом.

Пришел, ждет, нервничает.

— Он ответил: «Самая упрямая и самая красивая. Она из Сибири. Кто-нибудь в курсе, как растопить сердце этой Эльзы?».

— Так и написал?

Вырываю телефон, тот чуть не падает. Разбить экран дорогущего «яблока» было бы обидно даже о римскую брусчатку.

Пижон итальянский!

Сейчас скрестил ноги, руки. На дверь все смотрит. Ждет. И будто бы заводиться начинает.

На берегу моря наверняка много классных кафе. С утра там завтраки, и мы еще сможем выпить капучино до двенадцати дня. А я так люблю капучино!

Я в коротких брючных шортах и белой майке, а купальник сложен в большую тряпичную сумку. И нет, я не собиралась никуда ехать с этим Марино — он все еще в серой зоне. Вроде и ничего, но доверия нет.

И шляпа! Большая, соломенная. Я заплатила за нее целых десять евро!

— Иди к нему, — настаивает Марта, — или пойду я. А что? Я тоже из Сибири, и мне хочется, чтобы такой итальянский поджарый самец растопил мое сердце.

— Я подожду.

— Чего?

— Знака. Мне нужен знак. А то сегодня он ждет меня, завтра тебя, послезавтра Лукрецию из соседнего города. Он итальянец, Марта!

Запыхалась, пока говорила. Сердце стрелять начало.

— Еще и гонщик.

И да, я погуглила его. Скорее, можно сказать «отгуглила», потому что разузнала о нем все, что только можно. Да Марино особо и не скрывается.

Он богат, знаменит, вправду талантлив. У него большая семья, огромное поместье и куча разных бизнесов по стране. Его отец — бывший гонщик.

Еще Майк одинок, но по вечерам всегда занят. Его занятость различна. Брюнетки, блондинки, рыжие. С длинными волосами, короткими... Испанка, англичанка, кубинка, итальянка.

Эгоистичный бабник!

— Надеюсь, он любит скорость только на трассе...

Солнечные лучи бьют четко на мои щеки. Кожа вспыхивает. Я вдруг представила совсем несимпатичного Марино в комбинезоне. У него он красный. На груди номер, на правом бедре.

Потом без него...

— Мне все равно, что он любит, а что нет! — довольно эмоционально отвечаю.

Потом Майк бросает последний взгляд на гостиницу, садится за руль своей машины и уезжает.

Он простоял в ожидании два часа.

Слабак!

— Поздравляю, Жемчужина. Таких дур, как ты, еще поискать!

Смотрю на удаляющееся авто Майка. Я правильно поступила. Ведь правильно? От Марино я не получу ничего, кроме разбитого сердца.

Да и разные мы, из противоположных миров. Параллельные прямые.

— У нас экскурсия в одиннадцать. Пойдем, — убитым голосом сообщаю.

А вечером, когда мы возвращаемся к гостинице, я вновь вижу машину Майка. Она стоит на прежнем месте. Ее водитель, как и утром, облокотился на пассажирскую дверь и смотрит на приближающуюся меня.

Улыбается. Да он всегда улыбается! В сети уже фан-страничка, посвященная его улыбкам.

— А на море сегодня были дельфины...

— Дельфины? — знаю, что врет, но, блин... А если нет? Я же мечтаю их увидеть.

— Да. Целая стая. Штук двадцать. Может, тридцать. Большая семейка итальянских дельфинов.

Ну врет ведь. Тогда почему я стою, улыбаюсь как дурочка и качаю головой?

— Еще и привет мне передавали, наверное?

Не заметила, как подошла к гонщику близко. Он пахнет морем. Очень вкусно.

— Нет. Они не умеют разговаривать. Ты чего?

Марта тихо слилась.

— Голодная? — спрашивает. Неужели совсем не обиделся, что я его продинамила? Странный этот гонщик.

— Возможно.

— Поехали. Накормлю. А то смотришь так, что готова кинуться на меня и... Съесть, — его намек звучит пошло. А я, кажется, сдалась.

— Не хочу я тебя есть.

— Жаль... Я бы не отказался.

Глава 6. Майк

Февраль. Начало чемпионата

Зимние тесты

— Нравится? — Купер, мой инженер, стоит рядом и спрашивает. Мы напротив моего нового болида. Теперь он не красный, как был в прошлом сезоне, а черный. Ведь я гонщик «Серебряных стрел».

И это...

Это, черт возьми, так будоражит, что хочется сесть в кокпит и дать газа уже на пит-лейне.

Нет, ребят из «Феррари» я обожаю. Там Сафин. Мой друг. Просто многие забывают, что «Формула» это еще и бизнес. Огромный, где крутятся такие деньги и такие возможности, одуреть можно.

И я принял предложение перейти в команду соперников.

— Он бесподобен.

Любуюсь еще немного и поднимаюсь из боксов. Меня уже ждет Паоло и она. Сегодня запланировано много интервью и конференций, без жемчужины теперь никуда, да?

Натягиваю улыбку. Все же привыкли видеть Майка Марино вечно улыбающимся? Хотя именно сейчас улыбаться не тянет. У меня во всех органах варится волнение. Я страх, как боюсь облажаться, а постоянный надменный взгляд Сибирской выскочки только усиливает раздражение на все вокруг.

Из всех возможных кандидатов в помощники Паоло умудрился выбрать ее! Надеюсь, она не есть мое проклятие. В самом начале сезона даже думать об этом не хочется.

— Классно смотритесь вместе, — смотрю в первую очередь на менеджера, потом на неприятный элемент нашей цепочки — Татьяну.

На ней черные брюки, белая блузка. Униформа какая-то. А я еще помню ее в купальнике и в коротких шортах, в платье, сарафане, ночной сорочке, нижнем белье... Без белья.

— Майк!

Жемчужина краснеет. Не от стеснения, от очередного потока гнева. Вон, аж белки трескаются красной сеточкой. Но она молча проглатывает мой выпад номер сто тридцать четыре со дня второго знакомства. Правильно, ее босс не Паоло, а я.

Это как-то радует. Веселее стало.

— Твои шутки не всегда понятны и, главное, уместны. Помни об этом, когда будешь разговаривать с прессой.

— Угу, — подмигиваю Сибири. И что ей не жилось там со своими медведями и балалайками?

Я иду первым к сцене, где запланировано масштабное интервью. Там уже собрались фанаты. И это мой любимый момент: выход на сцену под громкие крики толпы. Мой напарник по команде — Алекс Эдер — уже ждет.

Мурашки по коже.

— Майк, — голос Татьяны разрубает мои представления. Стал ненавидеть ее сильней. — Подойдешь. Может?

Она чертовски злится.

Нам предстоит веселый сезон. Хотя... Ее не будет здесь, со мной, через пару Гран-при, уж я об этом позабочусь.

— Что? Запас презервативов пришлось пополнять самому. Если нужно будет еще в чем-то мне помочь, я обязательно... Попрошу Паоло.

Буря за ребрами не стихает, а только разгорается, когда я смотрю на эту красу Сибири. Хлопает своими невинными глазками с красными белками, губы поджимает. Спорю, в ее прелестной голове сейчас вертится план моего убийства.

— Прочитай. Там самые подходящие ответы на вопросы, которые будут тебе задавать, — сухо отвечает, лист мне протягивает.

Пробегаюсь взглядом. На жемчужину иногда посматриваю.

Полгода прошло с нашего знакомства. Она изменилась, да и я больше не наивный дурак. Получается, забыли-забили?

— Можно вопрос? — складываю лист вчетверо и все внимание на Татьяну обращаю. У нее волосы, что ль, светлее стали? Выгорели или покрасила?

— Если он касается работы, то да. Все остальное мы выяснили. Ты мой босс, несмотря на то, что хочу тебя убить и закопать труп, чтобы его никто никогда не смог найти.

— Да ты по-прежнему такая романтичная, Жемчужина! — пропеваю каждое слово. — А что насчет могилы? Я бы хотел какую-нибудь пафосную надпись.

— Какую? «Здесь был Майк»?

Облизываюсь. Острота ее языка всегда возбуждала. Сейчас это чувство во мне выбивает все равновесие. И по-прежнему возбуждает.

Эта Сибирь точно в прошлой жизни была знойной итальянкой. У меня аж руки затряслись от ее праведного огня.

— Отличная идея для татуировки над резинкой твоих трусиков. Ты все еще предпочитаешь кружевные шортики?

— Cazzo di merda!

— Значит, их. Вышлю в подарок в знак начала нашей совместной работы. Мы подружимся, Таня.

И тут это российское недоразумение вырывает написанные ею же подсказки из моей руки и рвет ни в чем не повинный лист на кусочки. Делает из него древесную муку и выбрасывает их мне в лицо.

— Удачи, Майк Марино.

Помню, «удача» от королевы для Сафина имела некий другой подтекст, нежели «удача» от этой сучки.

Все мышцы в теле ослабели. Стою, слегка покачиваюсь.

— Спасибо, Жемчужина. Первую победу я посвящу тебе, — кричу удаляющейся ровной спине.

Хоть бы обернулась, что ль...

— У нас же не будет проблем, Майк? Ты не станешь кадриться к Татьяне? — не знаю, слышал ли наш разговор Паоло и насколько глубоко он осведомлен о моих отношениях с Таней. Он же чем-то руководствовался, когда брал ее на работу?

— Я похож на идиота, чувак?

Паоло кривит лицо.

— Ничто и никогда меня не заставит подбивать свои драгоценные яйца к Эльзе.

— К кому?

Ах да. Паоло не женат и у него нет детей. Откуда ему знать, кто такая Эльза? Это у меня три племянницы.

— К ней, — указываю пальцем в сторону, куда скрылась Жемчужина.

Однажды уже подбил. Было больно.

Глава 7. Таня

Я никогда не интересовалась машинами. И тем более гонками.

Еще год назад подумать не могла, что буду работать на одного эгоистичного гонщика и даже начну разбираться в каких-то моментах.

Ну, например, что гоночный болид отличается от обычной машины. И это не из-за внешних различий. Тут как бы я не совсем дура...

Понемногу привыкаю к скорости. Та, что видится на экране, отлична от реальной. Когда я только увидела все вживую, у меня спирало дыхание, и я в корне не понимала, как добровольно можно засесть в маленькое пространство этой машинки и ехать под триста километров в час. Чистое безумие.

Майк Марино такой. Безумный. Скоростной. Наглый на поворотах. Рисковый. Симпатичный все же. То, как выглядят эти гоночные машинки, мне нравятся.

Сейчас итальянский гонщик в черном комбинезоне. Надевает балаклаву, шлем, застегивает крепления и садится в кокпит. Смешное название, правда?

Он выезжает на своем болиде на трассу и разгоняется до запредельных значений, я и моргнуть не успеваю.

Сердце всегда рушится в пятки, когда я слышу рев мотора.

Двадцать болидов отъезжают свои круги, дальше идет обсуждения внутри команды. Первые дни чемпионата — это что-то вроде презентации. Новая машина, обновления, какие-то фишки... Довольно многообещающие интервью руководителей.

Здесь жарко и постоянно хочется пить. Я плохо спала, сейчас меня клонит в сон.

— Нас не знакомили... Алекс Эдер.

Парень в черном гоночном костюме подходит к нашим командным вагончикам. Он тяжело дышит, значит, недавно выбрался из своего болида.

В его руке бутылка с водой.

Алекс протягивает мне руку, сняв гоночную перчатку.

Гонки, как и любой другой вид спорта, накидывает парню очки. Он сразу видится сильнее, привлекательнее и притягательнее.

Даже влажные волосы, капли пота на висках и заломы от шлема у глаз совсем не смущают. Наоборот.

Вот Эдер сейчас такой.

А Марино нет. Тот ужасен априори.

— Таня, — пожимаю руку.

— Вы выглядите потерянной.

— Привыкаю к этому спорту, — слегка смущаюсь. Алекс смотрит с большим вниманием, которому не хочется придавать значения. — Я не фанат машин и скорости.

— Вы только никому здесь об этом не говорите, — издает короткий смешок и отпивает из бутылки. Взгляд уходит в сторону. Алекс машет кому-то, кричит на немецком короткую фразу и возвращается ко мне.

Я нахожусь в том месте, где мечтает оказаться любая. Напротив меня желаемый для многих гонщик, а работаю я пусть и на придурка, но все же тоже известного гонщика.

А я всего лишь Таня Жемчужина, из Сибири. И как меня сюда закрутило?

— И я тоже не люблю скорость, — добавляет шепотом, наклонившись.

Эдер выше меня. Мне приходится запрокидывать голову.

— Вы же гонщик!

— Ну... Тогда тоже никому не говорите об этом. Вам можно доверять, Таня?

Его английский ужасный. Грубый и лишенный плавности. Алекс ведь австриец. Но мое имя в его исполнении звучит мягко и довольно интересно.

— Я работаю не на вас, Алекс Эдер. И на вашем месте не стала бы доверять такую информацию чужому человеку. Вдруг завтра утром вас будут ждать интересные заголовки?

Ловлю себя на том, что флиртую. Прошло полгода с моего последнего флирта, когда я зареклась смотреть в сторону парней, у которых машинное масло вместо крови.

Гонщик на мгновение зависает, потом смеяться начинает. Сколько роликов видела и сколько статей читала, но чтобы Эдер улыбался или смеялся — такого не видел никто.

И это определенным образом расслабляет. Парни-гонщики такие же, как и все. Кроме Марино, разумеется.

— А я с твоим менеджером познакомился, Майк!

Спина покрывается и без того липким потом. Я чувствую взгляд итальянца, его дыхание и недовольство каждой клеточкой.

Вот Марино уже в поле моего зрения.

Он тоже в черном гоночном комбинезоне. Его волосы мокрые, пряди липнут ко лбу, и он их взлохмачивает.

Выглядит мрачным. Окидывает меня взглядом, будто только увидел, и тяжело вздыхает.

Может, заезды были неудачными для этого придурка? Надо бы спросить, хотя... Я не его гоночный инженер. Пусть он разбирается с «кокпитом» Марино.

— Она не мой менеджер, — скупо отвечает, присасываясь к пафосной бутылке номер «12». Это номер его болида.

Когда Марино был еще нормальным, я спросила, почему именно этот номер. Майк ушел от ответа, грубо бросив: «Я расскажу об этом только, когда буду умирать».

Больше я не спрашивала, а сейчас мне уже неинтересно. Двенадцать — мое нелюбимое число.

— Как это? — Эдер удивлен. Я справляюсь с тошнотворной волной.

— Но если она хочет сделать что-то полезное, то пусть... Принесет мне канапешки. Я видел в кафе у нас. Только без хумуса! — выкрикивает.

Укусить его хочется. Без подтекста. Просто клацнуть зубами и причинить ему боль.

— Ненавижу хумус, — расслабленно договаривает. Уже не мрачный, скорее повеселевший.

А я ненавижу тебя, Майк Марино!

Глава 8. Таня

В отель мы попадаем только поздним вечером. Я без задних ног, но, что странно, в хорошем расположении духа. Если закрыть глаза на подколы со стороны Марино.

Переступаю порог номера и тут же снимаю с себя юбку и блузку. Ополаскиваюсь под душем и мою голову. В этот момент вспоминаю выражение лица итальянца, когда я все же принесла ему желанные канапешки. Правда, те оказались с хумусом. Какая жалость...

С улыбкой на лице наношу лосьон для тела, вдыхаю приятный аромат и думаю об ужине, на который готова спуститься. За весь день я почти ничего не ела, только пила. Аппетит разыгрался.

Открываю дверь из ванной комнаты и напарываюсь на дерзкий взгляд Марино. Он посмел разлечься на моей кровати, застеленной белоснежным покрывалом.

Сердце ошпаривается от его бесстыдства.

— Ты все-таки покрасилась? — Взгляд не останавливается ни на секунду. Проводит им по открытым коленям, бедрам, груди, шее. Совершает самый быстрый круг и только потом смотрит в глаза. — И похудела.

Полотенце чувствуется тяжелым и вот-вот готово упасть к моим ногам.

— Что ты здесь делаешь? — говорю ровно, а внутри ребра чиркают друг о друга, стараясь произвести огонь.

— Возвращаю долг. Ты же проникла в мой номер, когда я был в душе.

Бессовестно намекает на нашу недавнюю встречу.

— У меня до сих пор психологическая травма, Марино, — мой колкий ответ лишь вызывает раздражающе-обаятельную улыбку у этого гонщика.

Готова вновь идти и вставать под прохладную воду. Итальянец смотрит на меня так, как раньше. Толика огня в глазах, учащенное дыхание. Я помню аромат его парфюма и горячую кожу. А если поцеловать Майка чуть ниже кадыка, то плечи Марино покроются мурашками.

Мне все в нем нравилось. До определенного дня.

— Поужинаем? — спрашивает без напряга.

Я, наоборот, прилагаю усилия, чтобы сохранить невозмутимость. Подумаешь, после эпичнейшего расставания, гонщик зовет меня разделить с ним ужин.

— Ты уверен, кому задаешь этот вопрос? — желание упереть руки в бока, но полотенце уже готово сорваться с меня. Это все тяжелый, душный взгляд неугомонного Марино.

— А ты сомневаешься?

— Когда дело касается тебя — на все сто процентов.

— Фух, Жемчужина, а ты все такая же горячая киска.

— Знаешь, о чем я жалею... — пропускаю мимо ушей его «горячую киску», — что полгода назад я согласилась пойти с тобой на свидание. Самая моя большая ошибка в жизни!

— По-видимому, я дал мало денег, раз ты такая недовольная. Стервозная.

Горло стянуло кожаными ремнями, изнутри хрип рвется. Я, кажется, проревела все обиды на этого итальянца, но от упоминания нашего последнего разговора, слезы подступают к глазам.

«Сто, двести, триста... Тысяча евро хватит? Ладно, за последний минет еще соточку накину. Хотя он был не ахти, жемчужинка».

И снова я одна большая рана, потому что посмела влюбиться в того, кто так протащил меня по острым словам.

— Пошел вон, — отступаю в сторону. Меня бросает в жар, я чувствую, как загораются щеки. Краснеют, словно они советский флаг.

— Значит, мало...

— Вон, я сказала. И не сметь приходить ко мне в номер. Не сметь упоминать как-то о нашем прошлом и давать гадкие намеки. Ясно?

— Иначе что? — Марино моментально становится серьезным. Его челюсть напряглась, желваки — две выпирающие точки, о которые можно порезаться.

Подхожу к кровати, на которой лежит Майк, и хватаю его за руку. Глупая попытка поднять тело заканчивается тем, что я заваливаюсь на этого гонщика, а он... Подминает меня под себя.

Сил бороться как нет. Хотя я хочу. Очень хочу.

— Иначе. Что?

Его дыхание близко. И губы тоже. Последний раз, когда его губы были на таком расстоянии от моих, мы поцеловались.

— Ты меня домогаешься, Марино? — спрашиваю первое, что приходит в мой воспаленный происходящим мозг.

Я и думать не могла, что как-то еще встречусь с Майком. А тут он еще и сверху на меня улегся. Руку свою на бедро мое положил. Вверх ведет, и это по-прежнему приятно.

— Сколько?

— Что сколько?

Но я уже догадываюсь, о чем он. Вновь трясет от обиды и ненависти.

— Сколько стоит с тобой трахнуться? Те же расценки?

Марино ведет себя смело, пьяно. Его ладонь почти добралась до промежности. Та уже искрит, все пульсирует. Но я лучше умру, чем позволю Майку коснуться меня там.

Да и почему я вообще до сих пор реагирую на касания этого итальянца? Не Майк предатель, а мое собственное тело. Это уже не чертов храм, а самое настоящее неуправляемое вражеское логово.

— Пошел к черту.

— Триста евро?

Другой рукой развязывает слабый узел под мышкой. Начинаю пробовать вырываться.

— Отпусти.

— Четыреста?

— Ни за какие деньги я не буду с тобой спать. Ты мне противен. Всегда был. Твои поцелуи я терпела, а когда касался, я мечтала, чтобы это мучение закончилось, как можно скорее. Секс с тобой — самое худшее, что может случиться.

Мои слова — ледяной душ для Майка. Нет, я вовсе так не думаю. Каждое слово было сказано, чтобы удавить озверевшего гонщика. Ответить, дать сдачу.

Но мне вдруг тоже стало больно.

Марино зависает ненадолго, а потом встает и отходит в сторону, повернувшись ко мне спиной.

Полотенце сползло, и я быстро его поправляю. Сердцебиение похоже на гул, от которого закладывает уши. И глаза становятся очень влажными, их пощипывает. Мечтаю остаться одной.

— Что ж, тысяча евро твоя максимальная цена, жемчужинка. И это с чаевыми.

— Ты уйдешь уже?

— На ужин, значит, не пойдешь?

Фыркаю. После всего сделанного и сказанного? Что за упертость, которая родилась раньше него?

— Я иду на ужин с другим.

Его плечи совершают подъем, затем спуск и останавливаются. Крутой поворот и взгляд глаза в глаза. Во рту пересыхает от вида Майка Марино, который сейчас будто готов влезть в своего черного монстра и рвать с места до финишной черты. Опасный он, рассерженный.

Глава 9. Таня

— Насколько помню, в этом ресторане подавали отличный венский шницель, — Алекс скромно улыбается, коротко проведя по мне взглядом.

Шницель... Это что-то вроде котлеты?

Глазами прочесываю меню, цепляясь за знакомую пасту. Тут же воспаленный мозг посылает воспоминания о романтичном ужине с Марино, когда мы еще довольно хорошо дружили. Между нами был легкий флирт и неиссякаемое упорство итальянца. Да, еще первый, но довольно страстный поцелуй. Такой, что ноги отрываются от земли, и ты забываешь обо всем.

— Таня?

— Прости, я задумалась. Мне пасту.

Помимо еды нам приносят вино. Если думать, что у меня и впрямь свидание с гонщиком Алексом Эдером, то я должна испытывать что-то вроде волнения. У меня в животе крутит бешенство, и я всеми силами стараюсь потушить этот огонь внутри.

Майк Марино вызывал и вызывает у меня что угодно, но точно не равнодушие.

Мы ужинаем в молчании, иногда спрашивая рядовые вопросы типа:

— Как тебе паста?

— Замечательно. Очень вкусно. А как твой шницель? — прозвучало странно, но мы проигнорировали этот момент.

— Достойно.

Австриец не отличается эмоциональностью.

Я делаю глоток вина и улыбаюсь своему «собеседнику».

Присматриваюсь. Алекс и впрямь симпатичен. Его редкая улыбка довольно очаровательна. Он высок, с красивыми руками и длинными пальцами, почти как у пианиста, и на его голове нет постоянного бардака. Волосы коротко подстрижены и уложены.

— И как так получилось, Таня, что ты стала работать на вспыльчивого итальянца Марино?

Паста потеряла свой вкус, а вино вообще застряло посередине горла огромным пузырем. Вопрос Алекса заводит в тупик.

Никогда не любила резких и быстрых переходов с темы на тему. Ох уже эти гонщики.

— Я какое-то время работала в итальянской газете, а потом пришла на собеседование к менеджеру... Майка.

Язык закручивается в узел. Вот как мне не хотелось произносить имя этого придурка.

— И ты прошла сложный конкурс?

Австрийцу интересна эта история? В любом случае взгляд у него заинтересованный. Алекс нахмурен и сосредоточен. Это добавляет ему привлекательности. Серьезные мужчины — моя слабость. Я так решила.

— Нет, просто пригрозила пистолетом. Как видишь, сработало. Итальянцы такие трусливые.

Эдер замирает. Его изящная, но все же мужская кисть зависает с нарезанным кусочком шницеля.

— Это шутка, Алекс. Конечно, был конкурс. Видно, я оказалась лучшей, — стараюсь смягчить напряжение.

Я смеяться начинаю, Алекс подхватывает и со стороны, должно быть, мы выглядим довольно мило.

Взгляд Эдера меняется, становится тягучим. Я чувствую прилив жара вдоль шеи и к щекам.

В этот момент мы оба слышим звонкий смех и оборачиваемся на вход в ресторан. Он на первом этаже отеля, которую снимают на время Гран-при Бахрейна.

Застываю настолько, что дыхание прекращается. Я стискиваю вилку в руке и мечтаю ее согнуть.

Наблюдаю, как Его Величество придурок Марино входит под руку с какой-то блондинкой. На ней ультракороткое платье и довольно вызывающий макияж. И где только такую взял в этой стране? Они не обращают внимания ни на кого, и, я бы сказала, между ними неприкрытый, раздражающий каждый рецептор флирт.

Паста рвется наружу, о выпитом вине сожалею. Никакой расслабленности больше нет. Каждую гребаную секунду я то и дело смотрю на ту парочку. На них все смотрят.

За ними входит еще одна пара. Эти не смеются, лишь загадочно улыбаются. У парня такой же взрыв на голове, как и у Марино, и я узнаю в нем действующего чемпиона мира Тимура Сафина. Только он почему-то в широких пижамных штанах и огромной футболке. Его девушка худенькая, как тростинка, и она очень красивая.

Отставляю недоеденный ужин и боюсь поднять глаза на Эдера. У нас как бы свидание, но и его итальянец умудрился испортить на расстоянии.

— Мы можем к ним присоединиться... — в его голосе нет вопроса. Это предложение, и то с натяжкой.

Я вообще заметила одну закономерность, эти пилоты слишком самоуверенные и упертые, чтобы задавать вопросы.

— А можем остаться вдвоем, — полушепотом говорю.

Еще чего... Смотреть на улыбающегося итальянского придурка и думать о том, как его рука чуть было не коснулась меня между ног еще час назад?

Эдер почти сдался моему русскому, сибирскому напору. Я почувствовала прилив сил, как те, через два столика, начали приглашать нас к ним. Их четверо, но активно жестикулирует только Тимур.

У него на щеках ямочки, как и у Марино. Они не братья, случайно? Не удивлюсь, если оба придурка.

— Пойдем, пойдем. Сафин не так ужасен, как все о нем думают.

— Правда? В прессе пишут, что он душка, — мои брови взмывают вверх. Я как бы не сильно интересовалась, но работа такая — следить, что пишут в сети и в журналах.

Эдер издает что-то вроде короткого смешка, на секунду затормозив все свои действия.

Его английский с акцентом, может, и я не так выразилась? Потому что Алекс поменялся в лице, и мне захотелось его обнять. Только вот гонщики еще и гордые, а, насколько я поняла, в последней гонке прошлого сезона этот Сафин вырвал у Алекса победу.

Поэтому я меняю тему, согласившись присоединиться к Тимуру и его команде. Чувствую себя правильной, почти благородной.

Когда подходим к столику, все с нами здороваются. Кроме Майка. Тот делает вид, что не замечает ничего. Лишь скупо кивает своему напарнику и отворачивается. От меня.

Мне по закону подлости достается место между Майком и Алексом. Поджимаю губы и закатываю глаза.

Я должна быть в эйфории, что сижу за столом с самыми высокооплачиваемыми пилотами мира, а я мечтаю снова оказаться в номере и лечь спать. День был сложным.

— Нас не знакомили, — Тимур, или как его там, пристально меня разглядывает. Нет, не так, чтобы его девушка взвыла от ревности. Сафин изучает, он даже голову склонил, а меня от его настырного взгляда пробивает на дрожь. Сколько ему лет, раз смотрит как рентген?

Глава 10. Таня

Алекс провожает меня до моего номера после самого странного свидания моей жизни. Я до сих пор чрезвычайно обескуражена ответом Эдера и зла на реакцию итальянца.

Наглючий Сафин постоянно подкалывал, а я достойно ответить так и не смогла. Чемпион все-таки.

— Спасибо за вечер, — Алекс совершает легкий поклон головой.

А говорили, королева эта... Варя. Поклоны отвешивают мне, как бы.

— Это тебе спасибо за приглашение.

Я вижу его редкую улыбку, сама улыбаюсь в ответ. В голове повторяются слова: «Возможно... Я был бы не против». Неужели я стала магнитом для гонщиков? Прям честь какая-то для простой девчонки из Сибири.

По коридору слышу знакомые шаги, затем женский смех. Трезвонит, как целая куча ржавых колоколов. Конечно, как я могла забыть, что мой номер по соседству с номером Марино?

Этот итальянец нашептывает что-то своей... Девушке. Та не смеется, наконец, а лишь хихикает. Репутация бабника подтверждается на все сто процентов. У Марино сейчас хитрый взгляд, чарующая улыбка, от нее колени подгибаются, и в моем носу стойкий аромат мужского вкусного парфюма. Тот, от которого я отмывалась долгое время, но мне до сих пор кажется, что вещи тех дней пахнут им.

Эта парочка останавливается около нас. Внутри развернулось настоящее поле боя, где по одну сторону злость, по другую — смертельная обида. И не знаю, что испытывает Майк, но явно не штиль в душе. Его взгляд на меня, как твердая плита, готовая вот-вот обрушиться на мою невинную душу.

— Хорошего вечера, напарник, — обращается к Алексу, когда девица в коротеньком платье бесстыдно повисла на шее Марино. Ее язык очерчивает ушную раковину итальянца. Вот ведь... Падла.

Я почти выдохнула, когда Майк уверенно разворачивается, оставляя соблазнительное тело позади. На какой-то миг мне показалось, что оно его вовсе не интересует.

Все мышцы свело от плохого предчувствия.

Получается, мы с Марино будто бы враги?

— И да, все удовольствие штука евро. Потянешь? — обращается к Алексу, подмигивает мне.

Мои ноги лишаются опоры, словно все кости жестоко вырваны. Я уставилась на предмет своей боли и пытаюсь моргать, дышать, собрать мысли воедино, но в мозге, как на старой кассете проигрывается одна и та же хриплая запись: «штука евро... Штука евро...»

Мороз по коже, и ненависть к этого итальянскому гонщику вырастает, становится безразмерной и необъятной. Даже страшно оттого, что я когда-то влюбилась в этого... Придурка.

— Ты о чем? — Эдер склоняет голову вбок и переводят взгляд с Майка на меня.

— Ни о чем... — горло оцеплено металлической колючей проволокой. Я сдерживаю слезы, которые от негодования ощущаются соляной кислотой.

Не помню, как оказываюсь в своем номере. Прощание с Алексом вышло скомканным, но вот самодовольный взгляд итальянца протыкал насквозь. Невозможно было увернуться или выстоять.

Трясущимися руками достаю из шкафа чемодан и перебираю вещи. Выкидываю их за спину, иногда стирая соленые дорожки на щеках.

В груди жуткая теснота из-за унижения. Мне кажется, Алекс Эдер все понял.

На дне нахожу кошелек — моя заначка. Судорожно пересчитываю свои деньги. Там оказывается ровно тысяча евро. Не бог весть что, особенно для такого успешного пилота, как Майк Марино.

Поднимаюсь на ноги и выбегаю в коридор, громко хлопнув за собой. Да и пофигу, что нужно будет спускаться и брать запасной ключ, потому что мой остался в номере.

Я стучусь к Марино слишком громко, чтобы он мог проигнорировать. Сердце долбит по ребрам достаточно ощутимо, по вискам стучат противные молоточки.

— Ты? — Майк не удивлен. Ждал?

Врываюсь в его номер. У меня адреналин бушует в крови адской концентрации. Я даже не вполне отвечаю за свои действия. Может, и убить могу. Или разревусь позорно.

— Тысяча евро, говоришь? — шиплю. На языке чувствую острые осколки.

— Вообще-то, тысяча сто. Ты про минет забыла. Но про него я не стал упоминать твоему... Парню, да, жемчужинка? Ты и Эдер. Отличная пара выходит.

Каждое его колкое слово тоньше хлыста по свежей ране. Меня разрывает пополам: удариться в истерику или выцарапать ему его бесстыжие глаза.

— Подавись, Марино!

Кидаю скопленные деньги. Они разлетаются, как осенние, сухие листья. И мне ничуть не жаль, пусть и заработала я их честно. Родителям хотела отправить. У них годовщина свадьбы — тридцать лет.

Майк прикрывает глаза, когда шуршащие банкноты бьют его по лицу.

Он зол. Скулы заостряются, челюсть выдвигается вперед. И эта самая желанная картинка, которую хотела увидеть за последние дни. А не его вечную самодовольную ухмылку.

Я Таня Жемчужина, а не одна из его одноразовых подружек.

— Ты плачешь, — спокойный голос лишь ширма. Майк касается своего подбородка и потирает тот, словно тысяча евро и впрямь оказалась тяжелой битой.

Мы два оголенных провода. В воздухе пахнет электричеством. Дрожу, и мне безумно хочется, чтобы этот человек банально извинился. За свои слова и наше прошлое.

Просто сказал: «Извини, я был неправ. Я итальянский придурок, который сожалеет о содеянном».

Сказка, да?

— Я не плачу.

«Черт возьми», — хочется добавить и топнуть ногой.

Майк касается моих щек большими пальцами и вытирает слезы. И правда, плакала. А от его прикосновений дыхание замирает.

Смущенно отхожу от Марино. Его аромат вызывает раздражение в моем носу. Может, это причина моих внезапных слез?

— Что ж, у девчонок я всегда вызывал слезы. Правда, это были слезы счастья и удовольствия. Помнишь, Эльза? — проворачивает слова на языке и упирается прямым взглядом.

Он пробует шутить в своей манере, но не выходит. Злость не самый лучший друг для легких шуток.

— Стоп-стоп-стоп, — демонстративно щелкает пальцами.

Стою, как замороженная. Настоящая Эльза. Только вот слезы — не льдинки. Они настоящие.

— Никакого счастья. Когда тебе что-то противно, нельзя испытывать счастье, я прав, Жемчужина?

Глава 11. Майк

Гран-при Бахрейна. Гонка

— Теперь абсолютные соперники? — Сафин подходит, приобнимает и дважды стучит по спине.

Тим в красном привычном комбинезоне. Его эмблема с конем как родная для меня. Наши боксы находятся по соседству, и у нас есть пара минут пообщаться. Впереди гонка и пятьдесят семь кругов. Как же хочется утереть нос этом чемпиону!

— Соперники, Сафин. Еще отобью у тебя чемпионство, — толкаю его в плечо.

Мы все же нервничаем. Первая гонка сезона, после почти двухмесячного перерыва. Даже несмотря на тесты и практики наполняемся волнением, как стакан проточной водой.

— Посмотрим.

Расходимся по болидам.

Я надеваю балаклаву, шлем, защитную установку и забираюсь в кокпит. Работа вокруг кипит. До начала гонки остаются минуты. Затем прогревочный круг, и... Гаснущие огни.

Вставляю рулевое колесо, надеваю защитные перчатки.

Настроение вроде как боевое. Я классный гонщик, я в суперской команде, у меня есть все шансы стать чемпионом. А потом вспоминаются слова холодной Эльзы. И как ушат ледяной воды за шиворот выливается.

«Надеюсь, в гонке ты пробьешь своей башкой ограждение».

Ауч! Это наверняка чертовски больно. И я все же надеюсь никогда этого не узнать.

Наверху, прямо над боксами, офис команды. Где-то там она. Помню, как королева желала удачи Сафину. Обнимала, шептала ему там что-то. Заклинание, как пить дать. Вот он и побеждал.

Я бы тоже не отказался от такого. Банальной удачи, сказанной приятным, мягким тоном. Только вот некому мне это говорить, и я все же стараюсь не концентрироваться на такой банальщине.

Майк Марино суеверен, но не настолько, чтобы слова какой-то там девчонки имели вес для меня и моей карьеры.

Выезжаю из бокса и еду к стартовой решетке. Все болиды делают «разогрев» и становятся на свои места, согласно вчерашней квалификации. Я показал третье время, что является неплохим результатом.

Делаю вдох.

Огни загораются по одному, но быстро. Затем спустя две секунды одновременно гаснут.

Старт.

Медленный выдох.

Запороть старт можно на два счета, и вся гонка выльется в борьбу за очковую зону, а уже не за подиум.

Концентрация на первом круге доходит до предела. Смотрю вперед, в зеркала, при этом жестко контролирую педаль газа и тормоза.

Уже на первом и втором повороте наблюдается толкучка в борьбе за свое место в пелетоне.

«Феррари», «Стрелы», болиды англичан... Настоящее зрелище на диких, каких-то искусственных скоростях.

Скорость достигает двухсот километров в час, когда на выходе из поворота меня сшибает машина команды соперников. Слепая зона, мать ее.

Меня стремительно несет к ограждению, пока я не тараню стену по правому боку.

Зад машины отлетает, передняя часть болида застревает в рельсе безопасности. Скорее всего, повреждается бак с топливом. Адская скорость, высокая температура — и машина вспыхивает.

Перед глазами огонь. Ядерное пламя, от которого хочется бежать. Отсоединяю ремни безопасности и пробую выкарабкаться.

Как ни странно, паники нет несмотря на то, что ни одна попытка выбраться из кокпита не увенчалась успехом.

Я влип.

Кажется, что прошло больше минуты. Может, и вовсе две или три. В голове храню информацию, что гонка точно остановлена красными флагами, и сюда едет машина безопасности.

Мне помогут. Все будет хорошо.

Но огня будто бы больше. И я начинаю задумываться, а если это конец? Если в следующую секунду загорится моя намертво застрявшая нога? Или рука? Умирать больно?

Я так и не узнал, что значит пожелание удачи от любимой девушки. Она вообще у меня была когда-нибудь? Нет, наверное...

Даже жемчужинка... Подвела.

И все же снова пробую выбраться. Меняю угол разворота плеч, кручусь то вправо, то влево, чтобы вылезти из замкнутого пространства.

Обе мои руки уже в огне. Мои перчатки серые, но я могу видеть, как меняется их цвет. Они начинают плавиться и становиться полностью черными. И тут я чувствую боль.

А потом облегчение, когда понимаю, что у меня получилось выбраться из кокпита, несмотря на сломанную ногу и, по всей видимости, обожженные руки.

Трясу ими, они очень горячие и нестерпимо болят. Представляю, как кожа пузырится и плавится, затем прилипает к перчаткам, сразу же снимаю их, сцепив крепко челюсти. Терплю. Иначе потом придется снимать перчатки вместе с кожей.

Машина полностью охвачена огнем. Все вокруг следят за мной, за маршалами, которые помогают тушить пожар, другие — дойти мне до машины безопасности. Там ожидает медицинский работник.

Гонка замерла.

— Я сам! — говорю уверенно и иду к машине.

Вдруг кто-то смотрит и волнуется за меня. А так будет видно, что я жив, со мной все хорошо.

— Двенадцатый номер в порядке, — передает маршал, пока я сажусь на пассажирское сиденье и перевожу дыхание.

Все длилось около двадцати секунд, а по моим ощущениям минут пять. Вечность будто бы.

Совсем не помню, что сделал с рулем. Нет воспоминаний, что я вынимал его. Перевожу взгляд на свой болид. Совсем новый. Был.

«Ты пробьешь своей башкой ограждение».

Что ж, моя злая Эльза, твои слова оказались пророческими.

Когда машина безопасности увозит меня с трека, в окне вижу, как убирают обломки моей машины. Задняя часть полностью оторвана.

По разговорам понимаю, что после того, как я спасся, загорелись батареи и тушили пожар второй партией огнетушителей.

— Майк, ты можешь шевелиться? Говорить? Опиши, что чувствуешь? — не отстает маршал, он же оказывает первую необходимую помощь.

— Со мной все в порядке. И разговаривай со мной нормально. Я просто попал в аварию.

Сука.

Меня заводят в медицинский центр. Тут же окружают. Английская речь сейчас раздражает, и я хочу слышать родной итальянский.

И кофе. Крепкий эспрессо после ужина, как и полагается в моей родной Италии.

Глава 12. Таня

На большом экране в довольно уютном офисе команды показывают кадры с аварии Марино. Стоит мертвая тишина. Мы видим огонь, осколки и части болида, продолжение движения машин, но на более низких скоростях, маршалов, которые спешат к месту аварии. А вот Майка в кадре нет.

Я чувствую, как немеют руки, затем ноги. Уже не понимаю, как вообще можно стоять, когда все тело оцепенело от страха.

Шепот слышится позади.

«Это плохо, если не показывают гонщика. Что-то случилось...».

Мне стоит многого, чтобы не повернуться и не прокричать на весь пит-лейн, что с ним все в порядке, он просто... Не в кадре.

Этот придурок не может умереть!

— Двенадцатый номер в порядке, — слышу и облегченно выдыхаю. Мы все это делаем.

Затем Майк попадает в объектив камеры. Внешне с ним и впрямь все в порядке: черный комбинезон, растрепанные волосы, поджатые от переживаний губы и бегающий взгляд.

Мой выдох рваный.

Делаю шаг в попытке выбежать к нему, но осекаюсь. Нельзя, не пустят. Глупо.

— А где сейчас Майк? — спрашиваю.

Я помощник его менеджера. Мне можно ответить, я вправе это спросить. Голос при этом неровный, дрожащий.

— В медицинском кабинете.

Вылетаю из офиса и несусь в незнакомую мне часть. Там такое скопление людей, что меня никто не замечает. Опускаю взгляд и прислушиваюсь. Чужие голоса глушит пульс. Грудная клетка разрывается от биения сердца.

А если бы я не пожелала ему разбить башку об ограждение, Марино пришел бы сегодня подиум? Чувство вины какое-то необъятное. Ни его поступки, ни слова не стоят того, чтобы Майк лишился жизни, пусть он хоть трижды придурок!

Я дожидаюсь, пока кабинет, в котором находится Майк, опустеет, и замираю.

Стучусь и выжидаю ответа. Его, надо полагать, не было бы при любом раскладе. Это же Марино!

— Я войду? — спрашиваю и все же опасаюсь, что в меня что-то полетит. Хорошо, если это будут итальянские ругательства, а не всякие стеклянные баночки с полок медкабинета.

Майк лежит. Его руки перебинтованы, в воздухе пахнет сгоревшей резиной и пластиком.

Живот крутит от увиденного. Наверняка он испытывает адскую боль. Сколько нужно времени, чтобы обезболивающее, которым обкололи моего итальянского гонщика, подействовало?

— Ты как? — задаю вопрос дрожащим голосом.

Сердце не на месте.

Резко наше прошлое обнуляется. Это сложно представить, потому что боль еще преет внутри. Но я ведь могла потерять Майка. Было чертовски страшно.

С этой минуты я искренне ненавижу гонки. Я ненавижу чемпионат.

— Как я… Живой, как видишь, — голос наполнен горечью.

На моем языке такая же прогорклость, что сглотнуть ее, значит, отравиться.

Медленно иду к Майку. С каждым шагом волнение усиливается.

— А ты не такая радостная, как я думал.

Стыдно за сказанное. Останавливаюсь на полпути и, прочистив горло, спрашиваю:

— Может, ты что-то хочешь?

Звучит странно, и я готова услышать очень черную шутку в свой адрес. Но вместо этого Марино просит:

— Кофе.

— Конечно. Сейчас принесу. Эспрессо?

«Я все помню», — прошептать бы на ухо.

— Эспрессо, — подтверждает и в эту же секунду отворачивается от меня.

Меня обдает его холодом, когда должно быть совсем наоборот. Неуклюже отступаю, взглядом ерошу по телу Майка. Он все еще в гоночной форм, которая полна следов от пожара.

Сколько времени их костюмы выдерживают огромных температур, защищая кожу от огня? Страшно представить, что какая-то ткань с кучей разных картинок спонсоров может спасти жизнь.

Тридцать секунд. Столько времени гоночный комбинезон защищает тело. Перчатки же намного меньше.

Перед тем как скрываюсь за дверью, обращаю внимание на руки Майка. Ему потребуется восстановление перед тем, как он снова сядет за руль болида. И сидят ли... Ему вообще было страшно? О чем он думал? Мысли закручивают меня в водоворот до тошноты.

Практически добегаю до кофемашины, на автомате делаю эспрессо. Рядом с чашкой кладу пару кусочков сахара. Майк не пьет сладкий, но вдруг именно сейчас захочет?

Растерянность в каждом моем движении.

Молчание, которое наполняет комнату, когда я туда захожу, заставляет делать все тихо и незаметно.

Ставлю поднос на стеклянную тумбочку, беззвучно отхожу к двери. Все в теле при этом работает очень шумно, будто я превратилась в старый, ржавый дедушкин автомобиль.

— Тебе, наверное, будет неудобно пить самостоятельно? — спохватываюсь поздно.

И тема такая еще колючая. Я никто ему, чтобы помогать, но и просто так кинуть этого придурка совесть не позволяет.

— Спасибо за твою чуткость и заботу, но я справлюсь.

Майк поднимается и садится на кушетку. Здесь по-прежнему пахнет не то спиртом, не то противными лекарствами. Еще кофе. Но сильный запах настолько перебивается посторонними медицинскими примесями, что тошнота лишь усиливается, и я не имею представления, как в такой обстановке можно хотеть пить кофе.

— Как же?...

Злость берет.

— А вот так!

Наблюдаю, как Майк пытается взять маленькую чашечку. Пыхтит. Но скорее согласится снова залезть в горящий болид, нежели попросит меня о помощи.

— Я могу...

— Просто уйди, Жемчужина. Ты мешаешь мне сосредоточиться!

А я еще переживала за этого упрямого засранца!

— Cazzo! — слышу грубое ругательство. Марино протяжно выдыхает, но все же молчит.

За два шага преодолеваю расстояние между нами и беру чашку в руки. Горячая. А что испытывал Майк, когда кожа на его ладонях была облизана огнем?

— По-твоему, я маленький? Меня надо поить чертовым кофе? — раздраженно шепчет.

— Ты немаленький, Марино, ты...

«Придурок!» — кричат мои мысли.

— Ты просто пей. Говорят, кофе делает мужчин мягче.

— Это явно не про эспрессо было сказано.

Наши взгляды встречаются поверх чашки. Я вижу, как Майк делает глоток горького напитка, сама чувствую, какой тот горячий, и каждый рецептор на языке наполняется специфическим кофейным вкусом.

Глава 13. Таня

Полгода назад

— Ты в этом собралась идти в клуб и покорять горячие итальянские сердца? — Марта уперла руки в бока. Ее дерзкий взгляд обводит мое тело несколько раз за секунду.

— Мне не нужно покорять ничье сердце.

У меня уже есть одно. Упрямое, невыносимое, но какое-то полюбившееся уже. Майку Марино принадлежит.

— Это ты сейчас так думаешь. Но вспомни, где ты?

Оборачиваюсь.

Мы в моей скромной квартирке. Здесь крошечная ванная комната со следами плесени, скрипучие полы и одна конфорка на кухне, которая в нашем широком русском понимании совсем не кухня, а всего лишь уголок.

— Мы в Риме, Жемчужина! Горячие итальянцы, пицца, паста, вечерние прогулки по Вечному городу. И любовь, любовь, любовь...

Марта мечтательно закатывает глаза. С ее последнего визита в Рим прошло несколько недель, а она будто бы и не была в этом городе.

— Ага, по пятьдесят евро за свет и уборку подъезда, невыносимая жара и крики соседей по утрам. Еще и капучино не выпьешь в обед. А ты знаешь, как я люблю капучино.

На узкую кровать, на которой все же мы с Майком помещались под его итальянское ворчание, летят вешалки с одеждой: платья, платья, снова платья, короткие шорты...

— Снимай свой старушечий комбинезон и вот, — кидает в меня платьем, очень похожим на ночную комбинацию. Лифчик вообще предусмотрен или мне «наводить прицел» сосками? — Примерь. И еще помада. Красная.

— Майк меня убьет. Он такой ревнивый!

— Да ничего твой гонщик не скажет. Где он вообще, а?

Ткань шелкового платья холодит кожу ладоней. Несмотря на сентябрь, Рим — центр внеземного пекла. Может, не такая уж и плохая идея с этим шелковым, коротким нарядом.

— В Сингапуре. У него гонка, — совсем без интереса отвечаю. Я далека от этих гонок, как и от самого Сингапура.

— Тем более, — подмигивает. — Надевай. Вышлем пару фоток, и он на своем болиде полмира проедет, чтобы вживую тебя увидеть.

И убить! Итальянская ревность жгучая.

Но бунтарка внутри меня уже бьет в барабаны. И сердце от этого подпрыгивает.

— Ладно.

Быстро переодеваюсь. Длина едва прикрывает ягодицы. Грудь... Лифчик без лямок я все же выбиваю. Но приходится накрасить губы в красный цвет и распустить волосы.

— Порвем этот город, Жемчужина. Покажем им настоящую сибирскую красоту.

— Я выгляжу, как...

Щеки пылают от одного только слова, мысленно произнесенного.

Мы тратим целых двадцать долларов на такси, чтобы доехать до клуба. Он в историческом центре, и пока я не знаю, сколько могу купить себе здесь коктейлей, чтобы завтра смогла позволить что-то себе из еды. Да ту же воду, хотя бы.

Дважды прокляла решение Марты поехать именно сюда. Слишком пафосно и дорого. Только подругу это скорее привлекает, нежели, как меня, смущает.

Она молодая, яркая, амбициозная и в поисках любви. Такая вот сибирская Кармелита современности.

— Классная музыка! — качается в такт.

— Громко слишком.

— Вот ты зануда!

Платье хочется одернуть вниз. Не то чтобы я стремилась спрятать свои ноги, они вполне себе, но на меня так и пялятся эти итальянские типы.

И надо было сообщить Майку. Вдруг меня кто-то узнает? Наутро моя полуголая задница будет на обложках какого-нибудь желтого издания. Меня выгонят из моей газеты, а следом и отправят домой, в сибирский городок, где я буду писать заметки про перелетных птиц для местного издания.

— Что поникла? Пойдем танцевать!

На нашем столе пара коктейлей, названия я так и не смогла произнести. Их для нас заказали какие-то парни, с которыми познакомилась Марта.

И все уже кажется веселым и здоровским. Мы смеемся, развлекаемся.

Лучи клубного света совсем не режут глаза. А музыка... Боже, она очень классная, хоть я и не понимаю там ни слова. Но ведь итальянский знаю очень хорошо. Как такое возможно?

Я танцую, хотя никогда не умела это делать. Мне жарко.

— Таня?

Замутненный взгляд с трудом фокусируется на парне около меня.

Белая футболка на пару размеров больше. Низ темный. Возможно, это джинсы, как и у всех. Его глаза сужены из-за бьющего в лицо лучей, а улыбка открытая.

— Энцо? — со смешком выдыхаю.

Не ожидала его здесь увидеть. Место пафосное, да, но родственники Марино не ходят даже по таким местам. Они возьмут Джет и улетят на Ибицу.

Винченцо, или как зовет его Майк — Энцо, обнимает меня и целует в щеку. Они все здесь так делают. На коже остается запах его парфюма.

— Ты... Чертовски хороша.

Снова этот жар, что тянется густым потоком по шее. Он совсем незаметен в свете софитов.

— Спасибо.

— Одна?

Энцо красив. Но не такой упрямый как Майк. Это только мой гонщик ненормальный.

— С подругой. Ее зовут Марта, и она... — пробегаюсь взглядом по толпе. Смущаюсь еще больше, чем после странного комплимента от двоюродного брата Майка. — Она поит своим коктейлем вон того итальянца.

Рука Энцо ложится на мою поясницу. С тех пор как гонщик «Феррари» вошел в мою жизнь, ничья рука не касалась меня.

Боже... Меня только его руки и касались. За исключением Федора, бывшего однокурсника, с которым у меня была первая, но суперкороткая любовь. Я даже ее и не считаю.

Поэтому происходящее заставляет меня нервничать, почти сжаться всем телом и спрятать взгляд. Учитывая мой наряд и дьявольскую, водостойкую помаду на губах, я выгляжу странно. Не как Марта.

— Мы сидим за тем столиком с друзьями, — другой рукой указывает на столик в углу.

Там много людей. Парней и девчонок.

— Пойдем к нам?

Отрицательно качаю головой.

— Ты девушка моего брата, жемчужинка. Так тебя зовет Майк? Значит, желанный гость на всех тусовках.

Девушка Майка. Звучит круто и кажется неправдоподобным. Да и мы с Марино ни разу не касались этой темы.

Несмело иду за Энцо. Людей на танцполе значительно прибавилось. В какой-то момент меня сбивает с ног один парень. Пьяный, наверное, был. Здесь все пьяные. Но я случайно, от испуга хватаюсь за руку второго Марино, и он ее уже не выпускает из своей руки.

Глава 14. Таня

Полгода назад

— Поехали ко мне? Как тебя?.. Жемчужинка.

Свожу брови, пытаясь разобрать, верно ли я все услышала? Этот Энцо меня к себе зовет? Эспрессо, что ль, выпить?

— Ты красивая, — не унимается.

И как бы ему объяснить, что водка, она такая. Все видится красивее и лучше.

— Винченцо, тебе пора заканчивать пить водку. Ты не подготовлен, — щелкаю по носу.

У меня либо иммунитет к такого рода напиткам, либо хороший метаболизм. Даже как-то неудобно. Ощущение, будто Энцо пьянее меня.

— Тогда давай по последней? — он улыбается. Я вновь вижу в нем Майка и понимаю, что соскучилась по своему пилоту. Когда он прилетит: завтра? Послезавтра? Я совсем не слежу за его гонками и почему-то чувствую укол совести.

Если я девушка Майка Марино, мне, наверное, полагается этим интересоваться? Как минимум, чтобы могла поддержать беседу, порадоваться его победе, которая досталась каким-нибудь хитрым или мегасложным путем.

А я знаю только то, что на его гоночном комбинезоне вороной конь на желтом фоне.

— Не оставляй меня один на один с этой прозрачной дрянью, — довольно грубо ругается, но я решаю в своей голове ограничиться относительно безобидным словом «дрянь».

— За подобные предложения Майк тебя... Убьет? — смеюсь.

Совсем не уверена в этом.

Энцо его брат, пусть и двоюродный, а я... Банальная жемчужинка, каких у него было сотни. Известный гонщик ведь.

— Убьет... Плохо ты знаешь Майка.

Сглатываю непонятно откуда взявшийся ком в горле из обиды и тревоги.

Винченцо сдает позиции. Ему и последняя стопка водки не нужна. Точнее, он физически не сможет ее держать. А я тянусь к минеральной воде на столе и выпиваю половину.

— Он, скорее, убьет за меня. Все детство защищал, — пьяное бормотание слышу отчетливо, словно музыку в клубе поставили на долгую паузу.

— Что ж, тогда тебе точно нужно заканчивать с водкой, — проговариваю себе под нос.

А что я ожидала? Они итальянцы! У них семья — это самое святое на земле. Поэтому буду считать предложение Энцо просто недопониманием. Я не обязана знать все диалекты итальянского, особенно если он еще со стопроцентным пьяным акцентом.

— Но ты... Ты ему нравишься.

У парня получается взять стопку в руки, но опрокинуть ее в себя нет. Он отставляет ее обратно и плюхается на спинку дивана. Винченцо закрывает глаза. Засыпает.

Вот ведь черт!

— Эй! Товарищ! Не спи! — тереблю за плечо.

Кручу головой. Обнаруживаю, что за столиком остались мы вдвоем. На часах почти четыре утра. Скоро рассвет. Стресс словно выгнал весь алкоголь из моей крови.

И что мне делать? Марты тоже нигде не видать. Вот и верь потом этой Кармелите.

— Да просыпайся ты!

Вторая попытка растормошить эту итальянскую пьянь заканчивается ничем. Вокруг вообще все вдрызг пьяные. От пафоса и местного гламура осталось одно название.

— Поехали ко мне, перла? Я покажу тебе рай...

Рай он мне покажет, как же...

Глупо набирать Майка и жаловаться на его братца. А больше идей нет. Правда, еще немного, и он уснет пьяным сном, проснется только завтра к обеду с дикой головной болью. В его рту будет засушливей, чем в Сахаре, а память откажет восстанавливать картинки прошлой ночи.

Водка очень коварный напиток.

— Адрес свой помнишь, казанова?

Энцо бурчит ответ. И насколько я понимаю, это довольно престижный район. Такси будет мне стоить туда оставшиеся тридцать евро.

Ну не оставлять же его здесь? Жаль, вроде как...

Чертыхаюсь и тянусь к бутылке минералки, которую допиваю до дна. Все это как в страшном сне. Я в платье, которое выброшу при первой возможности, в клатче пустой кошелек и пьяный полурыцарь, храпящий на моем плече, как вишенка на торте.

— Эй! — зову официанта, — сможешь помочь?

На бейджике читаю красивое имя «Лоренцо» и широко улыбаюсь.

— Мой брат сильно устал, — подмигиваю. Тонкая бретелька вот-вот свалится с моего плеча. И как хорошо, что под платьем имеется пусть не очень сексуальный, но все же лифчик.

Лоренцо неохотно кивает. Надеюсь, компания Винченцо оставила неплохие чаевые этому заведению. Но я в любом случае напишу им положительный отзыв на сайте, несмотря на странную водку.

Я громко стучу каблуками. Мне уже все равно, застрянут ли мои туфли в римской брусчатке или доберутся целыми до дома.

Единственным моим желанием становится избавиться от пьяного тела и как можно скорее. Желательно без последствий для своей совести, от которой у меня одни проблемы. Не могу я бросить человека в беде, пусть он и не отличается добродетелью, как Энцо. Он итальянский избаловыш от корней своих волнистых волос до пяток.

Когда мы с Винченцо оказываемся в такси, выдыхаю. Называю адрес под густое бурчание парня. Хочется верить, его не будет тошнить на мои колени.

— «Феррари» вчера выиграли в Сингапуре! — радостный голос таксиста несколько раздражает.

Головная боль накатывает волнами. Водка, стресс, снова водка и не самая мягкая езда дают свои плоды.

На языке скапливается горечь.

— Угу.

— Forza Ferrari!

— Угу...

Наш путь какой-то вечный. Меня уже клонит в сон, а еще тошнит. Я пытаюсь сосредоточиться на дороге и молюсь всем известным богам, чтобы дом Винченцо оказался на соседней улице.

— Сорок пять евро, милочка.

— Сколько? — шиплю.

— Я ехал в объезд.

Вот тебе и Forza Ferrari!

— У меня только тридцать.

— А у него? — кивает на спящего Энцо.

Если бы не Марта, я бы провела этот вечер за сериалом. Вышел новый турецкий. Там дочь служанки выдали замуж за мажора. Обожаю такие истории.

Вместо этого я чувствую себя скверно, обыскивая карманы брата моего парня. Если, конечно, после всего случившегося у меня еще будет парень.

— За сорок пять евро вы же поможете донести его?

— Накинь еще пять хотя бы.

Спустя десять минут я стою перед дверью Винченцо, когда тот облокотился о стену, а я пытаюсь поддержать его, чтобы он не свалился.

Глава 15. Таня

Полгода назад

— Ну ты вчера и напилась, жемчужинка...

Я слышу мужской голос. Довольно низкий, с характерной хрипотцой, но он принадлежит моему ровеснику, а не знойному итальянцу средних лет.

— Напился вчера ты, Энцо, а я всего лишь прилегла на секунду в твое неудобное кресло...

— Ага, ага...

Открываю глаза, понимая, что уже утро. И да, я по-прежнему сижу в неудобной позе. Голова разрывается, словно я наступила на осколочную мину. Даже мое дыхание причиняет адскую боль.

Винченцо только вышел из душа и выглядит вполне себе свежим и отдохнувшим. Он и пахнет вкусно!

Проклятые итальянцы, как они это делают?

— Кофе? — спрашивает, пока укладывает свои волнистые темные волосы, — у меня отличная кофемашина. Делает такой эспрессо, обкончаться можно.

— Как такое возможно, ты вчера был пьянее, но голова болит у меня, и чувствую я себя дерьмовее? Еще и тащила тебя на своих плечах. Побоялась оставлять одного в том ужасном клубе. Тебя могли... Обворовать, например.

Не знаю, где у него здесь душ. Я иду чисто на интуиции. Мне бы вообще только умыться и сбежать.

Если Энцо не бредил вчера, то Марино и вправду может заглянуть сюда. А я не хочу, чтобы меня застали в таком виде.

Обещаю себе никогда не ходить в клуб, не пить водку и не помогать малознакомым парням, пусть те и являются родственниками моих близких.

— Приятно знать, что ты будешь принимать душ спустя пару минут после меня. Хочешь знать, что я там делал? — слышу поскуливание за дверью.

Намеки и тема этого странного разговора начинает давить на нервы. Похоже, Винченцо выпустился из колледжа для мальчиков. Там все считают, что их плоские шутки довольно смешные.

— Оставь меня, Энцо. И лучше приготовь мне кофе. Двойной!

Включив холодную воду, умываюсь. Не мешало бы и зубы почистить, но рыскать по полкам в поисках новой зубной щетки это еще хуже, чем обыскивать карманы Винченцо в поисках денег для оплаты такси. Использую старый способ: указательный палец и зубная паста.

Пятерней пытаюсь как-то расчесаться. Волосы катастрофически спутаны. Отражение в зеркале мне совсем не нравится. Там не та Таня, к которой я привыкла.

Открываю дверь и врезаюсь в поднос, на котором младший Марино поставил чашку с кофе. Пахнет вкусно, но вся эта жижа теперь на моем платье.

Кожу обжигает. Я понятия не имею, что нужно делать в таких ситуациях и как спасать себя от ожога. Грудная клетка плавится.

— Вот ты неловкая, жемчужинка! — Энцо стоит ровно и лишь цыкает, глядя на меня и мое испорченное платье.

— Прекрати меня так называть! — срываюсь. Судорожно, превозмогая адское пощипывание, пытаюсь оттереть пятно. — Жемчужинка я только для Майка, ясно?

— Предельно.

— Принеси мне какую-нибудь свою футболку, шорты там... Я не знаю.

От резких движений помехи перед глазами. Начинаю спешить, из-за этого все валится из рук и ничего не получается.

Я просто хочу оказаться дома.

Без стука Энцо заходит в ванную комнату, я едва успела прикрыться. Он улыбается. У меня неприятные мурашки по телу разбегаются, а тишина между нами застревает, как солнце между небоскребами на закате.

Теряюсь, на миг забывая обо всем.

— Держи, — бросает под ноги небесного цвета футболку и черные трикотажные шорты. Странное сочетание, но мне все равно.

Когда сталкиваемся взглядами, я вижу чернеющую обиду, переливающуюся у него в глазах. Вот и спасай потом таких парней от ограбления в клубе.

— Выйдешь? — с опаской, но уверенно спрашиваю.

— Без проблем. Жемчужинка.

На этот раз спорить не стала. Мне нужно только переодеться в его одежду и убежать. Обязательно расскажу Майку, какой его брат придурок.

Или не расскажу. Они семья... Чью сторону он примет и кому поверит?...

Из ванны выхожу и крадусь на цыпочках в сторону кухни, как я думаю. Быстро выкидываю платье, хватаю клатч с кресла, где я проспала несколько часов, и выхожу на улицу.

Снова жара, а ведь день только начался. Лучи попадают на обожженную кожу, и я чувствую, как начинает расти температура тела. Меня трясет.

Я знаю улицу, где нахожусь, а главное, совсем недалеко есть станция метро. Уж полтора евро должна наскрести на дне своей сумочки. Через какие-то полчаса-сорок минут смогу завалиться в свою убогую, но родную квартирку.

Пахнет... Предательством. Я не понимаю, откуда ветер принес этот запах и какую почву под собой имеет, но чувствую себя другой после вчерашнего вечера.

Забежав домой, захлопываю дверь, словно за мной кто-то гонится, и опускаюсь на пол. Все это время силой сдерживала слезы, и вот, наконец, позволила себе плакать.

Неправильно все было, не так, как надо. Майк был на другом конце земного шара, боролся за победу, а я не поздравила его с победой.

Я даже не имела понятия, в какой именно день у него гонка!

Это... Как будто ты всю жизнь смотрел через старое грязное окно. В какой-то момент решил его помыть, и мир открылся с другой стороны. Ты видишь свое отражение в этом окне, и оно тебе ни черта не нравится.

Когда Майк позовет меня на встречу, обязательно поговорю с ним, что мне жаль. Так себе из меня выходит девушка известного гонщика.

Я тщательно принимаю душ. Несмотря на боль из-за ожога. Надо бы намазать специальным кремом, а я прическу себе делаю, выбираю наряд. Ограничиваюсь скромным сарафаном.

Телефон при этом молчит.

Молчит.

Молчит.

Нехорошее молчание.

Экран часто загорается, когда проверяю время, и я на нашу с Майком фотографию смотрю. В животе холод скапливается. А должно быть тепло. Все этот ожог... Из-за него в моем теле такие метаморфозы.

«Дома?»

Короткое сообщение. Расцветаю.

«Дома. Тебя жду».

«Скоро буду».

Подскакиваю с кровати, поправляю ее. Наношу помаду на губы, зная, что она моментально слижется, как только мы с Майком начнем целоваться.

Глава 16. Майк

Полгода назад

Гран-при Сингапура. Гонка

Тяжелый уикенд. Начиная с первого дня тренировки я испытываю невыносимую жажду. Задница подгорает в кокпите, стоит только туда залезть.

Трасса «Marina Bay» одна из самых сложных для гонок. Не только из-за жары и влажности, но и конфигурации трассы. Дело в том, что повороты следуют один за другим. На большинстве трасс есть несколько прямых, на которых можно перевести дыхание, но в Сингапуре даже на тех участках, которые называются прямыми, все равно приходится работать рулем.

У меня поул. Я стартую с первого ряда и первого места. Сафин сказал, что если я не возьму первое место, он перестанет со мной дружить. Мы поулыбались, помахали трибунам, дали короткие интервью прессе.

А час назад я договорился с руководителем «Серебряных стрел» о переходе в их команду.

Все движения механически отработаны. Но когда на тебя смотрят тысячи, десятки тысяч глаз, которые ждут зрелищной гонки и эпичной победы, чувствуется груз на плечах размером с небосклон.

В то же время мне нравится быть пилотом. Мне нравится скорость, мой болид, мой механик, моя жизнь...

У меня даже девушка есть! Нет, это не королева.

Таня. Мою девушку зовут Таня, и она заставляет искать ее глаза в толпе, когда я полностью уверен, что ее со мной здесь нет.

Я смотрю в камеры, надеясь, что именно сегодня она посмотрит гонку. Я даже агрессивней еду к победе, думая, что жемчужинка будет мной гордиться.

Хотя мне все равно, знает ли она, что такое «шикана», «андеркат» и «прижимная сила».

Инженер: Good job, Mike.

Я: Это было очень сложно. Дождь, сука.

У меня получилось приехать первым. Тим взял третье место. Для команды это значит хорошие очки в Кубке конструкторов. У нас Р1 и Р3. Круто. На слезу пробивает.

Я: Моя первая победа, чувак.

Инженер: В курсе. Ты заслужил.

Я заслужил!

Делаю финальный круг. Сердце адски дробит ребра. Задница... Ее не чувствую из-за температуры внутри кокпита. В глазах пыль, хоть они и были защищены визорами.

Снова слышу поздравления по радио, пока машу трибунам. Отвечаю на итальянском и глушу улыбку, чтобы не выглядеть придурошным идиотом.

На подиуме все ощущается иначе, когда ты победитель. Глазами жемчужинку ищу. Пусть померещится!

Я сегодня герой, я заслужил, блядь!

Набираю ее по дороге в аэропорт. Уставший, счастливый. Спать хочу адски, как и есть.

Таня не отвечает. Это же ничего страшного?

Просматриваю сториз Энцо. Брат в клубе развлекается, ничего нового. Ему же не идти завтра на работу, да и количество алкоголя в крови ему никто не измеряет. Разве только бабуля Эмилия своим соколиным взглядом.

Девчонки, цветомузыка, стопки с водкой. Жемчужинка...

Как с разбегу в грудь удар пришелся. Легкие в кучу, закашливаюсь. Ревность окутывает и хлещет по щекам.

Ну подумаешь, в клуб пошла, где полно парней. В платье там суперблядском, улыбается, кадрит кого-нибудь там...

Зверею, награда в сторону летит. Сафин хмурится, он ведь не знает про жемчужинку. Не понимает, почему я как с цепи сорвался, когда еще минуту назад кубок целовал.

— Царапину нашел! — снова откашливаюсь.

Полет долгий, и время будто бы растягивается.

Как только шасси касаются итальянской земли, я вскакиваю, забыв про кубок. Не знаю, что мною движет, ведь ничего критичного не произошло.

В голове чего только не надумал, а перед глазами картинки, от которых умереть хочется.

— Ты теперь с ним спать будешь? — кричит в спину. Тимур сам уже в телефоне. У него королева там. А моя жемчужина... Где она, сука?

Кровь движется со скоростью света в венах.

— Подарю тебе тряпочку. Натирать кубок будешь, — издевается.

Я не сразу понимаю, о чем речь.

Не задумываясь, прямо с наградой еду к дому своего ненаглядного братца. Передо мной постоянная пелена красного цвета, и зрение словно ухудшается. Такое было однажды, когда на повороте 130R в «Сузуки» испытывал колоссальную перегрузку до треска в ушах.

Жемчужина выходит из дома Энцо. На ней футболка клуба «Лацио». Там на груди даже автограф Дзакканьи имеется. Лично брал, когда на матч ходил. Винченцо прыгал от радости, когда я подарил ему ее.

А сейчас так просто отдал?

Встряхиваю головой, будто на макушке тонна пепла. Жуткий джетлаг, который следует после полета в восемь часов. Или сколько их было? Больше?

Я смотрю на то, как довольно быстрым шагом Таня скрывается за поворотом. Открываю дверь, чтобы кинуться за ней.

Наверняка что-то случилось. На ее платье пролили сок, а Энцо, как джентльмен, предложил помощь.

Или Таня потеряла ключи, а Энцо, снова как джентльмен, предложил гостевую спальню, чтобы дождаться утра и вызвать техников.

Как Халк, вырываю дверь брата. Хочется обвинить именно Винченцо.

— Привет, — говорю ненавистно.

— А где девочки?

Наступаю, готовый отчего-то вгрызться ему в глотку. Не отличался же кровожадностью раньше.

— Я видел Таню. Она выходила из твоего дома, Энцо. Расскажешь?

Прохожу на середину гостиной, отмечая, что здесь пахнет женщиной. И не просто рандомной, я отчетливо слышу запах духов своей жемчужинки. Он в ноздри въедается.

— Таня?

— Жемчужинка моя.

Боюсь обернуться и посмотреть в глаза Венченцо. Вдруг я увижу то, что не переварю до конца своих дней?

— И... Как она выглядит? Таня твоя?

— Хватит!

Подрываюсь вперед и хватаю Энцо за горло. Прямо как в фильмах показывают. На экране это выглядит забавно, жуя попкорн. А сейчас убить готов, когда еще несколько часов назад я был самым счастливым.

— Не было здесь твоей Тани!

— Врешь.

Отталкиваю брата. Открываю дверь в ванную, здесь снова пахнет ей. На кухне две пары кружки из-под кофе, в мусорном ведре ее платье.

Глава 17. Майк

Наши дни

Гран-при Австралии. Март

— Майк, не страшно садиться в болид после той страшной аварии? — журналистка тычет мне в рот микрофоном и натянуто улыбается.

Я на сцене. Рядом Эдер, и он в лучшей форме, нежели я.

Не знаю, сколько человек облизало сунутый мне микрофон, но я чуть отодвигаю его от себя. Надеюсь, мое лицо не выражало крайнюю степень брезгливости, ведь меня, по правде говоря, начало подташнивать, стоило представить количество слюней на мягкой ткани микрофона.

— Хороший вопрос, Мелинда.

Надеюсь, ручку микрофона протирают антисептическими салфетками. Я беру его в руки, уставившись на толпу фанатов. Здесь их будто миллионы собрались.

Перед глазами разбилась палитра, где красные, черные, синие и оранжевые цвета. Упс, не оранжевые, а цвет «папайя».

Пресс-дни перед практиками — это развлекательный контент. Куча встреч, фотографий. Все радостные, смеются.

— Думаю, любому человеку будет не по себе то место, где он, хм, чуть не сгорел. Но знаете, сколько открыток я получил с пожеланиями скорейшего выздоровления? Целый мешок!

Хочется обернуть все в шутку, как конфету со вкусом соплей в яркий фантик. Такие продавали в магазине в Лондоне, я купил попробовать.

Это вторая вещь, о которой сожалею. Первая — знакомство с Жемчужиной.

— Это так мило, Майк.

— Ты высылала? Помню, было одно сердечко розового цвета с огонечком в середине.

Толпа под ногами начинает смеяться.

Мы на жарящем солнце. Настоящее австралийское пекло, кожу рук неприятно покалывает.

— Нет. Алекс, может, это был ты?

— И не я. Но, кажется, твой менеджер Таня ходила по офису и спрашивала у всех розовый фломастер. Думаю, это была коллективная открытка.

Наши взгляды с Эдером врезаются друг в друга. Этого никто не замечает, кроме меня и него. Я сильней сжимаю ручку микрофона, и плевать, что на нем отпечатки чужих пальцев.

Сердце настраивается на волну дикого раздражения и долбится в ребра, будто те — бетонная стена.

Таня была рядом со мной, когда я восстанавливался после аварий. Все наши встречи были скупыми, наполненные молчанием и напряжением.

«Привет-привет», «Как ты сегодня? — Все отлично», «Я рада», «Что-нибудь нужно?», «Да, кофе».

Эльза приносила мне мой кофе и уходила. Такие вот дежурные встречи были. Она — помощник моего менеджера, и это была ее работа. Или знаменитое русское сострадание?

Я, как дурак, ждал. Потом ненавидел ее, что маячит перед глазами.

В прессе мою аварию все же перемыли до каждого сгоревшего болтика. Меня признали невиновным, несмотря на то, что я не мог выровнять болид и избежать столкновения с ограждением.

Просто скорость, просто гонки. Есть такая вещь, называется «гоночный инцидент». Вот именно он и произошел.

— Ваши снимки с Татьяной, Алекс... Это что-то значит? — Мелинда обращается к Эдеру. Тот расцветает как майская роза, и мои кулаки сжимаются. Кожа натягивается и причиняет недюжий дискомфорт.

Снимки?

— Таня... Чудесная девушка, и мне не хочется отвечать на этот вопрос.

Сучонок австрийский.

Толпа внизу разочарованно выдыхает, когда моя искусственная улыбка бьет рекорды по ширине. Щеки сводит, а в глазах скапливаются слезы из-за того, что моргать перестал.

— Что ж, пожелаем вам удачи на личном фронте. И на трассе, разумеется. Майк, ты готов к гонке?

Прикусываю нижнюю губу, взглядом рассматриваю нижний ряд толпы. Прохожу одного за другим, пока не натыкаюсь на знакомую форму: белая блузка и что-то черное внизу. Не могу разобрать, но думаю, это юбка.

Над левой грудью серебряный логотип, на шее яркий пропуск.

Она здесь. Конечно же. Следит, чтобы ничего лишнего не ляпнул, я ведь могу, Таня считает.

Поправляю воротник фирменной футболки, чешу успевшую сгореть кожу. Солнце здесь не щадит никого.

— Думаю, да. Я даже вновь стал симпатичным. Как считаешь, Мелинда? — подмигиваю журналистке и показываю тыльную сторону правой ладони.

Кожа рук еще покрасневшая, свежая. Когда ничего не делаю, то нет и боли, но как только привожу их в движение, сгибаю, кручу ими, например, руль, чувствую болезненное натяжение. И пожаловаться стыдно, и сил отнимает немало.

— Майк Марино, ты задаешь такие вопросы, что можно подумать, твое сердце свободно.

Волна ликования, девчачьего визга разрезала воздух. Посмеиваюсь, отвечая помахиванием этой самой толпе.

Делаю вдох, чувствуя, как щеки загораются от настырного сибирского взгляда.

— Мое сердце было и есть свободное, Мелинда.

Девчонки вновь взвизгивают. Я бросаю короткий взгляд на Жемчужину и вскидываю руку.

Со сцены уходим спустя еще несколько вопросов и пару фотографий. По пути у меня просят автографы. Еще одно действие, от которого болят руки, но отказать я не в силах.

Быстрым шагом дохожу до нашего офиса, поднимаюсь на второй этаж, где хочу выпить чашку кофе и немного передохнуть. Через час запланированы еще встречи, и я хочу оказаться там раньше, чем настырная жемчужинка найдет меня для разъяснений: что и зачем говорить.

Таня появляется в моих дверях раньше.

Запыхавшаяся, будто бежала за мной или искала, как сумасшедшая. Непослушные пряди торчат из ее прически.

— Рад за вас, — довольно дружелюбно говорю. Это напускное. Меня отравляет каждое сказанное слово.

— Неужели Майк Марино перестал быть придурком?

Она не спрашивает, почему именно я рад, и не отрицает ничего. Перед глазами навязчиво показывается Эдер, который берет Таню за руку, притягивает и целует. Дальше — черная непроницаемая пелена и сбитое дыхание.

Она мне никто. Никто! Чтобы я так реагировал на нее.

— Нет. У меня просто хорошее настроение.

— Значит, перемирие временное? — Набычилась и скрестила руки под грудью.

— Разумеется.

Выдыхаю и плюхаюсь в кресло, положив одну ногу на другую.

Глава 18. Майк

Гран-при Австралии. Гонка

Трасса в Альберт-Парк в Австралии схожа с настройками, что используем на гонке в Сильверстоуне, в Англии. Хотя я не фанат последней трассы. Никак мне не удается с ней подружиться.

Несмотря на мою любовь к Австралии и Мельбурну, сейчас я будто сижу на острых иглах, которые врезаются в мою задницу от каждой выдавленной мной улыбки.

Волнуюсь.

Неправильно.

Я адски напуган предстоящей гонкой. И не потому, что не уверен в своих силах и прочее. После аварии я не разучился ездить, не забыл, где педали, и знаю, как сохранять ресурс шин.

Мне просто, сука, страшно оказаться в кокпите и гнать на полную мощность, зная, что бывают моменты, которые не поддаются никакому контролю.

И да, выезжая на трассу, пилоты в курсе, что рискуют и сами сознательно пошли в эту профессию. Но ведь и нам бывает жутко и трудно. Не боится только идиот.

— Готов? — Купер, мой инженер, хлопает по плечу.

— Конечно, — и вновь извергаю эту улыбку.

Дальше привычные действия: балаклава, шлем, защита, которую пристегиваю специальными креплениями.

Мой болид выглядит шикарно. Он новый, и сейчас на мне лежит огромная ответственность. В меня верят.

Сердце работает с помехами.

Когда забираюсь в кокпит, вставляю рулевое колесо в пазы. Взгляд нацелен не на кнопки, а на перчатки. В прошлый раз они тоже сыграли немаловажную роль, пусть и кожа рук сейчас все еще поднывает.

Выезжаю на стартовую решетку и жду, когда все болиды займут свои места. Я за Сафиным, по правую сторону Эдер, сзади Фишер. Все соперники сильны. А на трассе никто не будет давать поблажек.

Любимая тактика Алекса — выдавливать пилота с трассы. Это против правил, но он научился их обходить. Не уверен, что Эдер будет действовать мягко только потому, что мы из одной команды. Личный зачет никто не отменял.

Тимур тоже хитер, и в его силах воспользоваться моими слабостями. Он впереди меня, у него преимущество в виде чистого воздушного потока, если сумеет остаться первым в пелетоне.

Короче, все сложно и довольно неоднозначно.

Старт после погаснувших огней выдается сумасшедшим. Эдер, проехав несколько метров, уже пытается оттеснить Сафина. Действует нагло и перед моим носом. Я едва успел нажать на тормоз.

Дикая гонка на первом круге, когда все, как муравьи, крутятся где-то рядом и очень-очень тесно.

Из-под впереди едущих болидов Алекса и Тима высекаются искры. В правом зеркале замечаю Фишера, который пробует занять внутренний радиус для обгона. Захлопываю калитку, резко смещаясь.

Месиво. Что-то похожее было в прошлом году в Вегасе.

Через несколько кругов нервозность сходит. Образовывается первичная очередность машин на трассе.

Мне удается обогнать Эдера. У него была серьезная ошибка. Занос, потом Алекс зацепил поребрик и сильно замедлился. Глупо было бы не воспользоваться этой ситуацией. Я вчистую занял второе место. Мы и не дрались за него. Но даже так у «Стрел» уже вырисовываются хорошие очки по итогу Гран-при: два их гонщика на подиуме. Остался Сафин. «Конь» сегодня силен. Особенно на прямых.

Инженер: Может, попробовать план «В»? Феррари пока не собираются в боксы.

Я: Принято.

Стратегия андерката может сработать. Меня зовут в боксы во второй раз, следом Эдера. Одновременно нам меняют резину.

Возвращаемся на трек, когда на вторую смену шин зовут уже Тима.

Если вы думаете, что для победы важна только скорость или, пресвятая дева Мария, чья-то авария, то нет. Стратегия. Мой ответ — для победы очень важна стратегия.

Надеюсь, в этот раз наша сработает.

Улыбаюсь. Прежнее состояние свободы потихоньку возвращается. Ловить скорость, чувствовать ее — это всегда было моей мечтой.

Щеки сдавливает плотно сидящий шлем, но я все равно умудряюсь как-то засмеяться. Да я кричать готов от счастья. И совсем неважно, что такие радиопереговоры разлетятся потом по миру, и из них сделают веселую нарезку для «ТикТока».

За мной лучший круг. Представляю, в каком напряжении сейчас Сафин, когда после своего пит-стопа Тим продолжает изучать мои задние крылья.

Особенность трассы «Альберт парк» в трудностях на обгонах. Даже имея преимущество на круге, выполнить обгон невероятно сложно.

Поэтому я первый. Чистый воздушный поток мой. И отрыв между мной и бывшим напарником увеличивается до полутора секунд.

Эти русские такие самоуверенные.

Тим несколько раз меня атакует. Бесполезно. В конце концов, он просто убивает свою резину и дает мне проехать под клетчатый флаг.

Я первый.

Инженер: Ma come mi fai sognare (итал.: мечты сбываются)

Я: Si! Grandissimi! Oh Mamma Mia! Mamma Mia!

Проезжаю финальный круг, слушая рев трибун. Неужели столько людей болеют за «Серебряные стрелы»?

Я: Где Эдер? Он какой?

Инженер: Третий. Дубль не получился. Но вы молодцы. Ты молодец. После того, что было... Ты сделал невозможное, Майк.

Я: Спасибо, dude (англ.: чувак). Я благодарен вам всем за поддержку. И за работу. Машина чувствовалась превосходно. Мы проделали отличную работу.

Выкуси, Сафин. Мы еще поборемся за звание чемпиона.

Подъезжаю к табличке с номером «1», чуть не зацепив ту носом. Выбираюсь и кидаюсь в толпу в черно-белой форме. Сотни хлопков по спине.

Это и правда круто — быть первым, когда ты перепрыгнул через себя, поверил после страшного.

Нас взвешивают. Я хватаюсь за бутылку и пью воду жадными глотками. Откидываю шлем и надеваю кепку с цифрой «1». Поздно понимаю, что руки потряхивает, кожа в некоторых местах стерлась и пощипывает.

Везде слышу поздравления. Эдер приобнимает, похлопывает по спине. Тим тоже.

Забытая уже процедура награждения. И это было... Ух ты!

В руках у меня целый кубок! Настоящий. Хоть снова целуй эту блестящую награду. После моей аварии и тяжелого восстановления я не думал оказаться на подиуме в принципе.

Глава 19. Таня

Никогда не летала на джетах, а тут целый мини-самолет в распоряжении команды. Ну как команды. На нем полетит только Майк, разумеется, его менеджер, Алекс, главный в «Стрелах» и... Я.

Отдельный гейт, крошечный трап. Улыбчивая стюардесса, которой Марино отвешивает какой-то комплимент, светясь, как сицилийское солнце. Мне кажется, я слышу скрип своих зубов.

— Боишься летать? — спрашивает Алекс и заходит в салон за мной, сразу кладет свои вещи на широкое кресло.

Майк занял место в другом конце самолета.

Наивная сибирская дурочка, которую он бросил полгода назад, кричит, чтобы я села рядом с итальянским пижоном.

А другая, уверенная в себе и независящая от прошлого, что свои вещи нужно поставить рядом с Алексом. Мы хорошо общаемся, у нас много общего. Я чувствую, что нравлюсь австрийцу. Да и он не скрывает этого.

Сама судьба говорит мне, чтобы я села рядом с Эдером.

И я сажусь, упрямо и долго смотря в глаза Майку. Его улыбка из радушной становится пластиковой. Волны его раздражения могут поднять самолет в воздух. Как же быстро меняется настроение итальянца! То обнимал, успокаивал, а теперь взглядом прихлопывает, будто я назойливая муха.

— Ты что-то спросил?

— Ты боишься летать? — повторяет вопрос.

Марино громко фыркает. Позер. Что не так с этим человеком?

— Немного. В моей жизни не так много полетов было.

— С новой работой перелетов прибавилось, да?

Акцент австрийца уже не кажется мне неправильным. Наоборот, придает Алексу изюминку. А особенная отстраненность, даже некая холодность делает из него загадочного парня. Хочется узнать о нем побольше. О нем и его прошлом.

— Ты прав. Перелетов стало чуть больше. Но я научилась расслабляться.

— Таня полна тала-антов, — слышим оба с другого конца самолета. А он не такой большой, чтобы мотор смог заглушить голос итальянца.

Я покрываюсь пятнами.

Даже с расстояния пары метров вижу самодовольную ухмылку Майка. Он еще и подмигивает. Это о нем я заботилась все недели, пока он восстанавливался после аварии? Ему приносила любимый кофе под протяжный недовольный вздох?

Ух, ненавижу!

— Кстати, Алекс, а зачем ты летишь в Рим? Насколько помню, твой дом под Зальцбургом. Мы перед Рождеством там отмечали... Рождество! — с наглым видом смотрит.

— Провожаю Татьяну, — без запинки произносит и словно не чувствует провокации Марино.

Мое имя, сказанное грубо из-за специфики немецкого языка, ласкает слух. Все же гонщики — стойкий народ. Их не пронимает ничего.

— А ты к Сильвии? Девушка твоя?

Лицо Майка меняется. Быстрый взгляд на меня, когда я почти успела отвернуться к иллюминатору, разъедает кожу. Резко перестала дышать. Это все полет, давление, страх высоты.

— К ней... Только она не моя девушка.

— Точно. Твое сердце свободно, — Алекс цитирует Майка и почему-то переводит взгляд на меня, — а мое вот, кажется, нет...

В салоне поднимается температура, и здесь становится как в сауне. Пилоты привычные к таким испытаниям, а я не особо. Кожу печет от взглядов парней, но мне хочется думать, что это из-за австралийского солнца. Говорят, там озоновая дыра над континентом, и без крема от загара выходить на улицу нельзя. А я выходила.

— Ну ты попал, братишка, — отвечает весело. Правда, часто перекладывает ногу с одной на другую и поджимает губы несколько раз в минуту.

Когда в салоне наступает тишина, я пробую прикрыть глаза и отключиться. Столько всего произошло за последние дни, что мне жизненно необходимо перегрузиться.

Слышу шаги стюардессы, дыхание всех сидящих рядом. Боже, с нами же еще летят три человека, а эти двое устроили публичные радиопереговоры, которые будет перемалывать весь мир еще несколько недель подряд.

Только после того, как самолет набрал высоту, Эдер поворачивается ко мне. Чувствую его дыхание, словно он в паре сантиметров от меня.

— Воды? — спрашивает. — Из-за сухого воздуха и перепадов атмосферного давления организм обезвоживается. Врачи рекомендуют пить воду в самолетах, чтобы восстановить ресурсы.

— Спасибо за заботу.

Киваю.

Алекс отстегивает ремень безопасности и идет к стюардессам, хотя больше чем уверена, можно вызвать их сюда.

— Какой он чуткий, — слышу знакомое бурчание и прикусываю внутреннюю сторону щек, чтобы позорно не засмеяться.

Нахмуренный Марино прожигает шторку, за которой скрылся Эдер. Выглядит при этом... Ревниво. Тут же стряхиваю это ощущение. Буквально. Я трясу головой.

Сильвия. У него есть Сильвия. Красивая длинноногая брюнетка. Не его девушка. Лишь та, с которой он... Что-то делает.

— Это что, не чуткость? — с обидой спрашивает.

— Ты не знаешь, что такое чуткость?

Майк отворачивается, ругаясь себе под нос.

Если бы не его эгоизм и те деньги, что он дал мне за проведенное вместе время, мы могли быть еще вместе?

Мне нравятся его шутки, его очарование. Он даже когда делает что-то глупое, все равно выглядит милым. В такого влюбляются все!

Интересно, он когда-нибудь любил? Или смог бы полюбить? Стоп. Его сердце всегда было свободным...

— Тебе не грозит стать чутким, Майк Марино. Ты далек от этого.

— Почему? — спрашивает с долей претензии.

Покашливание с соседнего кресла напоминает, что мы не одни.

— По-че-му? — Марино и не замечает ничего.

Переглядываюсь с Паоло. Понимаю, что тему нужно закрыть. Слишком лично.

Но взгляд Майка уже не прихлопывает. Он выматывает все вены и сухожилия наружу. Я боюсь сделать вдох, не почувствовав покалывающей пустоты внутри.

Нам лететь несколько часов, и я не представляю, как пережить их.

Нельзя было оказываться с Марино в одном закрытом помещении. Вон, ему посторонние люди не помеха.

— Твоя вода, принцесса.

Майк прыскает. Почти смеется. Если бы это был обычный самолет, я бы пожаловалась пилотам на дебош в салоне. Итальянец сводит меня с ума. Во всех смыслах.

Глава 20. Таня

— Встретимся завтра вечером? — спрашивает Алекс, как только шасси коснулись твердой земли.

Мы все еще пристегнуты, а мои мысли вьются вокруг Марино. Он флиртовал со стюардессой, и та ему улыбалась. Нужно будет выяснить, как пожаловаться на нее в авиакомпанию. Сомневаюсь, что им разрешен флирт с пассажирами.

— Завтра? Вечером? А разве ты не улетаешь сейчас домой и все такое?..

Майк берет свой рюкзак, подмигивает мне, жуя жвачку. По-любому стюардесса дала. Надеюсь, упакованную, а не через свой рот.

— Хотелось бы поужинать с тобой. Сейчас тебе нужно отдохнуть. Полет был длинным и тяжелым.

О да! Тяжело было смотреть на широко развалившегося Марино и услужливую стюардессу. Мои глаза не закрывались ни на секунду.

— Тогда до завтра? — чрезвычайно радостно отвечаю.

Нужно смыться быстрее, чем Марино, чтобы не видеть, как он будет заманивать в свои итальянские сети стюардессу.

Что я творю? Меня на свидание зовет известный гонщик, а я удираю. Хотя... Один уже звал, и чем все закончилось? Разбитым сердцем, раздавленным эго и потерей веры в мужчин. Особенно в пилотов «Формулы».

Алекс помогает достать мои вещи с верхней полки, при этом мило улыбается. А Алекс Эдер не улыбается просто так. Он вообще почти не улыбается.

— Я могу проводить тебя до дома, — говорит близко.

Фыркаю, отворачивая взгляд.

— Не то имел в виду.

Посмеиваемся одновременно.

Мне кажется, я вижу, как щеки австрийца покрываются стеснительным румянцем. Вот, человек хоть чего-то стесняется. Например того, что недвусмысленно выразился. А этот?

— Спасибо, Алекс. Но я сама.

Мы выходим из самолета, забираем багаж. Марино и след простыл. Одна мысль, что он застрял где-то со стюардессой, поджигает изнутри. Я настоящая канистра с бензином, которая опасно полыхает.

Будто бы ревную...

Эдер берет такси и едет в гостиницу. Я жду свое.

Нервно закусываю губу. Всю уже искусала.

— Я думал, он никогда отсюда не уедет! — Марино выходит из такси и нагло берет мои сумки, чтобы положить их в багажник довольно неплохого авто.

От его прямоты задыхаюсь настоящим итальянским воздухом, который должен к жизни возвращать разбитые сердца, а не наоборот.

— Что ты здесь делаешь, Марино? — хватаю ручку своего чемодана в бессмысленной попытке вытащить его из багажника.

Завязывается борьба. Мы пыхтим как два дурака.

— Тебя жду. В бар едем. Совсем меня не слушаешь!

Борьба заканчивается. Майк победил, и я слышу громкий хлопок — он закрыл багажник. Мои вещи в плену у гонщика и его водителя-таксиста.

Но, получается, он не поехал со стюардессой, а стоял и ждал меня. Жалобу все равно накатаю, отправлю, правда, анонимно.

— Va fa'n'culo! (Итал.: Иди в задницу!)

— Разрешаешь? — хрипло смеется на ушко. Рука на талию ложится, и Майк слегка подталкивает к двери. В одно мгновение открывает ее, и я плюхаюсь на сиденье.

Не успеваю реагировать на все его движения и слова. Гонщик слишком быстр.

— Так что ты там говорила про задницу? Повтори, — садится рядом и скалится. Дышит глубоко. Наша борьба все же забрала немного сил.

Его напор снова выбивает все пробки. Я теряю терпение и вместе с тем нахожусь в полном замешательстве. Как реагировать? Что делать?

Майк Марино сумасшедший!

А я не лучше, раз замолчала и пялюсь на автостраду Рома — Фьюмичино, по которой мы едем.

И, по всей видимости, мы едем в бар. Но спрашивать не буду.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты невыносим? — срываюсь. Удержать язвительность внутри оказалось непосильной задачей.

— Говорил, — самодовольно отвечает и вновь на меня смотрит. Взгляд опускается к моей шее и идет ниже. Как целует.

Наверное, то же самое и со стюардессой проделывал.

— Ты итальянский придурок!

— Уф! Как грубо, жемчужинка.

С водительского сиденья покашливание. Последние часы постоянно намекают, что находиться близко друг к другу нам нельзя. Мы как уксус и сода, «Кола» и «Ментос», газ и спичка.

— Упрямый гонщик.

— Тебе же нравилось?

Поворачиваю голову, натыкаясь на самодовольное лицо Майка. Он еще и с кубком. Приподнимает одну бровь, улыбается так, что все белоснежные зубы видны.

— Никогда. Не люблю навязчивых людей.

Сглатываю свое вранье. Майк ведь прав. Благодаря его упорству я и согласилась на свидание с неугомонным пилотом «Феррари». Потом на второе, третье...

Бар, куда нас привезли, в центре Рима. Здесь полно людей, но Майка это нисколько не трогает. Ему нравится его известность, он даже готов раздавать автографы. Достал уже свой любимый маркер, снова успев подмигнуть мне.

Так и происходит. Марино окружают, с ним фотографируются, выкрикивают его имя. На Гран-при происходит все то же.

Майк расписывается на груди одной девчонки и подмигивает ей так же, как и мне минуту назад.

Случайно наступаю ей на ногу, когда прохожу в сам бар, и нам отдают пару мест за барной стойкой.

С одной стороны, приятно, когда ты как бы вип. Приди сюда обычная Таня Жемчужина, не было бы такого приветствия, как для менеджера известного итальянского пилота Майка Марино.

— Я выпью с тобой сок и поеду к себе, — говорю, перебивая музыку.

Неприятные воспоминания холодят кожу.

— В ту маленькую коморку?

Помнит? Поджимаю губу, подавляю порыв ответить утвердительно. Больше Майка это не касается.

— Водку с соком? — спрашивает.

Тошнота подкатывает к горлу. При слове «водка» воспоминания возвращают в тот день, после которого все изменилось.

— Я не пью, — сухо отвечаю, быстро взглянув на Марино. Он смотрит на меня пристально и с другим выражением лица. Обвиняет будто бы...

— Ага... — странно отвечает и заказывает нам кофе.

Все делает по-своему.

Внимательно слежу, как Майк берет в свои руки белую салфетку и складывает из нее фигурку. Он при этом сконцентрирован и совсем не замечает ничего вокруг.

Глава 21. Таня

Танцую я недолго и то и дело чувствую на себе взгляды Майка. Они рассыпаются по всему моему телу, как мурашки.

Очевидно, в воздухе распыляют что-то запрещенное, раз чувствую себя захмелевшей. Медленной, кошачьей походкой иду в сторону Марино. И да, как здорово, что я в юбке. Майк ведет взглядом от щиколоток до груди. На его лице полуулыбка. Он расслаблен, словно тоже пьян.

Может, и возбужден вовсе. Да, я ощущаю это каждой клеткой своего тела.

— Воды? — спрашивает, когда я занимаю место.

— Пожалуй.

— Или чего-то покрепче?

Усмехнувшись, качаю головой. Между нами и правда перемирие на грани флирта.

— А что? Напьешься, я тебя к себе увезу. У меня, кстати, новая кровать.

Пересчитываю бутылки на стенде в баре и прокручиваю в голове то, что сказал Майк. Так просто у него получилось. Впрочем, как и всегда. Встретил, сводил на свидания, поулыбался, влюбил... А потом бросил.

Выхватываю бутылку воды у бармена и присасываюсь к ней. Пластик запотевший. Хочется приложить к грудной клетке и успокоить колотящееся сердце и разыгравшееся воображение.

Секс с Марино это... По-итальянски охренительно.

— Новая кровать, — повторяю последние слова, — испробуешь ее с... — щелкаю пальцами.

Игра выходит на троечку. Меня выдают волнение и обида за дешевые намеки. Я постоянно увожу взгляд.

— Сильвия, — говорит Майк.

А когда взгляды встречаются поверх бутылки, которую я допиваю до дна, вся кровь бьет в голову и между ног. От выпитого кофе мучает сухость во рту.

— Да-да, с ней, — поджимаю губы. Майк прикусывает свои. Хочется услышать очередную шутку в стиле Майка Марино, но чую, ее не будет.

Свет софитов на мгновение падает на лицо итальянца. У меня возникает желание узнать, почему Майк со мной так поступил. Желание такой силы, что я открываю рот, делаю глоток воздуха.

Что, если мы сейчас расставим все точки?

— Я не был чутким? — перебивает своим вопросом, который как стена, а я летящий с размаху мячик. Встречаемся, и я отскакиваю на сотни метров назад.

— Сейчас уже нет смысла вспоминать.

Отворачиваюсь. Как назло, музыка еще сменилась. Теперь она медленная, почти романтичная.

И да, я хочу, чтобы сейчас Майк развернул меня к себе, посмотрел в глаза и просто признался, что совершил ошибку, что скучал... А потом поцеловал бы. Но я, конечно, сразу бы дала ему пощечину.

Последний наш с ним поцелуй вышел по-настоящему прощальным. Наши губы сталкивались, языки сплетались, дыхание — одно и сплошное, частое. Грудь жгло от нехватки кислорода, и я царапала плечи Майка.

— И ты не вспоминаешь? — слышу близко.

Марино резко хватается за края моего стула и разворачивает меня к себе. Наши носы почти соединяются. Майк продавливает своим телом, своей силой и желанием докопаться до правды, зачем-то. Будто ему есть до этого дело.

Приоткрываю рот. Марино все ближе.

Мы почти коснулись губ друг друга. Сумасшедший день. Или уже ночь?

— Майки? — голос из реальной жизни возвращает меня туда, откуда я улетела: в бар, где сидящий напротив гонщик кинул мне деньги за проведенную ночь. Он не сказал вслух, но в глазах отчетливо читалось «шлюха».

С силой отрываю себя от Марино, как и полгода назад. Сейчас сложнее.

— Не видела тебя целую вечность. Энцо говорит, у тебя плотный график?

Ответа Майка я не слышу. Спрыгиваю с барного стула, хватаю свою сумку с вещами и бегом к выходу.

Слезы льются, и я не могу объяснить их причину. Просто... больно. Ревностно. Одиноко. Обидно. Как хорошо, что не было этого злосчастного поцелуя. И все равно тру губы, чувствуя на них незабытый вкус.

Ловлю машину, называю свой адрес. Не перестаю вытирать слезы.

Уволиться бы, да договоренности с сеньором Гатти не дают мне этого сделать.

Такси останавливается у моего дома и тут же уезжает. Я прощаюсь с двадцатью евро и медленно поднимаюсь к себе.

Дом встречает тишиной и холодом. Запах сырости, немного плесени. Не пора ли сменить квартиру? Работаю на Марино, могу теперь позволить себе другое жилье. Хоть что-то Майк сделает правильное в моей жизни. Например, избавит от навязчивого затхлого запаха в моих крошечных метрах.

Успеваю только помыть руки, как громкий стук в дверь разве только моих соседей не напугал.

Знаю, кто там. Я, черт возьми, знаю, кто стоит за дверью и долбит со всей силы. Ненормальный, больной, упрямый!

Распахиваю, впиваясь взглядом во взъерошенного Майка. Привычный бардак на голове никогда не был таким обезоруживающим. Итальянец обводит меня быстрым взглядом, мое сердце екает. Падает, останавливается, подскакивает и стучит, прямо как Марино парами секунд ранее в мою дверь.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю, фокусируясь на сжимающих косяк ладонях. Вена на них и предплечьях сильно выступают.

— На кофе зашел, — едко отвечает, — угостишь?

— У себя дома я пью только капучино.

— Так и знал, что ты грешница.

Каждое сказанное слово цепляет. В воздухе начинает пахнуть кофе и... сексом.

Пячусь, давая Марино пройти в квартиру. Тот спотыкается о мою сумку, на меня гневно зыркает, когда не могу сдержать улыбки.

— Когда ты уже съедешь отсюда?

А ведь Марино помнит мой адрес. Еще и этаж, и номер квартиры.

— Сомневаюсь, что у тебя есть право спрашивать меня о таком.

Майк приближается и заключает меня в капкан своих рук. К стене прижимает. Я молчаливо уставилась, а нужно бороться же.

Немею. Задыхаюсь, не делая вдохов.

— Как же ты меня достала, — выдает в губы и, не спросив, накрывает своими.

Руки тут же обвивают его шею, рот приоткрывается, и я без препятствий пускаю его язык к себе в рот.

Поцелуй, от которого отрываются ноги от земли. Буквально. Я понимаю, что мои ноги на его пояснице.

Майк действует с напором, пытаясь залезть своим наглым языком в каждый уголок. Глубоко. Зубы сталкиваются, чиркают. У меня в груди все горит, в животе сгусток энергии, который все тяжелеет и тяжелеет.