Я не помню, как это началось. Только ощущение. Ощущение, что я тону. Не в воде, нет. В чем-то более плотном, более липком, чем любая жидкость. Это была тьма. Не просто отсутствие света, а субстанция, которая обволакивала, проникала, высасывала. И я знал, что это не просто сон. Это было мое последнее пробуждение. Мои руки, или то, что осталось от них, пытались ухватиться за что-то, но пальцы скользили по гладкой, холодной поверхности, которая не существовала. Я слышал шепот. Не слова, а звуки, которые проникали прямо в кости, вызывая дрожь, которая не прекращалась. Они были похожи на скрежет ногтей по стеклу, на крики птиц, которые падают с неба, на смех ребенка, который никогда не видел солнца. И все это было внутри меня. Я помнил. О, как я помнил. Воспоминания вспыхивали, как гниющие угли, освещая сцены, которые я так старательно пытался похоронить. Лица. Их лица. Глаза, полные ужаса, мольбы, непонимания. Я видел их снова и снова, и каждый раз они становились все более искаженными, более гротескными. Их крики теперь звучали в моей голове, переплетаясь с шепотом тьмы. Я был убийцей. Это было мое клеймо, моя сущность. И теперь, когда мое тело перестало быть вместилищем для моей души, эта сущность стала моей тюрьмой. Тьма была стражем, а ад – моим вечным пристанищем. Я пытался бороться. Душа моя, испачканная кровью и грехом, отчаянно цеплялась за остатки себя. Я представлял себе свет, тепло, забытые запахи. Пытался вспомнить лица тех, кого любил, но даже они казались теперь далекими, чужими, словно я смотрел на них через толстое стекло, покрытое инеем. Но тьма была сильнее. Она тянула меня вниз, в бездну, где время не имело значения, а реальность была лишь искаженным отражением моих собственных кошмаров. Я видел, как мои ноги превращаются в корни, впивающиеся в черную, пульсирующую почву. Мои руки вытягивались, становясь тонкими, костлявыми ветвями, которые тянулись к несуществующим звездам. Сюрреализм происходящего был невыносим. Я видел, как стены моей тюрьмы – или это были мои собственные внутренности? – пульсируют в такт моему бешено бьющемуся сердцу. Из них сочилась черная, маслянистая жидкость, которая пахла ржавчиной и отчаянием. Я чувствовал, как она проникает в меня, растворяя остатки моей человечности. Видел себя. Не себя, каким был, а себя, каким стал. Фигура, сотканная из теней и боли, с глазами, которые горели тусклым, болезненным светом. Мое тело было искажено, словно его лепили из глины, а затем бросили в огонь. Я был чудовищем, порождением собственных деяний. И тогда я увидел их. Тех, кого убил. Они не были призраками, не были тенями. Они были частью этой тьмы, ее воплощением. Они стояли вокруг меня, их лица были искажены гримасами боли и гнева. Они не говорили, но я слышал их мысли, их обвинения. Они были моими мучителями, моими судьями. Один из них, женщина с пустыми глазницами, протянула ко мне руку. Ее пальцы были длинными и тонкими, как иглы. Я знал, что если она коснется меня, я перестану существовать. Я отшатнулся, но тьма держала меня, не давая сдвинуться с места. Я кричал. Мой крик был беззвучным, но я чувствовал, как он разрывает меня изнутри. Я пытался вырваться, но оковы тьмы были слишком сильны. Они были сплетены из моих грехов, из моей вины, из моей ненависти. Я видел, как ад открывается передо мной. Это была не огненная пропасть, как описывали в книгах. Это была пустота