Экспансия на позавчера

Глава 1

Глава 1

Военно-космическая академия Земли возвышалась над городом, словно храм, посвящённый будущему. Её шпили из сплава титана и кварца тянулись ввысь, отражая в полированных поверхностях свет искусственного солнца, что круглосуточно сияло над кампусом. В академии не существовало ночи, не было ненужных перерывов, расслабления. Здесь ковалась элита Земного Флота, те, кто поведёт корабли человечества к новым мирам.

Коридоры главного учебного корпуса напоминали внутренности огромного звездолёта — ровные металлические стены, светящиеся указатели с маршрутами, отсутствие ненужного декора. Всё, что отвлекало бы от цели, здесь считалось излишеством.

Перед входом в экзаменационную аудиторию, в которой решалась их дальнейшая судьба, курсанты ждали вызова. Кто-то сидел, склонившись над планшетом, повторяя ключевые формулы, кто-то нервно постукивал пальцами по колену, кому-то повезло скрывать тревогу за ледяной невозмутимостью.

Иван сидел в стороне. Он не испытывал страха. Напротив, внутри него царило абсолютное спокойствие. Всё, что могло ему понадобиться, уже давно было загружено в его память.

Формулы, принципы работы гравитационных резонаторов, расчёты на случай выхода двигателя из строя — всё это он знал досконально. Он прикрыл глаза, позволяя сознанию сосредоточиться на теме экзамена.

— Разность временных градиентов. Сжатие пространства перед кораблём. Расширение позади. Гравитационная стабилизация…

Формулы всплывали в памяти легко, привычно, словно он повторял их каждый день.

— Гравитохронный контур, — мысленно произнёс он. — Технология, что позволяет звездолётам покорять галактику.

Этот экзамен был последним шагом к званию лейтенанта, финальной проверкой, после которой он получит своё распределение. Успешная сдача означала билет на борт корабля, а провал — немедленный вылет из программы с понижением в звании и службой в каком-нибудь вспомогательном корпусе. Он не собирался проваливаться.

Кто-то сел рядом. Иван сразу догадался, кто.

— Ждёшь своей очереди, ботан? — услышал он знакомый голос. Лиана.

Запах её парфюма, дорогого, пряного, всегда вызывал у него странную смесь раздражения и при этом какого-то необъяснимого уважения. Она была его антиподом — эмоциональная, уверенная, напористая, но при этом также безупречная в теории и практике. Её показатели на симуляторах были одними из лучших, в том числе и в условиях ведения космического боя.

— А ты чего так нервничаешь? — он приподнял бровь. — Боишься, курсант?

Лиана закатила глаза.

— Вот именно поэтому ты меня бесишь, Иван. Слишком самоуверен.

— А ты слишком заносчива.

— Нет, просто реалистка.

Он знал, что Лиана входит в число лучших выпускников. Это признавали все. И его это раздражало. Не потому, что она была талантливой, а потому, что умудрялась делать всё с лёгкостью, будто родилась с дипломом академии в руках.

Из аудитории вышел очередной курсант. Его лицо говорило само за себя. Бледный, с расширенными зрачками, он молча прошёл мимо, ссутулившись, будто только что пережил что-то ужасное.

Лиана усмехнулась.

— Ну, держись, ботан. Кажется, тебя ждёт ад.

Иван поднялся, расправляя плечи.

— Увидимся после экзамена. Если ты его сдашь.

Она проводила его взглядом, в котором читалась злорадная уверенность в том, что он выйдет таким же потрёпанным, как тот парень.

Дверь в экзаменационную аудиторию закрылась за спиной Ивана с сухим, отточенным щелчком автоматического замка, отрезая его от внешнего мира.

Он прошёл вперёд, держа осанку ровно, не позволяя себе лишних движений. Худощавый, но подтянутый, он выглядел не так, как традиционные солдаты, привыкшие к жизни в поле, но в его взгляде читалась та сосредоточенность, что свойственна людям, привыкшим разбираться в деталях и просчитывать последствия решений.

Светло-русые волосы аккуратно подстрижены по уставу, скулы отчётливо выделяются, а тёмные глаза холодны и неподвижны. Он не выглядел угрожающе, но даже его спокойствие воспринималось как внутренняя уверенность, которую не так просто сломить.

Просторный зал напоминал стерильную операционную, где будущее решалось точностью движений и чистотой логики. Здесь не было ничего лишнего: мягкий рассеянный свет, холодные металлические стены, матовые консоли с голографическими панелями. Над полированным столом в центре парили интерактивные экраны, испускавшие ровное голубоватое свечение, на котором мелькали данные о текущих экзаменах, личные файлы курсантов, аналитика их успехов и провалов.

Вдоль длинного стола сидели экзаменаторы — вершители его судьбы. Адмирал Уэллс, худощавый, с короткими поседевшими волосами, казался человеком, который мог бы спокойно командовать флотом даже в смертельном бою, не повышая голоса. Профессор Ханна Грейс — строгая женщина с холодными глазами и идеальной осанкой — известна своей жёсткостью в области космических теорий. Рядом с ней капитан Фаррелл, бывший пилот боевого флота, тот, чьи манёвры разбирались на симуляторах, как эталон мастерства.

Но курсант особенно внимательно смотрел на командора Ларсона: тот не скрывал своей неприязни. Выправка у Ларсона была образцовой, форма сидела идеально, а взгляд говорил больше, чем любые слова.

Это был человек, который не считал нужным скрывать, что перед ним курсант, не соответствующий его представлениям об офицере. В его глазах Иван не был бойцом — скорее учёным, теоретиком, человеком, привыкшим размышлять, а не действовать.

Тот глубоко вдохнул, задержал дыхание на секунду, затем сделал шаг вперёд.

— Курсант Иван Артемьев, — чётко представился он, останавливаясь перед комиссией.

— Садитесь, курсант, — отозвался Уэллс, жестом указывая на центральный пульт.

Старательно сдерживая напряжение, Иван подошёл к консолям и сразу опустил ладони на сенсорную панель. Экран вспыхнул ровным бело-голубым светом, запуская визуализацию. Через мгновение перед комиссией развернулась сложная, но понятная каждому проекция — модель "Гравитохронного контура".

Глава 2

Глава 2

Иван вышел из экзаменационной аудитории с видом человека, которому только что задали абсурдный вопрос, но он не стал унижаться и отвечать. В его походке не было ни облегчения, ни торжества, только уверенность и лёгкая усталость, как у пилота, который посадил шаттл с отказавшими стабилизаторами, а теперь просто хочет выпить кофе, прежде чем снова отправиться в полёт.

Экзамен позади, решение комиссии вынесено. Даже если среди преподавателей оставались сомневающиеся, их голоса уже не имели значения. Всё сложилось так, как должно было сложиться.

Коридор встретил его привычной атмосферой предэкзаменационной лихорадки, где даже воздух казался заряженным электричеством тревоги. Кто-то ходил взад-вперёд, нервно постукивая пальцами по планшету, кто-то повторял материал вслух, надеясь, что в последний момент в голове вспыхнет забытая формула.

Один курсант стоял, закрыв глаза и прижавшись лбом к стене, будто пытался слиться с ней и стать частью академической архитектуры, чтобы избежать неизбежного. Другой с мрачным выражением лица прокручивал пальцем голографический экран, на котором мелькали термины и расчёты, но судя по тому, как он стискивал зубы, в его голове они складывались не в знания, а в хаос.

Но вся эта сцена со всем её напряжением, подготовкой и отчаянием, перестала иметь для Ивана значение в тот самый момент, когда он увидел её.

Лиана. Конечно, она до сих пор была здесь.

Более того, она не просто стояла в коридоре, а занимала в нём пространство так, как до миллиметра выверенный элемент дизайна: её поза выглядела идеально расслабленной, но при этом с лёгким оттенком демонстративности — она скрестила руки на груди, облокотившись на стену, чуть склонив голову. В этой позе читалось одновременно пренебрежение, самодовольство и готовность в любой момент вступить в игру.

Лиана всегда выглядела так, будто её внешний вид продумывался заранее, но не для кого-то, а исключительно ради собственного удовлетворения. Тёмно-каштановые волосы были убраны в высокий хвост, подчёркивающий линию шеи, а ровный пробор создавал эффект чёткости и порядка, который она столь искусно сочетала с внешней лёгкостью. Серо-зелёные глаза чуть сузились, когда её взгляд скользнул по Ивану, оценивающе, будто она проводила мгновенный анализ его состояния после экзамена. Судя по тому, как на её губах появилась едва заметная ухмылка, результат её устроил.

Вокруг неё находилась небольшая группа курсантов, но они были фоном, личной свитой, присутствие которой не имело особого значения. Кто-то из них что-то рассказывал, кто-то пытался обсудить варианты каверзных вопросов комиссии, но сама Лиана больше не слушала. Она уже ждала.

Не новостей о его оценке, не подробностей его выступления перед комиссией, не анализа его ответов. Всё это было вторично. Она ждала ЕГО.

Иван знал, зачем.

Это был их вечный ритуал, неизменный, как смена времён года, как гравитация, как неизбежность выхода в открытый космос при сбое систем жизнеобеспечения. Стоило им встретиться взглядом, как в воздухе возникало напряжение, не поддающееся описанию — не враждебное, но и не безразличное, не флирт, но и не просто соперничество.

Это было что-то особенное, известное только им двоим, то, что сводило их к одной точке пересечения, где не существовало ничего, кроме насмешки, вызова и вечного желания доказать своё превосходство.

Она наклонила голову. Её ухмылка стала шире, но не слишком — ровно настолько, чтобы он понял: сейчас последует удар. Вопрос заключался только в том, какой именно.

Иван уже предугадывал возможные варианты. Пренебрежительное замечание в духе: «Даже ботан может сдать экзамен, если заранее вызубрит все возможные ответы»? Насмешка, рассчитанная на эмоциональный эффект: «Как, неужели комиссия не уснула во время твоих ответов?»? Или тонкий, рассчитанный на его реакцию укол: «Ты же понимаешь, что в реальном бою все эти формулы тебя не спасут?»?

Она чуть прищурилась, будто оценивая, с чего лучше начать, прежде чем продолжить их бесконечную игру.

Её взгляд был медленным, неторопливым, изучающим, почти ленивым. Но в этой лености виднелась скрытая острота, тот самый оттенок внимания, который заставлял людей нервничать. Это был взгляд человека, который уверен, что именно он управляет ситуацией, но хочет, чтобы собеседник думал иначе.

На её губах появилась лёгкая полуулыбка, но не совсем радостная — скорее, хищная, такая, с которой шахматист смотрит на фигуры, зная, что исход партии уже предрешён.

Она наслаждалась этим моментом, растягивая его, смакуя предвкушение. Только всё же Иван не был человеком, которого легко застать врасплох.

Он встретил её взгляд с той же невозмутимостью, с какой пилоты выходят из гиперпространства, встречая неизбежное сопротивление перегрузки. Знал, что сейчас произойдёт, знал, что она скажет что-то острое, что-то, рассчитанное на мгновенный эффект, что-то, что должно было выбить его из равновесия.

Но он был готов.

Лиана приблизилась к нему с той плавностью, в которой не было ни капли нерешительности, но в каждом её движении сквозило осознание своего превосходства. Она не шла, а занимала пространство, будто заранее знала, что её присутствие здесь — это центр событий, вокруг которого неизбежно закрутится что-то важное.

В её взгляде искрился вызов, но он не был прямолинейным, как у бойца, вставшего в стойку перед ударом. Это было нечто тонкое, более изысканное, как если бы она бросала кости в игре, где заранее знала, что выпадет нужная комбинация.

— Ну что, ботан, комиссия не заснула под твои лекции? — протянула она с ленивой, даже слегка маслянистой насмешкой, заранее наслаждаясь эффектом, который должны были произвести её слова.

В этом голосе было всё — и лёгкость, и сарказм, и капля скучающего любопытства. Она не просто бросила фразу, а запустила её в воздух, как проверенный инструмент, который неизменно приносил желаемый результат.

Но Иван не дал ей этого результата: он чуть замедлил шаг, не остановился, и, более того, в его взгляде читалось то самое выражение, с которым он отмечал все её предсказуемые попытки задеть его. Оно было ровное, спокойное, с той самой долей снисходительной терпимости, которую больше всего ненавидят люди, рассчитывающие на мгновенную реакцию.

Глава 3

Глава 3

Иван появился на свет в семье, где долг и порядок стояли выше личных желаний. Его отец, командир звена пилотов, был человеком жёстким и собранным, человеком, чья жизнь не знала беспокойства о мелочах. Его решения не обсуждались, привычки оставались неизменными, голос звучал так, будто был выкован вместе с корпусами боевых кораблей. В его мире всё имело своё место: оружие в кобуре, корабль на орбите, сын в строю.

Мать, инженер-ракетостроитель, жила в расчётах, технических схемах и чертежах новых двигателей. Она не говорила громко, не навязывала свою волю, но в её взгляде всегда читалась сосредоточенность, будто даже за семейным ужином она мысленно проверяла параметры тяги нового поколения «Энергии». Иван рано понял, что в их доме не бывает случайных слов, неосторожных движений и безрассудных решений. Всё должно быть обосновано, продумано, приведено в порядок.

С самого детства он слышал одно и то же: «Сначала подумай, потом делай». Отец говорил это перед тем, как он впервые сел в учебный истребитель, перед первой сдачей нормативов, даже перед тем, как он решал вступить в Академию.

В семье не было места слабости или неопределённости. Здесь не жалели, не поощряли за попытки — только за результат. Однажды, когда Иван ещё был подростком, он увидел, как отец без слов развернулся и ушёл из комнаты, едва услышав от него «Я не уверен».

Он быстро понял, что ошибок никто не прощает, и что даже ребёнок в таком доме не имел права на шаткость. Ему не внушали, что он должен быть лучшим — ему просто показывали, что выбора нет. Дисциплина была естественной, как гравитация, а уверенность — единственной возможностью избежать презрения.

С ранних лет он проявлял аналитический склад ума. Не проявлять эмоций, не делать резких движений, не отвечать сразу — сначала проанализировать, понять, как ведёт себя противник, а потом уже двигаться. В играх он не спешил идти в атаку, предпочитал выжидать, изучать соперников. В классе он не рвался отвечать первым, но, когда говорил, его слова попадали в цель.

Его не назвали бы лидером — он не давал громких обещаний, не вдохновлял окружающих, не стремился вести за собой. Лидерство — это импульс, а импульсы приводят к ошибкам.

Иван действовал иначе: наблюдал, анализировал, предугадывал. В детстве он мог молча смотреть на драку в школьном дворе и через минуту предсказать, кто в итоге победит. Ему не нужно было лезть в толпу, чтобы показать силу. Он видел слабости людей раньше, чем они успевали их проявить.

Когда пришло время поступать в Академию, сомнений не возникло. Он не ставил перед собой цель попасть туда — это было так же очевидно, как необходимость дышать в вакууме в скафандре. Вопрос был только в том, насколько быстро он сможет обойти остальных.

Но уже на первых курсах стало ясно, что он отличается от других. Кто-то пытался выделяться за счёт харизмы, кто-то — за счёт безупречной физической формы, кто-то заучивал устав так, будто собирался цитировать его во сне. Иван не стремился вписываться ни в одну из этих категорий. Он просто знал, как именно нужно делать вещи, чтобы добиться нужного результата.

Тренировки? Он не выкладывался до изнеможения, а находил тактические лазейки в заданиях, выполняя их быстрее, чем те, кто действовал слепо.

Тактические симуляции? Он не стремился быть командиром, но именно его стратегии приводили к победе.

Испытания на стрессоустойчивость? Пока другие срывались, он сидел в кресле неподвижно с таким видом, будто его сознание работало по заранее составленным алгоритмам.

Преподаватели быстро заметили его. Некоторые уважали его хладнокровие, другие считали, что ему не хватает командного духа. Но все без исключения понимали: если Иван берётся за что-то, оно будет сделано. Причём с минимальными потерями и максимальной эффективностью.

Он не был душой компании. Его не звали в бар после тренировок, не обсуждали с ним последние слухи, но в любом деле, требующем точности, обращались именно к нему.

Люди доверяли его уму, но не спешили считать его своим. Впрочем, Иван никогда не стремился стать «своим».

Почти лейтенант вошёл в квартиру, и его сразу накрыло ощущение знакомого порядка. Всё было на своих местах — полированная мебель, аккуратно прибранные книжные полки, идеальный порядок в каждой детали.

Здесь не было места хаосу, спонтанности, лишним предметам. Квартира его родителей всегда напоминала казарму высшего класса — лаконичная, безупречно организованная, с чётко выверенными линиями и минимальным количеством личных вещей.

Он сбросил китель на спинку стула, расправил невидимые складки на белоснежной рубашке и вдохнул приятный запах домашней еды. За накрытым столом уже сидел отец — сухой, подтянутый, с неизменной выправкой человека, который всю жизнь привык держать спину ровно. Перед ним стоял бокал с янтарной жидкостью, но он даже не прикоснулся к нему, а лишь внимательно следил за сыном. Мать, напротив, улыбалась, наливая вино в высокий бокал и жестом приглашая Ивана сесть.

— Молодец, — просто сказала она, ставя бутылку на стол.

Отец молча кивнул, затем его взгляд быстро скользнул по сыну, оценивая, не изменился ли он после экзаменов. Он никогда не рассыпался в похвалах, и сам факт, что в этот вечер он сел за стол, означал больше, чем любые слова.

— Ну что, — голос матери прозвучал мягче обычного. — Теперь можешь вздохнуть спокойно?

Иван опустился на стул, взял в руки бокал и покрутил его, разглядывая отражение света в тёмной жидкости.

— Вряд ли, — отозвался он. — Всё самое интересное только начинается.

— Главное, что ты офицер, — она улыбнулась, но в её голосе прозвучало что-то неуловимо тревожное.

Отец взял нож и неспешно разрезал кусок мяса, как будто этот процесс был ничуть не менее важным, чем разговор.

— Теперь остаётся ждать распределения?

Иван кивнул:

— Завтра или послезавтра. Ждём приказ.

— Думаешь, оставят в Академии?