Ёлкин папа!

Глава 1. Майк

— Не долби мне мозги! — выхожу из себя, одной рукой держа мобильник у уха, другой вращая руль.

Снег валит хлопьями. Дворники со скрипом метут его с лобового. Весь город колом. А на заднем сиденье тачки прыгает гиперактивный спиногрыз моей секретарши в костюме фиксика. И плюсом ко всему у Полины приступ предновогодней истерии.

— Но ты обещал, что этот Новый год будет особенным! — верещит она в трубку. — Я уже чемоданы собрала. А ты говоришь, что мы будем отмечать его тут! Как конченные нищеброды!

Намекая на особенность Нового года, я, вообще-то, подразумевал то кольцо, что изготовили ей на заказ. Но теперь сомневаюсь в твердости своего выбора.

— Все мои подруги рванули за границу! — развивает она тему, пока я ищу свободное место припарковаться у детского сада.

— Да-да, кто в Грузию, кто в Казахстан, — размышляю вслух.

— Я про Таиланд! — визжит она. — Про Гоа! Про Мальдивы!

— Новый год без снега не праздник.

— Это без моря он не праздник!

Протискиваю своего крупного зверя промеж двух отечественных ласточек и оборачиваюсь к пацану:

— Давай напяливай куртку. Твои сопли нам ни к чему. Знаю, чем это кончится. Твоя мама уйдет с тобой на больничный, и мне придется самому все дела разгребать.

— Ты вообще меня слышишь?! — срывается на хрип Полина.

— Конечно, котенок. Но давай обсудим это позже? Дня через два?

— Майк, ты в своем уме? Сегодня тридцатое! Завтра Новый год! В моем аккаунте уже должна быть коллекция свежих фоток с моря!

— Дядь Миша, я все, — оповещает меня пацан.

— Поль, мне пора. Я прискачу к тебе вечером. — Скидываю звонок, недослушав ее вопли, и выхожу из машины.

Суровая нынче зима. Три шага сделал, а уже весь облеплен, будто тебя в сугроб окунули.

Хватаю своего подопечного за шиворот и волоку к крыльцу, где одна нервная девочка в ободке с оленьими рожками с кем-то громко ругается по телефону. Полина, оказывается, просто ангел по сравнению с этим мелким монстром.

— Как это ты не приедешь?! — психует она. — Сейчас начнется концерт!

— Курточку запахни, — подсказываю ей, проходя мимо.

— Вам-то что? Идите куда шли! — огрызается со мной и отворачивается, надув губки.

Какие чувствительные детки пошли.

Завожу мальчишку в здание, где его ждет бабуля.

— Ох, Михаил Иванович, сердечно вам признательна! — благодарит она меня, прижимает к себе внука и протягивает мне шерстяные носки с резинкой в разноцветную полоску. — Вот, возьмите, пожалуйста. Подарок. Сама вязала.

Веду бровями. Я такое радужное не надену даже под дулом пистолета. Даже если это будут мои единственные носки. Уж лучше босиком, чем так позориться.

— Вот спасибо, — выцеживаю бабуле и прячу это недоразумение в карман куртки.

— Ну мы побежали, а то скоро представление начнется! — Машет она мне на прощание и тянет пацана в раздевалку, куда суетливые родители с детьми вливаются одной плотной жужжащей массой.

Я примерно понимаю, почему Марина сама не захотела вести сына на утренник, спихнула все на бабулю и без условий согласилась сегодня отработать полный день. В этом хаосе через десять минут черепок лопнет. Не дожидаясь, пока это произойдет со мной, выметаюсь на улицу.

Суровая девочка уже не кричит. Сидит на ступеньках прямо в снегу, уткнувшись лбом в острые коленки и тихонько всхлипывая.

Мне надо бы последовать ее совету — идти куда шел, но жалко ее становится. Вспоминаю себя в этом возрасте. Как дурак ждал отца на утреннике к двадцать третьему февраля, мастерил аппликации, рисовал открытки, а он то в командировке, то на совещании, то на праздничном мероприятии у какой-нибудь шишки. Паршиво было чувствовать себя сиротой при живом папаше.

— Тебя как звать? — спрашиваю у этой плаксы.

— Елка, — отвечает со всхлипом, даже не подняв лица.

— Символично… А по-настоящему?

Утерев носик тыльной стороной ладони, поднимает заплаканные глазки. Большие-большие. Ярко-голубые. Шмыгает носом и говорит:

— Это мое настоящее имя.

— А я Майк, — представляюсь ей. — Ты бы не сидела здесь. Простудишься. Где твоя мама?

— Ей до меня нет дела, — дует она губки, вставая с крыльца и отряхивая попу от снега. — Она всегда все только обещает. И папу, и успеть прилететь из командировки.

— Вряд ли она прилетит в такую погоду. Все рейсы задержаны.

— А вы чей папа? — резво интересуется она, вытерев с щек дорожки от слез.

— Я? Да ничей, слава богу.

Ее глазки вдруг становятся еще больше. В них загорается какой-то преступный азарт.

— А притворитесь моим папой, — деловым тоном предлагает мне эта шестилетняя бизнесвумен. — Я вам заплачу. — Достает из кармана курточки смятую сторублевую купюру и несколько монет. — Отдам все, что у меня есть.

Глава 2. Лида

— Я так рад, что ты согласилась, — счастливо улыбается Даниил.

Мы знакомы всего восемь месяцев, но события развивались так стремительно, что я ожидала чего-то подобного.

Смотрю на кольцо на своем пальце и начинаю представлять нашу дальнейшую совместную жизнь. Притираться друг к другу придется долго. Он общается с неодушевленными предметами вроде своего робота-пылесоса, а у меня дочь.

— Дань, я должна рассказать тебе кое о чем. Точнее, о ком.

— У тебя есть ребенок, — вдруг выдает он, заставив меня оторвать внимание от кольца.

Его темные глаза-оливки пристально смотрят на меня, а губы в окружении аккуратной щетины формируют милейшую улыбку. Примерно так улыбалась моя тетя, когда я призналась ей, что беременна.

— Как ты догадался?

— Когда долго носишь обручальное кольцо, остается след на пальце. У тебя его нет. Но ты настойчиво отказывалась показывать мне свой дом. Всегда, когда я приезжал к тебе, мы встречались в отеле. А еще ты украдкой воркуешь с кем-то по телефону. Кого может так прятать молодая незамужняя женщина, если не ребенка?

Даниил говорит без давления. С пониманием. Из-за чего я облегченно улыбаюсь.

— Да.

— Кто? Сын или дочь?

— Доченька. Елка.

— Елка? — хохотнув, переспрашивает он.

— Елина.

— Впервые слышу такое имя.

— Греческое. Редкое. Бабушка хотела назвать Прасковьей. Но мой вариант победил, — весело вспоминаю о той жаркой дискуссии, когда меня только-только выписали из роддома. — Ей уже шесть. В следующем году пойдет в первый класс. Сегодня у нее последний новогодний утренник в детском саду, а я застряла тут. Она возненавидит меня, — тяжко вздыхаю, представив, как больно сейчас моей девочке.

— А ее отец? — вполне логично интересуется теперь уже мой официальный жених.

Не очень хочется поднимать эту тему, но Даниил имеет право знать.

— У нее нет отца, — признаюсь, вновь посмотрев в его наполненные счастьем глаза. — Когда мы познакомились, я была наивной первокурсницей, а он крутым мажором с выпускного курса. Коллекционером девственниц. Умелым манипулятором. Я, дура, повелась. Он переспал со мной, а на следующий день сделал вид, что не знает меня. Через месяц вообще исчез с поля зрения. А вскоре я узнала, что беременна. Вот так.

— И ты его больше никогда не видела?

— Один раз. Случайно. У меня на носу были роды. Мы с тетей гуляли по торговому центру, присматривали конверт для выписки. Заскочили перекусить в фудкорт, а там он в компании себе подобных козлин. Надо признать, именно тот его взгляд стал самым запоминающимся. Он меня узнал. И его так шарахнуло от вида моего живота, что он даже заговорил со мной. Просто подошел и спросил, его или нет. Я ответила: «Нет». Он молча забрал куртку и ушел.

— Почему ты солгала?

— Не хотела его видеть. Моя влюбленность превратилась в жгучую ненависть. Так что ему лучше вообще держаться от меня подальше. Иначе я за себя не ручаюсь. Елка сделала меня сильной и независимой. Теперь я любому глотку перегрызу и за нее, и за себя.

Даниил склоняется ко мне и нежно целует в висок.

— Это-то мне и нравится в тебе. Так что, с кем ты меня сегодня познакомишь?

— О, у меня большая семья. Просто огромная. Бабушка — глава нашей семьи. Дедушка — ее покорный слуга. Тетя — наша опора. Мой кузен с женой и двумя невероятно активными детьми. Кот Багир. Утка Дуся. И конечно же, моя Елка.

— И все вы живете вместе? — то ли изумляется, то ли паникует Даниил.

— Ну да, — пожимаю плечами. — У нас двухэтажный дом в пригороде. Тихое местечко. Собственно, поэтому я встречалась с тобой в отеле. У меня нет отдельной комнаты. Я делю двадцать пять квадратов с Елкой и тетей.

— Но после свадьбы вы же переедете ко мне? — с надеждой спрашивает он.

— Смотря как ты будешь уговаривать, — флиртую я.

Все-таки он потрясающий мужчина. Понимающий, порядочный, симпатичный. У него стабильная работа, большие планы на будущее, которое он не видит без меня. Именно такой мне и нужен.

— Лида, а что Елочка знает о своем отце? — спрашивает он.

— Только не называй ее Елочкой при ней. Сильно пожалеешь. Она же уже не маленькая, — хихикаю я.

— Упс! Вычеркиваем.

— Только моя тетя знает о нем правду, — признаюсь я. — Елка свято верит, что однажды он придет. А я подпитываю эту веру обещаниями, что скоро познакомлю ее с папой.

— Значит, познакомишь. Уже сегодня. Буду Елкиным папой.

— Елкин папа, — смеюсь я. — Звучит как ругательство.

— Как думаешь, я ей понравлюсь?

— Она у меня дама прихотливая. Будет к тебе присматриваться. Но когда познакомится поближе, липучкой приклеится. Прям как я. Ты умеешь покорять.

— Надеюсь. — Даниил переводит взгляд на табло и прислушивается к объявлению. — Кажется, небо открыли, наш рейс объявляют.

Я подскакиваю на ноги, хватаю шубу, шапку, сумку.

— Лида, полегче, — улыбается Даниил. — Мы не опоздаем. — Помогает мне одеться и чмокает меня в кончик носа. — Купим что-нибудь Елоч… Елке, — поправляет он речь, — в подарок. О чем она мечтает?

— Кроме папы? О друге для Дуси.

— Это которая утка?

— Ага, она самая. Ей же очень скучно одной.

— Придется постараться найти живого ута в канун Нового года, но думаю, я справлюсь, — заговорщицки подмигивает он.

Как же мне с ним повезло!

Глава 3. Майк

— Так, Елка, давай условимся, — отодвигаю ее от себя на расстояние вытянутой руки, — если тут внезапно объявится твоя мама, бабушка, дедушка, настоящий папа или знакомый Дед Мороз, я тебя знать не знаю. А то за такие игры я могу встречать Новый год там, где мне совсем не хотелось бы, да еще и в одиночестве. Чтобы ты знала, я парень несвободный. У меня девушка есть, и я собираюсь сделать ей предложение.

Она морщит носик, окидывая меня оценивающим взглядом. Как будто я ей делаю предложение, над которым надо подумать.

— Только не будь соплей и душнилой. Не смотри на нее щенячьим взглядом. Взял за руку, надел кольцо и дело с концом. Женщины любят настойчивых, — дает она свой ценный женский совет.

— Не вопрос, — отвечаю как можно серьезнее.

Впрочем, зерно истины в ее словах есть. Сейчас мало девушек ищут в парнях размазню. Почти все цепляются за стержень.

А она цепляется за мою руку и тянет меня обратно в сумасшедший дом, где все жужжат, визжат, бегают, прыгают, плачут, хохочут. Родители поправляют костюмчики на своих деточках. Деточки друг перед другом красуются. Кругом вспышки камер. Все боятся упустить момент, как условная Машенька подтягивает гольфик, или такой же условный Васенька ковыряется в носу. Как я выжил с двумя фотками из детсада, ума не приложу.

— Вы, простите, кто? — Передо мной из ниоткуда появляется любопытное чудище с накладным крючковатым носом.

— Это мой папа! — хвастается Елка, прижимаясь ко мне.

Кладу ладонь на ее плечико и рисую на лице подобие улыбки.

— Папу-у-уля! — Малявка превращается в пиявку ради правдоподобности нашего родства.

— Приятно познакомиться, — отвечает чудище. — Проходите скорее в раздевалку. Через пять минут начнется представление.

Оно растворяется в толпе, а мы продолжаем движение вглубь заснеженных курток, шуб и дубленок.

— Кто это был? — интересуюсь у Елки.

— Наша надзирательница.

— Ты хотела сказать — воспитательница?

— Ах, если бы! — Картинно всплескивает она свободной ручонкой.

Надеюсь, у нее главная роль. Такому таланту грех пропадать.

Мне снова звонит Полина. Я отпускаю Елкину ручку.

— Разденься сама.

Она тормозит и обидчиво куксится:

— Ты должен мне помочь. Ты же мой папа. Хочешь, чтобы все решили, будто ты меня совсем не любишь?

Наклоняюсь к ней.

— Людям в твоем возрасте пора бы уметь переодеваться самостоятельно. Смешно, это когда тебе в шесть лет мама сопельки вытирает.

Мы с ней одновременно смотрим на мальчишку рядом, которому мать усердно трет нос, приговаривая: «Ты ж мой сладенький». Он вдруг замирает, таращится на нас и через секунду отворачивается от матери.

— Мам, я уже не маленький! — фыркает, сообразив, в чей огород был брошен камень.

— Хм… — размышляет Елка, указательным пальчиком барабаня по своему подбородку. — Ты прав. Папуля.

Если она с такой периодичностью будет называть меня папулей, то я вживусь в роль.

— Вы что, только что унизили моего сыночку? — взрывается мамашка.

Смотрю на платок в ее руках и усмехаюсь:

— Да куда еще унизительнее? Вы мужика из него хотите вырастить или комнатное растение?

— Молодой человек, не смейте указывать мне, как воспитывать сыночку. Еще одно оскорбление — и встретимся в суде!

Чудненько! Всяких личностей встречал в бизнесе, но настолько упоротых еще ни разу. И ведь баба дура реально заяву накатает.

— Можете не отвлекаться, — киваю ей на платок. — Продолжайте. — Принимаю звонок и подношу мобильник к уху, пока Елка вылезает из своей курточки и сапожек, запихивая их в узкий шкафчик. — Поль, ну что опять? — начинаю психовать.

— Поправь тон, Майк! Ты, между прочим, опозорил меня перед всеми подругами. Мне пришлось объясняться, что мы остаемся на Новый год дома из-за непогоды. Но в начале января ты свозишь меня на море! — выдает в приказном порядке.

Черт, не следовало целоваться с официанткой на свадьбе своего папаши этим летом. Лишнего глотнул. Взбесился. Теперь у меня два варианта: порвать с Полиной или терпеть ее концерты до конца своих дней. Но бросать, наверное, нужно было раньше. В канун Нового года будет совсем свинством. Тогда зачем кольцо покупал?

Да, Майк, ты конкретно встрял. Либо женишься и становишься самым покладистым мужем на свете, либо опять ищешь новую подружку, подвергаясь нападкам от старой. Ведь в покое она меня не оставит. Полина ненавидит страдать в одиночку. Если ей плохо, то всем вокруг должно быть еще хуже. Это я давно понял по ее «красным» дням.

— И что подружки? Простили тебя? — не сдерживаюсь, чтобы не съязвить.

— Еще одно слово — и тебя не прощу я! — выкрикивает Полина.

На рефлексе вновь смотрю на мамашку с носовым платком. Получается, если Полина станет матерью, то вот оно — ее будущее отражение?

— Я готова! — Дергает меня за руку переодетая в костюм олененка Елка.

Обращаю внимание, что башмачки у нее надеты неправильно.

— Погоди, Поль, мне тут кое-кому надо помочь… — Прижимаю мобильник плечом к уху и замечаю появившуюся рядом с нами надзирательницу. — Дочке! — отыгрываю свою роль.

— Какой дочке? — на хриплом выдохе спрашивает офигевшая Полина.

— Своей. — Опускаюсь на корточки, чтобы поменять башмачки местами. — Поль, я тебе потом все объясню, — бубню тише.

— Кайсаров, у тебя что, дочь?! — переходит она на фамилию. Всегда так делает, когда злится на меня.

Елка отшатывается, оставшись стоять на одной ножке. Забив на Полинину истерику, роняю мобильник на пол и успеваю подхватить малявку на руки.

Она испуганно хлопает ресничками, глядя на меня снизу вверх. А я смотрю сквозь нее — на пошедший паутиной экран. Теперь скандала мне не избежать.

— Как же ты дорога мне, — через силу лыблюсь Елке, — доченька…

Глава 4. Лида

Ерзаю в кресле, не находя себе места. Каждая минута превращается в тягучую ириску. Жуешь ее, жуешь, а она не уменьшается, только к зубам противно липнет.

— Лида, все будет хорошо, — успокаивает меня Даниил.

Мне уже улыбаться больно. Лицо судорогой сводит. От стыда и злости на саму себя. Елка никогда меня не простит. Наверное, я погорячилась, решив именно сейчас познакомить ее с Даниилом. Но когда? Мы же собираемся пожениться. Я сама сказала: «Да»! Никто за язык меня не тянул.

Звонит воспитательница.

У меня все внутри переворачивается. Боюсь, Елка что-то устроила. Не удивлюсь, если сорвала представление, отказавшись выходить на сцену. И ее можно понять. Для кого выступать, если никто из семьи не удосужился прийти посмотреть? Бабушка с давлением. Дедушка возле нее. У тети заказов на праздничные торты по самую макушку. А я, как самая непутевая мать, предпочла бойфренда дочери. Тьфу на меня сто раз!

— Ли-и-ида-а-а, — приводит меня в чувство Даниил, — телефон.

Я спохватываюсь и дрожащим пальцем принимаю вызов. Сначала в ухо пиликает сигнал, что батарею не мешало бы зарядить, а потом слышу голос воспитательницы.

— Лидия Михайловна, здравствуйте!

— Что-то случилось? — паникую я, подскакивая с кресла и хватаясь за голову.

— Лида, сядь. — Даниил тянет меня обратно. — Мы взлетаем. Пристегнись. — Он сам начинает возиться с ремнями, потому что меня куда больше заботит дочь.

— Нет, все хорошо. Елина сейчас на сцене. Отлично играет. У нее талант.

«Поэтому ты и дала ей тупую роль оленя!» — про себя ругаюсь я, зная, как эта женщина ненавидит мою дочь.

— Меня интересует ее отец, — вдруг переключается она на животрепещущую тему.

— Вы серьезно? — усмехаюсь я. — Хотите вот так, по телефону, обсудить ее отца? Вам не кажется, что лезть в это как минимум бестактно?

Умом понимаю, что меня несет, но не могу остановиться. Почему всем есть дело до ее отца? Кому какая разница? Как будто она единственный ребенок в мире, на которого плевать отцу!

— Лидия Михайловна, ее отец сейчас находится в зале и аплодирует Елине громче всех.

У меня падает челюсть.

— То есть?

— Вы не в курсе? — удивляется она, словно рада поводу обратиться в органы опеки. — Елина пришла в детсад с незнакомым мужчиной и представила его своим отцом. Она так крепко прижималась к нему, что я ни на секунду не усомнилась. Но все же, как только выдалась свободная минутка, решила известить об этом вас. Так это ее отец?

Она буквально давит на меня этим вопросом. Елка была убита тем, что я опоздала на рейс, а следующий задержали. Она не стала бы обниматься с посторонним мужиком. Я свою дочь прекрасно знаю, а она прекрасно знает, куда бить чужим дядькам со всей дури. Значит, это не кто-то посторонний. Она его знает и просто разыграла перед этой ведьмой и своими одногруппниками очередную сцену. Ведь ей обидно, что к ней никто не пришел в то время, как некоторые семьи там целым кланом.

— Будьте добры, отключите телефон, — с дежурной улыбкой просит стюардесса.

Мобильник снова напоминает о разряжающейся батарее, просигналив мне в ухо.

— Лидия Михайловна? — сильнее давит воспитательница.

— Да, это ее папа, — отвечаю резко, и телефон выключается. — Прошу прощения, — говорю стюардессе, и та возвращается на свое место.

Я врастаю в спинку кресла. Понятия не имею, кого Елка могла привести в детсад!

— Дань, достань пауэрбанк.

Он виновато смотрит мне в глаза.

— Лид, я его в чемодан положил. Он в багаже.

— Блин! — ворчу я слишком громко, привлекая внимание других пассажиров.

— Что-то случилось? Можешь позвонить с моего.

Я хватаю его мобильник, наклоняюсь, чтобы стюардессы меня не видели, и по памяти набираю номер Елки. Она не отвечает. Ну конечно! А чего я ждала? Она никогда не отвечает на звонки с незнакомых номеров. К тому же она сейчас на сцене.

Набираю номер тети. Та тоже не отвечает. Увязла в своей стряпне. И брат не отвечает. Им не до меня. Они всей семьей на спектакле в театре. У бабушки и дедушки вообще нет мобильников. Избегают излучения. А обычный стационарный домашний телефон бабушка отключает, когда болеет. Проверяет, кто из ее подруг и родственников забьет тревогу и примчится выяснить, не померла ли она.

Снова откинувшись на спинку кресла, тяжко выдыхаю.

— Лида, ты ведешь себя странно, — замечает Даниил.

Я смотрю в иллюминатор и нервно кусаю губу.

— Елка привела в садик какого-то парня и представила его своим отцом, — делюсь с ним своими переживаниями.

— Надо звонить в полицию.

— Нет, постой. Все не так просто. Она у меня девочка с характером, и из-за этого всегда имеет врагов. Тем за здрасте посмеяться над ней. Ей надо было сегодня выкрутиться, и она это сделала. Елка не подпустит к себе незнакомца. Наверное, тетя попросила кого-то из знакомых подыграть ей.

Глава 5. Майк

Как же свежо на улице! И снег не бесит после зеленой мелкотни. Целый час угроблен на спектакль, в котором у моей деловой партнерши была самая незначительная роль, да еще и без слов.

— Шестой олень! — все еще охреневаю я, глядя на укутанное по самую макушку чудо. Шарф я ей намотал как следует. Чтобы никто не усомнился в моей родительской заботе. — А ты не пробовалась на роль снегурки? Почему ее отдали какому-то боксеру?

Иначе ту тумбу в юбке не назовешь.

— Ум-м-м… М-м-м… Мгы-ы-ы… — мычит она куда-то в шарф.

Я стягиваю его с ее милейшего личика и приподнимаю шапку, сползшую ниже бровей.

— Это не мои варежки, — говорит она теперь членораздельно и вытягивает вперед ручки.

— Почему ты сразу не сказала?

— Я говорила, но ты меня не слушал.

— Как там вообще можно что-то услышать? — Снимаю чужие варежки и кладу на скамейку. — Вот, оставим их здесь.

— Но мне нужны мои. Мне еще домой ехать. Представляешь, сколько я простою на остановке, пока дождусь маршрутку в такую погоду? У меня замерзнут руки, и мне ампутируют пальцы.

Таращу глаза. Где она набралась таких ужасов?

— А ты развита не по годам. Но не рановато ли ездишь на маршрутке?

— Зато бесплатно. Детям до четырнадцати разрешено не платить за проезд, если их не сопровождает взрослый. А если водитель меня высадит не на моей остановке, то мама подаст на него в суд.

— Медленно, но верно я начинаю тебя бояться.

Мелкая улыбается ангельской улыбкой демоненка. Она точно знает, как поступить, если плохой дядя начнет ее трогать. Не удивлюсь, если в кармашках безобидной розовой курточки припрятан перцовый баллончик, складной нож, нунчаки и Уголовный кодекс.

— Так вот же твои перчаточки, солнышко! — ахает та самая мамашка, что терла шнобель своему киндеру. Хватает их со скамейки и отряхивает от снега. — Не удивлена, что это ваших рук дело, — фыркает мне с недовольной гримасой, натягивая одну из них на свободную руку сына. Во второй он держит ополовиненный бургер.

— В принципе, я тоже не удивлен, что у вашего пацана варежки с единорожками, — отвечаю ей в тон, беру Елку за капюшон и тяну к своей тачке. — Голодная? — спрашиваю у малявки, заметив, как она облизнулась при виде сочного сэндвича.

— Мама обещала сводить меня поесть блинчиков после концерта, — вздыхает Елка.

— Любишь блинчики?

— Обожаю.

— Я тоже, — признаюсь ей с улыбкой.

— Заливаешь?

— Клянусь.

— Да ладно? — не верит Елка.

— Серьезно. По сладким особенно с ума схожу. И с творогом, и со сгущенкой, и с клубникой уплетаю.

— Я тоже! — У нее азартно загораются глазки.

Прикольная девчонка. Хотелось бы мне такую же дочку, если когда-то стану отцом.

Смотрю на часы, прикидываю, сколько у меня есть времени, и предлагаю ей:

— Слушай, у меня есть еще минут сорок. Можем заскочить перекусить, а потом я отвезу тебя домой. Где ты живешь?

— Ага, так я тебе и поверила! — Она деловито скрещивает руки на груди.

— Умница, — подмигиваю ей. Открываю тачку, достаю сумку с документами и вынимаю паспорт. — Держи.

— Зачем он мне?

— Сфоткай и отправь своей матери. Можешь даже с пропиской. Напиши, что этот дядя спас тебя от позора в садике, что сейчас ты с ним поешь блинчиков, и он сразу же отвезет тебя домой. Если вдруг я тебя ограблю, твоя мама будет знать, где меня искать.

— А вы сильно рискуете, — хмыкает она, открывая паспорт и зачитывая: — Михаил Иванович Кайсаров.

— Умеешь читать?

— Лучше тебя! — Она фотографирует все заполненные страницы, отправляет контакту «Мать моя женщина» и возвращает мне документ. — Значит, женат ты еще не был?

— Я слишком стар для вас, госпожа Елка, — улыбаюсь ей, открывая заднюю дверь и кивая на детское кресло, в котором привез сюда Марининого сына.

Она залезает в него, поправляет курточку и предприимчиво отвечает:

— Но не для моей мамы.

— Сосватать нас решила?

— Почему бы и нет? — Жмет она плечиками.

Открываю портмоне и показываю ей маленькую фотографию Полины.

— Моя подруга.

— Бве-е-е… — демонстрирует Елка рвотный позыв. — Пластиковая кукла. Зачем она тебе?

— Сейчас такие в тренде. Не Аленушку же с косой до пояса по морям возить.

— Ты просто не пробовал отношения с простой девушкой.

— Да пробовал, — вздыхаю, любуясь Полиной. — Было у меня одно чудище. Если бы за голову не взялся, сейчас воспитывал бы с ней Иванушку твоего возраста. Представляешь, я директор фирмы. Солидное окружение, крутые партнеры. У всех отполированные жены или подружки. А у меня… — усмехаюсь, вспомнив то недоразумение. — Вот такие очки на пол-лица, — показываю Елке. — Секущиеся волосы. Растянутая кофта по колено. Брекеты на зубах. И родинка в пять копеек на щеке. Я с ней на спор связался. Еле удрал.

Глава 6. Лида

Поверить не могу, что наш багаж отправили в другой город! Проблемы одна за другой окунают меня в сугробы.

Даниил, конечно, в этом не виноват, но мне же нужен крайний. Тем более это именно он положил пауэрбанк и мой зарядный шнур в чемодан, который теперь гуляет неизвестно где. Поэтому именно на него я и смотрю, как на катастрофу.

— Кажется, мне перезванивал кто-то из твоих родственников, — оповещает Даниил, пока мы торчим в аэропорту в ожидании возвращения багажа. — Когда телефон был в режиме полета.

Режим полета… Как мило. Мою дочь сопровождает какой-то подозрительный тип, а Даниил ставит телефон в режим полета. Может, он и станет хорошим отцом. Когда-нибудь. Но сначала ему придется пройти долгий курс адаптации к новым реалиям. У родителей может быть только один режим — режим бешеной птички двадцать четыре на семь.

Кажется, я улыбаюсь ему. Или это просто лицо сводит одним большим, мощным нервным тиком.

Выхватываю телефон у него из рук и вижу пропущенный от тети. Перезваниваю. Один гудок. Другой. Третий. Никто не отвечает. Губы уже не кусаю, а жую от волнения. Наконец, слышу хриплый голос дедушки.

— Деда, слава богу, куда вы все запропастились?!

— Ась?! — переспрашивает он и кряхтит, очевидно, поднося тетин мобильник к другом уху — тому, которое слышит. — Лидонька, это ты, внуча?

— Да-да, дедуль, это я. Где тетя? Что там с Елкой?

— Елку вчера кот снес. Все гирлянды по дому растащил…

Шлепаю себя по лбу.

— Да я про Елину, дедуль! Она уже дома?

— Так Валя встречать ее пошла. Опять раздетая выскочила, будь она неладна. С малых лет такая. То шапчонку сымет, то рукавицы. А морозы-то у нас нешуточные. Цапают. Вот ходит потом с соплями. Зелеными…

— Дедуль, а кто ее привез? — перебиваю я его, а то это надолго.

— А я почем знаю? Погодь, в оконце погляжу. — Дедушка снова кряхтит, перебирая больными ногами по дому. — Ох, метель-то разыгралась. Свету белого не видно. Мужичонка там какой-то. Пуговка твоя с Валей. Ты сама-то когда прилетишь?

Я облегченно выдыхаю. Елка дома. Напрасно дергалась. Тетя просто попросила кого-то побыть временным папой для моей крошки.

— Я уже в городе, дедуль. Скоро буду.

Возвращаю телефон Даниилу и чувствую, как спадает напряжение с мышц. Как будто только что шампанское мандаринкой закусила.

— Все в порядке?

— Да! — счастливо отвечаю я. — Дань, ты извини, что я иногда такая… возбудимая.

— Мне это даже нравится. — Он поблескивает переливами гирлянд с большой наряженной елки посреди аэропорта в своих выразительных глазах. — Ты горячая девушка. Любой лед растопишь.

Щеки вспыхивают от такого комплимента. Я же до сих пор вела себя прилично. Лишнего себе не позволяла. Следила за каждым словом, шагом, жестом. Даже в постели себя контролировала, чтобы и Даниилу уверенности в себе внушить, и не показаться ему фригидной. Хотя все еще теплю надежду, что мы оба недостаточно раскрылись друг перед другом. Ведь всю жизнь имитировать кайф я не смогу.

— Ну что, пойдем за багажом, а потом за уткой?

Я целую его в щеку и киваю. Все равно он у меня хороший. Идеального искать бессмысленно. Таких не бывает.

Забрав свои чемоданы, вызываем такси и прямиком едем на ферму. Владелец целого утиного хозяйства посмеивается, когда слышит, что нам нужен красивый молодой селезень. Обычно в это время года у него покупают общипанных и замороженных птиц, чтобы набить их яблоками и подать к столу. А нам приспичило заняться разведением собственной фермы.

— Час назад, — рассказывает он, провожая нас к утепленному курятнику, — продал тут одним хорошего селезня. Искали друга для утки. Тот уж больно понравился девчушке, а я не хотел продавать его. Но батька ее не поскупился. Заплатил, как за целого барана.

— Мы тоже выберем хорошего, — улыбается мне Даниил. — Ничем не хуже.

— Ну вот! — мужчина вводит нас внутрь теплого курятника и провожает к клетке с утками. — Все, что осталось. Того не отдам. Стар он. Издохнет скоро. Я его на тушенку пущу. — Указывает на крупную птицу в углу. — Тот молодчик мне самому нужен. Уток-то кто топтать будет? — посмеивается, гордясь ярким красавцем. — Вон того отдам.

Мы смотрим на худого, облезшего, хилого селезня. Мой дедушка десять лет назад бодрее него выглядел.

— Увы, ничего другого предложить не могу. — Разводит руками фермер. — Всех лишних переколол. Полная морозилка. Хотите уточку к столу? Самую лакомую выберу.

Мы с Даниилом переглядываемся. Опять искать объявление, звонить, спрашивать, ездить, смотреть времени уже нет. И так стемнело, пока мы сюда добрались. Во многие хозяйства и вовсе дорог нет. Все заметено. К утру расчистят, не раньше.

— Ну-у-у… — размышляю я вслух. — Гадкий утенок тоже утенок. Мы его откормим, выходим, и он станет прекрасным лебедем.

— Думаешь? — сомневается Даниил.

— Видел бы ты меня в студенческие годы. Этот селезень гораздо симпатичнее.

— Не верю, — смеется он. — А сколько просите за него? — интересуется у фермера.

Глава 7. Майк

Однажды я брал упитанного барашка. На шашлык. Прокладывая себе дорожку поровнее к выигрышу тендера. Вот этот селезень, в которого с первого взгляда влюбляется моя фиктивная дочь, вылезает мне в цену того барашка. Но чего только не сделаешь под давлением: «Папочка, ты же меня любишь?»

Молодец, малявка. Пробивная. Всего в жизни добьется.

— Как мы его назовем? — интересуется она, болтая ножками по пути домой.

Везет ей. На внедорожнике продирается сквозь сугробы. Уже мимо третьей застрявшей маршрутки проезжаем. В одной из них сейчас могла торчать эта новогодняя Елка.

— Ты хочешь дать имя утке? — улыбаюсь, выворачивая руль на крутом повороте.

— А чем он хуже других? Такой же человек. Может, Пол?

— Пол? Он у тебя ирландец?

— Почему? — забавно хмурится.

— Пол — ирландское имя. Выбери славянское. Назови Велесом, — предлагаю, вспомнив своего песеля из далекого детства. Лучший дружище, каких я знал. — Дуся и Велес звучит куда гармоничнее.

— Хм… — Опять постукивает пальчиком по подбородку. — Океюшки. Будет Велесом.

— Куда ехать-то? — уточняю у нее, у каких ворот парковаться.

— Вон мой дом! — Тем же пальчиком тычет в сторону двухэтажного дома из бруса.

С виду симпатичный. Небольшой дворик с низким заборчиком. Прочищенная тропинка. Уютное крыльцо, украшенное еловыми ветками и подсветкой. Мансарда под крышей. Мигающие гирлянды во всех окнах. От дома так и веет праздником, теплом, душевностью. Даже дико становится. Мой Новый год — это обычно пальмы, песок, отшлифованная телка.

— А можно мне попибикать? — просит Елка, прыгая с заднего сиденья на переднее.

— Ну, попибикай, — разрешаю и отодвигаюсь, позволив ей нажать на кнопку звукового сигнала.

Счастья полные штаны. Могли бы ее губенки сильнее расширяться, так до самого затылка разъехались бы в улыбке. Оказывается, не только пацанам папаши нужны. Девчонкам тоже хочется за руль, на рыбалку или просто попонтоваться с батей за руку.

— Ты, наверное, бандит, да? — вдруг вгоняет меня в ступор Елка.

На секунду торможу.

— Только у бандитов такие крутые машины.

— Я весь день незаконно называю себя твоим отцом. Походу, да, теперь я бандит, — улыбаюсь ей. — Пошли. Закинем твоего Велеса к Дусе. Мне еще за цветами надо успеть.

Но от цветочного меня теперь отделяет еще одна остановка. Автомойка.

Наш дорогой Велес умудрился вылезти из коробки и засрать мне весь багажник. Увидев результат его переезда, Елка присвистывает и отворачивается, пряча от меня свои красивые бесстыжие глазенки.

— Блестяще, — выдыхаю я, мысленно напоминая себе, что я сам в это ввязался.

Прошел бы мимо девчонки, и сейчас Полина отрабатывала бы на моей карамельной трости свои умения благодарить за всякие цацки. Но вместо этого я сую живого селезня, загадившего мне тачку, в коробку и тащусь по колено в снегу за мелким сусаниным.

Мини-ферма Елки — это небольшая постройка за домом, оснащенная светом и обогревателем. Тут нас ждет еще более важная дама Дуся.

— Привет, моя ути-путичка, — начинает сюсюкаться с ней Елка, садясь рядом и гладя ее по спинке. — Смотри, кого мы тебе привезли.

Я так понимаю, это сигнал выпускать Велеса. Ставлю коробку на пол и открываю. Дикошарый селезень выпрыгивает на свободу, начинает метаться, крякать, искать пятый угол. Переворачивает поилку, забивается в кучу соломы и затихает. А его новая подруга и клювом не ведет.

— Ничего, он обвыкнется, — спокойно реагирует на это безумие Елка. — Налей им воды.

Кивает на наполненные пятилитрухи.

Делать нечего. Не морить же животину жаждой.

Наполняю поилку, убираю коробку в сторону и вместе с Елкой выхожу на улицу. Мне все еще кажется, что это один сплошной дурной сон. Я должен был просто завезти Марининого пацана в детсад. Проще не бывает. Но что-то пошло не так.

Не успеваем даже до угла дома дойти, как там, уперев руки в бока, нас встречает гроза в виде ее няни. На мгновенье мне даже кажется, что у нее глаза сверкают красным. Ярким таким, как у светофора. В ночи.

— Няня! — радуется Елка, побежав вперед.

— Так, Елина Михайловна, потрудитесь объяснить, что все это значит?!

Женщина стоит в одной тонкой кофточке. Даже не переобулась. Так в комнатных тапках и выскочила.

Снимаю с себя куртку и протягиваю ей:

— Оденьтесь, а то простудитесь.

— Правда же, он хороший? — улыбается Елка, прижавшись к ней.

Обведя меня недоверчивым взглядом, женщина берет малявку за руку и ведет в дом.

— Идемте, — велит мне.

— Куда?

— Знакомиться будем.

Черт! Такого уговора не было. Елка обещала, что меня дальше калитки не пропустят. Я уже должен гнать к Полине. Она же там с ума сходит. Не удивлюсь, если уже выяснила, что в офисе меня тоже нет.

Глава 8. Лида

Не могу точно сказать, что я испытываю. Страх? Шок? Приступ паники? Ясно только одно: я слышу звон своих натянутых нервов. Плыву на грани комы. Сквозь отключку чувствую, как кто-то загребает меня мощными ручищами и несет в неизвестном направлении. Будто хищник в свое логово. Горячий, голодный, жадный.

В следующее мгновенье я уже лежу на чем-то твердом. Шубы на мне нет. Веки понемногу разлепляются, и по глазам бьет яркий свет кухонного спота. Глотком свежего воздуха и разрядом дефибриллятора прошивает меня компресс из промоченного холодной водой полотенца. Вздрогнув, подскакиваю на месте.

Удерживая свой вес на одном локте, быстро осматриваюсь. Я лежу на столе посреди кухни. Он у нас вместительный. Семья-то большая. Так что меня на нем целиком освежевать можно. Тем самым тесаком, что лежит возле широкой мужской руки.

Разглядываю проступающие вены, уходящие под плотные рукава теплого свитера. Крупные петли вязки, ромбовидный узор, квадратные пуговицы, горловину. Кадык, гладковыбритый подбородок, белозубый оскал, прямой нос, выразительные серые глаза под густыми бровями.

Опять начинаю видеть фейерверки. Голова идет кругом. Где-то в груди растет пустота.

Это не может быть он! Я просто перенервничала. Любого заглючит после экстремального перелета в метель. Я при посадке двенадцать раз с жизнью попрощалась.

Но все вокруг начинает проясняться. Я даже слышу, как тетя требует у Елки впустить ее на кухню. А моя дочь, заперев дверь, упрямо держит ее с той стороны и никого не впускает.

Неужели это не сон?

Опять падаю назад, но в этот раз мужской силуэт на рефлексе перемещается вдоль стола и успевает поймать мою голову своей рукой. Нависнув сверху, произносит знакомым голосом, пронизанным все той же бешеной энергетикой:

— Лида, ты меня пугаешь. Прекрати этот цирк.

Резко распахиваю глаза и смотрю в его напряженное лицо.

— Это всего лишь досадное недоразумение. Я не маньяк, не альфонс и тем более не педофил. С Елкой мы познакомились случайно.

В горле пересыхает от тревоги. Не имеет значения, как они познакомились. Важно, что теперь он о ней знает!

— Я просто завез сына своей секретарши в садик. А там она на нервяке. Слово за слово, и я уже в роли ее отца на утреннике. Потом выяснилось, что она голодная и собирается ехать домой на маршрутке. Я, как любой нормальный мужик, не мог позволить ребенку добираться домой общественным транспортом в одиночку. Решил для плюсика в карму завезти ее домой, заодно покормить. Но тут во всю эту сумасшедшую историю влезла твоя тетя Мотя. В общем, я рад бы свалить. Меня подруга ждет. Проблема в твоих родственниках, которые теперь уверены, что я настоящий отец Елки. Так уж вышло, что я тоже Михаил. Для тебя Майк, — опять улыбается, вкладываю в эту мимику весь свой шарм и самолюбование. — Сори, я отвлекся. Короче, я искренне извиняюсь, что обломал вам с Даниилом столь торжественный момент, но, надеюсь, вы с Елкой сможете объясниться перед вашими родными, и тогда я пошел.

Господи, что он несет? На торчка вроде непохож. Возмужал, посерьезнел. Вместо майки со скандальным принтом и косухи теперь модный свитер. Волосы, которые когда-то собирал в пучок, превратил в стильную стрижку. Серьги в ухе больше нет. И взгляд не такой дерзкий. Женился, что ли?

— Лида, скажи что-нибудь, — просит он хмурясь.

Но трудно на это отреагировать, когда язык к небу примерз.

— Воды, — вытаскиваю я из себя несколько звуков.

— Лимонад будешь? Вкусный, — предлагает он, приподнимая мою голову и поднося к губам стакан.

Я делаю один долгий глоток, не сводя взгляда с Майка Кайсарова. Странно он смотрит на меня. Совсем не так, как семь лет назад. Тогда он лишь делал вид, что сходит по мне с ума. А сейчас будто реальный интерес проснулся.

Конечно! Я же обрезала косу и стала красиво укладывать волосы. Избавилась от злополучной родинки на щеке. Сделала ринопластику и лазерную коррекцию зрения. Выровняла и отбелила зубы. Набрала еще двадцать килограммов к тем сорока, что весила тогда. Сменила гардероб и научилась пользоваться косметикой. Сейчас надо сильно постараться, чтобы увидеть в нынешней Лиде ту страшилу, которую все называли Монашкой. Увы, именно такой я была до перевода на заочку. Результатом воскресной школы, будь она неладна!

— Полегчало? — интересуется он, помогая мне сесть. — Лида, я правда не больной. Я всего лишь помог Елке не ударить в грязь лицом. Ты волнуешься, это понятно. Ты ее мать. Оберегаешь ее от всего, ведь отца-то у нее нет. И мне кажется, он был конченым дегенератом, раз ты решила воспитывать ее в одиночку. Но это не мое дело, и лезть в него я не собираюсь. Я просто хочу уже вернуться в свою привычную среду.

Ничего не понимаю! Он что, не догадывается, что Елка — его дочь? Или еще круче — не узнает меня?

— Вы можете идти, — произношу я, проверяя ответы на свои вопросы. — Я все улажу.

Кайсаров с улыбкой выдыхает и ставит стакан возле меня.

— Рад, что ты все поняла. Обещаю, больше вы меня не увидите.

— Дай-то бог.

Я уже отсчитываю секунды до его исчезновения из нашей жизни, но дверь открывается. Вбежавшая на кухню Елка хватает Майка за руку и отводит в сторону, обидчиво косясь на меня. Манит его ручкой наклониться и, подтянувшись на носках, что-то шепчет ему на ухо. Кажется, это что-то может мне сильно не понравиться…

Глава 9. Майк

— Мне не нравится этот прилизанный герой, — шепчет малявка мне на ухо.

Замечаю, что ее чертовски симпатичная и еще чертовищнее бабахнутая мама запекает нас косым взглядом на невидимом вертеле. По крайней мере, меня. Ревность — это зверь. А Лидин жест руками в воздухе, который символизирует ее фантазии о моем удушении, не сулит мне ничего хорошего. Пора уносить ноги.

— Слушай, — сажусь на корточки и беру Елку за ручки, — ты же его совсем не знаешь. Вам надо познакомиться, притереться. Видела, какая у него коробка в руках? С подарком прибыл.

— Ага, с селезнем сутулым, — бурчит упрямо.

— Не делай поспешных выводов. Что за манера? Меня ты тоже сначала послала в пешее э… далеко, в общем, — поправляю речь, опомнившись, что толкую с шестилетней мини-женщиной. — А сейчас мы команда.

— Он сказал, что я могу называть его папой. Совсем псих, — тем же шепотом ругается она. — Какой он папа? Даже роль нормально сыграть не может. Бездарь.

Я понимаю страдания Елки, сам отлечил дюжину ухажеров своей матери после ее развода с папашей. Некоторые из них, без сомнения, не имели серьезных намерений, но были и нормальные парни. Те, с кем у мамы могло что-то получиться. Каким же говнюком я был!

— Останься с нами на Новый год, — вдруг просит Елка. — Помоги мне разубедить маму выходить за этого фрукта.

У меня шары из орбит вылезают. Малявка-то не теряется. Если в кого-то вцепилась, то всю кровь выпьет.

— Дружочек, но ты же помнишь, что меня ждет девушка?

— Ты ее любишь? — еще более неожиданно спрашивает она.

— При чем тут это?

— Значит, не любишь. А то бы сразу ответил. Тогда зачем она тебе? Найдешь себе другую. Ты парень на твердую четверочку, шансы есть.

— Так…

— Тебе трудно, что ли? Говоришь, что мы команда, а сам собираешься меня кинуть. Чего ты хочешь? Называй цену. Я все что угодно сделаю. Только не бросай меня и маму.

Перевожу взгляд с Елки на ее маму и сглатываю. У той уже глаза кровью налиты, и стакан с лимонадом в руке хрустит.

— Ты раздуваешь из мухи слона, — говорю Елке. — Они абсолютно гармоничная пара. Оба с присвистом…

Малявка хмурится, выдернув руки из моих ладоней и скрестив их на груди.

— Никакой ты мне не друг, Майк Кайсаров, — ворчит оскорбленно. — Езжай к своей злюке и забудь мой телефон.

Опять задаюсь вопросом, почему ей не дали главную роль в спектакле? Такой талант пропадает. Она, конечно, заслужила люлей, как бы ни непедагогично это звучало. Но я сам невыносимым был. Как вспомню, дрожь берет. Так что знаю, что к Елке нужен особый подход.

Лида, восстановив свой энергетический потенциал стаканчиком лимонада, глазами буксирует меня к выходу, негласно желая счастливого пути, что можно озвучить одним словом: «Проваливай!» А ее дочь, наоборот, смотрит на меня с немой мольбой остаться. Снова льнет к моему уху и резко поднимает ставки, шепнув:

— Разрешу поцеловать маму.

Аж поперхиваюсь. Такую маму я готов не только целовать. И разрешения бы не спрашивал. И так еле удержался от искусственного дыхания рот в рот. Но у меня в кармане кольцо для Полины. Решение принято, рассмотрению не подлежит. Она не подарок, но в обморок от меня не падает.

— Она на тебя запала, — продолжает нажимать Елка. — Ты же не думаешь, что она от всех парней сознание теряет?

— Я думаю, она просто испугалась, что с ее дочкой тусуется чужой дядя.

— Ну пожалуйста, Майк.

— Даже если бы я мог, в качестве кого я бы остался?

Она недолго размышляет, постукивая пальчиком по подбородку, и выдает созревшую идею:

— Как мой папа!

— Это невозможно. Ты не моя дочь.

— У тебя есть дети?

— Нет.

— А у меня нет папы. Мы могли бы выручить друг друга.

Едрен-батон! Подрастет, возьму ее к себе в партнеры. Любого крепколобого осла убедит, что дважды два пять.

— Есть загвоздка, — делаю очередную попытку соскочить. — Я в дочке не нуждаюсь.

— То есть ты жалеешь о том, что между нами было? — театрально ахает она, положив ладонь на грудь. — Я посвятила тебе лучший день уходящего года, а ты бросаешь меня?

Я смотрю на Лиду с зовом о помощи. Ее же произведение искусства медленно, но верно превращает меня в Елочную игрушку. Должна же она хоть какие-то меры принять, а не просто таращиться на меня, как на новогоднее чудо, о котором тайно мечтала в объятиях своего Даниила.

К сожалению, в этой клинике никто не может спасти меня — жертву обстоятельств. Более того — именно меня считают виновником данной пьесы. Особенно тетя Мотя, постучавшая в окно.

Я аж вздрагиваю, увидев эту женщину, выпрыгнувшую из сугроба. Не удивлюсь, если сначала она хотела через печную трубу сюда забраться, да вовремя одумалась, что камин в гостиной, а не на кухне.

— ТОРТ!!! — кричит она и машет руками, указывая на духовку. — ТОРТ!!!