Ель

Глава 1. Побег, который не удался

К сожалению, я не умела летать. Бегать – сколько угодно. Падать в терновый куст и кубарем катиться по наклонной тоже приходилось. Но эти замечательные навыки никогда не спасали.

– Зачем убегаеш-ш-шь, глупая? – шипела мне вслед голова-шпион. – От судьбы не убежиш-ш-шь.

От судьбы, может, и нет, а от дракона, который три года удерживал меня в плену, удрать труда не составит.

В его сдерживающей магической паутине всегда было предостаточно брешей, чтобы улизнуть. Загвоздка состояла лишь в том, чтобы спрятаться. Потому что дракон везде найдёт. Выпустит на разведку своих ищеек – шипастые призрачные головы – и в два счёта вычислит твоё укрытие.

Вот и сегодня вычислил.

Ругаясь последними словами, я выпрыгнула из окна гостиничного номера на дереве, преодолела бесславный спуск по веткам, угодила в колючий кустарник и, насилу вырвавшись из его объятий, припустила через джунгли.

***

Утро в тропических джунглях стояло чудесное: солнышко пригревало, птички орали, как резаные; макаки опять дрались за территорию и еду. И я бы непременно оценила здешний колорит по достоинству, понежилась бы в постели, в роскошном гостиничном номере на ветвистом дереве и не спеша приняла бы ванну… Но вот незадача: меня обнаружили.

Стоило продрать глаза, как объявился нематериальный лазутчик:

– Попалась, Акле! Хозяин придёт за тобой, просто подожди. Мне прямо интересно, какое наказание он придумает теперь.

Наказания он изобретал с каждым разом всё более изощрённые. А сбегала я уже далеко не впервые. Предыдущие попытки оказались провальными, потому что дракон настигал меня почти сразу после появления призрачной чешуйчатой башки. Я не успевала ни спрятаться, ни убежать.

Нынешняя башка была особенно уродливой. Ноздри огромные, со стекающей слизью, кожа – сиреневая с переходом в желтоватый, глазищи с вертикальными зрачками налеплены на морду абы как, без симметрии. «Хозяин» не очень-то старался, когда творил эти морды из эфира, ибо главное в деле ищеек – разнюхать и отчитаться.

Драконья голова свесилась надо мной, обвив держатель для балдахина, и отчего-то медлила. Ждала, наверное, что я визжать от страха начну. Но я, к ужасам приученная, только дыхание задержала и спящей прикинулась. Не помогло.

Разведчик исчез – докладывать отправился, где беглянку окаянную, носит. А это означало, что времени у меня в обрез. Уносим ноги, Акле! Чем скорее, тем лучше!

Драпать я решила через окно: религиозная братия, с которой мы вчера проводили ритуал по призыву лесного царя, едва ли обрадуется, когда поймёт, что оплаты за сеанс от меня можно не ждать.

К слову, никакой пользы их обряд не принёс. Лесной царь на зов не явился, а я только головную боль заработала и этого… драконьего следопыта.

Уверена: его приманила магическая аура, которая окружала гостиницу, когда мы пели заклинания, жгли благовония и били в бубен. Никогда, ни за что, никаких больше ритуалов!

Стоило мне выбраться через окно на ребристую древесную ветку, как шипящая морда появилась снова.

– Зачем убегаеш-ш-шь, глупая?

– Хочу и убегаю. Отстань.

Неуклюже проехавшись вниз по ветке, я сверзилась – ой, ау, оуч! – в пышный колючий куст. Пересчитала косточками препятствия по пути к земле, так ещё и кровушку мне пустили напоследок. Кровь моя была не красной, как у всех нормальных людей, а прозрачной. И пахла она странно, и на ощупь какой-то липкой казалась. Вероятно, благодаря её особому составу заживало на мне, как на собаке.

Но опять же, какой в том прок, если бегу я бегу, из сил выбиваюсь, а дракон всё равно с удручающим постоянством вырастает у меня на пути?

Сова Филипповна как-то говорила, что он не принадлежит к драконам-хранителям Мережа и уважения не заслуживает. Он, сердилась сова, мутант, отступник. Пошёл против лесного царя, доигрался до того, что его сослали. А ведь когда-то они были с царём близкими друзьями и души друг в друге не чаяли.

Дракон нашёл меня, несмотря на то, что я ушла так далеко от его логова в Клыкастых Горах. Виной всему наверняка был ритуал призыва. А призывали на ритуале лесного владыку, одно упоминание о котором приводит дракона в бешенство.

Я опасалась, что за эту выходку мне достанется сполна.

Мой мучитель был жуткий. Три головы на длинных шеях, три здоровенные пасти, коротенькие ножки в количестве четырёх штук под грузным телом, непомерно большие кожистые крылья и остроконечный хвост с шипами на мясистой «булаве». Шибанёт по тебе такая булава – и отойдёшь ты в мир иной, не успев опомниться.

Я редко видела его в человеческом обличье. Человеком он был красивым настолько же, насколько безобразна была его изначальная сущность.

Он перевоплощался, когда наказывал меня.

Тогда его полные чувственные губы расползались в злорадной усмешке, пленительные глаза щурились, а руки с тонкими бескровными пальцами… Чего эти руки только ни вытворяли. В основном, они заставляли меня страдать.

Сейчас он был трёхглавым чудищем, и это чудище заграждало мне дорогу и дышало затхлым воздухом из раскрытых пастей.

– Полезай внутрь, – сказала одна из голов и шире разинула пасть, спустив её к самой земле.

Глава 2. Зов, на который откликнулись

Когда меня похитили, я, кажется, только родилась на свет и ничего не смыслила в жизни. Три года в плену научили меня многому. Например, терпеть, держать язык за зубами, не сдаваться. Бегать, прыгать и падать. Ставить защиту от ментального воздействия, которое дракон практиковал, чтобы узнать, что у меня на уме.

Я постигала мир не только через собственный опыт, но и путём обучения. Страшно подумать, что мог бы сделать со мной трёхглавый монстр, догадайся он, что я беру уроки.

Как это происходило? Ко мне каждый день прилетала сова. Она звала себя Агафьей Филипповной и нисколько не обижалась, что я сокращаю её до Филипповны. Она появлялась, когда дракон улетал вербовать сторонников, а его призрачные головы-шпионы шныряли по окрестностям.

Сова видела мои цепи, раны, синяки, лохмотья просвечивающей одежды – и говорила, что такие муки не для меня и что я в состоянии их прекратить. Она учила меня читать, писать, складывать и вычитать числа. Только благодаря ей я освоила язык Мережа и составила себе общую картину устройства нашей страны.

Есть драконы-хранители, говорила она. Есть города и сёла, где живут люди. Есть леса… В Скрытень-Лесу правит Царь. Если ты позовёшь его от всего сердца, он придёт на помощь.

Звать, просить, унижаться? Вот ещё! Сама сбегу, сама разберусь со своей бедой – таков был мой план. Но каждый новый побег ничем хорошим не заканчивался. Только в последний раз, выбравшись на волю, я переступила через свою гордость, отыскала культ служителей лесного царя и напросилась на магический сеанс (а то ведь глупость какая-то – просто позвать; слишком наивно, ни один дурак на такое не поведётся).

Сеанс в итоге обернулся катастрофой. И сейчас, сидя взаперти, я даже не могла поговорить с совой Филипповной, чтобы она хоть немного меня утешила.

От отчаяния выворачивало наизнанку. Моя гордость была полностью растоптана. Почему ты, Акле, так живёшь? Сколько ещё, в конце концов, можно так жить?

«Лесной владыка, – воззвала я в мыслях. – Если ты вправду существуешь, приди и освободи меня!»

Ответом была застарелая тишина и молчание мёртвого камня.

Ночью, когда обычные люди отходят ко сну, я не смыкала глаз. Сегодня мне бы, наверное, отлично вылось на луну. Она катилась по небу, задевая краем бледного диска тюремное оконце. Она почти докатилась до середины окна, когда стены из мёртвого камня дрогнули и башню от основания до вершины сотрясла незримая волна. А потом чугунную дверь темницы легко сорвали с петель – и внутрь моей каморки ворвалась ослепительная молния.

Спустя минуту-другую молния перестала быть ослепительной, и обнаружилось, что передо мной стоит дивной красоты человек в сияющих белых одеждах. За спиной у него висел колчан со стрелами, на поясе – меч в драгоценных ножнах.

Я открыла рот от изумления.

– Ты лесной царь?

– Я его слуга.

Как и говорила сова Филипповна, надо было всего лишь попросить. Не доискиваться самостоятельно, не подписываться на страшные ритуалы, а просто позвать. Причём даже не обязательно вслух.

Лесной владыка прислал подмогу быстрее, чем можно было ожидать. Но как он узнал, где меня держат? Впрочем, он же, наверное, всемогущ или близок к тому. Ох, надеюсь, мне это не снится.

Сияющий прислужник достал из ножен меч и тронул лезвием мои оковы. Кандалы и цепи звякнули, после чего вспыхнули и, мерцая, осыпались на пол серебристой пылью.

– Уходим, – сказал посланник.

И без промедления вскинул меня на руки.

Мы летели сквозь ночь, над горами, под звёздами и луной. Я с наслаждением вдыхала восхитительно прохладный воздух и всё ещё не могла поверить, что спасена.

– А куда мы летим?

– В Скрытень-Лес, – отозвался дивный юноша. – Царь уже распорядился, чтобы тебе приготовили жильё.

– Ух-ух-ты! – раздался рядом знакомый голос совы Филипповны. – Значит, ты всё же последовала моему совету? Я с вами. Мы не закончили учебную программу за месяц, поэтому ты, Акле, от меня не отделаешься, – довольно возвестила птица.

– Акле? – слегка опешил мой лучезарный проводник. – Её зовут Ель. Дракон, видимо, дал ей другое имя. И память наверняка подтёр. Но ничего, это поправимо. Прибудешь в лес, Ель, всё вспомнишь.

Я напрягла извилины, силясь забраться поглубже в своё прошлое, но там расстилался непроглядный туман. Изредка в тумане проступали обрывки воспоминаний. Я почему-то видела себя деревом. Я стояла в лесу и надёжно коренилась в земле, когда пришёл кто-то прекрасный, волнующий и подарил мне жизнь в ином обличье.

Помню, как гулко забилось в груди обретённое человечье сердце, когда он произнёс моё имя. Ель… Ель, а вовсе никакая не Акле. Дракон полагал, что вместе с именем украдёт мою суть и добьётся полного подчинения? Что ж, он заблуждался. И счастье, что мне помогли.

Ночной полёт был долгим, но совсем не утомительным. Меня несли на руках, сова Филипповна – пятнистое взъерошенное чудо с загнутым клювом и большими чарующими глазами – держалась рядом, бесшумно рассекая крыльями воздушные потоки.

Я плакала, хотя всей душой ненавидела это занятие. И мои слёзы были самой настоящей, пахучей, липкой смолой.

Глава 3. Кикки

Сияющий воин рядом со мной задерживаться не стал. Миссия выполнена, значит, можно с чистой совестью испариться. Слишком уж обременительной я для него была: и от дракона спаси, и метку поставь, и к дому приведи. Устал со мной нянчиться – вот и смылся поскорей.

А ведь он был единственным, кого я знала из местных. Ох, как быть-то теперь?

Нам с совой Филипповной не пришлось долго изнывать от неопределённости. Откуда ни возьмись, на меня обрушилось стихийное бедствие. У бедствия были веснушки, удивлённые глаза и разноцветные маргаритки в травянисто-зелёных волосах. Бедствие носило домотканый сарафан на лямках и несколько слоёв тонких шуршащих юбок под ним, а обувалось в ботиночки из коричневой замши.

– А-а-а-а! – завопило оно и налетело на меня, не рассчитав скорости.

Миг – и я на лежу лопатках, лицом к солнцу и смеющемуся недоразумению, из чьей шевелюры повыпадала половина цветов.

– Привет, – сказало недоразумение. – Я Кикки. Меня попросили помочь тебе обустроиться.

Так вот оно что! Лесной владыка не собирался оставлять меня без присмотра. Просто сменил часового на посту. Выдохся прислужник – получи сумасшедшую ведьмочку.

Я многое узнала о себе в этот день. Ни у дракона, ни во время странствий мне не удавалось толком себя разглядеть. Даже в той роскошной гостинице, где я остановилась в последний раз, мне нигде не встретилось моё отражение. Религиозные фанатики из принципа не держали зеркал.

– Прелесть, какая кикимора! – нависнув надо мной, воскликнула Кикки. Её нос-веретено норовил мне что-нибудь проткнуть. Он был так сильно заострён, словно его обработали напильником.

– Сама ты кикимора, – подала голос возмущённая сова Филипповна.

– Я-то да, кто спорит, – согласилась остроносая девица. – А она?

– Она Ель.

– Так вот, почему у неё глаза зелёные!

Кикки протянула руку и дотронулась до моих волос.

– У, какие жёсткие. Ни разу не мыла, поди. Там, небось, одни колтуны, – во всю ширь своего рта улыбалась она. – А лохмотья ну прямо страх, – восхитилась она, продолжая меня изучать. – И эти шрамы… Ты боролась за жизнь, да?

– За что боролась, на то и напоролась, – пробормотала я и оттолкнула её, чтобы наконец сесть. Теперь в моих волосах были не только колтуны, но и свежая землица, и ещё немного маргариток.

– Ты красивая, – сказала кикимора. – Ходят слухи, что наш лесной владыка сам тебя создал и был от тебя без ума. Но потом ты куда-то запропастилась. На три года о тебе забыли. Ой, кстати…

Кикки вскочила, отряхнулась и достала из заплечной сумки небольшую бутыль из фиолетового стекла.

– Тут у меня одно зелье приготовилось из неуснуть-травы. Держи, подарок на новоселье. Очень бодрит.

Да, бодрость мне бы не помешала. Потому что такое новоселье и врагу не пожелаешь.

Я ещё раз критически осмотрела заброшенную избу и не удержалась от горестного вздоха.

– Ну что ты! – воскликнула Кикки. – Не расстраивайся. В Скрытень-Лесу прибывшим всегда выдают разную жуть, правило у нас такое. Думаешь, откуда взялись эти чистенькие ухоженные домики? Каждый своими руками их в порядок привёл. А другие новичкам сочувствовали, помогали понемногу. Так и передружились. Тебе повезло: ты попала в настоящую сплочённую семью.

Кикки сказала, что живёт в землянке неподалёку, занимается изучением трав и создаёт настои, которые пользуются у лесного народа бешеной популярностью. Она добавила, что её дом – мой дом, поэтому я должна к ней почаще заглядывать. А сейчас ей надо срочно отлучиться.

– Не думай, что я тебя бросаю. У меня котелок, поди, выкипел уже. А там, – воздела палец она, – измор-трава. Как разберусь с травой, пойдём с остальными знакомиться. Так что жди.

Сове Филипповне надоело возле меня дежурить, и она улетела изучать местные нравы. Я осталась одна. Вошла избушку, поставила на стол бутыль с зельем и принялась рассматривать себя в разбитом зеркале, повешенном на дверце шкафа.

Кикки сказала, я красивая. Что значит быть красивой? Хорошо это или плохо? Дракон называл меня уродиной без всякой причины, в каком бы настроении ни был. Поэтому я не считала уродство чем-то ужасным. Но вот нашлась смешная кикимора с цветами в волосах, которая зовёт меня красивой.

Видимо, я не понимала базовых вещей, как любила выражаться моя сова. Спросить бы у неё, когда вернётся…

Свой разведочный полёт Филипповна завершила довольно скоро.

– В некоторых культурах, – поведала она, присев на колышек изгороди, – в слово «красивая» заворачивают манипуляцию, требование подчиняться и преподносить себя на блюдечке. Но для тебя это слишком сложно. Просто знай, что среди местных манипуляции не приняты. И ещё, – заметила сова, – смотреться в разбитое зеркало обычно считается дурной приметой, беду накличешь и всё такое. Но ты, вон, глядишься. И ничего тебе за это не будет, потому что, опять же, ты в Скрытень-Лесу.

Мною вдруг овладела непостижимая лёгкость. Я рассмеялась, и за этим не последовало наказания – вот, что было непривычней всего. Дракон запрещал мне даже улыбаться. За улыбку, за тень улыбки он нещадно сёк меня плетьми и с пеной у рта орал, что я чудовище, в то время как чудовищем был он сам.

Глава 4. Хмырь морской, речной, болотный

Услыхав, что зелье пришлось мне по душе, Кикки просияла и приклеилась ко мне, как пластырь.

– Хочешь добавки? Я обязательно приготовлю. А вот одежды, – озадачилась она, – пока не достать. Салон Тенеки открывается через два часа, сейчас слишком рано. Может, в избушке что подыщешь?

Из старья, обнаруженного в сундуке посреди закопчённой комнатки, я присмотрела себе потёртое льняное платье, при пошиве которого явно не ведали ни вкуса, ни меры. Широченное, с воланами, пристроченными где попало, оно шло мне, как корове седло. Хотя что уж носом крутить? Родная одёжка всё равно курам на смех.

Я переоделась, кое-как расчесала пальцами спутавшиеся волосы цвета еловой коры и вышла на свет. Кикки оживилась и захлопала в ладоши.

– Так гораздо лучше! А те лохмотья выброси куда-нибудь или вообще сожги, – посоветовала она.

Здесь я была с ней согласна: очередное напоминание о трёх годах неволи следовало начисто стереть из моей новой жизни.

Мы тропинками двинулись к Гиблым Топям. Кикки бойко шагала впереди, раздвигая ветки кустарников. Сова Филипповна чуть отставала. В пышной зелени, среди черничников и тонкой травы, деловито сновали крошечные туманные духи Неге-Ки. Молчаливые и чрезвычайно занятые, они мелькали то тут, то там, огибали коряги и перепрыгивали через кочки. Их аккуратные хвостики заметали следы, а заострённые ушки стояли торчком.

Нам попадались шмели и радужные стрекозы. Мы старались не наступать на жуков, блестящих, как драгоценные камни. На серебристых нитях паутины, натянутой меж ветвей, в лучах утреннего солнца переливались бисером капли росы.

А я шла и задавалась вопросом: как может быть, что царь лично не явился встретить своё самое любимое создание? Как получилось, что он не ввёл меня в чертоги своего дворца, не приласкал, не осыпал дарами богатыми? Неужели я ему разонравилась? Неужели он ко мне охладел?

Я толком и не помнила его, но во мне теплились отголоски его безмерной любви. И было решительно непонятно, почему он поручил заботу обо мне какой-то кикиморе, если любовь его так велика. Может, он полагает, я самовольно отдалась дракону в лапы?

Мой настрой с каждым шагом мрачнел.

Поначалу я была очень благодарна лесному владыке за то, что он так быстро откликнулся на зов. Даже предупредить его хотела о коварных драконьих замыслах. А что теперь? А теперь меня одолевали сомнения: нужна ли я царю хоть сколько-нибудь?

Мы пробирались сквозь заросли, растительность шуршала, цеплялась за одежду. Над миром поднималось солнце, чтобы заглянуть в самую глубь леса, хижин, душ и прогнать оттуда застоявшийся мрак.

Миновав череду уютных избушек, мы вышли к местному управлению – добротному бревенчатому дому в три этажа. За управлением, за цветущими яблоневыми садами, тёк ручеёк. Истончаясь, он терялся среди мхов и уходил под землю.

Там мы и увидели Болотного Хмыря. Правда, сперва из-за поворота показалась лодка. Она плыла по ручью, пока тот ещё мог её вмещать. А как сузилось устье, так лодка мигом превратилась в бумажный кораблик, какие дети из бумаги складывают.

Кораблик подчалил к истоку, и сова Филипповна, сидя у меня на плече, подозрительно помалкивала. А Кикки, к чудесам привыкшая, знай посмеивалась.

– Обожаю, – сказала она, – когда всё случается вовремя.

Из бумажного кораблика вдруг выдвинулся бумажный трап, и по нему начали спускаться крохотные существа – ни дать ни взять муравьи. На суше они один за другим стали вытягиваться ввысь и раздаваться вширь, студенисто колыхаясь. Обретая устойчивую форму, они продолжали путь, как ни в чём не бывало.

Нам с Кикки пришлось посторониться, чтобы их пропустить.

– Это Инычужи, – шепнула она, нечаянно ткнувшись в мою щёку своим острым носом. – Ижи-существа.

Маленькие и огромные, толстые и тонкие, прозрачные и плотные, Инычужи сходили по бумажному трапу, и не было им числа. Они по очереди смотрели на меня. Я же, как зачарованная, пялилась на них. Зубы, рога, когти, бивни, крылья, хвосты, копыта – всего этого добра имелось у них в избытке, и сочеталось оно порой самым диковинным образом.

Они были прямоходящие и ползучие, шерстяные и лысые с ног до головы. Некоторые почти не отличались от людей. Некоторые напоминали милых зверушек и монстров из океанских глубин. Кто-то мог бы назвать их мутантами или пришельцами с другой планеты. Каждого из них выделял глубокий, осознанный взгляд.

Когда вереница ижи-существ иссякла, последним на берег сошёл капитан – Хмырь Болотный. Едва ступив на траву, он из миниатюрного вымахал с пожарную каланчу. По его моховой бороде вился вьюнок, его старая выцветшая куртка была вся в заплатах, носы кожаных ботинок помялись да поистёрлись, штаны болтались мешком. Брови его кустистые сурово топорщились над переносицей, а глаза – добрые-добрые.

Очутившись подле нас, Болотный Хмырь наклонился, достал из ручейка кораблик и, стряхнув с него воду, бережно опустил его себе в карман.

– Вернулись из дальнего странствия? – пискнула Кикки.

– Вернулись, – басовито прогремел тот. – Столько всего повидали, не хватит и дня, чтобы рассказать. А кто это с тобой?

– Ель, – представила меня травница. – Новенькая. От дракона спасли.

Глава 5. Русалка и коллекция душ

В угодьях Болотного Хмыря зеленели кочки, бурлила водица, квакали лягушки и роились комары. Кикки заприметила красные ягоды какого-то неопознанного кустарника и, испросив позволения, радостно поскакала их собирать.

Тем временем нас с совой Филипповной заинтересовали огоньки над водой. Они вразброд плавали в воздухе и мерцали – одни ярко, другие совсем тускло.

– По ночам, – сказал Хмырь, – здесь красота.

– А что это? – спросила я.

– Это моя коллекция душ, – пояснил тот. – Утопших, усопших, самовольно из жизни ушедших. Всех, кого могу, подбираю. Не думай, что я их в неволе держу. Им в Гиблых Топях нравится. Ах, да: Филипповна, твоя человечья суть тоже где-то среди них.

– Поразительно! – ухнула сова. – Только не показывай, где. Знать её не хочу.

– Оно и понятно, – удручённо громыхнул хозяин болот. – Понимаешь ли, деточка, – обратился он ко мне, – Агафье здорово на этом свете досталось. Настрадалась на сто лет вперёд. Она, между прочим, могла превратиться в кого угодно. Но почему-то выбрала сову.

– А чем вам совы не угодили? – вскинулась на него Филипповна. – И вообще, не ты ли нас чаёвничать звал? Веди уже.

Кикки собрала ягод для своего нового зелья и присоединилась к нам, когда из воды неподалёку вдруг вынырнула голова. На голове, как влитая, сидела корона из жемчуга и розового кварца. Волосы – мокрые, чёрные, как смоль, – липли к шее и костлявым плечам. Нос был сплюснут и практически лишён отверстий. Рот разевался в образцово зубастой улыбке, и зубы, все как один, были острыми и длинными. Однако, несмотря на пугающие особенности, существо выглядело вполне милым для того, чтобы завести с ним разговор.

– Доброе утро! – поздоровалась Кикки.

– Доброе? – капризно отозвались из воды. – Ну, не сказала бы. Я сегодня ещё ни одного головастика не зажевала. И кофе мне никто не приносил, – с нажимом добавило существо, исподлобья глянув на Болотного Хмыря.

– Ох, золотце! – спохватился тот. – Секунду, пойду заварю. Как ты только без меня всё это время обходилась?

Тут нежить подплыла поближе, выбралась на берег, и оказалось, что перед нами русалка. Её грудь и живот были покрыты перламутровой чешуёй, а хвост облепляли чуть ли не бриллианты – так он блестел.

– Ты же знаешь, как я ненавижу отращивать ноги, – с несчастным видом проговорила русалка и подпустила в голос слезливости. – Но, чтобы выбраться в лес за чашечкой кофе, приходится пускаться на крайние меры. Вот так я без тебя и маялась: что ни день, сплошные лишения хвоста.

Переменившись в лице, Болотный Хмырь пробормотал извинение, сказал, что дело срочное, и убежал к себе в хижину – варить кофе для вредной русалки. Мы же собрались возле неё.

– Какая ты волшебная, – дивилась Кикки.

– Волшебная, ага, – соглашалась та. – Пока кому-нибудь руку не откушу. Лучше не нарывайтесь и не трогайте меня.

– У тебя явно богатая история, – догадалась сова Филипповна. – Скольких ты принцев уничтожила, прежде чем на болото попасть?

Русалка коварно ухмыльнулась и загнула пальцы.

– Троих точно укокошила, – злорадно поведала она. – Три принца плюс четыре простолюдина. Считай, семь человек. А что вы хотите? Они вылавливали меня из пучины, дожидались, пока у меня появятся ноги, и лапали... Такие мерзкие, наглые, вонючие. Я им всем сначала откусила руки, а потом перегрызла глотку, – с довольным оскалом сообщила русалка. – Мои сородичи их не винили. У них всегда была виновата только я. Видите ли, Хилла настолько безалаберная, что постоянно попадается в сети. А я просто была очень любознательной.

Она вспомнила о семье, которая никогда её не поддерживала, и скривилась, словно вот-вот заплачет.

– А однажды меня выловил Болотный Хмырь. Он обходился со мной очень деликатно, не лапал, не думал, как бы выгодней продать мой драгоценный хвост. Он хотел отпустить меня в море, к сородичам, но я отказалась. Тогда он любезно предложил мне поселиться в Гиблых Топях. Я ни о чём не жалею, море было слишком жестоким со мной.

Хилла закончила свой душещипательный рассказ и, сорвав лист кувшинки, высморкалась в него, как в носовой платок.

– Так-то, вообще говоря, я добрая, – вздохнула она. – Но, если зло регулярно побеждает, добру приходится отращивать клыки и когти.

Болотный Хмырь принёс кофе на плетёном подносе, и русалка изящно взяла чашечку двумя пальцами. На пальцах у неё обнаружились острые чёрные коготки.

– А знаете, какая у меня заветная мечта? – пустилась в откровения она. – Хочу, чтобы случился потоп. Мне уже несколько раз снилось, как поднимается вода и у людей появляются жабры. Я ненавижу людей, особенно моряков, но с жабрами они бы у меня поплавали… Показала бы я им, как слабых обижать.

Мы с Кикки грустно переглянулись, сова Филипповна понятливо промолчала. Хмырь Болотный и бровью не повёл.

– Хилла упоминает потоп при всяком удобном случае, – сказал он, отведя нас в сторонку. – Думаю, нам пора. Вас уже, небось, комары извели.

– Это да, – проворчала Кикки, расчёсывая себе ногу, на которой красовались красные укусы.

Я посмотрела на неё, потом на себя: меня кровопийцы отчего-то не трогали.

Глава 6. Группа поддержки

Я бы охотно перебралась с несвежего матраса под открытое небо, если бы не страх, что прилетит дракон и снова унесёт меня за тридевять земель. Выжженная на запястье метка как-то совсем не вселяла уверенности, что Ель будет неуязвима, хотя мне талдычил об этом сам царёв слуга.

Я никому не доверяла, я подозревала всех и каждого, что неудивительно, учитывая, какие трудности мне довелось пережить.

И грязная неказистая изба казалась куда более надёжной защитой, чем какая-то таинственная надпись на руке.

С первыми лучами солнца сова Филипповна вернулась из чащи с убитой мышью в когтях. Не припомню, чтобы она когда-нибудь ела мышей. Похоже, она охотилась на грызунов чисто из прихоти, словно бы вымещая на них всю накопившуюся злость и обиду.

Сова швырнула добычу в пыльный угол, тяжко взмахнула крыльями и приземлилась на спинку моей кровати с таким грозным видом, словно следующей закогтит меня и не будет мне никакой пощады.

– К тебе ночью приходил посторонний, – заявила Филипповна. – Чую дух могущественной нежити. Кто это был? Он не причинил тебе вреда?

– Кто был, не знаю. Но его интересовала исключительно вешалка, – буркнула я и, спохватившись, вскочила на ноги, чтобы тут же засадить себе в пятку занозу. Даже полы здесь ополчились против меня.

Было бы прекрасно, если бы могущественная нежить оставила на вешалке платье, в котором не стыдно и в пир, и в мир. Но меня ждало горькое разочарование. Рабочий комбинезон – вот, что предназначалось Ели, любимому созданию лесного владыки.

Так-то спецодежда была, конечно, новой, без единого пятнышка. И веник с совком к ней прилагались чистенькие. И ведро с тряпками стояло у стенки целёхонькое, без изъяна. Но мне волком хотелось выть: почему не платье?!

– Не та у тебя ситуация, чтобы губу раскатывать, – заметив скорбь на моём лице, резонно сказала Филипповна. – Бери, что дают, и будь благодарна. Между прочим, твой ночной посетитель правильно расставил приоритеты. Тебе так или иначе предстоит капитальный ремонт, не в праздничной же одёжке, право слово, драить полы!

Скрепя сердце, я была вынуждена с ней согласиться. Если таков порядок, если сначала надо привести своё жилище в достойный вид, мне ничего не остаётся, кроме как переодеться в комбинезон и вооружиться веником. Но как справиться с бардаком в одиночку?

Я вышла во двор, чтобы оценить масштабы грядущего бедствия, и тут меня окликнули.

– Ель! – потрясая шваброй, вопила Кикки. – Погоди, без меня не начинай!

Она мчалась, как на пожар. Её зелёная шевелюра торчала дыбом, юбки топорщились, щёки пылали румянцем, а во взгляде горела лихая удаль.

Со стороны берёзовой рощи к избушке тянулась вереница Инычужей. Мне бы не хватило пальцев на обеих руках, чтобы их сосчитать. Ижи-существа дружной толпой тащили в лапах разномастные вёдра, щётки, мотки бельевых верёвок и приставные лестницы. Пришли, тихо сгрудились вокруг дома – рога, копыта, носы, хвосты – и давай вполголоса совещаться, кому какой кусок облагораживать.

Затем подоспел Болотный Хмырь с русалкой на плече. Он приволок с собой какое-то ядрёное чистящее средство, которое источало на всю округу довольно специфический аромат.

Следом прибыла целая бригада помощников с инструментарием и мётлами наперевес. Они набились ко мне во двор и чуть не поубивали друг друга, пока выясняли, за кем какой участок закрепить. Со многими из Скрытень-Леса я ещё не успела свести знакомство, и потому чувствовала себя не в своей тарелке.

– Представляю, что ты сейчас думаешь, – ободряюще улыбнулась Кикки и хлопнула меня по плечу. – Мой первый день был точно таким же. Давай, присоединяйся к нам. Надо закончить с уборкой до заката.

Я окунулась в совместную работу, и дарёная утварь пришлась как нельзя более кстати. Мы действовали, словно сплочённая команда, и не замечали хода времени. Пенилось мыло, журчала вода, шуршали мётлы, поднимая пыльные бури.

Часть Инычужей забралась на крышу, чтобы очистить и её. Взирая на это опасное мероприятие, русалка Хилла громогласно командовала парадом.

– Эй, увалень колючий, а ну отползи правее! – кричала она, сложив руки рупором и получая от процесса явное удовольствие. – Не свались там, лапчатый гусь! А тебя куда несёт, чудище ты перепончатое?

Она сидела на траве у хлипкого заборчика и не видела, как заглядывается на её хвост удивительно гармоничный юноша с грустным лицом. Он был полон притягательной меланхолии. Его стоило похитить хотя бы для того, чтобы день и ночь писать его портреты в порыве вдохновения.

Юношу легко можно было принять за человека.

Проходя мимо, я не удержалась и похвалила его внешность. А потом вскользь поинтересовалась, где он живёт.

– Не живу, – с кроткой полуулыбкой поправил меня тот. – Я уже давно не жив и не мёртв. Нет, что вы, сочувствие ни к чему. Я вполне доволен своей судьбой, потому что наконец-то могу быть с той, кому отдал сердце.

В отличие от него, к добру или к худу, мне сердец не отдавали. Мне дали метлу и ворох поломойных тряпок. И среди помощников-добровольцев я долго и безуспешно искала взглядом этого щедрого дарителя. Никого похожего так и не обнаружилось.

Побрезговал, подумалось мне. Не пожелал себя выдавать. Что ж, ему виднее.

Глава 7. Тайная забота

Наутро я обнаружила, что покоюсь в какой-то исполинской посудине. Затылку и спине было твёрдо, тело после вчерашних трудов молило о пощаде. Я пошевелилась – и немедленно в этом раскаялась. Казалось, ноет каждая косточка.

Тот, кто притащил меня сюда, явно не задумывался, что труженикам после бурного дня полагается повышенный комфорт: перина, например, подушки, одеяла. Нет, он просто сунул меня в гигантскую миску и был таков. Однако имелся здесь и положительный момент: проснувшись одна под открытым небом, я забыла, что надо бояться дракона.

Ель провела ночь на природе и не очутилась в пасти врага? Ель может выдохнуть – и смело браться за плетение гамака, если идея вздремнуть на травке под деревцем видится ей не слишком здравой.

Я размышляла о причинах иррационального страха, глядя в безоблачную небесную синь, на колышущиеся в вышине ветки сосен. Ветер шумел в берёзах, и в воздухе носилась пыльца, от которой хотелось чихать.

– Чхи! – разразилась я. – Чхи-чхи-чхи!

На мой сигнал бедствия почти сразу прилетела сова Филипповна.

– Как ты сюда забралась? – присев на край посудины, удивилась она.

– Меня сюда положили, – пожаловалась я. – Вчера, после того, как ты смылась, к нам кто-то нагрянул, и я не могла ему противиться.

– А ты хоть знаешь, куда конкретно тебя положили? – прищурила глаз Филипповна.

– В котёл для жертвоприношений? – Я всегда готовилась к худшему.

– В чашу для омовений, – назидательно изрекла она. – Докладываю: чаша стоит аккурат за твоей избушкой, в лопухах. В первый день, если что, её здесь не было.

Как интересно! После набора для начинающей уборщицы мне дарят ванну. Жирный намёк на то, что я грязнуля? Хотя, в принципе, логично. Вылизал дом – приведи в порядок себя. Даритель, кем бы он ни был, действительно разбирался в житейских тонкостях.

Только вот как принять эту самую ванну? Откуда тут воду берут?

Стоило мне подумать о воде, как чаша стала наполняться. Рабочий комбинезон был непромокаемым, и я поспешно стянула его, стиснув зубы и проклиная всю физическую активность на свете.

Следом я избавилась от дряхлого платья из сундука, вышвырнув его за борт вместе с комбинезоном. Воды прибывало. Она была достаточно тёплой для того, чтобы расслабить мышцы и снять застоявшееся напряжение.

Меня снова чуть не сморил сон. Я проторчала в чаше добрых полчаса, прежде чем ко мне пожаловали с очередным визитом.

Инычужи даром времени не теряли. Они взошли на чистенькое крыльцо, самочинно открыли чистенькую дверь – и внесли в избу новую кровать и дубовый резной секретёр ручной работы. А потом проникли на задний двор, чтобы уведомить меня о доставке.

Перевернувшись со спины на живот, я подплыла к краю чаши и схватилась за каменный бортик.

– Что значит безвозмездно? – охнула я, разглядывая мохнатых, рогатых и зубастых. – Пора бы уже чем-нибудь вам отплатить. Вы только скажите: если надо чей сад облагородить, сорняки выполоть или ещё что, так это я запросто.

– Платы не нужно, – повторили Инычужи, почему-то бледнея и начиная просвечивать. – Так распорядился лесной владыка.

– А вчера у костра тоже он был? – спросила я, покрываясь гусиной кожей.

– Он, – подтвердили те.

– Но ведь говорят, с ним невозможно встретиться…

– Новеньким, вроде тебя, он, и правда, не является. Но тут снизошёл, – отозвался рогатый.

Я хотела ещё о многом их спросить, но они окончательно растворились у меня на заднем дворе, словно их никогда не существовало. Оставалась надежда, что они не растаяли без следа, а всего лишь переместились в другую точку пространства.

Позднее, после завтрака, несколько других ижи-существ – маленьких и круглых, как бочонки, – образовались на пороге со смешными занавесками в горошек и развесили их на окнах избушки, не особо-то интересуясь моими вкусовыми предпочтениями.

Безликий монстр, который вчера таскал валежник, оказался прирождённым художником. Он притопал с кистями и баночками краски, чтобы разрисовать ставни, – и слышать ничего не хотел о вознаграждении.

Ещё парочке необщительных лесных духов взбрело в голову, что у меня не хватает уюта, и они занялись дизайном интерьера, угрюмо прошлёпав мимо меня. Пусть себе самовыражаются, подумала я. Перечить им всё равно бесполезно.

Когда ко мне со свежим ветерком ворвалась неуёмная Кикки, избушка изнутри стала походить на хижину шамана – при создании уюта ижи-существа и чудовища из чащи руководствовались своими представлениями о прекрасном, и вышло то, что вышло.

На окнах вместе с занавесками колыхались криво-косо сплетённые ловцы снов. На бревенчатые стены наползли аляповатые ковры (казалось, тронешь их – оживут). Там же висели ожерелья с чьими-то зубами, гирлянды из рыбьих плавников и связки засушенных грибов – совершенно точно ядовитых. На гвоздях над кухонным столом застыли злобные насмешливые маски из какого-то людоедского племени. А в прихожей теперь обитали истуканы: грубо вытесанные из дерева, они неласково пялились на всякого входящего, словно собирались его прирезать.

Кикимора взглянула на эти шедевры декоративно-прикладного искусства и пришла в восторг.