Эм + Эш. Книга 1

Глава 1 ЭМ

Первая любовь была слепа.
Первая любовь была как зверь.
Ломала свои хрупкие кости,
Когда ломилась сдуру в открытую дверь.

(Нау)

Глава 1. ЭМ

– Вот же зараза! – выругалась я вслух от досады, еще раз осмотрев школьный двор. Линейка закончиться не успела, а Боря уже пропал.

Ну и где же он?! Как сквозь землю провалился! Вон его одноклассники, одноклассницы, вон Анна Васильевна, их классная… а Бори нет. Нигде нет! До слёз стало обидно – два с половиной месяца его не видела, долго и мучительно ждала, наконец дождалась и… взглянула лишь мельком! Я и разглядеть-то его толком не успела.

– Это ты мне? – раздалось над ухом.

Я повернулась на голос. Парень. Незнакомый. Чёрные волосы, чёрные брови, чёрные ресницы и синие глаза. А сам смуглый. Мда, ничего такой, но… не Боря. Вообще, неизвестно кто. Точно не из нашей школы – из нашей я знаю всех с восьмого по одиннадцатый. А этот по возрасту – класса из десятого или одиннадцатого. Кто такой и что здесь делает? Новенький, что ли? Впрочем, мне без разницы.

Парень решил изобразить, что принял моё молчание на свой счёт.

– Чем же я так провинился? – усмехнулся он, откровенно и беззастенчиво разглядывая меня, аж не по себе стало.

Честно говоря, бесят все эти уловки. Понятно же, что я о своём, что он тут вообще ни при чём, но нет, надо непременно разыграть никому не нужную комедию. Захотелось сказануть ему что-нибудь эдакое, убийственное, но решила – зачем? Он ведь не виноват, что я прошляпила Борю и теперь негодую и злюсь на каждую мелочь. Поэтому я сдержанно улыбнулась ему, бросила: «Извините» и отвернулась. И тут этот придурок вдруг брякнул:

– Ла-а-адно, прощаю.

Меня аж на сто восемьдесят градусов развернуло. Прощает?! Меня?! Ещё и таким тоном снисходительным. Нет, он определённо на грубость нарывается. Надо бы ему объяснить, что в данном контексте моё «извините» – это вежливая форма «идите нафиг». Но парень уже лениво шёл к воротам. Не гнаться же за ним.

Да и плевать, решила я. Буду сдержанной и благожелательной. Притворяться мне не привыкать.

И всё-таки до чего ж обидно-то! Я ведь первое сентября ждала нынче как манну небесную. Свой день рождения так не жду. А всё потому что не видела Борю Г. с июня. Два с половиной месяца! Два месяца, две недели и шесть дней, если быть точной. Ведь мы хоть и учимся в одной школе, но живём в разных районах. Я – в Октябрьском, он – в Восточном посёлке, а это, извините, шесть километров с гаком. Не набегаешься. Ходит, конечно, рейсовый автобус, но путь его, а точнее, график неисповедим.

Собственно, мне грех жаловаться. Во-первых, есть отцовская «Волга», если очень приспичит. Ну а во-вторых, Октябрьский район – самый центр: пять минут до школы, три – до рынка, шесть – до дома культуры, пятнадцать – до больницы, двадцать – до вокзала. А больше у нас, в Адмире, ходить особенно и некуда.

Восточный же посёлок – район совсем новый, строительство там в полном разгаре, так что у них и дорог-то приличных пока нет. Впрочем, по своему бездорожью восточники резво бегают в соседний микрорайон – Химки, потому что близко. По соображениям логики и удобства Боря мог бы учиться в химкинской третьей школе, но он ходит в нашу, в первую, и это для меня счастье.

Борю я люблю с седьмого класса. Уже, получается, три года. Люблю в подушку, безмолвно, тайно и вида никогда не показываю. Даже с подругами не делюсь. Говорю, что мне никто не нравится. Они, может, и не верят, но правды всё равно не знают. Иногда хочется, конечно, выговориться, тогда я изливаю всё в дневник. Веду его уже два года, не регулярно, а как нахлынет. И, по-моему, каждая строчка в дневнике посвящена Боре. Хотя я даже там не называю его по имени, пишу только инициалы – Б.Г. С остальными я о нём даже вскользь не заговариваю. Сама не знаю, почему так таюсь – из гордости или из робости. Наверное, и то, и другое.

Ну и кроме того, чужой печальный опыт останавливает. Вот случай был в прошлом году: Вика Вилкова, моя одноклассница, призналась в любви Гарику Катаняну, а он её отшил. Грубо так, по-хамски. Но беда не в том, беда в другом: на следующий день он всем растрезвонил, что его, такого распрекрасного, любят-добиваются, а он, весь из себя недостижимый, нос воротит.

Но Вика у нас – девушка особого склада, этакий неубиваемый оптимист, – погоревала и забыла. А я так не умею, я бы на её месте, наверное, умерла, причём от самоедства. Это у меня, видно, от отца – вечно он переживает насчёт того, кто что подумает, кто что скажет. С первого класса, помню, твердил мне: «Ты должна хорошо себя вести и учиться лучше всех, а то люди про меня говорить начнут: «Что ж он за директор такой, если собственную дочь не сумел воспитать как положено». Так что, Эмилия, не подведи!».

Для папы должность школьного директора – это гораздо больше, чем работа, это какая-то неимоверная личная ответственность за всё, за всё, за всё, которая, ко всему прочему, распространяется и на меня. И честно говоря, это гнетёт и давит, это дышать не даёт нормально. Я и задыхаюсь. И жилы тяну, чтоб не подвести. За девять классов – ни единой четвёрки. Даже по физике, которую беру чисто измором, зазубривая наизусть совершенно непонятные мне формулы и постулаты. Плюс семь лет музыкальной школы по классу вокала.

Глава 2-1 ЭШ

Глава 2 ЭШ

С юга вернулись только тридцатого вечером. Просто вылет из Домодедово задержали почти на сутки. Из Новосибирска ехали уже поездом, но хоть в СВ, так что отоспались.

В Адмире прежде я не бывал, хотя Железногорск всего километрах в ста от него или даже меньше. Поэтому в окно таращился с любопытством. Ожидал худшего. Отец, помнится, брюзжал накануне нашего с матерью отъезда: «Из-за тебя в такую дыру приходится перебираться!». Лёва, друг, единственный, кто был в курсе нашего срочного переезда, подкалывал: «Будешь теперь деревенским жителем». Я уже рисовал в воображении себя таким парнягой в фуфайке и кирзачах. Но с виду Адмир мало чем отличался от Железногорска. Ну, вокзал чуть поменьше, зато с фонтаном. Народ тусуется на перроне в таких же адидасах, как у нас. Площадь привокзальная запружена тачками, среди которых отцовского джипа я почему-то не увидел. Может, просто не успел на ходу.

Мать нервничала, что отец нас не встретит. Из-за задержки рейса пришлось сдать билеты на поезд, купить другие. Отцу телеграмму она дала (в новой квартире телефон пока не провели), но вдруг произошла накладка? Вдруг он её не получил и не знает, что мы приезжаем сегодня. Ну а мы не знаем, где находится эта самая новая квартира. Мы тут вообще ничего не знаем. Я пытался мать успокоить, но не увидев отцовской машины, тоже немного озадачился и стал прикидывать, что делать, куда нам тащиться с кучей чемоданов.

– Ты видел? – паниковала она. – Видел отца?

– Даже если он не придёт, поймаем частника и в гостиницу поедем. Должна же быть тут гостиница.

Мы выгрузились со всем нашим многочисленным багажом на перрон. Среди встречающих отца не оказалось.

– И куда нам теперь? – чуть не плакала мать. – Где мы будем этого частника ловить?

– Да у вокзала, на площади их наверняка полно. Ты тут постой, а я схожу посмотрю.

Я спустился на привокзальную площадь, где и впрямь частники на москвичах и жигах зазывали, как базарные торгаши. Едва я, оглядев эту ярмарку ржавых колымаг, присмотрел более-менее такую девятку, как на площадь с визгом влетел отцовский джип.  Всё-таки он нас встретил. Просто заплутал немного по незнакомым дорогам, потому и задержался.

Пока мы загорали в Сочи, отец должен был всё устроить: перевестись сюда на новую работу, обменять квартиру, перевезти вещи, оформить меня в школу. Вдуматься – на такое громадьё года не хватит, но не для отца. У того везде ниточки, связи, подходы, свои люди. Так что, – отчитывался он, пока ехали с вокзала, – всё уже на мази.

Работать он будет начальником отдела снабжения в местном леспромхозе. Должность не ах, по сравнению с предыдущей, но на первое время сгодится, как сказал он. Для матери тоже нашлось тёплое местечко в горсовете.

– Правда, придётся подождать, пока сотрудника, на чьё место ты пойдёшь, переведут, но обещали – не больше месяца.

– А квартира как? – поинтересовалась мать.

– Квартира большая, – доложил отец, – но запущенная. Нанял рабочих, чтобы обновить чуток: обои там наклеить, сантехнику поменять, плитку положить… Какие лодыри оказались! Приходилось постоянно пинать, а то бы ни хрена за полторы недели не успели сделать.

– И что? Жить-то там можно? Соседи нормальные?

– Жить можно, – заверил он. – А с соседями чуть казус не вышел. Вернее, с одним соседом. Тот ещё тип. Доколупался до меня: то мешаю ему, то какую-то дурацкую клумбу подавили чуток. А там ведь фура, понимать надо. Короче, послал я его. Ну, он сам напросился. А потом случайно выяснил, что это будущий Эдькин директор.

Я заржал. Мать с отцом сразу на меня накинулись.

– Что смешного? И так всё это из-за тебя происходит, одни проблемы…

– Да ладно вам. Не я ж его послал.

– Ну ты тоже, Лёша, – запричитала мать. – Смотреть же надо, кого посылаешь.

– Да откуда я знал? У него ж на лбу не написано, что он – директор школы. Хорошо ещё, мне мужики, что мебель разгружали, сказали. Так я быстренько подсуетился. Коньячок ему армянский подогнал, конфеты, все дела. Короче, всё утряслось.

Квартира и правда оказалась большая. Четыре комнаты, просторная кухня, по лоджии хоть на велике гоняй.

– Таких домов, как этот, в Адмире, между прочим, раз, два и обчёлся. В основном, одни панельные хрущёвки. Так что, по здешним меркам, это, считай, элитное жильё. Попотеть пришлось, чтобы взять именно эту квартиру, – хвастался отец.

– Ты – молодец, Лёшик, – проворковала мать. – Квартирка и правда хорошая. Даже жалко будет потом отсюда уезжать.

– Ничего, мы ещё лучше найдём! – хохотнул отец. – А ты что молчишь?

– Да, пап, ты – молодец, – отозвался я. Похвалу отец любит, я давно заметил. Вот так напоёшь ему дифирамбов, а потом хоть верёвки из него вей. Я и вью.

На другой день объездили с отцом весь посёлок. Без нужды, просто из спортивного интереса – поглядеть, что тут есть. Так вот – почти ничего и нет. Наш-то Железногорск далеко не мегаполис, а тут и вовсе глушь. Видать, ждёт меня здесь жизнь кислая и однообразная. Примерно это я и высказал вслух. Отец тут же разозлился:

Глава 2-2 ЭШ

***

Первого сентября чуть не опоздал на линейку. Проспал. Хорошо, что школа оказалась почти рядом с домом – буквально в пяти минутах. Но, чёрт возьми, здесь в принципе нет тротуаров! Асфальт лежит только на проезжей части, а люди без колёс, видать, должны грязь месить. Я и угодил в грязь, потому что торопился, изгваздал себе кроссовки. Посмотрел на других – все вроде чистенькие, приноровились, видать, уже.

Сама линейка – тоска смертная, но так, наверное, везде. Насколько я помню первое сентября в моей, то есть в бывшей моей, школе, там – те же пафосные речи, тот же «Первый погожий сентябрьский денёк» из динамиков. Но всё это как бы фон, главное же – встречаешься с теми, кого целое лето не видел. И вот этот радостный ажиотаж и создаёт нужное настроение. А здесь у меня есть только фон.

Я пристроился с тылу к классу, возле которого торчала табличка 11 «В». Мною тут же заинтересовалась длинная, носатая девчонка, вся какая-то нескладная и дёрганная.

– Ты кто? Новенький?

– Угу, – ответил я и отвернулся, чтоб отстала. Так она меня обошла!

– А Анна Васильевна знает?

– Конечно, – ответил я, хотя понятия не имел, кто такая Анна Васильевна.

Потом линейка закончилась, и началось броуновское движение. Кто куда стремился –я не понял, поэтому остался на месте. Какая-то девчонка, пятясь, вертела головой, как будто кого-то потеряла, и предсказуемо наступила мне на ногу. Ещё и выругалась вместо извинений. Хотел сказать ей что-нибудь типа: «Какого фига ходишь раком?», а то и погрубее, но тут она повернулась в профиль и оказалась симпатичной, даже очень. А таким грубить язык не поворачивается.

Во-первых, блондинка. Причём явно натуральная. А для меня блондинки – это уже большой плюс в пользу девушки. Особенно мне нравятся совсем светлые волосы, не пшеничные там или соломенные – хотя и такие весьма! – а с пепельным отливом. И вот у неё как раз такие. А во-вторых, у неё был красивый нос. На носы обычно я особо внимания не обращаю, есть кое-что и поважнее носов. Но её профиль показался таким, не знаю, изящным, что ли. Посмотрел и сразу вспомнился Лермонтовский Печорин и его: «Правильный нос в России реже маленькой ножки».

Я что-то брякнул ей на ушко, уж не помню, что. Она повернулась и уставилась на меня в полном недоумении. Глазищи тёмно-серые, серьёзные, а больше я ничего не разглядел – откуда ни возьмись появился отец и дёрнул меня за локоть. Типа, пора отчаливать. Пора так пора. Знакомство с одноклассниками можно отложить до завтра.

В машине сидела мать, вся при параде. Куда мы едем? Мы же здесь никого не знаем. Оказалось, уже кого-то знаем. С этими новыми знакомыми отец и затеял семейный ужин в местном ресторане «Тайга».

Глава семейства – новый знакомый – оказался будущим маминым начальником из горсовета. Приехал тоже с женой и сыном, сытым тюфяком примерно моего возраста. Кормили в «Тайге» неплохо, но разговоры за столом убивали весь аппетит. Тюфяк пытался познакомиться поближе, спрашивал, что слушаю, чем занимаюсь и вообще. Даже общее нашли – оказалось оба слушаем Цоя, ну так его полстраны слушает. Короче, я быстро наелся и изнывал от тоски. Еле дождался, когда поехали домой. Отец всю дорогу до дома разглагольствовал о полезных и нужных связях, а я, прикрыв глаза, дремал.

Тюфяк, кстати, сообщил, что учится в третьей школе и что мне тоже, пока не поздно, стоит перевестись. Мол, там, в третьей, люди, нет, Люди, а тут, в первой, плебс. Я объяснил ему, что мне их этновойны по барабану, и он отстал. Завтра буду вливаться в массы, стану частицей плебса.

Интересно, та светленькая из какого класса?

Глава 3-1 ЭМ

Глава 3. ЭМ

С начала года прошло две недели. Половина месяца. Четверть четверти. Подведём итоги и поздравим себя с нулевыми результатами.

У меня вообще такое ощущение, что я живу исключительно по закону Мёрфи. Всякий раз, когда я набираюсь смелости и пытаюсь прояснить ситуацию с Борей, непременно случается какая-нибудь загвоздка: то момент неподходящий, то кто-нибудь не вовремя нарисуется, то он, шествуя мне навстречу (по пустому коридору!) вдруг роняет тетрадь или ручку, или ещё что-нибудь, и наклоняется поднять, а я вместо задуманного «глаза-в-глаза» таращусь в его кучерявую макушку и согнутую спину и... не солоно хлебавши, прохожу мимо. Такие вот успехи.

Ненавижу это слово – успех. Родители на нём прямо помешаны.

Каждый вечер за ужином папа неизменно задаёт один и тот же вопрос: «Как успехи?» и ждёт, что пока он жуёт котлету, ну или глодает куриную ножку, я буду гордо перечислять, сколько пятёрок отхватила. В младших классах я, может, и рапортовала с гордостью, где и как отличилась, но сейчас эта его привычка стала раздражать неимоверно. Почему сразу – успехи? А всё остальное что, неинтересно? Неважно? Почему не спросить хотя бы иногда, как моё самочувствие или настроение?

Вот и сегодня отец, довольно кряхтя, пододвигает поближе огромную тарелку с солянкой, заносит ложку и замирает на мгновение:

– Ну? Как успехи в школе?

Лицо у папы одутловатое. Глаза круглые, но маленькие. А щеки, наоборот, большие и свисают на бульдожий манер, и когда он жуёт или разгорячённо говорит, они трясутся как холодец.

Все вместе мы только ужинаем. Завтракаем по-разному: папа – самый первый, он раньше всех встаёт и раньше всех уходит. Мама – позже всех. У неё щадящее расписание: немецкий раньше третьего урока ей никогда не ставят и окон никаких. В обед – оба на работе, и я ем в одиночестве. В детстве, помнится, эти семейные ужины я обожала. Наскучаюсь за день по родителям и из кожи вон лезу, чтобы их порадовать: ем как культурный человек – ножом и вилкой, спину держу прямо, локти на стол не кладу – всё, как они учили, и на любые вопросы отвечаю развёрнуто и с энтузиазмом.

С годами всё изменилось, и теперь наоборот люблю сидеть дома одна, а ужины эти превратились в какую-то повинность. Иногда мне так и хочется сказать папе грубость, но до сих пор удавалось сдерживать своих внутренних демонов. А сегодня я так огорчилась из-за неудач с Борей, что не смогла состроить гримасу пай-девочки и рассказать, как блеснула на геометрии. Злые слова так и просились слететь с языка. Поэтому я отбросила ложку, всё равно нет аппетита, и молча встала из-за стола. Папа от удивления даже перестал жевать.

– Что такое? Ты куда? – позвал он, но я, так и не сказав ни слова, ушла к себе. Понятно, что в покое не оставят, доужинают и придут с допросом, но я хоть не буду видеть перед собой жующее лицо и трясущиеся щёки. Так и получилось. Не прошло и пяти минут, как оба возникли на пороге и в два голоса: «Что происходит?».

– Ничего, – буркнула я.

– Проблемы в школе? – встревожился папа. – Плохую оценку получила?

Я молча сунула ему дневник, пусть радуется. Он взглянул, довольно крякнул и снова нахмурился:

– Тогда в чём дело?

– Да ни в чём. Просто я устала.

Мама догадалась первая, что мне хочется побыть одной, и увела его. Отец, правда, никак не мог угомониться:

– Что это за взбрыки? Родители с ней разговаривают, а она молча встала и ушла. Как это понимать? – доносилось из кухни.

– Да оставь её в покое. Знаешь, какие сейчас бывают дети. Сам ведь лучше меня знаешь. Так что нам ещё очень повезло.

– Она проявила неуважение! – настаивал отец.

– Да ничего такого она не сделала. Не раздувай из мухи слона. Может, она и вправду устала. Или расстроена.

– Из-за чего? Пусть скажет!

– Да мало ли из-за чего девочки в её возрасте могут быть расстроены. Может, у неё любовь безответная.

Я аж встрепенулась. Что такое мама говорит?! Но тут отец и вовсе выдал:

– Какая любовь! – фыркнул он. – Тоже скажешь! Моя дочь не дура, чтобы забивать себе голову подобной чепухой. И не станет тратить время на…

– Ах, чепуха?! Помнится… – дальше мама перешла на шёпот, поэтому как я ни напрягала слух – ничего не разобрала. Но видимо, это её сильно задело, потому что папа сразу сменил тон и заюлил:

– Диночка, ты меня неверно поняла. Конечно, я тебя люблю. Но мы-то взрослые, состоявшиеся люди, разбираемся, что к чему. А девчонки эти малолетние… у них не любовь, у них дурь сплошная в голове. Натворят глупостей, а потом горюют. Сколько я таких перевидал! Нет, наша Эмилия не такая! Она не станет ломать жизнь из-за всяких там…

В принципе нечто подобное я и ожидала от него услышать, и разумеется, жизнь ломать не из-за кого не стану, но всё равно рассердилась. Не хочу с ним разговаривать!

Глава 3-2 ЭМ

В конце концов, Алька, наверное, окончательно обиделась на меня, потому что прекратила забегать в гости. В школу тоже больше за мной не заходила. Всё равно кто-нибудь – та же Черникова, Куклина или Капитонова – всегда её опережали. И на переменах поболтать не удавалось, поскольку Светка и другие всё время крутились рядом. Плохо лишь то, что я не сразу это заметила – не подходит, думаю, и ладно, мало ли. А когда заметила, Алька уже с головой погрузилась в свою обиду. Я о чём-нибудь спрошу, а она молчит. «Что молчишь?». «Так с тобой Черникова разговаривает» и всё в таком духе.

Неудобно перед ней, но и Светку прогнать я не могу, да и остальных отвадить не так-то просто. Не скажешь же: «Отвяжитесь», когда человек тебе, по сути, ничего плохого не сделал. Вот и обросла компанией новоиспечённых подружек, хотя все их дружеские порывы шиты белыми нитками. Да, собственно, они не очень-то и таятся. Усядутся у моего подъезда на лавочке, а сами дверь третьего подъезда гипнотизируют или на окна новенького косятся. А то меня расспрашивают о нём, как будто я хоть что-то знаю.

– А папа твой ничего про него не говорил?

– А кто его родители?

– А какую музыку слушает?

Новенький, к счастью, не так уж часто развлекает меня своей музыкой, но если включает, то всякий рок или зарубежку. Иногда слышу Цоя – от него сейчас все фанатеют. А я так не люблю слушать чужую громкую музыку, что сажусь и играю на фортепиано. В отместку. Надо отдать ему должное – намёки он понимает и сразу сбавляет басы. Жаль, не все такие понятливые, и до некоторых никак не дойдёт, что людям порой и в одиночестве побыть дома хочется, что у людей могут быть свои дела. Пользуются эти некоторые тем, что ты вежлив, наглеют и ходят к тебе, как к себе домой.

Светка, вообще, неплохо устроилась. Делать уроки со мной – двойная выгода. Всё, что можно списать – списывает вчистую, бездумно. Сегодня только ей не повезло – нам задали сочинение по пьесе Горького «На дне», задали неделю назад, завтра сдавать, а она даже не читала. А с нашей русичкой, Людмилой Николаевной, шутки плохи. Двойки она не ставит, но так прокатит перед всем классом, что рад не будешь. Даже наш остряк, Миша Шулейко, в сравнении с ней имеет бледный вид. Ну а Светке уже доводилось попадать Людмиле Николаевне на язык, так что она повздыхала-повздыхала и поплелась к себе домой, когда я наотрез отказалась помогать ей с сочинением.

Но на следующий день снова заявилась.

– Светка, ты не вовремя, – брякнула я с порога, потому что и моей самурайской выдержке пришёл конец. – Мама велела в гостиной убраться…

– Да ты убирайся, убирайся, – не смутилась Светка. – Я не помешаю, посижу у тебя в комнате, домашку поделаю, ты на меня внимания не обращай. Я состроила недовольную мину, но посторонилась. А что поделать? Не грудью же проём заслонять. Светка прошмыгнула ко мне, а я взяла ведро с мыльной водой, тряпку и потопала в гостиную.

А часа через полтора, как освободилась, зашла в свою комнату и застала такую картину: Светка припала ухом к стене и стоит не дышит. Жаль, нет фотоаппарата, такой кадр пропал! Меня прямо смех разобрал, а она палец к губам прижимает, мол, мешаю подслушивать. Я ушла на кухню, раз мешаю, приготовила себе бутерброд, а ей принципиально предлагать не стала. Минут через десять Светка влетела вся взбудораженная:

– Пойдём сегодня вечером в «Прометей» на дискотеку! Эдик туда идёт! Сама только что слышала!

– Света, ты с дуба рухнула? Ты забыла, кто мой отец? Он мне потом такую дискотеку устроит, и тебе тоже за то, что совращаешь меня.

– Ой да ладно, – хихикнула Светка, но уговаривать перестала, а позвонила Куклиной. Та, что неудивительно, сразу согласилась.

– И что вы будете делать, – хмыкнула я, – караулить Шаламова у входа?

– Зачем у входа? – улыбнулась Светка. – Я его на медляк приглашу.

– А если Куклина тоже пригласит? Как потом его делить будете?

– Я тебя умоляю! – Светка закатила глаза, потом взглянула на меня хитро, с прищуром, и вдруг выдала: – Это даже хорошо, что пойдёшь не ты, а Куклина.

– Я тебя умоляю! – передразнила я Светку. – Он не в моём вкусе.

Она недоверчиво уставилась.

– Да ну? Хочешь сказать, что он тебе вообще-вообще не нравится? Даже чисто внешне? Ни за что не поверю!

Тут я, конечно, приврала. Я же не слепая, я вижу, что парень и в самом деле смазливый, даже очень. Но, во-первых, внешность не самое главное, во-вторых, не хочу я быть одной из этих кумушек, что визжат от восторга, глядя на него, ну а третье – это Боря. Может, он и не так красив, как новенький, но я люблю его. Люблю. И я не Светка, которая, увидев Шаламова, тотчас забыла своего Деника. В этом я похожа на Альку.

– Ну ладно, чао, Эм, мне ещё собираться надо, – Светка чмокнула меня в щёку и полетела к себе. А я даже слегка позавидовала Светкиному бесстрашию. Всё у неё запросто получается – захотела пригласить понравившегося парня на танец и пригласит, и не будет терзаться, как я: кто и что подумает, достойно – не достойно, откажет – не откажет. В итоге, я вздыхаю в одиночестве, а она… а ей вон весело. И с Шаламовым этим у неё наверняка всё выйдет, как задумала.

Глава 3-3 ЭМ

***

Утром столкнулась во дворе с Шаламовым. Странный он. При встрече никогда не здоровается, но непременно взглянет и усмехнётся. С чего бы вдруг? Я ему кажусь смешной или что?

Но на этот раз я тоже еле сдержала усмешку. Вспомнились кумушки-одноклассницы, караулящие Шаламова с утра до вечера и частенько впустую. А сегодня – их нет, а он – вот, тут как тут, вышагивает вальяжно, будто не в школу идёт, а на променад. Я невольно подстроилась под его темп и пошла следом, не хочу обогнать и идти перед ним – не люблю, когда меня сзади разглядывают, а этот точно будет. Собственно, я и сама зрительно ощупала каждый доступный его сантиметр. Как-никак вокруг него столько разговоров последние три недели. Интересно же, что в нём такого кроме внешности? И ещё интересно, срослось ли у них вчера со Светкой? Она даже не позвонила.

А скроен он, кстати, очень неплохо: узкие бедра, широкие плечи, спина прямая, но ненапряженная, даже расслабленная. Ещё и двигается плавно, даже пластично. Впереди на пути раскинулась огромная, прямо бескрайняя лужа – последствие трёхдневных проливных дождей и криво устроенных стоков, но кто-то заботливо накидал в неё булыжники и чурочки, которые, точно цепочка островков, торчали в мутных водах. Все прыгали по ним неуклюже и смешно, а он… не знаю, прошёл с какой-то уверенной и ленивой грацией, как кошка. Наверняка занимается каким-то спортом. Может, акробатикой или лёгкой атлетикой?

Резкий порыв ветра скинул капюшон его ветровки, всколыхнул волосы. Светка, глядя на него, не раз вздыхала: «Ах, обожаю чёрненьких-кудрявеньких». Но я бы не сказала, что Шаламов кудрявенький, вот Боря – да, прямо барашком, правда, не чёрненький. А этот разве что слегка. Волосы у него, скорее, просто волнистые и длиннее, чем у нас принято, но в пределах разумного. Во всяком случае, кудри по плечам не лежат. Терпеть не могу длинноволосых парней, ну… за редким исключением, вроде Дидье Маруани.

Надо сказать, Шаламов выделяется не только причёской, но и одеждой. Будто модные веяния обошли его стороной. С минувшей весны все парни поголовно носят широченные штаны, олимпийки и кожаные куртки. Сама я, честно говоря, не понимаю такой страстной потребности выглядеть как все. Поэтому принципиально не ношу турецкие свитера, неоновые лосины, «Мальвины» и китайский «Адидас». Вот и Шаламов не утопал в шароварах и кожанке, а носил узкие тёмно-серые джинсы и чёрную тканевую ветровку с капюшоном. И ему шло. Он вдруг оглянулся и поймал мой взгляд. И конечно же, опять усмехнулся. Я вдруг вскипела. Да пошёл ты! Вообще больше на тебя не взгляну! Ты мне только тем и интересен, что учишься в одном классе с Борей Г.

Для убедительности я даже перешла на другую сторону дороги и прибавила шагу. И зря. Как только вошла в вестибюль, к школе с другой стороны подрулил Боря с Валерой Болдиным и Тимашевской. Я их из окна увидела. Это же надо было так неудачно разминуться!

Боря остановился у ворот, поджидая Шаламова. Болдин и Тимашевская – тоже. Они часто ходят вместе, потому что все трое живут в Восточном посёлке.

Если бы я так не рванула, то удалось бы взглянуть на Борю вблизи, пройти мимо него... А так – оставалось лишь издали довольствоваться силуэтом, ещё и наполовину заслонённым Тимашевской и Болдиным.

Болдин мне без разницы, а вот Тимашевская тихо бесит. Пользуясь тем, что живёт с Борей по соседству, ходит за ним по пятам и буквально вешается ему на шею. Не сказать, что я умираю от ревности – Тимашевская не тот типаж, по которому мальчики сходят с ума и к тому же она толстая. Да и вообще не похоже, чтобы Боря пылал к ней страстью. Раз сто видела, как она поджидает его во дворе после уроков, но ни разу – чтобы он её.

Светка Черникова даже как-то рассказывала, что «он опустил Тимашевскую, и об этом на каждом углу сплетничают». На деле оказалось всё отнюдь не так трагично, просто у нас любят раздувать масштабы происшествий и мусолить любую мелочь. А Боря всего-навсего грубо велел ей топать домой одной, когда она спросила, не подождать ли его, чему я, конечно, порадовалась, хотя, в общем, не люблю, когда парни с девушками ведут себя по-хамски. Так что нет, я не ревную ничуть, но, будем честны, завидую ей ужасно. Завидую тому, что она может видеть его каждый день, близко, долго, как угодно. Завидую, что может с ним разговаривать. Что может идти с ним рядом. Что знает о нём всякие мелочи, которых я не знаю, но безумно хочу узнать: как у него дома? Кто его родители? Есть ли братья и сестры? Какой у него характер? Какую музыку слушает? Какие фильмы любит? Да много всего! И ей не нужно изобретать поводов для встречи с ним. А мне остаётся лишь бесконечно воскрешать в уме мимолётные случайные встречи и фантазировать, фантазировать…

Будь у меня хотя бы его фотография! Я бы сутки напролёт на неё смотрела. Я бы наизусть изучила его лицо, каждую чёрточку. Мечтаю о его фотографии! Заполучить её – это первый пункт в моём списке желаний. Нет, второй, первый – познакомиться лично. Этот список – глупость, конечно. Просто несколько строк в дневнике о том, о чём больше всего мечтаю. Меня Ирма надоумила, точнее, тётя Ирма, папина младшая сестра. Я с ней вижусь, но редко – она живёт в Химках и с моими родителями в контрах. Иногда мы созваниваемся, тайком. Потому что и отец, и мама считают, что она может дурно на меня повлиять. Не даёт им покоя, что Ирма не работает на обычной работе, а живёт за счёт своего богатого женатого друга.

А ещё она сдвинута на эзотерике. Гороскопы, нумерология, аура, биополе – это просто её стихия. Она не пропустила ни одной передачи Кашпировского. Заряжала воду у Чумака. Время от времени ездила в какую-то глухую деревню к целительнице. В общем, много всего. Вот и тут она на полном серьёзе посоветовала мне записать самые сокровенные желания, причём в такой вот форме: «Я хочу иметь фотографию Б.Г. У меня будет фотография Б.Г.». Мол, тогда сбудутся. Она убеждена, что мысли материальны и высказанные либо написанные слова несут какую-то программу.

Глава 3-4 ЭМ

Однако Светка на уроки вообще не явилась. Куклина, кстати, тоже, я даже слегка встревожилась. На второй перемене подловила Капитонову.

– Наташка, не знаешь, почему Светки с Настей в школе нет?

Наташка мне нравится. Она – типичная русская красавица. Длинная пшеничная коса ниже пояса, круглые румяные щеки, небесно-голубые глаза. Пацаны дразнят её толстой матрёшкой, но на самом деле в ней ни капли жира, она просто ширококостная, крепкая такая. Настоящая русская красавица из поэмы Некрасова. И по характеру простая, бесхитростная, преданная, не будет за спиной всякие козни устраивать. Я её, наверное, даже уважаю, но не дружу, потому что мне с ней совсем неинтересно. Да у неё уже и есть подруга «до гроба» – Настя Куклина.

– Я сегодня утром зашла за Настей, – озираясь, торопливо зашептала Наташка, – а у неё на лице вот такая царапина! Через всю щеку. И губа разбита! Оказывается, они со Светкой вчера ходили в «Прометей» на дискотеку, и там с какими-то девками передрались. Подробностей я пока не знаю. Утром толком поговорить не удалось, её мать в прихожую вышла…

– Ничего себе! А Светка хоть жива?

– Жива-то жива, – кивнула Наташка. – Но ей тоже здорово досталось, как я поняла. Настя говорит, ей даже больше прилетело.

– А за что?

Но ответить Наташка не успела, её изловила Людмила Николаевна:

– Капитонова, где сочинение по Горькому?

Я осторожно ретировалась, озадаченная новостью. Светка и Настя подрались? Как? С кем? Почему? Еле высидела до конца уроков и, не забегая домой, пошла к Светке.

Она и впрямь выглядела убийственно: на левой скуле разлился чернильный синячище, и сосуды в глазу полопались. Боевые метки она ловко прикрывала волосами, словно шторкой, так что я и не сразу заметила. Потом уж, когда она приподняла каштановую прядь – продемонстрировала раны, я ужаснулась. Особенно неприятно было смотреть на кроваво-красный глаз. Мне даже самой стало больно и колко.

– Жуть! Кто вас так? И за что?

– Девки из 11 «А».

Честно говоря, я думала, что Светка ввязалась в драку с кем-нибудь из третьей школы – такое случается время от времени. Наши школы с незапамятных времён враждуют. Обычно потасовки происходят как раз на дискотеках, ну иногда на улице. Причём дерутся и парни с парнями, и девчонки с девчонками.

Последняя самая массовая драка была минувшей весной после баскетбольного турнира. Он проходил в третьей школе, в Химках, и многие из нашей ходили поболеть. Так вот после соревнования, в котором наши, кстати, продули, болельщики схлестнулись с химичами. Команда осталась не при делах, потому что её в полном составе предусмотрительно увезли на автобусе. А вот болельщикам и болельщицам не посчастливилось. Химичи и там одержали верх в силу численного превосходства. Одному мальчику даже голову пробили. Отец по поводу той бойни страшно нервничал, боялся последствий, но всё обошлось: и мальчик выздоровел, и отца пронесло, а вот директрису третьей школы уволили и даже следствие было. То-то отец всегда твердит: «Быть директором – такая ответственность! Сегодня ты – директор, а завтра – сидишь».

Глядя на Светку, я в первый миг и подумала – очередная потасовка с химичами. А тут, выясняется, гражданская междоусобица.

– Из-за чего?

– Из-за чего, из-за чего. Из-за Шаламова, – буркнула Светка невесело. – Короче, было так. Мы с Куклиной пришли где-то за полчаса до начала дискотеки. Сидели на площади перед клубом, ждали, когда он появится. Он пришёл с парнями из своего класса…

– А с кем? – вырвалось у меня прежде, чем я успела себя одёрнуть, но Светка, видимо, была так поглощена произошедшим, что не заметила моего нездорового любопытства.

– Ну-у-у, с Белевичем, Ковтуном, Гулевским, Болдиным, Горяшиным…

Тут моё сердце так и ёкнуло. Боря был вчера в «Прометее!» Может, я зря вечно игнорирую дискотеки?

– Потом к ним подошли девки из 11 «А». Ташкова, Димова и Шестакова. В клуб зашли они все вместе и сидели там толпой… Короче, один медляк Шаламов танцевал с Шестаковой, а на второй я его пригласила.

– Ну и что? Вы танцевали?

– Да он даже ответить ничего не успел. Меня почти сразу, как только я подошла к нему и взяла за руку, Шестакова оттащила. Подскочила и вцепилась, корова, в волосы. До сих пор кожа на голове болит так, что не прикоснуться. Ещё кофточку порвала, импортную, мать убьёт, когда узнает.

– А ты?

– Ну я тоже отбивалась как могла.

Светка наверняка поскромничала. Она та ещё дебоширка. Отцу уже дважды приходилось заминать неприятности с инспектором по делам несовершеннолетних из-за Светки. А сколько её выходок прошли незамеченными! Классе в восьмом она даже хвасталась своими боевыми победами: кого, и как, и до какого состояния «ушатала».

– А Настя?

– А Настя… ну сначала просто где-то стояла, а потом, когда я Шестакову повалила на пол и на меня накинулись Димова с Ташковой, тоже подбежала помочь.