Эманация хаоса

Синдром Уоррена, или «фантомная ностальгия плоти», — это редчайшее патологическое состояние, при котором клетки организма начинают спонтанно регрессировать, «вспоминая» все свои предыдущие биологические состояния.

Пациент не просто страдает от воспоминаний — его тело буквально откатывается назад по шкале собственного существования. Старые, зарубцевавшиеся раны раскрываются вновь, как будто их только что нанесли. Сломанные и сросшиеся десятилетия назад кости ломаются снова, в точности повторяя линию прошлого перелома. На коже проступают синяки от давно забытых ударов, ожоги, которые уже успели зажить, проявляются свежими волдырями.

Но подлинный ужас начинается тогда, когда тело «вспоминает» то, чего с ним никогда не происходило. Состояния, которые оно могло лишь теоретически предположить. Плоть внезапно решает, что она должна разлагаться, будто пролежала в земле месяц. Или начинает прорастать чужими зубами, волосами, ногтями — словно пытается стать кем-то другим. Кем-то, кем она никогда не была.

Человек превращается в ходячий архив собственных мучений, а его тело — в предателя, который с упоением перечитывает самые кровавые страницы своей истории, готовя к публикации совершенно новые, еще более отвратительные главы...

День, словно клон вчерашнего дня. Один и тот же восход, один и тот же маршрут, одни и те же мысли, бегущие по накатанной колее. Кто-то уходит с головой в цифры и отчеты, кто-то прячется от реальности в виртуальных мирах, кто-то тонет в бесконечных сериалах и соцсетях, а кто-то просто забывает себя в монотонном ритме «дом-работа-дом». Они просто живут, не замечая, как границы между вчера, сегодня и завтра окончательно стираются...

А есть и те, кто выпал из этого ритма. Их внутренние часы идут вразнобой с общим тиканьем, и эта рассинхронизация копится внутри, как статическое электричество, ищущее разрядки. Та самая бытовая «нейтральность», что годами склеивала общество, дала трещину и осыпалась, как штукатурка с прогнившей стены. Её место заняло что-то новое — колючее, острое. Агрессия, отшлифованная до жестокости.

И вот уже по вечерам в подворотнях не слышно смеха, только приглушённые хрипы и глухие удары. Вместо забытого в автобусе зонта на сиденье теперь можно обнаружить окровавленный нож. А вчерашний бухгалтер, Евгений, который всегда таким милым казался, сегодня методично, с особым цинизмом, режет своего соседа на куски лишь за то, что тот слишком громко слушал музыку ночью две недели назад. И он не злится. Он — просто приводит мир в соответствие со своей новой, жестокой реальностью. Убийства, насилие, грабежи — это уже не ЧП. Это — погода. Сезон дождей из крови и безнаказанности.

Но самое омерзительное начинается не с этого. Оно приходит тише. Глубже.

Представь, что твои лёгкие вдруг вспоминают, что когда-то были жабрами. И однажды утром ты просыпаешься с мокрым кашлем, а в ладони выплёвываешь несколько мелких, полупрозрачных рыбьих чешуек, пахнущих озерной тиной. Флюорография чиста.

Или твоя кожа решает, что ей снова нужна шерсть. Но не мягкий покров, а жёсткая, как у кабана, щетина. Она прорастает из старых родинок, выворачивая их наизнанку, превращая в кровоточащие, гноящиеся волосяные фолликулы размером с горошину.

А может, твой кишечник внезапно понимает, что он устал переваривать пищу. Ему снятся сны о том, как он был простой, скользкой трубкой, просто проводящей через себя мир. И вот ты уже не можешь есть — любая еда вызывает мучительные спазмы, рвоту и понос с примесью кишечной слизи, которая с каждым днём становится всё гуще, всё плотнее, пока однажды ты не чувствуешь, как из тебя выходит на пол теплый, пульсирующий, полупрозрачный слепок твоих собственных кишок.

Это не болезнь. Это — атавистический регресс. Сбой в матрице, заставляющий твоё тело лихорадочно листать учебник по эволюционной биологии в поисках более простой, более древней и куда более отвратительной версии себя. И останавливаться оно не собирается..

Но настоящая пытка начинается, когда регресс добирается до мозга.

Он не отключает сознание. Он его переписывает. Ты всё ещё помнишь, что ты — человек. Но твои инстинкты уже другие. Запах гнилого мяса, от которого раньше воротило, теперь вызывает слюнотечение и странное, щемящее чувство ностальгии. Ты ловишь себя на том, что в состоянии стресса пытаешься втянуть голову в плечи, которых для этого анатомически недостаточно. А однажды, заслышав ночью сирену скорой, ты обнаруживаешь себя сидящим на корточках под кроватью, и из твоего горла вырывается низкое, горловое урчание — первобытный звук, означающий и страх, и готовность разорвать глотку любому, кто к тебе приблизится.

Ты чувствуешь, как твой разум, твоя личность, медленно растворяются в этом древнем, липком хаосе. И самое ужасное — какая-то часть тебя, самая глубинная, находит это... правильным...