Энигма. Их свёл Париж

Глава 1.

При упоминании о Париже обычно возникают довольно романтические ассоциации: Пале-Рояль с бьющимися ввысь фонтанами, Мост Александра, протянувшийся над Сеной светящейся дугой, Собор Парижской Богоматери, где по приданию, искусно выдуманным Гюго, некогда проживал несчастный горбун, и, наконец, изящно прогнувшаяся металлическими опорами резная башня Эйфеля, в которой старина Фрейд как пить дать углядел бы здоровенный фаллос. Возможно, знаменитый извращенец был кое в чём прав. Париж, притворяющийся в туристических проспектах очаровательной фрейлиной, при ближайшем рассмотрении являл совершенно иную личину бывалой куртизанки, у которой под юбкой вполне может оказаться внушительный член. По крайней мере, именно с этого древнейшего символа началось знакомство Веры с Парижем. В её случае символ предстал во плоти, не слишком древний и не слишком внушительный, но пристально торчащий в её направлении из ширинки парня, сидящего напротив в пустом вагоне метро.

Поначалу Вера решила, что ей померещилось, однако сомнения рассеялись быстро: парень энергично мастурбировал, не отрывая взгляда от залитого пурпуром лица рыжеволосой девушки. Вне всяких сомнений ей шёл и этот стыдливый румянец, и огненные струи волос, и непритворная застенчивость, сыграть которую не хватило бы таланта даже у самой опытной актрисы. Всё вместе и каждая деталь по отдельности слагались в образ, мимо которого трудно пройти, не обернувшись, но сама Вера боялась не только оборачиваться, порой ей было страшно даже просто поднять взгляд и прямо посмотреть на собеседника. Едва встретившись глазами с незнакомцем в подземке, она тотчас потерялась и вспыхнула. Вера не сразу поняла, что в вагоне, кроме них, больше никого нет. Уже только один этот факт привёл её в ужас, не говоря уже о том, чем был занят попутчик. Молилась Вера об одном — чтобы этот парень не успел кончить до следующей станции.

Она так и не узнала, сбылись её молитвы или нет, потому что выскочила из вагона без оглядки, еле-еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать. В её мечтах о Париже было множество красивых мест и людей, и событий, но всё волшебство враз померкло, хлопнув на прощание металлическими створками дверей и обдав густым, потным сквозняком парижского метрополитена. Вера очутилась посреди Шатле—Ле-Аль, столь же великого и ужасного, как страх социофоба перед публичным выступлением. Однако Вере было гораздо страшнее, поскольку ощущала она себя совершенно раздетой и выброшенной в бесконечность запутанных многоуровневых лабиринтов, которые в этот поздний час опустели и сделались ещё опаснее, ещё коварнее, ещё хуже, чем даже тот нелепый, гнусный эротический опыт, который она только что пережила. Она стояла потерянная и растрёпанная. Кожа на щеках пылала, подступившие слёзы обжигали глаза. Страх налип на лицо и шею, сковав горло и руки. Ноги сделались ватными. Вера в любой момент была готова упасть замертво прямо на платформе, чтобы больше никогда не подняться, однако где-то глубоко внутри её продолжал поддерживать тонкий, но прочный стержень, не позволявший ей сгибаться даже в самые отчаянные периоды жизни.

Она глянула на циферблат часов на запястье — без тринадцати минут двенадцать — почти полночь. Но не успела Вера припомнить, до которого часа работает метро, как её буквально снесло в сторону какой-то сумасшедшей силой. Она чудом устояла на ногах, хотя в глазах тут же заметались искры от болезненного ушиба.

— Мадемуазель! Простите! Простите меня! Вы в порядке?! Мадемуазель?! Скажите что-нибудь!

Вера не отвечала и тёрла ладонью лоб. Возле неё суетился виновник переполоха, врезавший ей по лицу какой-то длинной пластиковой тубой, которую он нёс на плече. Туба свисала наискось и вполне могла бы зацепить не только Веру, но и ещё по меньшей мере двоих человек, если бы они очутились в этот момент рядом. К счастью потенциальных жертв, авария настигла только одинокую рыжую девушку. Впрочем, ей было не столько больно, сколько обидно, и эту обиду она не могла выразить никакими словами, даже с учётом того, что прекрасно владела французским. Но сейчас Вера не могла вспомнить даже слов родного языка, в то время как её обидчик продолжал нежно лепетать извинения на сладостном наречии, которым впору признаваться в любви, а не в раскаянии.

— Мне так жаль! Поверьте, мне так жаль, мадемуазель! Я очень виноват! Я торопился и не заметил вас! Простите!

— Всё хорошо… — почти по слогам произнесла Вера, словно впервые озвучивала эти слова.

А ведь и правда сложно выдумать что-то ещё более несуразное в этой ситуации — «Всё хорошо» — но что же тут хорошего? Она одна в совершенно незнакомом городе и всего за какой-то час успела угодить в такое количество переделок: сначала наглый извращенец в вагоне, теперь безумный скороход, сметающий всё на своём пути, и в придачу — шишка на лбу. В общем, ничего хорошего…

— Я оплачу вам такси, — с трогательной надеждой в голосе произнёс мужчина, и Вера впервые глянула на него незатуманенными глазами.

Никакого безумия его лицо в самом деле не выражало, даже напротив — оно было спокойным и мягким будто позировало для картины Рафаэля. Разве что взгляд нисколько не напоминал об искусстве знаменитого флорентийца — слишком прямой и открытый, слегка напряжённый под дугами сведённых тёмных бровей.

— Что?.. — переспросила Вера, хотя прекрасно расслышала предложение, показавшееся ей тотчас и заманчивым, и авантюрным.

— Куда вам надо ехать? Я оплачу для вас такси.

— Нет, не надо, — зачем-то ответила она то ли из гордости, то ли из трусости. — Всё хорошо.

Вера с небывалой ловкостью развернулась на сто восемьдесят градусов и зашагала прочь, даже примерно не представляя, куда направляется.

— Ну, подождите! — не отставал обидчик, который теперь переквалифицировался в преследователя. — Я не могу вас так просто отпустить.

— Это ещё почему? — выпалила Вера со злостью.

— Потому что я уже пообещал оплатить вам такси. Куда вы идёте?

— Вперёд.

— Это я вижу. Кстати, у вас интересный акцент. Откуда вы? Из Валлонии?

Глава 2.

Ещё по фотографиям можно было предположить, что площадь номера будет невелика, однако в реальности он оказался ещё меньше: комната в виде узкого прямоугольника, заканчивающегося вытянутым к потолку окном с широким подоконником, который своей конструкцией должен был компенсировать отсутствие балкона, напоминая его форму в миниатюре. С обратной стороны стекла даже имелось декоративное ограждение, служившее по большей части защитой от вездесущих голубей — края венчали острые пики. Не желавшие преждевременно пойти на салат птички облетали металлическую ограду, лишь изредка окропляя её своим помётом. Оттого стекло оставалось практически чистым. Оно было бы ещё чище, если бы его иногда мыли, но, оглядев номер, Вера пришла к выводу, что убирались тут нечасто, и тщательнее всего — перед фотосессией для рекламы. На эту рекламу Вера и повелась. Ей сразу захотелось поселиться именно здесь: в милой уютной комнатке с видом на Эйфелеву башню, чтобы по утрам заказывать кофе с круассаном и подолгу глядеть в окно, грезя о чём-то томном и прекрасном в тепле накинутого на плечи пледа и согреваясь горячим питьём и собственными мечтами. Её не испугал даже непомерно завышенный ценник, потому что исполнение желания стоило многократно дороже.

Теперь Вера действительно смотрела на треугольник башни и действительно могла бы заказать себе кофе, но время уже перевалило за полночь, она смертельно устала, а вся парижская романтика успела немного облупиться после поездки в общественном транспорте. Исследовав комнату и поняв, что кроме кровати и скромного платяного шкафа здесь ничего нет, Вера решила, что наилучшим планом на остаток ночи для неё будет сон. Она скинула с плеч рюкзак, закатила под кровать дорожный чемодан, расстегнула джинсы и села на постель. В ту же секунду силы окончательно покинули её, а единственным желанием осталось желание немедленно закрыть глаза и не открывать их как можно дольше. Не став противиться этому чувству, Вера опустилась спиной на одеяло и несколько минут лежала неподвижно.

Кажется, ей уже что-то начало сниться, но переполненный впечатлениями мозг закружил неистовой каруселью вперемешку прожитые эпизоды дня и обрывки сновидений. Вера видела ступени эскалатора в аэропорте Орли, живо подрагивающие усики полицейского, объяснявшего ей пересадку на RER, затем появилась мама — как живая, хотя не стало её в прошлом году. Вера ухватилась за этот клочок сна как за спасительный луч и стала рассказывать матери, как ей повезло получить работу в маленьком издательстве. Хотя работой это назвать сложно всерьёз — всего лишь стажировка на полгода без гарантии трудоустройства в дальнейшем, да и платили немного, однако Вера приняла приглашение словно выигрыш в лотерею. Она потратила столько часов и столько денег, а ещё больше — сил, чтобы устроиться в настоящее французское издательство, издательство, выпускающее материалы на её любимом языке. Мама до конца не верила в перспективы Вериного увлечения французским, хоть и не запрещала напрямую, но всегда ей казалось, что профессия юриста или, скажем, бухгалтера будет надёжнее. Однако самым обидным было то, что она так и не дожила до этого дня, когда её дочь в самом деле получит шанс на работу во Франции и окажется в Париже. Не иллюзорном и нетуристическом Париже, а в настоящем, живом, со всеми своими очаровательными и отвратительными гранями.

Вера принялась рассказывать маме, как радостно у неё на душе, как замирает сердце от предвкушения новых открытий, как многое может ей дать будущая жизнь и профессия. Она искренне верила собственным словам и убеждениям, отринув все неприглядные эпизоды: нищих на улицах, маньяка в метро, раздавленного таракана под кроватью в номере — всё это теряло силу перед могуществом намерения идти своим путём. Мама слушала и кивала, загадочно улыбаясь то ли печальной, то ли насмешливой улыбкой человека, который знал о Вере больше, чем она знала о себе сама. Мама всегда была такой, даже во сне она не изменяла своему амплуа.

— Прости, — наконец, произнесла она с иронией, — я понимаю, что тебе кажется, что ты счастлива, но поверь мне, счастье женщины совсем не в этом.

— А в чём? — удивилась Вера.

— Мне надо идти, — ответила мама, проигнорировав вопрос дочери. — Меня ждёт мой муж.

— Муж?.. — ещё больше растерялась Вера. — Но вы же расстались с дядей Вовой…

— Муж сегодня один, завтра — другой, — философски рассудила Вероника Павловна.

И это было уже против её обыкновения — при жизни она сначала молилась на Вериного отца, который их в итоге бросил, а до конца дней своих преклонялась перед дядей Вовой, вторым своим гражданским мужем, так и не ставшим законным супругом и окончательно покинувшим горизонт незадолго до кончины Вероники Павловны.

Вера подошла ближе, чтобы обнять маму на прощание, но, когда разомкнула объятья, поняла, что прижимается к другому человеку. Перед ней стоял Лазар.

— Вот мы и встретились, — улыбнулся он.

Вера отпрянула.

— Как ты познакомился с моей мамой? — спросила она первое, что пришло в голову.

Однако вместо ответа Лазар схватил её за плечи и силой заставил обернуться: под ногами Веры оказался обрыв, а в самом низу — море, бушующее и грозное. Оно билось о скалистые стены, но не могло дотянуться до Веры — высота разделяла их. И несмотря на то, что Вере ничего не угрожало, она чувствовала себя в опасности. Она уже забыла о матери и смотрела только на воду, а мгновение спустя поняла, что полностью обнажена — на ней нет ни клочка одежды. Это привело её в ужас. Вера попыталась хоть как-то прикрыть наготу и сделала шаг назад, прочь от смертоносного края, но что-то держало её, а откуда-то с высоты раздались звуки — всё громче и громче — то ли приглушённые крики, то ли сдавленный стон. Вера подняла глаза к небу: оттуда на неё глядела Эйфелева башня, которая с каждой секундой надвигалась, вырастала из туч громадным перевёрнутым треугольником, и шпиль её вот-вот должен был вонзиться в скалу, где находилась Вера. А звуки продолжали нарастать, становясь оглушительными, болезненными. Вера хотела закричать, но ей сдавило горло, и что-то твёрдое вонзилось в спину.

Глава 3.

Жак Боннар — тот самый человек, кто поставил главную подпись в приглашении Веры на прохождение практики в издательстве. На официальном уровне это был великий жест благословения в силу долгих лет дружбы между ректором ВУЗа, где училась Вера, и месье Боннаром собственнолично. История умалчивает, какие именно связи их объединяли, однако факты говорили о том, что месье Жак не столь часто принимал под своё крыло пришлых выпускников, а уж если принимал, то в родные края уже никто не возвращался. К слову, такой сценарий Веру вполне устраивал. На неофициальном же уровне дела обстояли несколько иначе, что, собственно, объясняло редкость предложений: какая-то из сторон (и при недолгом размышлении вполне можно догадаться — какая) получала отступные от уезжающих в дальние края студентов. Однако в отношении Веры произошёл случай вопиющий: она сама написала письмо на имя Жака Боннара и не слишком надеялась на ответ. Тем не менее, ответ пришёл.

— Вера! — подскочил Боннар из своего кресла при виде входящий в его кабинет девушки.

Он не спутал бы её ни с кем. Уже одна её внешность решила для Жака все вопросы, которые возникли по прочтении письма. Разумеется, она упомянула о своём прадедушке по имени Луи Готье — каком-то там актёре какого-то там театра, сосланного неизвестно за какие прегрешения в 39-ом и невернувшегося из Сталинских лагерей, но все эти подробности были мелочью по сравнению с приложенной фотографией. Боннар не раздумывал ни секунды.

— Вера! — доблестно начал он. — Я рад вас видеть в своей скромной обители!

Тут Боннар нисколько не лукавил — обитель его была воистину скромной наряду с крупными мастодонтами французской прессы. Тем не менее, предприятие его как-то выживало даже в эпоху монополизирующих всё и вся цифровых технологий.

— Видите ли, — объяснял Жак, — Франция — это в первую очередь традиции и право на традиции.

— Я понимаю, — кивала Вера.

Ей казалось, что она очутилась в сказке, и мысленно благодарила всех знакомых ей богов за возможность проявить себя в этом маленьком издательстве.

— Мы работаем над печатью восьми еженедельных, двух ежедневных и двух ежемесячных изданий. Под нашей эгидой журналы, газеты и несколько частных публикаций…

— Да, я изучала специфику, — поторопилась объявить о своей осведомлённости Вера.

Жак благосклонно улыбнулся. Лет ему было под шестьдесят, но молодецкий запал чувствовался, невзирая на возраст. Вера отметила про себя некоторое сходство Боннара с Луи де Фюнесом — те же залысины, то же блаженное марево серых глаз. Она не преминула озвучить эту мысль, Боннар был польщён.

— Ну, что вы, — игриво возразил он, улыбаясь и выпячивая грудь от важности, — ничего подобного! Де Фюнес, вообще-то, был испанцем, если вы не знали. Хотя, если копнуть глубже, у нас с ним действительно имеется родственная связь по линии… — он запнулся, припоминая или, скорее, выдумывая на ходу, по какой именно линии проходит та самая связь.

— Знаете, мне бы хотелось работать с женской тематикой и женской аудиторией, потому что…

Вера не спела договорить, Боннар тут же подхватил её мысль:

— Разумеется! Вам, молодому поколению, сам бог велел говорить голосом времени! Вы даже представить себе не можете, какие горизонты открываются перед вами, и вы, только вы, Вера! Можете пролить свет в этом царстве тьмы и неведения!

Короче говоря, Боннар не скупился на выражения и за словом в карман не лез. За сорок минут хождения по издательству (которое легко можно было бы обойти минут за семь при желании и не особо торопясь) он исторгнул из себя терабайт текста, но по существу не сказал ничего. Разумеется, больше всего Веру интересовали такие важные вопросы как то: в каком именно отделе ей предстоит трудиться, какую колонку или рубрику ей отведут, возможно ли сократить срок стажировки и быть принятой в штат раньше, чем через полгода. Всё, что ей соизволил показать Боннар, — её рабочее место, располагавшееся ровно в центре громадного общего помещения, где работали по меньшей мере ещё двадцать человек.

Соседкой слева по столу оказалась маленькая прыткая блондинка Патриция Флёри, которая корпела над статьями по садоводству и домохозяйству. Справа располагался Даниэль Брюно — он ведал переводами с английского и итальянского языков. Жак отрапортовал последние громогласные обещания о великолепном будущем и скрылся, оставив Веру на попечение соседей, тем самым перекладывая на них ответственность за обольщение новенькой.

— Привет, я — Патриция, — вот так запросто вступила в диалог Флёри, не дожидаясь инициативы от Веры.

— Вера, — представилась Вера.

— Да, я в курсе, — не стала лукавить новая коллега. — А это Даниэль, — тут она показала на сидящего со сосредоточенным лицом мужчину, который упорно делал вид, что не замечает изменений вокруг. — Даниэль! Даниэль! Обрати на нас внимание!

Брюно с видимым неудовольствием повернулся.

— Здравствуйте, — только и сказал он сухо, чтобы через секунду снова уткнуться в свои переводы.

— Даниэль у нас педант, — насмешливо прокомментировала Патриция. — Он уверен, что знает и понимает больше всех остальных, потому что его мать — итальянка.

— Нет, не поэтому, — сухо отозвался Брюно, как бы между делом.

— А почему же? — продолжала поддевать его Флёри.

— Потому что я люблю свою работу, и мне всегда есть, чем заняться.

— Я тоже люблю свою работу, — сказала Вера.

Даниэль пристально посмотрел на неё насыщенно-медными, вдумчивыми глазами, задержав взгляд на несколько долгих секунд. Вера выдержала этот взгляд: она не чувствовала враждебности и приняла как должное то, что Даниэль Брюно предан работе — она это уважала.

— Точнее, — прокомментировала свою мысль Вера, — я тоже хочу любить свою работу и отдаваться ей целиком. Это благородно.

— Ты уже знаешь, с чем будешь работать? — задал вопрос Брюно, и вопрос этот не был формальным — он в самом деле интересовался деятельностью новой коллеги.

Глава 4.

Дом, где жила Патриция, одной своей стороной выходил на длинную улицу, сплошь утыканную барами, кафе и ночными увеселительными заведениями, а другой стороной примыкал к большому стихийному рынку.

— Не беспокойся, — пояснила Флёри, пропуская Веру вперёд в кабину лифта, — с пятого этажа обычно слышна только музыка, и то — часов до четырёх утра, не дольше. Кроме того, в понедельник почти всё стихает.

— А в остальные дни? — поинтересовалась Вера, прижимаясь как можно ближе стене лифта, чтобы Патриция ненароком не проткнула ей ногу своими каблуками в таком узком пространстве.

— А в остальные дни — по-разному.

Лифт закрылся и начал подъём. Действительно, здесь, в кабине уличный гомон не было слышно совершенно. А вот непосредственно в квартире дела с шумом обстояли несколько хуже.

— Ты будешь жить в этой комнате, — Патриция открыла дверь, не глядя, и театральным жестом конферансье указала Вере путь.

При первом впечатлении Веру обрадовало хотя бы то, что здесь было просторно и светло по сравнению с номером в отеле, хотя роскошью жилище не отличалось: простенькая, но довольно современная обстановка — кухня-гостиная с барной стойкой и диваном, позади него располагали три двери. Одна, боковая, вела в ванную, вторая и третья — друг напротив друга — в спальни. Ту, что побольше, занимала Патриция. У неё имелся балкон, свой душ и небольшой будуарный уголок. Вторая комната была значительно меньше, однако тоже по-своему хороша. Здесь находился письменный стол, комод, кровать и миниатюрный балкончик с видом на площадь, где по воскресеньям разбивали ярмарку. Помещался на балконе всего один стул, к которому нужно было протискиваться боком от входа. Вера так и поступила. Патриция осталась ждать её в дверях — двоим на этом узком пятачке было невозможно находиться. Пока Вера любовалась площадью с высоты пятого этажа, Патриция курила.

— Жертвую тебе лучший вид на Париж! — пошутила она.

Вера улыбнулась. Ей здесь нравилось. Разумеется, не хоромы и даже не отдельное жильё, но интуиция подсказывала ей, что отказываться глупо. Поселиться тут — большая удача.

Затем они переместились в гостиную, где была возможность им обеим разместиться с комфортом. Патриция притащила вино и настояла «пропустить по бокальчику». Вера по привычке пыталась ещё сопротивляться, но переубедить Флёри оказалось невыполнимой задачей. В конце концов, Вера сдалась, рассудив, что поводов расслабиться уже накопилось немало: переезд, первый рабочий день, неожиданная находка жилья, новая подруга — в общем, всё складывалось идеально. А за это не грех выпить. Даже с учётом того, что Вера не слыла любительницей алкоголя, она с удовольствием осушила сначала один бокал, а затем второй. А после Патриция как бы невзначай принесла новую бутылку. И под воздействием вина, да ещё в приятной компании, мир внезапно обрёл совершенно иные краски. Вера веселилась, пожалуй, впервые за очень долгое время. А если точнее, она не смогла бы припомнить, когда в последний раз ей было настолько весело.

— Патриция, а вот скажи мне, — окончательно расслабилась Вера и осмелела, — если ты так любишь секс, то почему пишешь о домоводстве и каких-то там растениях?

— Ха! — выпалила Флёри, победно взмахивая бокалом в руке, словно только и ждала этого вопроса. — Писать о сексе скучно! Им надо заниматься!

— Неужели скучнее, чем о выращивании гортензий в домашних условиях?

Патриция скривилась и покачала головой:

— Какая разница о чём писать, если тебе за это платят?

— Большая. Если тема интересна, то получать за деньги ещё приятнее.

— По твоей логике заниматься сексом за деньги должно быть вдвойне круто.

— Ну, получается так, — рассудила Вера.

— А вот и дудки! Секс — это творчество, а не работа! Всё, за что тебе начинают платить, уже перестаёт быть творчеством и становится работой. А работа — это повинность, и никакого удовольствия в ней нет. Так что я занимаюсь сексом бесплатно, а про гортензии пишу за деньги.

— Логично, — не стала спорить Вера и на минуту смолкла. Но тут ей пришла в голову другая мысль: — Слушай, а что, если нам устроить праздник в выходные?

— Отличная мысль! Кого позовём?

— Я имела в виду нас двоих.

— И что это будет за праздник? — возмутилась подруга. — В таком случае мы уже празднуем, зачем ждать выходных? Ну, уж нет, нам определённо нужно кого-то пригласить! Тебе надо обзаводиться связями.

— Может, Боннара?

— Ну, да, конечно. И ещё его бабушку. И вообще весь дом престарелых, — съязвила Патриция. — Ты совершенно не слушаешь, что я тебе говорю! Нужно позвать мужчин, а не стариков.

— Ну, не знаю. По-моему, Боннар милый.

— Милый, но старый. Забудь о Боннаре. У меня есть на примете один парень. Он, кажется, байкер…

— А может, позовём Даниэля? — перебила Вера.

— Брюно? Он же зануда.

— А, по-моему, он милый.

— Похоже, у тебя все милые. Ты другие характеристики людей знаешь?

— Знаю. Например, язва.

— О, да! Отличная характеристика! — засмеялась Патриция. — Мне подходит. Но с твоего позволения я приглашу не милых, а классных парней. Идёт?

— Идёт. Но Даниэля тоже позовём.

— Ладно. Но бьюсь об заклад, он не придёт. Придумает восемьсот несуществующих причин, почему он страшно занят…

— Давай просто ему позвоним, — с этими словами Вера достала мобильный телефон, нашла нужный контакт и отправила вызов под недоумевающим взглядом Патриции, которая никак не могла предположить настолько дерзкого поступка. — Алло, Даниэль? Это Вера. Нет-нет, ничего не случилось. Я просто хотела позвать тебя в гости. Да, тебя. А что? Ты не ходишь в гости? Ну, и отлично. Я тебя приглашаю в эту субботу к нам с Патрицией на праздник. Как что будем праздновать? Мою новую парижскую жизнь! Значит, ты придёшь? Правда? Супер! До встречи!

Она положила трубку и посмотрела на подругу. Та сидела с приоткрытым ртом и, кажется, не могла проронить ни слова.

Глава 5.

Мягкий, обманчивый свет приласкал веки, заставив преждевременно открыть глаза. Противиться ему не получалось при всём желании. К тому же, кроме него, появилось ещё что-то, настойчиво требующее внимания. Оно имело свойство принудительно акцентировать на себе сознание, заставляя подрагивать тело от особых, новых ощущений бережного тепла, подогревающего кожу в области живота. То было объятие, но объятие не простое, а настырное, даже наглое. Оно не укутывало, а скорее проникало вглубь, прожигало, врывалось. Вера ясно почувствовала нарастающий жар в бёдрах, а ещё ладонь — крепкую, мужскую ладонь, которая скользила по её ноге от колена и дальше к паху. Она застонала и выгнулась, когда эта рука, наконец, достигла своей цели, но не остановилась, а позволила пальцам войти в мягкую, пульсирующую щель.

— Нет, не надо… — выдохнула Вера, но в самом деле её сопротивление было притворным, она никогда ещё настолько не желала быть схваченной без спроса, именно так — нахально, бесцеремонно, цинично.

— Ну, что ты? Тебе же нравится, — раздался голос у мочки уха.

Сверху-вниз на Веру смотрел Лазар. Он придавливал её собой к кровати и не давал шевельнуться. Вера заметалась, попробовала вырваться, но всё без толку — Лазар лишь смеялся над её жалкими попытками оказать сопротивление. Она кричала, билась, умоляла, но ответом ей были лишь ехидные смешки.

— Не надо, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!!!

Лазар остался холоден ко всем её мольбам. Кажется, они только раззадоривали его. И вскоре он уже перешёл к тому, что было его финальной целью: Вера разглядела, как он расстёгивает ширинку, чтобы продемонстрировать своей жертве главное орудие пытки.

— Нет! Нет! НЕТ!!! — заорала Вера во всю глотку.

Её плечи завибрировали, а грудную клетку сжало до боли. Вера зарыдала и из последних сил выбросила вперёд руку наугад.

— Вера!

— Нет!

— Вера, проснись! — хлестнул по лицу голос Патриции, которая трясла бьющуюся в сонной агонии подругу, пытаясь одновременно увернуться от пощёчин. — Господи, да что с тобой?! Вера! Да прекрати ты! Сейчас весь дом перебудишь!

Вера резко пришла в себя и села на кровати. Она успела заметить обеспокоенное лицо Патриции, но сознание ещё полностью не вернулась к ней, и Вера по-прежнему не понимала, почему секунду назад на месте её подруги был Лазар. Да и был ли он вообще?..

— Ты видела кошмар? — деликатно поинтересовалась Флёри.

Она думала обнять дрожащую девушку, но что-то подсказывало ей, что не стоит этого делать сейчас, если припомнить, насколько отчаянно она с кем-то дралась.

— О, Вера, дорогая, всё в порядке… — произнесла Патриция вполголоса. — Если хочешь, расскажи, что ты видела.

Вера сделала глубокий вдох, окончательно стряхивая с себя наваждение. Да, ей снился сон. Очень страшный, и при этом страшно приятный. Настолько приятный, что ей страшно было бы об этом рассказать, даже под дулом пистолета. Она и себе в этом признаться не могла, её тело до сих пор подрагивало от колоссального возбуждения, сердце никак не желало успокаиваться и билось часто-часто.

— Ты видела чудовище? — поинтересовалась Флёри и всё-таки положила руку Вере на затылок, осторожно провела пальцами по медной реке её волос.

— Да, — ответила Вера. — Что-то вроде того. Но я не хочу об этом говорить.

— Понимаю, — согласилась Патриция. — Хотя мама мне всегда говорила, что плохие сны надо рассказывать, чтобы они не сбылись. Но если не хочешь — без проблем. Могу тебе рассказать, какие я видела самые страшные сны. Хочешь?

Вера молча кивнула, и Патриция продолжила:

— Когда я была маленькой, случайно увидела по телевизору фильм про помидоров-убийц. Так вот, после этого недолюбливаю томаты и иногда мне сниться, как за мной охотиться помидор, чтобы меня убить.

Повисла пауза. Вера медленно подняла глаза, чтобы посмотреть прямо на подругу. Та сидела с каменным, даже скорбным выражением лица.

— Правда?.. — переспросила Вера, готовая в следующую секунду начать жалеть несчастную девушку.

Однако вместо ответа Флёри разразилась гоготом, не сдержавшись и не сумев доиграть свою трагическую роль. Секунду спустя уже и Вера хохотала до слёз.

— Помидоры-убицы! Чёрт! Как ты меня так провела?!

— Да я правда смотрела этот фильм! — кое-как смогла членораздельно ответить Патриция, не прекращая смеяться. — Но он нифига нестрашный и вообще бредовый. Давай как-нибудь посмотрим?

— Давай, — согласилась Вера.

Она уже забыла, как недавно её всю трясло. Патриция выдернула её за руку из кровати и потащила в кухню. Они готовили завтрак под песни музыкального канала. В окно светило приглушённое облаками солнце, почти не греющее, но почему-то всё-таки уютное. День обещал быть прохладным — Париж настойчиво охватывало осенью.

Ещё живя дома, в Санкт-Петербурге, Вера стала большой поклонницей осени, что немного противоречило её обыкновенной чувствительности к холоду и сырости, зато великолепно сочеталось с её душевными вибрациями и настройкой. К счастью, в Париже климат был более щадящим, чем в Северной столице России, и баловал солнцем намного чаще. Потому Вера совершенно не боялась ни простыть, ни промокнуть, она вообще враз перестала бояться любых неурядиц, погодных в том числе. Разве что утренний сон ещё аукался в её памяти, но Вера гнала тревожные мысли прочь, решив для себя, что появление Лазара во снах объясняется проще простого: он был первым в этом городе, кто надолго привлёк её внимание, а значит оставил след в подсознании. И то, что сны с его участием носили преимущественно эротический контекст, тоже легко поддавалось объяснению: во-первых, Париж — город любви, и это знание о нём заложено практически на рефлекторном уровне; во-вторых, Патриция, которая за последние сутки была рядом с Верой дольше, чем кто-либо другой за последний год, только и делала, что болтала о сексе; ну и в-третьих, эту причину могла бы озвучить даже Патриция, и Вера, если не вслух, то хотя бы логически согласилась бы с ней, — долгое воздержание играло с разумом в дурацкие игры, компенсируя недостаток реальности иллюзиями.

Глава 6.

Вера молчала. Она колебалась. По правде сказать, она сама уже плохо понимала, почему так упорно отказывается от свидания. И сейчас, пытаясь отыскать ответ, Вера неожиданно поняла, почему в её отказе нет ни кокетства, ни желания подогреть интерес к своей персоне, ни стеснения или робости. Дело было даже не в надуманных принципах или ещё чём-то, относящемся к морали, нравственности, приличию. Всё оказалось проще и сложнее одновременно.

Этот красивый, элегантно одетый в деловой костюм французский мужчина с притягательным взглядом, бархатистым тембром голоса, светскими манерами, не лишёнными озорства и остроумия, при всём своём великолепии и слаженности внушал настоящий страх. Однако истинная природа этого страха крылась вовсе не под тканью его дорогого пиджака. Страх произрастал из глубины иной почвы. Вера почти физически ощущала, как корни его впиваются ей в душу, разрушая её, высасывая все жизненные соки, будто яд, отравляя всё то прекрасное, что могла подарить судьба. Было гораздо проще сказать «нет», чем позволить себе раз и навсегда распрощаться с внутренним угнетением, вросшим настолько глубоко, что без него Верина сущность целиком подверглась бы разрушению. Ей попросту не на что было бы опереться, не на чем стоять, не на чем строить свою личность.

«Я недостойна его, — наконец, призналась себе Вера. — Такие мужчины не ухаживают за девушками вроде меня. Не зовут их пить кофе, не ищут расположения. Он играет со мной, а я не хочу быть проигравшей.»

Тем не менее, она почему-то продолжала бороться с собой. Решение оставалось неизменным и непоколебимым, но произнести финальное «нет» становилось всё сложнее. Виной тому было другое осознание, пришедшее одновременно с осознанием природы страха, — симпатия — вот, что встало на пути окончательного отказа. Вера поняла, насколько ей нравится Лазар, как поняла и то, что этот отказ станет действительно последним словом, которое она озвучит человеку, притягивающему всё её существо.

— Вы мне ответите? — заговорил Сорель, не дождавшись реакции от Веры.

— Во сколько? — вырвалось у неё так стремительно и неожиданно, что она даже испугаться не успела.

— В семь. Кафе Genoux d'abeille.

— «Коленки пчелы»? О чём думали владельцы, когда придумывали название?

— Разумеется, о коленях, — с улыбкой отозвался Лазар и склонил голову, подводя итог встречи. — Я буду вас ждать. А сейчас я должен идти. До встречи.

Он протянул ладонь, инициируя рукопожатие, но, как только Вера коснулась его пальцев, привлёк её руку к своим губам и коротко поцеловал, после чего с прощальной улыбкой ушёл.

Вера ещё постояла у дверей отеля, провожая его взглядом и пытаясь принять, на что она подписалась. Однако долго не мучила себя размышлениями, потому что вдруг вспомнила, что спешит на работу, а ещё надо забрать вещи, сдать ключ от номера и расплатиться за проживание.

В издательство она летела, не помня себя. Уже на входе её перехватил Даниэль. Вере показалось, что сегодня он разговаривал с ней несколько иначе.

— Бонжур, Вера.

— Бонжур.

— У тебя что-то случилось? Ты выглядишь обеспокоенной. Не волнуйся насчёт опоздания. Я сказал Боннару, что ты пошла в миграционную службу.

«Вот чёрт! Я опоздала!» — тотчас пронеслось в Вериной голове, но вслух она лишь вежливо поблагодарила:

— Спасибо, Даниэль.

— Не за что. Кстати, Жак тебя искал. У него вроде появилось какое-то задание…

— О, спасибо ещё раз! — она собралась уже бежать в кабинет директора, однако Даниэль её остановил.

— Вера!

— Да?..

— Ты так и собираешься разгуливать с чемоданом?

Вера глянула на свой багаж и покраснела.

— Давай я его спрячу, — пришёл на выручку Даниэль, перехватывая чемодан.

— Спасибо ещё раз! — крикнула Вера на ходу, она спешила выслушать предложение босса, и внутреннее чутьё подсказывало ей, что предложение окажется весьма значимым. — Доброе утро, месье Боннар! Вы хотели меня видеть?

Жак просиял во всё лицо, даже залысины его сверкнули от радости.

— Да-да-да! Доброе утро! Я восхищён вашей энергичностью! Мне бы ваши годы!

— Месье Боннар, вы ведь ещё совсем молоды, — польстила Вера, усаживаясь в кресло, которое Жак галантно предложил ей жестом.

— Молодость — это состояние души! В этом смысле я действительно не старею. Но к душе неплохо бы приложить юность вполне земную, а у меня, знаете ли, артрит, — полушуткой прокомментировал Боннар. Он сел за стол напротив Веры и продолжил речь: — У вас есть все атрибуты молодости, и этим надо пользоваться. Благодаря эрудиции, подвижности и обаянию вы можете принести огромную пользу обществу.

— Для этого я здесь.

— Разумеется. У меня есть задание, которое я не знал, кому мог бы поручить, пока не вспомнил о вас.

— Всё, что угодно… — поторопилась Вера продемонстрировать свою готовность.

— Не спешите говорить «да», пока не узнали, о чём речь.

— Конечно, я слушаю, — ответила Вера.

И сердце её забилось часто-часто то ли от тревоги, то ли от ликования за то, что в её услугах нуждаются, и совсем скоро у неё появится шанс проявить себя в полной мере.

— Так вот, — приступил Боннар непосредственно к сути, — давно ходят разные сплетни о некой подпольной группировке, которая организовала, так скажем, не совсем легальный бизнес. Формально они не нарушают закон, потому полиция закрывает на них глаза. Пока не закрывает, — подчеркнул Жак.

«Расследование! — обрадовалась Вера. — Настоящее журналистское расследование!»

— Вы хотите, чтобы я вывела этих негодяев на чистую воду? — решительно заявила она, скорее делая утверждение, чем задавая вопрос.

— Не совсем. Всё не так однозначно. Как я уже сказал, формально нарушений нет. Всё происходит в рамках закона. Это организация, возможно, не одна, а целая сеть организаций, торгует предметами одежды, бывшими в употреблении.

— Секонд-хенд?

— Именно так они позиционируют свою деятельность. Но ассортимент предметов для продажи, мягко говоря, специфический, — тут Жак сделал паузу в рассказе, дав возможность Вере поделиться догадками.

Глава 7.

Минут двадцать Вера стояла над чемоданом, гипнотизируя его взглядом, словно от этого количество вещей в нём должно непременно вырасти, ну, или хотя бы выпрыгнет оттуда такая вещица, которая точно подойдёт грядущему случаю. Однако все усилия оказались напрасны: Верин гардероб, и без того скудный, при переезде обмельчал до уровня самых необходимых тривиальных предметов — парочка джинсов, одни из которых уже прошагали по Парижу значительное расстояние, несколько футболок, три свитера и всего одно платье, взятое скорее по нелепой случайности, чем с предусмотренным планом дальнейшего использования. Это платье Вера надевала во время защиты диплома: простое, чёрное из плотной шерсти с длинными рукавами и прямой юбкой до колен. Выбор, мягко говоря, оказался, невелик, а если точнее — у Веры вообще не осталось выбора. Она вытащила платье, расправила его на кровати, стала искать подходящее бельё, но единственный чёрный комплект куда-то запропастился. Вера ума не могла приложить, куда его положила и почему не может найти. В конце концов, она обошлась бельём телесного цвета, натянула платье через голову, распределила ткань по телу и застыла перед зеркалом на стене.

В этом платье можно было одинаково уместно появиться и на похоронах, и на собеседовании. Тем не менее, из всего ассортимента нарядов, и прошлых, и нынешних, лишь это платье с большой натяжкой имело право называться женственным.

Вероника Павловна, бывало, отчитывала дочь за её манеру выбирать костюмы практичные, неброские, нарочито отвергающие шарм и эротизм.

— Ты так никогда не найдёшь себе жениха. Ни один мужчина не посмотрит в твою сторону, — ругалась она, сетуя, что Вера так и не научилась у неё блистательным женским ужимкам, которыми Вероника Павловна так гордилась. — Ты же девочка. Как ты этого не понимаешь? Любой нормальный мужчина влюбляется глазами. Им всем до лампочки, сколько языков ты знаешь и какого цвета у тебя диплом. Мужчине нужна красота и покорность. Понимаешь, Вера? Вера?..

— Вера?.. — негромко позвала Патриция, и Вера обернулась. — У тебя всё в порядке?

— Да, конечно, — поспешила оправдаться Вера.

— Точно?..

Патриция стояла в дверях и рассматривала подругу на расстоянии в несколько шагов.

— А ты точно идёшь к знакомой? — уточнила Флёри.

— Да, конечно, — Вера торопливо увела глаза. — Что за вопрос?

— Вид у тебя какой-то скорбный. К тому же это платье…

— А что с ним не так?

Патриция пожала плечами:

— Всё так. Тебе очень идёт.

— Правда?

— Нет, — призналась Флёри. — Оно прибавляет тебе лет. Ты похожа на школьную училку, которую заставили прийти на светский раут, а ей нечего было надеть, потому она надела то, что не успела доесть моль.

— Это же классическое чёрное платье. Как говорила Коко Шанель…

— Коко говорила про МАЛЕНЬКОЕ чёрное платье. «La petite robe noire» — это не одежда, это философия: поменьше пафоса, поменьше шмоток, и будет вам много счастья и много любви, потому что каждая женщина уже желанна по определению.

— Ну, хорошо, — Вера с улыбкой развела руками. — Ты меня подловила! Мне действительно нечего надеть. Но мне это не кажется такой уж большой проблемой.

— А по твоему лицу и не скажешь, — заметила Флёри. — В любом случае я не имею права отпустить тебя в таком виде. Идём.

Не дожидаясь ответа, она вышла из Вериной комнаты и направилась в свою спальню. Вере хотелось протестовать, но все её протесты разбивались о камень очевидности — Флёри была права.

В комнате Патриция долго перебирала содержимое своего шкафа: придирчиво разглядывала каждую вещицу на вешалке, а затем безжалостно заталкивала обратно. Она что-то бормотала себе под нос и не обращала внимания на Веру, которая тихонько ждала окончательного вердикта, не очень-то надеясь, что из этой затеи что-нибудь выгорит.

— Вот! — наконец, объявила Патриция и продемонстрировала бесцеремонно-красное, тонкое до прозрачности платье из летящей ткани.

Будь оно значительно длиннее, сошло бы за наряд танцовщицы фламенко.

— Я это не надену, — заявила Вера.

— Разумеется, наденешь! Я его купила в прошлом году в надежде, что успею похудеть. Но почему-то не успела. К тому же с моим ростом мне оно коротковато. А тебе в самый раз. Ты только посмотри! — она настойчиво протянула платье Вере. — Оно ведь просто создано для тебя! И цвет, и фасон!

— Да я в нём околею!

— Ты же не в поход идёшь, а на свидание.

— Это не свидание.

— Когда «это» не свидание, идут в том, что есть, и не парятся, а не вздыхают перед зеркалом.

— А вот подсматривать нехорошо.

— Я не подсматривала, а подслушивала. К тому же ты согласилась довериться моему мнению.

— Когда это?!

— Только что. Иначе бы сразу отказалась искать альтернативу.

— Да ты мне слова возразить не дала!

— Когда тебе надо, ты упираешься похлеще сельского барана. Вот только упираешься всегда не по делу. Ну, хотя бы просто примерь, — смягчилась Патриция и жалобно скруглила глаза. — Ну, ради меня.

Через полчаса Вера в новом красном платье и короткой чёрной куртке из кожи с заклёпками вышла из подъезда. Чувствуя себя рассерженной и взведённой, Вера необъяснимым образом ощущала одновременно странный прилив сил и вдохновения. Она злилась на подругу за докучливость, а ещё больше — за её правоту в отношении размера и фасона платья: следует признать, что более точного по лекалам и ещё более вызывающего наряда Вера не знала за всю жизнь. Однако этот огненный, даже в некотором смысле роковой стиль мгновенно наделил её небывалой смелостью, которую Вера ощутила тотчас, стоило Патриции застегнуть молнию на Вериной спине, как позвоночник сам собой гордо вытянулся струной от нетерпения и дерзости.

— Это то, что нужно, — обронила Патриция, глядя на Веру в зеркальном отражении.

— Да, — без экивоков согласилась Вера, — это то, что нужно.

— А ты ничего ещё не хочешь мне рассказать?

— Нет, — игриво ответила Вера таким тоном, словно кокетство, всю жизнь дремавшее в ней, нечаянно выпорхнуло в большой мир и вытеснило собой всю прежнюю личину.

Глава 8.

Заведение оказалось крошечным и по-своему уютным. В нём не было ничего лишнего: только приглушённый свет лампад и свечей, белизна скатертей, негромкая музыка, аромат свежей выпечки — эдакая миниатюра Франции в центре Парижа.

— Вы сказали, что наша история начнётся заново здесь, — произнесла Вера, усаживаясь за столик в самой уединённой части кафе, где не мешали другие посетители, и почти не долетали звуки из бара.

— Так и есть, — ответил Лазар.

— В таком случае я хочу узнать, кто вы с самого начала.

— Я тот, кто едва не убил вас в метро.

— Это я прекрасно помню. Но давайте забудем о метро. Не лучшее воспоминание. Уверена, вам хватит фантазии рассказать что-то ещё о себе.

— Вы не любите загадки, но держите себя в тайне.

— Возможно, — Вера сделала глоток воды из стакана, поданного официантом, вернула его на стол и украдкой вздохнула. — Ладно, вы победили.

— В каком смысле?

— Я назову вам своё имя, а вы назовёте себя целиком.

— По-моему, неравноценный обмен.

— Возможно, — снова уклончиво согласилась Вера и без улыбки проговорила: — Меня зовут Вера Готье. Я не из Прованса, как вы подумали.

— А откуда же вы?

— Сейчас ваша очередь откровенничать.

— Мадам, месье, — осторожно прервал их официант, — могу я принять у вас заказ?

— Бордо О’Брион, — не глядя на него ответил Лазар. — Два кофе, два шоколада. Вино сразу.

— Да, месье, — услужливо отозвался официант. — Мадам?

— А что вы посоветуете?

— К вину прекрасно подойдёт печённая спаржа и тарелка мягкого сыра. К кофе могу предложить макарони с грушей и каннеле.

— Несите всё.

— Прекрасно, — улыбнулся молодой человек и исчез, чтобы уже через пару минут вернуться с бутылкой «Бордо», которую открыл в тишине при молчаливо сидящей парочке.

Когда вино было разлито по бокалам, Сорель поднял первый тост:

— За Веру Готье из Тайного мира.

— За Лазара Сореля — украинского парижанина.

После глотка вина Лазар усмехнулся, помолчал, а затем стал медленно говорить:

— Вы нездешняя, Вера. Но я никак не могу угадать, откуда вы. Впрочем, здесь, в Париже начинаешь иначе воспринимать расстояния.

— О чём вы?

— Тут живёт огромное количество выходцев из Африки, Сирии, Восточной Европы, Балкан. Люди со всего света приезжают сюда, чтобы найти своё счастье или украсть его у других.

— А вы воруете чужое счастье или раздаёте своё другим?

Лазар улыбнулся:

— Ни то, ни другое, Вера. Я предпочитаю строить счастье.

— Строить? В каком смысле?

Выдержав паузу, он откинулся на стул и вновь заговорил:

— Меня зовут Лазар Сорель. Мне тридцать два года. И последние десять из них я занимаюсь строительством. Я — архитектор, Вера.

— Архитектор? Звучит приятно. Вы строите дома?

— Гораздо больше, чем дома, Вера.

— Вы так и будете повторять моё имя?

— Теперь, когда я его получил, ничто не мешает мне распоряжаться им.

— Только звучанием, — осекла его Вера. — Однако ваше благородное поприще не даёт вам никаких преимуществ, кроме тех, что вы сами в силах возвести.

— Я пытаюсь, — мягко пояснил Сорель. — А любая попытка может лопнуть под натиском обстоятельств.

— Вы женаты?

— Нет.

— А были?

— Хотите узнать, сколько времени занимает бракоразводный процесс?

— Значит, вы знакомы с этими цифрами.

— Знакомство с цифрами — моя работа. А на досуге мне хотелось бы узнать больше о вас.

— Например, мой возраст?

— Вы совершеннолетняя, и мне этого достаточно.

— Для чего?

— Для того, чтобы пригласить вас после кафе к себе домой.

— Кажется, вы торопитесь.

— Вам кажется.

— Это бестактно, — отрезала Вера и отвернулась. — Знаете, Лазар, — выпалила она, не сдержавшись, — это моё первое свидание.

— В Париже?

— Нет. За всю жизнь.

— Неуместная шутка.

— А я не шучу, — одной фразой Вера рассекла воздух вокруг себя, тем самым заставив Лазара на мгновение вздрогнуть. — Возможно, вам кажется, что я — лёгкая добыча, и меня можно соблазнить, накормив вином и пирожными, но, уверяю, это полная чушь. Вам стоит переключиться на более плоских жертв, чтобы угодить своему эго.

Сорель побледнел и растерялся, но быстро взял себя в руки. Он и предположить не мог, что его намёк можно извернуть подобным образом.

— Простите, я не хотел вас обидеть, Вера. Но в таком случае, почему вы согласились прийти?

— Вы обещали мне лучший кофе и лучший шоколад, — ответила Вера голосом, полным достоинства. Она подняла бокал вина над столом. — Давайте выпьем за то, чтобы наши ожидания никогда не оправдывались.

— Разумно, — поддержал Сорель и прибавил, протягивая свой напиток: — За то, чтобы наши ожидания никогда не оправдывались и преподносили гораздо больше, чем мы ожидаем.

Сначала подали кофе и сладости, вслед за ними — шоколад, оказавшийся настолько великолепным, что все предрассудки насчёт десертов вмиг испарились из Вериного сознания. По правде сказать, за такое угощение можно было смело продавать душу. Она не решилась признаться в этом Лазару, но он и так всё понял по её лицу — оно наполнилось светом искреннего счастья.

Эта девушка напротив менялась буквально на глазах: из робкой простушки — в роковую красавицу, из элегантной дамы — в надменную особу, из неуверенной студентки — в обиженную девочку, из недосягаемой чаровницы — в цветущую и искрящуюся юным цветом пленительную мадмуазель. Она меняла личины слишком скоро, что он не успевал привыкать, но каждым своим образом манила всё больше. Вера Готье, которую он по случайности сшиб в метро, действительно осталась в прошлом. Их история взыграла заново, как начинается новая песня на пластинке, нисколько не повторяющая все предыдущие. О чём была эта песня? О любви? О страсти? О безудержном притяжении? Сорель не знал полного текста, и, пожалуй, впервые слышал эту мелодию за исключением того, что давно выучил ноты, и боялся лишь одного — заслышать последние аккорды.

Глава 9.

— Мы пришли, — сказала Вера, когда они подошли к подъезду. — Спасибо за кофе. И за шоколад.

— Пожалуйста, — ответил Сорель. — Мне было приятно.

— Мне тоже.

— Когда мы снова увидимся? Может, в пятницу?

— Я не смогу. В субботу у меня будет праздник, и мне нужно готовиться.

— Праздник?

— Да. Мы с подругой решили отметить мой переезд…

Зачем она говорила ему об этом? Ведь могла бы придумать любой другой вариант отказа или просто ответить, что занята, без всяких уточнений.

— Вы будете праздновать вдвоём? Никого не позовёте?

Вера ждала этого вопроса. Да, именно его она ждала. Она хотела, чтобы Лазар спросил: «Могу ли я присоединиться?» или ещё что-то в таком роде. Тогда Вера бы объяснила, что это закрытое мероприятие и, к сожалению, её подруга против присутствия незнакомых людей… Но ответила она совершенно иначе:

— Мы зовём всех, кто захочет. Ты тоже можешь присоединиться.

— Во сколько?

— В шесть.

Лазар на секунду призадумался.

— Я пока не могу дать ответ, — заключил он после размышлений. — Но, если для тебя некритично знать точное количество гостей…

— Нет-нет, всё в порядке, — принялась оправдываться Вера. — Можешь ответить позже. Мы живём в пятьдесят четвёртой квартире, на пятом этаже. Окна выходят на противоположную сторону дома. Там довольно уютно…

Она вдруг осеклась. Сорель внимательно глядел ей лицо, отчего её щёки заполыхали. Лазар прикоснулся ладонью к румянцу, и Вера ещё больше растерялась.

— Я позвоню, — проговорил Лазар.

Наклонившись, он запечатлел на Вериной щеке почти дружеский поцелуй, после чего немедленно ушёл. А Вера осталась стоять у подъезда. Ей хотелось зарыдать от такой несправедливости.

Ну, почему? Почему он так поступил?! Она ведь даже пригласила его в гости!

«Да пусть он катится ко всем чертям!» — заорала она сама себе, но вслух не произнесла ни звука.

У неё совершенно не осталось сил на то, чтобы смотреть ему вслед. Всё, что она ещё могла сделать, пойти домой и выплакаться там в подушку. К счастью, Патриции в квартире не отказалось. Куда она пошла и когда вернётся, Вера не имела ни малейшего понятия и в принципе не думала об этом. С порога она побросала в разные стороны надоевшие каблуки, теперь в полной мере ощущая нечеловеческую усталость в ногах, пошла в комнату, закрылась на ключ и упала лицом на постель.

Что с ней творилось? Почему её будто распороло изнутри? Откуда взялось это чудовищное жжение, начинавшееся от солнечного сплетения и заканчивающееся между бёдер? Вера не пыталась объяснить себе своё состояние, но и не могла ему противиться. Она плакала без остановки, выла в подушку, била её кулаками. А потом всё резко стихло. Вера всхлипнула в последний раз и замерла, уткнувшись носом в белую мякоть, пропитанную насквозь её слезами.

Ей вдруг подумалось о том, что было бы с ней, согласись она на предложение Лазара. Наверное, сейчас они бы лежали рядом, она могла бы гладить его по спине, могла бы увидеть, каков он без одежды. А он увидел бы её. И, возможно, ей бы даже это понравилось…

Вера поднялась с кровати, стянула куртку, сняла платье, бельё, и снова легла на постель. Скрутив из одеяла толстый валик, она обвила его ногами и руками, прижалась щекой. Валик был тёплым и мягким, пах лавандой, его было приятно сжимать. Вера представила, что обнимает сейчас живое человеческое тело, и это тело соприкасается с её телом, мягко давит своим весом. Лежа на спине, Вера закрыла глаза. Жар, причинявший ей столько боли, сместился вниз и сосредоточился в той области между ног, где одеяло касалось кожи. Это было невыносимо и сладостно. Жар постепенно нарастал, губы высохли, а язык увлажнился. Вера поняла, что сейчас умрёт, если что-то не предпримет — либо погасит это ощущение, либо доведёт его до нового уровня. Что это за уровни, она не знала, но хотела узнать.

Инстинктивно она стала притрагиваться к себе там, где скопилась наибольшая концентрация тепла. Дотянувшись пальцами до тонкой россыпи волос на лобке, она сначала нащупала непривычно влажные лепестки нижних губ, а затем стала их разглаживать поочерёдно. Приятнее всего оказалось проводить пальцем по центру — от крайнего волоска и дальше вглубь. И там — в самой глубине — что-то призывно стонало и звало. Не хватало смелости поддаться на этот зов, но постепенно, движение за движением, Вера забыла о страхе. Она прекратила сопротивляться, прекратила запрещать себе откликаться на сигналы, которые теперь почти оглушили её. Ласки становились всё требовательнее. Вера застонала и, чтобы не застонать ещё громче, прикусила одеяло. В этот миг ей почудилась, что она вонзается зубами в шею Лазара, а он немедленно делает ответное движение — раздвигает её колени, стискивает грудь.

Нужно было ещё что-то, чтобы полноценно оформить эту фантазию. Бессознательно Вера потянулась рукой к тумбочке рядом с кроватью и вслепую нащупала предмет, который с первой секунды обнаружения не выходил у неё из головы. Он был слегка прохладным и чуть бархатистым на ощупь, но быстро принял тепло влажной плоти, куда его стала погружать Вера — медленно, осторожно. Она едва помнила, каково это — ощущать мужской член внутри себя. Пожалуй, она могла бы вспомнить лишь неловкость или ещё какой-то не слишком воодушевляющий зуд. Но сейчас никакого дискомфорта не было. Искусственный фаллос входил плавно, скользя по тканям и распространяя мучительно-сладкую негу по всему телу. Вера желала, чтобы он поскорее проник в неё целиком — это была необходимость, на грани жизни и смерти. Если бы ничто не наполнило её сейчас, она бы сгорела, рассыпалась в пепел, и даже чувствуя, как зажигается от проникновения всё сильнее и сильнее, она не боялась этого пожара, потому что предчувствовала, что его последствия не причинят ей вреда.

Продолжая придерживать фаллос за удобную ручку снизу, Вера начала аккуратно вытаскивать его, но не до конца, а только на половину длины. Затем снова вводить. Затем вытащила почти полностью, но остановилась на последних сантиметрах и вновь подтолкнула вглубь. У этой игры было лишь одно правило — не останавливаться. И Вера не останавливалась: ощущения заполнили её до краёв, она отбросила одеяло и осталась один на один с единственной игрушкой, но ей было этого достаточно, чтобы, не помня себя, предаваться самому сильному, мощному и безумному чувству в своей жизни. Ещё и ещё, не обращая внимания на усталость и все прочие мелочи, она продолжала делать то, что приносило ей невероятное удовольствие.

Глава 10.

В полной уверенности, что имеет все шансы поработать наедине с собой в тихом офисе, Даниэль явился в издательство за час до официального начала дня. Ему не терпелось приступить к переводам как можно скорее, потому как его соседка Флёри, кажется, ежедневно приходила на работу лишь затем, чтобы ему докучать, а между тем статья, над которой корпел Брюно, являлась ключевой для журнала. Её прислали сегодня ночью, а к концу дня весь материал должен быть сдан. Такие издержки не являлись чем-то из ряда вон выходящим, однако все прекрасно знали, что Даниэль Брюно из кожи вон вылезет, но сдаст всё вовремя. И, по правде сказать, некоторые корреспонденты иногда злоупотребляли этим фактом. Самого же Даниэля интересовало лишь то, насколько качественно он выполнит свою работу. Поэтому он заранее сделал общие наброски во время первого беглого прочтения статьи. С этими набросками он стремительно вошёл в двери издательства и торопливо попросил ключи от офиса.

— А там открыто, — весело заявил Франсуа, охранник.

— В каком смысле открыто? — поперхнулся на полуслове Брюно.

— Там эта рыженькая… как её?.. С непроизносимой русской фамилией.

— Да-да, я понял.

Даниэль заметно сбавил шаг. Поднявшись на второй этаж, он зачем-то свернул в уборную, глянул в зеркало, причесал тёмные густые волосы и проверил, на все ли пуговицы застёгнута его синяя рубашка в белую полоску. Только после этого он направился к рабочему столу.

Вера сидела за компьютером, не издавая ни звука. Она не заметила появления Брюно, даже когда он приблизился вплотную.

— Бонжур.

— О, Господи! — подскочила Вера от испуга.

— Прости, я…

— Даниэль… — Вера глупо улыбнулась и покраснела. — Это ты, прости. Я подумала…

— Подумала, что в офисе никого нет, и можно спокойно поработать в тишине.

— Точно, — выдохнула Вера с облегчением.

По губам Брюно едва заметно пробежала улыбка.

— Что ж, я — точно не тот человек, кто захочет тебе помешать, — проговорил он, садясь в кресло. — Я пришёл с той же целью, — и, помолчав, добавил: — Рад, что мы и в этом похожи.

— «И в этом»?..

— Я хотел сказать, — быстро поправился Даниэль, — что запомнил твою первую фразу…

— Ах, да! — Вера почувствовала себя такой глупой, что готова была ударить ладонью по лбу, но вместо этого попыталась вновь улыбнуться, на сей раз непринуждённо. — Я просто настолько сейчас погрузилась в материал, что не могу переключаться так быстро.

— Понимаю, — кивнул Брюно.

Он уже хотел заняться своими набросками и приступить к непосредственной редактуре, как его внимание привлекли картинки в мониторе Веры. Даниэль в секунду побелел.

— Вера, я, конечно, всё понимаю. Но, мне кажется, не стоит смотреть такие вещи с рабочего компьютера. Это твоё личное дело. Я не имею права тебя осуждать, у нас свободная страна, но…

— Что?.. О, Даниэль! Ты всё не так понял! — Вера бросилась как можно скорее объясняться.

Ей было и стыдно, и неловко, и вновь она ощущала себя полнейшей дурой.

— Нет-нет, не оправдывайся. Всё в порядке. Разумеется, я не одобряю твой выбор, но осуждать за него не могу. Только прошу впредь воздержаться на работе…

— Даниэль, ну, послушай меня! — взмолилась Вера. — Это и есть моя работа! Посмотри!

Она настойчиво продемонстрировала Брюно экран ноутбука, доказывая, что ничего не прячет.

— Вера, это же… это же порнография! — просипел шёпотом последнее слово Брюно и с возмущённым видом отвернулся.

— А вот и нет. По французским законам это не считается порнографией.

— Мне всё равно. Я не собираюсь это разглядывать и тебе не советую.

— У меня невелик выбор, — Вера пожала плечами, внутренне соглашаясь с доводами Даниэля.

Впрочем, за последний час, что она изучала картинки в интернете, её сознание успело понемногу привыкнуть. Нет, это не значило, что ей стало приятным это занятие, но первый шок, который, по всей видимости, сейчас испытывал Брюно, уже стих. В сухом остатке из него вышла спокойная наблюдательность и, возможно, немного любопытства. Сайт, который она открыла сейчас, был полностью выполнен в мультипликационном стиле аниме: рисованные девочки неопределённого возраста с огромными разноцветными глазами и волосами были изображены в белье или даже без него в неестественных жеманных позах, но самые пикантные части были символически прикрыты весёлыми смайликами или текстом баннеров, то есть формально никакого разврата не было. Однако то, как именно преподносилась информация, на что намекала графика, и как расставлялись акценты в контенте, без особого труда давало понять, что сайт нельзя отнести к детским, а его предложения не столь невинны, как хотелось бы.

— Послушай, Даниэль, — сказала Вера, — это и есть моё задание. Я за него взялась, и я его выполню. Ты же понимаешь, насколько это важно для меня. Ты ведь также поступил бы на моём месте.

Брюно покачал головой и нехотя вновь повернулся.

— Это отвратительно, — заключил он и скривился. — Знаешь, наверное, я бы отказался.

— Если мы с тобой схожи — нет. Ты бы согласился при всём отвращении.

Брюно, наконец, сдался.

— Ты права, прости. Я повёл себя глупо. Как я мог подумать всерьёз, что ты способна с удовольствием разглядывать такую гадость? Прости, Вера. Не знаю, как загладить свою вину.

— Вообще-то, я собиралась предложить взять тебе кофе, потому что думала идти в кафе. Но так и быть — кофе с тебя, и идёшь ты.

Таким образом маленькое недоразумение было исчерпано. Вере оставалось лишь порадоваться, насколько легко ей удалось добиться взаимопонимания с коллегой, которого Патриция считала невыносимым и туполобым.

Что-то в нём было, в этом Даниэле Брюно. Что-то знакомое и близкое, можно сказать, родственное. Пожалуй, прежде Вера никогда не сравнивала двух симпатичных ей мужчин в контексте их схожести и различий, хотя бы потому, что ей ещё не приходилось испытывать симпатию сразу к двум представителям сильного пола. Однако сейчас она без труда обнаружила в себе чувства, по-своему тождественные, — чувства, которые вызывали у неё Даниэль Брюно и Лазар Сорель. Сами по себе каждое из этих ощущений были разными, как и объекты притяжения, их объединяла лишь приязнь и к тому, и к другому мужчине. И если в отношении Сореля Вера никак не могла подобрать достойных эпитетов, то в отношении Брюно назвала бы это дружеской благосклонностью. Он её понимал, оставаясь деликатным. А вот Лазар…

Глава 11.

Вера не заметила, как на несколько минут погрузилась в фантазии о нём, вспоминая его голос, его взгляд, его пленяющие объятья. Безусловно, он был красив, элегантен и… Почему-то пришло на ум: «Порочен». Быть может, виной тому как раз и была его выразительная и почти непристойная для мужчины красота. Впрочем, о его пороках Вера знала даже меньше, чем о своих собственных. А себя она не относила к людям, подверженным страстям.

«Как и Даниэль», — мечтательно подумала она.

Но справедливости ради стоит отметить, что Брюно также был неплох собой. В некотором смысле его внешность — лицо и фигура — во много раз превосходили качеством внешние данные Сореля: Брюно был выше, мощнее и, как бы это назвать… мужественнее. Да, мужественнее Лазара. Об этом говорила его природная брутальность, сдержанность и будто вытесанные из камня черты лица — крупные, запоминающиеся, без тени лощёности и щегольства. При этом, находясь с ним рядом, Вера словно окуналась в давно знакомую, спокойную атмосферу. Если бы можно было назвать это одним словом, она бы выбрала слово «безопасность», а Лазару бы достался антоним «тревога».

«Боже, о чём я думаю? — одёрнула себя Вера. — Мне надо работать, а не витать в облаках.»

Она вернула внимание к монитору и вновь занялась изучением сайта. Это был уже пятый или даже седьмой похожий сайт. Берясь за это дело, Вера была убеждена, что речь идёт о каком-то единичном случае. Но, переходя от ссылки к ссылке, ей то и дело открывались всё новые грани странного и пока непонятного бизнеса. Общая схема представлялась на данный момент такой: и продавец, и покупатель сохраняли полное инкогнито, вместо продавца выступали обезличенные порталы, вроде того, что Вера разглядывала сейчас; покупатели регистрировались под любыми именами, никакого строго регламента при создании аккаунта не было. Вера также смогла зарегистрироваться под вымышленным именем «Serge1807», после чего ей открылись вкладки с товарами.

Ассортимент представлялся весьма специфический: поношенные трусики занимали топ продаж, далее в списке лидеров значились колготки (разумеется, также не первой свежести), носочки, лифчики, маечки, носовые платки, легинсы, юбки и уж совсем непонятные обрезки волос. Описание лотов было скромным: наименование и цена. При нажатии кнопки «подробнее» открывалась форма обратной связи, то есть все нюансы товара сообщались в индивидуальном порядке. Из раздела «Доставка» Вера поняла лишь то, что каждый заказ упаковывается и отправляется курьерскими службами в точки на карте возможных адресов, которая оказалось скрытой от тех, кто пока не оплатил свою покупку, а ещё сообщалось, что за доплату в двадцать евро любую вещь завернут в подарочную коробку с бантом.

Кому могло прийти в голову дарить подобные штуки и, что самое занимательное, кем вообще являлись заказчики, оставалось загадкой. Но более всего Веру тревожило, откуда могли взяться в таких количествах предметы столь личные.

— Твой кофе, — прервал её размышления Даниэль.

— О, спасибо. То, что надо.

Вера взяла свой стакан и с блаженством сделала первый глоток — приятно-горький, с ореховыми нотками. И вдруг ей пришла в голову мысль.

— Даниэль, можно я тебя отвлеку.

— Конечно. Только ненадолго, — с готовностью отозвался Брюно.

— Как ты считаешь, зачем люди могут покупать чьи-то поношенные вещи?

— Вещи? — удивился Брюно, приподнимая густые тёмные брови. — Как зачем? Кому-то не хватает денег на новую вещь, поэтому он покупает бывшую в употреблении.

— Нет-нет. Я о тех вещах, которые нельзя использовать по прямому назначению.

— Это как?

— Ну, например… скажем… Женские колготки.

Даниэль похлопал пушистыми ресницами и ничего не ответил. Возможно, решил, что Вера его разыгрывает.

— Это правда покупают. Вот тут, — Вера ткнула пальцем в экран.

Брюно печально вздохнул и, поджав губы, уставился на изображения.

— Три сотни, — заключил он. — Неплохой бизнес. Сколько стоят женские колготки?

— Новые?

— Да.

Вера призадумалась, вспоминая:

— Примерно десять евро.

— Н-да, кто-то здорово умеет накрутить цену.

На секунду Вера потерялась от такого заявления, но затем её озарило новой догадкой.

— То есть… То есть ты думаешь… что… женщины сами отдают свои вещи?

— Я не знаю, но почему нет, если есть такая возможность.

— Ну, допустим… — продолжала рассуждать Вера, пока не очень-то принимая это предположение. — Но меня больше интересует покупатель. Кто он?

— Да откуда мне знать?! — рассердился Даниэль, пожалуй, впервые настолько явно показывая свои эмоции. — Видимо, извращенцы какие-то! Почему ты спрашиваешь у меня?

— Потому что здесь больше никого нет. И я решила посоветоваться…

— Слушай, если тебе что-нибудь понадобиться перевести с английского или итальянского, я к твоим услугам. Но о том, зачем кому-то сдались дурно пахнущие женские колготки, прошу меня не спрашивать.

— Что ты сказал? — насторожилась Вера.

— Я сказал, что если тебе нужен перевод…

— Нет-нет, — перебила Вера. — О колготках.

— Я сказал… Я сказал, что они дурно пахнут. А что?

Вера несколько секунд глядела на него, а затем, ни слова ни говоря, устремилась вновь к монитору.

Ну, конечно! Это ведь нестиранные вещи! Они именно тем и ценны, что сохранили на себе следы носки, в том числе запах, а может, и другие отметки…

— Коллекционеры.

— Что?.. — повернулась Вера, озадаченно глядя на Брюно.

— Я думаю, мне кажется, что такие вещи покупают коллекционеры, — объяснил он. — Возможно, это что-то вроде антиквариата или тому подобное. Но по-другому я не могу объяснить.

Сказав это, Даниэль тут же вернулся к своей работе.

Глава 12.

А у Веры тем временем появилась почва для новых соображений. Огорчало и навевало дополнительные тревоги то, что схема покупки-продажи оказалась совершенно непрозрачной. Для того, чтобы вычленить и прояснить каждый этап, нужно было либо стать реальным покупателем, либо каким-то образом связаться с непосредственным поставщиком, который тщательно прятался. Для начала Вера решила выступить в роли потенциального клиента, скрывающегося под ником Serge1807.

Serge1807:

«Здравствуйте. Меня интересует этот лот, но смущает цена. Вы могли бы объяснить его ценность. Спасибо.»

Отправив сообщение в чат, Вера напряглась. Возможно, она неправильно задала вопрос, и реальные клиенты не так общаются. В качестве интересующего лота она выбрала модель розовых трусиков размера S стоимостью 625 евро. Были варианты и подешевле, но она целенаправленно искала самый дорогой, дабы повысить заинтересованность продавца в продаже. Ответ пришёл почти мгновенно.

Admin:

«Здравствуйте. Стоимость этой модели релевантна качеству. Если вы желаете выбрать что-то подешевле, назовите мне искомые параметры, и я подберу вам другой образец.»

«Прекрасно, — с огорчением подумала Вера. — Теперь мне надо представить себе запросы того, о ком я ни черта не знаю! Чего вообще хотят эти “коллекционеры”?»

Однако уже через минуту её осенило.

Serge1807:

«Меня интересует запах, если вы понимаете, о чём я…»

Admin:

«Конечно. Могу вас заверить, что каждый предмет упакован герметично, но в силу естественных причин ароматы не хранятся до бесконечности. Экземпляр, который вы подобрали, самый свежий из имеющихся. Кроме того, срок его ношения — 10 дней. Думаю, это о многом говорит. Из того, что есть на данный момент, я бы посоветовал его без угрызения совести. Но можно также рассмотреть лот №1657. Он датирован прошлым месяцем, но в идеальном состоянии для этого срока, поскольку имеет очень выраженный аромат изначально. Сейчас на него действует скидка 35%. Очень выгодное предложение.»

Вера с вылупленными глазами буквально уронила голову в ладонь и замерла, вновь и вновь прочитывая присланное сообщение. Если бы она умела выражать мысли нецензурно, именно так и выразила бы их сейчас. Но воспитание не позволяло. Кроме того, нельзя было терять нить контакта, чтобы продавец не заподозрил неладное.

Serge1807:

«Прекрасно. Я подумаю. И всё же меня интересует этот лот. Кое-что меня смущает…»

Admin:

«Что именно?»

«Клюнул!» — обрадовалась Вера и стала судорожно соображать, к чему бы такому придраться.

Serge1807:

«Вы сказали, что образец свежий и содержит аромат. Поскольку я впервые пользуюсь вашими услугами, мне хотелось бы быть уверенным в вашей компетенции. Если вы понимаете, о чём я говорю…»

Admin:

«Разумеется, я понимаю ваши опасения. Однако наша компетенция подтверждена множеством довольных клиентов. Вы можете заглянуть в раздел “Отзывы”.»

Serge1807:

«Их я прочёл. Но, как искушённый коллекционер, я хотел бы убедиться в качестве, если это возможно.»

Вера вдохнула и огляделась по сторонам: в издательстве уже стоял гул — все сотрудники явились на работу. Флёри задерживалась, потому что поехала брать интервью у какой-то именитой блогерши. Хорошо, что её не было на месте. Вера бы сгорела от стыда. И хорошо, что Брюно не имел привычки беспардонно лезть в чужие дела, а занимался исключительно своими.

Admin:

«Могу вам предоставить фото владелицы. Остальные нюансы вы сможете проверить на подлинность при получении. В случае несоответствия, вы вправе подать жалобу, обосновав её, и мы вернём вам деньги, если лот объективно не будет соответствовать описанию.»

Вера колебалась недолго.

Serge1807:

«Да, буду благодарен за фото.»

Обещанное изображение появилось на экране спустя пару секунд. На нём была изображена девушка лет семнадцати-девятнадцати, миленькая, белокурая, влажные розовые губы приоткрыты в манящей улыбке. Белая блузка расстёгнута на две пуговки у ворота. Тонкие нежные руки выглядывали из-под закатанных до локтя рукавов.

Разумеется, шансов было мало, но Вера не могла не воспользоваться такой уликой. Она скачала изображение и тут же загрузила его в Google.Поиск. Умная сеть мгновенно выдала результат со ссылкой на личную страницу в Facebook. Вере хотелось заорать: «Бинго!», но радоваться пока что было преждевременно.

Страница принадлежала некой Рене Шартье: восемнадцать лет, живёт в Париже, учится в колледже на дизайнера. Профиль Рене заполняли репосты от друзей с совместными фото, какие-то милые картинки и видео про котиков и собачек, отметки Foursquare из кафе и музеев, иногда твиттеры и, конечно, множество селфи из Instagram. Среди материалов ленты Вера нашла и ту фотографию, которую ей прислали. Можно было не сомневаться, что Рене Шартье активно пользуется прелестями социальных сетей, и на её профиль многие подписываются. Так что личную фотографию могли банально украсть. Однако Вера решила довести до конца этот след.

Она написала Рене:

«Привет. Меня зовут Вера. Я случайно получила твоё фото. Оно было размещено на одном не очень хорошем сайте. Если хочешь, могу сказать, на каком именно.»

Рене ответила довольно быстро:

«Привет. Что за сайт? О чём ты?»

«Вот этот», — Вера отправила ссылку.

Последовало долгое молчание.

— О, Бонжур, мон шери! — заорала Патриция прямо над ухом. — Прохлаждаешься? Ты в курсе, что личная переписка на работе запрещена?

Ну, конечно, Флёри первым же делом при появлении полезла в чужой экран. Она прибежала какая-то необычайно взбудораженная и игривая.

— В курсе, — сухо отозвалась Вера, но не стала пояснять, что именно работой и занята. — Неужели тебя так вдохновила эта блогерша своими пончиками?

— Ой, ну, прекрати! Не ревнуй! — бросила Патриция. — У нас получилось великолепное интервью. И, кроме того, я встретила идеального кандидата к нам в гости в субботу.