Эпоха Зеркальной Реки

Глава 1. Квантовое падение

Лабораторная тишина всегда казалась Шэню Чэню обученной: она знала, когда надо замолчать, и когда — притвориться пустотой, чтобы любой шорох в ней звучал как мысль. Сегодня тишина была упрямой. Она не хотела впускать в себя обратную сторону света.

Он включил запись.

— Протокол «Зеркальный Мост». День T. Руководитель — Шэнь Чэнь. Если мы ошибёмся, ошибётся и сама идея реальности.

Над кольцом ускорителя шёлестел тонкий глянец поля, похожий на ледяную плёнку по воде. Ассистенты смолкли. Пальцы у приборов загорелись строгими зелёными огнями. В глубине грудной клетки у Шэня щёлкнуло — не сердце, нет, что-то менее личное и более древнее, как замок, отпирающийся изнутри.

«Сознание, — подумал он, — это, возможно, не то, что у меня в голове. Это то, что соединяет головы, когда мы одинаково смотрим на одну и ту же бездну».

— Переходим к синхронизации, — сказал он и услышал, как голос делает выбор вместо него.

На экране сошлись две кривые — синяя и янтарная. Они выглядели чужими, пока в точке касания не возникло третье — бесцветное — значение. Там задышала пустота.

Тишина лаборатории изменила вес.

Вспышка не была яркой. Она была убедительной. Пространство не слепило — оно убеждало. Воздух загустел и стал упругим, как мысль, в которую не хочешь верить, но она слишком точна. Дуга света соскользнула внутрь себя, и в этом изгибе Шэнь увидел… лицо. Свое собственное — как в зеркале, которое смотрит назад, судьбой, а не стеклом.

Второй Шэнь стоял по ту сторону разреза мира. Без шлема, без страха. Взгляд — внимательный, как у хирурга, вежливый, как у палача. Он поднял руку — но здесь, в нашем варианте причинности, руки не поднимались: жест шёл к нему не через расстояние, а через допущение, будто два «я» способны захотеть одного и того же.

Сирена завыла позже, чем следовало. Любая тревога запаздывает относительно истины.

— Отключить питание! — кто-то успел сыграть роль рациональности.

Питание не послушалось. Поле корчилось, как спазм в языке, которым нельзя сказать слово «граница». На периферии зрения множились темные копии предметов — как будто каждая вещь решила иметь своего свидетеля. Шэнь подумал: «Если отражение живёт вне предмета, кто кому вторичен — объект или взгляд?»

Иными словами: что, если реальность — это просто очень старое соглашение, которое мы подписали, не читая?

Боль пришла с задержкой. Она оказалась не в нерве — в памяти. Сначала зазвенел височный имплант, затем в такт сирене начал мигать голографический бокс аварийных архивов. Экран выплюнул строку: ARCHIVE: MIRROR/ON. HOLDER: SHEN CHEN.

— Кто дал доступ? — спросил он невпопад.

Экран ответил тем, чего не умел: теплом, почти человеческим. И вывел график: поток не падал, а рос. Он подпитывался собой, как легенда, на которую нашли слишком много свидетелей.

Лицо по ту сторону стало ближе. Шэнь увидел едва заметный шрам у брови — у него самого такого не было. Миллиметр биографии, которого он не прожил.

— Ты — ошибка, — сказал не он. Слова пришли с обратной стороны языка.

Он хотел отступить, но подошвы намертво прижались к полу. Разум попытался отделиться от тела, как тень отделяется от тени при вспышке. И отделился. Мышцы остались в лаборатории. Мысли пошли туда, где мигает третья кривая — бесцветная.

Мысль — это способность менять сторону без движения.

Вдруг тишина сорвалась. В комнату вбежали люди. Кто-то схватил его за плечо — касание удалось лишь частично, как рукопожатие через сон. Внешний мир, не справляясь, переключился на процедуру: протокол изоляции, уровень четыре. Слова скользили по поверхности сознания и не оставляли следов.

Шэнь увидел, как второй он — тот, со шрамом, — делает еле заметный кивок. Под кивком скрывалась команда, а под командой — просьба.

«Если мы оба реальны, — подумал он, — наше совпадение — не ошибка. Ошибка — наша прежняя одиночность».

Время стянулось в тонкий звук, как струна, натянутая между «до» и «после». И лопнуло.

Очнулся он не от боли, а от отсутствия её логики. Стены были на месте, но их края слегка двоились, как если бы архитектура решила вести двойную бухгалтерию. В потолке шевелился слабый свет, текучий, как речной иллюзорный поток, который умеет течь вверх.

Экран аварийного бокса светился чужой заботой:

ЗЕРКАЛЬНЫЙ МОСТ АКТИВЕН. КООРДИНАТА: НЕ ОПРЕДЕЛЕНА.

Смысл фразы был чудовищен своей простотой: мост — есть, место — нет. То, что соединяет, возникло раньше того, что соединяется.

Шэнь попытался встать, но прислушался к другой необходимости: зафиксировать мысль, пока она не стала чужой.

— Если граница — это соглашение, — прошептал он в записывающее устройство, — то кто подписал вторую сторону за нас?

Из вентиляции отозвался едва слышный смешок. Нет, не звук — рисунок воздуха. Он сложился в два слоя: в первом прозвучал его собственный голос, во втором — слегка смещённый по тембру и времени.

— Мост открыт с обеих сторон, — сказал «он». — Не заставляй меня приходить первым.

Шэнь поднял глаза. На глянце потолка, между трещинами света, заструился узкий поток — как нитка ртути, распаянная между мирами. Поток дрожал и рос, как аэростат, который наполняет не газ, а решение.

Он понял: мы обычно боимся не неизвестности, а того, что придётся отвечать за открытое. Страх — бухгалтер, надежда — кассир; реальность — их общий сейф.

В коридоре выла сирена — запоздалая, как любой поступок после понимания. Дверь подалась. Люди в сером говорили правильные слова, кивали правильным страхам. Он почти согласился вернуться в «после», когда заметил на стекле отражение, которое не совпадало с движением его головы.

Отражение улыбалось. Чуть-чуть — на ширину одного неподписанного соглашения.

Экран сменил тон и вывел новый счёт:

АКТИВАЦИЯ: ЭПОХА ЗЕРКАЛЬНОЙ РЕКИ.
ВРЕМЯ ДО СТАБИЛИЗАЦИИ: 00:59… 00:58…