Написание романа – очень хлопотное дело. Долгие марафоны, на которых из себя приходилось буквально силой выжимать заветные полторы – три тысячи знаков в день, уже давно лишили творческих сил.
Михаилу Крестоплавскому, мужчине пятидесяти пяти лет, писательство давалось крайне тяжело – он предпочитал науку, притом ту её часть, которая имела дело со временем и пространством. В детстве, он, мальчишка с вечно взлохмаченной копной чёрных, как гудрон, волос, в постоянно мятой майке с героями советских мультфильмов, часами торчал у телеэкрана, раз за разом пересматривая «Иван Васильевич меняет профессию», «Раз-два, горе не беда», «Гостью из будущего», «Там на неведомых дорожках» и другие фильмы, гадая, возможно ли будет когда-нибудь самому отправиться в другую эпоху. Он мечтал увидеть, к примеру, как сражаются с чудовищами отважные богатыри, или же наоборот, ступить на борт звездолёта, полететь на далёкую, никем не исследованную планету, найти там собратьев по разуму и узнать от них тайны мироздания.
Последней каплей, определившей его дальнейшую судьбу, стал сборник рассказов Кира Булычёва, где упоминалась таинственная Эпоха Легенд – временной промежуток, в котором бок о бок с людьми существовали те, кто ныне остался только на страницах сказочных книг. Верить во всё, что пишут фантасты, конечно, не стоило, но советская фантастика предсказала много всего того, чем уже пользовались современные люди, так что эпоха легендарных существ стала для взрослеющего Миши настоящей мечтой. Окончив Бауманский Университет с отличием, Крестоплавский начал воплощать сложнейший проект – построение портала, способного переместить всякого, кто в него войдёт, в любую необходимую эпоху. Каждая копейка оказывалась важна, именно поэтому Михаил начал искать дополнительный заработок. Он в свободное время писал статьи в научные журналы, одной из самых успешных у него стала статья о том, как мировой фольклор повлиял на техническое и политическое развитие человечества. Следующим трудом в списке Михаила стала монография «Дополняя Проппа. Путь к Первой мировой войне сказочной тропой». Параллельно он писал сказки, записывал городские легенды, отправляя их в различные сборники. Над одним таким он и корпел, стараясь выдать связный текст на полмиллиона знаков без пробелов.
Успехи на научном поприще всё сильнее тянули мужчину в древность, с каждым днём приближая тот миг, когда похожий на округлые врата проход в иное время будет закончен.
Изначально планировалось, что портал просто перенесёт Михаила на несколько лет назад и обратно. Это уже было бы огромным прорывом, достойным Нобелевской премии, но то, что случилось, стоило только Крестоплавскому переступить порог лаборатории, не только позволило ему издать роман эпопею на несколько солидных томов, но и навсегда изменило его жизнь и реальность, которую он знал. Яркий свет заливал лабораторию, лучи бледно-голубого света, как паутина, расползались в разные стороны. Казалось, они даже разрезали пространство вокруг себя, заставляя всё, чего касались, медленно таять в воздухе.
Со звуком, похожим на уханье совы, среди света разверзлась всамделишная чёрная дыра, о которой начинающий учёный и писатель только читал, или, в лучшем случае, видел по телевизору.
Какой неописуемый осёл оставил включённым телепорт?
Пока притяжение ещё не так сильно ощущалось, надо было бежать. Захлопнув дверь и ударив по тревожной кнопке, Михаил бросился к выходу, но если бы только он мог исполнить задуманное, здесь можно было бы ставить точку. Увы, у небрежно выброшенного нерадивым сотрудником стаканчика из-под кофе на Михаила имелись другие планы.
Учёный споткнулся. Не успев понять, что именно произошло, он оказался на полу лицом вниз. Ушибленные колени ныли, тёплая, с металлическим привкусом, струйка стекла из разбитого об кафель носа на губу. Пытаясь подняться, Михаил не заметил, как мир за его спиной превращается в кашу из пёстрых образов, чуждых его эпохе звуков и запахов.
А затем подул холодный ветер…
Крестоплавский открыл глаза. Сперва ему казалось, что он ослеп, но постепенно зрение возвращалось, являя картину настолько чуждую человеку двадцать первого века, насколько вообще возможно. Вокруг, куда бы ошеломлённый Михаил ни оборачивался, простирался город, окружённый белоснежной стеной. Кусты, усыпанные цветами и ягодами так, что найти на них зелёный лист становилось непростой задачей, росли из жирного чернозёма и доставали почти до середины стены в высоту. То тут, то там под ними что-то белело.
Михаил ощупал себя. Ссаженная кожа на коленях, и, как выяснилось, на левом локте, разбитый нос, но вот только голова не болит, хотя должна была явно, от такого удара! Это что же, портал сработал, и его перенесло в древние времена? Белокаменные дома, украшенные узорами, очень напоминавшими коловраты и квадраты Перуна, сразу давали понять, что проектировщики и строители портала ели свой хлеб не зря.
Пошатываясь, Крестоплавский встал. Итак, он в другом времени, а может, даже, в другой реальности? И попал он сюда не добровольно, а из-за сбоя в работе портала. Как же теперь назад вернуться?
Не успел он сделать и пяти шагов, как сзади донёсся возглас:
– Смотрите, люди добрые! Блазень! Блазень ходит средь живых!
Сердце от страха сделало кульбит. Михаил совсем забил, что переодетый в привычный для лаборатории белый халат здесь он смотрится как белая ворона, в самом худшем смысле этого слова, или, как блазень, что, если ему не изменяла память, в старину значило «призрак»!
– Э-э-э…я…
Попаданец обернулся. На него, укоризненно качая головой смотрел длинноволосый громила в кольчуге, выглядевшей, правда не совсем привычным образом – традиционные железные кольца на груди уходили под щит с изображением белой башни, над которой вставала щербатая чёрная луна.
– А, кажется, понял. Юродивый, да? Баять по-нашему не обучен? Был у нас один такой недавно, обещал, что светило наше на головы люду свалится! Говорят, спитали его пардусам!
Михаил почувствовал, как по спине начинают бежать мурашки. До этого откровения, он был бы рад притвориться юродивым, чтобы его внешний вид не вызывал ненужных вопросов, но перспектива быть скормленным гепардам (именно их, как помнил Крестоплавский, в старину называли пардусами) совершенно не радовала!
Значит, стоило вести себя тише воды, ниже травы и не попадаться на глаза мордовороту в кольчуге! Благо, большая часть и без того немногочисленного встреченного народа итак поспешила скрыться от неожиданного гостя.
Михаил прошёл по длинной улице, вымощенной тем же белым камнем, из которого состояли стены, и приметил ещё одну деталь, показавшуюся довольно странной.
Город такого размера по меркам Древней Руси должен был кипеть жизнью. Однако белокаменный городище пустовал больше, чем наполовину – находить в нём безжизненные улицы не составляло особого труда.
Из открытых окон приземистого строения, коим кончалась выбранная Крестоплавским улица, доносилась разухабистая музыка, прерываемая громким звериным рычанием. Мужчина бы прошёл мимо, но его внимание привлёк яркий огненный сполох, промелькнувший в окне.
Михаил заинтересовался тем, что там происходит, и осторожно приоткрыв дверь, вошёл.
Строение оказалось шалманом. Сутулый старик с красным, похожим на картошку, носом разливал по выточенным из дерева кружкам варево, пахшее мёдом, ягодами и спиртом. Стоявший совсем рядом с жбаном, наполненным тем, что пили посетители, Крестоплавский отчётливо ощущал все оттенки запахов, и даже, казалось, ощущал на языке вкус. В тёмном углу уже валялась поломанная братина с остатками похожего напитка, вытекавшими на тёмный деревянный пол.
В любое другое время, выросший в интеллигентной семье Михаил унёс бы ноги из подобного места, но здесь он увидел шанс хоть немного приоткрыть завесу тайны над тем, куда именно он попал. Да, некоторые из присутствующих вели себя достаточно агрессивно, но выбора особо не было – на улице тоже могли поколотить, насторожившись из-за необычного для эпохи внешнего вида. Тут же, подвыпившие с развязанными языками, могли дать напутствий, прежде, чем выпнут в прямом смысле слова.
Крестоплавский огляделся. Сперва требовалось найти местные деньги – вряд ли билеты банка России из двухтысячных годов здесь могли кого-то соблазнить.
На засаленном полу можно было найти мелочь, если присмотреться. Монеты не блестели, они вообще, представляли собой деревянные просмоленные кругляши с вырезанными цифрами. Пока что Крестоплавскому удалось найти монеты достоинством 1, 2 и 3 (рубля?).
Собрав небогатый улов, Михаил купил кружку местного напитка. Пить неизвестный алкоголь сомнительного качества совершенно не хотелось, но это был единственный шанс втереться в доверие к посетителям.
Пока что всё получалось – вскоре за стол к Михаилу подсел рыжий паренёк с немного крысиными чертами лица. Улыбаясь во все два оставшихся зуба, он бросал взгляды на кружку попаданца, явно намереваясь пригубить и оттуда.
– Как тебя звать-то, чей будешь? – поинтересовался рыжий, – И зачем ты на себя скатерть натянул?
– Никакая это не скатерть, а плащ странника из дальнего края государства, – нашёлся Крестоплавский, – Я странствую по всей Руси в поисках… в поисках…
В голову, как назло, ничего путного не приходило, кроме сцен из жизни, отделённой от этого странного города сотнями, если не тысячами лет. Если Михаил – странник, откуда обычно они приходят? Может, из Хоббита что-нибудь брякнуть? Хотя, вряд ли они тут про эльфов или орков знают!
– Золота! Я Я многих разбойников повидал, со многими сразился, а их добычу себе забрал!
– Неужто, всех? И ни один тебя дубиной не ошеломил? Я – Всеволод, меня весь город Соловьём кличет!
Крестоплавский оглядел представившегося. Тот произносил букву С шепеляво, изо рта вылетали капельки слюны. Если и назвать его в честь певчей птицы, то только в шутку!
– Соловей? Часом, не Разбойник? – Михаил невольно улыбнулся.
– Да какой, к лешему, разбойник? Было однажды, пошёл я в Сохатый бор, это в полверсты от северной стены, так меня там как Сидорову козу отодрали!
Зазнобоград остался позади. Впереди простирались поля, жужжали похожие на мохнатые бочонки шмели. Цветы с яркими головками постепенно закрывались в бутоны, покачивавшиеся на ветру.
И всё же, идти было боязно. Кто знает, какие ещё нестыковки с древностью могут таиться в лесу? А за ним?
Первый неприятный сюрприз поджидал идущих уже посреди поля – идти стало практически невозможно – каждый шаг давался с таким трудом, будто к ногам кто-то привязал огромные валуны. Цветущая гречиха росла всё гуще, приходилось тратить драгоценные силы на то, чтобы раздвигать её и делать шаги.
– Проклятое поле, – отозвался Всеволод, – В лесу легче будет, там ягоды знаешь, какую силу дают? Ежели медведь на нас выскочит, мы его одним ударом оземь сразим!
Михаил покачал головой. Он не стал спрашивать, почему же его новый знакомый тогда не съел эти чудо-ягоды и не победил разбойников, которые якобы, его побили?
Может, потому, что их и не было? А впереди ждёт, к примеру, жертвенный камень, на котором он – жертва для высших сил?
Жаль, после прогулки через поле придётся долго лежать пластом, в ожидании, когда не то, что силы вернутся, а когда вообще можно будет сделать что-то более полезное, чем просто пошевелить пальцем!
Как будто обычного зачарованного поля было мало, местная природа решила преподнести ещё один неприятный сюрприз – незаметно всё вокруг скрылось в сером тумане. Сперва тонкий, как кисея барышни, он становился всё гуще, пока не пришлось идти буквально на ощупь. Пройдя ещё немного, Михаил зацепился за что-то и упал, выставив руки вперёд. Пальцы нащупали что-то тонкое и твёрдое. Поднявшись на ноги, он обнаружил, что находка довольно лёгкая, но что это такое, пока рассмотреть не удавалось.
Всеволода ужалил шмель, когда он неосторожно ухватился за какое-то растение.
– Как думаешь, мы идём правильно? – поинтересовался Михаил, – Мне уже кажется, что мы бродим тут вечность!
– Главное, не сворачивай никуда! Смотри, видишь, туман впереди немного более тёмный? Это хорошо, значит, впереди уже лес! Осталось немного!
И правда – стоило отвоевать у проклятого одичалого поля ещё несколько пядей, как в нос ударил запах хвои, туман осел, а истраченные силы вернулись одним махом так, что захотелось бегать, прыгать, махать руками, как одержимый, но Крестоплавский сдержался – ибо несолидно.
Зато теперь, когда не стало тумана, можно было сколько угодно рассматривать то, что попалось на поле.
Два начисто обглоданных ребра. Кое-где на костях виднелись тонкие отметины, словно от зубов, но у кого они могут быть настолько мелкими, чтобы походить на точки, непонятно.
– Чего смотришь? Кости это человечьи, – произнёс Всеволод, словно с усмешкой – У тебя внутри такие же! Не всем дано живыми перейти через поле близ Зазнобограда, говорил же, тут гиблая земля! Выбился из сил, упал, преставился. Пчёлы быстро пожрут, одни кости останутся! Пошли в лес, там ещё интереснее! Там Алатырь-камень!
Попаданец сперва хотел выкинуть в сторону страшную находку, но потом всё же аккуратно положил её возле тропинки, ведущей в лес.
Встающее солнце бледно освещало сплетённые кроны деревьев, похожие на изъеденный молью зелёный ковёр. По стволам сновали муравьи, а из травы тут и там торчали шляпки ядовитых грибов. Ещё никогда Крестоплавский не видел, чтобы мухоморы, поганки и свинушки, и ещё масса грибов разных форм и расцветок, росли настолько кучно, и чтобы между ними не попадался ни один съедобный гриб, даже самый завалящий!
– Смотри, сколько ядовитых грибов! – произнёс он, обращая внимание собеседника на то, что росло у них под ногами.
– Ага, тут земля особенная, она рождает ядовитые грибы охапками! Столько земли пропадает! Тут и ягоды, в основном, опасные – вот иргу знаешь? ягода-то вкусная, только в этом лесу она на некоторых кустах стала горькой и ядовитой – съешь такую – никакой лечебный сбор не спасёт! А вот этот гриб видишь? Коричневый, в белых пятнах? Это – олений гриб, вроде, безвредный, кто умеет готовить, рассказывал! Но на этой земле я и его бы тронуть не осмелился!
Указанный гриб, и правда, выглядел весьма аппетитно, но путники двинулись дальше.
Несмотря на то, что Михаил всегда был ребёнком бетонных джунглей, родители часто отправляли его в деревню, где дед, больше похожий на вылезшего из берлоги косматого медведя в рыбацкой жилетке со множеством карманов, часто водил его в лес и показывал, какие бывают растения и грибы, как отличать зверей по следам, помёту, когда в лес лучше вообще не ходить, если нет желания познакомиться с трубящим лосем. Это дед рассказывал, что можно взять неизвестный гриб, положить его в воду вместе с луковицей и посмотреть – если та посинеет, грибы можно смело отправлять на помойку. Ещё можно было лизнуть ножку свежесорванного гриба – если во рту становилось горько, значит, как бы ни старался ядовитый притвориться съедобным, у него не получилось. И про перевоспитание улья диких пчёл домашней маткой, и как делать поделки из высушенного репейника.
За разговорами мужчины не обратили внимания, насколько быстро лес превратился в дикий непролазный лабиринт. Почва под ногами пружинила, покрытая тёмным мхом. Жирная, блестящая жаба выскочила из куста волчьей ягоды почти под ноги идущим.
– Ещё немного, и дойдём! – пообещал Всеволод, – Я уже узнаю вот эту тропинку!
Где рыжий охотник за мифическим камнем увидел среди стволов, крапивы и камней тропинку, оставалось за гранью понимания – по проходимости лес оказался немногим лучше поля, спасибо хоть, силы не отнимал!
Неудивительно, что искомый камень Михаил сперва принял за поросшую мхом кочку, и едва не переступил, благо его остановил громкий вскрик на весь лес:
– Вот он! Вот, смотри, не правда ли, он стоил того, чтобы идти за ним за тридевять земель? Камень, повелевающий временем! Урожаями! С его помощью можно будет навсегда забыть о долгих лютых зимах! И о голоде! И даже о смерти!
Из уст Всеволода ещё долго мог бы изливаться бурный поток слов, если бы Михаил его не прервал:
Обходить гречневое поле оказалось не только долго, но и опасно – Михаил уже успел проклясть не только тропинку, огибавшую казавшееся бездонным ущелье, но и своё желание отправиться в другую эпоху. Какой бы странной, временами нелогичной, по его мнению, не была окружающая его действительность, в ней приходилось отслеживать каждый шаг, дабы не отправиться на тот свет. Несколько раз уже под ногами земля начинала осыпаться в покрытую туманом неизвестность внизу, и только хорошая реакция, натренированная бесконечными пионербольными тренировками в лагере, спасала Крестоплавского и позволяла вовремя отпрыгивать в сторону.
– Ты уверен, что больше не было абсолютно никакой другой дороги? – поинтересовался он у Всеволода, шедшего вперёд так, словно перед ними простиралась широкая дорога большого города.
– Уверен, даю зуб!
– У тебя их итак уже немного, дораздавался, – пробормотал себе под нос Михаил, вспомнив, как попутчик умудряется коверкать даже собственное имя.
Наконец, тропинка круто свернула вправо, прочь от ущелья, и, кажется, стала немного менее сыпучей.
– Осторожнее, Бурунные Топи близко! – предупредил рыжий, перепрыгивая с камня на камень. Он не пытался хорохориться, показывая насколько ловкий, просто довольно быстро более удобного пути не осталось – острые серые камни выступали из земли, становясь всё больше. Вскоре они уже поравнялись размерами с валунами. На один такой Михаил вскарабкался, будто на скалодроме, То, что открылось его взору, поражало.
Далеко впереди простирались Бурунные Топи. Тёмно-коричневая жижа, похожая на растаявший шоколад с запахом канализации, пузырилась, испуская в воздух с каждым новым лопнувшим пузырём всё больше едкого смрада. Над вздувающимися бурунами поднималась сосна с настолько широким стволом, что чтобы её охватить, понадобилось бы собрать здесь всё население города, из которого Михаил вышел в путь, казалось, ещё вчера.
– Что ты там увидал? – поинтересовался Всеволод.
– Кажется, нам дальше дороги нет. Там такая хлябь, что утопнуть в ней проще простого!
– Это так кажется! Я много раз тут ходил, просто следуй за мной, как верный пёс, и ты точно не провалишься!
Не без опаски, попаданец опустил ногу на землю, ставшую немного мягче, чем тропинка вокруг ущелья. По ней ещё можно было идти, но подошвы уже отлипали с неприятным чавканьем.
– Забыл сказать, здесь в земле ямы, поговаривают, их местные полозы роют, так если такую яму в покое оставить, топь её затянет, сверху-то, а снизу всё одно, дыра глубокая! Наступишь в такую, полетишь прямиком в змеиное логово! – как бы невзначай бросил рыжий.
Предупреждение пришлось как нельзя кстати – не зная, где именно наружу выходили норы, сказать, куда наступать опасно, было невозможно. Казалось бы, помогать должны были буруны, которые не могли лопаться над оставленными под землёй пустотами, да вот только, стоило достаточно большому зловонному пузырю лопнуть, как жижа вокруг рябила. Приходя в движение, она сбивала с толку,
Особенно пугали Крестоплавского змеи. Ещё в начальной школе он ходил в поход с ночёвкой с классом. Видя в этом отличную возможность прогулять два дня школьных занятий, мальчишка с радостью записался одним из первых. По пути в леса Истринского района, учительница в красках рассказывала, что в лесу можно, что нельзя, а к чему ни в коем случае не прикасаться.
– Дети, если видите на дороге что-то чёрное, похожее на сухую ветку или резинку, лучше обойдите это стороной. Это называется гадюка Никольского, она же истринская чёрная гадюка. Змея очень ядовитая, но если её не трогать и не дразнить, она вас не тронет!
Объяснение сопровождалось фотографией свернувшейся в калачик угольно-чёрной змеи. Михаил до сих пор помнил, как на него, почти с вызовом, смотрели глаза с вертикальными зрачками.
Всё бы обошлось, да только всё необходимое для похода несли с собой в мешках с чёрными верёвками, плетёные и не особенно гибкие, они напоминали видом ту самую гадюку Никольского.
И это не могло закончиться хорошо.
Расположившись в чаще на брёвнах вокруг костра, дети и учительница приготовились к ночлегу, и тут обнаружилось, что самый большой мешок с консервами, всеми позабытый, валяется в зарослях крапивы.
– Мишенька, принеси, пожалуйста, мешок с консервами, – попросила учительница, и мальчик пошёл, не обратив внимания на то, что двое задир идут следом за ним, многозначительно переглядываясь. Один сжимал в руках рогатину, которой неспешно ворошил траву, стараясь не привлекать внимания.
Миша уже тащил мешок назад. Он не заметил, как рогатина легко коснулась его плеча.
– Эй, Крестопалка, а чегой-то у тебя верёвка от мешка на плече? – послышался насмешливый голос, – Аккуратнее, а то как обовьётся!
Внезапно Миша почувствовал, что по плечу у него что-то ползёт. Судорожно схватив себя за плечо, он почувствовал под пальцами чешую. С ужасом рванув руку на себя, мальчик увидел, что держит длинную чёрную змею, злобно шипевшую на него.
Только чудом в тот день удалось избежать укуса. Хулиганов ждал выговор, а по возвращению в школу с ними начала разбираться директриса, за грозный вид названная Жабовной. Один окрик от неё заставлял даже самых отъявленных сорванцов встать по стойке «смирно», а уж нотация длиной в час, казалось, могла превратить маньяка в монаха.
После того злополучного похода, Михаил начал бояться змей. Сейчас, смотря на неприветливый пейзаж перед собой, он уже представил, как его нога медленно, но верно погружается в холодную вонючую жижу, как огромные змеиные тела обвиваются вокруг него и тянут вниз, вниз, во тьму, где непременно ждут залежи иссохших старых черепов…
Крестоплавского передёрнуло. Страх мешал идти вперёд, но поворачивать с каждым отрезком пути становилось всё опаснее – эта дорога должна была вернуть путников в город. Повернув назад, придётся не просто столкнуться с ущельем, но и нарваться на лесных разбойников, туманом и чёрт знает, чем ещё. Здесь же надо просто довериться напарнику и пройти топь.
Учёный вздохнул и собрался с силами. Он пройдёт топь, чего бы ему это не стоило!
Первые несколько шагов, хоть и приходилось по-заячьи петлять, дались нетрудно, но затем начались настоящие трудности – Михаил не заметил, что под грязью скрывался отросток корня. Под него угодил мысок ботинка, и, несмотря на то, что мужчине удалось не упасть, он завяз в грязи.
За всё время странствования, Михаил ещё не видел нового знакомого таким испуганным – Всеволода бил колотун, он дрожал как осиновый лист, а на вопрос что случилось, твердил, что не стоило им со змеем связываться, ибо обрекает их гад хитрый на верную погибель.
– Ты чего боишься? – попытался, как мог, утешить его Михаил, – Бер – это же медв… я имею в виду, крупный зверь, тяжёлый, как он по такой грязи и змеиным норам сюда проберётся?
Учёный вовремя осёкся, вспомнив, что вряд ли здесь знают, что такое «медведь» – слово пришло значительно позже, но вот, почему, вспомнить никак не удавалось.
– Не произноси его имени! Он услышит и придёт!
– Не произносить слово «бер»? – поинтересовался Крестоплавский, – Прошу прощения, а как тогда назвать бурое, на четырёх лапах, косматое существо?
– Да, не произносить, уж лучше, «ком»! Там, откуда ты пришёл, кому первый блин на Комоедицу отдают? Вот так и называй его!
Михаил призадумался. Про блины он слышал только, что они бывают комом, то есть, первый блин никогда обычно не получался красивым, пышущим жаром и похожим на солнце, скорее его легко можно было спутать с непропечённым комком, вот отсюда и название. Про то, что первый блин в старину полагалось отдавать комам, то есть, медведям, он не слышал!
Но, как очень скоро выяснилось, назови бурого лесного обитателя хоть «комом», хоть «бером», хоть непривычным для этих краёв «медведем», мало что поменяется. Если уж уготована судьбой с ним встреча, зверь обязательно придёт.
Змок хитрым был царём. Отправив гостей своих за головой бера, знал он, насколько опасен будет их путь. Змеи, жившие в топях, без устали следили за тем, чтобы добытчики не свернули с пути. Помнил царь змей, с чего начиналась его охота до редкостей различных…
Много лет назад, там, где теперь Бурунные топи бурлили, стояла деревня, и жили в ней искусные змееловы. Самым старым, а посему и опытным среди них слыл поджарый да высокий Нелюб. Однажды прознал он, что по деревне змей опасный ползает, скот ядом травит, да кровь тёплую пьёт из ещё живых тел. Решился тогда змеелов старый изловить эту напасть. Взял он короб из коры крепкой, съестного в дорогу и пошёл к реке, что за деревней начиналась. Поговаривал народ, что там, на реке этой, звавшейся Горень-рекою, логово змеиное было, откуда гад кровососущий приползал.
На берег Горень-реки постепенно опускались вечерние сумерки. Тихо, так что ни одна травинка не шелохнулась, вышел змеелов Нелюб на излучину. Увидал он тогда, что берега уже кишели змеями, от мала до велика. Схватил старец посох, орлиной головой увенчанный, что сам вырезал из ствола ели смолистой, да и наловил гадов полон короб. Шипели они, видно, проклятия ему посылая, и вот, среди высокой травы приметил Нелюб маленькую зелёную, почти неприметную, змейку. Опёрся он на посох, наклонился, чтобы лучше её рассмотреть, а змея вдруг промолвила человечьим голосом:
– Не губи меня, старец, я – простой гад речной, умысла дурного не имею. Ежели пощадишь меня, поведаю тебе об острове далёком, комом обойдённом, кречетом окружённый, надёжной силою из моря-океана поднятом. Отправляйся туда, и найдёшь ты то, чего жаждет твоя душа. Там деревья железные самоцветами алыми сочатся, золото с дубов-великанов спадает звонкое, по лугам бескрайним кони быстроногие скачут, а в теремах, что крепче камня любого, девки красные дожидаются. Дойди туда, и всё это твоим навеки будет, да только знай, что остров этот непростой – ведёт к нему дорога, как волос тонкая, как лезвие, острая, пойдёшь неспешно – она ноги твои до кости рассечёт, пойдёшь быстро – унесёт тебя океан бурный, отобедает рыба-кит, да и выплюнет остов твой в волну пенную.
Прислушался Нелюб, да и смекнул, что драгоценностей, которые на далёком острове покоятся, хватит, чтобы безбедно жить-поживать много лет. Снарядился он тогда в долгий путь. Шёл змеелов много лун, питался дикими травами да зверем лесным, пока не дошёл до берега синего моря. Вдруг видит – а на водной глади дорожка мерцает, тонкая, как волосок. Ступил тогда на неё Нелюб, и правда – удержала его воды морские, не дали пойти на дно! Вспомнил он наказ змеев, чтобы не медлил он, да и быстро не ступал, а ноги уж жжёт тропа тонкая, всё глубже в лапти врезается!
Долгой тропа через море-океан оказалась. Волны гневались, набрасываясь на Нелюба, точно чёрные люты. Алая тягучая кровь падала в воду, но старец продолжал идти, пока не оказался на большом острове. Там его встретили три зверя – рысь лесная, ком могучий да серый волк.
– Чей будешь, старче? – спросила рысь.
Рассказал ей Нелюб, что искал он остров, змеей указанный, богатствами полный. Удивились звери, и поведали о том, что остров этот гиблый, и что сотворил его небесный дракон, змию подобный. И что стоило неосторожному страннику пройти по тонкой морской дороге, как она исчезнет, словно её и не было, а путь назад не каждое судно выдержит…
Сосна оказалась очень большой, чтобы дотянуться до дупла, понадобилось карабкаться по стволу, сдирая кожу с рук. Всеволод, как более лёгкий, стоял на плечах Михаила и старался вытащить из дупла череп медведя. Острые зубы вонзались в кожу, на клыках уже виднелась размазанная кровь, отчего чудилось, что дух бера продолжает и после гибели охотиться.
Череп вытаскивался очень медленно и неохотно, сосна словно бы не хотела отдавать страшный клад, ставший за много лет с ней одним целым.
Слышался треск коры, вот из дупла уже показалась наружу морда, но внезапно Всеволод почувствовал, что падает. Вины Михаила, обещавшего поддерживать друга, в этом не было – мужчина сам упал в грязь, потеряв равновесие.
Сильный подземный толчок заставил насторожиться. Да, в Бурунных топях водились громадные змеи, но они ползали по тоннелям, плавно и осторожно, не вызывая никаких толчков. А тут словно бы кто-то крупный и неуклюжий с силой стремился вырваться из-под земли.
Если судить по силе, с какой трясло землю, этот кто-то сильно превосходил в размерах всех виденных здесь полозов!
С ужасом в глазах Михаил наблюдал, как дерево, явно прожившее больше сотни лет, вылезает из бурлящей грязи. Мощные корни, напоминавшие шеи драконов, вздымались всё выше, и то, что открывалось взору, пугало больше, чем любая ядовитая змея.
В нос ударил запах звериной шкуры, смрад гнилого мяса и перегноя. Сосновые корни обвивали тушу настолько большого медведя, что тот мог бы дать фору слону. Тело зверя покрывали раны и язвы, однако вместо крови из них изливался тусклый синеватый свет. Точно такой же исходил из левой глазницы – в правой ещё сохранился заплывший гноем глаз, хотя в условиях болота это казалось невозможным. Покрытые грязевой коркой изогнутые когти запросто могли бы пропороть даже металл, если бы он каким-то образом сюда попал.
А уж с какой лёгкостью восставшее из мира нави чудовище разорвало бы вторгнувшихся в его владения людей, и думать не хотелось.
Отряхнувшись, зверь медленным шагом двинулся на Всеволода, судорожно сжимавшего в руках страшную находку.
– Го…го…говорил же, нельзя упоминать бера, он услышит и придёт, даже из мира нави! Помогите!
Крестоплавский не понимал, что делает. Нашарив в грязи упавшую с сосны шишку, он запустил ею в голову чудовища. Раздался глухой стук – импровизированный «снаряд» попал точно в цель. Массивная голова медленно, словно в замедленной съёмке, повернулась. Казалось, бер-исполин разглядывал Михаила с интересом – кто этот лилипут, который посмел кинуть в него шишку? Разорвать!
Подземное змеиное царство содрогалось под лапами могучего медведя. Изображавшая опоясывающего гору Уробороса мозаика сыпалась с потолка, словно колкий дождь. Змок поднял голову и злобно прошипел подданным, чтобы они посмотрели, в чём дело.
А посмотреть было на что – одним ударом медведь с сосной на спине поднял грязевую волну с камешками, мелкими ящерками, тиной и змеиными костями. Она сбила с ног Михаила, и тот с ужасом осознал, что начинает тонуть. Теперь он уже жаждал того, чтобы змеи приползли и вытащили его.
Всеволод почувствовал, как тело само собой начинает обороняться – вот, он только увидел, как в бою от сосны отламывается толстый сук, а вот – уже хватает его и бежит наперерез восставшему из мёртвых медведю. С хрустом и бульканьем находка входит ему в бок.
Бер взревел, не столько от боли, сколько от ярости. Поднявшись на задние лапы, он крутанулся вокруг своей оси, заставив рыжего разжать руки и отлететь в сторону.
Из жижи под лапами высунулась треугольная змеиная голова. Блестящее, в разводах грязи тело полоза оплетало медвежьи лапы, тянуло грузное тулово вниз. Неподалёку выползли ещё пять змей и вместе накинулись на косолапого. Тот взревел и попытался высвободиться, но крепкие тела лишали возможности двигаться.
С трудом вставший после падения Всеволод подхватил выроненный череп и заметил, что к нему ползёт змея. Заметив искомую вещь в его руках, она будто бы еле заметно кивнула и повернулась в сторону разверстой норы. Рыжий подмигнул змее, а затем прыгнул в сырую мглу.
Михаил не стал дожидаться, пока громадный израненный и очень злой медведь высвободится из объятий подданных Змока. Проскользнув в первую попавшуюся нору, он полетел вниз по крутому подземному спуску.
Усталые и грязные, охотники за черепом стояли в освещённом змеиными чарами зале. По обеим сторонам от них вытянулись снизу вверх, полозы.
– Добыли ли вы мне главу берову? – спросил Змок, растягиваясь на троне.
– Добыли. Возьми же её, царь змеиный! – Всеволод протянул череп змею.
– Хвала вам, искатели. За службу бравую дарую чешую вам змиеву!
Протянул Змок ладонь, и сверкнула в ней лазурная переливчатая чешуйка.
– Силу она дарует, что всяк щупл враз сделается умелей ратника любого!
Михаил взял дар змея, поблагодарил и спрятал в рукаве.
– Ступайте с миром, и лихом не поминайте, мирные мы создания! – напутствовал змей.
Покинув зелёный подземный дворец, двое направились в сторону белокаменного города, надеясь, что больше не встретят на пути никаких испытаний…