
Аннотация:
– Эджения, берешь ли ты в свои мужья и господины Натаниэля, дабы…
С тех пор, как год назад Евгении начал снова и снова снится этот странный сон, она слышала этот вопрос уже дюжину раз.
И эту же дюжину раз она недоуменно-язвительно интересовалась:
– Куда-куда беру? В господины?! – вслед за чем, дабы подчеркнуть всю нелепость подобного предложения, разражалась гомерическим смехом: – Аха-ха-ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха! Ну уж нет! Разумеется, нет! – дважды повторяла она своё категорическое «нет». Просто, на всякий случай, дабы быть уверенной наверняка, что её все поняли чётко, определенно и однозначно.
Однако её снова и снова не понимали и каждый раз уточняли...
– Ка-а-ак «нет»?! – удивленно-растерянно восклицал священник.
– Ка-а-ак «нет»?! – эхом вторила ему многочисленная толпа.
В тексте:
1. Попаданка
2. Академия боевых драконов
3. Магический детектив
4. Дворцовые интриги
Дорогие читатели,
Это совершенно отдельная история, не имеющая ничего общего с циклом Настоящее Новогоднее Чудо.
Единственное: победа добра над злом и в этой истории тоже случится не без помощи небожителей: Арона и Вари.
Пролог
Влетев в маленькую кухоньку, злющий, как тысяча голодных псов, у которых только что из-под носа утащили кусок мяса, глава Межреальностной Службы Искоренения Аберраций застал настолько идиллическую картину, что начисто забыл о том, с чего это вдруг он так разбушевался.
– Дядя Эрмий, блинчики с творогом будешь? – поинтересовалась у него хорошенькая, лет этак пяти, с подхваченными обручем золотистыми кудряшками до плеч, зеленоглазая маленькая фея в пижаме.
– Э-эээ что? – растерялся Эрмий.
– Блинчики, – покровительственно, словно разговаривала с потерявшим слух стариком, громко повторила маленькая фея, с самым важным видом кивая головой на ложку с творогом, которую она держала в руках. – У нас сегодня на завтрак блинчики с творогом. Я готовлю, а Арон мне помогает! – торжественно объявила она.
Стоящий у плиты высокий и худой помощник перевернул блин и поднял руку, приветствуя гостя.
– Привет, шеф! Раз уж пришёл, с тебя кофе!
Уже пришедший в себя и потому вспомнивший, для чего, собственно, он разыскивал этих двоих Эрмий, возмутился:
– Какой ещё, к демонам, кофе?!
– Тот, который вы – нам, а мы вам – блинчики с творогом! – деловым тоном пояснила златовласка.
– Из кофеварки, возле которой ты стоишь, – подсказал Арон и указал рукой в направлении автомата. – Я надеюсь, ты помнишь ещё, как ею пользоваться?
– Зря надеешься! – сварливо парировал Эрмий. – Даже, если бы я помнил, как ею пользоваться, я скорее разбил бы её тебе о голову, чем приготовил ТЕБЕ кофе! Не строй из себя идиота Арон, ты прекрасно знаешь, зачем я сюда пришел!
– С каких это пор, проявлять гостеприимство, означает строить из себя идиота? – удивленно вопросил Арон и, в поисках поддержки, посмотрел на маленькую золотоволосую фею.
Та пожала плечами и, в недоумении округлив громадные зеленые глазища, укоризненно посмотрела на гостя.
– Вот только не надо делать идиота с меня! – оскорбился тот и, достав из кармана кристалл памяти, поставил его на стол и активировал.
На белоснежной поверхности холодильной камеры тут же появилось изображение.
Празднично украшенные улицы. Толпы нарядно одетых людей, заполнивших пространство дворцовой площади не только на земле, но и над землей, в том смысле, что народ заполонил собой все смотрящие на площадь балконы и даже крыши.
Наконец, заиграла торжественная музыка, и на широкий балкон в окружении свиты и зорко следящих за толпой стражников вышел одетый в белоснежный мундир рыжеволосый мужчина. При виде которого толпа буквально взорвалась восторженными криками и рукоплесканиями.
Всем своим видом демонстрируя благодушие, самодостаточность, надежность и уверенность Великий Король объединенных драконьих земель Кинварх Златокрылый приветственно помахал своему народу.
Народ в ответ на это взорвался ещё более радостными и громкими возгласами и аплодисментами, которыми, однако, Великому Королю стоя наслаждаться не позволили.
Точнее, не позволила одна единственная неизвестно откуда появившаяся девица, которая с криком: «Берегись!» прыгнула прямиком на Его Величество и, сбив его с ног, завалила сквернавка этакая… не на тёплый и мягкий коврик, а на твёрдый и холодный мраморный пол! Более того вместо того, чтобы сразу же слезть с монарха, дабы позволить лекарям заняться его ушибленной головушкой и спинкой, она продолжила на нём лежать, словно это не Великий Король был, а самый обычный коврик.
– И долго вы ещё будете на мне лежать? – К чести Его Величества, голос его был спокоен и даже вежлив. Правда, и спокойствие и вежливость эти были настолько по-королевски холодными, что у всех, кому когда-либо доводилось слышать такой его голос, холодело в душе. У всех, кроме этой девицы. Во всяком случае, с коврика, пардон с Его Величества, она даже и не подумала слезть.
– Я не лежу на вас, а прикрываю вас своим телом, Ваше Величество! – мало того, что, не извинившись, так ещё и с упрёком в голосе объявила девица.
– Вы это о чём? – недоуменно переспросил монарх, начиная подозревать, что головой он ударился намного серьёзней, чем изначально подумал. Кроме как галлюцинацией, он больше никак не мог объяснить себе лежащую на нём девицу. Хотя бы уже потому, что лежать на нём ей бы не позволила его охрана.
Глава 1
Эджении не спалось.
Как бы она ни взбивала и ни укладывала подушки, они словно бы были набиты ни лебяжьим пухом, а еловыми шишками. Несмотря на настежь раскрытую балконную дверь и довольно прохладную ночь, ей было невыносимо жарко и душно.
Завтра, наконец-то, сбудется её самая заветная мечта. Так откуда же тогда этот страх? Что её тревожит?
Сколько Эджения себя помнила, она всегда была влюблена в Кинвета Золотокрылого. С их первой случайной встречи. Её отец не был одним из приближенных к Повелителю Золотокрылых драконов, а потому эта встреча долгие годы оставалась первой и последней. Кроме того, Эджения всегда знала, что Кинвет для неё недостижим. Он принц, а принцы женятся только на принцессах.
По этой причине её чувство к Его Высочеству было той комфортной разновидностью чистой, светлой и практически бескручинной любви, которую юные девушки испытывают скорее к придуманному рыцарю, чем к реально существующему человеку, и которая очень часто не выдерживает испытания реальностью.
Любовь Эджении, однако, не просто выдержала, но и стала ещё крепче: реальный повзрослевший и возмужавший Кинвет показался ей даже ещё более неотразимым, чем живший в её сердце идеальный образ.
Да и как мог идеальный образ соперничать с реальным, если реальный Кинвет не просто пригласил её на танец, но и признался, что она покорила его сердце.
Перед мысленным взором Эджении, вновь и вновь за эту ночь, как наяву распахивались широкие двери огромного бального зала императорского дворца и, растерянная и ослепленная она, застывала на пороге, не веря глазам своим…
Тот, кого она долгие годы видела лишь во сне и в мечтах, не просто шёл ей навстречу, он смотрел на неё и улыбался ей.
Когда же он назвал её по имени, Эджения, дабы убедиться, что не спит, отвела за спину руки и больно ущипнула себя за запястье.
Его Высочество шел к ней решительной и грациозной походкой, уверенного в выбранном направлении дракона. Его светло-каштановые волосы отливали золотом. Разноцветные отблески, падавшие от многочисленных огней, драгоценными камнями играли на его пути. Впрочем, Эджения не видела ни их, ни толпу причудливо разряженных юных лордов и леди за его спиной, головы которых были повернуты к ней. Она не могла отвести глаз от НЕГО.
Он приветствовал её низким голосом с хрипотцой. А она посмотрела ему в глаза и словно получила удар под дых.
Его глаза… Они были вовсе не карими, как у всех золотокрылых, а темно-синими, как самые глубины моря. Лимб же радужной оболочки[1]и вовсе казался угольно-черного цвета. Эджения отчетливо ощутила, как взгляд этих глаз проник ей в самую душу, подмечая всё: и её безнадежную любовь к нему и её безграничное, бесконечное счастье всего лишь от того, что у неё есть возможность просто стоять и смотреть ему в глаза.
Она так и приняла его руку, смотря прямо ему в глаза. Точнее, утонув в его глазах.
Играла какая-то мелодия. Именно какая-то… Сердце её билось столь громко, что она её просто не слышала.
Как она не отдавила ноги пригласившему её на танец принцу, она до сих пор не знала. Хотя нет, неправда, всё она знала: Кинвет был потрясающим танцором и очень внимательным и чутким партнером.
Чтобы хоть как-то скрыть своё смущение, она заговорила.
– Мне кажется или на нас и, правда, все смотрят? – спросила она, бросив на принца робкий взгляд из-под опущенных густых ресниц.
Обведя быстрым взглядом зал, Его Высочество беззаботно рассмеялся.
– Нет, вам не кажется, мы в центре внимания. А потому не удивляйтесь, если вдруг начнете получать поздравления от некоторых здесь присутствующих…
– Поздравления? – Изумление её было так велико, что она всё же наступила ему на ногу, – Ох, простите…
Она боялась увидеть в глазах молодого человека насмешку или раздражение, но увидела лишь веселость и… нежность.
– Видите ли, многие тут знают, что я не танцую, – объяснил он.
– В это сложно поверить, вы – прекрасный танцор, – с искренним недоверием в голосе заметила она.
– Разумеется, я – прекрасный танцор, – согласился он, без тени хвастовства в голосе, просто констатируя факт. – По-другому и быть не может, я – же принц, как любит говорить моя матушка. Я имел в виду, что не танцую на балах с дебютантками высшего света.
– Почему? – она не флиртовала, не напрашивалась на комплимент. Ей просто было искренне интересно.
– Потому что до сих пор ни одна дебютантка не была вами, – в буквальном смысле, обласкав её взглядом, ответили ей.
У Эджении пересохло в горле. И всё же она нашла в себе силы, озорно улыбнуться, и насмешливо-скептически заметить:
– Если бы это было так, я была бы на седьмом небе от счастья, но здравый смысл мне подсказывает, что вы это говорите всем девушкам!
Кинвет понимающе усмехнулся и с нарочитой обидой в голосе поинтересовался:
– Иначе говоря, в любовь с первого взгляда вы не верите?
Она-то как раз верила, но признаваться ему в этом не собиралась. Хотя бы уже потому, что он явно не помнит их первую встречу, если считает, что сегодня увидел её в первый раз.
– Нет, не верю, – покачала она головой.
– А со второго? – вдруг спросил он, испытывающе заглянув ей в глаза.
И Эджения забыла, как дышать.
– Не может быть, – прошептала она. – Я думала…
Закончил за неё принц.
– Что я вас забыл?
– Да, – кивнула она и зачем-то добавила: – Ведь прошло столько лет. И мы были совсем детьми. И встречались всего лишь однажды.
– Да, – согласился он с ней. – Мы были совсем детьми. И встречались лишь однажды. И я бы солгал, если бы сказал, что все эти годы носил ваш светлый и прекрасный образ в душе…
«Вот это сейчас было обидно, – подумала Эджения. Однако сразу же сама себя и одернула. – Нашла, на что обижаться?! Ты ему ещё претензию выкати!»
– Но увидев вас сегодня, – продолжал между тем Кинвет. – Я вас сразу узнал.
Эджения хотела сказать ему, что она тоже узнала его сразу, но в этот момент прекратилась музыка. И, следуя дворцовому этикету, принц вынужден был уступить честь танцевать с ней другому желающему.
Глава 2
Историю о том, что в юности её мать стала жертвой брачного афериста, который чуть было не оставил наследницу весьма солидного состояния без гроша, Евгения Мартынова, как ей казалось, знала ещё с пеленок. И примерно, с тех же пор она знала, что любой мужчина, пытающийся убедить её в существовании неземной любви, мечтает либо наложить лапу на её деньги, либо прибрать к рукам основанную её дедом и превращенную матерью в транснациональную принадлежащую её семье фармацевтическую компанию.
Посему в том, что Евгения выросла не просто практиком и циником, но и немного параноиком – не было ничего удивительного. Она росла красавицей, но не доверяла комплементам.
Нет, дурнушкой она себя не считала. Она знала, что привлекательна и не стеснялась пользоваться своей внешностью. Но она определенно и точно не была из тех, кто «любят ушами». Впрочем, и глазами, она тоже не очень-то любила. Судила только по делам. И нельзя сказать, чтобы строго судила…
Просто настоящей и искренней любовью Евгении Мартыновой, была работа. И ей принадлежало всё её время, все её силы и все её чувства. Она любила свою работу за всё: и за чувство удовлетворения и самодостаточности, которые та ей приносила. И за усталость и волнения.
И работа платила ей абсолютной взаимностью. Из года в год, принося всё больше и больше удовольствия, позволяя Евгении заниматься только тем, что нравится, и вникать только в те вопросы, которые были ей интересны. Евгения давно уже появлялась на работе, согласно своему собственному расписанию. Давно уже никому и ни в чем не подчинялась, ни под кого не прогибалась и ни с кем не считалась. Будь то рабочие отношения или личные…
И если охотники за её состоянием с таким положением вещей до поры до времени стали бы мириться, то мужчины, которым нужны были не её деньги или компания, а она сама – мириться были не готовы. А потому неизбежно происходило одно и то же: как только заканчивался конфетно-цветочный период, начинались упрёки и попытки её изменить.
А меняться Евгения совершенно не хотела. Нет, не из принципа. Просто не понимала ради чего. Ради того, чтобы оставить в жизни того, кто её и так уже утомил своими упрёками и претензиями? Ради того, кому она не нравится такая, какая она есть? Как бы ни хорош был секс, секс того не стоил. И тем более подобного дискомфорта не стоило общественное мнение. Какое ей дело до тех, кто считает её несостоявшейся из-за того, что ей уже аж сорок шесть, а она, видите ли, не только ни разу замужем не была, но и даже детьми не обзавелась!
Не то, чтобы Евгения была против детей… Совсем не против. И если бы вдруг случилось залететь, она обязательно родила бы.
Но не случилось.
Сначала она думала не судьба, потом пошла проверилась. Просто на всякий случай. И выяснила, что и, правда, не судьба. Она была совершенно и безусловно бесплодна. Нельзя сказать, что известие это её обрадовало, но и трагедией не стало. Она не испытала ни чувства собственной ущербности, ни обиды на судьбу. Её ни разу не посетила мысль ни о бессмысленности дальнейшего существования, ни о том, что она наказана за какие-то там неизвестные ей грехи или, что её, например, сглазили или прокляли.
Для всех этих мыслей Евгения была слишком самодостаточной и приземленной натурой.
Евгения Мартынова не верила ни в гороскопы, ни в приметы, ни в вещие сны, ни в гадания, ни, тем более, в существование неких могущественных потусторонних или божественных сил, способных ей как навредить, так и помочь.
Она всему и всегда в жизни находила рациональные, научно-обоснованные объяснения. В том, числе и своему сну, который ей снился каждое полнолуние в течение последних то ли одиннадцати, то ли даже уже двенадцати месяцев.
Тем более, что объяснялся он очень просто: у каждого свои страхи и потому не было ничего удивительного в том, что ей снова и снова снился кошмар о том, что её то ли насильно, то ли обманом пытаются выдать замуж мало того, что за неизвестно кого, так ещё и этот неизвестно кто – смотрел на неё с откровенным презрением!
Не то, чтобы её это волновало или задевало… Просто подобное поведение брачного афериста, казалось, ей крайне неприличным!
На что он рассчитывал? Что она так и не придёт в себя? Хотя о чём это она? Это же сон.
Её кошмарный сон.
Её страх.
А потому нет ничего удивительного в том, что она видит не то отношение, которое аферист должен был бы ей демонстрировать, а его истинное отношение к ней.
Единственное, что её смущало – это то, что сколько бы раз ей не снился сон – в нём никогда ничего не менялось.
Снова и снова – это был один и тот же алтарь, один и тот же священник, один и тот же «жених» и одни и те же фразы.
Более того, сон каждый раз начинался одинаково, и заканчивался тоже… Точнее, не заканчивался, а обрывался тоже на одном и том же моменте…
В своём повторяющемся каждое полнолуние сне Евгения снова и снова просыпалась в чужой постели. Точнее, не просыпалась, а скорее приходила в себя, упираясь взглядом в купол балдахина, который плавно и размеренно покачивался, словно парус яхты в открытом море в небольшой шторм…
Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда.
В пользу иллюзии яхты, качающейся на штормовых волнах открытого моря, говорили также и всё более нарастающие симптомы морской болезни. Прежде всего подкатывающая к горлу тошнота.
Однако Евгения даже во сне оставалась приземленной, в прямом смысле слова, и посему всегда сразу же отбрасывала эту мысль, как только она её посещала.
После чего закрывала глаза. Делала вдох, выдох. Переворачивалась на бок. И снова их открывала.
Само собой, открывая глаза в этот раз, она уже не видела купол балдахина. Лишь развевающиеся на ветру, словно знамена, многослойные тюлевые занавеси… нежно-розового цвета, ненавидимого ею всеми фибрами души.
Потому узрев также ярко-розовую подушку и белоснежный в ярко-розовых цветах пододеяльник всегда делала один и тот же вывод:
Глава 3
Его Высочество Кинвет Золотокрылый нетерпеливо ходил взад-вперед по портретной галерее его предков, бросая скучающие взгляды на плотно запертые двойные двери Тронного зала, за которыми вот уже, как минимум, полчаса назад исчез старший церемониймейстер.
«Как же это похоже на отца, – мысленно посмеивался юный принц, – сначала приказать немедленно явиться, а затем заставить вызванного предстать пред ясны очи Великого короля, томиться в тревожном ожидании.
Но с ним этот дешевый фокус никогда не проходил, и сейчас тоже пройдет.
Более того, прошли даже те времена, когда он, бродя по этой галерее и корча рожицы предкам, ломал голову над тем, какой из своих многочисленных шалостей он вызвал интерес отца в этот раз. Впрочем, и тогда он не боялся, а лишь сгорал от любопытства.
Кинвет Золотокрылый был единственным сыном Великого короля и после смерти своего отца должен был стать во главе Совета королей-драконов и, соответственно, правителем всех драконьих земель. Этот статус наряду с целым сонмом минусов и ограничений, имел также и свои преимущества: например, чтобы юный принц не натворил – ему никто, кроме отца, не имел права даже и слова в укор сказать. Венценосному же отцу, как водится, было не до шалостей отпрыска, который то и шалил лишь для того, чтобы обратить на себя внимание вечно занятого государственными делами отца.
В этот раз Кинвет точно знал, какой именно из своих «шалостей» он привлёк к себе внимание Великого короля. Вот только, в этот раз он вовсе не пытался привлечь к себе внимание венценосного отца. Да и шалостью, по мнению юного принца, это не было.
Наследный принц Кинвет Золотокрылый в первый раз в жизни, по-настоящему, влюбился. И его любимая ответила ему взаимностью. Что сделало его самым счастливым драконом во Вселенной. И так как быть счастливым ему очень нравилось – Его Высочество решил сочетаться со своей любимой браком!
Воспоминание об Эджении, как и обычно, вызвало на лице Кинвета дурашливую блаженную улыбку. Хорошенькая девочка, поразившее воображение его восьмилетнего, выросла и вернулась в его жизнь, чтобы на сей раз уже сразить наповал.
Когда на балу глашатай возвестил её имя. Оно показалось Его Высочеству знакомым, однако весьма и весьма смутно. И уже одного этого было достаточно, чтобы тут же перестать думать и о том, где он слышал это имя, и о той, кто это имя носит. Но он почему-то не смог. Случайно услышанное им смутно знакомое имя завладело его вниманием настолько, что он не просто обернулся посмотреть, кто же там появится в дверях, а, в буквальном смысле, рванул навстречу таинственной леди Эджении Тенебрис Шелериспе из клана Чернокрылых.
Несмотря на то, что от хорошенькой маленькой девочки, когда-то поразившей воображение восьмилетнего мальчугана, остались только громадные черные глазища, он сразу узнал её.
На лице леди Эджении Тенебрис Шелериспе были удивление и восторг, каковой он не раз видел на лицах девиц, впервые попавших на королевский бал. Завидев который, к слову, он всегда сразу же спасался бегством.
Но почему-то не в этот раз.
Более того, и всё остальное тоже леди Эджения делала также, как и остальные девицы: смущалась, розовела, растерянно хлопала ресницами, теребила кружево, коим был украшен корсаж её белоснежного бального платья, и вздыхала…
Вздыхала так, что грудь её, весьма, к слову, достойная восхищения, так волновалась, так волновалась, что волнение это передавалось и Кинвету…
И он аж настолько разволновался, что вдруг взял и пригасил владелицу груди, поразившей его воображение, на танец.
Нарушив тем самым собственное же незыблемое правило: никогда не приглашать на танец дебютанток! Не то, чтобы Его Высочество имел что-то против дебютанток в целом или в частности, просто пригласи одну, придётся приглашать и другую. А потом и третью и четвёртую и так далее…
«Вслед за чем и оглянуться не успеешь, – рассуждал Кинвет, – он вместо того, чтобы обхаживать на балах иноземных послов и членов Совета, решая в неформальной обстановке важные государственные вопросы, будет занят лишь танцами».
Тем не менее, едва только он обнял тонкий стан этой дебютантки, как все вышеописанные табу и опасения перестали его волновать. Его волновали лишь обтянутая шёлком точенная спинка, изящные пальчики в его ладони и глаза-омуты, в которых он тонул.
Пленившая его воображение грудь тоже, разумеется, волновала. И ещё как! Аж настолько, что он запретил себе на неё смотреть. От греха подальше. Вслед за чем, по этой же причине, он запретил себе смотреть ещё и на пухленькие губки тоже.
В общем, другого выбора, кроме как тонуть в черных глазах омутах у него не было.
– Мне кажется или на нас и, правда, все смотрят? – спросила прелестница, бросив на него робкий взгляд из-под опущенных густых ресниц. Голос у неё оказался глазам под стать – мелодичным и завораживающим.
Чтобы хоть как-то избавиться от наваждения, он отвёл от неё глаза, обвёл взглядом зал и, прежде чем понял, что говорит, уже честно признавался красавице, что она первая дебютантка, которую он пригласил на танец.
Эджения вполне ожидаемо ему не поверила.
И он, дабы её не смущать, попытался перевести всё в шутку, вот только вопрос о том, верит ли она в любовь с первого взгляда прозвучал неожиданно серьёзно.
Но Эджения снова ему не поверила.
И это его задело. Неожиданно сильно задело. И он, хотя и не собирался изначально этого делать, сообщил ей о том, что помнит о той их единственной встрече, случившейся двенадцать лет назад.
И правильно сделал. Потому что, когда она это услышала, её глаза сказали ему всё…
Она тоже его помнила. Что само по себе не было удивительным. Он, как никак, единственный и неповторимый наследный принц.
Однако восторг и радость, которые засветились в глазах Эджения не имели ничего общего с самодовольством.
Девушка лучилась чистым и непритворно-абсолютным счастьем.
И именно в этот момент он понял, что влюбился. И уже буквально через полчаса в зимнем саду признался в своей любви Эджении. И дабы убедить её в серьёзности своих намерений сразу же сделал предложение.
Глава 4
Проследив глазами за тем, как за его сыном и генералом закрылись двери тронного зала, Великий король самодовольно усмехнулся, за что тут же был покаран. И покарали его, при попытке сменить позу, его же собственные части тела. Ему бы расценить это как дурной знак, но Его Величество был несуеверен и потому просто вспомнил очень злым тихим словом свою спасительницу, которая мало того, что, завалив его на грязный пол и повалявшись на нём, лишила его королевского достоинства, так ещё и при этом ударом колена прямёхонько в его мужское достоинство чуть не лишила и оного тоже.
– Что б ей… уммм… – сцепив зубы, беззвучно взвыл драконий король, поскольку гордость не позволила ему признаться лекарям, что при спасении пострадали не только королевские головушка и спинушка, но и нечто ещё более бесценное. Причём пострадало так, что при ударе даже его внутренний зверь чуть сознания не лишился.
Как он не прикончил в ту же секунду свою спасительницу, Кинварх до сих пор не понимал.
Нет, сейчас Великий король был собой очень даже горд. Ого-го-го какая у него оказывается выдержка! Но тогда…
Особенно после того, как она не только отказалась с него слезть, но и, устраиваясь на нём поудобнее, ещё раз приложилась коленкой по бесценному больному месту…
Вот за что памятники нужно ставить при жизни! А не за какие-то там ратные подвиги. Подвиги – это легко. А вот стерпеть, не подав виду настолько адскую боль, вот это, Кинварх, был уверен, не каждому герою по силам!
И тем обидней, что об этом его подвиге никто, кроме одного-единственного дракона, который никогда и никому не проболтается, не знает.
Заметив, как при попытке положить ногу на ногу по лицу Великого короля проскользнула гримаса боли, этот один-единственный дракон заметил:
– Может всё же обратишься к лекарю? А то мало ли?
И вот вроде и голос, и тон участливый, и выражение лица сочувственное, а в глазах, Кинварх готов был поклясться в этом, всё равно смешинки.
– Может и обращусь, – буркнул Великий король, добавив при этом про себя: «Ага, сейчас, разбежался!»
Заметив, что до сих пор выступавший с докладом глава Приказа Иностранных Дел замолчал и теперь смотрит на него вопросительно, не слышавший из доклада ни слова Кинварх тайком посмотрел на своего друга и советника.
Тот еле заметно кивнул.
– Хорошо, – вслед за ним кивнул и король. – Мы сделаем так, как вы предлагаете.
– Благодарю, Ваше Величество, – склонившись в лёгком поклоне, проговорил глава Приказа Иностранных Дел. – Я могу быть свободен? Или я вам всё ещё нужен?
– Разумеется, вы мне всё ещё нужны, Октавиан, – с озорной улыбкой заверил король и разрешил: – но сейчас можете быть свободны. – И все остальные, кроме министра образования, тоже можете быть свободны, – окинув взглядом зал, проговорил он, махнув при этом рукой.
Получившие разрешение покинуть зал высшие чины Приказов тут же радостно раскланялись и чинно направились к двери.
– Ты всё-таки решил это сделать? – с явным неодобрением в голосе скорее констатировал факт, чем уточнил Адамант.
Кинварх приподнял бровь.
– А почему нет? Биргитта – опытный, высокоодаренный и высокотренированный боевой маг – это раз! Она оказалась быстрее и, что намного важнее, живее целого элитного взвода придворных боевых магов – это два! И что самое важное, благодаря ей, намного живее целого элитного взвода придворных боевых магов – оказался и я! Не знаю, как для кого, а для меня трёх этих причин более чем достаточно, чтобы признать, что женщины – не только не уступают магам мужчинам, но и порой превосходят их и по боевым качествами, и по физическим характеристикам!
– Всё это так, – с трудом сдерживая раздражение, согласился Адамант. – Если бы не одна маленькая деталь. Она так и не сумела вразумительно объяснить, что она делала, прячась, на вашем балконе! – торжествующе объявил он.
– Насколько я помню, я объяснила, – ответил ему вдруг спокойный женский голос.
Не ожидавший появления предмета его спора с королем, Советник вздрогнул и резко повернулся на голос.
– Герцог Вестгейерский, прошу прощения, забыл вас предупредить, что я пригласил присоединиться к нашей беседе также и леди Биргитту Станфорд Рингер, – извинился Великий король, выражение лица которого, однако, говорило, что ничего он не забыл.
– Ах, ну да, конечно-конечно, как я мог забыть, – насмешливо проговорил уже совладавший с удивлением Советник. – Вы ведь у нас великая провидица!
– Не великая. И я не назвала бы себя провидицей, но я – действительно порой вижу то… что не видят другие, – и снова Биргитта ответила совершенно спокойным голосом, в котором не было ни тени вызова или обиды, как не было в нём и тени смущения. Она давно приучила себя говорить о своих необычных способностях как о само собой разумеющемся факте.
– И снова не спорю, – развёл руками Глава коллегии тайных дел. – Более того, охотно верю, что это действительно так. В конце концов, не вы первая, не вы, надеюсь, последняя ясновидящая, которую я встречал на своём пути, – притворно благодушно проговорил он. – И именно поэтому я знаю, что ни один из ясновидящих не способен предугадать чёткую последовательность событий! – жёстко добавил он. – Да, они видят то, что недоступно другим. Но они никогда не знают, будущее это, настоящее или прошлое! И тут вдруг вы вся такая уникальная! Если вы вдруг не поняли, милейшая леди, то ключевое слово в моей последней фразе, было не «уникальная», а «вдруг»! Уж простите меня, возможно, конечно, это профессиональное, но я не верю в подобные СУДЬБОНОСНЫЕ совпадения! – убежденно объявил он и, переведя взгляд на короля, безапелляционно уведомил: – Ты совершаешь ошибку Кинварх! Она знала о готовящемся покушении! А значит, она имеет к нему отношение. Не знаю пока какое, знаю только, что точно имеет и что я это обязательно выясню!
– Именно поэтому, мой дорогой брат, я, зная о том какой ты у нас подозрительный, – поспешил с явным предвкушением в голосе вставить король, – я и попросил нашего добрейшего министра образования остаться.
Глава 5
Биргитта глубоко и судорожно вдохнула, закусив при этом нижнюю губу, тем самым, в первый раз за всё время разговора выказав своё волнение. И Адамант сразу понял, что только что нащупал больное место у этого, как выразился его брат, опытного, высокоодаренного и высокотренированного боевого мага.
– Мои видения приходят не так как к другим ясновидящим… Я имею в виду, что мне не нужно сосредотачиваться или настраиваться для того, чтобы на меня снизошло видение. Мне достаточно только дотронуться до… чего-нибудь или кого-нибудь и видение само приходит, хочу я этого или нет.
– Другими словами, вы не контролируете свои видения? От слова совсем? – хищно усмехнувшись, в очередной раз не уточнил, а скорее констатировал он.
– Нет, не контролирую, – подтвердила Биргитта.
– Хуже того, вы не контролируете также и себя во время видений! – продолжил герцог Вестгейерский свою мысль, на сей раз уже особо ни к кому не обращаясь, а словно бы, рассуждая вслух. – Замечательно! Просто замечательно! Не контролирующий свои силы и психическое состояние боевой маг! Который при этом, как вы охарактеризовали свою спасительницу Ваше Величество, кажется, опытным, высокоодаренным и высокотренированным боевым магом, если я не ошибаюсь? – одновременно язвительно и торжествующе вопросил он.
– Нет, ты не ошибаешься, ты всего лишь забываешься, – спокойно парировал Его Величество, чем мгновенно согнал с лица зарвавшегося бастарда самодовольную ухмылку. – Ты забываешь, что твой король, несмотря на то что он твой младший брат, далеко не дурак. Неужели ты думаешь, что прежде, чем поддержать идею леди Биргитты о создании на базе мужской боевой академии экспериментальную женскую группу боевых драконесс и предложить ей место декана боевого факультета, я не узнал о ней всё, что только можно было узнать? Включая то, почему боевой маг, которая к тому же ещё и драконесса, с безукоризненным послужным списком, обладающая беспрецедентными скоростью и реакцией была переведена из боевого подразделения к пифиям?
Мысленно согласившись с братом, что его несколько занесло, Адамант изобразил смущение.
– Прошу прощения, Ваше Величество! Моя врожденная подозрительность и желание защитить вас, взяли надо мной верх, – покаянным тоном изрёк он. Не забыв при этом виновато вздохнуть. Вслед за чем, перевёл взгляд на виновницу нагоняя от короля, и вкрадчиво поинтересовался: – И почему, если не секрет, вы были переведены из боевого подразделения к пифиям? Поймали видение в разгар боя и подвели товарищей?
– Нет, ничего такого, даже близко, – спокойно ответила девушка. Хотя в душе её полыхал огонь негодования.
Он ведь прекрасно знает, что, подведи она в бою товарищей, её не к пифиям бы перевели, а уволили бы с позором, повесив при этом на неё всех возможных собак.
Это мужчину поняли бы и простили, а её – женщину, посмевшую сунуться в боевые маги, не просто с удовольствием бы позорно уволили, но воспользовались бы столь удобным случаем, чтобы закрыть дорогу в королевскую гвардию и всем другим женщинам тоже.
Биргитта нервно сжала за спиной кулаки.
Воспоминания о том, через что ей пришлось пройти, чтобы стать первой женщиной – офицером в королевской гвардии, до сих пор вызывали в ней обиду и злость.
Вечно недовольный лейтенант, даже не пытающийся скрыть своё негативное отношение к тому, что ему навязали женщину. Женщинам место дома или же, на худой конец, в гувернантках, швеях, поварихах, экономках и так далее и тому подобное… а не в боевых магах, тем более, в боевых магах королевской гвардии!
Боевые товарищи, у которых её успехи вызывали злость и раздражение, а неуспехи – бурную радость. Пошлые шуточки и намёки. Злые розыгрыши. Дедовщина.
Она была во всём лучшей в подразделении. И всё равно ей приходилось отстаивать свою честь и доказывать, что она на своём месте чуть ли не ежечасно.
К счастью, в гвардии не все офицеры – были шовинистами. И потому ей улыбнулась удача. Она стала адъютантом самого генерала Эилеифра. Биргитта была на десятом небе от счастья. Ей очень нравилась её работа. И она просто боготворила своего начальника.
Вот только счастье длилось не долго. В одном из походов отряд, который сопровождал, генерала, попал в засаду. Противник значительно превосходил их количеством. А посему, кидая направо и налево заклинания и ставя щиты, она думала не о своём магическом резерве, а о том, как бы подороже продать свою жизнь, если уж ей суждено умереть.
И видно-таки загнула такую цену, что враги, как не скребли по сусекам, однако достаточную сумму так наскрести и не смогли.
Почти неподъёмной цена за её жизнь оказалась и для неё. Но она всё-таки выжила.
И даже, как вскоре выяснилось, выгорела не дотла. Правда, будь она человеком, магия к ней бы уже не вернулась, но Биргитта была драконницей. И потому, хотя и очень медленно, но магический резерв восстанавливался.
И всё же совсем бесследно практически полное магическое истощение для неё не прошло. Дар ясновидения у Биргитты был всегда. Совсем слабенький, зато легко контролируемый.
И так как ясновидение – вещь в хозяйстве полезная, то нет ничего удивительного в том, что Биргитта всю жизнь работала над его развитием. Более того, получив должность адъютанта при генерале – у неё не осталось больше никаких желаний, кроме как усилить свой дар ясновидения.
И домечталась…
После выгорания её дар ясновидения стал очень сильным, но вот что касается контроля над видениями… то его не было вообще. Теперь видения приходили к ней, когда им хотелось и где им взбрендилось. Биргиттино же мнение их не интересовало от слова «совсем». Ей отводилась роль пассивного, застывшего во в пространстве и времени, наблюдателя.
Вот уж воистину: Бойтесь своих желаний! Ибо они могут сбыться!
– А что же, в таком случае, было? – не удовольствовался неточным ответом Советник короля.
Кинварх не сомневался, что та, карьера которой уже висела на волоске и которая, тем не менее, не побоялась ослушаться приказа и тайком пробраться во дворец, не говоря уже о том, что она не секунды не раздумывая, доверяя только собственной интуиции, прыгнула на него, окруженного вооруженной до зубов охранной, более чем способна за себя постоять. Однако он не сомневался также и в том, что природная скромность, субординация и такт не позволят его спасительнице отшить его братца так, как он того заслуживает. И потому вмешался в очередной раз.
Глава 6
Умиротворенная приятными воспоминаниями о любимом и унесенная мечтами в их с Кинветом счастливое совместное будущее, Эджения не заметила, как уснула.
Она не помнила, что ей снилось. Но это определенно было что-то хорошее, потому что проснулась она с улыбкой на губах и с предчувствием чуда.
– Всё же не зря говорят, что утро вечера мудренее, – сказала она сама себе, блаженно потянувшись в постели.
И в этот момент, словно бы она стояла под дверью и только и ждала, когда Эджения проснётся, в слегка приоткрытой двери показалось лицо её служанки.
– Ох, как хорошо, леди Эджения, что вы уже проснулись!
– Почему? – слегка нахмурилась девушка и тут же всполошилась: – Неужели Кинвет уже приехал!
– Не знаю кто, но кто-то точно уже приехал, причём давненько так уже. Он в кабинете лорда Фартелиуса вас дожидается…
– Айна, сколько раз тебе повторять: Фартелиус не лорд, он просто очень богат, – поправила служанку Эджения. Вот только сделала она это не наставительно, как обычно, а неожиданно раздраженно и презрительно. Чем сама же себя и удивила…
Нет, отчим не возглавлял список приятных ей людей. Точнее, его имени в принципе не было в этом списке. Однако и презрения она к нему никогда не чувствовала. Поскольку считала, что он, женившись на титуле и пропуске в высший свет, был ничем не лучше её матушки, которая вышла замуж за деньги.
Другими словами, если уж презирать отчима, то тогда и мать. Да и себя тоже, если на то пошло. Потому как все её новые, прекрасные платья и драгоценности были куплены за его деньги. И именно благодаря его деньгам она получила возможность посетить королевский бал и встретиться на нём с Кинветом.
Эджения понимала это и даже говорила себе, что должна быть благодарна отчиму. Правда говорила она это себе не в серьёз, а с иронией. Потому что она прекрасно знала, что, отправляя её на бал, отчим заботился не о ней, а о своих интересах. Ибо на королевской бал дебютанток её отправили, чтобы просто-напросто выставить на аукцион. И если бы не Кинвет, то её бы отдали в жену тому, кто предложил бы за неё отчиму лучшую цену.
– Кинвет здесь уже давненько? – подскочив с постели, воскликнула девушка. – Так что же ты, глупая, сразу, как только он прибыл, меня не разбудила?!
– Так потому что мне велели вас разбудить не сразу, а только что! – одновременно испуганно и обиженно захлопав глазами, принялась объяснять Айна. – Вот как наказали так я и сразу! А до этого ж откуда мне было знать, что вас прям немедля разбудить надобно?! – недоуменно вопросила девушка. После чего, понизив тон, ещё и ворчливо пробурчала себе под нос: – Так что ничего я не глупая...
– Прости, Айна. Конечно же, ты не глупая. Это я спросонья не разобралась, – повинилась Эджения. – Прощаешь?
– Да чего уж там, – тут же смягчилась девушка. – Сами знаете, я отходчивая. Да и знаю я, что вы не со зла. Такую хозяйку, как вы ещё поискать нужно. Мне кухарки наши так и говорят, что я вам не прислуживаю, а сыром в масле катаюсь. Так что и вы меня и простите. Хотя, вы сами виноваты, избаловали вы меня… – с нарочито тяжким вздохом закончила она свою мысль. И в следующее же мгновение всплеснув руками, воскликнула: – Ох, что же это я?! Вас же ждут! А я вместо того, чтобы вас причесывать, стою тут наговариваюсь. Ну я сейчас быстро, садитесь, – взяв в руки расческу, кивнула она на мягкий стульчик.
Благодарно улыбнувшись, Эджения села напротив зеркала.
– А платье готово? – чисто для проформы поинтересовалась она, поскольку знала, что иначе и быть не может.
– Конечно, готово, – ожидаемо заверили её. – Как вы и просили: приготовила вам ваше любимое – голубенькое с рукавами фонариками и ленточками на груди.
Прежде чем постучать в закрытую дверь принадлежащего отчиму кабинета, в попытке унять бешеное сердцебиение, Эджения глубоко вдохнула и выдохнула. Один раз. Затем ещё раз. И ещё.
– Да, что это со мной?! – приложив к пылающим щекам ледяные ладони, спросила у себя девушка. – Откуда этот страх? Кинвет любит меня! И он не из тех, кто способен предать! – сказала она себе и решительно подняла руку со сжатым кулачком. Однако вместо того, чтобы постучать в дверь… снова опустила руку вниз.
Неизвестно сколько бы она так стояла, если бы буквально через несколько секунд из-за поворота не вынырнул бы лакей, несущий в руках поднос, груженный пирожными, чашками и чайничком.
Посему деваться Эджения было некуда, острожно постучав в дверь и услышав разрешение войти, она распахнула дверь и, пропустив лакея вперед себя, вошла вслед за ним.
Как только девушка увидела, кто в гостях у отчима, сердце её упало. Ибо кто-кто, а герцог Адамант Вестгейерский к ней в дом с хорошими новостями не пришёл бы. Это она знала также хорошо, как и то, что Кинвет гораздо больше опасался вмешательства в их помолвку этого человека, чем своего отца.
И выходит не зря…
Хотя, мысленно горько усмехнулась она, без отца Кинвета, Великого короля Кинварха, явно тоже не обошлось. Просто не пристало Великому королю самому заниматься тем, чем может заняться его доверенное лицо.
Дабы, случайно не выдать, насколько сильно она не рада столь высокому гостю, как, впрочем, и того, что она знает, кто именно к ним пожаловал, Эджения перевела взгляд на стоящего возле окна пузатого краснолицего коротышку.
– Вы хотели видеть меня… бба-атюшка, – слово «батюшка», как и всегда, далось ей с трудом. Но мать настаивала, чтобы она, обращаясь к их «спасителю от разорения и бесчестия», называла его исключительно: «батюшка» и никак иначе.
Обернувшись на голос падчерицы, «батюшка» прошёлся по ней сальным взглядом маленьких бесцветных глазок и расплылся в приторно-слащавой улыбке.
– Жени-ии, – с ударением на последний слог, пропел он. – Ну что ты стала в дверях, как не родная, проходи. Я взял на себя смелость заказать тебе чая. Разумеется, я предупредил Ганса, чтобы тебе заварили твой любимый арнаутский чай.
Глава 7
Едва за падчерицей закрылась дверь, хозяин кабинета одновременно заискивающим, восхищенным и заговорщицким голосом скорее утверждающе, чем вопрошающе поинтересовался у Светлейшего герцога:
– Вы подменили письмо?
Адамант Вестгейерский в притворном недоумении округлил глаза.
– Фартелиус Борель Маллуин, да как вам такое вообще в голову пришло?! Как вы могли обо мне такое подумать?! Чтобы я подменил доверенный мне сыном моего Короля документ?! Да за кого вы меня принимаете?! – с совершенно искренним возмущением в голосе грозно вопросил он. Вслед за чем, почти торжественно добавил: – Письмо самое что ни на есть настоящее!!!
– Конечно-конечно! Разумеется, письмо настоящее! – часто и интенсивно закивав головой, заговорщицки подмигнув заверил Фартелиус.
– Боюсь, вы не поняли, меня уважаемый, – ледяным тоном осадил Адамант. – Письмо, которое я передал вашей падчерице – подлинное от первого до последнего слова и, насколько я знаю намерения Его Высочества, в нашем с вами деле оно ничем не поможет.
Фартелиус Борель Маллуин недоуменно посмотрел на своего высокого гостя:
– Но вы сказали… Но я думал, что вы… – залебезил он.
– Что я сделаю за вас всю работу? – усмехнулся Адамант. – Причём ни какую-нибудь, а наиболее грязную и неблагодарную её часть? И зачем тогда, позвольте спросить, мне нужны были бы вы? – при этих словах улыбка герцога превратилась в оскал. – Исключительно для моральной поддержки? – язвительно поинтересовался он.
– Прошу прощения, милорд, но, боюсь, я вас не понимаю… – захлопал сальными глазками толстяк. – Вы сказали, что поможете мне…
Герцог Вестгейерский кивнул.
– И я помогу. Именно помогу, а не сделаю за вас всю работу, – проговорил он, доставая из пространственного кармана шкатулку. – И я помогу вам тем, что обеспечу отсутствие Его Высочества в столице в течение двух месяцев, как минимум. И ещё я помогу вам вот этим», – протянул он шкатулку. – Здесь внутри убеждающее зелье, которым я пообещал вас обеспечить, – объяснил он. – Всё остальное на вас.
– Но, милорд, я просто хотел сказать, что с помощью подложного письма убедить Эджению в том, что она больше не нужна Его Высочеству было бы намного проще! – несмотря на ужас перед гостем, всё же озвучил свои соображения хозяин кабинета.
Адамант Вестгейерский, закатив глаза, цокнул языком и покачал головой.
– Хорошо объясню ещё раз, – раздраженно прокомментировал он. – Вы имеете в виду, вам было бы легче? Уважаемый, вы преуменьшаете! Вы мне в принципе бы не понадобились! Как, впрочем, и подложное письмо! Уж поверьте мне, захоти я, и я нашёл бы способ избавиться не только от вашей падчерицы или от средней руки купчишки вроде вас, но и вообще от любого, кому не повезло бы оказаться на моём пути, милейший! Верите?
– Верю, – часто закивал резко побледневший Фартелиус.
– А я, при всём при этом, зачем-то предлагаю вам наследственный баронский титул, торговые преференции, имение на берегу моря, да ещё и обязался выдать замуж вашу падчерицу не за кого-нибудь там, а как минимум за герцога? Не подскажите, драгоценный, зачем мне все эти хлопоты?
– Я всё понял, – часто закивал купец. – Всё понял. Всё понял. Всё сделаю сам! Всё сделаю сам и в самом лучшем виде.
– Я в этом не сомневаюсь, друг мой Фартелиус. Я в этом не сомневаюсь, – кивнув на правое запястье купца, на котором виднелась ещё не успевшая впитаться в кожу руна клятвы абсолютной преданности, со змеиной усмешкой проговорил бастард королевских кровей, более чем справедливо считающийся самым страшным драконом Великом драконьего королевства.
Вслед за чем, сославшись на занятость, самый страшный дракон королевства спешно покинул дом своего нового раба.
Нет, нет, нет, светлейший герцог никуда не опаздывал, просто ему до рвотных позывов опротивело общество подобострастно улыбающегося, потеющего и трясущегося от страха от страха купчишки.
Мокрица. Вот кого ему напоминал этот мерзкий человечишка. Слизкая, вызывающая омерзение тварь – скорее полезная, чем вредная, поскольку питается исключительно гнильём, но до того отвратительная, что ничего кроме гадливости не вызывает.
Бастард никогда не считал себя ни благородным, ни чистоплюем. Более того, в отличие от большинства властолюбцев, он не обманывался насчёт своих мотивов и не мнил себя тем, единственным, кто способен обеспечить процветание королевства. Адамант Вестгейерский прекрасно знал, что власть ему нужна, прежде всего для того, чтобы никто и никогда больше не посмел сказать ему, что он чего-то там недостоин!
Именно ради этого, ради того, чтобы его гордость и достоинство никогда больше не пострадали, а, отнюдь, не ради власти, он был готов убивать, интриговать и предавать.
И по этой же причине невидящие дальше своего носа, трусливые, готовые пресмыкаться ради сиюминутной наживы барыги всегда вызывали в нём брезгливое презрение.
Ожидая своего тайного советника и брата, Великий драконий король Кинварх скучал в своих апартаментах. И делал он сие не только с немалым комфортом, но и превеликим удовольствием. Поскольку, откинувшись в созданном специально по его заказу массажном кресле, он, положив ноги на инкрустированный золотом, рубинами, сапфирами и изумрудами журнальный столик, мечтал… о неприступной красавице леди Биргитте Станфорд Рингер.
Потому как ничего другого в её отношении он, на данный момент времени, позволить себе не мог.
Нет, он, конечно, мог бы приказать. Всё-таки он король.
Но, во-первых, он слишком её уважал. Не говоря уже о том, что он был обязан ей жизнью. Во-вторых, он точно знал, что Биргитта Станфорд Рингер этому приказу всё равно не подчинилась бы. В-третьих, он никогда бы не позволил себе опуститься до подобной низости.
У Его Величества было много недостатков: он был несдержан, обидчив, горделив, коварен и даже порой подл, но до насилия над женщинами не опускался никогда. Ни в пылу страсти. Ни в пылу гнева. Ни даже ради самозащиты.