Ещё одна попытка

Глава 1

Непривычно задумчивый Сорен снова сидел на нашем диване и ерошил свои чёрные кудри, собираясь с мыслями. Потом он набрал воздуха, поднял голову и выпалил:

– Ребята, тут такое дело… Мы с Биргиттой разводимся.

Мы с Эриком переглянулись, но взгляд Эрика на меня быстро стал осуждающим. Иногда я жалела, что у меня настолько подвижная мимика и, чтобы прочитать мои мысли, экстрасенсом быть не требовалось – они отображались на моём лице бегущей строкой. Сейчас Эрик прочитал там фразу “Да и слава богу”, за что я и удостоилась порции неодобрения.

Биргитта мне не нравилась. Просто до зубовного скрежета.

Ещё с того момента, как они с Сореном только начали встречаться, Эрик регулярно подшучивал над моим отношением к их паре, говоря, что я похожа на ревнивую свекровь, вырастившую свою ягодку не для Биргитты. Но он довольно долго не мог взять в толк, за что именно я её так не люблю.

– Катерина, ну что опять не так? – спрашивал Эрик, когда я находила очередную причину проигнорировать вечеринку, устроенную Биргиттой.

– Всё так, Эрик. Просто именно в этот день у меня дела. Сходи один, если хочешь, вечеринка будет зажигательная, с толпой народу, ты такие любишь.

– Без тебя мне там будет скучно, Сорен опять прилипнет к своей даме так, что не отдерёшь, а, кроме него, я там почти никого не знаю. Слушай, ну ты ведь даже с Зарой общий язык нашла, а от Биргитты бегаешь, как от чумной.

– Мы нормально общаемся с Биргиттой. Но я не могу отменить свои планы ради её вечеринки.

И Эрик, вздохнув, снова тянулся за телефоном, чтобы сказать другу, что мы не придём.

Планы при этом могли быть самые разные. Поход в парикмахерскую, где у меня был блат – мастерице я нравилась и для меня она могла найти окошко тогда, когда я попрошу, причём зачастую даже задним числом: когда я звонила ей из туалета, прикрывая рукой трубку и просила меня записать уже после того, как сказала Эрику о существующей записи. Если стрижка и маникюр были совсем свежие, мне могло внезапно потребоваться перевезти книги из издательства – в благодарность за то, что c новым романом Сорена я приходила к ним раньше, чем к конкурентам, они могли подержать у себя часть тиража, в которую я залезала за книгами для презентаций, промо-мероприятий и встреч с читателями. Участие в благотворительном мероприятии тоже отлично годилось – за довольно небольшой период времени меня на них стали узнавать в лицо, что вообще-то для моего лица крайне нетипично.

Если честно, годилось вообще что угодно, лишь бы не появляться дома у Сорена и Биргитты, тем более, что про нас с Эриком она вспоминала обычно в самый последний момент. И да, Зара, жена Улофа, одного из братьев Эрика, была мне по душе гораздо больше, хотя, выросшая в семье недавних выходцев из Пакистана, она имела диаметрально противоположное моему воспитание и абсолютно другие жизненные ценности. В частности, четверо их с Улофом детишек мне казались счастьем только первые пятнадцать минут, потом от их непрекращающегося гомона у меня начинала болеть голова. Но Зара была адекватной взрослой женщиной, со своими принципами и приоритетами, которые я могла выстроить в стройную систему и понять логически. И потому – относиться к ним с уважением: мне хватало мозгов и такта, чтобы не толкать в обществе женщины, мать которой всю жизнь заматывала голову платком, профеминистские тейки и делиться в переписке с Зарой исключительно рецептами любимых блюд.

А вот Биргитту я понять не могла. Сорен познакомился с ней на очередных съёмках, где она играла роль второго плана, и у них моментально закрутился бурный роман. Актрисой она была средненькой, ну или мне так казалось оттого, что довелось близко увидеть в петербургском театре очень высокий класс актёрского мастерства, до которого она явно не дотягивала. Это не было проблемой, пока она молодая – для такой хорошенькой актрисы всегда найдется роль в не слишком высокобюждетном сериале, проблемой было совсем другое. Биргитта была очень медийной. Даже сверхмедийной. Иногда мне казалось, что из 24 часов в сутках в реальном мире она живет два, а остальные – в соцсетях, телешоу и журналах. И на непрекращающихся тусовках.

На момент их знакомства Сорен уже успел издать свой первый большой роман и однажды утром проснуться звездой такой величины, что мы с Эриком даже слегка опешили. Книга выстрелила и по продажам, и по положительной реакции критиков – Сорен, пусть и не без моего участия, получил за неё несколько литературных премий, как в Швеции, так и ещё в паре стран. Да и финансовые дела в кои-то веки стройным маршем пошли в гору, и я, будучи его литературным агентом, наконец, смогла оставить работу в российском издательстве, с облегчением подписывая свой приказ об увольнении под жалобные напутствия уже бывшего руководства в духе “Ты, это, заходи, если что”. Да упаси господь, думала в ответ я.

Первый раз в моей жизни меня ждала хоть какая-то финансовая стабильность.

А вот Эрик, в отличие от меня, к повышению благосостояния своего друга отнёсся предельно спокойно, без ажитаций – в его жизни было время, когда он зарабатывал столько, что такие суммы не снились ни Сорену, ни Биргитте, которая охотно брала рекламные контракты, и именно это было её основным доходом, а вовсе не съёмки. Аудитория у неё была приличная, и пост с рекламой в её блоге стоил освежающе.

Эрик за свои годы успел осознать, что большой доход, в случае, если ты не наследник большого состояния, конечно – вещь крайне непостоянная, и сейчас предпочитал иметь синицу в руках. Мы всё ещё жили в доме, купленном им на остатки его спортивных гонораров сразу после возвращения из России и наш небольшой совместный уголок нас полностью устраивал. А вот Биргитта жила не по средствам и активно тащила Сорена туда же. Дорогая одежда, модные курорты, дорогостоящие хобби, роскошные рестораны – всем этим она кормила свои социальные сети практически каждый день. Чёрт, я бы, может, и смогла всё это понять. Жизнь Биргитты напоминала езду на велосипеде, причём одноколёсном – выжить в блоггинге можно только в постоянном движении, распихивая многочисленных конкурентов чем-то, чего у них пока нет. Если бы она однажды перестала ежедневно забрасывать контент в алчущую пасть Молоха, называемого аудиторией, её популярности моментально пришёл бы конец. Люди научились очень быстро забывать.

Глава 2

Развели Сорена с Биргиттой и в самом деле быстро. Они даже сами не особенно в этом участвовали, вместо них с процессом разбирались юристы, предупреждённые заранее, что бесконечные заседания в ожидании, чей же адвокат перекукует в суде своего противника, клиентов не интересуют – им нужен результат, особенно учитывая тот факт, что в блоге Биргитты уже появился новый раздел с пастельным ярлычком, а раздел “Сорен” отправился в архив.

Самому же отправленному в архив супругу нужны были только свидетельство о расторжении их брака и возможность больше не видеть Биргитту в одном с собой помещении. Поэтому мне сравнительно легко удалось уломать Сорена на то, чтобы их разводом занялась уломанная мной же на это верная Соня, а он просто в нужный момент подписал бы документы и не варился бы в юридических хитросплетениях сам. У меня была в этом своя корысть – у него, наконец-то, появилось время на работу.

В целом, за время бракоразводного процесса Сорен подуспокоился и даже остался благодарен Биргитте за некоторые моменты. В частности, за то, что об измене он узнал сейчас, а не через десять лет непрекращающихся тусовок и интервью. Он даже шутил, что до десятилетнего юбилея он бы в таком режиме не дожил, и его супруга всё равно осталась бы одна, но уже не разведёнкой, а вдовой. Разумеется, жёлтая пресса поначалу трепала его имя на каждом углу, но за время жизни с Биргиттой у него выработался иммунитет на любую прессу, и на все вопросы журналистов Сорен спокойно выдавал согласованный с Биргиттой и её адвокатами ответ – “Решили пойти каждый своим путём”. А уже через месяц конец их отношений стал журналистам неинтересен совсем.

Получив документы, подтверждающие его статус холостяка, Сорен тут же явился к нам их обмыть, некстати вспомнив, что я обещала ему домашний ужин. Но, поскольку предупредил он нас об этом за два часа, мы при эффектно зажжённых Эриком свечах запивали принесённым Сореном дорогим шампанским разогретые позавчерашние котлеты с гарниром из риса и замороженных овощей, который я успела сообразить на очень скорую руку.

Поскольку всё, что связано с Биргиттой, так и оставалось пока табуировано, мы болтали о каких-то незначительных мелочах, вплоть до покупки Сореном новой кофе-машины – старую Биргитта сочла своей, а привычная нам и обязательная в каждом шведском доме фильтр-кофеварка перестала вдохновлять его сразу после возвращения из Испании.

До этого дня у нас попросту не было времени на такой дружеский трёп – мы с Сореном были по уши заняты тем, что в срочном порядке подтягивали хвосты по зависшим проектам, и поговорить по душам возможность появилась только сейчас, когда он в кои-то веки пришёл не по делу. Я ловила себя на мысли, как же здорово, что мы снова сидим вот так втроём на нашей с Эриком кухне, словно и не было у нас всех нас этого странного и изматывающего года. Эрик снова сыпал деталями интриги, которую он собирался закрутить в своём новом триллере, существующим пока только в виде идеи, Сорен в ответ громил его идею въедливыми вопросами и рассказывал о парочке интересных опен-коллов на сериальные сценарии, куда бы они могли в ближайшее время вписаться, а я пыталась выяснить у обоих, какие же у них всё-таки планы на Мидсоммар и можно ли организовать барбекю на лужайке у дома Сорена, так как наша всё ещё выглядела так, будто кто-то рыл там окопы.

Спохватившись посреди бурной дискуссии о фильмах, идущих сейчас в кинотеатрах, я между делом спросила у Сорена, что же ему ответила Анна, когда он написал ей насчёт съёмок русской версии “Болотных теней”.

– Знаешь, Катерина, она как-то сухо ответила. Поблагодарила, сказала, что съёмки начались, пока всё идёт нормально, ну, с поправкой на вечный бардак на площадке. Я… ну, не то, чтобы обиделся, но… Спросил, а друзья ли мы ещё. Она ответила, что да, просто она немного в запарке со съёмками. Отвыкла от смен по двенадцать часов.

– И вот это очень странно, Сорен. Потому что я ей тоже написала, и мне она подробно рассказала и где снимают, и как, кто режиссёр, кто из общих знакомых из их театра там занят, где живут и всё такое. А ведь я ей не подруга закадычная, просто знакомая.

Сорен дёрнулся, словно от пощёчины и тут же замер. В повисшей тишине громко звякнула вилка, аккуратно опущенная Эриком в тарелку, а его синие глаза настороженно уставились на меня. Сорен медленно отпил из бокала успевшее выдохнуться и нагреться шампанское, облизал губы и вздохнул.

– Что ж, выходит, что я ей всё-таки больше не друг. Только я никак не могу в толк взять, что я такого сделал. Чтобы вот так меня игнорировать.

– Погоди ты казниться, Сорен, мне кажется, что мы смотрим на эту картину не с той стороны. Очень похоже, что дело не в тебе. Анна ведь аккуратно уточнила у меня, не сменила ли я работу. И я ответила, что не сменила. Значит, она прекрасно понимает, что вся информация, которую она мне сообщила, в любом случае станет известна тебе, а учитывая, что мы друзья – и недели не пройдёт, как я тебе обо всём донесу. Получается, со мной она может общаться напрямую, а с тобой почему-то нет, хотя передать тебе весточку по-прежнему хочет и осознанно выбирает для этого гораздо более длинный, зато очень надёжный путь. Давай-ка, Сорен, скажи мне, чем мы с тобой различаемся.

– Ты старше. Умнее. Красивее. Ты замужем. Говоришь по-русски, – Сорен азартно отгибал палец за пальцем.

– Всё не то, Сорен.

– Ты женщина, Катерина, – внезапно подал голос Эрик. Сорен бросил на него такой удивлённый взгляд, словно сомневался в этом.

– Вот! Уже больше похоже на правду. Смотри-ка, какая избирательность в общении – девочки направо, а мальчики сходу нахрен. Не нравится мне всё это, в делении друзей по гендерам есть что-то неправильное. Неестественное, если ты меня понял.

Глава 3

Анна сидела на своей новой больничной койке и смотрела на меня так, будто я предложила ей слетать в космос. Койка в платной палате была очень современной, но из-за этого же – довольно высокой, и спущенные с неё худые Анины ноги с начинающим отцветать синяком на правом колене не касались пола, из-за чего она казалась мне похожей на птичку на жёрдочке.

Ещё вчера её перевели в другую палату, в отдельную: моя скандальность, дотошность и, чего уж греха таить – деньги довольно быстро решили этот вопрос. По дороге в палату я бросила взгляд на уже привычно дежурящего под дверью парня и еле удержалась, чтобы не поздороваться. Он так же привычно проводил меня взглядом. Смена места работы не заставила его даже выражение лица поменять. А вот мне бы хотелось, чтобы оно однажды стало очень удивлённым.

– То, что ты предлагаешь, пока что выглядит очень сложным, – тело Ани было напряжено и собрано, а лицо энтузиазма не выражало, скорее, она снова казалась напуганной.

– Ну, тебе не обязательно участвовать на всех этапах. Даже нежелательно, если хочешь моё мнение знать. Документы Эрик и Сорен возьмут частично на себя. У них будет достаточно возможностей, чтобы этим заняться.

– Но это же займёт очень много времени. В больнице меня столько держать не будут.

– Я могу вести себя, как последняя сука, и угрожать главврачу жалобами на недостаточно хорошее лечение довольно долго. Скажи, ты в принципе согласна?

– Если не брать в расчёт вопрос морали, то это хороший вариант. Лучший из имеющихся у меня, – и тут она опустила взгляд, до этого пристально изучающий мою невозмутимую физиономию. – Но Сорен не обязан…

– Это его идея, – мне начинала надоедать нерешительность Ани.

– Всё равно, как-то неловко.

– Согласна? – рубанула я.

– Согласна.

– Тогда я приложу максимум усилий, чтобы в больнице тебя продержали до самого развода. Я связалась с твоим адвокатом, он говорит, что при такой шумихе, которую они устроили в СМИ, чиновники постараются сделать всё в кратчайшие сроки, просто, чтобы этот фонд от них отстал. Ещё они не смогут предоставить тебе убежище, зато я смогу. Поэтому мы легко договорились. Получим свидетельство и сразу же исчезнем. Наружу придётся вынырнуть, конечно – за загранпаспортом и на… на свадьбу. Но постараемся не светиться. Выныривать будем не в Москве и не в Питере.

– Слово “свадьба” звучит просто чудовищно. Относительно того, что мы собираемся сделать, – Анна помолчала. – А куда мы исчезнем?

– Ты когда-нибудь была на Урале?

За окном была сплошная тьма. Изредка, когда состав проносился мимо хоть какого-то человечьего жилья, я видела в этой тьме пару смазанных всполохов света, но чем дальше мы уезжали, тем реже и реже они разрезали заоконную мглу. Железный короб вагона плавно ходил из стороны в сторону, укачивая пассажиров, спящих в этой общественной люльке, а колёса подпевали, выстукивая на стыках известную почти каждому с детства колыбельную.

Чу-чух. Чу-чух. Чу-чух.

Анна тоже спала, рассыпав по подушке копну русых волос, на нижней полке в купе поезда, увозящего нас на восток. Я выкупила купе целиком, нимало не заботясь о том, что кому-то может не хватить билетов – желающие провести лето на Урале у касс не толпились. Да и нечего кому-то лишний раз пялиться на её покрытое синяками лицо.

Я и сама лишний раз старалась не пялиться – от брошенного на Анну взгляда в моей памяти снова и снова всплывал чудовищный рассказ о том, чем закончился её казавшийся поначалу таким счастливым брак. Слава богу, закончился насовсем. По крайней мере, с формальной стороны. Ребята из благотворительной организации и в самом деле оказались железобетонными и не оставили другой стороне ни единого шанса затянуть дело. Ведь у супругов не было общего имущества и детей.

Больше не было.

У спокойно спящей под хрустящей железнодорожной простынёй Анны больше не было ни детей, ни имущества.

Самой мне никак не спалось, и я уже устала считать, сколько оборотов вокруг своей оси я сделала на своём жёстком ложе за эту ночь. Слишком уж я перенервничала за последние дни. И слишком хорошо понимала, что и дальше будет ненамного спокойнее.

Эрик и Сорен приехали в тот срок, в который и собирались, чтобы не вызывать ни у кого подозрений внезапной сменой планов, и практически сразу из аэропорта эффектно, с пафосом варяжских гостей, явились на съёмочную площадку, где уже шли досъёмки последних сцен. Вели они себя там, как два генерала на плацу, причём Сорен, на мой взгляд, даже немного перегибал палку.

Он помнил о договорённости, что серенькая и безымянная фру Нильсен должна непрерывно скакать у него на побегушках, и вовсю пользовался этим, нещадно гоняя меня по всем мелким делам, включая те, что мог бы вполне сделать сам или попросить Эрика, да так, что уже к вечеру я совершенно натурально еле держалась на ногах. Перед отъездом по дальнейшему маршруту он картинно устроил мне на площадке грандиозный скандал, а Эрик так же картинно утешал обессиленно висящую у него на плече плачущую супругу, и на повышенных тонах объяснял новообращённому диктатору, что его любимая Кайса не может бросить больную подругу и уехать с ними в Москву, поэтому он готов закрыть амбразуру императорских хотелок собой по мере своих сил. Сорен через губу согласился с таким вариантом, что свело спектакль к умеренному хэппи-энду.