Это наше лето

Солнце плавило асфальт, и даже в тени старых тополей, окаймлявших нашу улицу, воздух дрожал, как перегретый студень. Лето подходило к концу. Это чувствовалось не по календарю, а по какой-то особой, пронзительной тишине, которая наступала вечерами, по тому, как ниже и темнее становились закаты над рекой. И еще по тому, как отчаянно хотелось остановить время. Особенно мне. Особенно в это лето.

Её звали Лера. Она появилась в нашем сонном посёлке в начале июня, приехав на каникулы к бабушке. Я увидел ее впервые у старого причала, где она, свесив босые ноги к воде, читала книгу в потрепанной обложке. Ветер трепал ее светлые волосы, и на мгновение мне показалось, что она соткана из солнечных бликов на воде.

Наше знакомство было до смешного банальным. Я, пытаясь произвести впечатление, сорвался с тарзанки и шлёпнулся в воду с оглушительным всплеском, подняв тучу брызг, которые окатили ее с головы до ног. Книга полетела в сторону. Я думал, она разозлится, но Лера лишь рассмеялась. Ее смех был похож на звон колокольчиков, и я, вылезая на берег, мокрый и жалкий, влюбился окончательно и бесповоротно.

Мы проводили вместе каждый день. Гоняли на велосипедах по заброшенным дачным поселкам, ели мороженое, сидя на теплых ступенях магазина, а по ночам сбегали из дома, чтобы смотреть на звезды с высокого обрыва. Лера рассказывала про свой большой город, про друзей, про то, как собирается поступать на архитектурный. А я рассказывал ей про наш посёлок, про каждую улочку, про тайные тропы в лесу и про свою мечту — стать астрономом.

— Смотри, — говорил я, показывая на мерцающую точку в бархатной черноте, — это Вега. Когда-нибудь я построю такой телескоп, что смогу разглядеть ее в деталях».

— А я построю для твоего телескопа самую красивую обсерваторию в мире, — отвечала она, и ее глаза сияли ярче любых звезд. — На самом берегу океана.

Это было наше лето. Лето, пропитанное запахом речной воды, скошенной травы и сладкой ваты из парка аттракционов. Лето, в котором каждое мгновение казалось вечностью.

Фантастика ворвалась в мою жизнь так же внезапно, как и Лера. В одну из ночей мы сидели на нашем обрыве и увидели, как с неба сорвалась звезда. Но она не сгорела, а прочертила небо длинной, яркой полосой и упала где-то за лесом.

— Надо найти ее! — загорелась Лера.

Конечно, я был скептиком. Но отказать ей не мог. Два дня мы прочесывали лес, пока не наткнулись на небольшую воронку. А в центре нее лежал он. Гладкий, переливающийся всеми цветами радуги камень, размером с мою ладонь. Он был теплым на ощупь и тихо вибрировал, словно живой.

Мы принесли его ко мне в сарай, который я давно превратил в свою «штаб-квартиру». И тут начались странности. Когда камень лежал рядом с моим стареньким пленочным фотоаппаратом, на проявленных снимках появлялись изображения мест, где мы никогда не были: заснеженные вершины гор, футуристические города, незнакомые созвездия. А однажды, когда Лера случайно порезала палец, и капля крови упала на камень, он вспыхнул ярким светом, и ранка на ее руке затянулась прямо на глазах.

Но самое невероятное открытие мы сделали в предпоследнюю неделю августа. Мы сидели в сарае, перебирая фотографии, и грустили о скором отъезде Леры. Я взял камень в руки, думая лишь о том, как бы мне хотелось, чтобы это лето не кончалось. Камень завибрировал сильнее обычного. И вдруг я понял, что утро за окном не наступило. Мы прожили тот день – 25 августа – заново.

Камень исполнял желания. Не явно, не как джинн из бутылки. Он улавливал самые сильные, самые искренние эмоции и… немного правил реальность. Мы повторили 25 августа трижды. Три одинаковых, но таких разных дня. Мы знали, что будет дальше, и могли наслаждаться каждым моментом: вот сейчас дядя Коля из соседнего дома уронит арбуз, а через час начнется короткий летний ливень, после которого в воздухе будет пахнуть озоном и мокрой пылью. Это было наше маленькое чудо, наш секрет, наша отчаянная попытка обмануть время.

Но на четвертый «день сурка» Лера сказала:

— Так не может продолжаться, Макс.

Я понимал, что она права. Мир вокруг нас начал «изнашиваться». Листья на тополях стали какими-то блеклыми, смех друзей на улице звучал как-то неестественно, даже вкус любимого пломбира стал пресным. Наше волшебство, наша отсрочка, имела свою цену. Мы крали у мира его будущее.

— Лето должно закончиться, — тихо сказала она, глядя на камень, тускло мерцавший в полумраке сарая.— Чтобы потом могло начаться новое.

В тот вечер мы отнесли камень обратно в лес. Мы положили его в ту же воронку, и он, вспыхнув в последний раз, рассыпался на мириады светящихся пылинок, которые медленно растаяли в сгущающихся сумерках.

Через два дня я провожал Леру на автовокзале. Неловкое молчание, обещания писать, звонить, приехать. Всё, как у всех. Когда автобус тронулся, она прижалась лбом к стеклу, и я увидел, как по ее щеке катится слеза. Я стоял на платформе, пока оранжевый автобус не превратился в точку на горизонте.

Лето кончилось.

Я часто возвращаюсь мыслями в те дни. Вспоминаю смех Леры, теплое сияние камня и отчаянное желание, чтобы время замерло. Я не знаю, была ли это настоящая магия или просто игра воображения двух подростков, не желавших прощаться. Но я знаю одно: у каждого в жизни бывает такое лето. Лето, которое меняет все. Лето, которое ты готов проживать снова и снова, даже если знаешь, что финал неизбежен.

Это было наше лето. И оно навсегда останется со мной. Как обещание самой красивой обсерватории на берегу океана. Как свет далекой и прекрасной звезды по имени Вега.