Придя с работы домой, возилась на кухне, готовя ужин. Замерев на миг перед открытым холодильником, изучила его содержимое.
«Каждый день один и тот же вопрос, что приготовить?», – усмехнулась я про себя.
Хотя за двадцать лет брака всё дошло до автоматизма, а сейчас, когда мы с Сашей остались лишь вдвоём, вообще проблем не было.
По окну барабанил осенний дождь, навевая грусть, сердце привычно защемило тоской по детям. И вроде знаю, что они не так уж и далеко, буквально несколько часов на машине, а я скучаю. Даже не так, тоскую. В прошлом году из семейного гнезда улетел сын. Окончил школу, поступил в университет и уехал, а в этом году выпустилась из школы дочь и тоже уехала.
Максим и Марина – погодки с разницей всего лишь в год. Сейчас, в свои сорок два года, я очень сильно жалела, что уступила мужу, и не стала рожать третьего ребёнка. Хотя хотела… отчаянно хотела ещё одного малыша.
Но что уж теперь жалеть? Как получилось, так получилось…
Может, и прав был Саша, когда уговорил её отказаться от мысли родить ещё одного малыша. Молодые, мы с трудом сводили концы с концами, и достигнув определённой стабильности и достатка, Саша не хотел снова никаких трудностей, просто сказал, что хватит. Будем жить для себя.
«Можно подумать, что ребёнок – это трудность. Ребёнок – это радость», – вздохнула я. Но вздыхай, не вздыхай, сейчас нам только внуков ждать.
Поставив в духовку рыбу, я принялась за салат. Кромсая привычно овощи, я снова уплыла в свои мысли.
В последнее время мне не нравилось поведение Саши. И вроде всё нормально, а чувство неправильности присутствует.
– Он стал холоден ко мне…, – закусив губу, я нахмурилась, вспоминая его равнодушное «Привет» вечерами и «Пока» утром. – Да, именно холоден.
Пройдя с мужем огонь, воду и медные трубы, я чутко чувствовала его настроение. В последнее время мы практически перестали касаться друг друга. Держаться за руки, целоваться при встрече, обниматься, в общем, всё то, что делают обычно пары, любящие друг друга, даже прожившие вместе много лет. У него словно пропала потребность в близости.
Даже секс у нас совсем сошёл на нет.
– Сколько же не было-то? – нахмурившись, принялась считать. – Два месяца…, – тихо ахнув, я отложила нож. – Да, два месяца. Да и до этого, почти по пальцам можно пересчитать.
Не сказать, конечно, что Саша секс-гигант, но раз-два в неделю у них была близость. А сейчас вот и этого нет.
Со всеми этими сборами дочери, её поступлением и отъездом, я совсем выпала из реальности. И не заметила, как муж стал холоден, как стал задерживаться на работе, как перестал интересоваться моими делами.
Я прижала ладони к горящим щекам и неверяще прошептала:
– У него есть другая?
Это казалось невероятно, но вполне реально.
«Мой Сашка? Мой… и изменщик?».
Я вдруг вспомнила, как отстирывала недавно след от помады с его рубашки, и даже не придала этому значения. Вспомнила, как часто муж сидел, уткнувшись в телефон, впрочем, как и я, но ведь я общалась с детьми, а он тогда с кем?
У меня не было привычки лазить в его телефоне. Всегда казалось, что доверие – это основа отношений. И я доверяла мужу все эти годы. Полностью и безоговорочно. Как сама себе.
Входная дверь хлопнула, оглушив меня.
Вздрогнув, я выдохнула и, призвав себя успокоиться, вытерла руки и пошла встречать мужа.
– Ты пришёл, Саш, – потянулась к нему с поцелуем, следя за его реакцией. Он выставил вперёд руку, чуть оттолкнув меня. – Ты не рад меня видеть?
– Рад…, – буркнул он, пожав плечами, и отстранился ещё больше.
– Саш…, – я смотрела на своего, казалось бы, такого родного мужа и со всей оглушающей ясностью поняла, что всё, он больше не мой. – Что происходит?
– Что? – он кинул на меня свой недовольный взгляд и, видимо, что-то увидев в моих глазах, отвернулся.
– Что происходит, Саш? – снова спросила я его.
Голос задрожал, и как бы я не сдерживалась, но панические нотки всё равно проскользнули.
– Ничего…, – буркнул он сначала, а потом, резко повернувшись, полоснул ненавидящим взглядом и неожиданно выкрикнул: – Ничего такого! Я просто не люблю тебя больше! Вот и всё!
Я вздрогнула и прижала руки к груди, словно бы защищаясь.
Мой, такой тихий и спокойный, муж сейчас был совсем на себя не похож, словно это был другой Саша, злой брат-близнец, который вытаращил на меня глаза и орал.
– Не люблю! Ты меня бесишь! Просто бесишь! – он стукнул кулаком в стену. – Я домой идти не хочу, потому что дома ты! – он взъерошил свои и так достаточно поредевшие волосы. – Бесишь просто! Ты посмотри, на кого ты похожа! Тряпка половая!
– Почему тряпка? – запинаясь, выдавила из себя я, совершенно не ожидая этих слов.
Одно дело догадываться, что что-то не так, другое, когда тебе кричат об этом в лицо. Всё, что сейчас кричал Саша, было таким нереальным, что просто не укладывалось в голове.
– Потому что! Старая, ненужная рухлядь! – крикнул он мне, бешено сверкая глазами. – Я ухожу от тебя! Всё…, – он выдохнул и, успокоившись, пригладил свои волосы. – Ухожу. Давно надо было. Зачем ты мне?
– К кому ты уходишь, Саш? – я никак не могла прийти в себя, не могла поверить в то, что сейчас происходило с нами.
– К Маше, – словно выстрел, прозвучало чужое имя. Саша обошёл меня по дуге и пошёл в спальню. Достав большой чемодан, с которым мы обычно ездили в отпуск, он открыл шкаф и стал собирать туда свои вещи. – Давно надо было решиться, а я всё тебя жалел. Идиот!
– Жалел? – я сморгнула жалкие слёзы. – Жалел?
– Да! Жалел! Представь себе, – он зло усмехнулся. – Не верится, да? А я жалел. Думал, ну как ты одна? Дети уехали, кому ты нужна такая, да ещё и старая?
– Я младше тебя, Саш, на четыре года, – дрожащим голосом сказала я.
Было больно, и даже не понятно от чего больнее. От его ненужной мне жалости или от того, что он сейчас собирал свои вещи, чтобы уйти к другой женщине.
– Я мужчина! Я – как коньяк, чем старше, тем крепче! А ты старушка, ветошь, тряпка! – словно выплёвывал он свои слова-оскорбления, даже не посмотрев на меня. Такое ощущение, что он давно репетировал свою речь, копил в себе всё это, чтобы сейчас на меня выплеснуть.
Каждым словом он больно бил, разрушая всё, что было между нами, что строилось с любовью годами. Но я, всё ещё не в силах принять этого, цеплялась ещё за что-то.
– Саш, давай попробуем сохранить семью? – я жалобно всхлипнула и протянула к нему руки. Мне хотелось прижаться к нему, такому любимому и родному, хотелось, наконец, проснуться от этого кошмара и, поймав тихую улыбку мужа, успокоится. Не может же это говорить и делать мой Сашка? Это какой-то сюр…
– Семью? Что сохранять? – Саша брезгливо скривился, глядя на меня, и отвернулся. – Нет семьи. Нет. Есть ты. Есть я. Отдельно.
Я покачала головой и с отчаянием брошенной женщины прошептала:
– Чем она лучше меня, Саш? Чем?
– Не сравнивай, Оксан, себя с ней. Не надо. Сравнение будет не в твою пользу, – Саша криво усмехнулся и снова больно ударил словами. – Ты же видела себя в зеркале? Она словно яблоко спелое, а ты? – он хрипло рассмеялся и жестко припечатал. – Урюк.
Я вздрогнула, как от удара, и, развернувшись, вышла из спальни. Не могла больше находиться рядом с ним. Словно теми словами он просто убил во мне меня, Оксану, жену Александра.
На кухне я выключила духовку и заварила себе чай. Меня трясло. Хотелось обхватить горячую чашку руками и, вдохнув аромат чая, хоть ненадолго согреться.
Держа в руках горячую чашку, я даже не замечала, как дрожат руки, пока немного горячего чая не плеснуло на кожу, обжигая.
«Ломать – не строить», – пришло тут же на ум, и я тоскливо всхлипнула. Наша жизнь длиною в двадцать лет, тщательно выстроенная, сейчас лежала в руинах, абсолютно безбожно разрушенная.
– Я собрал вещи. За остальным приду позже. Думаю, ты всё поняла, и не будешь препятствовать разводу.
Я стояла к нему спиной, не в силах повернуться и посмотреть на него.
– Квартиру продадим и поделим пополам. Дом и машина останутся за мной. На квартиру детей не претендую.
– Как благородно! – не выдержав, я повернулась к мужу. – А с хрена ли я должна свою квартиру с тобой делить? Это моя квартира! По наследству моя! И ты не имеешь к ней никакого отношения!
– Даже так? – муж злобно скривился. – А двадцать лет с тобой рядом? А ремонт?
– Тогда я отсужу у тебя половину дома и машину! – я вздёрнула подбородок. – У меня есть все чеки от переводов за кредит, имей это в виду!
– Ну, ты и сук@! – муж взбешённо смотрел на меня, сжимая кулаки. – Да подавись ты квартирой, дура! – он кинулся в комнату и выскочил оттуда с моей гитарой. Той самой, что сам подарил мне в прошлом году на день рождения. Взяв её за гриф, он со всей силы шандарахнул ею по кухонному столу. Жалобно звякнув, она раскололась, и я тихо осела на пол.
Это был конец. Конец всему. Всем двадцати годам нашей жизни. Этим поступком он просто поставил точку. Окончательно и бесповоротно.
Держа в руках остатки гитары, муж потрясённо замер. Видимо, он сам не ожидал от себя этого.
Я закрыла лицо руками и, не в силах больше сдерживаться, тихо завыла. Боль накатывала волной, лишая любых мыслей.
– Ааааа…, – завыла я уже в голос, оплакивая свою семейную жизнь. – Аааа…, – криком выплескивала свою боль, не в силах её терпеть.
Боль скручивалась внутри, набирая силу, и, наконец, взорвалась в груди, погружая мир вокруг в спасительную темноту.
Я открыла глаза и уставилась на совершенно белый потолок. Рядом монотонно пикал аппарат, подтверждая мои мысли о том, что я в больнице. К руке была присоединена капельница, по трубке которой текло лекарство.
Тяжело вздохнув, я попробовала повернуть голову.
– Пришла в себя? – молоденькая медсестра тут же подошла ко мне и, проверив что-то на аппарате, улыбнулась. – Это хорошо.
Благодарно кивнула ей. Да, то, что я пришла в себя, это хорошо. Не хватало ещё умереть из-за предателя. Чуть поморщилась и попросила. Горло сильно саднило.
– Пить…
– Нельзя, – сестричка пожала плечами. – Могу только губы смочить.
Она осторожно смочила мне губы и поправила покрывало.
– Отдыхайте. Вам надо восстанавливаться. Вы же молодая ещё, – она удивлённо покачала головой. – Сорок два года всего…
Я прикрыла глаза, отгораживаясь от сочувствия в глазах медсестры. Не нужно мне оно, это сочувствие. Иначе я снова скачусь в отчаяние и жалость к себе. А я не хочу больше жалеть себя! Не хочу… Это он должен жалеть, а не я. Не я решилась на измену. Кто бы мог подумать, что я окажусь в такой ситуации? Разве думаем мы в расцвете нашей любви о таком предательстве от любимого? Нет, конечно! Наверное, поэтому так тяжело сейчас. Говорят, в измене виноваты оба. Но сейчас, лёжа на больничной койке, я не чувствовала за собой вины. Никакой! Я была хорошей женой. С удовольствием занималась домом, детьми, мужем. Встречалась с друзьями, работала. Я любила свою семью! Так в чём же я виновата? В том, что стала старой? В том, что моего мужа соблазнила молодость? Разве виновата женщина в том, что мужчину повело?
«Тряпка… Ты точно тряпка, Оксан. Старая и никому не нужная», – тихо вздохнув, я снова попыталась выкинуть из головы все мысли о Саше.
«Хватит. Ушёл, так ушёл, что жалеть то? Он не пожалел, а тебе жалко?», – отругала я себя. Вспомнив злые вытаращенные глаза мужа, поморщилась и чуть качнула головой, отвечая сама себе.
«Нет. Не жалко. Было и было. Детей вот жалко», – вспомнив о детях, я открыла глаза и тихо позвала медсестру. – Мой телефон где? Можно детям позвонить?
– Нет…, – она грустно вздохнула. – Вас без телефона привезли сюда. Если продиктуете номер, я им позвоню. Ну, или сообщение напишу. Хотя, думаю, они уже знают. Вы же здесь три дня уже.
– Три дня…, – эхом повторила я. – Три потерянных дня.
Я продиктовала номер сына отзывчивой медсестре, и та отправила ему сообщение. И, чтобы не испугались, мою фотографию.
– Я фильтр наложила, так что не всё так плохо, – бесхитростно сказала девушка и улыбнулась. – Теперь отдыхайте, – строго сказала она и отошла.
Через несколько дней меня перевели в палату, где уже ждали Максим и Марина.
– Мама! – Марина с плачем кинулась ко мне и крепко прижалась. – Мама… Мамочка! Мама! – её потряхивало от эмоций, которые она просто не могла сдержать.
– Тише, дочь, тише. Всё хорошо уже, – я гладила дочь по волосам и ругала себя на чём свет стоит. Разве можно было так убиваться по изменщику? Я нужна своим детям. В первую очередь, им… Целуя мокрые щёки дочери, пообещала себе больше никогда не допускать такой ситуации.
– Марина, хватит, – Максим подошёл к ней ближе и тоже обнял. – Напугала, мам, – пробасил её, такой уже взрослый, сын.
– Больше не буду, – я слабо улыбнулась детям.
– Когда тётя Света позвонила и сказала, что тебе плохо стало, мы с Максом тут же приехали, а нас не пускали, – Марина вытерла слёзы и снова прижалась к матери. – Ладно, она услышала шум и пришла. А если бы…, – Марина громко всхлипнула. – Если бы не пришла? Мамааа…, – она снова заревела и прижалась к ней.
Я молча гладила дочь по волосам с трудом сдерживая слёзы.
«Вот же дурында! Довела ребёнка! И из-за кого? Из-за изменщика!», – ругала себя.
– Пришла же… Всё хорошо. А я всё гадала, кто меня сюда отправил? – постаралась улыбнуться дочери.
– Мы, мам, тебе вещи привезли. Тётя Света бульон отправила, кефир, компот какой-то. Больше нельзя ничего, – сказал Максим, выгружая из пакета вещи.
Улыбнулась, глядя на сына.
– Спасибо, Максим, больше и не надо ничего. Вам на учёбу надо. Максим, уезжайте с Мариной, – душа болела за детей. Хотя и взрослые уже они, а для неё всё равно дети.
– Я никуда не поеду! – отчаянно замотала головой Марина. – Я не оставлю тебя тут одну!
– Так я не одна, дочь, – я снова погладила Марину по волосам и строго произнесла. – Не надо пропускать учёбу. Мы столько труда вложили, столько сил в ваше образование. Максим, уезжайте с сестрой. Не надо меня караулить. Со мной теперь всё в порядке будет. А как выйду из больницы, приеду к вам на месяц. Доктор сказал, что на больничном я буду ещё месяца три, не меньше, по состоянию.
Снова всхлипнув, Марина подняла на меня заплаканные глаза.
– Обещаешь?
– Обещаю, Мариш. Я ещё на ваших свадьбах попляшу и внуков понянчу.
Думала, правда, что старость буду встречать с Сашей. И внуков нянчить с ним же, но не получится, видно. Не все мечты сбываются, к сожалению.
Успокоив и проводив детей, я устало закрыла глаза. Всё-таки чувствовала себя ещё плохо. Очень плохо. Слабость, боль за грудиной и чувство тоски. Нет, конечно, я не скучала по Саше. Удивительно, но пережив едва ли не клиническую смерть, я словно заново родилась. И жизнь моя сейчас будет как с чистого листа…
Все дни, пока я лежала в больнице, ко мне приходила Светлана, соседка, благодаря которой я и выжила. Мой ангел-хранитель.
– Спасибо…, – тихо сказала я, когда в первый раз увидела на пороге палаты. Слёзы тут же побежали из глаз.
– Ой, да брось! – Света махнула рукой и села рядом. – Можно подумать, ты бы так не сделала, – она, чуть замявшись, продолжила. – Сама знаешь, стены тонкие, а ты кричала сильно, вот я и побежала к тебе. А там ты лежишь. Бледная вся, – она снова замолчала, теребя платок. – Я замок поменяла, Ксень. Макс приехали с Мариной, и я мастера вызвала и поменяла.
– Спасибо, Свет, – тихо повторила я. – Ты мой ангел-хранитель!
– Скажешь тоже, ангел! – фыркнула она. – Это всё мелочи, Оксан. Ты главное поправляйся. А то дело ли, инфаркт в сорок два года, – Светлана покачала головой и тихо добавила. – Убить мало гада!
– Пусть живёт…, – так же тихо ответила я. – Слышно было, да?
– Угум… Он ещё вернется, на коленях приползёт! – мстительно потрясла она кулаком.
– У него там любовь. Зачем ему возвращаться? – я вздохнула и отвела глаза. – Сама не знаю, почему так отреагировала. Растерялась наверное… Сейчас бы плюнуть, да растереть.
– Растеряешься тут, – Света махнула рукой. – Не будем больше говорить о нём. Карма сама догонит, – чуть помолчав, Света спросила. – Придёт если, пустишь?
– Нет…, – уверенно сказала я и слабо улыбнулась. – Как отрезало. Не пущу. Ушёл, значит ушёл.
– Ну и хорошо. Правильно, – снова выдохнула подруга и сжала мою ладонь. – А выйдешь из больницы, я покрашу тебя. Станешь у меня блондинкой. Все мужики падать будут, как пройдёшь. Давно тебе говорю, блонд – это твой цвет!
Я рассмеялась.
– Ой, нет…, – покачала головой. – Хватит. Не хочу никаких мужчин. Не надо мне больше. Сыта.
– Это ты сейчас так рассуждаешь, – со знанием дела сказала Света и подмигнула. – Пройдёт всё, и интерес к мужчинам появится. Главное сейчас поправляйся.
Я снова рассмеялась.
– Хорошо, поверю тебе…
Я лежала в палате и, безучастно смотря в окно, перебирала в памяти всё, что было у нас с Сашей, не понимая, как всё могло так измениться, что я стала для мужа тряпкой. Тряпка… Ветошь… Надо же! Я покачала головой, всё ещё не веря в то, что случилось. Интересная получилась трансформация из любимой в тряпку. Почему, интересно, так происходит? Вроде два человека живут вместе, любят друг друга, строят быт, растят детей, а потом у одного из них проходит любовь, и он превращается в незнакомца, который, выпучив глаза, кричит тебе: «Тряпка!».
Хмыкнув, я отвернулась от окна и натянула одеяло повыше. Мне было зябко. То ли от осени, что стучала в окно холодным дождём, то ли от одиночества, что обрушилось на меня и едва не сломало.
«Не сломало же?», – усмехнулась я.
И тут же уверенно ответила себе «Не сломало!».
С каждым днём мне становилось всё лучше, я стала вставать с кровати и даже выходить в коридор. Гуляя по коридору как-то вечером, набрела на зеркало, что висело на стене.
Стоя перед зеркалом и разглядывая своё отражение, я не узнавала себя. На меня смотрела уставшая, замученная, сильно постаревшая женщина. С серым лицом и огромными кругами под глазами. Я неуверенно подняла руку и потрогала свои абсолютно седые волосы. Длинные седые космы.
А ведь до больницы я гордилась своей роскошной каштановой косой. Сашка не разрешал стричь волосы, обожая вечерами перебирать их.
«Обожал… всё в прошлом», – поправила я себя и тяжело вздохнула.
«Удивительно просто всё куда-то ушло», – покачала головой и, продолжая себя изучать, дотронулась до щеки. За то время, что я провела в больнице, сильно похудела и сейчас была похожа на скелет, обтянутый кожей. Серый скелет с седыми волосами…
«Ветошь, я просто ветошь…».
Всхлипнув, я прижала ладони к лицу и заплакала, пообещав себе, что это последний раз. Больше плакать я не собираюсь…
Александр
Он проснулся с бешено колотящимся сердцем и весь мокрый. Снова приснился кошмар. Как он разбивает гитару, а Оксана кричит.
Её отчаянный крик до сих пор звучал в ушах. Он тогда сбежал из квартиры, позорно струсив, не в силах смотреть, как она убивается. И не желая к ней подойти и помочь. Просто сбежал...
– Дураа…, – зло пробормотал он и, нащупав мягкий бок Маши, прижался к ней, стремясь успокоиться.
Маша – его тёплая светлая девочка… Его сладкая любовь.
Она работала офис-менеджером у них в компании, а он – коммерческим директором. Когда она пришла к ним на работу, он, конечно, не сразу обратил на неё внимание. Но постепенно он стал замечать молодую сочную девушку, так мило краснеющую, стоило им лишь встретиться взглядом. Сначала ему это просто льстило. Ну, как же? Ей всего двадцать восемь, против его сорока шести, но нет, она выбрала его. Его! Александра.
Как она дрожала тогда в его объятиях, когда признавалась в своей любви, как трогательно всхлипывала. У него душа просто пела, когда он видел её. И нет, она не вешалась на него, как можно было бы решить. Нет! Его хорошая, добрая, порядочная девочка, наоборот, после того признания принесла ему на подпись своё заявление на увольнение. Красная, она, всхлипывая, сказала, что не может больше работать с ним рядом, терзая своё сердце.
А он… Как представил, что больше не увидит её, не услышит это её нежное «Сашенька», так тут же порвал это дурацкое заявление и перевёл своим личным помощником. И оклад больше, и при нём она будет. Ну, куда он отпустит её?
Он прижался к ней ближе и глубоко вдохнул… Отодвинувшись, разочарованно выдохнул. Честно говоря, пахло от неё не очень вкусно. Чуть кисловатым запахом пота и немытых волос. Маша не очень любила мыться, что было для него удивительно.
Оксана принимала душ каждый день и через день мыла волосы, укладывая их. Как он любил её густую шелковистую косу!
Он привык, что от неё всегда чудесно пахло, и, по привычке, частенько зарывался носом в макушку Маши, чтобы снова разочарованно выдохнуть.
Он втихаря уже купил ей шампунь с тем же ароматом, что был у Оксаны, но Мария его забраковала и выбросила.
«Ничего, – подумал Саша, поглаживая аппетитные формы любимой. – Привыкнем друг к другу. Не всё сразу».
Мария завозилась и, перевернувшись на спину, всхрапнула. Это тоже было то, к чему он всё ещё не мог привыкнуть. Маша храпела по ночам, а когда он её будил, злилась.
Все его прекрасные мечты о совместной жизни, нет, не разбились, конечно, но чуть потерпели изменения. Но в этом он, конечно, сам виноват.
Он, проживший в браке двадцать лет, пытался применить этот опыт в отношениях с Марией. Александр думал, что она так же, как и Оксана, будет вставать пораньше и готовить им завтрак. А потом будить поцелуем, и после этого они будут завтракать за красиво накрытым столом.
Мечты, мечты…
Маша оказалась соней, как сложно было ей вставать утром, как трогательно она зевала и просила ещё чуть-чуть поспать…
Александр вздохнул и перевернулся на другой бок. Нет-нет, да и вспомнится ему Оксана. А ночью, в кошмарах, он слышит её душераздирающий крик. Зря он, конечно, тогда наговорил ей в сердцах. Просто в тот день Маша снова плакала после близости и грозилась уйти от него. Ей была невыносима мысль делить его с другой. И он решился. К тому же, видимо, Оксана всё поняла, потому что он в тот день увидел в её глазах отчаяние. И это её отчаяние заставило его наговорить ей… много чего наговорить, в общем.
Александр снова вздохнул и перевернулся на другой бок. Пружины больно впились в тело, мешая спать. Он с тоской вспомнил об их ортопедическом матрасе, на котором было так комфортно спать.
Не в силах уснуть, он перевернулся на спину и снова погрузился в воспоминания.
Конечно, он думал об Оксане. Это уж понятно, двадцать лет брака из памяти не выкинешь, просто так не вычеркнешь. И хорошо же они, в принципе, жили. Очень хорошо, если честно. Собирались большой компанией, ездили на природу, Оксана всегда брала гитару и пела песни…
Да, с гитарой он, конечно, погорячился в тот день… Он вообще в тот день сильно погорячился. Просто… Просто так получилось. Это же сложно, признаться в не любви человеку, с которым прожил двадцать лет? Прошёл и огонь, и воду, и медные трубы. Был семьёй, растил детей.
Но это всё просто потеряло для него всякий смысл тогда, когда он встретил Машу. Она была мягкая, уютная, молочно-белая, как сдобная булочка. Чуть пышнее, чем ему нравилось, но такая сочная! Как все белокожие, она так мило краснела, глядя на него. Как можно сравнивать Оксану и Машу? Их вообще нельзя сравнивать. Оксана – это пройденный этап, отработанный материал, а Маша – спелое яблоко, сладкая булочка.
Александр снова перевернулся на другой бок и поморщился, в боку что-то кололо, мешая спать.
«Опять Маша ела в кровати», – подумал он и, внезапно разозлившись, встал.
– Просто спать невозможно! – психанул он и пошёл спать в другую комнату на диван...
Александр
Диван был неудобный. Просто отвратительный диван. Он совершенно не выспался, и сейчас злой, как тысяча чертей, готовил себе завтрак. Он, Александр Михайлович, коммерческий директор компании «СтройМасштаб», и сам готовит завтрак! Кому скажи, не поверят…
Маша спала, уткнувшись в подушку, и сегодня первый раз за эти несколько недель, что они вместе, ему не хотелось утренней порции удовольствия. И нет, это не старость! Это неудобный диван. Александр неприязненно оглядел кухню. В этой квартире всё было неудобным. Абсолютно всё! И расшатанные стулья, которые скрипели под его весом, и стол, который качался, расплёскивая кофе из чашек, и кровать, в крошках и пружинах, и тот самый диван, на котором он провёл самую неудобную ночь в своей жизни.
«Как мы жили с Оксанкой в общаге? И всё удобно было, всё комфортно. Фантастика просто!», –сердито подумал он, жаря яичницу. Он потянулся к шкафу, чтобы достать тарелку, но чистых тарелок там не было, как и чистых вилок.
– Маша! – крикнул он. – Маша!
– Ну, что ты кричишь, пусечка? – на кухню, зевая и почёсываясь, вышла Маша.
– Маша! Где чистая посуда? – спокойно спросил он, сдерживая себя из последних сил.
– В шкафу…, – Маша флегматично пожала плечами и села за стол. Взяв в руки кружку с его кофе, она сделала глоток и довольно зажмурилась. – Какой вкусный кофе!
– Это был МОЙ кофе! – зло сказал Александр. – И в шкафу нет чистых тарелок!
– Ну, если нет чистых тарелок, значит помой, – Маша снова пожала плечиком и сделала шумный глоток. – Тебе жалко для меня кофе?
Александр, чувствуя, что закипает, закрыл глаза и досчитал до десяти.
– Маш…, – начал он спокойно. – Я привык, что мне готовят завтрак. Мне нравится, когда дома чисто и вкусно пахнет. Я хочу просыпаться утром и пить кофе из чистой чашки…
– Я не понимаю, что ты завёлся, Пусик? – Маша подняла на него свои небесно-голубые глаза. – Я же работаю, так же как и ты. Мы уходим с тобой вместе и приходим с тобой вместе. Так почему я должна ещё и дома работать? Хочешь чистую тарелку? Так помой её. В чем дело-то?
– Давай так…, – Александр снова вздохнул и протяжно выдохнул. – Ты сегодня останешься дома и уберёшься. Поменяй бельё, там крошки, вымой посуду и приготовь еду.
– А работа? – Маша недоумённо посмотрела на него.
– У тебя сегодня выходной! – довольно выдал Александр.
– Какой же это выходной? – она звонко рассмеялась. – Я тебе что, Золушка? Выходной – это когда отдыхают, а ты мне предлагаешь весь день батрачить? Смешной ты, Пуся. Меня всё устраивает. Я могу попить кофе и из грязной чашки. И белье я меняла недавно, даже месяц не прошёл. Так что, Пуся, за выходной спасибо, но убираться я в свой выходной не собираюсь! – она звонко чмокнула его в щёку и подтолкнула его к двери. – Иди, Пусечка, на работу, а то опоздаешь.
Сидя в своём кресле в большом кабинете, Александр впервые за эти недели почувствовал сожаление. Уходя от Оксаны, такой опостылевшей, раздражающей своей заботой и привычными хлопотами, он чувствовал себя уверенным в своём поступке. И да, ему было стыдно за то, что он наговорил ей перед уходом, но это всё терялось на фоне эйфории от свободы.
Он чувствовал огромный подъем сил, ему казалось, что он мог мир перевернуть ради Маши. И он перевернул его. Перевернул свой привычный мир!
Снял все деньги с общего счета, заблокировал счета детей, чтобы остановить автоматическое пополнение, которое настраивал специально до этого. Ну, а что? Квартиру он им купил. Большую, двухкомнатную, недалеко от университета, в хорошем районе. Он посчитал, что свою миссию выполнил. Пусть их мать содержит, если сами не могут. Честно говоря, кольнуло, остро кольнуло то, что и Максим и Маришка заблокировали его везде. Но ничего, всему своё время. Нужны будут деньги, придут на поклон. А пока ему нужны были деньги для них с Машенькой. Он уже внёс первый взнос на их новую квартиру, скоро сделает ещё один взнос, и всё, они переедут.
– Это виноват диван… и посудомойку купить надо, – решил он, успокоившись. Ну, в самом деле, что он взъелся на девочку с утра пораньше? И вообще, разве можно сравнить их работу в огромной компании и то, чем занималась Оксана? Да, Оксана держала дом в чистоте, и завтрак готовила, и свежую рубашку каждый день, но ведь она всего лишь учитель в музыкальном училище была. Сиди там, играй в удовольствие, не то, что Маша. Столько звонков, встреч…, столько всего запомнить! Половину её работы, конечно, он сам делал, вот, как сейчас, но ведь это не стоит того, чтобы ругаться?
Он набрал номер любимой.
– Пусечка! У меня для тебя сюрприз! – голос Маши буквально звенел от радости.
– Сюрприз – это хорошо, – счастливо выдохнул Александр. – Я люблю сюрпризы.
Оксана
– Мамочка! – Марина с визгом повисла на мне. – Как же я рада, что тебя выписали!
Я довольно выдохнула и улыбнулась.
– Я тоже рада, дочь.
Меня встречали большой компанией с цветами и шарами. Девчонки с работы, неизменная Светка, дети и несколько друзей.
– Ну, Ксань, ты даёшь! – возмущённо выпалила Ленка и крепко обняла, прижимая к своей необъятной груди. – Мы все в шоке были, когда Макс сказал, что ты здесь, – она покачала головой и вытерла глаза платком.
– Сейчас всё хорошо, – улыбнулась я подруге.
– Надо было раньше сказать, – подошёл к ним Пашка, Ленин муж.
Я чуть замялась, испытывая чувство вины.
– Не хотела тревожить, – пожала плечами.
Пашка вздохнул и тоже приобнял.
– Ты, Оксан, прежде всего наш друг. Не таилась бы… Что я, не понимаю?
– Простите…, – виновато улыбнулась я друзьям.
– Ладно уж, проехали, – Лена снова крепко обняла. – Олег и Ольга привет передали, они к детям уехали. И тоже обиделись! – грозно сказала Лена и уперла руки в бока.
– Я люблю вас, ребят, – я снова улыбнулась. – Просто сама в шоке…
– Это да…, – согласно кивнула Лена. – Точно, в шоке. Инфаркт в сорок два года…, – всё ещё качая головой, она двинулась к машине, крепко держа меня за руку. – С нами поедешь.
Рассевшись по машинам, мы всей компанией двинулись к нам домой.
– Врач сказала, что небольшие посиделки не помешают, – выгружая из пакетов разносолы, сказала Лена. – Мы тут тебе на время всяких заготовок принесли.
Я растерянно следила за её движениями.
Пашка поставил на стул термосумку и принялся загружать морозилку различными морожеными заготовками. Тут были и голубцы, и тефтели, и вареники, и даже пельмени.
– С индюшатиной. Это диетическое, – заявила Ленка авторитетно. – Я всё с врачом согласовала. Что можно, что нельзя.
– Ребят…, – мой голос дрогнул, а глаза наполнились слезами. Их забота была такой искренней, такой трогательной, что поневоле в глазах защипало слезами. – Не надо было… Я же не инвалид…
– Причём здесь инвалид? – Светка помогала Лене загружать морозильник. – У тебя сейчас дел полно, не до готовки. Надо красоту навести, гардероб обновить, в санаторий путёвку оформить. Столько дел!
– Это, скажи спасибо, что Ольги нет, – хохотнул Пашка. – Она тебя уже спеленала бы, уложила и сама лично бульоном бы накормила.
Мы все рассмеялись. Ольга, третья в нашей компании, была самой заботливой, и Пашка был прав. Была бы здесь Ольга, лежала бы я привязанная к кровати и послушно глотала бы суп.
– Действительно, повезло, – я со смехом покачала головой.
– Сильно не расслабляйся, она на следующей неделе приедет, – хохотнула Лена.
Так, смеясь и шутя, девочки накрыли большой стол в зале.
– Ну! Давай, Оксан, за здоровье! Больше чтоб так не пугала, – Пашка поднял бокал с соком. – Я даже не поверил сначала…, – он крякнул и тыльной стороной ладони вытер глаза. – Не надо так, – он покачал головой. – Не стоит оно того.
Я молча кивнула ему и с благодарностью улыбнулась. Паша и Лена были нашими семейными друзьями. С Пашкой я в одном подъезде выросла, в одном классе училась. Всю жизнь дружили. Понятно, что с Пашей потом уже больше Саша общался. Рыбалка, охота, это больше мужские увлечения. Именно поэтому я и не хотела им говорить ни о чем. Испугалась, что Пашка примет сторону Саши. Мужская солидарность и всё такое…
Так же как и Олег с Ольгой. Ольга – моя подруга юности, а Олег тоже больше с Сашкой дружил, у них даже дела какие-то по фирме общие.
Мы раньше часто собирались большими компаниями, то на природу выезжали, то на даче у нас. Шашлыки, костёр, песни под гитару… Воспоминания накатили, вызвав волну боли, и я, прикусив губу, сморгнула непрошеные слёзы. Нет! Я не буду больше плакать. Как оказалось, мои друзья – это, прежде всего, мои друзья. И они безоговорочно встали на мою сторону.
Вечер прошёл очень душевно. Все много говорили, смеялись, шутили. Девочки не давали мне даже вставать лишний раз, взяв все заботы полностью на себя. Максим с Мариной всё время старались угодить, поддержать, трогательно ухаживали за мной.
Утром им надо было на учёбу, и я настояла на том, чтобы они уехали. К тому же, Пашка сказал, что отвезёт их на машине. Загрузив багажник тёплыми вещами, набрав полные сумки разносолов, Максима с Мариной, к моей радости, увезли.
Проводив всех гостей, я закрыла дверь и нет, мне не было грустно. Ну, если только чуть-чуть.
Оставшись одна, я прошлась по комнатам. Тихо и пусто. Пусто и очень тихо. Так, словно здесь никто не живёт.
Света с Мариной прибрались, собрали оставшиеся Сашины вещи, и он недавно, до моей выписки, заехал и забрал их.
– Вот так… Двадцать лет прожили, а ничего не осталось, – вздохнула я и, постелив себе постель в комнате детей, легла спать.
Утром я неспешно приготовила себе завтрак и собралась к Светлане в салон. Света много лет проработала парикмахером и совсем недавно открыла свой небольшой, но очень уютный салон. Сегодня она ждала меня в одиннадцать утра на «полное преображение».
«Полное преображение, – хмыкнула я про себя, выходя из дома. – Звучит интригующе».
– Пришла всё-таки? Ты ж моя умничка! – Светлана встретила меня лично. – Пойдём скорее! У меня для тебя сюрприз!
В комнате возле зеркала меня ждала молодая девушка. Аккуратная, стильная, она производила очень приятное впечатление.
– Я Алёна, – улыбнулась она и протянула руку. – Мне очень приятно с вами познакомиться.
– Мне тоже…, – пробормотала я, слегка сбитая с толку. – Вы новый мастер?
– Можно сказать и так, – она рассмеялась. – Я стилист. Мы с вами будем колдовать над вашим новым образом! Сейчас я сниму с вас мерки и подберу для вас несколько интересных образов.
Я удивлённо прикрыла ладошкой рот и обернулась к Свете.
– Свеет, – беспомощно позвала я её.
– Полное преображение! – рассмеялась Света, и я, пожав плечами, молча доверилась Алёне.
Только выдохнула после того, как Алёна меня отпустила, как тут же налетела Светка.
– Оксан, давай, садись, и начнём, – Светлана подвинула ко мне кресло и хитро подмигнула. – Нас ждут великие дела!
Усевшись в кресло, я прикрыла глаза. В конце концов, Светлана чудесный мастер, профессионал до мозга костей. И если стоило кому-то доверить своё преображение, так это, действительно, только ей.
Через несколько часов, когда я уже успела даже чуть подремать, подруга развернула меня к зеркалу, и я изумлённо охнула, разглядывая себя.
– Это я? – осторожно дотронулась до своих коротких волос и покачала головой, было легко и непривычно. – Надо же… Блондинка, – усмехнулась я, разглядывая себя в зеркале.
– Тебе идёт! – безапелляционно фыркнула Света и снова подмигнула мне.
– Да…, – согласилась я с ней, всё ещё разглядывая себя. – Мне идёт, ты права.
Удивительно, но мне действительно шли эти короткие, едва достающие до плеч, волосы. И блонд… Вот уж никогда не думала, что этот светлый золотистый цвет волос будет настолько мне к лицу, освежая и делая словно бы моложе.
– Как хорошо получилось! – воскликнула подошедшая к нам Алёна. – Давайте сейчас подберём несколько комплектов одежды и макияж, – она довольно потёрла руки и махнула.
Две молоденькие девушки тут же вкатили несколько вешалок с одеждой.
– Боже…, – тихо ахнула я. – Это всё мне? Я такое только по телевизору видела.
Светлана фыркнула.
– По телевизору… Ты просто вообще по сторонам не смотрела, подруга. Всё в дом, в семью. Давай, Оксан, твоё время пришло!
Я медленно кивнула и сделала шаг навстречу к своему новому образу.
У Алёны был безупречный вкус. Она настолько чутко отнеслась к подбору одежды для меня, что практически всё подошло, идеально сев по фигуре.
– У вас потрясающая фигура! – Алёна поправила на мне блейзер и недовольно цокнула. – Такая красота и так далеко была запрятана!
Разглядывая себя в зеркале, я не могла с ней не согласиться. И вроде на мне сейчас обычные брюки, но ноги в них выглядели бесконечными, а яркий блейзер был удивительно к лицу, делая меня моложе.
– Спасибо…, – шептала я, разглядывая себя в зеркале. – Большое спасибо вам, Алёна!
Маленькая яркая девушка скромно улыбнулась.
– Я рада, что вам понравилось!
Понравилось – это не то слово… Я была совершенно другой! Как бы мне не хотелось это признавать, но слова Саши больно прошлись по моей самооценке, разрушив её до основания. Я действительно почувствовала себя ветошью, никому не нужной тряпкой. Сейчас же, смотря на себя в зеркало, я видела в нём красавицу. Да, может излишне грустную, да, не юную, но красавицу. И это было очень важно для меня сейчас.
– У вас не только модельная внешность, с классически правильными чертами лица, так ещё и фигура идеальная! – с восторгом наблюдая за мной, выдохнула Алёна.
И, честно говоря, я с ней сейчас была согласна.
– Это ваш профессионализм, Алёна. Ваш. И Светы.
Светлана стояла рядом и молча разглядывала меня, потрясённо качая головой.
– Какая же ты красивая, Ксень! – наконец выдохнула она.
«Красивая… И совсем не тряпка!», – я уверенно вскинула голову, встречаясь с собой. С новой Оксаной, свободной и красивой женщиной.
Мы сидели вчетвером в моей гостиной. Оля приехала, шумная и деятельная, несмотря на свою хрупкость. Маленького роста, худенькая, она залетела небольшим торнадо в квартиру и, бросив свои многочисленные пакеты, бросилась ко мне.
– Оксанушка! Ксеня…, – всхлипывала она, уткнувшись мне где-то в районе чуть ниже плеча. – И молчала! Молчала! – тут же всхлипы сменились на обвинения.
Я лишь улыбалась в ответ на её справедливое, в общем-то, обвинение. Случись такая беда с кем-то из них, не дай бог, я бы тоже обиделась, что мне не сказали.
– Глупая была, да…, – виновато посмотрела я на подругу.
– Да, я поняла уже, что не умная! – в сердцах бросила Ольга. – Ты же из-за Олега не сказала? И он дурак! – она сердито размазывала слёзы по щекам. – Только вчера сказал, что видел эту Машу у Сашки на работе.
– Да? – тихо спросила я.
– Он не специально молчал, Ксень, – тут же кинулась она защищать мужа. – Ты же знаешь Олега, он кроме своих компов и не видит ничего. Просто имя услышал и сопоставил…
–Да, чего уж теперь…, – я вздохнула и крепко обняла подругу. – Надеюсь, ты его не прибила?
– Прибила…, – тихо вздохнула Ольга и смущённо улыбнулась.
А мы с девочками рассмеялись. Несмотря на то, что Олег был высокий настолько, что маленькая Оля едва доставала ему до плеча, главной в их семье была именно она. И, судя по смущённому румянцу на её щеках, Олегу крепко досталось от неё за невнимательность.
– Ты не переживай, Ксень, – Оля погладила меня по руке. – Я ему сказала, он больше не будет работать с их компанией.
– Оль, не надо было. Это же бизнес…
– Ой, я тебя умоляю! – фыркнула Ольга и закатила глаза. – Одни расходы были с их фирмой. Олежка мой же с ним по дружбе нашей лишь был. Ему даже выгодно разорвать все контакты с ними. Фирма большая, мороки много, а оплата мизерная.
Я лишь покачала головой.
– Оль, только не в убыток себе.
Махнув рукой, Ольга подхватила свои многочисленные пакеты и торжественно заявила:
– Мы с Олежкой в пару ресторанов забежали и в магазин, – болтая, она выгрузила на стол множество контейнеров. – Всё как мы любим! Грузинская и итальянская кухня! Та-дам!
Мы с Леной и Светой шустро разложили всё по тарелкам и накрыли на стол.
– Как давно я не ела таких вкусностей! – причмокнула я в предвкушении. – У меня уже слюни потекли.
Наконец, всё разложив, мы уселись за стол, и Лена разлила вино по бокалам. Мне досталось вина на дне бокала, но посмаковать хватит.
– За тебя, Оксан! – подняла Ольга бокал и погрозила мне пальцем.
– За твоё второе рождение, родная! – подхватили девочки и отсалютовали мне бокалами.
Наверное, у каждой девочки в любом её возрасте должны быть такие вот боевые подруги. Которые в любой критической ситуации подставят тебе своё плечо и прикроют спину. Мне было стыдно за свои малодушные мысли о том, что они могут принять сторону Саши, и в то же время радостно, что я ошиблась. Не важно, сколько лет мы дружим, не важно, что мы совсем разные, сейчас, сидя в моей гостиной, мы были одним целым.
– Оксан, спой? – тихо попросила Лена.
Я, чуть подумав, кивнула. Достала свою гитару, одну из стареньких, прошедших со мной множество переездов, и запела.
«Мне тебя уже не надо…
…Нет, дружочек! – Это проще,
Это пуще, чем досада:
Мне тебя уже не надо –
Оттого что – оттого что –
Мне тебя уже не надо…»*
– Цветочек, я устала…, – откинувшись на спинку стула и вытянув ноги, я протяжно выдохнула.
– Устала? Болит что-то? – тут же заволновалась Света, тревожно вглядываясь в моё лицо.
– Нет… Нет, прости, – я виновато посмотрела на неё и выпрямилась. – Просто устала. Как человек, не привыкший столько ходить по магазинам.
– Уффф, – выдохнула она с облегчением. – Мы закончили уже. Давай чай с пироженками закажем и пойдём домой, отдыхать.
Я, улыбнувшись, кивнула.
Мы три часа ходили по магазинам, и я устала. Никогда раньше я не устраивала себе такого шопинга. Для меня это утомительно. Не скажу, что вообще не люблю одеваться, нет уж. Как любая женщина, я с удовольствием ношу платья, юбки, люблю нарядные блузки. Просто мне не надо было много. К одежде я всегда относилась бережно, одевалась в классику, вес не набирала, оставаясь в своих рамках несколько лет, поэтому носила вещи годами. Но после больницы я похудела, и Света заставила меня собрать все мои старые вещи и отвезти их в церковь.
– Они тебе откровенно большие, это раз. У тебя сейчас начинается новая жизнь, это два. Ну, и вообще! Надо себя побаловать новыми вещами! Это вот три.
И я согласилась. А почему бы и нет? Ипотеки за квартиру детей у нас нет, деньги кое-какие у меня собрались. Всё же, я в две смены целый год пахала в своём училище, плюс частные уроки были. В конце концов, я действительно хотела всё изменить в себе. Прошло уже два с лишним месяца с момента ухода Саши из дома, а ощущение, что целая жизнь прошла. Я практически не вспоминала о нём, вычеркнула его из памяти. И хоть говорят, что ничего нельзя забыть, я уверена, что можно. Я его стёрла, как ластиком, из своей жизни и чувствую себя при этом прекрасно. Ни сожалений, ни сомнений.
Через несколько дней я уезжаю в санаторий на двадцать один день.
Из-за санатория мы и устроили этот забег по магазинам. Напокупали мне красивейшего белья, спортивных костюмов, удобных платьев и ещё кучу всего по мелочи. А сейчас сидели в кафе и, вытянув ноги, пили вкуснейший чай с пироженками. Красота же!
– Ну, пусик! Я хочу пирожное! Шоколадное! Ну, купи мне! Пусик! – противный визгливый голос раздался за нашими спинами.
– Доктор сказал, нельзя много сладкого, Маш…, – недовольно пробурчал мужчина голосом… моего мужа?
Мы со Светой переглянулись и хихикнули, настолько ситуация была забавной.
Обернувшись, я действительно увидела Сашку в компании чуть полноватой девушки.
– Не смотри…, – обеспокоенно зашептала Света, на что я ей лишь улыбнулась.
– Всё хорошо, я спокойна, – уверенно ответила ей и продолжила разглядывать мужа и его подружку.
– Значит, это та самая Маша, – задумчиво смотря на девушку, сказала я. – Ну да…, сдобная булочка, в этом он прав.
– Судя по тому, что он оплатил ей целых пять пирожных, она сама скоро сдобным пирогом станет, – сердито прошептала Света.
– Главное, чтобы ему нравилось, – я безразлично пожала плечами. – На вкус и цвет, как говорится…
Они сели недалеко от нас. Так получилось, что Саша был к нам спиной, а девушка, наоборот, к нам лицом, и я имела возможность рассмотреть ту, к которой ушёл мой муж.
– Она ужасна…, – снова тихо прошептала Света и взяла меня за руку. – Просто тихий ужас.
Я снова пожала плечами.
– Не скажу, что прям ужас, но да, не очень…, – согласилась я с ней. – Молодая, симпатичная… бабёнка.
Что можно испытать, увидев свою соперницу? Тем более, не просто соперницу, а ту, что оказалась лучше тебя.
Злость, обиду, боль, унижение…, весь спектр негативных эмоций. Но я испытала лишь недоумение и лёгкую брезгливость.
Девушка была молодой, моложе нас лет на пятнадцать, и это, наверное, все её преимущества. Про таких говорят «дебелая»… Невысокая, полная, некрасивой полнотой, а какая-то словно рыхлая. При такой любви к сладкому, боюсь, она быстро перейдёт к ожирению. Но, как говорится, это не мои проблемы, да и вообще дело не во внешности же? Просто девушка вызывала не самые приятные чувства.
«Наверное, я всё-таки к ней предвзята», – отругала я себя и отвернулась.
– Боже! Ты посмотри, Оксан, как она ест! Она не ест… Она жрёт! – Светка, раскрыв широко глаза, смотрела на девушку.
Я тихо рассмеялась.
– Как может, так и ест. Вкусно, наверное…, – вздохнув, я допила чай и, отставив чашку, встала. – Пойдём?
Мы встали и, подхватив наши многочисленные пакеты, пошли в сторону выхода из кафе. К сожалению, на пути к выходу стоял столик, где сидел Саша со своей девушкой. И надо же было ему именно в этот момент встать, чтобы заказать ей ещё пирожных.
– Оксан? – Саша схватил меня за локоть, удерживая.
– Саш…, – кивнула ему я и, чуть дернув плечом, скинула его руку и пошла дальше. Разговаривать нам не о чем, да и не при его же девушке стоять общаться?
– Пуся? Кто это? Кто? Оксана? Твоя бывшая? – заверещала девушка за моей спиной, а я лишь усмехнулась.
«Надо же, Пуся!», – это было смешно. Взрослый, состоявшийся мужик и «Пуся». Нет, я не против милых прозвищ, домашних ласкательных сокращений, я против, когда это выносят за порог дома. Вот, как сейчас. Ну, какой он, к черту, «Пуся»? Мужику сорок шесть лет, он коммерческий директор крупной фирмы, у него, как и положено, есть небольшая плешинка и пузик для солидности. «Пуся» – это, в конце концов, в данной ситуации звучит смешно и как-то даже унизительно.
«Это не моё дело! – одёрнула я себя. – Как хочет, так и называет. Он теперь её мужчина».
– Оксан, подожди! – Саша выбежал за нами из кафе и снова схватил за руку.
– Саш? – я недовольно поджала губы, смотря на почти бывшего мужа.
– Оксан…, – он замялся, словно сам не понял, зачем побежал за мной.
– Я подала на развод и раздел имущества, – сказала я сухо, спокойно смотря на него.
– Подала? – растерянно переспросил он.
– Да. Удивилась, что ты сам не подал, – я пожала плечами. – Правда, не сама подала, наняла адвоката. Мне некогда этим заниматься. Он с тобой ещё не связался?
– Нет…, – Сашка взъерошил свои волосы. – Прости, Оксан. Я в тот день был не в себе.
Я махнула рукой, останавливая его.
– Не надо, Саш. Мне не нужны твои извинения. Иди к своей Масе, Пусечка. Она волнуется.
Развернувшись, я пошла в сторону ожидавшей меня Светы.
– Пошли? – улыбнулась ей.
– Это было крутооо, Ксень! – возбуждённо зашептала Света, едва не подпрыгивая. – «Иди к своей Масе, Пусечка», – передразнила она меня, смеясь. – Боже! Я едва сдержалась, чтобы в голос не засмеяться! Как же он жалок!
Я молча шла рядом с подругой и улыбалась, слушая её. Да, я испытывала злорадство сейчас. Вот такая я неправильная! Я злорадствую тому, что Сашка сейчас выглядит не таким счастливым, как должен был бы. Он в мятом пиджаке, заросший, взъерошенный и, словно бы, даже похудевший. Из лощёного мужчины за короткое время он превратился в неряшливого мужичонку. И мне это приятно… и даже не стыдно.
Александр
Он стоял и смотрел вслед почти бывшей жене. «Бывшая жена», даже звучит отвратно! Кто бы знал тогда, двадцать лет назад, что пройдёт время, и Оксана станет «бывшей»? И снова кольнуло острым сожалением о потерянном. Именно сегодня, встретившись с Оксаной в кафе, он понял, что потерял то, что было у них. Вот совсем потерял, безвозвратно. Александр дёрнул плечами и устало потёр подбородок.
– Пусечка! Ты что там, уснул что ли? – раздалось рядом капризное. – Твоя Масечка наелась и хочет баиньки.
– Не называй меня «Пусечкой». Особенно на людях, – безэмоционально попросил он, зная, что это бесполезно. Маша абсолютно не слушала его, делая всё так, как хочется ей. А с беременностью словно и последние мозги отшибло.
Александр, тяжело вздохнув, взял Машу за руку.
– Пошли домой, Маш.
Маша трещала всю дорогу о своём, не мешая ему думать. Он привык абстрагироваться от её болтовни, слушая, но не вникая. Раньше ему нравилась её беспечная трескотня, даже вызывала умиление, но почему-то в последнее время лишь раздражала. Вообще, и сама Маша уже несколько дней раздражала. Эта её беременность совершенно ему не нужная. У него уже есть двое взрослых детей. Он совершенно был не готов к такому «сюрпризу» от Маши. Ему не нужен ребёнок! Ему нужна мягкая, податливая девочка под боком, преданно заглядывающая в глаза. А не пелёнки, распашонки и секс второпях.
Мягкие увещевания и намёки на аборт не помогали. Маша упёрлась в своём решении рожать, словно баран.
«Ослиха упрямая», – он бросил раздражённый взгляд на любовницу. Нет, не за тем он уходил от Оксаны, чтобы взвалить на себя заботы о маленьком ребёнке. Не нужен ему ребёнок! Оксана просила третьего, лет десять назад, и то он не согласился. Потому что хватит с него пелёнок.
Маша, не замечая его настроения, продолжала болтать, пересказывая ему разные сплетни. С трудом найдя место, Александр припарковался у дома. Подхватив сумки из супермаркета, он пошёл к двери, Маша шла, продолжая болтать, и вдруг, уже возле двери, ведущей в подъезд, притормозила.
– Пусечка! Я так хочу крыжовник. Зелёный такой, круглый!
– Дверь открывай, – раздражённо бросил он, не обращая внимания на её заявление.
– Нет! Хочу крыжовник! – упёрлась Маша, сложив руки на груди.
Выругавшись, Александр переложил пакеты в одну руку и полез в карман за ключами.
– Уйди…, – коротко бросил он и открыл дверь.
Пройдя в квартиру, устало сгрудил пакеты в коридоре и, бросив пиджак на стул, пошёл в ванну мыть руки. Маша, всё это время сердито пыхтела у него за спиной, дуя губы.
– Пуся…, – не выдержала она. – Тебя вообще не волнует, что хочу я? Вернее, не я, а малыш наш! – прошла она за ним на кухню и встала в проходе, наблюдая, как он раскладывает продукты.
– Нет, Маша. Меня не волнует то, что ты хочешь крыжовник осенью. А тебя это не волнует? – он начал заводиться. – Я сегодня работал. Работал! А ты была дома, якобы плохо себя чувствуешь и тебя тошнит. Однако это не помешало тебе сожрать в кафе семь пирожных! Семь! А когда я, гружённый пакетами, приехал домой, ты захотела крыжовник! Крыжовник! Осенью!
Нижняя губа Маши задрожала и она заплакала.
– Я не виновата в том, что меня тошнило утром и не было сил. И это не я хочу пирожные, а малыш! И крыжовник тоже просит наш сыночек!
Александр отвернулся и закатил глаза: «Боже, дай мне сил!».
– Машунь…, – он, развернувшись, подошёл к ней. – Давай избавимся? Ну, зачем нам малыш? Я думал, мы с тобой съездим куда-нибудь… Вдвоём. Хочешь на острова? Или в Европу? Я нам квартиру присмотрел. Посудомойку, робот пылесос…
– Я хочу малыша! – всхлипнула Маша. – Нашего сыночка! – и снова разразилась рыданиями, а Александр, не привыкший к женским слезам, сдался. – Ладно, не реви. Может и не так плохо всё будет.
Лёжа ночью в кровати, он снова не спал, задумчиво смотря в потолок.
Сегодняшняя встреча с Оксаной словно всколыхнула в душе что-то и появилась тоска. Тоска по чему-то тёплому…
«А она изменилась. Похорошела. Волосы подстригла», – с сожалением подумал он. Он и влюбился-то в её косу и голос. Как она пела! Когда он увидел её впервые в какой-то компании, не сразу обратил внимание, но когда Оксана взяла в руки гитару и запела, он просто пропал. Полгода он бегал за ней, добивался и ни разу за девятнадцать лет не пожалел. Пока не встретил Машу. Сейчас, когда эйфория ушла, он внезапно понял, что с Машей не интересно. Ни поговорить, ни поспорить.
Нет, поговорить она, конечно, любит, этого у неё не отнять, но ему не интересны сплетни о её многочисленных подругах, а больше с ней поговорить-то и не о чем. Вздохнув, он повернулся на бок, лицом к Маше.
Мягкая грудь её с беременностью стала больше, сочнее, пухлые розовые губки были приоткрыты и манили к себе. И снова знакомая похоть затмила все остальные мысли. Он потянулся к Маше и подмял её под себя.
«В конце концов, поговорить я и на работе могу…», – подумал он спустя время и, удовлетворённый, погрузился в сон...
Сидя за столом в кабинете, он устало выдохнул и прикрыл глаза. Такое ощущение, что весь мир ополчился против него. И было бы за что?! Ну, забыл об этой грёбаной встрече! Забыл! И что? Всё… выговор! Он двадцать лет отпахал на предприятии. Двадцать грёбаных лет! Начинал с рабочего у станка, но образование, амбиции и упорный труд позволили ему выбиться и занять место коммерческого директора. Самому занять, заслуженно! И вот, теперь выговор… Как плевок…
Александр откинулся на кресло и прикрыл глаза.
– Чёрти что!
Вся его жизнь в последнее время чёрти что…
Он чувствовал себя уставшим, просто смертельно уставшим. Он уже давно не высыпается. И уже матрас поменял на ортопедический, потому что на том спать было невозможно, а сна всё равно нет. Вечно в голове мысли, мысли, мысли…
Когда он уходил от Оксаны, он испытывал облегчение, радость, предвкушение… А сейчас? Где все эти чувства сейчас? Почему сейчас кроме раздражения и усталости он больше ничего не чувствует? Ну, ещё сожаление. С сожалением всё понятно, к этому чувству он уже даже привык, смирился. Хотя смысл сейчас сожалеть о том, что потерял? Но всё равно где-то глубоко в душе сидело это нелепое чувство. Сожаление…
Александр потёр лицо руками и взъерошил себе волосы. При тщательном анализе своей жизни он понимал, что потерял он больше, чем приобрёл. Намного больше! Всё-таки двадцать лет коту под хвост не выкинешь и из памяти не сотрёшь. У них с Оксаной был налаженный быт. Хорошая просторная квартира, со вкусом обставленная, и что, как оказалось немаловажно, чистая. Александр хмыкнул и невесело рассмеялся. Кто бы сказал ему тогда, когда он с таким скандалом уходил от опостылевшей жены, что он будет скучать по чистым рубашкам и простыням? По мягким полотенцам с ароматом зимней свежести и чистым чашкам по утрам. Не по борщам и котлетам, хотя их ему тоже не хватало, а уюту и чистому дому. Если бы ему так сказали, он бы рассмеялся. Невозможно уйти к молодой сочной любовнице и думать при этом о чистых рубашках! Но вот прошло всего-то три месяца, а лодка его любви разбилась о быт.
В квартиру к Маше сейчас не хотелось возвращаться, и вот он сидел в своём кабинете и недоумённо себя спрашивал:
– А стоило ли молодое сочное тело всего этого?
Сегодняшний выговор от директора просто выбил его из колеи, заставив словно бы очнуться. Он, Александр Михайлович – коммерческий директор крупной компании, тупо проср@л свою жизнь, погнавшись за молодостью. Только что ему теперь с этой молодостью-то делать? Маша была абсолютно не приспособленной к быту. Жила всю жизнь с бабушкой, которая и стирала, и убирала, и, видимо, готовила. А в прошлом году бабушка её слегла с кашлем и буквально за несколько дней сгорела. И вот теперь он, Александр Михайлович, стирает, убирает и заказывает готовую еду домой. Он снова невесело рассмеялся и хлопнул ладонью по столу.
– Маша, Маша…, – посмеиваясь, покачал он головой. – Сделала ты меня, Маша! Просто сделала...
Как только она узнала, что беременна, ушла на больничный, и вот уже две недели сидела дома, постепенно превращаясь во что-то вечно лохматое и всем недовольное. И вроде как у неё токсикоз, из-за которого она не может ходить на работу, но это не мешает ей есть по вечерам целыми тазиками, заставляя Александра недоумённо хлопать глазами.
Александр брезгливо скривился и снова устало выдохнул. Хотелось встретиться с друзьями, попить коньяка, поесть шашлык… только, как оказалось, нет у него друзей-то. И Пашка, и Олег в первую очередь друзья Оксаны. Мужья её подруг. И ладно бы Пашка! Оксана с ним чуть не с роддома дружит, но Олег-то?! Он же Олегу по дружбе и их фирму подогнал. Обслуживание компьютеров целой компании это вам не хухры-мухры! Это какие деньги! Правда, большую часть Александр себе забирал, не зря же он вообще всё это затеял? Но всё-таки, он же подкинул ему заказ! И на тебе, Олег разорвал в одностороннем порядке контракт, подставив его перед директором. И самыми неприятными были слова Олега, что он, Сашка, сбежал, бросив умирать Оксану, и если бы не соседка, то она бы умерла.
– Это было подло. Просто подло, – сказал ему тогда Олег. – Ты же с ней жил, детей растил, а потом умирать бросил! – обычно безэмоциональный Олег выговаривал ему сквозь зубы. – Ладно Оксана, с большой буквы Человек, не стала на тебя заявление писать!
– Какое заявление? – недоумённо переспросил Саша.
– Обычное. Это же неоказание помощи, оставление в опасности! Это статья! Уголовная! – он зло выдохнул и отвернулся. – Не хочу больше иметь с тобой никаких дел! – и, хлопнув дверью, ушёл.
– Я же не знал…, – прошептал тогда ему вслед Александр. – Даже не думал об этом…
Он снова прикрыл глаза и растёр виски.
– Как же всё криво-то! – он задумчиво вертел в руках телефон, со всей ясностью понимая, что позвонить ему некому и поговорить теперь тоже не с кем.